«ВОЙНА ВОЙНОЙ, А ЖИЗНЬ ЕСТЬ ЖИЗНЬ…»

(воспоминания А.С. Храповицкого)

Александр Сергеевич Храповицкий (02.08.1916-25.02.1992) — почетный гражданин города-героя Мурманска. А еще — изобретатель, рационализатор, краевед, спортсмен. Его личный фонд бережно хранится в Государственном архиве Мурманской области.

Будущий мурманчанин родился на Новгородчине. На Кольский Север он приехал в 14 лет. Работал в топографической партии. С 1933 г. по 1941 г. — ходил в море на рыболовецких судах Мурманского тралового флота: сначала — на траулере «Кета», затем — на РТ-54 «Судак». Был мотористом, механиком. Когда началась война, «Судак» переоборудовали в сторожевой корабль, получивший имя «Муссон» и вошедший в состав 1-го дивизиона охраны водного района.

В конце 1941 г. Александр Сергеевич попал на лечение в военно-морской госпиталь № 74, находившийся в Мурманске. Пока он лечился, «Муссон» был потоплен противником, и краснофлотца Храповицкого оставили при госпитале санитаром. Воспоминания Александра Сергеевича о госпитальной жизни военных лет мы и предлагаем вашему вниманию.

Из воспоминаний А.С. Храповицкого о работе в военно-морском госпитале № 74 в годы войны

Г. Мурманск 1985-1989 гг.

[…][1] Во вторую бомбежку сорок первого, кажется, в сентябре, здание госпиталя бомбили, и пожар вынудил его эвакуироваться. К тому времени в городе армейские госпитали развернулись в зданиях бывших школ, ныне школы № 4 и № 19, рядом с кинотеатром «Северное сияние», эвакогоспиталь (пересыльный) — в здании мореходки по ул. Шмидта и в недостроенной школе по ул. Полярные Зори, угол Софьи Перовской…

В каких условиях проходила жизнь госпиталя? Немецкие стервятники охотились за госпиталем. Это стало известно, когда был доставлен в госпиталь летчик с подбитого «юнкерса», а в планшете карта с отметкой на плане города здания госпиталя, перечеркнутого красным крестом под бомбовый удар. И, пожалуй, не ошибусь, не обходилось ни одной бомбардировки города, чтобы фугасы не упали около здания госпиталя.

Только счастье спасало, а вернее тактическое расположение здания без ориентира для прицела спасало от прямого попадания. Так, с улицы Книповича по этим соображениям уже в ноябре 1941 года госпиталь перебазировался в школу № 17 (та, что сейчас 1-я). А после бомбежек и пожаров в июне-июле 1942 года передислоцировался в Тюва-губу. И так это совершалось трижды. А всего около здания госпиталя разорвалось более 700 авиабомб разного калибра, с крыши сброшено или локализовано более 75 зажигалок и десяток кассет.

В это время функционировали три хирургических отделения, терапевтическое, при нем туберкулезное, и лаборатории — рентгенологии, физиотерапии, лечебная физкультура и даже грязелечебница, стоматология и другие. Их возглавляли опытные врачи…

Особо памятным май месяц [1942 г.] стал для нас, военнослужащих в госпитале, тем, что получили приказ из штаба Северного флота. Когда 29 мая в 1 час 40 минут к лесному причалу порта со спущенным бело-красным флагом осторожно швартовался эсминец с бортовым номером «Н-37», мы, санитары, краснофлотцы П. Чижов, Д. Филиппов, Д. Рыбаков, А. Начеса, водители санитарок (машин), старшина 1 статьи К. Кузнецов, под командованием офицера капитана медицинской службы К.Б. Поповой и двух хирургов уже ожидали польский боевой корабль «Гарланд» из охраны конвоя PQ-16, на котором были раненые. Увидели обгорелые надстройки с почерневшей краской и развороченными местами обшивок, кожухов со следами больших пятен запекшейся крови, а на палубе прикрытые белыми одеялами или полотном брезента лежали в ряд тела убитых польских моряков.

