Андрис Лиепа

Марина Синицына

B Родившийся в 1962 году в известном русско-латвийском артистическом клане, Андрис Лиепа уже в 1980-х годах был признанным солистом Большого театра под руководством легендарного советского хореографа Юрия Григоровича. В бурные дни перестройки в 1988 году он стал первым советским танцором, официально работавшим в иностранной балетной труппе. В Соединенных Штатах он танцевал в New York City Ballet вместе с Ниной Ананиашвили, а затем работал с Михаилом Барышниковым, Кеннетом Макмилланом и Джорджем Баланчиным. В 19В 89 лет он вернулся в Советский Союз, чтобы танцевать в Кировском балете и сниматься в спектаклях Ла Скала, Парижской оперы, Римской и шведской опер. В 1993 году он успешно возродил в России Жар-птица , Петрушка и Шахерезада три шедевра Михаила Фокина, которые до этого исполнялись исключительно на Западе в составе Сергея Дягилева Les Saisons Russes в начале 20 века. В 1997 году вместе с сестрой Илзе, тоже балериной, основал Благотворительный фонд Мариуса Лиепы в честь их отца, легендарной звезды советского балета. Сейчас он приобретает известность как талантливый продюсер и режиссер.

Вы были первым советским артистом балета, которому разрешили работать за границей. Как это произошло?

Многие наши танцоры выступали за границей, но я был первым, кто получил официальное разрешение на работу в США. Более того, мне разрешили работать в компании Михаила Барышникова. Не забывайте, что в 1988 году и до этого было запрещено простое упоминание имени Барышникова. Он, Нуриев, Макарова, Пановы, Годунов — все они считались изменниками Родины. Их права как граждан СССР были аннулированы, и они стали персонами нон грата. Однажды на гастролях в Вене с Большим театром двое наших танцоров пошли посмотреть Белые ночи , фильм с Михаилом Барышниковым и Грегори Хайнсом в главных ролях. В течение следующих двух лет эти два танцора не могли покинуть Россию только потому, что их заметили за просмотром этого фильма.

Так как же тогда вы получили право работать с Барышниковым?

Ну, ситуация была довольно необычная, это было самое начало перестройки . Насколько я помню, это было время, когда люди боялись не предпринимать никаких действий. В советское время все боялись делать инновации. Но когда к власти пришел Горбачев, они стали бояться не сделать что-то положительное или даже прогрессивное, иначе их могли бы счесть косными и инертными. Другими словами, рабочие места были потеряны из-за того, что они не делали, а не делали определенные вещи. Так что в те переходные годы те, кто проявлял инициативу, становились хозяевами положения, поскольку именно они вносили изменения.

Была ли удача?

Я думаю, что это был один из тех случайных случаев. Жизнь очень часто дает нам различные шансы и возможности, и если мы не воспользуемся ими в нужный момент, они редко выпадут снова. В своей жизни я всегда пытался воспользоваться этими возможностями, даже если не был уверен, выиграю я или проиграю. К тому времени я уже хорошо зарекомендовал себя в Большом театре, мог просто крутиться в течение следующего десятилетия и все же закончить свою карьеру в качестве основной солистки Большого театра. Но как Козерогу мне становится скучно, когда все дается легко. Я проработал в Большом восемь лет и все это время пытался добиться определенного статуса. Все это сложилось там за последние полтора года. Возможно, это было не лучшее, что я мог сделать, но ситуация стала очень статичной и вряд ли принесет что-то новое. Что еще более важно, это было правильно с точки зрения творческой работы. Эпоха Юрия Григоровича подходила к концу и после этого было лишь послесвечение. Его лучшие постановки остались позади, и к 1988 Я принял решение уйти. После этого в Большом было несколько возрождений, например, «Баядерка» и «Корсар» , но это было ничто по сравнению с тем, что они делали во времена [прославленного балетмейстера Владимира] Васильева, когда там еще работал мой отец. Я столкнулся с похожей ситуацией в Американском театре балета. Я присоединился к ней, как оказалось, в Барышниковых в прошлом году там же. Театр был лучшей труппой в США. Мне очень нравилась компания Баланчиных, но как танцору и как артисту я считал очень важным работать с Барышниковым. Я очень старался узнать от него как можно больше. Он оседлал Лебединое озеро для меня, его последний проект с Американским театром балета. Он помог мне репетировать для Шопениана .

