Объяснение выражения «если бога нет, всё дозволено?»

…а если бога нет?

Если бога нет, всё дозволено — законы нужны человечеству, чтобы оно не превратилось в кровожадную, жестокую, бессмысленную толпу. Законы бывают писанные и неписанные (нравственные). Первые относительно молоды, появились с возникновением государств. Вторые — древние. Считается, что нравственные законы дал обществу сам бог. Но если люди отрицают существование бога, значит они перестают верить и следовать Его законам и им становится «всё дозволено» — безнаказанно убивать, грабить, обижать слабых, обманывать; ведь именно в нравственных законах — десяти заповедях, изложенных в Пятикнижии, в сжатой форме заключается весь нравственный принцип жизни человечества

1 И изрек Бог все слова сии, говоря:
2 Я Господь, Бог твой, Который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства.
3 да не будет у тебя других богов пред лицем Моим
4 Не делай себе кумира ...
7 Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно. ..
8 Помни день субботний, чтобы святить его
9 шесть дней работай и делай всякие дела твои
10 а день седьмой — суббота Господу, Богу твоему
11 ибо в шесть дней создал Господь небо и землю, море и все, что в них, а в день седьмой почил;
12 Почитай отца твоего и мать твою...
13 Не убивай
14 Не прелюбодействуй
15 Не кради
16 Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего
17 Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни поля его, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего (Исх. 20:2-17)

Фраза «если бога нет, всё дозволено» приписывается Достоевскому. Но целиком её в произведениях писателя нет. Мысль эта — компиляция рассуждений героев романа «Братья Карамазовы»

"А слышал давеча его глупую теорию: «Нет бессмертия души, так нет и добродетели, значит, всё позволено»... Соблазнительная теория подлецам... Я ругаюсь, это глупо... не подлецам, а школьным фанфаронам с «неразрешимою глубиной мыслей». Хвастунишка, а суть-то вся: «С одной стороны, нельзя не признаться, а с другой — нельзя не сознаться!» Вся его теория — подлость! Человечество само в себе силу найдет, чтобы жить для добродетели, даже и не веря в бессмертие души! В любви к свободе, к равенству, братству найдет..." (Ракитин)

«Только как же, спрашиваю, после того человек-то? Без бога-то и без будущей жизни? Ведь это, стало быть, теперь всё позволено, всё можно делать?» «А ты и не знал?» — говорит. Смеется. «Умному, говорит, человеку всё можно, умный человек умеет раков ловить, ну а вот ты, говорит, убил и влопался и в тюрьме гниешь!» ... Врет Ракитин: если бога с земли изгонят, мы под землей его сретим! Каторжному без бога быть невозможно, невозможнее даже, чем некаторжному! И тогда мы, подземные человеки, запоем из недр земли трагический гимн богу, у которого радость! Да здравствует бог и его радость!

"А меня Бог мучит. Одно только это и мучит. А что, как его нет? Что, если прав Ракитин, что это идея искусственная в человечестве? Тогда, если его нет, то человек шеф земли, мироздания. Великолепно! Только как он будет добродетелен без Бога-то? Вопрос! Я все про это. Ибо кого же он будет тогда любить, человек-то? Кому благодарен-то будет, кому гимн-то воспоет? Ракитин смеется. Ракитин говорит, что можно любить человечество и без Бога. Ну это сморчок сопливый может только так утверждать, а я понять не могу. Легко жить Ракитину: «Ты, – говорит он мне сегодня, – о расширении гражданских прав человека хлопочи лучше али хоть о том, чтобы цена на говядину не возвысилась; этим проще и ближе человечеству любовь окажешь, чем философиями». Я ему на это и отмочил: «А ты, говорю, без Бога-то, сам еще на говядину цену набьешь, коль под руку попадет, и наколотишь рубль на копейку» (Дмитрий Карамазов)

Достоевский не первый, задумавшийся о роли Бога в жизни человека.

"Ведь до тех пор, пока они полагают, что никакой Бог о нас не заботится и что после смерти ничего не будет, они предают себя страстям, и пока считают, что им все дозволено, страстно устремляются в погоню за наслаждениями, через которые по незнанию попадают в сети смерти" (Лактаций "Божественные установления", II, 3)

Знаменитый христианский писатель III века Луций Целий Фирмиан Лактанций родился около 250 года в Африке или Италии, в 303 году принял христианство. За образованность и красноречие заслужил впоследствии от гуманистов эпохи Ренессанса звание «христианского Цицерона». После прихода Константина к власти в западной части Римской империи в 317 году был назначен воспитателем Криспа, наследника императора, проживал в Трире. Умер около 325 года

"Как нам именовать их, этих людей, которые живут, не вспоминая о неизбежном конце жизни, исполняя любую свою прихоть, гоняясь за наслаждениями, бездумно и безбоязненно, словно вечность уничтожится, если о ней не думать, если помнить лишь о сиюминутных радостях...
Бесспорно, что человеческая нравственность целиком зависит от решения вопроса, бессмертна душа или нет" (Блез Паскаль «Мысли о религии и других предметах», IV, 334, 347)

Б. Паскаль (19 июня 1623 — 19 августа 1662) — французский математик, механик, физик, литератор и философ. Классик французской литературы, один из основателей математического анализа, теории вероятностей и проективной геометрии, создатель первых образцов счётной техники, автор основного закона гидростатики. В 1670 году была опубликована его работа «Мысли», где Паскаль защищает христианство в споре с атеистами

Ещё статьи

«Если Бог есть, то все позволено» (Центральная метатема творчества Достоевского в современной европейской психоаналитической философии)

1. Dyakov, Aleksandr V. (2010) Jacques Laёan. The figure of the Philosopher, ╠oscow (In Russian).

2. Esaulov, Ivan A. (2011) The Methodological Foundations of FreudТs Work on Dostoevsky and the Positions of the Soviet Literary Critics. http://transformations.russian-literature.com/metodologicheskie-osnovanija-raboty-freuda-o-dostoevskom-i-sovremennaja-nauka (In Russian).

3. Filippov, Lev I. (1975) СJean LacanТs Structural Psychoanalysis in Structural Literary CriticismТ, Yu.B. Borev (ed.) Theories, Trends, Conceptions (Crytical Analysis). The Image and its Structure, Nauka, Moscow, pp. 36 Ц 63 (In Russian).

4. Fokin, Sergei L. (2013) DostoevskyТs Images in the French Literature of 20th Century, St. Petersburg (In Russian).

5. Gunn, Daniel (1988) Psychoanalysis and Fiction (An Exploitation of Literary and Psychoanalytic Borders), Stanford.

6. Isakov, └leksandr N. (2015) СDostoevsky and Lacan. An Analysis of the лCrime and Punishment╗Тs TextТ, Philosophical and Theological Research of Modernity, 2015. Available at: einai.ru/ru/archives/565 (18.10.2015 ) (In Russian).

7. Kantor, Vladimir K. (2011) СConfession and Theodicy in DostoevskyТs Works (Aurelius Avgustinus’s Reception)Т, Voprosy Filosofii, Vol. 4 (2011), pp. 95Ц103 (In Russian).

8. Kibalnik, Sergei A. СFyodor Dostoevsky and Max StirnerТ, The New Philologocal Bulletin. 2018. Vol. 2 (45), pp. 58Ц72. (https://cyberleninka.ru/article/v/fedor-dostoevskiy-i-maks-shtirner-k-postanovke-problemy) http://slovorggu.ru/2018_2/45.pdf (In Russian).

9. Kibalnik, Sergei A. On Philosophical Subtext of УIf there is no GodЕФ Formula in DostoevskyТs Works // // Russkaya Literatura. 2012. ╣ 3. S. 153 Ц 163 (In Russian).

10. Kovalyov, Oleg F., Kudriashyov Ivan S. (2009) СThe Specificity of the Desire Discourse in DostoevskyТs Novel УHumiliated and InsultedФТ, Critics and Semiotics. Issue 13, pp. 227 Ц 239. Available at: http://www.philology.nsc.ru/journals/kis/pdf/CS_13/cs013koval_kudr.pdf (InRussian).

11. Parker, Ian (2010) Slavoj Zizek: р Critical Introduction, Izhevsk (Russian Translation).

12. Pereverzentsev, Vyacheslav, archpriest (2007) СIvan KaramazovТs Revolt (Justification of God and World in DostoevskyТs Novel УBrothers KaramasovФТ, T.A. Kacatkina (ed.) The Novel УBrothers KaramasovФ by Dostoevsky. Contemporary Problems of the NovelТs Research, Moscow, pp. 161Ц179 (In Russian).

13. Rak, Vadim D. (2003) СУWhat is Bobok?ФТ Rak V.D. Pushkin, Dostoevsky and others. A Collection of Articles. St. Petersburg, pp. 431Ц433 (In Russian).

14. Strakhov, Nikolai N. (1973) Observations, The Literary Heritage. F.M.Dostoevsky. New materials and Research. Vol. 86. Moscow, pp. 560Ц563 (In Russian).

15. Thompson, Diane Oenning (2001) СProblems of the Biblical Word in DostoevskyТs PoeticsТ. Pattison G. (Ed.) Cambridge Books Online. Dostoevsky and the Christian Tradition, pp. 69Ц102.

16. Zbrozhek, ┼katerina └. (2013) The Philosophical Ideas of S. Zizek. The AuthorТs Abstract of CSc Dissertation. ╠oscow (In Russian).

Достоевский и сатанизм. «Если бога нет, то всё дозволено» : svsatanist — LiveJournal

>>>где в какой цитате Достоевский утверждает что «если Бога нет значит все дозволено»? Точнее какой его герой и при каких обстоятельствах сие утверждает ?<<<

К сожалению, в нашей стране, в школьную программу входят только два произведения Ф. М. Достоевского — это его знаменитый роман «Преступление и наказание» и повесть «Белые ночи», написанная им в 1848 году, ещё до каторги, следовательно — до душевного перелома, до приступов эпилепсии и проч последующих обстоятельств, выковавших привычный нам образ писателя — Достоевского.