Беван, офицер английской миссии, просил штаб Северного флота выделить санитарные машины и инженерную технику для осмотра повреждений эсминца «Гарланд» после того, как раненые будут свезены на берег. Конвой был атакован в 20 часов 30 минут 25 мая 1942 года. «Гарланд» подвергся 15 атакам «юнкерсов-88» и трем атакам немецких торпедоносцев, имеет повреждения, 8 человек убитых и 40 раненых моряков.

Позднее мы узнаем, что от последующих атак авиации противника на корабль, от смертельных ран, от огня пожара, в пути к Мурманску погибло еще 13 моряков.

Успокаивая раненых, забинтованных, с окровавленными повязками, [их] переносили на причал и размещали в санитарки. Мы не без тревоги поглядывали на безоблачное синее небо и город, залитый полуночным солнцем, подумывая, не началась бы воздушная тревога. Успеть бы перевезти раненых. Но было тихо. Санитарки медленно двинулись, пробираясь по развороченным от фугасных бомб улицам, сквозь дым пожарищ от разбомбленных днем домов. Сделав несколько ездок, перевезли 36 тяжело и трех легкораненых в госпиталь (школа № 17, сейчас 1-я).

Смотрим на польских моряков — такие же, как наши парни: русые с голубыми глазами. Их глаза остались для нас незабываемыми, очевидно, на всю жизнь. В них отражались тревога, и неизвестность ожидания, и сдерживание боли от ран, и не утихшее полушоковое сознание минувшего боя и гибели товарищей. Сама обстановка города обостренно воздействовала, разочаровывала, что не в тихой гавани оказались. Однако, оказанное радушие, сердечное отношение медперсонала, уход сделали свое в успешном выздоровлении, и глаза их засветились радостью — выживут.

Первыми к раненым прикоснулись руки медсестер приемного покоя — старшин 1 статьи А. Павловой и А. Борисенко. В первую очередь, обрабатывали тяжелораненых, как например, старшего матроса Борислава [Бомба] со множеством осколочных ранений головы, лица, груди, или капитана Михаила Боровски, раненого в область поясницы. Быстро записывали данные в истории болезни, раздевали, обмывали под горячим душем, если позволяли ранения, делали первичную обработку района ранения, перекладывали раненого на чистые носилки с накрахмаленными простынями, и быстро санитары поднимали на этажи, в операционную или других — в перевязочную. В операционных, перевязочных, не обращали внимания на бомбежки, не отходили от раненых, пока усталость не сваливала с ног. После операционных поляками, как и другими моряками, занимались в палатах санитары, медицинские сестры, выполняя назначения с лаской материнской, порой со своих постов по суткам не уходили.

Кто же спасал жизни польских и других иностранных моряков — хирурги, медсестры и личный состав госпиталя от санитара до повара, сестры-хозяйки, и они тоже участвовали в восстановлении сил раненых, в скорейшем заживлении ран. Вот их имена: полковник медицинской службы, главный хирург Северного флота Д.А. Арапов, главный хирург госпиталя, полковник медицинской службы Г.Г. Яуре, начальник госпиталя, военный врач 1 ранга Н.И. Быстров, и т.д. …

Война войной, а жизнь есть жизнь, и девичьей приходится оборачиваться в супружескую. Свершилась свадьба при необычных романтических обстоятельствах в осеннюю пору 1944 года… А в тот осенний вечер [я] заступил на вахту помощником дежурного офицера по госпиталю майора административной службы Чемоданова Игоря.

Подошло время отбоя. Он проверил наружную вахту и ночных дневальных в здании, где разместились кубрики старшинско-рядового состава медсестер и санитаров, дежурные отрапортовали — все спокойно. Чемоданов вернулся в «дежурку», раздался звонок телефона. Начальнику госпиталя не спалось, и он запросил, все ли в госпитале спокойно. Дежурный доложил, что обход закончен и прочие сведения, в том числе о ночной жизни отделений и кубриков личного состава — в норме, поступлений не было и т.д.

