Исповедь / Православие.Ru

В издательстве Сретенского монастыря вышла книга блаженного Августина Иппонийского «Исповедь».

«Ты создал нас для Себя, и не знает покоя сердце наше, пока не успокоится в Тебе». Так взывает к Богу епископ североафриканского города Гиппон блаженный Августин. «Поздно полюбил я Тебя, Красота, такая древняя и такая юная, поздно полюбил я Тебя! Вот Ты был во мне, а я – был во внешнем и там искал Тебя». Все свои долгие поиски, весь свой непростой путь к Богу Августин излагает в своей «Исповеди» как в пламенной молитве Господу. Автобиографическая повесть «Исповедь» была написана Августином по просьбе епископа итальянского города Нола святителя Павлина, к которому наши святцы прилагают прозвание «Милостивый» (память 23 января старого стиля). «Исповедь» была написана, вероятно, в 397–400 годах, спустя десять лет после обращения Августина ко Христу, вскоре после возведения в епископское достоинство.

Аврелий Августин родился 13 ноября 354 года в Тагасте в Нумидии, в семье небогатых представителей провинциальной знати Патриция и Моники. Моника была благочестивой христианкой, тогда как отец Августина принял крещение только перед смертью в 371 году. По обычаю того времени Августин был оглашен с детства, но не крещен. Августин получил хорошее образование, но из-за недостатка средств у родителей в оплате обучения участвовали благотворители. Начальное образование Августин получил в родной Тагасте, затем он продолжил свое образование в грамматической и риторической школе соседнего города Мадавра (363–366 гг.).

Для продолжения образования в 369 году будущий святитель отправляется в столицу латинской Африки Карфаген. Здесь водоворот разгульной жизни затянул юношу, от незаконной связи у него рождается сын Адеодат (беседе с ним Августин посвящает свой диалог «Об учителе»). Чтение Цицерона пробуждает в Августине «любовь к мудрости» и подвигает его к духовным исканиям. Тогда же он читает и Священное Писание, однако слово Божие не производит на него тогда благоприятного впечатления (это часто объясняют грубостью современного ему перевода – Италы). Здесь же в Карфагене начинается увлечение Августина манихейством, продлившееся около десяти лет. По завершении образования в 373 году он возвращается в Тагасту, где преподает грамматику и риторику. В следующем году Августин переезжает в Карфаген и там продолжает преподавание и научную деятельность. Примерно в это же время Августин предпринимает свой первый литературный философский опыт – пишет трактат «О прекрасном и соответственном», ныне утерянный. Очарование манихейством постепенно проходит, Августин начинает сознавать его несостоятельность. Следующим интеллектуальным увлечением Августина становится скептицизм Новой академии, а затем – неоплатонизм. 

Между тем Августин в 383 году отправляется в Рим преподавать риторику, а затем в Медиолан, где вскоре становится официальным ритором. Здесь же в Медиолане Августин знакомится с великим богословом и святителем Амвросием и слушает его проповеди, что возвращает Августина к христианству. Свое обращение Августин относит к 386 году. Готовясь к принятию крещения, он удаляется от светских дел. Вскоре после крещения Августина умирает его мать блаженная Моника, дождавшаяся  обращения ко Христу своего сына. После этого осенью 388 года новопросвещенный Августин возвращается в родную Тагасту, жертвует всё свое имение местной церкви и начинает вести строгую аскетическую жизнь. Слава Августина как ученого богослова и подвижника распространяется по всей Африке, и в 391 году община города Гиппона, где он был со случайным визитом, настояла на его рукоположении в пресвитерский сан.

В Гиппоне новый пресвитер занимается учительством и проповедью, помогая престарелому епископу Валерию. Во время своего пресвитерства Августин основывает первый в Нумидии монастырь. Также он занимается толкованием Священного Писания и полемикой с манихеями. В 395 году епископ Валерий делает Августина своим викарием, а в следующем году, после смерти Валерия, Августин возводится на Гиппонскую кафедру и остается на ней в течение 35 лет, до самой своей смерти. Годы епископского служения становятся для святителя Августина временем написания огромного количества работ догматического, экзегетического, апологетического и пастырского характера, им было произнесено множество проповедей. Из догматических трудов Августина самым значительным становится написанный в 400–415 годах трактат «О Троице», оказавший большое влияние на развитие последующего западного богословия. Пережив взятие Рима Аларихом в 410 году, святитель Гиппонский с 413 по 426 год пишет монументальный труд в 22 книгах «О граде Божием», посвященный проблемам истории и отношению Царства Божьего и земного государства.

Немало сил святитель отдавал и защите народа Божиего от лжеучений. Так, всю богословскую и церковную деятельность блаженного Августина можно разделить на несколько этапов по основным направлениям его полемики. Начальный этап – довольно успешная полемика с манихейством. Августин провел немало диспутов с манихеями и написал немало богословских работ на эту тему. Следующим этапом была долгая и настойчивая борьба с распространявшимся тогда в Африке донатистским расколом. Донатисты настаивали на том, что в Церкви нет места грешникам и согрешившие должны из Церкви изгоняться. Таинства Церкви, по утверждению донатистов, имеют силу только при условии личной святости священника. Гиппонский епископ развивает широкую полемику с раскольниками, в 411 году его стараниями созывается Собор в Карфагене, вынесший осуждение донатистам, но и после отделения их от Церкви донатисты просуществовали вплоть до мусульманского завоевания.

Новым этапом деятельности святителя становится борьба с ересью британского монаха Пелагия. Пелагий учил, что грех первых людей не внес решительного изменения в человеческую природу, и, следовательно, достижение спасения возможно собственными человеческими силами – строгой аскезой и духовным деланием. В 412 году Карфагенский Собор осуждает последователя Пелагия Целестия, а новый Карфагенский Собор в 416 году повторно осуждает Целестия, а также самого Пелагия. Однако отношение Рима к Пелагию было неоднозначным, и даже после Большого Карфагенского Собора 418 года пелагианство находило многих последователей. Противостоя опасности, которую несло в себе пелагианство, Августин формулирует учение о значении благодати в деле спасения, известное как учение о предопределении. В этом пункте мнение Августина несогласно с учением Восточной Церкви. На самом церковном Западе учение Августина заложило прочный фундамент многовековых споров о соотношении свободы и благодати. Выразителем наиболее взвешенного взгляда по этому вопросу можно назвать преподобного Иоанна Кассиана, учившего о синергии благодати Божией и свободной воли человека в деле спасения.

Итогом всей полемической деятельности Августина становится сочинение «О ересях» (428–429), где он дает краткую характеристику 88 ересям, начиная от Симона Волхва и кончая пелагианством. Предпринимая ревизию всей своей литературной деятельности, святитель Августин пишет в 426–427 годах «Пересмотры» в двух частях, где каталогизирует и критически оценивает 93 своих произведения. В 426 году блаженный Августин, ослабленный болезнями и старостью, избирает себе преемником пресвитера Ираклия, которому и передает часть своих обязанностей. В 430 году Гиппон осадили вторгшиеся в Северную Африку из Испании вандалы. Во время осады блаженный Августин заболел и на десятый день болезни, 28 августа, мирно скончался.

В Западной Церкви почитание святого Августина началось рано и было весьма широко. В восточные месяцесловы его имя было включено только в XIX веке. В русский месяцеслов его память была внесена, вероятно, по «Синаксаристу» преподобного Никодима Святогорца и празднуется 15 июня (по старому стилю). Но еще до того, как имя блаженного Августина появилось в восточных святцах, восточному читателю стало знакомо и дорого творчество Гиппонского епископа,  в частности его «Исповедь». Первый печатный перевод «Исповеди» на русский язык был выполнен в 1787 году иеромонахом Агапитом (Скворцовым). Новый перевод «Исповеди» был осуществлен Киевской духовной академией в 1880 году в числе прочих творений блаженного Августина, вошедших в издаваемую Академией «Библиотеку творений святых отцов и учителей Церкви западных».

Перевод, публикуемый в настоящем издании, выполнен замечательным филологом и историком античности Марией Ефимовной Сергеенко (1891–1987). Этот перевод, подготовленный Марией Ефимовной в Ленинграде во время блокады, известный востоковед Н.И. Конрад назвал подвигом труда и вдохновения. Текст перевода был впервые опубликован в «Богословских трудах» в 1978 году.

Предлагая вниманию читателя этот перевод «Исповеди», отметим, что цитаты и парафразы Священного Писания, которые обильно использует блаженный Августин, даются в том виде, как они были предложены переводчиком. Сам блаженный Августин, вероятно, пользовался древним латинским переводом Библии, так называемой Италой (Вульгата блаженного Иеронима, ставшая впоследствии каноническим переводом Священного Писания для Западной Церкви, была еще не закончена). Возможно, некоторые места из Священного Писания блаженный Августин давал и в своем собственном переводе, стремясь донести до читателя волнующий его смысл, а не буквальный текст. В связи с этим переводы цитат из Писания в настоящем издании часто не вполне соответствуют тексту русского Синодального перевода.