К счастью или несчастью, но вы имеете дело не с малолетним прыщавым сатанистом-кошкодавом, а с человеком, которому уже много лет, который, в своё время, закончил МПГУ им. Ленина и у которого Достоевский был в более расширенной программе курса. У меня дома есть так же 10 томное собрание сочинений писателя, включающее в себя самые известные рассказы, повести (например, те же «Белые ночи») , а так же все самые знаменитые романы Фёдора Михайловича («Идиот», «Бесы», «Подросток», «Игрок», «Братья Карамазовы»). Я — больной человек, у меня 2я группа инвалидности, диагноз Гемофилия А, тяжёлая форма. В детстве и юности я имел (в следствии болезни) уйму свободного времени и перечитал почти всё из своей домашней библиотеки (а у меня дома несколько шкафов с книгами), в том числе и все книги Достоевского. В годы учёбы в МПГУ я освежил знания, в том числе и знания книг Достоевского. У нас по каждому роману из перечисленных выше были лекции, коллоквиумы и семинары.

Мне, таким образом, отлично знаком контекст фразы «если бога нет, то всё дозволено» (вариант: «если бога нет, то всё позволено»). Я в курсе, что конкретно такой формулировки у Достоевского нет. Эта формулировка принадлежит Ж-П. Сартру и приводится им в статье «Экзистенциализм это гуманизм» (статью читал ещё в 1997 году в атеистическом позднесоветском сборнике «Сумерки богов»).

У Достоевского в «Братьях Карамазовых» мы можем прочесть следующие строки:

«…уничтожьте в человечестве веру в своё бессмертие, в нем тотчас же иссякнет не только любовь, но и всякая живая сила, чтобы продолжать мировую жизнь. Мало того: тогда ничего уже не будет безнравственного, всё будет позволено…»

Вы спрашивали о контексте? Это Иван Карамазов разговаривает со старцем Зосимой.

Так вот — я в корне не согласен с тем, что если уничтожить в человеке веру в бессмертие, то «всё будет позволено…». Контрпримером может служить моя бабушка (ск. в 2009 г) 1925 года рождения, которая собрала большую часть моей домашней библиотеки, которая была, при этом, кандидатом технических (а не каких нибудь гуманитарных!) наук, которая научила меня мыслить и сделала из меня Человека. При этом всю жизнь не верила ни в бога, ни в черта. И это неверие отнюдь не «всё позволяло» ей (она не пила и даже не курила никогда).

Как видите, и среди сатанистов есть грамотные люди. Вы написали — «Если спрашивающий найдет у Достоевского подобное высказывание он сильно удивиться контексту я думаю.», а я напишу Вам в ответ — прочитав мой пост, Вы, возможно, по другому взгляните на сатанистов. Не все мы малолетние, не все прыщавые, не все подонки (хотя есть, наверняка, и такие, но хочется верить, что таких меньшинство среди нас). Я отрёкся от бога совершенно сознательно, добровольно и «со знанием дела». То есть это был не импульсный поступок. У меня знакомая в школе работает (сам я не устроился — в 30 лет закончил МПГУ, не взяли без опыта), она рассказывала, как один ученик у них повесился. Когда его вынимали из петли, он был скрючен в такую позу, что было видно: передумал в последний момент вешаться, хотел выбраться… не получилось. Нет. Мой выбор сатанизма абсолютно осознан. Прочтите мою книгу «Светлый Сатанизм. Антология работ Просветителя 2005-2015 гг», ссылка на неё есть в моём ЖЖ-профиле, там же и маленький информационный видеоролик найдёте. Желаю вам удачи и свободы от сковывающих разум догм!

Фаворский свет

Свою реакцию на происшедшее в московской школе я выразила словами: «Ох! Совершенно верно: мы еще доживем до их [поколения молодых] «расцвета сил». Если Бога нет, то все позволено. (Ф. М. Достоевский.) Имелось в виду, что людям, не имеющим опыта отношений с Богом (даже если этот опыт едва завязывается!), трудно даются вот такие «конфликты», а «демонстрация» выхода из них бывает еще ужасней. Ведь Бога нет — значит, все мне позволено. И что же я получила в ответ?

Люди не верят, что Достоевский писал: «Если Бога нет, все позволено» (или: «Если Бог нет, все дозволено», — роман «Братья Карамазовы»). Или пишут, что Достоевский никакого отношения к экзистенциализму не имел, Опять весело! Пришлось лезть в обычный светский словарь, чтобы ответить следующее:

«. ..Здесь следует учитывать и более широкий контекст западной и русской культуры: не случайно некоторые экзистенциалисты (среди них Ж.-П. Сартр и А. Камю) называли своими предшественниками … Ф. Достоевского…»

(Современный философский словарь. Москва, Бишкек, Екатеринбург : 1996, 602 с. Из статьи: «Экзистенциализм». С. 587.)

Более невежественные отклики, естественно, не привожу. Из нормальных, где пишется о выстраданном, интересно мнение, что — да, Бог умер для таких, как этот старшеклассник. Собственно, почему я и ввязалась. Напомнила, что, по некоторым сообщениям СМИ (может, и неверным) этого парня интересовало, что там, после смерти. Кто-то ответил, что лучше бы он убил себя, на что я написала:, что, видимо, ему не хватило культуры действовать так, как это делал Кириллов в «Бесах» Достоевского.

В чем же причина такой неравнодушной реакции? Может, в том, что людям хочется быть и с Богом, и делать то, что хочется, по-всякому оправдывая те результаты, к которым они приходят? (И мы, соответственно, приходим вместе с ними, обсуждая то, что имеет общественный резонанс!) А тут Достоевский! Со своим категоричным: если Бога нет, то все позволено!

А вы как считаете? Что людей цепляет в этой фразе писателя-философа?

Кому интересно, вот и пост, предмет откликов: http://stomaster. livejournal.com/3178259.html

гуглеведение: дозволено — Ни о какой безапелляционности в моих высказываниях не может быть и речи! — ЖЖ

Если бог есть, то все позволено

Хотя фразу «Если бога нет, то все позволено» обычно приписывают
Достоевскому (одним из первых на нее сослался Сартр в работе «Бытие и ничто»), он
вообще-то никогда этого говорил.

Наиболее приближенными к этому злосчастному афоризму
являются слова Дмитрия в романе «Братья Карамазовы», передающие слова Алеши, сказанные в споре
с Ракитиным: «Только как же, спрашиваю, после того человек-то? Без бога-то и
без будущей жизни? Ведь это, стало быть, теперь всё позволено, всё можно
делать?»

Сам факт столь долгой живучести этой фразы, несмотря на всю
некорректность цитирования, свидетельствует о том, что она задевает некий нерв
нашей идеологической доктрины. И неудивительно, что консерваторы так любят выкапывать
ее, как только разгорается очередной скандал, связанный с представителями нашей
элиты, склонной к атеистическому гедонизму.

Эту фразу обычно вспоминают, как только речь заходит о жертвах
ГУЛАГа, о зоофилии или
однополых браках. Вот, дескать, чем заканчиваются все попытки отрицать
трансцендентную власть, которая только и является абсолютным ограничителем всех
человеческих стремлений.

Развивая далее свою мысль, они приходят к
выводу о том, что без подобных трансцендентных ограничений ничто не сможет
уберечь нас от безжалостной эксплуатации своих ближних и от использования их
лишь в качестве орудия для извлечения наживы и получения удовольствия. Ничто,
якобы, не удержит нас от порабощения, унижения и массового убийства. Между нами
и этим моральным вакуумом – отсутствием трансцендентного ограничения, отныне
будет стоять лишь самоограничение и произвольно заключаемые «пакты между волками»,
служащие интересам выживания и временного благополучия тех же «волков». Но и
эти «пакты» могут быть нарушены в любой момент.

Только так ли все обстоит на самом деле? Как известно, Лакан
утверждал, что практика психоанализа инвертирует данную фразу из романа
Достоевского: «Если бога нет, то все запрещено».
Такая инверсия, конечно, противоречит общепринятой морали и поэтому одна
словенская левая газета, например, сгладила это утверждение Лакана, подав его
следующим образом: «Даже если бога нет, то не все позволено» –  а это уже благопристойная вульгарность,
превращающая провокационную инверсию Лакана в умеренное заявление: дескать,
даже мы, атеисты-безбожники, уважаем некоторые этические ограничения.

Тем не менее, насколько бы ни казалась парадоксальной
инверсия Лакана, даже беглый взгляд на наше общее состояние морали
подтверждает, что она более подходит для объяснения гедонизма либеральных
атеистов: они посвящают свою жизнь погоне за удовольствиями, но поскольку над
ними отныне не довлеет внешняя власть, которая могла бы гарантированно
предоставить им личное пространство, где можно предаваться удовольствиям, они
попадают в густую сеть самоограничений («политкорректных» норм).

Они словно бы несут ответственность перед суперэго, которое
действует гораздо более сурово, чем традиционная мораль. Ими овладевает мысль о
том, что в погоне за наслаждениями, есть вероятность нарушить пространство
других – и, следовательно, они регулируют свое поведение, принимая различные
детализированные предписания о том, как себя вести, чтобы не навредить другим.
При этом, они принимают не менее сложный режим правил «заботы о себе» (фитнес,
здоровая пища, духовная релаксация и так далее).

В наше время ничто настолько не зарегулировано, ничто
настолько не подавляет человека, как обычный гедонизм.