Не прошло и получаса, как перед нашим взором предстала стройная фигура полковника медицинской службы Попова М.С. Начальник госпиталя решил лично проверить наш рапорт, сославшись на предчувствие, дескать, может, не все гладко. Обход начали с кубриков личного состава. Посмотрели мужской. Кто на вахте — койки исправно застелены. На других отдыхали краснофлотцы, старшины. Спустились в женский кубрик. По госпитальному распорядку после отбоя в них разрешалось заходить из мужчин только дежурным офицерам в присутствии дежурного ночного дневального «слабого пола».

Не выслушав до конца рапорта дежурной старшины, начальник зашел в первую комнату — норма. Вторая тоже — кто дежурил, кто спал. В третьей подполковник заподозрил неладное у тех, кто спал. Тронул одеяло, а бугры его провалились, и оказалось вместо медсестры уложены по форме человека бушлаты, шинели и прочее. На следующей — то же самое. В четвертой комнате не на всех койках, но маскировка была. Набралось еще несколько коек с ложным отдыхом девушек. С трудом начальник сдерживал гнев за обман, только густые брови задвигались вниз да вверх. Приказал доложить, когда вернутся беглянки и кто. Ждать будет у себя. Они с Чемодановым ушли в корпус, а я остался на крыльце — поговорить с ночной дневальной. Выяснилось, она не знала о произошедшем.

Не прошло и десяти минут, как слышу властный окрик часового «Кто идет? Стрелять буду!» И в подтверждение грозного окрика в ночной тишине явственно услышался щелчок затвора винтовки и жалобный женский голос: «Журавлев, миленький, не стреляй, это мы. ..». У колючей проволоки заграждения двора замелькали фигуры в белых кофточках и цветастых платьях, и даже в белом платье. Подбирая подолы, осторожно перелезали через ограждение… А Журавлеву было 56 лет, смилостивилось сердце солдата трех войн, и колючую проволоку приподнял, помогая медсестрам пролезть под ней и не испачкать платья о торфяную землю, прихваченную ночным морозцем. Ну, а потом участвующие в свадьбе предстали с объяснениями перед начальником…

ГАМО. Ф. Р-531. Оп. 1. Д. 3. Л. 4-9; д. 135. Л. 5-11. Подлинник. Машинопись.

[1] Опущены сведения, не касающиеся работы А.С. Храповицкого в госпитале.

Подготовка парада Победы в Москве в 1990 г. А.С. Храповицкий в темном костюме второй справа. ГАМО. Ф. Р-531. Оп. 1. Д. 49. Л. 1

Медсестры военно-морского госпиталя № 74. 1944 г. ГАМО. Ф. Р-531. Оп. 1. Д. 91. Л. 1

А.С. Храповицкий на высоте 258,3 набирает землю и патроны для передачи в музей. 1981 г. ГАМО. Ф. Р-531. Оп. 1. Д. 44. Л. 6

Родился будущий митрополит Антоний в день святого Алексия человека Божия в городе Ватагино Новгородской губернии.

Род Храповицких был одним из древнейших дворянских родов России. Дед владыки Антония, всю жизнь проживший в своем имении в Ватагино, славился своим образованием и обладал большой библиотекой. Отец Алексея, Павел Павлович, окончил физико-математический факультет Санкт-Петербургского университета. Его мать, Наталья Петровна, была дочерью украинского помещика и тоже была хорошо образована. Она любила бывать в монастырях, часто молилась дома и читала своим сыновьям Евангелие. Соседи считали ее святой женщиной. В семье Храповицких было четверо сыновей, из которых будущий иерарх был третьим. �

Когда «Алеша», как его звали, научился читать, он увлекся дедовской библиотекой. Сначала рассматривал картинки в журналах, потом под влиянием маминых евангельских чтений потянулся к духовным книгам, потом к философии. В возрасте 9 лет его против воли отправили в религиозную школу. Алеша организовал школу, где его встречали новые впечатления. Первые несколько лет он тосковал по родному Новгороду, но к третьему курсу он настолько усвоил школу, что стал лучшим учеником, и эту должность он занимал до окончания учебы, за что получил золотую медаль. �

За свои успехи и глубокое благочестие, которое он не скрывал, Алеша был авторитетом для всех, и никто не смел его оскорблять, и его чуткое сердце наполнялось великой скорбью и досадой всякий раз, когда он видел, что его школа подавление и удушение одноклассника. В это время у Алеши развилась чуткая любовь к своим товарищам, которая в будущем станет его главным мотиватором и основным тезисом его богословских трудов, а также его богословских откровений, особенно в толковании догмата об искуплении. �

Алёше Храповицкому нужно было сдать экзамен, чтобы поступить в Духовную Академию. Он был среди 102 претендентов и занял пятое место. Увидев свою фамилию в списке принятых студентов, он не мог поверить своему счастью и обвинил преподавателей в небрежности при проверке его, сомнение, которое сохранялось до тех пор, пока он не был действительно зачислен в Санкт-Петербургскую Духовную Академию. �

18-летний Храповицкий находился теперь в непосредственном контакте с духовным миром России, служению которой он решил посвятить свою жизнь и деятельность. �

У состоятельных священнослужителей российской столицы тоже была своего рода кастовая система. Хотя окрестности Кронштадта уже славились приходом своего святого отца Иоанна, он был одинокой звездой среди духовенства. Правда, в столице были и другие видные и самоотверженные пастыри, такие как о. Димитрий Соколов, о. Иоанн Полисадов и другие, но большинство священнослужителей были низшего сословия и имели мало влияния в столичном обществе. �

Что же касается общего положения Русской Православной Церкви того времени, то к концу царствования императора Александра II Русская Церковь продолжила путь, начатый отменой патриаршества при Петре I и поведший к постепенному застою церковной жизни. �

Ректором Академии в то время был протоиерей Иоанн Янышев. Его мироощущение, по словам владыки Антония, было истинно православным, и все его мысли основывались на правилах христианской добродетели и совершенства души. Митрополит Антоний сохранил добрую память об отце Янышеве и охарактеризовал его как стоявшего на голову выше других в Академии, которая разделилась на сторонников отца Иоанна и его противников. �

18 мая 1885 года, через четыре дня после окончания Духовной академии в возрасте 22 лет, Алеша был пострижен в монашество в храме Академии и получил имя Антоний в честь преподобного Антония Римлянина. 12 июня преподобный Антоний был рукоположен во диакона, а 30 сентября — во иеромонаха, и назначен подучителем в Академии. �

В 1886-87 годах, когда ему было всего 23 года, отец Антоний был направлен преподавать гомилетику, литургику и каноническое право в Холмскую духовную семинарию. �

В 1887 г. он был избран инспектором кафедры Священного Писания Петербургской духовной академии, а в 1890 г. возведен в сан архимандрита и назначен ректором Петербургской духовной семинарии, а всего через несколько месяцев – в Московская духовная академия. �

В 1895 году переведен в Казанскую духовную академию. Через два года он был хиротонисан во епископа, а в 1900, назначен епископом Уфимским. В 1902 году возведен в сан архиепископа Волынского, кафедру занимал до 1914 года. �

С началом Первой мировой войны переведен в Харьков, где оставался до начала революции. �

В 1917 году на Всероссийском Церковном Соборе в Москве митрополит Антоний был одним из трех кандидатов, выдвинутых на Патриарший Престол, и получил большинство голосов; однако Бог счел, что жребий выпал на долю митрополита Тихона, а митрополиту Антонию по просьбе духовенства и мирян была предложена кафедра Киево-Галицийская. �

По мере обострения Гражданской войны и ослабления контактов юга России, не находившегося под властью большевиков, с Москвой было создано Высшее Духовное Управление под руководством митрополита Антония. �

В 1920 г. митрополит Антоний вместе с остатками Белой Армии, покинул российскую территорию и остался в Сремских Карловцах, Сербия, до конца своих дней, где русских епископов приветствовали и давали им возможность исполнять свои иерархические обязанности король Александр и Сербский Патриарх Димитрий, и после смерти последнего – Патриархом Варнавой, бывшим учеником митрополита Антония. �

В качестве старшего иерарха митрополит Антоний также организовал Высшее Церковное Управление в Сербии для зарубежных епархий. Администрация считается продолжением деятельности предыдущей администрации на юге России. �

Но в 1922 году СЭА была распущена, и в соответствии с Указом Патриарха Тихона № 362 от 7/20 ноября 1920 года (дошедшим до зарубежных иерархов только в 1922 году через митрополита Читинского Мефодия) в В августе того же года был созван Собор. Этот форум решил учредить Синод епископов за границей как высшую инстанцию ​​для епархий, находящихся за пределами России и контролируемых ежегодным съездом его Собора. Председателем и Собора, и Синода в качестве старейшины был митрополит Антоний. �

Целью этих церковных учреждений было каноническое руководство российскими зарубежными епархиями на соборной основе, объединение слабых, разрозненных епархий мира для сохранения интересов Русской Православной Церкви. �

К сожалению, митрополиту Антонию не удалось добиться этого единства. Различные политические течения легко рвут мудрые духовные узы, которые мог сохранить только престиж Русской Православной Церкви и которые могли предотвратить отход от святоотеческого учения и традиций» 9.0006

В последние годы жизни митрополит Антоний болел и не мог ходить. Но его болезнь не сократила ни его работы по управлению и объединению Церкви, ни его борьбы с отходом от Православия, ни его духовного руководства против большевиков и большевизма, ни особенно его служения Богу и его проповеди православного учения и его жизни в соответствии с ним. �

В 1935 году праздновалось 50-летие пастырского и архиерейского служения митрополита Антония, присутствовали представители всех Восточных Церквей. Приходы Собора в Америке прислали свой смиренный долг именитому иерарху в виде послания, в котором указывалось на духовную силу владыки Антония: смогли восторжествовать над вашим духом; бедствия не уменьшили вашей веры; враждебность людей не могла ожесточить твое сердце; труды и травмы не поколебали твоей воли и не сломили тебя». �

Увы, его физические силы были окончательно сломлены, и 10 августа 1936 года, в возрасте 72 лет, блаженный Антоний мирно отошел ко Господу. Похоронен в Сербии, на Белградском кладбище, под церковью Иверской иконы Божией Матери, построенной в память о разрушенной большевиками одноименной церкви в Москве. �

Профессор Зернов в своей краткой записке о кончине митрополита Антония писал: «Вклад этого замечательного человека в Русскую Церковь никогда не может быть забыт, с его кончиной ушел целый период русской церковной истории». �

Архимандрит Феодосий, бывший келейником митрополита Антония в течение 19 лет, свидетельствовал: «Ни разу Владыка, несмотря на все трудности, с которыми он столкнулся, не пропустил ни одного вечернего или утреннего правила, ни одной молитвы перед Причастием. �

Будущий епископ Григорий Граббе, близкий к митрополиту Антонию, писал: «Митрополит Антоний всю свою подвижническую жизнь пел славословия Богу, пел в неутомимой молитве, пел службы, написанные для святых, пел свои собственные композиции. Владыка до последних дней пел Богу и проповедовал вдохновенно с амвона». �

Его талант писателя на религиозные и моральные темы был образцовым. Язык у него был живой и доступный, несмотря на славянство, логика мощная и убедительная, сюжеты интересные и оригинальные. �

В политическом смысле он был мудрым сыном своего Отечества. Он был сторонником монархии прежде всего как формы правления, имеющей религиозно-историческую основу, и как режима, освобождающего наш народ от втягивания в политические игры.

Он был поистине «продолжением благодатного пути великих русских иерархов, неутомимых подвижников за Русскую Землю и человека, пострадавшего за русский народ».