Приводим отрывок из книги:

ИСПОВЕДЬ БЛАЖЕННОГО АВГУСТИНА, ЕПИСКОПА ГИППОНСКОГО

КНИГА ПЕРВАЯ

I

1. «Велик Ты, Господи, и всемерной достоин хвалы; велика сила Твоя и неизмерима премудрость Твоя». И славословить Тебя хочет человек, частица созданий Твоих; человек, который носит с собой повсюду смертность свою, носит с собой свидетельство греха своего и свидетельство, что Ты «противостоишь гордым». И все-таки славословить Тебя хочет человек, частица созданий Твоих. Ты услаждаешь нас этим славословием, ибо Ты создал нас для Себя, и не знает покоя сердце наше, пока не успокоится в Тебе. Дай же мне, Господи, узнать и постичь, начать ли с того, чтобы воззвать к Тебе, или с того, чтобы славословить Тебя; надо ли сначала познать Тебя или воззвать к Тебе. Но кто воззовет к Тебе, не зная Тебя? Воззвать не к Тебе, а к кому-то другому может незнающий. Или, чтобы познать Тебя, и надо «воззвать к Тебе»? «Как воззовут к Тому, в Кого не уверовали? И как поверят Тебе без проповедника?»2. И восхвалят Господа те, кто ищет Его. Ищущие найдут Его, и нашедшие восхвалят Его. Я буду искать Тебя, Господи, взывая к Тебе, и воззову к Тебе, веруя в Тебя, ибо о Тебе проповедано нам. Взывает к Тебе, Господи, вера моя, которую дал Ты мне, которую вдохнул в меня через вочеловечившегося Сына Твоего, через служение Исповедника Твоего.

II

2. Но как воззову я к Богу моему, к Богу и Господу моему? Когда я воззову к Нему, я призову Его в самого себя. Где же есть во мне место, куда пришел бы Господь мой? Куда придет в меня Господь, Господь, Который создал небо и землю? Господи Боже мой! Ужели есть во мне нечто, что может вместить Тебя? Разве небо и земля, которые Ты создал и на которой создал и меня, вмещают Тебя? Но без Тебя не было бы ничего, что существует, – значит, всё, что существует, вмещает Тебя? Но ведь и я существую; зачем прошу я Тебя прийти ко мне: меня бы не было, если бы Ты не был во мне. Я ведь еще не в преисподней, хотя Ты и там. И «если я сойду в ад, Ты там». Меня не было бы, Боже мой, вообще меня не было бы, если бы Ты не был во мне. Нет, вернее: меня не было бы, не будь я в Тебе, «от Которого всё, чрез Которого всё, в Котором всё». Воистину так, Господи, воистину так. Куда звать мне Тебя, если я в Тебе? и откуда придешь Ты ко мне? Куда, за пределы земли и неба, уйти мне, чтобы оттуда пришел ко мне Господь мой, Который сказал: «Небо и земля полны Мною»?

III

3. Итак, вмещают ли Тебя небо и земля, если Ты наполняешь их? Или Ты наполняешь их и еще что-то в Тебе остается, ибо они не вмещают Тебя? И куда изливается этот остаток Твой, когда небо и земля наполнены? Или Тебе не нужно вместилища, Тебе, Который вмещаешь всё, ибо то, что Ты наполняешь, Ты наполняешь, вмещая? Не сосуды, полные Тобой, сообщают Тебе устойчивость: пусть они разбиваются. Ты не выльешься. А когда Ты изливаешься в нас, то не Ты падаешь, но мы воздвигнуты Тобой; не Ты расточаешься, но мы собраны Тобой. И все, что Ты наполняешь, целиком Собой Ты все наполняешь. Но ведь всё не в состоянии вместить Тебя, оно вмещает только часть Тебя – и все сразу вмещают ту же самую часть? Или отдельные создания – отдельные части: бо/льшие бо/льшую, меньшие меньшую? Итак, одна часть в Тебе больше, а другая меньше? Или же повсюду Ты целый и ничто не может вместить Тебя целого?

IV

4. Что/ же Ты, Боже мой? Что, как не Господь Бог? «Кто Господь, кроме Господа? и кто Бог, кроме Бога нашего?». Высочайший, Благостнейший, Могущественнейший, Всемогущий, Милосерднейший и Справедливейший; самый Далекий и самый Близкий, Прекраснейший и Сильнейший, Недвижный и Непостижимый; Неизменный, Изменяющий всё, вечно Юный и вечно Старый, Ты обновляешь всё и старишь гордых2, а они того и не ведают; вечно в действии, вечно в покое, собираешь и не нуждаешься, несешь, наполняешь и покрываешь; творишь, питаешь и совершенствуешь; ищешь, хотя у Тебя есть всё. Ты любишь и не волнуешься; ревнуешь и не тревожишься; раскаиваешься и не грустишь; гневаешься и остаешься спокоен; меняешь Свои труды и не меняешь совета; подбираешь то, что находишь, и никогда не теряешь; никогда не нуждаешься и радуешься прибыли; никогда не бываешь скуп и требуешь лихвы. Тебе дается с избытком, чтобы Ты был в долгу, но есть ли у кого что-нибудь, что не Твое? Ты платишь долги, но Ты никому не должен; отдаешь долги, ничего не теряя. Что сказать еще, Господь мой, Жизнь моя, моя Святая Радость? И что вообще можно сказать, говоря о Тебе? Но горе тем, которые молчат о Тебе, ибо и речистые онемели.

V

5. Кто даст мне отдохнуть в Тебе? Кто даст, чтобы вошел Ты в сердце мое и опьянил его так, чтобы забыл я все зло свое и обнял единое благо свое, Тебя? Что/ Ты для меня? Сжалься и дай говорить. Что я сам для Тебя, что Ты велишь мне любить Тебя и гневаешься, если я этого не делаю, и грозишь мне великими несчастиями? Разве это не великое несчастие не любить Тебя? Горе мне! Скажи мне по милосердию Твоему, Господи Боже мой, что/ Ты для меня? «Скажи душе моей: Я – спасение твое». Скажи так, чтобы я услышал. Вот уши сердца моего пред Тобой, Господи: открой их и скажи душе моей: «Я спасение твое». Я побегу на этот голос и застигну Тебя. Не скрывай от меня лица Твоего: умру я, не умру, но пусть увижу его.

6. Тесен дом души моей, чтобы Тебе войти туда: расширь его. Он обваливается, обнови его. Есть в нем чем оскорбиться взору Твоему: сознаюсь, знаю, но кто приберет его? и кому другому, кроме Тебя, воскликну я: «От тайных грехов моих очисти меня, Господи, и от искушающих избавь раба Твоего». Верю и потому говорю: «Господи, Ты знаешь». Разве не свидетельствовал я пред Тобой «против себя о преступлениях моих, Боже мой? и Ты отпустил беззакония сердца моего». Я не сужусь с Тобой, Который есть Истина, и не хочу лгать себе самому, да не солжет себе неправда моя. Нет, я не сужусь с Тобой, ибо «если воззришь Ты на беззакония, Господи, Господи, кто устоит?».

VI

7. И все-таки позволь мне говорить перед Тобой, Милосердный, мне, «праху и пеплу»6. Позволь все-таки говорить: к милосердию Твоему, не к человеку, который осмеет меня, обращаюсь я. Может быть, и Ты посмеешься надо мной, но, обратившись ко мне, пожалеешь меня. Что хочу я сказать, Господи Боже мой? – только, что я не знаю, откуда я пришел сюда, в эту – сказать ли – мертвую жизнь или живую смерть? Не знаю. Меня встретило утешениями милосердие Твое, как об этом слышал я от родителей моих по плоти, через которых Ты создал меня во времени; сам я об этом не помню. Первым утешением моим было молоко, которым не мать моя и не кормилицы мои наполняли свои груди; Ты через них давал мне пищу, необходимую младенцу по установлению Твоему и по богатствам Твоим, распределенным до глубин творения. Ты дал мне не желать больше, чем Ты давал, а кормилицам моим желание давать мне то, что Ты давал им. По внушенной Тобою любви хотели они давать мне то, что в избытке имели от Тебя. Для них было благом мое благо, получаемое от них, но оно шло не от них, а через них, ибо от Тебя все блага и от Господа моего все мое спасение. Я понял это впоследствии, хотя Ты взывал ко мне и тогда – дарами извне и в меня вложенными. Уже тогда я умел сосать, успокаивался от телесного удовольствия, плакал от телесных неудобств – пока это было все.