Но есть и другой аспект, неразрывно связанный с первым: именно
те, кто напрямую апеллируют к «богу», обычно воспринимают сами себя в качестве
инструмента свершения его воли. Следовательно – им все позволено. Это в первую
очередь относится к так называемым фундаменталистам, практикующим извращенную
версию того, что Кьеркегор называл религиозным упразднением этического.

Итак, почему же в наше время происходит такой подъем
религиозного (или этнического) насилия? Именно потому, что мы живем в эпоху,
которая сама себя считает пост-идеологической. Поскольку великими общественными
деяниями отныне нельзя обосновать массовое применение насилия (иными словами,
поскольку господствующая идеология призывает нас наслаждаться жизнью и
реализовывать самих себя), большинству людей уже практически невозможно
преодолеть отвращение к убийству других людей.

Большинство людей в наше время стихийно моральны: сама мысль
о пытках и убийствах уже оказывает на них травматическое воздействие.
Следовательно, для того чтобы все же заставить их поступать таким образом,
необходимо какое-нибудь «священное дело – нечто, заставляющее обывателя
воспринимать убийство в качестве тривиального явления.

И принадлежность обывателя к определенной религиозной или
этнической группе идеально подходит для этой цели. Конечно, бывают отдельные
патологические случаи, когда и атеисты способны совершать массовые убийства
лишь из удовольствия и ради удовольствия – но они, все-таки, являются редким
исключением. Большинству людей все же необходимо какое-то обезболивающее
средство, притупляющее чувствительность к страданиям другого. А для этого
необходимо какое-нибудь «священное дело» – без него мы будем ощущать всю
тяжесть своих поступков, и при этом не будет никакого Абсолюта, на который
можно было бы свалить всю ответственность за собственные поступки.

Религиозные идеологи часто утверждают (не важно, правда это
или нет), что религия заставляет плохих людей совершать добрые дела. Но опыт
нашего времени говорит как раз о том, что следует скорее принять утверждение
Стивена Вайнберга (американский физик, лауреат Нобелевской премии, атеист –
прим. перев.):

«Без религии хорошие люди будут делать добро, и плохие люди
будут делать зло. Но чтобы заставить хорошего человека делать зло — для
этого необходима религия».

Не менее важным является то, как этот принцип проявляется,
когда речь заходит о так называемых «человеческих слабостях». Отдельные случаи
проявления безбожниками-гедонистами крайних форм сексуальности сразу же
возвышают их до уровня общего явления, делая из них символы, презентующие
развращенность всех безбожников. В то же время, любые вопросы о связи между ярко
выраженным феноменом клерикальной педофилии и институтом церкви сразу же отвергаются,
как антирелигиозная клевета. Прекрасно известно, как католическая церковь защищала
педофилов в своих рядах – что лишь еще раз подтверждает: если бог существует,
тогда все дозволено. Что наиболее отвратительно в подобной практике защиты
педофилов церковью? То, что этим занимаются отнюдь не гедонисты, которым,
якобы, все позволено – а именно тот институт, который позиционирует себя в
качестве охранителя общественной морали.

Что же тогда насчет сталинских массовых убийств? Что насчет
юридически не обоснованной ликвидации миллионов людей? Нетрудно заметить, что все
эти преступления оправдывались собственным эрзац-богом или «неудачным
божеством», говоря словами Игнацио Силоне – разочаровавшегося коммуниста,
сказавшего по этому поводу: «у них был свой бог, поэтому им было все
позволено».

Иными словами, здесь действовала та же логика, что и при
практике насилия, совершаемого религиозными группами. Коммунисты-сталинисты
отнюдь не считали себя гедонистами-индивидуалистами, наслаждающимися свободой
действий. Они скорее считали себя инструментом исторического прогресса,
неизбежно толкающего человечество вперед – к «высшей» стадии коммунизма. И
именно это оправдание с отсылкой на собственный Абсолют (и на свои привилегии
во взаимоотношениях с ним), позволяло им делать, что хочется.

Сталинизм (а фашизм в еще большей степени) вносит в эту
логику дополнительное искажение: с целью оправдания практики безжалостного насилия
и злоупотребления властью сталинисты не только возвеличивают собственную роль,
считая себя инструментом Абсолюта, но и демонизируют оппонентов, изображая их в
качестве некоего воплощения загнивания и упадничества.

В свою очередь, нацисты немедленно возвеличивали каждый
отдельный случай развращенности до уровня некоего символа еврейского
вырождения, подтверждая для себя тем самым взаимосвязанность таких явлений, как
антимилитаризм, финансовые спекуляции, модернизм в культуре, сексуальная
свобода и т. д. – поскольку все это воспринималось ими в качестве производных
самой сущности еврейства и результатом действий некой невидимой организации,
тайно контролирующей все общество.

Подобная демонизация имела четко выраженную стратегическую
функцию: она оправдывала вседозволенность нацистов. Так как в борьбе со столь
мощным врагом все дозволено – раз уж мы живем при перманентном чрезвычайном
положении.

Что не менее важно, есть определенная ирония в том, что те,
кто сожалеет об утрате трансцендентных ограничений, представляют себя в
качестве христиан. Хотя страстное желание неких новых трансцендентных/внешних
ограничителей – то есть, стремление к тому, чтобы некий божественный агент извне
наложил некие ограничения – это, по сути своей, не христианское желание.
Христианский бог – это не бог трансцендентных ограничений, а бог любви. Бог,
прежде всего, есть любовь. Он присутствует лишь тогда, когда между его
последователями есть любовь.

Поэтому не удивительно, что фразу Лакана – «если бог есть,
то все позволено» – открыто принимают многие христиане, для которых она
является следствием христианского учения о преодолении запретительного закона с
помощью любви. Ведь если вы пребываете в божественной любви, то вам уже не нужны
никакие запреты – вы можете делать все, что пожелаете. Если вы действительно
пребываете в божественной любви, то вы просто не пожелаете совершить ничего
дурного.

Формула «фундаменталистского» религиозного упразднения
этического была предложена еще Августином Блаженным: «Люби бога и поступай, как
тебе нравится» (или в иной версии: «Люби – и делай, что хочешь» – что, с точки
зрения христианства., фактически одно и то же, поскольку бог – есть любовь). Суть
здесь в следующем: если ты действительно любишь бога, то ты будешь желать того,
чего и он желает. Все, что угодно ему – угодно, стало быть, и тебе; а что ему
неугодно, то является несчастьем и для тебя. Следовательно, ты не можешь просто
«делать, что хочешь» – твоя любовь к богу (если только она подлинная) является
гарантией того, что в своих желаниях ты следуешь высочайшим этическим
стандартам.

Это как в анекдоте: «Моя девушка никогда не опаздывает на
свидания, потому что если она вдруг опоздает, то она уже не моя девушка». Если
ты любишь бога, то можешь делать все, что захочешь – так как, если ты совершишь
что-либо дурное, это само по себе будет доказательством того, что на самом-то
деле ты не любишь бога.

Тем не менее, двусмысленность сохраняется – ведь нет никакой
гарантии (внешней по отношению к твоей вере), что бог действительно этого от
тебя хочет. И в отсутствие каких-либо этических стандартов, внешних по
отношению к твоей вере и любви к богу, всегда существует опасность того, что ты
используешь свою любовь к богу в качестве легитимизации самых страшных своих
действий.

Более того, Достоевский развивает свою мысль, и утверждение:
«если бога нет, то все позволено» становится в контексте не просто
предостережением против неограниченной свободы. В данном случае он не взывает к
богу, как к силе, способной наложить трансцендентный запрет, ограничивающий
человеческую свободу. Ведь в обществе, которым управляет инквизиция, как раз ничего
не дозволено. Бог используется здесь в качестве некой высшей инстанции,
ограничивающей нашу свободу, а отнюдь не являющейся ее источником. Сама суть
притчи о Великом Инквизиторе заключается в том, что люди забыли послание Христа.
И если Христос вернется, то его сожгут на костре, посчитав смертельной угрозой
общественному порядку и благополучию – поскольку он преподнес людям дар
(оказавшийся нелегким бременем) свободы и ответственности.

Таким образом, смысл фразы «если бога нет, то все позволено»
не столь однозначен – достаточно лишь внимательно перечитать эту часть «Братьев
Карамазовых», и особенно – беседу Ивана с Алешей (часть 2, книга 5). Иван
рассказывает Алеше притчу о Великом Инквизиторе. Христос возвращается на землю
в испанской Севилье во времена инквизиции. После того, как он совершает чудеса,
люди узнают его, начинают прославлять – но вскоре инквизиция арестовывает Христа
и приговаривает к сожжению на костре. Великий Инквизитор навещает Христа в
камере и говорит, что церкви он более не нужен – его пришествие лишь помешает
церкви исполнить свою миссию, помешает ей осчастливить людей. Христос, по его
мнению, переоценивает человеческую природу: большинство людей не умеют
обращаться со свободой, которую он им преподнес. Иными словами, предоставив
человеку свободу выбора, Христос тем самым изначально лишил большинство людей возможности
спасения, и обрек их на страдание.

Поэтому, чтобы осчастливить людей, Инквизитор и церковь
следуют за «страшным и умным духом, духом самоуничтожения и небытия», то есть –
за дьяволом – ведь лишь он один в состоянии помочь положить конец человеческим
страданиям и объединить человечество под знаменем церкви. Масса людей должна
быть ведома избранными – теми, кто достаточно силен, чтобы выдержать бремя
свободы. Лишь так все остальные люди смогут счастливо прожить свою жизнь и
умереть в блаженном неведении. Ну, а те, кто достаточно силен, чтобы вынести
бремя свободы, являются настоящими мучениками, которые сами себя обрекли на
мучения, посвятив свою жизнь делу избавления человечества от свободы выбора.

Поэтому и Христос напрасно отверг предложение дьявола,
искушавшего его предложением обратить камни в хлеб – ведь люди всегда будут
идти за тем, кто поможет им набить брюхо. Христос отверг предложение дьявола со
словами: «не хлебом единым жив человек», отвергнув тем самым и мудрость,
гласящую: «накорми, тогда и спрашивай с них добродетели!»

