«Утешительный поп» — отец Никодим

До сих пор фамилия его не установлена. Немногие знали ее и на Соловках. «Утешительного попа», отца Никодима, и без фамилии знали не только в «кремлевском муравейнике», но и в Муксоломском богоспасаемом затишье, и в Савватиеве, и на Анзере, и на мелких, затерянных в дебрях островках. Так сложилась соловецкая судьбина нашего земляка — священника с Полтавщины — везде побывал.

Ссыльное духовенство — архиереи, священники, монахи, — прибыв на остров Соловки и пройдя обязательный стаж общих работ и жительства в Преображенском соборе, обычно размещалось в шестой роте, относительно привилегированной, освобожденной от поверок и имевшей право выхода из кремля. Но для того, чтобы попасть в нее, одного духовного сана было мало, надо было иметь соответствующую статью, каравшую за антисоветскую агитацию, преступное сообщество, шпионаж или какое-нибудь иное контрреволюционное действие, а батюшка Никодим был осужден Полтавской тройкой НКВД за преступление по должности. Вот именно это отсутствие какой-либо контрреволюции в прошлой жизни отца Никодима и закрывало ему двери в тихий, спокойный приют.
Получался анекдотический парадокс: Владимир Шкловский, брат известного литератора-коммуниста Виктора Шкловского, пребывал в окружении иереев и высших иерархов, как «тихоновец», хотя по происхождению и был евреем. Он взял на хранение церковные ценности от своего друга-священника, а священнодействовавший более пятидесяти лет иерей, отец Никодим, кружил по всем отдаленным соловецким островам — командировкам то в качестве лесоруба, то скотника, то рыбака, то счетовода.
К политике он, действительно, не имел никакого отношения , до самого своего мученического конца.

Вот, как описал в своей книге рассказ отца Никодима узник Соловецкого лагеря, писатель Борис Ширяев:

— Кого-кого только в нашем селе на Полтавщине ни побывало, — рассказывал батюшка, — и красные, и белые, и немцы, и петлюровцы, и какие-то еще балбачановцы… всех повидал… Село-то наше стоит на тракту, что от Сум на Полтаву идет. А мне — всё единственно, что белые, что красные. Все сыны Божие, люди-человечки грешные. Господь на суде Своем не спросит, кто красный, кто белый, и я не спрашивал.
— А не обижали вас, батюшка?
— Нет. Какие же обиды? Ну, пасеку мою разорили… Что ж, это дело военное. Хлебает солдат свои щи… Год хлебает, другой хлебает, так ведь и медку захочется, — а где взять? А они, пчелки-то, твари Божие, не ведают, кому медок собирают — мне ли, солдату ли? Им единственно, на кого трудиться, ну и мне обиды быть не может.
— Не смеялись над вами?
— Это бывало, — засмеется сам отец Никодим, и мелкие морщинки, как резвые детишки, сбегутся к его выцветшим, с хитринкой, глазкам, — бывало даже часто. Один раз большой какой-то начальник у меня на ночь стал. Молодой, ловкий такой.
— Поп, а поп, — говорит, — я на ночь бабу к себе приведу. Как ты на это смотришь
— Мне чего смотреть, — отвечаю, — я за семьдесят-то лет всего насмотрелся. Дело твое молодое, грешное. Веди, коли тебе без того невозможно.
— Может и тебе, поп, другую прихватить?
— Нет, сынок, обо мне, — говорю, — не беспокойся. Я пятнадцатый год вдовствую, а в этом не грешен.
— И не смущал тебя бес?
— Как не смущать? Смущал. Ты думаешь, поп — не человек? Все мы — люди, и всему людскому не чужды. Это и латинскими мудрецами доказано. Бесу же смущать человеков и по чину положено. Он свое выполнять обязан. Он меня — искушением, а я его — молитвою… Так поговорили с ним, посмеялись, а бабы он всё же не привел. Один спал, и наутро две пачки фабричной махорки мне дал, заусайловской.
— Этим грешен, — говорю, — сынок! Табачком занимаюсь. Спасибо!
А в другой раз на собрание меня потребовали, как бы на диспут. Оратор ихний меня вопрошает:
— Ответьте, служитель культа, подтверждаете ли, что Бог в шесть дней весь мир сотворил?
— Подтверждаю, — говорю, — в Писании так сказано…
— А современная наука доказывает, что за такой малый срок ничего создано быть не может. На этот процесс миллионы тысячелетий требуются, а не дни.
— А какие дни? — вопрошаю.
— Как какие? Обыкновенные. Двадцать четыре часа — сутки.
— А ты по науке читал, что на планиде Сатурне день больше двух лет выходит?
— Это, — говорит, — верно. Астрономия подтверждает.
— А у Господа, Творца вселенной, какие дни? Это тебе известно? Земные человеческие или сатурнальные? Его день-то может в сто миллионов лет вскочит! Что ж Он, Бог-то, по гудку, что ли, на работу выходит? Эх, ты, философ, не решивший вопросов, хотел надо мною посмеяться, а вышло ему самому посрамление.
— За что же вас всё-таки посадили?
— Правильно посадили. Должностное преступление совершил.
— Да какая же у вас должность была?
— Как какая? Своя, иерейская, по чину положенная: рожденных — крестить, во плоти укрепившихся — венчать, Господом прибранных — отпевать и напутствовать. Дела хватало! Я его и выполнял по старинке: крещу, венчаю, хороню и в свои книги церковные записываю. Ан, новая-то власть новой формы требует: без свидетельства из города не венчать, без врачебного удостоверения не хоронить… Ну, а мое положение каково?! Люди всё обладили, кабана зарезали, кур, гусей, самогону к свадьбе наварили, гостей назвали, одно осталось — «Исайя, ликуй» отпеть! А тут на тебе — в Полтаву ехать! Виданое ли дело?
— Батюшка, — говорят, — обвенчай! Да разве ты Оксанки с Грицьком не знаешь? Сам ведь их крестил! Какое тебе удостоверение? Ну, и венчал.
А с покойниками еще труднее, особенно в летнюю пору: жара, а тут доктора ожидай трое суток… Входил в положение — хоронил. Новые правила должности своей нарушал, конечно. За то и осужден.