Начнем с его учения о догмате искупления, за что он часто подвергался нападкам на том основании, что он отошел от православного понимания в этом вопросе. Догмат Искупления изложен в четвертой части Символа веры следующим образом: «Он ради нас был распят при Понтии Пилате, претерпел смерть и был погребен». Большинство из нас имеют хорошее представление о телесных страданиях. В результате мы склонны принимать как искупительную жертву нашего Спасителя ради нас только Его физические страдания на Кресте как человека. Митрополит Антоний, конечно, не отрицая этого, справедливо утверждает, что многие христианские мученики с радостью принимали телесные страдания. Естественно предположить, что для Христа-Спасителя главными Его страданиями были не телесные боли, а душевные страдания за грехи и недостатки человека. Ибо по собственному опыту мы знаем, что многие матери и отцы терпят большие нравственные страдания за грехи своих детей, и, без сомнения, многие предпочли бы физические страдания, лишь бы уберечь своего ребенка от нравственного падения. �

Учения о пастырстве. Митрополит Антоний рассматривал пастырское служение как высокую миссию, требующую особой подготовки, особой духовной предрасположенности и Божественной благодати. Его статьи под общей рубрикой «О пастырском богословии» представляют собой совершенно оригинальный курс пастырского служения. В этих лекциях он защищает пастырское богословие как отдельную науку, говоря: «Действительно, успех в пастырском служении, который варьируется от человека к человеку, в основном зависит от внутренней жизни пастыря, у каждого из которых она своя, но эти различия не исключают сходства в духовной жизни хороших пастырей. Мы видим, что даже при индивидуальных различиях хорошие пастыри обладают общими чертами, определяющими действенность их пастырского влияния. Эта общность может быть описана в конкретных научных терминах, что является задачей данной области знаний». Митрополит Антоний считал, что пастырское служение, будучи специальностью, доступно не для всех церковных чинов. «Священство есть таинство, в котором через архиерейскую хиротонию священнику дается от Бога власть служить и совершать обряды Божественных таинств». §

Церковь и государство. Митрополит Антоний рассматривал христианскую Церковь как «свободный союз человеческих совести», для управления или развития которого нельзя использовать методы, используемые для учреждения гражданских обществ или государств, и, следовательно, Церковь не может обладать гражданской властью. «Государство, — говорил митрополит Антоний, — может иметь самые справедливые человеческие законы, самых добродетельных и мудрых руководителей, но они никогда не смогут стать частью Церкви. Почему бы и нет? Потому что самое понятие государства в том, что оно действует посредством физической силы, которой оно должно защищать свои законы здесь, на земле, под угрозой земного наказания… Государство не может не идти на войну; оно не может пожертвовать собой, но должно защищаться. Церковь может и должна молиться об успехе гражданских дел, идущих на благо, молиться за монархов и призывать на них Божие благословение, но никогда не может, никогда не должна выполнять свою Богом данную роль через государственные учреждения; тогда она перестанет быть церковью, перестанет быть союзом человеческих совести, царством не от мира сего, служители которого не будут пользоваться оружием слов Христовых; тогда она предала бы свое древнее наследие, когда оружием Церкви было добровольное и беззащитное пролитие крови мучеников, тогда она предала бы завет апостольский, что ее вооружением является не что иное, как истина; его доспехи, праведность; его щит, вера; его шлем, спасение; его меч, слово Божие. Таковы силы и средства, которыми борется Церковь, тогда как государство, хотя бы оно и было уважаемым и Богоблагословенным союзом, для древнего человека, для земного человека, оно может благотворно действовать по отношению к Церкви, будучи в своекорыстие, но не может быть церковью. «Служитель Божий есть мститель, чтобы совершить гнев на делающем злое» (Римлянам 13:4)».

О свободе воли. Учение о том, что человеческое счастье на земле есть наивная цель (эвдемонизм), уже перестало утверждать, что вся деятельность человека состоит в непосредственном удовлетворении его эгоистических желаний. Это учение дает человеку возможность совершать неприятные действия, которые как бы противоречат эгоизму, но все же направлены на достижение определенных эгоистических целей. Допущение возможности существования альтруистических инстинктов среди эгоистичных природных желаний, самоограничения и даже самопожертвования сопровождалось пониманием того, что конечным мотивом таких действий является удовлетворение пассивных потребностей в духовной природе, т. е. еще раз , эгоизм.�

Политические взгляды. Выражая свои политические взгляды в разных местах и ​​инстанциях, митрополит Антоний говорил: «Ни у Достоевского, ни у меня не было намерения прямо предлагать какую-либо вполне разработанную программу действий по восстановлению нормальной жизни на территории нашего Отечества». жизни, прочное и продолжительное возрождение может произойти только при условии восстановления правильного отношения к нашей жизни и к Руси в сознании наших вождей� Россию можно уничтожить, но нельзя уничтожить Русь� Мы все должны чувствовать наше единство в Земле Русской, с нашей историей и друг с другом; все мы более всего составляем одно стадо Христово, чада одной церкви и подданные одного Царя». §

Захотим ли мы воспользоваться этим образцовым учением митрополита Антония для реализации наших ошеломляющих и извращенных нравственных сил или нет, зависит от нашей собственной воли. Но мы должны сохранить свое достоинство, сохранив благодарную память о тех русских людях, которые своими мыслями, трудами или примером внесли вклад в духовную сокровищницу русского народа. �

Вечная светлая память одному из таких жертвователей, митрополиту Антонию.

блаженной памяти Митрополит Антоний (Храповицкий)

Его Заключительное Рождественское Послание

Смиренный Антоний, милостью Божией Митрополит Киевский и Галицкий, приветствует свою боголюбивую паству, рассеянную по миру, с Рождеством Христовым и Богоявлением, желает всем здравия и спасения, а тем более помните, что мы здесь на земле временные гости, которые должны пить из чаши Господней до самой смерти нашей, которая не медлит, а если мы чувствуем, что она медлит, то должны еще больше думать о своем переходе через смерть и готовиться к это с молитвой и борьбой со своими страстями.

И если бы мы все исполняли такие пожелания благочестивой мудрости, данные нам от святых отцов Церкви, а до того в Священном Писании, то наша жизнь была бы намного легче и мы всегда помнили бы пасхальные слова наставления: «Не давай бойся смерти, ибо смерть Спасителя освободила нас».

Далее, если мы готовились к этой возможности молитвой, то нам уместно вспомнить слова св. Иоанна Златоуста, прочитанные в дни Святой Пасхи: «Никто да не оплакивал свои преступления, ибо прощение воссияло от могила.»

Увы, мало кто принимает эти слова близко к сердцу, живя беспечно, с праздными забавами и греховным развлечением, которые не доставляют истинной радости, а только прикрывают печаль нехристианской жизни.

Надеюсь, что с наступлением радостных дней Рождества и Богоявления лучи христианской надежды вновь воссияют в сердцах верующих, через их греховные дела: «Яко грешу, но от Тебя не отступаю, и всепрощающие события, окружающие Вифлеемскую звезду, вновь дают нам жизнь в наших сердцах и наших умах, особенно сейчас, когда можно надеяться, что вся наша паства в рассеянии сможет прославить Родившегося Спасителя едиными устами и единым сердцем . Такие надежды нам дают высказывания тех русских архиереев, которые когда-то были далеки от нас, а теперь желают соединиться со всеми нами в одной Зарубежной Церкви и под одной иерархией. В Америке это объединение уже происходит, а в Западной Европе его надо еще дождаться, ибо сначала должен быть распущен Константинопольский экзархат, иначе там не может быть достигнуто полное единство церковной жизни. И все же мы надеемся, что наше единство придет по милости Господа, Который не вознаграждает нас за наши грехи, но прощает нас по Своей благодати.

Жившие во время событий в Вифлееме были не лучше нас, но Господь не лишил их в эту ночь радости и святого утешения.

Вот почему в церковном пении Рождества Христова Церковь неотступно напоминает нам о значении этого великого события спасения человечества, явления на земле сей Богомладенца, Его Пречистой Матери и другие свидетели Его благодатного рождения в Вифлеемской пещере. Да попустит Милостивый Господь и нам, грешным, вместе с пастырями и Пречистой Его Матерью и плотником Иосифом воспеть Ему хвалу: «Даждь и нам, сущим на земле, чистыми сердцами воздать Тебе славу».

admin

view all posts by admin