8. Затем я начал и смеяться, сначала во сне, потом и бодрствуя. Так рассказывали мне обо мне, и я верю этому, потому что то же я видел и у других младенцев: сам себя в это время я не помню. И вот постепенно я стал понимать, где я; хотел объяснить свои желания тем, кто бы их выполнил, и не мог, потому что желания мои были во мне, а окружающие вне меня, и никаким внешним чувством не могли они войти в мою душу. Я барахтался и кричал, выражая немногочисленными знаками, какими мог и насколько мог, нечто подобное моим желаниям – но знаки эти не выражали моих желаний. И когда меня не слушались, не поняв ли меня или чтобы не повредить мне, то я сердился, что старшие не подчиняются мне и свободные не служат как рабы, и мстил за себя плачем. Что младенцы таковы, я узнал по тем, которых смог узнать, и что я был таким же, об этом мне больше поведали они сами, бессознательные, чем сознательные воспитатели мои.

9. И вот младенчество мое давно уже умерло, а я живу, Господи – Ты, Который живешь всегда, в Котором ничто не умирает, ибо прежде начала веков и прежде всего, о чем можно сказать «прежде», Ты есть – Ты Бог и Господь всего создания Твоего, – стойки у Тебя причины всего нестойкого, неизменны начала всего изменяющегося, вечен порядок беспорядочного и временного, – Господи, ответь мне, наступило ли младенчество мое вслед за каким-то другим умершим возрастом моим или ему предшествовал только период, который я провел в утробе матери моей? О нем кое-что сообщено мне, да и сам я видел беременных женщин. А что было до этого, Радость моя, Господь мой? Был я где-нибудь, был кем-нибудь? Рассказать мне об этом некому: ни отец, ни мать этого не могли, нет здесь ни чужого опыта, ни собственных воспоминаний. Ты смеешься над тем, что я спрашиваю об этом, и велишь за то, что я знаю, восхвалять Тебя и Тебя исповедовать?

10. Исповедую Тебя, Господи неба и земли, воздавая Тебе хвалу за начало жизни своей и за свое младенчество, о которых я не помню. Ты позволил человеку догадываться о себе по другим, многому о себе верить, полагаясь даже на свидетельство простых женщин. Да, я был и жил тогда и уже в конце младенчества искал знаков, которыми мог бы сообщить другим о том, что чувствовал. Откуда такое существо, как не от Тебя, Господи? Разве есть мастер, который создает себя сам? в другом ли месте течет источник, откуда струится к нам бытие и жизнь? Нет, Ты создаешь нас, Господи, Ты, для Которого нет разницы между бытием и жизнью, ибо Ты есть совершенное Бытие и совершенная Жизнь. Ты совершен и Ты не изменяешься: у Тебя не проходит сегодняшний день, и, однако, он у Тебя проходит, потому что у Тебя все; ничто не могло бы пройти, если бы Ты не содержал всего. И так как «годы Твои не иссякают», то годы Твои – сегодняшний день. Сколько наших дней и дней отцов наших прошло через Твое сегодня; от него получили они облик свой и как-то возникли, и пройдут еще и другие, получат свой облик и как-то возникнут. «Ты же всегда один и тот же»: всё завтрашнее и то, что идет за ним, всё вчерашнее и то, что позади него, Ты превратишь в сегодня, Ты превратил в сегодня. Что/ мне, если кто-то не понимает этого? Пусть и он радуется, говоря: «Что же это?». Пусть радуется и предпочитает найти Тебя, не находя, чем находя, не найти Тебя.

VII

11. Услыши, Господи! Горе грехам людским. И человек говорит это, и Ты жалеешь его, ибо Ты создал его, но греха в нем не создал. Кто напомнит мне о грехе младенчества моего? Никто ведь не чист от греха перед Тобой, даже младенец, жизни которого на земле один день. Кто мне напомнит? Какой-нибудь малютка, в котором я увижу то, чего не помню в себе?

Итак, чем же грешил я тогда? Тем, что, плача, тянулся к груди? Если я поступлю так сейчас и, разинув рот, потянусь не то что к груди, а к пище, подходящей моему возрасту, то меня по всей справедливости осмеют и выбранят. И тогда, следовательно, я заслуживал брани, но так как я не мог понять бранившего, то было и не принято, и неразумно бранить меня. С возрастом мы искореняем и отбрасываем такие привычки. Я не видел сведущего человека, который, подчищая растение, выбрасывал бы хорошие ветви2. Хорошо ли, однако, было даже для своего возраста с плачем добиваться даже того, что дано было бы ко вреду? Жестоко негодовать на людей неподвластных, свободных и старших, в том числе и на родителей своих, стараться по мере сил избить людей разумных, не повинующихся по первому требованию потому, что они не слушались приказаний, послушаться которых было бы губительно? Младенцы невинны по своей телесной слабости, а не по душе своей. Я видел и наблюдал ревновавшего малютку: он еще не говорил, но бледный, с горечью смотрел на своего молочного брата. Кто не знает таких примеров? Матери и кормилицы говорят, что они искупают это, не знаю, какими средствами. Может быть, и это невинность, при источнике молока, щедро изливающемся и преизбыточном, не выносить товарища, совершенно беспомощного, живущего одной только этой пищей? Все эти явления кротко терпят не потому, чтобы они были ничтожны или маловажны, а потому, что с годами это пройдет. И Ты подтверждаешь это тем, что то же самое нельзя видеть спокойно в возрасте более старшем.

12. Господи Боже мой, это Ты дал младенцу жизнь и тело, которое снабдил, как мы видим, чувствами, крепко соединил его члены, украсил его и вложил присущее всякому живому существу стремление к полноте и сохранности жизни. Ты велишь мне восхвалять Тебя за это, «исповедовать Тебя и воспевать имя Твое, Всевышний», ибо Ты был бы Всемогущим и Благим, если бы сделал только это, чего не мог сделать никто, кроме Тебя; Единственный, от Которого всякая мера, Прекраснейший, Который всё делаешь прекрасным и всё упорядочиваешь по закону Своему. Этот возраст, Господи, о котором я не помню, что я жил, относительно которого полагаюсь на других и в котором, как я догадываюсь по другим младенцам, я как-то действовал, мне не хочется, несмотря на весьма справедливые догадки мои, причислять к этой моей жизни, которой я живу в этом мире. В том, что касается полноты моего забвения, период этот равен тому, который я провел в материнском чреве. И если «я зачат в беззаконии, и во грехах питала меня мать моя во чреве», то где, Боже мой, где, Господи, я, раб Твой, где или когда был невинным? Нет, я пропускаю это время; и что мне до него, когда я не могу отыскать никаких следов его?

VIII

13. Разве не перешел я, подвигаясь к нынешнему времени, от младенчества к детству? Или, вернее, оно пришло ко мне и сменило младенчество. Младенчество не исчезло – куда оно ушло? И все-таки его уже не было. Я был уже не младенцем, который не может произнести слова, а мальчиком, который говорит, был я. И я помню это, а впоследствии я понял, откуда я выучился говорить. Старшие не учили меня, предлагая мне слова в определенном и систематическом порядке, как это было немного погодя с буквами. Я действовал по собственному разуму, который Ты дал мне, Боже мой. Когда я хотел воплями, различными звуками и различными телодвижениями сообщить о своих сердечных желаниях и добиться их выполнения, я оказывался не в силах ни получить всего, чего мне хотелось, ни дать знать об этом всем, кому мне хотелось. Я схватывал памятью, когда взрослые называли какую-нибудь вещь и по этому слову оборачивались к ней; я видел это и запоминал: прозвучавшим словом называется именно эта вещь. Что взрослые хотели ее назвать, это было видно по их жестам, по этому естественному языку всех народов, слагающемуся из выражения лица, подмигиванья, разных телодвижений и звуков, выражающих состояние души, которая просит, получает, отбрасывает, избегает. Я постепенно стал соображать, знаками чего являются слова, стоящие в разных предложениях на своем месте и мною часто слышимые, принудил свои уста справляться с этими знаками и стал ими выражать свои желания. Таким образом, чтобы выражать свои желания, начал я этими знаками общаться с теми, среди кого жил; я глубже вступил в бурную жизнь человеческого общества, завися от родительских распоряжений и от воли старших.

IX

14. Боже мой, Боже, какие несчастья и издевательства испытал я тогда. Мне, мальчику, предлагалось вести себя как следует: слушаться тех, кто убеждал меня искать в этом мире успеха и совершенствоваться в краснобайстве, которым выслуживают людской почет и обманчивое богатство. Меня и отдали в школу учиться грамоте. На беду свою, я не понимал, какая в ней польза, но если был ленив к учению, то меня били; старшие одобряли этот обычай. Много людей, живших до нас, проложили эти скорбные пути, по которым нас заставляли проходить; умножены были труд и печаль для сыновей Адама. Я встретил, Господи, людей, молившихся Тебе, и от них узнал, постигая Тебя в меру сил своих, что Ты Кто-то Большой и можешь, даже оставаясь скрытым для наших чувств, услышать нас и помочь нам. И я начал молиться Тебе, «Помощь моя и Прибежище мое», и, взывая к Тебе, одолел косноязычие свое. Маленький, но с жаром немалым, молился я, чтобы меня не били в школе. И так как Ты не услышал меня, что было не во вред мне, – то взрослые, включая родителей моих, которые ни за что не хотели, чтобы со мной приключалось хоть что-нибудь плохое, продолжали смеяться над этими побоями, великим и тяжким тогдашним моим несчастьем.

