Изуродованная земля уже не сможет вздохнуть: ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА —[ Проза ]— Скутин А. Самые страшные войска

Разное

ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА —[ Проза ]— Скутин А. Самые страшные войска

Военным водителям посвящаю.

Лето 1980 года, Северная Карелия, вахтовый посёлок 909 военно-строительного отряда.

Это было летом 1980 года, года Московской Олимпиады. Жаркое было лето, очень жаркое, даже у нас на Севере. И почти всё лето не было дождей. Пересохли болота, меньше стало комаров и мошки, хоть в это и трудно было поверить.

Зато начались лесные пожары. Нас постоянно забирали на их тушение, мы с не меньшим постоянством отлынивали от этого. Тушить лесной пожар — дело канительное и практически безнадёжное. Не пробовали тушить горящий лес? И не пробуйте, поверьте умудрённому опытом человеку. Пойдут дожди и всё само затухнет. А без дождей солдаты, без необходимой техники и средств, вооружённые против огня лишь лопатами и вёдрами, всё равно ничего не смогут сделать. Только прибьёшь горящий мох, закидаешь его землёй, и вроде бы уже ни огня нет, ни искорки малой. Но вдруг налетит порыв ветра и на том же самом месте снова разгорится, ещё пуще прежнего. Самое разумное, что тут можно сделать — это продрать мох бульдозером до самого грунта, то есть сделать защитную полосу, да пошире, чтобы ветром огонь не перекинуло. Может быть это и остановит распространение огня. И пусть лес потихоньку догорает за защитной полосой, до наступления дождей.

Но в этот раз лес горел у нашего карьера возле вахты и нам пришлось перегонять из карьера безопасное место. Мне до сих пор об этом страшно вспомнить. С двух сторон от дороги огонь, дым, по ветру летят клочья горящего мха. Мы со стажёром Витей-ростовцем закрыли окна в кабине МАЗа-самосвала, чтобы горящий мох не залетал в кабину и в машине совсем уже нечем стало дышать. Мы открыли верхние люки, в кабину повалил едкий дым. Что называется — то срачка, то болячка.

Первым в колонне нашей техники, точнее в дурколонне (то есть дорожно-строительной, ДСК) шёл бульдозер Т-100М Юры Кремнёва из Грозного, прочищал бульдозерным отвалом нам дорогу. Хотя Юра был русским, но проживание среди горцев наделило его бешенным взрывным темпераментом, прямотой и бескомпромиссностью.

За бульдозером шёл погрузчик-опрокидыватель (мы его называли мехлопата) на базе Т-100 Лёхи Афанасьева с Петрозаводска. Он был лет на восемь старше нас всех, призвался в двадцать семь лет, а до этого сидел за аварию. В нашей дурколонне он был самым рассудительным, мудрым и добропорядочным. Один раз он здорово меня выручил, можно сказать отмазал от беды, но об этом как-нибудь в другой раз.

В кильватер мехлопате следовал колёсный экскаватор под управлением Васи Шустера с Западной Украины. Вася был хорошим экскаваторщиком, но при этом — великолепным поваром. Зимой, когда его маломощный экскаватор не мог прогрызать ковшом мёрзлый песок и стоял на консервации, Вася исполнял обязанности повара и кормил всю нашу дурколонну. Прошло много лет с тех пор, но я и сейчас, и до самой смерти буду помнить, какие великолепные украинские борщи готовил нам Вася. Вася, зная что я люблю поесть (а в армии на первом году службы есть хочется всегда), часто наливал мне добавки. Будь здоров, Вася, пусть на гражданке у тебя всё сложится удачно.

Вот что интересно, он получал такие же продукты со склада, что и гарнизонные повара. Но в нашей столовке умудрялись готовить из тех же продуктов такое дерьмо, что надо быть сильно голодным, чтобы съесть их блюда. Их «продукцию» солдаты Верхней Хуаппы именовали парашей. Это и название, и оценка.

За Васиным экскаватором тянулись самосвалы и наша «летучка»-ЗИЛ-157.

Сзади бульдозера вдруг вспыхнуло небольшое пламя, из трубки топливного бака подтекала соляра и на неё упали горящие искры. Юра, похоже, ещё не замечал этого. Мы стали кричать ему, но он не слышал нас из-за грохота четырёхцилиндрового дизеля Д-108. Наконец, резинотканевая трубка прогорела совсем, горючее полилось широкой рекой и пламя полыхнуло по всему бульдозеру. Юрка, не растерявшись, повернул бульдозер в сторону с дороги, к Кис-реке, чтоб не перекрывать путь всей дурколонне, и выскочил из кабины. Он даже не обгорел, только вид был слегка одуревший.

Проскочив мимо мехлопаты и Васиного экскаватора, он добежал до моего самосвала:

— Откройте, мазуты, ангидрид вашу перекись!

— Давай, залезай, огненный тракторист. Как сам, не обгорел?