Христос не отвечает Инквизитору. Все это время он молчит, а
затем подходит и целует Инквизитора в губы. Пораженный Инквизитор отпускает Христа,
но требует от него более никогда не возвращаться… Выслушав эту историю, Алеша
повторяет жест Христа: он тоже целует Ивана в губы.

Смысл данной истории не только в атаке на церковь – она
говорит и о необходимости возврата к полной свободе, данной нам Христом. Сам
Достоевский не дает на этот счет прямого ответа. Не следует, однако, забывать,
что притчу о Великом Инквизиторе следует воспринимать в общем контексте
дискуссии, частью которой она является. А начинается она с того, что Иван,
рассуждая о жестокости бога, о его безразличии к людским страданиям, вспоминает
строки из Книги Иова (9.22-24):

«Он губит и непорочного и виновного. Если этого поражает
Он бичом вдруг, то пытке невинных посмеевается. Земля отдана в руки нечестивых;
лица судей ее Он закрывает. Если не Он, то кто же?»

Контраргумент Алеши сводится к тому, что аргументация Ивана
демонстрирует невозможность ответить на вопрос о страдании с помощью лишь
бога-отца. Мы, дескать, не евреи и не мусульмане – у нас есть бог-сын. Таким
образом, аргумент Ивана, по сути,  играет
на руку христианству – и вместо того, чтобы оспаривать теизм и веру как
таковую, лишь подтверждает, что: Христос «может всё простить, всех и вся и
за всё, потому что сам отдал неповинную кровь свою за всех и за всё». И
именно в этом контексте (где речь идет о Христе, и его связи с богом-отцом)
Иван рассказывает притчу о Великом Инквизиторе. И хотя напрямую это и не
говорится, но можно предположить, что решением противоречия между отцом и сыном
является Дух Святой – как полная эгалитарная ответственность каждого за всех
вместе и каждого в отдельности.

Можно также сказать, что описание жития старца Зосимы,
следующее за главой о Великом Инквизиторе, является попыткой ответа на вопрос
Ивана. Зосима на смертном одре рассказывает о том, как он обрел веру во время
дуэли в годы своей бунтарской юности, и решил стать монахом. Зосима учит, что
люди должны прощать других, признавая собственные грехи и свою вину перед
другими: ни один грех не совершается в уединении, и потому каждый отвечает за
грехи ближнего.

Разве это не является у Достоевского вариантом фразы: «если
бога нет, то все запрещено»? Если дар Христа заключается в том, чтобы дать нам
полную свободу, то свобода эта несет и тяжкое бремя тотальной ответственности.

Славой Жижек

ABC

Перевод Дмитрия Колесника 

Читайте по теме:

Славой Жижек. Лишь горящая церковь светит

Дэн Ковалик. В логове льва

Николай Спорик. В чужой устав со своим монастырем

Дмитрий Колесник. Хлебное место (постпасхальное)

О морали в осутствие бога

– Неужели вы действительно такого убеждения о последствиях иссякновения у людей веры в бессмертие души их? – спросил вдруг старец Ивана Федоровича.
– Да, я это утверждал. Нет добродетели, если нет бессмертия.
– Блаженны вы, коли так веруете, или уже очень несчастны!
– Почему несчастен? – улыбнулся Иван Федорович.
– Потому что, по всей вероятности, не веруете сами ни в бессмертие вашей души, ни даже в то, что написали о церкви и о церковном вопросе.

Ф. М. Достоевский, «Братья Карамазовы»

Если бога нет, то все позволено. Максима, выведенная Достоевским в «Бесах». Согласен ли я с ней? В целом, нет.

Разберем этот тезис в контексте морали и этики, не влезая в смыслы, которые вкладывал тот же Жан-Поль Сартр со своим экзистенциализмом. Простое наблюдение по сторонам показывает, что атеисты и верующие не отличаются по своим нравственным установкам. Некоторые верующие, конечно, продвигали обратную идею — особенно удобно это было делать на идеологической базе противостояния с атеистической «Империей зла», Советским союзом (еще активно распространяется байка об атеизме Гитлера). Однако, строгие экспериментальные исследования злодейства атеистов не подтверждают. Удивительное дело, но шведы (нерелигиозных порядка 76%) и чехи (75%) — не многим отличаются от поляков (12%) или армян (5%) (источник). И это если еще Африки не касаться, где атеистов по нолям. В каком-то смысле, верующим сие можно поставить в укор: учитывая, что благие дела обещают им вечное блаженство, можно было бы выкладываться по-больше остальных. Отлынивают.

Отсутствие отличий связано с тем, что мораль — древнее религии, это нечто, плавно перетекающее из животных инстинктов. Мораль возникла задолго до первых мифов, потому что в эволюции альтруизм имеет важное значение. Тем не менее, утверждение Федора Михайловича имеет смысл в определенном контексте — в контексте человека, верующего на самом глубоком, фундаментальном уровне (уровне, на котором пребывал сам Достоевский). Для него осознание отсутствия бога равносильно катастрофе. Ведь огромное число процессов завязано на это понятие. На уровне нейронных сетей слово «бог» является корневым, освополагающим элементом, на которое замыкается все остальное. Убрать бога означает оставить в душе кровоточащую дыру, которую нечем заполнить. Убийство божества для глубоко верующего равносильно убийству вселенской любви, отсутствие же любви ведет к запуску «программы изгоя». И вот там-то всплывает кредо: «Все позволено», в самом темном его значении. На мой взгляд, именно этот момент имел в виду Достоевский.

П.С. У тезиса «Если бога нет, то все позволено» есть любопытный контртезис: «Если бог есть, то все позволено» (Жак Лакан).

Если есть Бог, то все дозволено

Хотя высказывание «Если Бога нет, то все дозволено» широко приписывается Достоевскому «Братья Карамазовы » (первым это сделал Сартр в « Бытие и ничто »), он просто никогда этого не говорил.

Ближе всего к этому гнусному афоризму подходит горстка апопроксимаций, вроде утверждения Дмитрия из его спора с Ракитиным (он сообщает его Алеше):

«А что тогда будет с людьми?» Я спросил его: «Без Бога и бессмертной жизни? Все позволено тогда, они могут делать что хотят?»

Но сам факт того, что эта неверная атрибуция сохраняется на протяжении десятилетий, свидетельствует о том, что, даже если она фактически неверна, она тем не менее задевает за живое в нашем идеологическом здании.Неудивительно, что консерваторы любят вспоминать об этом всякий раз, когда среди атеистически-гедонистической элиты происходят скандалы: от миллионов убитых в ГУЛАГе до секса с животными и однополых браков — вот к чему мы придем, если будем отрицать трансцендентный авторитет как абсолютный предел всех человеческих устремлений.

Без таких трансцендентных ограничений, как гласит история, ничто, в конечном счете, не помешает нам безжалостно эксплуатировать наших соседей, использовать их в качестве инструментов для наживы и удовольствия или порабощать, унижать и убивать их миллионами.Все, что стоит между нами и этим нравственным вакуумом, при отсутствии трансцендентальной границы, это те добровольные ограничения и произвольные «договоры среди волков», заключенные в интересах выживания и временного благополучия, но которые могут быть нарушены в любой момент. в любой момент.

Но так ли это на самом деле? Известно, что Жак Лакан утверждал, что психоаналитическая практика переворачивает изречение Достоевского: «Если Бога нет, то все запрещено ». Это обращение, конечно, противоречит моральному здравому смыслу.Так, например, в сочувственном обзоре книги о Лакане словенская левая ежедневная газета представила версию Лакана так: «Даже если Бога нет, не все дозволено!» — благожелательная пошлость, превращающая лакановскую провокационную инверсию в скромную уверенность в том, что даже мы, безбожники-атеисты, соблюдаем некоторые этические рамки.

Однако, даже если инверсия Лакана кажется пустым парадоксом, беглый взгляд на наш моральный ландшафт подтверждает, что это гораздо более подходящее описание атеистического либерально-гедонистского поведения: они посвящают свою жизнь погоне за удовольствиями, но поскольку нет внешнего авторитета, который гарантировал бы им личное пространство для этого занятия, они запутываются в густой сети навязанных самим себе «политкорректных» правил, как будто они несут ответственность перед суперэго, гораздо более суровым, чем суперэго традиционной морали.Таким образом, они становятся одержимы заботой о том, чтобы, преследуя свои удовольствия, они могли нарушить пространство других, и таким образом регулируют свое поведение, принимая подробные предписания о том, как избежать «домогательства» других, наряду с не менее сложным режимом заботы. -о себе (физическая подготовка, здоровое питание, духовная релаксация и т.д.).

Сегодня нет ничего более угнетающего и регулируемого, чем быть простым гедонистом.

Но здесь следует сделать второе замечание, строго коррелирующее с первым: тем, кто говорит о «боге» грубо и прямо, воспринимая себя как орудие его воли, все позволено.Это, конечно, так называемые фундаменталисты, которые практикуют извращенную версию того, что Кьеркегор называл религиозным приостановлением этического.

Так почему же сегодня мы наблюдаем рост религиозно (или этнически) оправданного насилия? Именно потому, что мы живем в эпоху, которая сознает себя постидеологической . Поскольку великие общественные дела больше не могут быть мобилизованы в качестве основы для массового насилия — иными словами, поскольку гегемонистская идеология предписывает нам наслаждаться жизнью и реализовывать свое истинное «я», — для большинства людей почти невозможно преодолеть свое отвращение к перспектива убить другого человека.