Свои пастырские обязанности отец Никодим ревностно выполнял и на Соловках. Наперстный крест серебряный, епитрахиль, ризу и камилавку отобрали в Кеми при последнем перед Соловками обыске. Евангелие оставили, это служителям культа разрешалось. Последняя камлотовая, подбитая ватой ряска изорвалась на лесных работах до непристойности. Пришлось полы обрезать. Священническая шляпа, в которой он попал в тюрьму, давно уже пришла в полную негодность, и седую голову отца Никодима покрывал подаренный кем-то красноармейский шлем с ясно видневшимся следом отпоротой красной звезды.

Посылок с воли отец Никодим не получал. Но он не унывал. Сгорбленный под тяжестью последних лет восьмого десятка, он был необычайно бодр и крепок для своего возраста. Рубить дерево под корень он, правда, уже не мог, но при обрубке сучьев топор в его руках ходил лучше, чем у многих молодых, а скотником на Муксоломской ферме он считался незаменимым.

Лохмотья обрезанной рясы и мало подходящий к его сану головной убор не смущали отца Никодима.

— Попа и в рогоже узнаешь, — говорится в народе, а меня-то и узнавать нечего, без того все знают. Кроме того, не рогожа на мне, а материал знатный, в Киеве купил. Починить бы толком — век служил бы еще… Всё же «нужное» у меня в исправности.

Это «нужное» составляли: искусно вырезанный из дерева наперсный крест на веревочке, носившийся под одеждою, епитрахиль суконная, короткая, подбитая легким слоем ваты, и дароносица из плоской немецкой солдатской кружки с ловко подогнанной крышечкой.

— Зачем же вы епитрахиль-то ватой подстегали?
Отец Никодим хитро улыбался:
— От соблазну. В случае обыска — чекист ее отобрать обязан. А я в грех его не введу, на себя грех возьму — нагрудничек по древности моей от кашля, а в кружечке — лекарство. Ему и свободно будет всё мне оставить.

С этим «нужным» для его перевалившего за полвека служения отец Никодим никогда не расставался. Святую литургию он совершал ежедневно, встав раньше всех и забравшись в укромный уголок. Спал он по-стариковски, не более двух-трех часов.
— Потому при себе ношу, что служение мое всегда может потребоваться. В Господа же веруют в тайнике своей души все. Раз заехал к нам важный комиссар, орденом. Закончил он свои дела и в сад ко мне идет, садок у меня был любительский, редкие сорта, и пасека там же…

Комиссар со мною вежливо… всё осмотрел, похвалил. Чай со свежим медком сели пить, разговорились.
— Как это вы, — говорит, — в садоводстве, в пчеловодстве и прочей ботанике столь сведущий, предпочитаете мракобесием своим заниматься, людей морочить? Шли бы к нам в земотдел инструктором — полезным бы человеком стали…
— А вы, — спрашиваю, — господин-товарищ, действительно в Господа не веруете?
Он даже обиделся:
— Странный вопрос! Как же я веровать буду, pаз я коммунист, а кроме того, человек сознательный, интеллигентный…
— Так вы никогда, ни разу, сознательным став Имя Его святое не призывали?

Смутился мой комиссар:

— Было такое дело, — говорит, — наскочили казаки ночью на наш обоз. Я, как был в подштанниках, под тачанку. А казак приметил. Кружится на коне окрест тачанки и пикой меня достать норовит. А я, как заяц, то к передку, то к задку перескакиваю. Тут-то и Бога, и Богородицу, и Николу Угодника — всех вспомнил. Махнул на меня рукой казак и ускакал. Тут я перекрестился. Верно. Но ведь это от страха, а страх есть основа религии…
— Отчего же вы от страха иное имя не призвали?
— Пережитки…, — потупился мой комиссар.