15. Есть ли, Господи, человек, столь великий духом, прилепившийся к Тебе такой великой любовью, есть ли, говорю я, человек, который в благочестивой любви своей так высоко настроен, что дыба, кошки и тому подобные мучения, об избавлении от которых повсеместно с великим трепетом умоляют Тебя, были бы для него нипочем? (Иногда так бывает от некоторой тупости. ) Мог бы он смеяться над теми, кто жестоко трусил этого, как смеялись наши родители над мучениями, которым нас, мальчиков, подвергали наши учителя? Я и не переставал их бояться, и не переставал просить Тебя об избавлении от них, и продолжал грешить, меньше упражняясь в письме, в чтении и в обдумывании уроков, чем это от меня требовали. У меня, Господи, не было недостатка ни в памяти, ни в способностях, которыми Ты пожелал в достаточной мере наделить меня, но я любил играть, и за это меня наказывали те, кто сами занимались, разумеется, тем же самым. Забавы взрослых называются делом, у детей они тоже дело, но взрослые за них наказывают, и никто не жалеет ни детей, ни взрослых. Одобрит ли справедливый судья побои, которые я терпел за то, что играл в мяч и за этой игрой забывал учить буквы, которыми я, взрослый, играл в игру более безобразную? Наставник, бивший меня, занимался не тем же, чем я? Если его в каком-нибудь вопросике побеждал ученый собрат, разве его меньше душили желчь и зависть, чем меня, когда на состязаниях в мяч верх надо мною брал товарищ по игре?

X

16. И всё же я грешил, Господи Боже, всё в мире сдерживающий и всё создавший; грехи же только сдерживающий. Господи Боже мой, я грешил, нарушая наставления родителей и учителей моих. Я ведь смог впоследствии на пользу употребить грамоту, которой я, по желанию моих близких, каковы бы ни были их намерения, должен был овладеть. Я был непослушен не потому, что избрал лучшую часть, а из любви к игре; я любил побеждать в состязаниях и гордился этими победами. Я тешил свой слух лживыми сказками, которые только разжигали любопытство, и меня всё больше и больше подзуживало взглянуть собственными глазами на зрелища, игры старших. Те, кто устраивает их, имеют столь высокий сан, что почти все желают его для детей своих, и в то же время охотно допускают, чтобы их секли, если эти зрелища мешают их учению; родители хотят, чтобы оно дало их детям возможность устраивать такие же зрелища. Взгляни на это, Господи, милосердным оком и освободи нас, уже призывающих Тебя; освободи и тех, кто еще не призывает Тебя; да призовут Тебя, и Ты освободишь их.

«Исповедь» Святого Августина как исторический источник

Древний мир
«Исповедь» Святого Августина как исторический источник

«Исповедь» Августина Аврелия, написанная скорее всего в последние три года IV века, безусловно, автобиографическое произведение. В нем, помимо собственной философской доктрины, автор излагает многочисленные факты из своей жизни, а также и из жизни современного ему общества. Обращаясь к Богу, описывая путь, приведший его в лоно христианской церкви, философ сообщает нам массу подробностей из мира обыденного, исторического, что позволяет рассматривать его трактат в качестве источника по истории и культуре Римской империи указанного периода. В наибольшей степени, на наш взгляд, источника по истории повседневности.

Иоанн Креститель и св. Августин (справа). Художник П. Перуджино, 1510-е гг. (?). Алтарь св. Августина в музее Августинцев, Тулуза, Франция

Естественно, что описание обычаев, традиций и других явлений обыденности не является главной целью автора «Исповеди». Однако, замечания о них, вписанные в апологетические речи, возносимые Августином Господу, воссоздают, иногда очень ярко, образ эпохи.

Августин Блаженный родился в 354 году в Тагасте, в Нумидии, на территории современного Алжира. Там прошло его младенчество, с большой иронией описанное в «Исповеди», детство и юность. Туда он часто возвращался и в зрелом возрасте, чтобы пережить сложные в эмоциональном отношении моменты, ведь дома, как говорится, и стены помогают.

Семья Августина была довольно зажиточной, у родителей имелись деньги, чтобы отправить детей и в начальную школу, и дальше для обучения ремеслу. В случае с Августином таким ремеслом стала риторика.

«Меня и отдали в школу учиться грамоте. На беду свою я не понимал, какая в ней польза, но если был ленив к учению, то меня били; старшие одобряли этот обычай» (Исп. I, 8) – из этих слов можно заключить, что телесные наказания в школах использовались даже в отношении самых маленьких детей, едва только пришедших обучаться грамоте. Тот факт, что Августин посчитал нужным добавить казалось бы такую несущественную деталь как «старшие одобряли этот обычай», говорит о том, что интеллектуальная прослойка римского общества (а, может быть, те, кто исповедовал христианство) крайне отрицательно относилась к подобным практикам, как и к жестоким забавам на аренах цирка, где лилась кровь людей и животных. Отметим, что обратившись к Христу, Августин, который осуждал все связанное с насилием, стал еще и вегетарианцем (постником – в терминах патристики) и вместе с тягой к мясу избавился и от чревоугодия (Исп. X, 31).

Святой Августин. Художник Пьеро делла Франческа, 1460 г.

Любопытно, что феномен «цирка» имел разное смысловое наполнение во времена Августина и сейчас. Этот факт, конечно, известен из школьной программы, а не из текста «Исповеди». Из нее же мы узнаем, что цирковые зрелища проводились довольно часто, может быть, так же часто, как и театральные постановки. Театр, наравне с цирком, был еще одним местом, где народ проводил досуг.

Вот что говорится в пассажах, посвященных Алипию, другу Августина, о безвременной кончине которого так долго скорбел автор. Алипий был увлечен пустыми зрелищами и заболел на этой почве «цирковым помешательством» (Исп. VI, 7). В XIX веке Алипий скорее всего был бы заядлым театралом или запойным читателем, а в наше время помешанным на сериалах (вроде «Игры престолов») или компьютерных играх. Будучи в Риме, Алипий соблазнился уговорами друзей посетить бои гладиаторов. «Это были как раз дни жестоких и смертоубийственных игр» (Исп. VI, 8), – сообщает Августин, из чего можно заключить, что подобное устраивалось регулярно.

Гладиаторские бои. Художник П. Бордоне, 1560-е гг.

Интересно, не из пристрастия ли к гладиаторским боям и кровавым зрелищам, от которой беднягу Алипия смогла исцелить только вера в Бога и авторитет его друга Августина, выросла страсть современного человека к кровавым боевикам и фильмам-катастрофам?

Возвращаясь к главам, повествующим о детстве и юности Августина, отметим, что из них можно многое узнать о структуре школьного образования в Римской империи.

Итак, в начальной школе, там где Августина нещадно били палками за леность и игру в мяч (Исп. I, 8), преподавали грамоту (латынь и греческий), закон Божий (на наш взгляд, это следует из слов Августина: «Я встретил Господи, людей, молившихся Тебе, и от них узнал, постигая Тебя в меру сил своих, что Ты Кто-то Большой […] И я начал молиться Тебе, «Помощь моя и Прибежище мое»: и, взывая к Тебе, одолел косноязычие свое. Маленький, но с жаром немалым, молился я, чтобы меня не били в школе» (Исп. I, 8)), письмо и счет. В риторской школе Августин изучал греческую литературу, наверняка, историю, собственно риторику, декламацию, диалектику, геометрию, музыку и арифметику (Исп. IV, 14) – т.е. все так называемые свободные науки, стихосложение (Исп. III, 7).

Римская империя была многонациональным государством, основными языками в которой были латынь и древнегреческий. Какой же язык был родным для Августина? Следуя логике, можно предположить, что греческий, ведь именно он широко использовался в Pars Orientalis – восточной половине империи. Однако же, вот что пишет об этом автор «Исповеди»: «Я не знал ведь еще ни одного слова по-гречески, а на меня налегали, чтобы я выучил его […]. Было время, когда я, малюткой, не знал ни одного слова по-латыни, но я выучился ей на слух, безо всякого страха и мучений, от кормилиц, шутивших и игравших со мной, среди ласковой речи, веселья и смеха» (Исп. I, 13). В связи с этим, полагаем, можно предположить, что в римской Новой Африке знать говорила именно на латыни, а греческий вводился вторым дополнительным языком в школе.