Большинство людей сегодня спонтанно нравственны: мысль о том, чтобы мучить или убить другого человека, глубоко травмирует их. Итак, для того, чтобы заставить их это сделать, необходимо большее «священное» Дело, что-то, что делает мелкие индивидуальные заботы об убийстве тривиальными. Религия или этническая принадлежность идеально подходят на эту роль. Бывают, конечно, случаи патологических атеистов, способных на массовые убийства только ради удовольствия, просто ради него, но это редкие исключения. Большинство нуждается в обезболивании против их элементарной чувствительности к чужому страданию.Для этого необходима священная Причина: без этой Причины нам пришлось бы чувствовать всю тяжесть того, что мы сделали, без Абсолюта, на которого можно было бы возложить окончательную ответственность.

Религиозные идеологи обычно заявляют, что, правда это или нет, религия заставляет некоторых плохих людей делать хорошие вещи. Однако исходя из сегодняшнего опыта, следует скорее придерживаться утверждения Стивена Вайнберга: хотя без религии хорошие люди поступали бы хорошо, а плохие — плохо, только религия может заставить хороших людей делать плохие вещи.

Не менее важно то же самое, по-видимому, и для проявления так называемых «человеческих слабостей». Отдельные крайние формы сексуальности среди безбожных гедонистов немедленно возводятся в репрезентативные символы испорченности безбожников, а любое сомнение, скажем, в связи между более выраженным явлением клерикальной педофилии и Церковью как институтом отвергается как антирелигиозная клевета. . Хорошо задокументированная история о том, как католическая церковь защищала педофилов в своих рядах, — еще один хороший пример того, что если бог существует, то все дозволено.Что делает это защитное отношение к педофилам таким отвратительным, так это то, что оно практикуется не вседозволенными гедонистами, а тем самым институтом, который выдает себя за морального защитника общества.

А как же сталинские массовые убийства коммунистов? А внезаконные ликвидации безымянных миллионов? Легко увидеть, как эти преступления всегда оправдывались их собственным эрзац-богом, «богом-неудачником», как назвал его Иньяцио Силоне, один из великих разочарованных бывших коммунистов: у них был свой собственный бог, вот почему все было разрешено им.

Другими словами, здесь применима та же логика, что и в религиозном насилии. Сталинские коммунисты не считают себя индивидуалистами-гедонистами, покинутыми своей свободой. Скорее, они воспринимают себя как орудия исторического прогресса, необходимости, толкающей человечество к «высшей» стадии коммунизма, — и именно эта ссылка на их собственный Абсолют (и на их привилегированное отношение к нему) позволяет им делать все, что угодно. они хотят.

Вот почему, как только в этом идеологическом защитном щите появляются трещины, тяжесть того, что они делают, становится невыносимой для многих отдельных коммунистов, так как им приходится противостоять своим действиям как своим собственным, без всякого алиби в высшей Логике Истории.Вот почему после речи Хрущева 1956 года, обличающей сталинские преступления, многие кадры покончили жизнь самоубийством: ничего нового они во время этой речи не узнали, все факты были им более или менее известны — они просто были лишены исторической легитимации своих преступлений в Коммунистический исторический Абсолют.

Сталинизм — и в большей степени фашизм — добавляет к этой логике еще один извращенный поворот: чтобы оправдать свое безжалостное применение силы и насилия, они не только должны были возвысить свою собственную роль до роли инструмента Абсолюта, им также приходилось демонизировать своих противников, изображать их олицетворением коррупции и упадка.

Для нацистов каждое явление разврата немедленно возводилось в символ еврейского вырождения, немедленно утверждалась преемственность между финансовой спекуляцией, антимилитаризмом, культурным модернизмом, сексуальной свободой и так далее, поскольку все они воспринимались как исходящие из та же еврейская сущность, та же полуневидимая сила, которая тайно управляла обществом. Такая демонизация имела точную стратегическую функцию: она оправдывала нацистов делать все, что они хотели, ведь против такого врага все позволено, потому что мы живем в постоянном чрезвычайном положении.

И, наконец, что не менее важно, следует отметить здесь крайнюю иронию: хотя многие из тех, кто сожалеет о распаде трансцендентных пределов, представляют себя христианами, тоска по новому внешнему/трансцендентному пределу, по божественному деятелю, полагающему такой предел , глубоко нехристианский . Христианский Бог есть не трансцендентный Бог ограничений, а Бог имманентной любви: ведь Бог есть любовь; он присутствует, когда между его последователями есть любовь.

Неудивительно поэтому, что Лакан переворачивает: «Если есть Бог, то все дозволено!» — открыто утверждается некоторыми христианами, как следствие христианского представления о преодолении запретительного Закона в любви: если ты пребываешь в божественной любви, то тебе не нужны запреты; вы можете делать все, что хотите, потому что, если вы действительно пребываете в божественной любви, вы никогда не захотите сделать что-то злое.

Эта формула «фундаменталистской» религиозной приостановки этического была предложена еще Августином, который писал: «Возлюби Бога и делай, что хочешь» (или, в другом варианте, «Люби, и делай, что хочешь».» — с христианской точки зрения, эти два понятия в конечном счете составляют одно и то же, поскольку Бог есть любви). Загвоздка, конечно, в том, что если вы действительно любите Бога, вы будете хотеть того же, чего хочет Он — то, что нравится Ему, будет радовать вас, и то, что не нравится Ему, сделает вас несчастными.Так что дело не в том, что вы можете просто «делать все, что хотите» — ваша любовь к Богу, если она подлинная, гарантирует, что в том, что вы хотите делать, вы будете следовать высочайшим этическим нормам. стандарты

Это похоже на анекдот из пословицы: «Моя невеста никогда не опаздывает на свидание, потому что, когда она опаздывает, она уже не моя невеста.«Если ты любишь Бога, ты можешь делать все, что хочешь, потому что, когда ты делаешь что-то злое, это само по себе является доказательством того, что ты на самом деле не любишь Бога. Однако двусмысленность сохраняется, поскольку нет никакой гарантии, внешней по отношению к твоей вере. , того, что Бог действительно хочет, чтобы вы делали, — при отсутствии каких-либо этических норм, внешних по отношению к вашей вере и любви к Богу, всегда таится опасность, что вы будете использовать свою любовь к Богу как узаконивание самых ужасных поступков.

Кроме того, когда Достоевский излагает ход мысли в духе «если Бога нет, то все дозволено», он отнюдь не просто предостерегает от безграничной свободы, т. запрет, ограничивающий человеческую свободу: в обществе, управляемом инквизицией, решительно все не дозволено, так как Бог здесь действует как высшая сила, ограничивающая нашу свободу, а не как источник свободы.Весь смысл притчи о Великом Инквизиторе как раз в том, что такое общество стирает само послание Христа: если бы Христос вернулся в это общество, его бы сожгли как смертельную угрозу общественному порядку и счастью, так как он принес народу дар (который оказывается тяжким бременем) свободы и ответственности.

Неявное утверждение, что «если Бога нет, то все дозволено», таким образом, гораздо более двусмысленно — стоит внимательнее присмотреться к этой части Братья Карамазовы , и в особенности к длинному разговору в Книге Пятерка между Иваном и Алешей.Иван рассказывает Алеше выдуманную историю о Великом Инквизиторе. Христос возвращается на землю в Севилье во времена инквизиции; после того, как он совершит ряд чудес, люди узнают его и обожают, но инквизиция арестовывает его и на следующий день приговаривает к сожжению. Великий инквизитор навещает его в камере, чтобы сказать, что он больше не нужен Церкви: его возвращение помешает выполнению миссии Церкви, заключающейся в том, чтобы нести людям счастье. Христос неправильно оценил человеческую природу: подавляющее большинство человечества не может справиться со свободой, которую Он им дал, — другими словами, давая людям свободу выбора, Иисус лишил большинство человечества возможности искупления и обрекал его на страдания.

Чтобы принести людям счастье, Инквизитор и Церковь, таким образом, следуют «мудрому духу, ужасному духу смерти и разрушения» — а именно, дьяволу — который один может предоставить инструменты, чтобы положить конец всем человеческим страданиям и объединиться под знаменем Церкви. Множеством должны руководить те немногие, кто достаточно силен, чтобы взять на себя бремя свободы — только так все человечество будет жить и счастливо умереть в неведении. Те немногие, кто достаточно силен, чтобы взять на себя бремя свободы, являются настоящими мучениками, посвящающими свою жизнь тому, чтобы не дать человечеству выбора.Вот почему Христос был не прав, отвергнув дьявольское искушение превратить камни в хлеб: люди всегда будут следовать за теми, кто будет кормить их чрево. Христос отверг это искушение, сказав: «Не может человек жить одним хлебом», игнорируя мудрость, говорящую нам: «Накорми людей, а потом проси у них добродетели!» Вместо ответа инквизитору Христос, все время молчавший, целует его в губы; потрясенный Инквизитор отпускает Христа, но говорит ему никогда не возвращаться … Алеша отвечает на рассказ, повторяя жест Христа: он также нежно целует Ивана в губы.

Смысл рассказа не в том, чтобы просто атаковать Церковь и отстаивать возвращение к полной свободе, данной нам Христом. Сам Достоевский не мог дать прямого ответа. Следует иметь в виду, что притча о Великом Инквизиторе является частью более широкого аргументативного контекста, который начинается с восклицания Иваном Божьей жестокости и равнодушия к человеческим страданиям, ссылаясь на строки из книги Иова (9.22-24):

«Он уничтожает невинных и нечестивых.Если бич убивает внезапно, Он издевается над отчаянием невинных. Земля отдается в руки нечестивых; Он закрывает лица своих судей. Если не Он, то кто?»