Все в Господа веруют, и все приобщиться к Телу Его жаждут. Не всегда только дано им понять это. Bы Губичева знавали? Нет? Быть не может! Человек приметный, ростом — Петр Великий и характером крут; из бандитов был. Дня за три до кончины раздатчика чуть не задушил: порцию будто тот ему неправильную дал. Матершинник и к тому же богохульник. Владычицу Небесную безпрестанно поносил. Так вот, с неделю назад сосною его придавило, прямо поперек грудей ударила. Лежит на земле и хрипит:

— Амба! Попа зовите! — а у самого уже смертные пузыри изо рта идут. Ребята за мной сбегали. Я присел, и солдат уж тут. Как быть? А Губичев глаза под лоб подкатывает. Я — солдату:
— Отвернись, господин-товарищ, на малое время и не сомневайся. Видишь, человек помирает.
— Вали, — говорит, — поп, исполняй свою обязанность, — и к сторонке отошел.

Я Губичева епитрахилью накрыл, прегрешения ему отпускаю, а он хрипит:
— Три души…

Больше понять ничего невозможно было. Приобщил я его Святых Тайн, дернулся он разок и душка отлетела.

Вот вам и вера. Значит, была она у него, у смертоубийцы и богохульника! А солдат-то, думаете, зря отошел? Нет, и он под своей политграмотой искру Божию таил.

От выполнения своего служения отец Никодим никогда не отказывался. Служил шепотком в уголках молебны и панихиды, исповедывал и приобщал Св. Тайн с деревянной струганой лжицы. Таинство Евхаристии он совершал над водой с клюквенным соком.

— Вина где ж я достану? А клюковка, она есть тоже виноград стран полуночных и тот же Виноградарь ее произрастил. Нет в том греха.

По просьбе группы офицеров он, рискуя, отслужил в лесу, на могиле расстрелянных, панихиду по ним и по Царю-мученику. Его же под видом плотника проводили в театр к пожелавшим говеть женщинам. Шпана ухитрялась протаскивать его через окно в лазарет к умирающим, что было очень трудно и рискованно. Никто из духовенства не шел на такие авантюры. Ведь попадись он — не миновать горы Секирной. Но отец Никодим ни ее, ни прибавки срока не боялся.
— Что мне могут сделать? Ведь восьмого-то десятка всего один годик мне остался. Прибавляй, убавляй мне срок человеческий, Господнего срока не изменишь! А с венцом мученическим перед Престолом Его мне, иерею, предстать пристойнее, — скажет отец Никодим и засмеется дробным стариковским смехом. Побегут к глазам лучистые морщинки, и поверишь, что так — светлою, веселою радостью переступит он предельную черту.
С этою радостью прошел наш земляк – простой поп с Потавщины, весь свой долгий жизненный путь. С нею не расставался он и в дни свои последние, соловецкие. Этой же радостью своей стремился он поделиться с каждым, плеснуть на него водой жизни из сосуда Духа своего. За то и прозвали его «утешительным».

Долгие зимние вечера на командировках много отличны от кремлевских. Нет ни театра, ни кино, никакого электрического света. Нет возможности пойти в другую роту, послушать безпрерывно обновляющуюся информацию «радио-парашу».

На командировке раздадут ужин пораньше, построит команду дежурный, просчитает и запрет барак. Чадит тюлений жир в самодельных коптилках… Кое-кто ругается с тоски…

Случаев самоубийства в кремле я не знаю, а на глухих командировках кончали с собой многие. Затоскует человек, добудет обрывок веревки… вот и всё. Или на сосне найдут, или утром висящим в углу барака обнаружат. Такого затосковавшего отец Никодим разом узнавал своими безцветными, с хитринкой глазками. Вечерком в бараке, а то и днем на работе будто невзначай с ним разговорится. Начнет совсем про другое, расскажет, как он, будучи в киевской семинарии, яблоки в архиерейском саду воровал и попался на этом деле. Посмеется. Или попадью свою вспомнит, садик, пасеку. Смотря по собеседнику. И тот повеселеет. Тут ему отец Никодим и шепнет тихонечко:

— Ты, сынок, Николе Угоднику помолись и Матери Божией «Утоли моя печали». Так и так, скажи, скорбит раб Божий имя рек, скорбит и тоскует… Прими на себя скорбь мою, Заступница, отгони от меня тоску, Никола Милостивый… И поможет. Да почаще, почаще им о себе напоминай… У Святителя дела много. Все к нему за помощью идут. Может и позабыть. Человек он старый. А ты напомни!..

Как ручеек из-под снега, журчит тихая речь «утешительного попа». Смывает с души тоску ручеек… Светлеет чадная тьма барака.

— Ты молодой еще. Кончишь срок — домой поедешь, а не домой, так в Сибирь, на «вольную»… Что ж, и в Сибири ведь люди живут. Даже похваливают. Жена к тебе приедет…

Вспыхивала радужным светом Надежда. Загоралась пламенем Вера, входили они в черное, опустошенное, перегорелое сердце, а из другого, светлого, лучисто улыбалась им Любовь и Мудрость немудрящего русского деревенского «утешительного попа».