«Исповедь» сообщает нам много интересного и о вероисповедании в тогдашнем римском обществе. Мать Августина – Моника была женщиной благочестивой, принявшей уже святое крещение. Отец же его «был только оглашенным, и то с недавних пор» (Исп. II, 3), сам же автор труда в молодом возрасте совсем «еще не был окрещен» (Исп. II, 3) и увлекался манихейским учением. Сопоставив эти три факта, можно заключить, что до того момента как христианство стало официальной религией империи (т. е. до 27 февраля 380 г., когда был подписан эдикт о вере Cunctos populos), а возможно и некоторое время после этого, в рамках христианской традиции сосуществовали различные вероисповедания и течения.

Г. Урбанович в своей статье о североафриканской храмовой архитектуре указывает (Урбанович Г. Христианская архитектура Северной Африки (IV-VI вв. ). Карфаген // Вестник ПСТГУ. Серия 5: Вопросы истории и теории христианского искусства. 2016. № 2 (22). С. 7), что в период с IV по VI века каменные христианские церкви часто переходили от одной общины к другой. В то время религиозная полифония существовала поэтому не только на уровне течений, но и на уровне конфессий внутри самой христианской церкви. Так в Новой Африке одновременно бытовали православные латинские и византийские общины, арианская, донатистская. Этот факт, на наш взгляд, еще раз свидетельствует об относительной свободе вероисповедания, существовавшей в римских провинциях.

Риторике Августин обучался в Карфагене, куда честолюбивый отец отправил его, надеясь, что он станет хорошим ритором, а затем и адвокатом. Для семнадцатилетнего юноши этот древнеримский мегаполис оказался большим искушением. По его словам, в городе кипела жизнь, и царствовал порок. Это потом, уже во взрослом возрасте Августин назовет его «Вавилоном», а себя вывалявшимся «в его грязи, словно в кинамоне и драгоценных благоуханиях» (Исп. II, 3). Тогда же Карфаген магнитом тянул его к себе. Там он впервые украл, не из нужды, а по прихоти, в поисках приключений. Там же нашел себе сожительницу, на которой не спешил жениться, наслаждаясь позорной любовью, котлом кипевшей вокруг него (Исп. III, 1). Там же сильно увлекся театром (Исп. III, 2).

Закат карфагенской империи. Художник У. Тернер, 1817 г.

В Карфагене Августин впервые познакомился со Священным Писанием, которое, впрочем, не произвело на него сильного впечатления, и он «смеялся над этими святыми слугами и пророками Твоими» (Исп. III, 10).

Из этих слов Блаженного Августина: «В течение этих девяти лет, от девятнадцатого до двадцать восьмого года жизни моей, я жил в заблуждении и вводил в заблуждение других, обманывался и обманывал разными увлечениями своими: открыто – обучением, которое зовется «свободным», втайне – тем, что носило обманное имя религии» (Исп. IV, 1) заключаем, что ремеслу он обучался два года, и по завершению имел право обучать риторике других. Именно этим он и занялся, вернувшись в Тагаст, на родину.

Итак, Августин зажил совершенно обычной жизнью: работал преподавателем риторики, имел гражданскую жену, которой был верен и от которой прижил сына, в свободное от работы время посещал театр и участвовал в поэтических состязаниях. В это время он увлекается книгами математиков, так тогда, кажется, называли астрологов. Поскольку сильные ереси (с жертвоприношениями и другими маргинальными обрядами) были запрещены, всевозможные гуру и пророки вынуждены были создавать облегченные версии своих учений. Так поступили последователи Мани, так же делали и астрологи, и это привлекало на их сторону многих интеллектуалов. Вот и Августин заинтересовался математиками исключительно благодаря тому, что они не ссылались «на то, что они не приносят никаких жертв и не обращаются ни к одному духу с молитвами о своих предсказаниях» (Исп. IV, 3). А вот к гаруспикам, которые забивали животных, чтобы гадать по их внутренностям, у автора «Исповеди» отношение было резко отрицательным.

После смерти горячо любимого друга, Августин, не перенеся потери, бежал из родного города и вновь вернулся в столицу. Там он нашел новых друзей, с которыми приятно проводил время в беседах и вполне невинных удовольствиях. Судя по всему свободного времени у него было достаточно, в деньгах он не нуждался, поэтому мог посвятить себя творчеству. Августин написал «работу «О прекрасном и соответствующем», кажется, в двух или трех книгах» (Исп. IV, 12), которую посвятил Гиерею, известному (тогда) римскому оратору, прославившемуся ученостью. Он много читает, в том числе Аристотеля, Цицерона, Сенеку, и книги эти ему нравятся, он находит удовольствие в учении, познании нового, интеллектуальному труде.

Блаженный Августин. Художник С. Боттичелли. Фреска 1480 г.

Скорее всего именно начитанность и образованность Августина привели к тому, что он разочаровался в манихействе. Беседа с одним из манихейских епископов – Фавстом – стала последней каплей, переполнившей чашу. Фавст приехал в Карфаген с лекциями. Автор «Исповеди» ждал этой встречи «почти девять лет» (Исп. V, 6), обсуждал с друзьями манихейскую доктрину, готовился задавать вопросы, на которые не находил ответа, знакомясь с манихейскими текстами. Фавст сильно разочаровал его. И это разочарование было вызвано не столько тем, что епископ не смог найти ответов на мучающие Августина вопросы о жизненном устройстве и движении солнца и звезд, сколько невежеством самого манихейского иерарха. «Я прежде всего увидел человека, совершенно не знавшего свободных наук, за исключением грамматики, да и то в самом обычном объеме. А так как он прочел несколько речей Цицерона, очень мало книг Сенеки, кое-что из поэтов и тех манихеев, чьи произведения были написаны хорошо и по-латыни, и так как к этому прибавлялась еще ежедневная практика в болтовне, то все это и создавало его красноречие, которое от его ловкой находчивости и природного очарования становилось еще приятнее и соблазнительнее» (Исп. V, 6).

Анализируя эпизод с Фавстом, приходим к выводу, что такое вот публичное чтение лекций всевозможных епископов и гуру (наверняка, среди них были и самопровозглашенные) было расхожим делом в римской Африке, а возможно и в других провинциях. Вспомним, не так ли проповедовал и Христос, собирая вокруг себя толпу, которая жадно ловила каждое его слово. А сколько было таких проповедников из других раннехристианских течений: ариан, монархиан, саввелиан? Сильные мира сего лоббировали интересы этих общин, наделяя силой то одного, то другого епископа. Об этом свидетельствует и сам Августин, рассказывая о преследованиях, которым подвергла императрица Юстина, соблазненная арианской ересью, ортодоксального епископа Амвросия. Стремясь оказать поддержку арианам, эта «лютая, но царственная женщина» (Исп. V, 7) не побоялась пойти против общественного мнения (авторитет Амвросия был очень велик в Медиолане), что привело к серьезным волнениям. Мать Августина была среди протестующих. Все они закрылись в церкви и принялись распевать гимны, устроив своего рода оппозиционный митинг. Юстине ничего не оставалось делать, как отказаться от преследований Амвросия.

Вскоре Карфаген наскучил Августину, да и друзья говорили, что в Риме условия для преподавания несравненно лучше. Автор «Исповеди» решает перебраться в столицу империи. Его мать против переезда, и ему приходится обманом ускользать от нее.

В Риме он становится вольным учителем, не принадлежа ни к какой школе, собирает учеников у себя дома и там преподает им красноречие. Такая практика, удобная с одной стороны, поскольку позволяла экономить массу времени и сил, с другой, имела один существенный недостаток. Студенты, объединенные в профсоюз, или просто сговорившиеся по какой-то своей причине, могли в полном составе покинуть учителя, не заплатив ему. Августин пал жертвой такого студенческого заговора, а может быть просто испугался такого исхода (Исп. V, 12) и при первой же возможности покинул Рим и перевелся в Медиолан.

Чудо Святого Августина. Худ. Я Тинторетто, 1549 г.

Именно в Медиолане Августин обратился к ортодоксальному христианству в большей степени благодаря тому самому Амвросию, оказавшемуся в какой-то момент времени в оппозиции к власти.

Амвросий, как и другие иерархи, выступал с лекциями перед народом, и Августин часто приходил слушать его. Вначале его привлекли красноречие и ученость оратора, а после, благодаря тому, что ему растолковали непонятные места из Ветхого завета, которые он часто понимал буквально (Исп. V, 14), Августин отвратился от манихейства и всей душой обратился к Христу.

Любопытно, что существовавшие в то время ереси и конфессии не только проповедовали каждый свою доктрину, но занимались еще и черным пиаром, поливая грязью, если можно так выразиться, своих конкурентов. Тот факт, что манихеи были конкурентом ариан, а те в свою очередь конкурентами академиков, а те одновременно и первых и вторых, в ходе прочтения «Исповеди» не вызывает сомнений. В. И. Герье (Герье В. И. Блаженный Августин. Серия: Зодчие и подвижники «Божьего Царства». Часть 1. М., 1910. С. 34) отмечает, что Августин признавал «католическую веру совершенно беззащитной против возражений манихеев», а, следовательно, хотя еще не побежденной, но и не победительницей в информационной войне. Как выясняется, позиции христианства, несмотря на то, что оно было официально утверждено в большей части Европы и Северной Африке, были не такими прочными.