Контраргумент Алеши состоит в том, что все, что показал Иван, это то, почему на вопрос о страдании нельзя ответить одним Богом Отцом. Но мы не иудеи и не мусульмане, у нас есть Бог-Сын, — добавляет Алеша, — и поэтому аргумент Ивана фактически укрепляет христианскую, а не чисто теистическую веру: Христос «может простить все, всех и за всех, потому что Он отдал свою невинную кровь». для всех и вся.«Именно в ответ на это воскрешение Христа — переход от Отца к Сыну — Иван представляет свою притчу о Великом Инквизиторе, и, хотя прямого ответа на нее нет, можно утверждать, что имплицитным решением является Святое Дух: «радикально равноправная ответственность каждого за всех и за каждого».

Можно также возразить, что житие старца Зосимы, которое следует почти сразу за главой о Великом инквизиторе, является попыткой ответить на вопросы Ивана. Зосима, находящийся на смертном одре, рассказывает, как в бунтарской юности, посреди дуэли, обрел веру и решил стать монахом.Зосима учит, что люди должны прощать других, признавая свои грехи и вину перед другими: нет греха изолированного, поэтому каждый отвечает за грехи ближнего.

Разве это не вариант Достоевского «Если Бога нет, то все запрещено»? Если дар Христа должен сделать нас радикально свободными, то эта свобода также несет с собой тяжелое бремя тотальной ответственности.

Славой Жижек — международный директор Гуманитарного института Биркбека Лондонского университета и один из самых влиятельных общественных интеллектуалов в мире.Его последняя книга Меньше, чем ничего: Гегель и тень диалектического материализма .

Если бога нет, то все разрешено

Достоевский, Бог и этика

Нет ничего более соблазнительного для человека, чем его свобода совести. Но нет большей причины страдания, Достоевский, Братья Карамазовы, 1880.

Достоевский и нравственность:

У Достоевского проблема Бога не проблема признания истины, а устранение сомнения.Главный источник сомнения у Достоевского — очевидный парадокс страдания в мире и концепция любящего Бога.

Достоевский выразил этот конфликт в «Иване Карамазове»: «Я не Бог, что я не согласен, я не принимаю тот мир, который Он создал». «Братья Карамазовы», роман Достоевского, в котором наиболее явно затрагивается вопрос о Боге, был задуман как «между верой и атеизмом». Вера в основном представлена ​​в героях-магнитах: Алеше и Зосиме, через которых Достоевский видел «чистое идеальное христианство.

«Бог и дьявол борются там, и поле брани есть сердце человека»
Для Алеши мы должны отстаивать свои убеждения на примере Христа, претерпевшего мучительное распятие по человеколюбию. Экстраполируя мысль, Алеша поясняет, что «каждый за всех отвечает». Вся вина и, следовательно, все страдания должны быть общими для всех верующих, поскольку все мы виновны перед Адамом и Евой через первородный грех.

Достоевский, свобода моя меньше было начало, свобода выбора Добра, которое поддерживает возможность греха, тем больше свобода была конец, свобода в Боге, в лоне Божием… Достоинство права и достоинство веры требуют признания двух свобод, свободы выбора истины и свободы в истине… Но свободное добро, которое единственно истинно, включает в себя свободу от зла.
Но если зло требует свободы, то зло и страдание производятся людьми, и поэтому Бога нельзя винить. У вас не может быть мира, который одновременно и свободен, и добр, человеческое несовершенство не позволит.

Достоевский и Супермен:

В письме Н.Л. Озмидов в 1878 году, Достоевский писал:

«Теперь предположим, что нет ни Бога, ни бессмертия души. А теперь скажи мне, зачем мне жить праведно и творить добрые дела, если я совсем умру на земле? … А если так, то почему бы мне (так как я могу рассчитывать на свой ум и ловкость, чтобы не быть пойманным законом) перерезать горло другому человеку, украв,…»
Эта теория сверхчеловека, первоначально созданная у Раскольникова в «Преступление и наказание» — результат сомнения, выраженного в существовании Бога. Теория позволяет Раскольникову без подсказки убить двух женщин и, возможно, еще не родившегося ребенка. Как высшему существу ему должно быть позволено забирать жизни тех, кто менее значителен и необходим. Точно так же Кириллов говорил: «Если Бог существует, то на все есть Его воля, и я ничего не могу сделать своим, кроме Его воли. Если Бога нет, то на все есть моя воля, и я должен выразить свою волю. Это удивительное высокомерие происходит от абсолютного неверия во Христа, у него есть вера в себя: «Если ты делаешь, ты станешь Богом, не так ли? «Да, я стану Богом.

Однако эту теорию опровергает Достоевский в своем развитии сюжета. Раскольников не может жить с собой после убийства ростовщика. Он принципиально не способен очистить его чувство правильного и неправильного, заставить замолчать его совесть. Вначале он пытается продолжать жить, наслаждаясь своей хитростью, делая вывод, что он сверхчеловек. И все же смиренная Соня напоминает ему о его поступке, напоминает ему о его вине и потому нуждается в прощении. Достоевский разрушил теорию сверхчеловека, обрекая героев на душевные страдания до тех пор, пока они не признают истину и свет христианства.

Федор Достоевский-Если бы Бога не было – реальная история – Найди настоящую любовь

В этом посте исследуется цитата:

Без бога всё позволено

или переведено

Если бы Бога не было, всё дозволено – Есть ли у Ивана в «Брате Карамазове» Достоевского философия в двух словах.

• Достоевский действительно хотел передать это, вопреки ревизионистским неверным толкованиям в сети, таким как Андрей I.Светская статья Волкова, представляющая собой академическую игру «Башня из слоновой кости» о мирах. Если вы прочитаете книгу, то сможете сделать собственное суждение.
• Рекомендую прочитать оригинал или хотя бы взглянуть на него. Я сделал бесплатный PDF-файл, который вы можете скачать здесь Братья Карамазовы Федора Достоевского.

Взгляд на вселенную Брата Карамазова Достоевского с Богом и без Бога

Мы никогда не узнаем, какой была бы Вселенная без Бога, потому что Бог существует. Я знаю это как факт. Deus Absconditus (скрытый Бог) становится Deus revelatus (откровенный Бог) для тех, кто верит.

Когда самодовольные атеисты провозглашают — Cogito ergo Deus non est или переводят, я думаю, следовательно, бога нет, это не имеет никакого смысла, потому что Deus est ergo cogito (что я знаю о латыни, я уверен Я ошибся с грамматическими падежами здесь).

Вольтер писал:

Если бы Бога не было, его надо было бы выдумать.

Вы видите, как Бог переплетается с нашей биологией. Доктор Эндрю Ньюберг подчеркивает это в своей книге «Как Бог меняет ваш мозг».

Наш мозг не обладает когнитивным охватом, чтобы воспринимать все аспекты вселенной, но везде есть логические вмешательства или подпись Бога, а также опыт Божественного в нашей жизни.

Таким образом, размышлять с метафизической философией о вселенной с Божественным творцом или без него, это все равно, что размышлять о тепле солнца минус огонь.Без Абсолюта Вселенная была бы абсолютным нулем небытия. Мы все — искры Божественного пламени, и все видимое и невидимое в нашем восприятии, включая нас самих, возможно только потому, что существует Бог.

Без Бога все бездна.

Следовательно, когда вы задаете вопрос «если бы Бога не существовало, все ли было бы допустимо или возможно», ответ будет утвердительным, но вселенная без Бога невозможна.

800-страничный роман русского писателя и психолога Федора Достоевского — Братья Карамазовы , а также более раннее произведение Преступление и наказание посвящены вопросам религии, Бога и нравственной философии людей, действующих по своей свободной воле к совершению поступки хорошие и плохие.Россия 19-го века породила множество блестящих умов, которые могли видеть реальность такой, какая она есть, без технологических отвлекающих факторов 20-го века.

Если кто-то думает, что я не прав и что нравственная жизнь возможна без Бога, дайте мне знать. Я признаю, что гуманисты и этические атеисты могут развивать личную этику, но они

Атеисты и этические гуманисты часто заблуждаются, думая, что этика без религии возможна. В какой-то степени это возможно. Человек получает много психологического сока, гордясь тем, что вы действуете во благо.Я думаю, что это часть нашей эволюционной программы, поскольку человек — социальное животное. Вы получаете психологическую награду за поведение, которое соответствует общему благу группы, в которой вы живете. Идеи жертвы и вклада имеют как инстинктивное, так и внешнее вознаграждение.

Это имеет смысл, потому что с генетической эволюционной точки зрения природа заботится о выживании вида, а не индивидуума. Целое важнее части, поэтому в нем заложен генетический механизм альтруистического поведения.

Вот почему у тебя заблуждение этики без абсолюта. Одним словом, просто кажется правильным вести себя определенным образом. Кроме того, этический гуманизм соответствует большей части того, чему учат религии.

Лично у меня нет проблем с этическим гуманизмом, за исключением того, что если вы доведете свою логику до ее разрушительного конца, как это сделали Фридрих Ницше или Альбер Камю, вы обнаружите, что находитесь в экзистенциальной бездне. Ничего нет и не осталось. Этика без объективной реальности может действовать, но не имеет основы.

Далее, я полностью признаю проблемы с религией. Чистота послания интерпретируется через призму несовершенной человеческой психологии, и Бог не дает нам установленного письменного кодекса поведения, как в случае с любым законом, значение имеет дух, а не буква закона. Многие люди думают, что у них есть щедрый рецепт от Бога в книге. Книга, написанная несовершенными людьми и изменяющаяся и интерпретируемая через историю. То, что у вас есть, — это один из способов, которым Бог открывает себя нам.Это один из аспектов того, как мы воспринимаем Бога в своей жизни. Вы должны испытать Бога сами, и будь то через молитву, или писание, или логику, или ваше воображение, это не так важно, как переживание и то, что вы делаете с этим.

В своем диалоге Достоевский критиковал католицизм и атеистический социализм.