Когда вы вернулись из США, ваше выступление сильно отличалось от того, что было раньше?

Когда я вернулся из США, я был уже совсем другим человеком. Есть такое правило, что американские танцоры часто едут в Европу, скажем, в Англию, а потом возвращаются, сделав карьеру за границей. Чтобы доказать свой талант, британцы делают то же самое, отправляясь в Штаты. Думаю, когда ты уходишь, что-то происходит в умах тех, кто остается. Если вы добьетесь успеха в другой стране, вас станут гораздо больше ценить дома. Что-то интересное произошло со мной, когда я пытался получить латвийское гражданство ровно через 10 лет после возвращения из Штатов. Театр в Латвии, с которым мы работали, Латвийская национальная опера, номинировал меня на почетное гражданство. Когда я, наконец, понял, журналисты начали придумывать всякие истории. Сначала сказали, что я решил остаться, а потом сказали, что больше никогда не вернусь в Россию. Думаю, что-то подобное произошло и с Майей Плисецкой, когда она уехала в Литву.

Михаил Фокин, чьи балеты вы сейчас возрождаете, всегда шел против течения. А вы?

Вообще я иду против течения. В 1993 году все, в том числе и моя мама, говорили мне, что я сошла с ума, спасая эти балеты на свалке истории. Моя мама сама всю жизнь была связана с театром, так как была актрисой, но когда я ей сказала, что собиралась привезти Петрушка , Жар-птица и Шахерезада вернулась к жизни В ее глазах я увидел разочарование. Честно говоря, я даже написал ей письмо, чтобы все объяснить, но сказал открыть его только после премьеры.

Какова история вашего возрождения Les Saisons Russes ?

Идея пришла мне в голову в Нью-Йорке, где я смотрел балеты из дягилевского репертуара, возрожденные Робертом Джоффри, одним из уникальных балетных постановщиков в Штатах, которого я знал лично. Однажды я отправился на Сан-Микеле, остров в Венеции, где похоронены Дягилев и Стравинский. Там у меня сложилось положительное мнение о возрождении балетов не обязательно Фокина, а просто эпохи Дягилева. Кстати, в этом году исполняется 9 лет.0013 Русские сезоны . В 1906 году Дягилев привез в Париж первую выставку русского портрета. Затем был ряд других выставок, за которыми последовали в 1908 году русская опера, симфоническая музыка и, наконец, балет. Шаляпин, Нижинский, Карсавина и многие другие выдающиеся россияне приняли участие в Les Saisons Russes .

Трудно было возродить балеты?

Невозможно представить, сколько трудностей мы встретили за 1992. В те годы в России почти ничего нельзя было купить. Из тура на Тайвань купила все необходимые ткани, которые потом пошли на Илзес шальвары Шахерезада и костюм Золотой рабыни. Я даже купил там перья. Мы с художником Анатолием Нежным долго возились с пологами Шахерезады. Мы решили использовать для них парашютный шелк, но он не впитывал цвета. Краска проходила через шелк, но ткань оставалась белой. И тут я вспомнил, как мы раньше заправляли маркеры этиловым зеленым. Поэтому я попросил своего помощника пойти в аптеку и купить 3 упаковки жидкости. Бедняжка едва не попала в беду из-за этого, потому что люди в аптеке решили, что она вела какие-то тайные дела, приобретая такое количество лекарств, а затем перепродавая их. Затем она расплакалась и начала говорить, что ее уволят, если она не получит 3 коробки. В итоге все обошлось; мы налили всю жидкость в огромное ведро, дали в ней пропитаться шелку, и через 3-4 часа он приобрел как раз нужный цвет. Эти полога до сих пор используются Мариинским театром во время гастролей.