Вскоре в Медиолан приехала и мать Августина, обрадованная, что сын ее наконец обратился к истинной вере. В связи с упоминанием этого факта, читатели получают возможность узнать и об одном североафриканском обычае, касающегося поминовения мертвых. Мать Августина, придя к могилам святых, принесла туда «кашу, хлеб и чистое вино» (Исп. VI, 2), но сторож не впустил ее, сославшись на запрет Амвросия. Далее Августин рассказывает, что обычай заключался в том, чтобы переходя от могилы к могиле выпивать вино, воздавая таким образом почести тому, кто в ней похоронен. Амвросий не зря запретил эту практику, ведь там, где есть бесплатный алкоголь, обязательно будут злоупотребления. Кроме того, подчеркивает автор «Исповеди», эти «своеобразные поминки очень напоминали языческое суеверие» (Исп. VI, 2).

Не с этих ли времен сохранился до наших дней обычай у православных ставить на могилы умерших родственников стакан водки, прикрытый хлебом? Не через эти ли древние африканские традиции сложился обряд подношений статуям святых и иконам в католических храмах?

В Медиолане у Августина сложился довольно сплоченный круг друзей, которые даже собирались устроить что-то вроде общины. Предполагалось удалиться от городской жизни, вероятно, на лоно природы. Имущество отдавалось в общее пользование, следить за расходами и доходами должны были два выборных магистрата (Исп. VI, 14).

Для нас сегодняшних довольно сложно представить подобное общежитие, однако же, по тому, что в него собиралось вступить не менее 10 человек, включая даже одного богача из Тагасты, идея эта не казалась дикой медиоланцам IV века. Не осуществилась она только потому, что друзья побоялись оппозиции своих жен (нынешних и будущих) и не решились даже озвучить им эту идею.

О том, что нравы тогдашнего римского общества были схожи с нравами современного западного общества свидетельствует и широкое распространение всевозможных учений мистиков и гаданий. Тогда «замечали время, когда разрешались от бремени домашние животные (если это случалось дома), и соответственное этому времени положение светил» (Исп. VII, 6), сегодня раскладывают таро или расставляют предметы в доме по фэн-шую. Стремление человека заглянуть в будущее, поймать за хвост жар-птицу, таким образом, это что-то заложенное в коллективное бессознательное очень давно, намного раньше и нашей постиндустриальной цивилизации, и Августина, и гаруспиков, резавших на части петухов. Что-то, что останется, вероятно, и в последующих поколениях нашей цивилизации, а возможно и в цивилизациях будущего.

Святая Моника и Святой Августин. Художник А. Шеффер, 1840-е гг. (?)

Заметим еще, что христианизация Римской империи, судя по тому, что рассказывается в «Исповеди» происходила достаточно мирным путем. Это суждение, на наш взгляд, может быть проиллюстрировано эпизодом, в котором повествуется о крещении старца Викторина, учителя из риторской школы, обратившегося к Христу в преклонном возрасте (Исп. VIII, 2).

Все свою жизнь Викторин, удостоившийся статуи на Римском форуме «за свое славное учительство» (Исп. VIII, 2), был язычником, но язычником просвещенным. Он прочел множество философских трудов, и некоторые даже перевел на латынь, но все равно продолжал молиться идолам и участвовать в нечестивых таинствах. В конце жизни, однако же, заинтересовался Священным Писанием, «старательно разыскивал всякие христианские книги, углублялся в них и говорил Симплициану – не открыто, а в тайности по дружбе: «Знаешь, я уже христианин»» (Исп. VIII, 2). Симплициан уговаривал его креститься, но Викторин медлил, боясь, что это подорвет его авторитет в глазах римской знати. В какой-то момент он все же решился. Тогдашняя процедура крещения заключалась в проговаривании речи, составленной «в точных словах, и приступающие к благодати Крещения произносили ее наизусть с высокого места пред лицом христианского Рима» (Исп. VIII, 2). Особо нервным личностям, боявшимся выступать перед публикой, а также и тем, кто стеснялся перед знакомыми, предлагалось произнести эту речь тайно. Викторин, однако, не оробел, отказался таиться, гордо вскинул голову и провозгласил ее перед большим скоплением народа, который приветствовал его ликующими криками.

О, как не похожа милая и мирная история о Викторине на рассказы о христианизации Руси князем Владимиром, загонявшем народ шестью столетиями позже в новую веру «огнем и мечом».

Подводя итог всему сказанному выше, еще раз отметим, что «Исповедь» Августина Блаженного является прекрасным источником по истории поздней Римской империи. Конечно, изучать по ней хронологию и известных личностей не получится, а вот для исследователей повседневности, столь популярной в последнее время, найдется много интересного и полезного материала.

Понравилась статья? Поддержите нас донатом. Проект существует на пожертвования и доходы от рекламы

Об исповеди святого Августина

Введение

Августин, вероятно, начал работу над Признаниями около 397 года, когда ему было 43 года. Точная мотивация Августина написать историю своей жизни в тот момент не ясна, но есть по крайней мере две возможные причины.

Во-первых, современники относились к нему с подозрением из-за его классического образования с языческим влиянием; его блестящая общественная карьера ритора; и его статус бывшего манихея. В разгар видной роли Августина в спорах о донатистах его подозревали как его враги-донатисты, так и осторожные союзники-католики. Одна цель Исповедь, тогда , должен был защитить себя от такого рода критики, объяснив, как он пришел к своей христианской вере, и продемонстрировав, что его убеждения были истинно христианскими.

Другим мотивом могла быть переписка между близким другом Августина Алипием и известным новообращенным христианином Паулином из Нолы, римским аристократом, который отрекся от мира и своего огромного семейного состояния после обращения в христианство. Алипий написал Павлину и прислал ему некоторые произведения Августина. Паулин ответил, чтобы попросить Алипия рассказать о жизни и обращении Алипия. Алипий, по-видимому, передал просьбу Августину, что может объяснить место, посвященное истории жизни Алипия в Книге 6.

Слово «признание» имеет несколько значений, каждое из которых действует на протяжении всей работы. Исповедь может означать признание своих грехов, что Августин делает с удовольствием, исповедуя не только свои амбиции и похоть, но и свою интеллектуальную гордость, свою неуместную веру в манихейство и непонимание христианства. Исповедь также означает заявление о вере, и этот аспект отражен в подробном отчете Августина о том, как он пришел к своим христианским убеждениям и своему познанию Бога. Наконец, исповедь означает вознесение хвалы, и в Исповедь, Августин постоянно воздает хвалу Богу, милостиво направившему его путь и избавившему его от страданий и заблуждений. По сути, исповедей — это одна длинная молитва.

Структурно Признаний делятся на три сегмента: Книги с 1 по 9 рассказывают о жизни Августина и его духовном путешествии. Книга 10 представляет собой обсуждение природы памяти и исследование искушений, с которыми все еще сталкивался Августин. Книги с 11 по 13 представляют собой расширенное толкование первой главы Бытия. Резкие различия между этими тремя частями поставили много вопросов о единстве 9-го0007 Признания. Сам Августин прокомментировал в своих Отступлениях , что первые десять книг были о нем самом, а остальные три — о Священных Писаниях. Некоторые критики утверждают, что на самом деле « исповедей » не имеют единой структуры, и Августин просто действовал без общего плана работы. Другие считают, что последние четыре книги были добавлены позже. Третьи утверждали, что Признаний на самом деле незакончены и что Августин задумал автобиографическую часть просто как введение в гораздо более длинную работу, либо полный анализ книги Бытие (Августин произвел несколько из этих анализов) или катехизис для новых членов церкви. Другие критики указывали на повторяющиеся темы в трех разделах — в частности, исследования памяти и времени — в попытках найти объединяющие элементы. Другой способ взглянуть на структуру Confessions — рассматривать это как путешествие во времени: первая часть напоминает о прошлом Августина; средний смотрит на его нынешнее положение; в то время как третья часть исследует деятельность Бога в истории, от начала мира, простираясь через настоящее и в будущее. Тем не менее, многие читатели считают, что Признаний должны были заканчиваться на Книге 9, и даже сегодня вы можете найти копии, которые не включают последние четыре книги.

Признаний всегда называют историей обращения. Августин действительно претерпевает несколько обращений: в манихейство; к поиску истины, с цицероновской Гортензий; к интеллектуальному принятию христианской доктрины; и, наконец, к эмоциональному принятию христианской веры. Однако термин «конверсия» несколько вводит в заблуждение. Даже молодой Августин никогда не сомневался в существовании Бога. Хотя он немного заигрывал с радикальным скептицизмом академиков, он всегда был уверен, даже будучи манихеем, что Христос был спасителем мира. Августин просто ошибся в деталях — с его точки зрения, катастрофически неправильно. Читатели, не разделяющие религиозных убеждений Августина, заметят, что он предполагает, что Бог существует, поэтому находит Бога, которого ожидает. Вера Августина всегда окрашивает его интерпретацию событий и является его меркой для определения истины или лжи. Confessions — это в некотором смысле личная история Августина, но в то же время это история с почти мифологическим или архетипическим уклоном. Августин — это своего рода обыватель, представляющий заблудшее и борющееся человечество, пытающееся заново открыть для себя божественное, единственный источник истинного мира и удовлетворения. Как и в сказке, исход Признаний никогда не вызывает сомнений; его герою суждено, как предвидит Моника, найти то, что ищет.