В ключевой момент романа Иван (Иоанн), атеист, занимает позицию, что объективной реальности не существует. Почему бы не лгать, не обманывать и не воровать, если это в ваших интересах».Моральные абсолюты — это иллюзия. Брат Ивана убивает собственного отца (символ разрушения идеи Бога-отца). Поступок не является неправильным, если Бога не существует. Если подумать об этом в безмерной вселенной, то это всего лишь действие организованных органических химических веществ, превращающих их в неорганические.

Звучит безумно, но я склонен думать, что этика без Бога возможна, но вероятна. Многие хорошие атеисты имеют в себе свет Божий, даже если не видят его в себе.Тем не менее, доведенные до предела философской мысли, их этика находится на шаткой почве. Я думаю, именно поэтому так много людей изменяют друг другу, разводятся и совершают всевозможные аморальные поступки, в их сердце на самом деле нет любви к Богу. Они могут быть даже религиозными, но им не хватает мужества в своих убеждениях, так что на самом деле вопрос веры в то, что Бог существует.

Я верю, как говорит Платон, что человек не будет сознательно поступать неправильно, потому что добро согласуется со всей картиной.Безнравственный поступок есть результат искаженной картины действительности. Если в вашем мировоззрении нет Божественного, у вас будет искаженное моральное действие. В этой реальности есть Бог, который любит нас.

Автор: Марк Бирнат

Я живу с семьей между двумя мирами, США и Европой, где я создаю инструменты для изучения языков. Если вы нашли мой сайт, вы, вероятно, разделяете мое стремление учиться всю жизнь. Пожалуйста, изучите мой сайт и прокомментируйте.
Просмотреть все сообщения Марка Берната

Без Бога все позволено

В классике Достоевского «Братья Карамазовы» Иван Карамазов, русский автор, символ научного, рационального, западного мировоззрения, борется с проблемой, вынесенной в заголовок этой статьи; без Бога все позволено. С тех пор это утверждение использовалось в бесчисленных дискуссиях для оправдания веры в (обычно христианского) Бога. По крайней мере, часть его привлекательности для религиозно настроенных заключается в почти мгновенном согласии, которое оно имеет тенденцию вызывать. Если нет Бога и, следовательно, нет высшей Власти, которая диктовала бы нам, каковы наши этические права и обязанности, как мы можем их иметь? Нам нужен Бог, чтобы обосновать мораль. В этой статье я оспорю это утверждение.

Без Бога

На самом деле есть два способа понимания линии Достоевского, и важно их различать, потому что они уводят нас в очень разные области.Первый и более сильный из двух истолковывает это как аргумент в пользу существования Бога и говорит примерно так: Без Бога все дозволено. Поскольку все нельзя разрешить, Бог должен существовать.

Проблема, конечно, в том, что все вполне может быть разрешено . Это значит, что аргумент получает свою силу от того, что мы не хотим того, чтобы все было дозволено. Я имею в виду, не было бы так несправедливо , если бы все было позволено? Как вселенная могла быть такой? В этот момент мы понимаем, что эта попытка доказательства, а не аргумент, на самом деле является примером особого состязания, которое, следовательно, не может быть аргументом за или против чего-либо.

Вторая, более слабая интерпретация не обязательно пытается доказать существование Бога, но все же пытается воспользоваться этическими последствиями существования Бога. Лучше всего это можно выразить следующей формулировкой: Без (веры) Бога все дозволено. Следовательно, если мы вообще хотим какой-либо морали, нам нужна (вера) в Бога.

В этой интерпретации скрыты две идеи. Во-первых, без некоего высшего, трансцендентного Авторитета мораль как-то теряет смысл.Все позволено, потому что мораль не имеет основания. Это не так. Без Бога мораль может не иметь трансцендентного основания, но нет абсолютно никакой причины, по которой она не может иметь имманентного основания; т. е. почему мы не можем обосновать собственную мораль. Мы те, кто собирается жить этим, в конце концов. Мораль — это всего лишь кодекс поведения, которому мы все согласны; код, основанный на наборе значений, с которыми мы можем согласиться. Мы можем спорить о том, не лучше ли, чтобы трансцендентный Бог-Творец, который знает гораздо больше нас, просто говорил нам, что делать (в конце концов, некоторые из наших этических решений в прошлом оставляли желать лучшего; не дальше, чем наша собственная Библия для множества примеров этого), или для того, чтобы мы действительно думали об этом и брали на себя некоторую ответственность за наш собственный выбор, но независимо от того, существует (вера) в Бога или нет, наша мораль столь же значима, как и способ.

Можно возразить, что это сделало бы мораль совершенно произвольной. Это просто неправда. Мы не формулируем нашу мораль произвольно ; то есть по прихоти или без причины. Напротив, мы глубоко размышляем, аргументируем, предоставляем доказательства в поддержку и (если мы вообще просвещены) поощряем аргументированные дебаты о наших моральных принципах. Мы настраиваем их, когда считаем, что они нуждаются в настройке, и полностью отбрасываем некоторые из них и начинаем заново, когда это требуется.Мы летим на месте наших штанов? Абсолютно. Сложно ли это в том смысле, что мы действительно должны думать сами и нести ответственность за свои собственные решения? Определенно. Является ли это беспорядком в том смысле, что разные культуры (или даже сегменты одной культуры) могут в конечном итоге столкнуться из-за разных моральных систем? Полностью. Является ли этот процесс произвольным и бессмысленным? Точно нет. Во всяком случае, как говорит Симона де Бовуар, отсутствие Бога вместо того, чтобы санкционировать все допущения, означает, что мы одни несем «ответственность за мир, который является творением не чужой силы, а [нас самих]».Что может быть менее произвольным и более значимым, чем это?

Вторая идея заключается в том, что без окончательного, трансцендентного Судьи не будет окончательных, трансцендентных последствий несоблюдения согласованного морального кодекса. Все дозволено, потому что нет серьезных наказаний. Это, конечно, правда, что без Бога нет сверхъестественных или послемирских последствий, но совершенно определенно есть наказания, а значит, по определению , что всё явно а не дозволено .Независимо от того, применяются ли эти наказания через систему правосудия или они более социально опосредованы (позор, исключение из группы и т. д.), эти наказания абсолютно – существуют за нарушение моральных ограничений и абсолютно – запрещают нарушение этих моральных ограничений. правила.

Можно возразить, что такие «земные» наказания слишком легко обойти или им не хватает gravitas сверхъестественной Воли (Bigg est Brother, если угодно), наблюдающей и подсчитывающей каждый наш проступок.Это, безусловно, верно, но, как и в случае с высшей, трансцендентной Властью, приведенной выше, аргумент о том, что трансцендентному Богу-Творцу было бы лучше подкрепить наши моральные правила некоторыми суровыми наказаниями, сильно отличается от обсуждения, которое мы ведем здесь. . Так или иначе, наказания (которые делают работу) существуют здесь и сейчас – т.е. не в каком-то загробном существовании – с явной и непосредственной целью предотвращения правонарушений, а это значит, что без (веры в) Бога все совершенно определенно не разрешено .

С Богом

Здесь мы, кажется, показали, что без Бога все совершенно ясно не разрешено, но я был бы небрежен, если бы не пошел в наступление и не поставил вопрос верующему: «Как это тогда с Богом?» Если верно, что без Бога все дозволено, то должно быть так, что «с Богом все , а не дозволено».

Эта перефразировка не приносит особенно интересной позиции относительно существования Бога, так что мы можем перейти прямо к моральному утверждению; с (верой) в Бога все , а не разрешено.К сожалению (для верующего), это абсолютно, бесповоротно и доказуемо ложно. Нам даже не нужно задействовать наше мышление или воображение, чтобы опровергнуть это. Мы можем просто взглянуть на историю христианства (или практически любой религии). Мне не нужно, и я не буду тратить ваше время, перечисляя многочисленные злодеяния и жестокости, совершенные человеческим родом Божьими представителями всякий раз, когда у них была сила нанести ущерб, который они сделали. Это может показаться односторонним, и я предполагаю, что это так, но это потому, что предложение также одностороннее.Поскольку аргумент состоит в том, что без (веры в) Бога все дозволено, должно быть верно, что с (верой в) Бога все , а не разрешено. Проблема, как показывает даже беглый взгляд на христианскую историю, заключается в том, что даже когда считалось само собой разумеющимся, что Бог существует и Он ждал своего часа, чтобы наказать нас за наши проступки, совершались всевозможные развраты и злодеяния; т. е. с (верой в) Бога все так же дозволено, как и без (веры в) Бога.

Возражение здесь состоит в том, что, хотя все еще разрешено, как это возможно здесь, в земном царстве, все не разрешено, в том смысле, что Бог предписал некоторые вещи недопустимыми и накажет злодеев в загробной жизни. .Что ж, хотя это прекрасное высказывание о нашем вселюбящем Боге, оно мало что меняет для нас, смертных, здесь, на Земле. Плохое поведение, хотя (якобы) было запрещено высшей силой, все же разрешено, потому что та же самая высшая сила не делает ничего, чтобы предотвратить его. Наказание постфактум — это не то же самое, что недопущение совершения преступления с самого начала.

Здесь я также хотел бы обратиться к возражению, которое более правильно относится к предыдущему разделу, и я помню, что слышал его от Уильяма Лейна Крейга; если нет Бога, то вся полнота смертной, земной морали может быть преодолена одним словом; Нет.Нет; Я отвергаю ваши посылки, я не согласен с вашими рассуждениями, я оспариваю ваши аргументы. Причина, по которой я оставил это возражение сейчас, заключается в том, что оно верно; любой может оспорить любое конкретное этическое правило или предписание, и действительно, любой может просто отказаться от любого этического предписания без какой бы то ни было причины. Однако также верно и то, что даже в отношении морали, основанной на авторитете Бога-Творца и подкрепленной обещанием вечных посмертных пыток, простое «Нет» устраняет все здание.В самом деле, разве это не то, что говорят христиане перед лицом исламских божественных заповедей или индуистских этических догм? Разве это не то, что сказали бы современные христиане даже перед лицом средневековых этических постулатов, поддерживаемых более ранним воплощением их собственного Бога? Истина не является моралью, на чем бы вы ее ни основывали, каким бы ужасным ни было наказание, какой бы блаженной ни была награда, она всегда будет невосприимчива к простому «Нет». Если бы это было не так, мораль перестала бы существовать, потому что все мы были бы автоматами, бездумно делающими то, на что нас «запрограммировали».