Как насчет балетов прошлых лет?

Все стало проще. Вы идете в магазин и покупаете все, что вам нужно, или заказываете, и оно приходит через пару месяцев. Мы получили огромное удовольствие от работы над Dieu Bleu . Мы решили не вникать в материалы, которые использовал сам художник Леон Бакст. Вместо этого мы отсканировали его работы и напечатали их прямо на ткани. Результат выглядит так, как будто его нарисовал сам Бакст.

Вместо точного изображения, Шахерезада — это скорее продукт русского восприятия Востока. На ваш взгляд, всем ли это понятно?

Ну, то, что вы сказали, правда, но ирония в том, что если вы спросите у иностранцев какую-нибудь восточную музыку, они очень часто предложат Шахерезаду . Те, кто хорошо знает Восток, также знают, что балет и настоящая восточная музыка — это совершенно разные вещи. Но тем не менее, это потрясающая обработка материала. Однажды я работал с Васильевым над постановкой танго-спектакля. Я немного нервничал, когда нам пришлось танцевать танго в Театро Колон [в Буэнос-Айресе], самом большом театре в Латинской Америке, под музыку [Астора] Пьяцоллы при 3500 зрителях. После первого выступления они потребовали бис. У нас было 6 спектаклей в Театре Колон, и каждый раз мы выступали на бис. И эти люди знают, что такое танго, это у них в крови; но им было любопытно посмотреть, как мы это воспринимаем, как мы адаптируем классическое танго к современным танцам.

Вы работали и в Кировском, и в Большом. Насколько они разные?

Это как красная и черная икра. И то, и другое — деликатес. В России больше ценится черная икра, но за границей красная не хуже. А есть люди, которые вообще не любят черную икру. Говорят, красная икра имеет более изысканный вкус.

Но где вам больше нравилось работать?

Каждое место, где я работал, было по-своему привлекательным. Было интересно работать в Хельсинки с труппой, поставившей «Щелкунчика» Григоровича, с Морисом Бежаром, с New York City Ballet, танцевать в постановках Нуреева. Воспользуюсь одной цитатой Барышникова, ставшей своего рода кредо: комментируя одну ситуацию, он сказал, что находится в таком возрасте и в таком положении, что может себе позволить не делать того, чего делать не хочет. Думаю, я тоже дошел до того же.

Над какими проектами вы сейчас работаете?

Сказать, что у нас много проектов, это все равно что ничего не сказать. Уникальный проект – организация празднования Нового года здесь, в Гостином дворе. Тема [на 2006 год] — Париж.

Как насчет темы на следующий год?

Возможно Лондон. А может быть, даже сделать две отдельные вечеринки: одну в Гостином дворе, для молодежи, и одну в Манеже. Но моя самая заветная мечта — [полное возрождение] Les Saisons Russes и турне с ними по Европе. Есть балеты, но есть и оперы. Очень хотелось бы поработать над Борисом Годуновым и еще больше над Легенда о невидимом граде Китеже . Мы уже изготовили его в Кирове. Мы использовали дизайн [советского иллюстратора Ивана] Билибина; это был совершенно фантастический проект. А музыку написал Римский-Корсаков, которого я считаю одним из самых уникальных русских композиторов.

Я также слышал о проекте с Майей Плисецкой.

Ну это уже мой личный проект. Этот год был посвящен ей. Так получилось, что мы приняли активное участие в издании книги «Аве Майя».

Какие у вас другие проекты в этом году?

В 2006 году моему отцу исполнилось бы 70 лет. Я очень хочу организовать проект в его честь и продолжать делать то, что он начал вместе с нами. Может быть, нам стоит начать передавать часть нашего опыта молодежи. Год назад мы отправили письмо Лужкову с просьбой предоставить помещение для школы. Я слышал, что все бумаги подписаны. Эта школа не самая главная цель, но все мы, я, Илзе и моя жена Катя, были бы рады внести свой вклад в воспитание нового поколения художников.

Посетите Knights of the Vine, Россия!