Влияния Августина: неоплатонизм

Неоплатонизм уходит своими корнями в платонизм , философию, изложенную греческим философом Платоном (умер в 347 г. до н. э.). Одной из отличительных черт платонизма является его утверждение о том, что видимые, осязаемые формы физического мира основаны на нематериальных моделях, называемых формами или идеями. Осязаемые формы преходящи, неустойчивы и несовершенны, тогда как идеальные формы вечны, совершенны и неизменны. Физические формы многочисленны и разнообразны, но идеальные Формы едины и едины. Платонизм придает этим качествам определенную иерархию ценности: вечность выше временного; единство выше разделения; нематериальное выше материального. В платонизме преходящий физический мир, в котором обитает человечество, становится неким ущербным проявлением совершенной и вечной модели, которая может быть воспринята только интеллектом, а не чувствами.

Философы-неоплатоники Плотин (ок. 205–270 гг. н. э.) и его ученик Порфирий (232–ок. 300 гг. н. э.) развили философские идеи Платона в нечто более похожее на полноценную космологию. В Эннеадах Плотин предложил верховное божество с тремя аспектами. «Единый» — это трансцендентная, невыразимая божественная сила, источник всего сущего. Он завершен и самодостаточен. Его совершенная сила спонтанно перетекает во второй аспект, Интеллект (Разум или Nous ), который созерцает силу Единого. Созерцая Единое, Разум производит Идеи или Формы. Таким образом, единство Единого перетекает в разделение и множественность. Эти Формы транслируются в физический мир творческой деятельностью Мировой Души. В нематериальном мире высшая часть Души созерцает Разум, а в материальном мире низшая часть Души создает и управляет физическими формами. Согласно Плотину, Душа, нисходя из нематериального в материальный мир, забывает часть своей божественной природы. Таким образом, все человеческие индивидуальные души разделяют божественность Единого и в конечном итоге вернутся в божественное царство, из которого они пришли, после того, как сбросят свои физические тела. Порфирий развил идеи Плотина о душе, утверждая, что индивидуальные человеческие души на самом деле отделены от Мировой Души и ниже ее. Однако посредством проявления добродетели и созерцания духовного человеческая душа может подняться из низшего, материального царства к высшему благу, абсолютной красоте и совершенству нематериального Единого. Августин упоминает об этом платоническом «восхождении души» в Книге 9.из признаний.

Христиане, со своей стороны, с глубоким подозрением относились к платонизму и ко всем старым языческим философиям, вытесненным христианством. Тем не менее, неоплатонизм обладал качествами, которые делали его привлекательным для интеллектуальных христиан. Тройственная модель божества неоплатонизма хорошо согласовывалась с христианским учением о Святой Троице. Акцент неоплатонизма на трансцендентном, нематериальном царстве как высшем благе также апеллировал к аскетической жилке христианства. Августин обнаружил, что неоплатонизм содержит в себе все основные идеи христианства, за тем важным исключением, что он не признавал Христа.

Влияния Августина: манихейство

Другим большим духовным влиянием Августина была религия манихейства. На самом деле манихейство было одной из нескольких гностических религий, процветавших в этот период. Гностические религии (от gnosis, греческое слово «знание») обещают верующим тайные знания, скрытые от неверующих, которые приведут к спасению. Гностические религии также крайне дуалистичны, рассматривая вселенную как поле битвы между противоборствующими силами добра и зла. Как и все гностические религии, манихейство считало тьму и физический мир проявлением зла, а свет — проявлением добра.

Манихейство было основано пророком Мани (216-277 гг. н.э.). Родившийся в Персии, Мани был воспитан в христианской секте, но в молодости он получил ряд откровений, которые привели его к основанию новой религии.

Манихейство отличалось разработанной и подробной космологией. Согласно манихейскому мифу, Свет и Тьма изначально существовали отдельно, не зная друг о друге. Царство Света, управляемое Отцом, состояло из пяти упорядоченных элементов, называемых Огонь, Вода, Воздух, Эфир и Свет. Его противоположность, царство Тьмы и материи, состояло из пяти беспорядочных элементов. Затем Князь Тьмы обнаружил царство Света и попытался завоевать его. Для защиты Света Отец произвел Мать Живого, которая, в свою очередь, произвела Первочеловека. Вместе с пятью стихиями Первочеловек вышел на битву с Тьмой, но был побежден, и демоны Тьмы пожрали его Свет.

Свет попал в ловушку злой физической материи. Чтобы спасти Свет, Отец создал Живой Дух. Вместе Первочеловек и Живой Дух сразились с демонами Тьмы. Из трупов демонов они сотворили небо и землю. Они образовали солнце и луну из высвободившихся кусочков Света. Растения и животные образовались в результате абортов и эякуляций демонов, пытавшихся заключить в тюрьму Свет. Демоны, охваченные похотью, совокуплялись, в конце концов рождая первую человеческую пару, Адама и Еву. Спасение началось, когда Адам получил просвещение о своем истинном состоянии от Первочеловека. Одним из центральных верований манихейства было представление о том, что у каждого человека есть две враждующие души: одна часть Света, а другая злая. Человеческий грех был вызван деятельностью этой злой души; спасение придет, когда добрая часть души освободится от материи и сможет вернуться в царство чистого Света. Посредством похоти и акта размножения Тьма пытается заключить в материю все больше и больше частиц Света. Через Мани истинное откровение знания позволит верующим высвободить Свет внутри себя и достичь спасения.

Верующие манихеи были двух типов. Избранные, достигнув духовного совершенства, практиковали крайний аскетизм, регулярно постились, придерживались строгой веганской диеты и воздерживались от всякой половой жизни. Слушатели, составлявшие большинство верующих, посвятили себя заботе об Избранных. Слушатели не придерживались тех же строгих стандартов аскетизма, но их увещевали не иметь детей, потому что это заключало в тюрьму больше Света внутри материи. Манихеи не должны были есть никакой пищи, полученной от животных, потому что после того, как она была мертва и, следовательно, лишена Света, плоть животных была не чем иным, как злой материей. Однако употребление в пищу фруктов и овощей было священным действием. Растения содержали Свет, и, съев их, Избранные Манихеи освободили Свет от рабства. Наконец, ни один манихей не должен был давать пищу неверующему, потому что, делая это, манихеи заключали бы в тюрьму больше частиц Света в материи. (Августин высмеивает это убеждение в Книге 3.10.)

Манихейство имело сильный миссионерский элемент, поэтому оно быстро распространилось по Ближнему Востоку. Поскольку манихейство впитало в себя некоторые элементы христианства, оно понравилось многим традиционным христианам. Однако манихеи считали христианство ошибочной и неполной религией. Они резко критиковали моральные недостатки ветхозаветных патриархов, таких как Авраам, Давид и Моисей. Манихеи указывали на истории Ветхого Завета, в которых описывались эпизоды похоти, гнева, насилия и обмана, чтобы подтвердить свои заявления о том, что ветхозаветный Бог на самом деле был злым демоном, а не Богом Света. Манихеи считали, что некоторые части Нового Завета верны, но они утверждали, что книги Нового Завета были изменены, чтобы исказить настоящие учения Христа, отражающие истинную веру манихейства. Манихеи специально отвергли идею о том, что Христос был рожден от человеческой матери в материальном теле, потому что они рассматривали тело как зло. Поэтому было также невозможно, чтобы Христос мог принять физическую смерть на кресте. Несмотря на свою популярность, манихейство рассматривалось большинством гражданских властей как подрывное и неоднократно запрещалось. К шестому веку манихейство в значительной степени исчезло в западной части империи, хотя оно сохранилось и в 14 веке в некоторых частях Китая, а религии, подобные манихейству, вновь появились в Европе в средние века.

Августин был слушателем манихеев почти десять лет, и в Исповедь, он часто ссылается на манихейскую доктрину и практику. Хотя они явно различаются, манихейство и неоплатонизм сходятся в нескольких основных идеях: материя есть зло (или, по крайней мере, низшее) и ловушка человеческого духа; что человеческие духи содержат некую искру божественного, которая должна покинуть материальный мир, чтобы воссоединиться с высшим Добром; и что истинная реальность не та, которую люди видят вокруг себя. В отличие от неоплатонизма, манихейство было крайне материалистичным. Там, где неоплатонизм постулирует совершенно духовную, нематериальную сферу бытия, даже манихейский Свет, кажется, имеет некую субстанцию, которая была буквально заключена в оковы физической материи.