Был и другой талант у отца Никодима. Большой, подлинно милостью Божией талант. Он был замечательный рассказчик. Красочно, сочно выходили у него рассказы «из жизни», накопленные за полвека его священнослужения, но еще лучше были «священные сказки». Об этом таланте его узнали еще в дороге, на этапах, а в Соловки он прибыл уже знаменитостью, и слушать его по вечерам в Преображенский собор приходили и из других рот.

— Ну, батя, начинай «из жизни», а потом и «священное» не забудь!

«Из жизни» бывало всегда веселым и забавным.

— Чего там я буду о скорбях вам рассказывать! Скорбей и своих у каждого много. Лучше повеселее что, а у меня и того, и другого полные чувалы… «Священные сказки» были вольным пересказом Библии и Евангелия, и вряд ли когда-нибудь был другой пересказчик этих книг, подобный отцу Никодиму.

Строгий догматик и буквоед нашел бы в них, может быть, много в Библии не упомянутого, но всё это были детали, фрагменты, не только не затемняющие, но выделяющие, усиливающие основной смысл рассказа, а, главное, отец Никодим рассказывал так, словно он сам не далее, как вчера, сидел под дубом Мамврийским, шатра… нет, не у шатра, а у крепко, навек сколоченной избы Авраама. И сам патриарх был подстать избе, смахивал малость на тургеневского Хоря, только писанного не мирским легкодумным художником, а твердою кистью сурового суздальского иконописца. Живыми, во плоть и в рубище одетыми были и ангелы-странники.

Жила и «бабка» Сара, подслушивавшая под дверью беседу мужчин…

Ни капли казенного елея, ни буквы сухой книжной премудрости не было в тихоструйных повестях о рыбаках неведомой Галилеи и их кротком Учителе… Всё было ясно и светло до последнего камешка пустыни, до малой рыбешки, вытащенной сетями из глубин Генисаретского озера.

Шпана слушала, затаив дыхание… Особенным успехом пользовалась притча о блудном сыне. Ее приходилось повторять каждый вечер.

Я слушал «Священные сказки» только в крикливой сутолоке Преображенского собора, но и оттуда уходил очарованный дивной красотой пересказа. С какой же невероятной силой должны были они звучать в чадном сумраке нескончаемой ночи лесного барака?!

Но Секирки и мученического венца отец Никодим не миновал. На первый день Рождества вздумали всем лесным бараком — человек двадцать в нём жило — обедню отслужить затемно, до подъема, пока дверей еще не отпирали. Но, видно, припозднились. Отпирает охрана барак, а там отец Никодим Херувимскую с двумя казаками поет. Молившиеся успели разбежаться по нарам, а эти трое были уличены.

— Ты что, поп, опиум здесь разводишь?

Отец Никодим не отвечает — обедню прерывать нельзя — только рукой помахивает.

Все трое пошли на Секирку.

Весной я спросил одного из немногих, вырвавшихся оттуда, знает ли он отца Никодима?

— Утешительного попа? Да кто же его не знает на Секирке! Целыми ночами нам в штабелях «священные сказки» рассказывал.
— В каких штабелях?
— Не знаете? Не побывали еще в них? Ну, объясню. Зимой Секирная церковь, где живут штрафные, не отапливается. Верхняя одежда и одеяла отобраны. Так мы такой способ изобрели: спать штабелями, как баланы кладут. Ложатся четыре человека в ряд, на бок. На них — четыре поперек, а на тех еще четыре, снова накрест. Сверху весь штабель имеющимся в наличии барахлом укрывают. Внутри надышат и тепло. Редко кто замерзнет, если упаковка тщательная. Укладывались же мы прямо после вечерней поверки. Заснуть, конечно, не можем сразу. Вот и слушаем «священные сказки» Утешительного попа… и на душе светлеет…

Отца Никодима у нас все уважали, епитрахиль ему соорудили, крест, дароносицу…

— Когда же он срок кончает?

— Кончил. На самую Пасху. Отслужил ночью в уголке Светлую Заутреню, похристосовался с нами. Потом в штабель легли досыпать, он же про Воскресение Христово «сказку» сказал, а наутро разобрали штабель — не встает наш Утешительный. Мы его будим, а он холодный уже. Надо полагать, придушился — в нижний ряд попал. Это бывало. Сколько человек он у нас за зиму напутствовал, а сам без напутствия в дальний путь пошел…

Впрочем, зачем ему оно? Он сам дорогу знает.

В мартирологе Соловецком значится:
Никодим ( фамилия не установлена) 
священник 
Был известен на Соловках как «Утешительный поп».
ПЕРИОДЫ ЖИЗНИ [до 1926г.]
Служение
Полтавская губ. 
священник 
Места заключения
Соловецкий Лагерь Особого Назначения (СЛОН)
Год начала 1923 
Год окончания 1926 
Отец Никодим, известен из многих воспоминаний о Соловках, как «утешительный
поп», который пользовался особой любовью заключенных-уголовников, он
единственный из духовенства попал на Соловки не за религиозные убеждения, а
по служебной статье: совершение треб без справки из ЗАГСа, что не позволило
ему попасть в особую роту для духовенства и ему пришлось отбывать срок с 
уголовниками.