Без чего тогда все дозволено?

Мы видели, что с (верой в) Бога или без него все еще разрешено, но, конечно, это не должно быть концом обсуждения. Хотя предварение предложения «все позволено» чем-то, относящимся к Богу, не привело к правильному утверждению, нам не нужно думать так трудно, чтобы найти что-то, что сделает эту работу.

Без сострадания, без старой доброй человеческой порядочности все дозволено.

Эта нерелигиозная формулировка преуспевает там, где потерпела неудачу богоцентрическая, потому что она обращает фокус предложения внутрь, делая его субъективным (в кьеркегоровском смысле этого слова), навязывая его скорее индивидууму в его или ее сердцевине, чем искать вовне оправдания во внешней авторитетной фигуре. С состраданием ни один человек никогда не сможет причинить вред другому человеку. Если бы они могли, они бы продемонстрировали отсутствие сострадания. С другой стороны, без сострадания действительно позволено все, независимо от того, верит ли данный индивидуум в Бога или нет.Будет ли это извращением веры, если во имя Бога будут совершаться ужасные вещи? Возможно. Но это не меняет того факта, что ужасные вещи совершались, совершаются и будут совершаться во имя Бога, пока существуют Боги. С Богом или без Бога все позволено.

Все еще будут возражать, что сострадание недостаточно сильно, чтобы на нем основывалась эффективная мораль. Как это может повлиять на поведение человека, который говорит: «К черту сострадание. Я беру твои вещи, потому что я этого хочу»? Конечно, нельзя.Но, как мы видели, обращение к внешнему Законодателю также не застраховано от такого отказа. У верующего точно такая же проблема, когда злодей говорит: «К черту вашу религиозную чепуху. Я беру твои вещи, потому что хочу их». Что еще хуже, ему или ей не нужно отвергать веру в Бога, чтобы отвергнуть мораль верующего. История полна случаев, когда христиане делали вещи, которые были явно неправильными и которые они тем не менее оправдывали перед собой. Мало того, обращение к этому Богу не действует на того, кто верит в этого Бога.

Сострадание и человеческая порядочность возвышаются над этими мелкими заботами, обнаруживая их бессодержательность и совершенно неспособные обосновать какую-либо мораль, заслуживающую этого имени. Мораль никогда не может основываться на сверхчеловеческих мифах и фантазиях. Если мы хотим морали, она может только основываться на чем-то, что объединяет нас как людей, и такая вещь никогда не будет верой или суждением о чем-то внешнем по отношению к нам. Правда в том, что мораль, которая не обращается внутрь себя и не основывается на несовершенных, испорченных существах, живущих в соответствии с ней, вообще не является моралью.

Нравится:

Нравится Загрузка…

Родственные

«Без Бога все дозволено»

Мы с женой читали вслух друг другу Братья Карамазовы , роман Достоевского 1880 года. Ключевой мотив — все ли дозволено без Бога. Это стало основным аргументом против атеизма; представление о том, что у атеистов нет причин быть нравственными. Действительно, общественный резонанс этой идеи вполне можно проследить до Карамазова .

Это было написано, когда атеизм только начинал приобретать значение. Ницше вскоре заявил: «Бог умер». Достоевский сам был глубоко религиозен, но в « Карамазове » он не отвергает бесцеремонно противоположную точку зрения. Скорее, он борется с моральными последствиями.

Ранее я обсуждал мораль без Бога. Если он нам нужен для морали, у нас будут проблемы, потому что он, конечно, вымысел. Но на самом деле, какие бы моральные кодексы ни предписывали религии, они всего лишь отражение наших существовавших ранее моральных интуиций, уходящих корнями в эволюцию.Наши предки жили группами, в которых сотрудничество, мораль и даже альтруизм помогали выживанию. Люди со склонностью к этим добродетелям жили, чтобы передать свои гены. Эти нормы еще больше укоренились в культуре; религии являются культурными изобретениями и опять же просто включают моральные идеи, уже являющиеся частью данной культуры.

Далее каждый из нас придумывает, руководствуясь здравым смыслом и своим рациональным умом, как ему жить. Большинство из нас поступают правильно, потому что это кажется правильным. Наше сочувствие к другим отговаривает нас от действий, причиняющих им вред.И мы понимаем, что лучше жить в обществе, где люди относятся друг к другу прилично, чем в гоббсовской «войне всех против всех». Ничто из этого не требует Бога.

В Карамазов Ивану галлюцинирует разговор с Дьяволом. И в нем Дьявол произносит замечательную речь — представляя, что, по его мнению, сказал бы сам Иван:

«Как только каждый представитель рода человеческого отбросит представление о Боге (а я верю, что такая эпоха наступит, как некая новая геологическая эпоха), старое мировоззрение рухнет само собой, не прибегая к каннибализму.. . . Мужчины объединятся в своих усилиях, чтобы получить от жизни все, что она может им предложить, но только для радости и счастья в этом мире. Духовно возвысится человек с божественной, титанической гордостью, и родится человекобог. Расширяя своей волей и своей наукой свое завоевание над природой сверх всяких пределов, человек будет постоянно испытывать такую ​​великую радость, что она заменит ему прежнее предвкушение наслаждений, ожидающих его на небе. Все будут знать, что он смертен, и примут его смерть спокойно и достойно, как бог.Он поймет из чистой гордыни, что нет смысла протестовать против того, что жизнь длится лишь мимолетное мгновение, и будет любить своего брата, не ожидая за это никакой награды. Любовь удовлетворит только мгновение жизни, но самое сознание ее сиюминутности сконцентрирует ее пламя, которое прежде рассеялось и померкло от предвкушения вечной загробной жизни. . . И так далее. Очень мило!»

Дьявол язвит, судя по последним словам.Он издевается над Иваном. И все же эта речь, вложенная в уста Дьявола очень религиозным автором, на самом деле довольно хорошо выражает мой собственный гуманистический дух.

В следующем отрывке Дьявол дважды вызывает троп «все позволено» — новый «человек-бог» может «без колебаний перепрыгнуть через все преграды старого морального кодекса, придуманного для человека-раба».

Тем не менее сомнения являются неотъемлемой частью нашей человеческой природы. Наша нравственность, которую мы создали сами, не порабощает нас, а освобождает нас, чтобы мы могли жить хорошей жизнью, несмотря на отсутствие благородства, дарованного богом.

Нравится:

Нравится Загрузка…

Родственные

Теги: атеизм, мораль, религия

Эта запись была опубликована 20 апреля 2018 года в 14:00 и находится в разделе Философия, общество. Вы можете следить за любыми ответами на эту запись через ленту RSS 2.0.
Вы можете оставить отзыв или вернуться со своего сайта.

%PDF-1.конечный поток
эндообъект
22 0 объект
>поток
2022-01-17T16:06:20-08:002018-04-16T12:15:24+05:302022-01-17T16:06:20-08:00Arbortext Advanced Print Publisher 10.0.1221/W Unicodeapplication/pdfuuid:ed2a2cd2 -a537-41a3-b37e-5b29e645f4d6uuid:c80654ee-0f94-4a2c-883e-1d2452b521f0Adobe Acrobat Pro 10.0.0; изменено с использованием iText 4.2.0 от 1T3XT

конечный поток
эндообъект
23 0 объект
>поток
x+

«Если есть Бог, то все позволено» (метатема Достоевского в психоаналитической интерпретации Жака Лакана)

Vol. :(0123456789)

Studies in East European Thought (2020) 72:227–239

https://doi.org/10.1007/s11212-020-09388-w

1 3

«Если есть» Боже, тогда все дозволено» (мета-тема Достоевского

в психоаналитической интерпретации

Жака Лакана)

SergeyA. Springer Nature BV 2020

Abstract

Знаменитое изречение Ивана Карамазова «Если Бога нет, то все дозволено»

на самом деле является центральной метатемой многих произведений Достоевского.Западные философы и писатели неоднократно переосмысливали эту идею. Самые последние версии относятся к современной психоаналитической и фрейдистско-марксистской философии. Например. Жак

Лакан лихо сказал, что «если есть Бог, то все позволено», а Sla-

voy Жижек приписал это самому Достоевскому. В статье показано, какие

варианта этого изречения присутствуют в романе Достоевского «Братья Карамазовы»,

какое значение имеет эта метатема в целостной структуре этих

литературных произведений и какие из них выражают авторскую позицию. В статье также дается представление о тех ярких переосмыслениях центральной метатемы Достоевского

, которые давали некоторые представители современной европейской психоаналитической философии. Эти чтения рассматриваются как значимые попытки объяснения настоящего с позиций европейской психоаналитической философии, сделанные на основе элементов художественного мышления Достоевского.

Ключевые слова Достоевский· Лакан· Современный· Европейский· Психоаналитический·

Философия

Введение

В современных гуманитарных науках категории и методы психоаналитической философии

часто применяются к художественной литературе (Gunn 1988; Gunn 1988; Gunn 1988; .Есть, например, множество

исследовательских работ, в которых делается попытка использовать теорию Жака Лакана

для интерпретации произведений Ф. М. Достоевского (Ковалиев, Кудряшов 2009;

* Сергей А. Кибальник mail.ru; 199034,

Российская Федерация

Содержание предоставлено Springer Nature, применяются условия использования.