Зачем и как читать «Исповедь Августина» — «Католический мировой отчет»

Фрагмент из «Святого Августина в его келье» (1494 г.) Сандро Боттичелли (Изображение: Ignatius.com)

В комментариях к моей недавней статье CWR о различных переводах Confessions , читатель рассказал об обычном опыте попытки читать Августина и отказа. «Время, чтобы прочитать и переварить Признаний , является монументальной задачей». Он задается вопросом, стоит ли среднему католику продираться через Августина. Особенно, могу добавить, когда есть так много других хороших духовных писателей с более доступными текстами.

Затем джентльмен предлагает дополнительную статью, посвященную «духовной ценности чтения Признаний » и некоторым «подходам к ее чтению». Хотя я не думаю, что « Исповедь » является обязательным чтением для каждого верующего человека, я все же хочу принять предложение этого читателя и дать некоторые рекомендации для тех, кто хочет прочитать и переварить его.

Духовная ценность чтения Августина Исповедь

Признания меняет жизнь. Я знаю, что это правда, потому что это изменило мое. Я читал Confessions будучи первокурсником в колледже, когда я был очень закоренелым католиком в поисках пути. Я восхищался вопросами Августина о Боге, его глубоким самоанализом и его честной борьбой с грехом. В Confessions Августин — обычный человек; он — ты и я, грешник, который борется с похотью, амбициями и рассеянностью. Я читал Confessions более дюжины раз за последние двадцать лет, и каждый раз это свежо. Это такая книга, которая растет вместе с вами. Каждый раз, когда я читаю его, меня манит идти глубже, выше и дальше.

Августин учит нас молиться. В настоящее время я перечитываю Признаний для курса бакалавриата, который я преподаю в Колледже Хоуп. Мои молитвы уже были глубоко сформированы этой работой, когда я писал о ней свою диссертацию, но я обнаружил, что даже сейчас я молюсь больше в течение дня и что мои молитвы формируются тем, что я читаю. Я обнаружил, что хочу больше исповедоваться, больше славить Бога и видеть все в свете Божьем. Августин показывает нам, как превратить каждое мгновение, каждое воспоминание — хорошее и плохое — в молитву хвалы и благодарения. Августин учит нас делать сейчас то, что мы будем делать всегда, то есть если мы действительно делаем сейчас то, чему он нас учит.

Августин учит нас, кто такой Бог и кто мы такие. Исповедь начинается с различия между величием Бога, в высшей степени достойного похвалы, и нами, людьми, частью (или «частицей», в одном прекрасном переводе) Божьего творения, которые обременены нашей смертностью, слабость и грех. Тем не менее, мы созданы для Бога. Мы созданы с динамической ориентацией на Него и беспокойны, пока не успокоимся в Нем. Confessions исследует природу Бога и природу человека в свете Бога. Итак, помимо обучения разговорной речи — Бог правильно, мы также учимся правильно думать о о нем и о себе.

Советы по прохождению Признаний

Пройдите первые пять страниц. Первые пять страниц Исповедей содержат самые известные строки Августина о нашем беспокойном сердце, но они также содержат одни из самых емких и риторических текстов о Боге, включая десятки вопросов, на которые он не отвечает! Некоторые люди просто сдаются в этот момент (хотя другие действительно любят задавать вопросы и искать). Просто продолжайте читать. Повествование набирает обороты, и вскоре вы будете думать о младенческом грехе, дурном воспитании, юношеских шалостях, сексуальных похождениях, еретических сектах, властных матерях, природе греха, а также о святых и друзьях, Божьей благости и провидении и истории, достойной внимания. Сеть «Возвращение домой».

Выберите правильный перевод. Обязательно выберите перевод, который подходит именно вам (см. мое эссе здесь). Если вас действительно пугает перспектива прочесть Исповедь , то приобретите перевод о. Benignus O’Rourke (прекрасный перевод первых девяти книг) или учебное издание Ignatius Press (очень легко читаемое, с полезными комментариями и эссе с католической точки зрения).

А если серьезно, послушайте аудиоверсию. Культура Августина была устной культурой и Признания должны были быть услышаны. Я слушал красивый старый перевод Outler на Librivox (бесплатно!) с солидным читателем с очаровательным акцентом. У Audible есть более современные переводы, такие как Boulding или Chadwick, а также замечательная версия Pusey 19-го века, прочитанная великим британским актером. Опять же, выберите версию, которая подходит именно вам!

Прочитайте с кем-нибудь. Можете ли вы попросить друга или группу друзей прочитать его вместе с вами? Есть ли в приходе кто-нибудь, кто мог бы помочь вам пройти через это? Можете ли вы прочитать главу вслух вместе, а затем обсудить ее? Сделайте что-нибудь, чтобы держать себя в руках!

Некоторые идеи для приближения к Исповедь

Исповедь – это молитва. Большинство людей думают, что « Признаний » — это автобиография. Но это не совсем правильно. Конечно, в « исповедях» есть автобиографические элементы, но произведение — это прежде всего молитва. Это молитва хвалы за то, кем является Бог, и молитва благодарения за то, что Бог сделал в жизни Августина. Августин предлагает нам помолиться вместе с ним, чтобы вместе, как тело Христово, мы могли вознести свое сердце к Богу и обрести покой. Если вы подойдете к работе как к автобиографии (или к какому-либо традиционному жанру), вы, скорее всего, разочаруетесь. Но если вы позволите Августину направить ваш разум и сердце к Богу, не заботясь о понимании каждой идеи или отступления, вы обнаружите, что постепенно преображаетесь.

Признаний предназначены для тренировки наших душ. Confessions — это exercitatio animi , «упражнение души». Августин пишет это таким образом, чтобы напрячь наши умы и сердца, чтобы мы могли лучше узнать Бога и больше любить Его. В этой книге Августин задает более 700 сотен вопросов. Не каждый вопрос будет вашим вопросом, и иногда Августин научит вас задавать вопросы, о которых вы даже не подозревали, что хотите их задать! В любом случае, Августин — такой же искатель, который берет нас за руку и тащит с собой к Богу. Опять же, не расстраивайтесь, если вы не понимаете всех перипетий сюжета. Просите, ищите и стучите вместе с Августином, и он направит вас от низшего к высшему, от низшей любви к высшему.

Признаний предназначены для изгнания нечистой силы из наших душ. Исповедь не есть благодать сама по себе, но многие считают ее средством для Божьей благодати. Исповедь — это то, что мы могли бы назвать «общим исследованием совести», в котором Августин оглядывается на всю свою жизнь, включая свою нынешнюю жизнь, и (пере)читает ее в свете Божьего милосердия. Он призывает нас сделать то же самое. Он показывает, рассказывает и моделирует для нас, как беспорядочная любовь может стать упорядоченной, как мы можем научиться любить Творца больше, чем его творения, и как любить его творения, возвращая их тому, кто их создал.

Заключение

В конце 9-й книги Признаний Августин рассказывает об опыте, который он пережил со своей матерью Моникой в ​​конце ее жизни. Когда они оба размышляют о ее неминуемой смерти, они обращают свои мысли к жизни святых на небесах. Но когда они говорят, их души возносятся так, что они предстают перед Богом до тех пор, пока они оба вместе не увидят, не услышат, обоняют, не вкусят и не коснутся Бога. Августин, один из самых блестящих умов, которых когда-либо видел мир, делится этим мистическим опытом со своей святой матерью, необразованной женщиной из среднего класса пунического происхождения.

Я рассказываю эту историю, чтобы подчеркнуть, что не думаю, что всем нужно читать Признания . Кто-то будет читать другие прекрасные книги, а кому-то не понадобятся какие-то особые книги, чтобы добраться до того же места. Важно научиться пребывать в присутствии Бога и преобразовываться. Это задача не только для избранных или образованных, а для всех. Действительно, образование достаточно часто мешает продвижению к такой цели. И это одна из причин, по которой Августин написал Confessions : показать читающим (или слушающим) путь к Богу.

Многие люди по понятным причинам пугаются, читая « Исповедь» Августина , но большинство из тех, кто прилагает усилия, обнаруживают, что они щедро вознаграждены. Прочтете ли вы только первые девять книг (описывающие его отвращение к Богу и обращение к Богу) или отважитесь прочесть и последние четыре книги (которые представляют собой глубокие исследования памяти, экзегезы, времени, пространства и Церкви), Августин растянет ваш разум. , наверняка, и твое сердце, если ты ему позволишь. Думаю, многие из вас будут рады, что попробовали. Получишь ли ты от этого много или мало, ты получишь что-то прекрасное.

• Связано с CWR: «Какой перевод Признаний Августина мне следует прочитать?» (25 января 2021 г.) д-р Джаред Ортис

( Примечание редактора: Первоначально это эссе было опубликовано 6 февраля 2021 г.