Осенью 1925г. о.Никодим отслужил в лесу панихиду по расстрелянной большевиками императорской семье и убиенным соловецким узникам. 
За Рождественскую службу (1926г.) в бараке, на одной из лесных командировок, сослан в штрафной изолятор. 
Умер на Пасху 1926г. в штрафном изоляторе на Секирной горе.
Еще в середине 1930-х годов о нем ходил рассказ среди заключенных-уголовников в Печерских и
Ухтинских лагерях.  
Кончина
1926 
День 2 
Месяц 5 
умер в заключении 
Место
Соловецкий лагерь, штрафной изолятор на Секирной горе.

Покой Господи душу раба Твоего священноиерея Никодима и сотвори ему вечную память.

Читать книгу «Отец Никодим» онлайн полностью📖 — Николая Чумакова — MyBook.

ОТЕЦ НИКОДИМ

Отец Никодим возлежал в своём огороде среди капустно-морковных грядок, будто в Гефсиманском саду, и с тоской глядел на небо. Сверху на него пялился большим синим глазом Бог. Никодим думал о том, как прошла его жизнь, на что она была потрачена. Думы его унеслись во времена молодости, когда начался его духовный подвиг.

Житие Никодима пришлось на сатанинские годы советской власти, когда Бог был ещё мёртв. Его бабушка – активная коммунистка – втайне крестила свою дочь. В принципе, всё воцерковление на этом и закончилось. Ибо мать Никодима не была истинно православной. Она постоянно говорила о том, что в Бога надо верить в душе, а в церковь для этого ходить не обязательно.

Никодим и сам Богом не интересовался. Крестили его в четырнадцать лет. В то время власть советов уже рухнула. На головы, словно из лопнувшей канализационной трубы, хлынул поток мистицизма и оккультизма. Экстрасенсы, колдуны, священники, сектанты, гипнотизёры – поистине Вавилон безумия. Креститься стало так же модно, как быть партнёром АО «МММ». Офисы «МММ» ломились от клиентов, жертвовавших свои кровные во имя рая земного, а церкви не вмещали всех желающих пройти сакральную водную процедуру во имя рая небесного. Крестили сразу целыми загонами. В одном из таких загонов оказался и Никодим.

Батюшка, крестивший Никодима, маленький, похожий на сказочного гнома, проходил по рядам наполеоном и зачем-то брызгал в лицо водой да мазал лоб и ноги каким-то маслом. Тараторил молитвы и ругался на нерасторопных крёстных родителей. Экзотическая обстановка модной мистерии впечатлила Никодима не более, чем посещение зоопарка в детстве.

Настоящая духовная брань разгорелась, когда Никодиму исполнилось семнадцать. Достоевский, Толстой, поиски своего «я». И вот однажды Никодим обнаружил у своей бабушки старое Евангелие. Он читал его будто зачарованный. Вот оно, вот ответы на все вопросы! Страх, смерть, боль – всё можно преодолеть верой во Христа.

Бабушка жила в десяти километрах от дома Никодима. И он каждый день, даже в дождь, пешешествовал яко по суху до её дома, чтобы читать Евангелие, ибо денег на автобус у него просто не было. Все заподозрили, что Никодим увлёкся молодой квартиранткой бабушки. Откуда им было знать, что никакие женские прелести не могли затмить нового мира, открытого Никодимом.

Скоро будущий батюшка приобщился к церковным службам. Иконы, пьянящий запах ладана, молитвы на языке словно из старых русских сказок. Всё в жёлто-золотом, пение хора. Ему показалось, что благодать снисходит на него, хотелось быть ближе к волшебству. И вскоре его мечта сбылась. В городе, где жил Никодим, началось строительство новой церкви, и за «господи благослови» он стал таскать кирпичи и красить стены. Молиться и поститься. Его благословили петь и читать на клиросе. А потом и звонить на колокольне. Несмотря на то, что церковь была ближе к Никодиму, Бог оказался ещё дальше от него. Пошлый быт церковной жизни не способствовал духовному росту. Никодим увидел, что житейская грязь в храме Божием не менее, а то и более, чем в миру, размазана по лицам и душам человеческим. Церковный бухгалтер подозревала продавщицу с иконной лавки в том, что та продавала свечей больше, чем отчитывалась в конце месяца. Священник торговал женским бельём на рынке, потому что зарплаты не хватало на содержание пяти детей, а церковные сторожа по ночам вытряхивали урны для пожертвований, дабы купить сигарет и водки. Вера начала угасать, точно старая лампада. И тут произошёл новый поворот в жизни, удержавший его в лодке Христовой. Батюшка благословил Никодима на обучение в духовной семинарии.

Семинария мало чем отличалась от обычного студенческого общежития. Здесь были и ночные пьянки, и курение в туалетах. Сначала Никодима охватила эйфория. Новое место, новые люди, в конце концов, новая одежда. Подрясник придавал ему инаковость, отделённость от обычных людей, и он гордо носил его, точно первоклассник форму в первые сентябрьские дни.

Никодим — Энциклопедия всемирной истории

Никодим был одним из первых последователей Иисуса Христа, уникально упомянутым только в четвертом Евангелии, Евангелии от Иоанна. Согласно этому Евангелию, он был фарисеем и членом синедриона (еврейского совета) в Иерусалиме во время суда и распятия Иисуса из Назарета.

Евангелие от Иоанна

В синоптических Евангелиях (Марк, Матфей, ​​Лука) Иисус рождается человеком, но через воскресение обрел оправдание праведников и был вознесен на Небеса. Евангелие от Иоанна уникально, потому что Иисус Иоанна существовал раньше и присутствовал при сотворении как logos («слово» или «рациональность»), ставшие плотью согласно христианскому учению о воплощении. Иисус Иоанна постоянно заявлял, что он единственный, кто видел Отца, ибо он «единственный и единственный Сын, пришедший от Отца» (Иоанна 1:14). Евангелие от Иоанна использовало литературные приемы метафоры и аллегории в учении Иисуса: «Я есмь хлеб жизни» (Иоанна 6:48).

Удалить рекламу

Реклама

Уникальный портрет Иисуса, сделанный Иоанном, резюмируется в речи к Никодиму:

Был фарисей, человек по имени Никодим, который был членом Иудейского правящего совета. Он пришел к Иисусу ночью и сказал: «Равви, мы знаем, что ты учитель, пришедший от Бога. Ибо никто не мог бы творить знамений, которые ты творишь, если бы не Бог». Иисус ответил: «Истинно говорю вам: никто не может увидеть Царствия Божия, если не родится свыше». «Как кто-то может родиться, когда он стар?» — спросил Никодимус. «Неужели они не могут вторично войти в утробу матери своей, чтобы родиться!» Иисус ответил: «Истинно говорю вам: никто не может войти в Царство Божие, если не родится от воды и Духа. Плоть рождает плоть, но Дух рождает дух. Не удивляйтесь моим словам. «Ты должен родиться свыше». Дух дует, где хочет. Голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит. Так бывает со всяким, рожденным от Духа». «Как это может быть?» — спросил Никодимус. «Вы — учитель Израиля, — сказал Иисус, — и этого не понимаете? Истинно говорю вам: мы говорим о том, что знаем, и свидетельствуем о том, что видели, а вы, люди, не принимаете нашего свидетельства. «Я говорил вам о земном, и вы не верите; как же вы поверите, если Я буду говорить о небесном? Никто никогда не восходил на небо, кроме пришедшего с неба — Сына Человеческого. Как и Моисей». вознес змию в пустыне, так должно вознесену быть Сыну Человеческому, дабы всякий верующий имел в Нем жизнь вечную». Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную. (Иоанна 3:1-16)

Иисус Иоанна появляется на пересечении Неба и Земли. Он сошел от Отца и вернется: «Как Моисей вознес змея в пустыне, так должно вознесену быть Сыну Человеческому, дабы всякий верующий имел в Нем жизнь вечную». (Иоанна 3:14-15) Считалось, что «Сын Человеческий» был существовавшим ранее ангелом, ответственным за окончательный суд над всеми людьми в Божьем Царстве на земле. Слово «распятие» не встречается в Евангелии от Иоанна. Скорее, его Иисус всегда называл свое будущее «поднятием».

Удалить рекламу

Реклама

YouTube
Следите за нами на Youtube!

По отношению к двум сферам Иисус противопоставляет то, что сверху, тому, что снизу. В слове «родиться свыше» греческое слово, означающее «снова», также содержит корень, означающий «свыше». Каламбуря над этим термином, Никодим буквально воспринял его («неужели они не могут вторично войти в утробу матери своей…») представляет всю полноту непонимания евреями того, кто такой Иисус. В то время как синоптики обвиняли еврейское руководство в смерти Иисуса, Евангелие от Иоанна печально известно своим заявлением о том, что Бог никогда не собирался спасать евреев как единое целое (Иоанна 8:40-47).

Второе упоминание о Никодиме встречается во время суда Синедриона над Иисусом:

История любви?

Подпишитесь на нашу бесплатную еженедельную рассылку по электронной почте!

Никодим, который раньше ходил к Иисусу и был одним из их числа, спросил: «Осуждает ли наш закон человека, не выслушав его прежде, чтобы узнать, что он делает?» Они ответили: «Вы тоже из Галилеи? Всмотритесь в нее, и вы обнаружите, что пророк не выходит из Галилеи». (Иоанна 7:50-52)

Третье и последнее упоминание о Никодиме — это когда Иосиф из Аримафеи (еще один верующий и член Синедриона) требует тело Иисуса для погребения:

Его сопровождал Никодим, человек, который ранее посетил Иисуса ночью. Никодим принес смеси смирны и алоэ, около семидесяти пяти фунтов. Взяв тело Иисуса, они вдвоем обернули его льняными полосами с благовониями. Это соответствовало еврейским погребальным обычаям. На том месте, где был распят Иисус, был сад, а в саду гроб новый, в котором еще никто не был положен. Поскольку это был еврейский день Приготовления, и поскольку могила была рядом, они положили Иисуса туда. (Иоанна 19:39-42)

«Мира и алоэ» означают веру в статус Иисуса как царей иудейских. Эти специи использовались для погребения королей.

Удалить рекламу

Реклама

Евангелие от Никодима

В Евангелии от Никодима есть более подробное описание аргументов Никодима против Синедриона, чтобы сохранить жизнь Иисуса.

Евангелие от Никодима было апокрифическим евангелием, появившимся где-то в 4 или 5 веке нашей эры. Утверждалось, что он был написан Никодимом, и в него вошли многие детали из более раннего апокрифического произведения «Деяния Пилата». В Деяниях Пилата отмечается, что Понтий Пилат отправил в римский сенат подробный отчет о распятии Иисуса, в котором упоминается Никодим. В Евангелии от Никодима есть гораздо более подробное описание аргументов Никодима против синедриона, чтобы пощадить жизнь Иисуса (глава 5).

Это Евангелие содержит более полную версию более раннего христианского утверждения (найденного в апокрифическом Евангелии от Петра) о том, что Иисус сошел в ад в пасхальную субботу, чтобы сразиться с Дьяволом за души праведников, умерших до появления Иисуса на земле. Эта история позже была поглощена Терзанием Ада. («Терзание» было англосаксонским термином для обозначения набега, как и в набегах викингов на Британию.) Латинские рукописи добавили подробный отчет Понтия Пилата римскому императору Клавдию (годы правления 41-54 н. э.), подчеркивая, что Пилат присутствовал у гроба в воскресенье утром и был свидетелем воскресения.

Евангелие от Никодима

Stiftsbibliothek, Айнзидельн. (CC-BY-NC-SA)

Подобно другому тексту, Рассказу об Иосифе Аримафейском, Евангелие от Никодима содержит имена второстепенных персонажей, которых нет в Новом Завете. Мы узнаем имена двух мужчин, распятых вместе с Иисусом, Дисмас и Гестас. Сотника, поразившего Иисуса копьем в бок в Евангелии от Иоанна, зовут Лонгин. Реликвия, связанная с этим событием, известна как копье Лонгина и в настоящее время находится в Вене. Никодим стал видной фигурой в ренессансном и более позднем искусстве, в картинах и скульптурах, изображающих низложение Христа.

Удалить рекламу

Реклама

Протестантская Реформация

Когда реформы Мартина Лютера (1483-1546) установили протестантскую Реформацию против католической церкви, практикующие с обеих сторон часто подвергались преследованиям и насилию. Жан Кальвин (1509–1564), по-видимому, ввел термин «Никодемит» для всех, кто вынужден был жить в оппозиционном регионе и выжил, скрывая свои истинные убеждения (например, Никодим тайно встречался с Иисусом, Excure a messierus les Nicodemites , 1544). В отличие от католической церкви, причисляющей Никодима к лику святых, Никодимит стал уничижительным термином. Это были криптопротестанты, публично исповедовавшие католическую веру из-за боязни преследований.

Известными обвиняемыми никодемитами были: Томас Кранмер (1489–1556), первый англиканский архиепископ Кентерберийский при Генрихе VIII Англии (годы правления 1509–1547), и сэр Исаак Ньютон (1643–1727). Самым известным никодимитом был Микеланджело ди Лодовико Буонарроти (1475-1564). Возможно, приготовленный для его собственной гробницы, Bandini Pieta (также известный как Florentine Pieta и Deposition ) представляет собой скульптуру с четырьмя фигурами: мертвого Иисуса, Никодима (или Иосифа Аримафейского), Девы Марии и Марии Магдалины. По традиции лицо под капюшоном одного из мужчин якобы является автопортретом Микеланджело.

Депонирование

Микеланджело (CC BY)

Исходя из 3-й главы Иоанна и его использования Апостолом Павлом, некоторые современные христиане-харизматы оживили выражение «родиться свыше» в принятии ритуала крещения, в результате которого появляется новый человек. В более широком культурном и религиозном плане Мартин Лютер Кинг-младший (1929-1968) применил этот термин, утверждая, что Соединенные Штаты должны были возродиться, чтобы решить проблему социального и экономического равенства (16 августа 1967 г.).

Удалить рекламу

Реклама

В католической церкви, восточно-православной и византийской католической церквях Никодим признан святым. В римско-католическом календаре святых Никодим и Иосиф Аримафейские отмечаются 31 августа.

Редакционный обзор
Перед публикацией эта статья прошла проверку на точность, надежность и соответствие академическим стандартам.

Кем был Никодим в Библии и был ли он спасен?

2022
27 января

Из Иоанна 3 мы знаем, что Никодим был фарисеем, членом иудейского правящего совета, который пришел ночью к Иисусу с вопросом. Он получил ответ, который поколения христиан спрятали в своих сердцах.

Иисус учит Никодима: ты должен родиться свыше

Был человек из фарисеев по имени Никодим, правитель Иудейский. Этот человек пришел к Иисусу ночью и сказал ему: «Равви, мы знаем, что ты учитель, пришедший от Бога, потому что никто не может творить таких знамений, как ты, если только Бог не будет с ним». Иисус ответил ему: «Истинно, истинно говорю тебе, если кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия». Никодим сказал ему: как может человек родиться, будучи стар? может ли он в другой раз войти в утробу матери своей и родиться? Иисус отвечал: истинно, истинно говорю вам, если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие. Рожденное от плоти есть плоть, а рожденное от Духа есть плоть. дух. Не удивляйся тому, что Я сказал тебе: «Ты должен родиться свыше».

Ветер дует, где хочет, и звук его слышишь, но не знаешь, откуда он приходит и куда уходит. Так бывает со всяким, рожденным от Духа». Никодим сказал ему: «Как это может быть?» Иисус отвечал ему: «Ты — учитель Израиля, и не разумеешь этого? Истинно, истинно говорю вам: мы говорим о том, что знаем, и свидетельствуем о том, что видели, а вы не принимаете нашего свидетельства. Если я сказал вам о земном, а вы не верите, то как вы поверите, если я скажу вам о небесном?

Никто не вознесся на небо, кроме того, кто сошел с небес, Сына Человеческого. И как Моисей вознес змию в пустыне, так должно вознесену быть Сыну Человеческому, дабы всякий, верующий в Него, имел жизнь вечную. (Иоанна 3:1-15)

Тайная беседа Никодима с Иисусом

В 3-й главе Иоанна Никодим признает, что Бог, должно быть, послал Иисуса из-за всех чудесных знамений, которые он совершил. Иисус доходит до сути дела, отвечая твердой истиной: «… никто не может увидеть Царствия Божия, если не родится свыше » (Иоанна 3:3).

Никодим, размышляя буквально и физически, спрашивает, как можно родиться дважды (Иоанна 3:4). Иисус продолжает разговор, обучая Никодима необходимости родиться от Духа (Иоанна 3:5-8).

Тогда Никодим просто спрашивает: «Как это может быть?» (Иоанна 3:9). Иисус сетует на то, что Никодим, похоже, не может понять такую ​​небесную концепцию (Иоанна 3:12) и полагается на ветхозаветную историю (Числа 4-9).), которые фарисеи наверняка слышали раньше, чтобы проиллюстрировать, как родиться свыше и попасть на небеса.

« Как Моисей вознес змею в пустыне, так должно вознесену быть Сыну Человеческому, дабы всякий верующий имел в Нем жизнь вечную » (Иоанна 3:14-15).

Именно в этом рассказе о Никодиме Иоанн пишет боговдохновенный стих:

« Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную. Ибо Бог послал Сына Своего в мир не для осуждения мира, но для того, чтобы чрез Него спасти мир ». (Иоанна 3:16-17)

Никодим не был шпионом

Некоторые ученые ставят под сомнение мотивы Никодима. Они утверждали, что он пришел как представитель Синедриона в качестве своего рода шпиона, которому было поручено заманить Иисуса в ловушку, чтобы он дал официальный ответ на вопросы, которые он задаст. Ведь Никодим говорит во множественном числе от первого лица (« Мы знаем, что Ты пришел от Бога как Учитель »). Но есть три проблемы с этой идеей.

1. Поскольку другие иудейские чиновники публично бросали вызов Иисусу, Никодиму не нужно было пробираться сквозь ночь, чтобы навестить Иисуса.
    
2. Он не спрашивал; он заявил, что Иисус был Учителем от Бога. Едва ли это может показаться языком неодобрительного исследователя.
    
3. Главным образом Никодим позже раскрывает себя как верующий, когда он приходит с Иосифом Аримафейским, чтобы подготовить тело Иисуса к надлежащему еврейскому погребению (Иоанна 19:39).
    

Никодим честно искал Бога

Лучшим ответом будет то, что Никодим, хотя еще не полностью убедился в божественности Иисуса, видел чудеса, которые творил Иисус. Сравнивая то, что он знал из Ветхого Завета, с ожиданием Мессии, он задумал способ увидеть Иисуса. Поэтому он пришел, искренне ища Бога. Ко времени распятия Иисуса Никодим набрался достаточно смелости, чтобы публично раскрыть то, во что он теперь верил.

«И хотя сейчас он пришел ночью, впоследствии он публично признал Христа», согласно «Краткому комментарию» Мэтью Генри.

Что еще Библия говорит о Никодиме?

В Иоанна 7:50-51 Никодим говорил с группой неверующих фарисеев против незаконного захвата Иисуса.

Позже, в Евангелии от Иоанна 19:39, после того, как Иисус был распят, Никодим присоединился к Иосифу из Аримафеи, чтобы похоронить Иисуса в традиционном иудейском стиле. Никодим «принес смеси смирны и алоя, литр около семидесяти пяти» (Ин.