— Не, ни хрена, в кабину огонь не сразу попал, только уж очень жарко было, до рычагов не до тронуться было.

Я посмотрел на его чёрные от копоти ладони и представил, как он дёргал ими горячие фрикционы.

— Юра, — говорю, — тебя на том свете сразу в рай возьмут.

— Само собой, — кивнул он. — А почему вдруг ты так решил?

— Тебе этот горящий бульдозер зачтётся как пребывание в аду, войдёт в стаж, во второй раз не возьмут.

Улыбается Юра, оскалив рот без верхних передних зубов. Зубы ему выбили прикладом на гауптвахте.

А горящий бульдозер без водителя приближался к реке. Все с интересом наблюдали за ним — сейчас он должен сорваться с обрывистого берега в реку, возможно, даже огонь зальёт водой, если у берега глубоко. Но… этого не произошло, бульдозер заглох, выработав всю соляру, что была в насосе и фильтрах. Ведь топливо из бака не поступало, вся соляра из прогоревшей трубки потоком лилась на землю.

Полыхающий огромным костром бульдозер стоял в большой луже горящей соляры и пламя столбом поднималось к небу. Даже в горящем лесу дым горящего бульдозера выделялся, он был чёрным и густым. От горящего леса же шёл белый дым.

Наконец, дурколонна выбралась из огненного коридора горящих деревьев и мха на открытое место среди пересохших болот. Говорят, в Карелии несколько тысяч озёр и рек, так что, в принципе, с водой проблем быть не должно. Но нам от этого было не легче, пить хотелось сейчас и здесь, а воды нигде рядом не было. Люди добрые, мы только что вывели из пекла нашу технику, сидя в раскалённых кабинах, пить охота — сил нет!

Мы разбрелись из машин по высохшему болоту в поисках питья — ни хрена не было, всё высушила проклятая жара. И вдруг кто-то закричал:

— Вода!!!

Наверное, также обрадовались матросы Колумба, когда услышали крик марсового: «Земля!»

Все сбежались на крик. В траве блестела маленькая лужица размером чуть больше суповой тарелки. Вода была мутная, ржавого болотного оттенка, со снующими в ней какими-то личинками.

А нам-то что! Солдат не смутишь таким натюрмортом. Мы плюхнулись возле лужицы на животы и жадно выпили её всю! А потом продавили это место сапогами и пили влагу из следов сапог. Водитель Володя Кис, с Украины, сказал ещё, вставая и отряхиваясь:

— Не пей, братец Иванушка, болотной водицы — козлёночком станешь.

Наш механик Игорь Савельев, мой земляк с Керчи шутливо ответил ему:

— За козла ответишь! — и сплюнул случайно попавшие в рот травинки.

Все засмеялись, мы чувствовали себя победителями, хотя и не обошлось потерь в виде бульдозера. Но это — пустяки. Ну что бульдозер — это ведь просто железо. Главное — люди целы, а железа на наш век хватит. Юра потом получил новый Т-130, моментально переименованный нами в ТУ-130.

Самое поразительное — что ни у кого из нас потом не заболел живот от той мутной болотной воды. Мне ещё мой двоюродный дед рассказывал — на фронте солдаты не болеют. Ведь мы, хоть не на войне, но тоже побывали под огнём.

Лесоповал.

1981 год. Северная Карелия, лесозаготовительный участок 36 леспромкомбината Министерства Обороны, 909 военно-строительный отряд.

Наш бригадир, вальщик с погонялом «Резьба по дереву» (весь в наколках, две судимости — одна условно, вторая на «малолетке», стальные зубы), как обычно оглянулся назад, перед тем как допилить ствол ели до конца. А вдруг дерево «сыграет», упадёт не туда, куда я, помощник вальщика, толкаю его деревянной вилкой с железным двузубым наконечником, а спружинив на недопиле, пойдёт в противоположную сторону и придавит кого-нибудь зазевавшегося. Обычный случай на лесоповале, поэтому вальщики, сжав бензопилу «Дружба-4» или в нашем варианте — «Урал 2-электрон», заканчивая запил, за секунду до того, как спиленное дерево, хрустя ломающимися ветками упадёт на землю, обязательно оглядывается назад. Но даже если дерево не сыграло, упало туда, куда я толкаю его, упёршись вилкой и выпучив глаза, всё равно надо быть бдительным, и быстро отскочить подальше назад. Комель сваленного дерева, спружинив на ветках, обычно высоко подпрыгивает и отскакивает в сторону. Вполне может съездить по зубам, сломать руку или рёбра, а то и снести череп. Так что падение дерева — это самый ответственный момент, только успевай отскочить. Мне-то с вилкой ещё ничего, да и бросить её можно, а вот вальщику с работающей бензопилой отпрыгнуть куда несподручнее. Да при этом надо не зацепить помвальщика, то есть меня, режущей цепью.

Вальщик халтурил — пилил одним резом, без подпила, только запилом. Так, конечно, быстрее, но тяжелее физически, к тому же дерево падает более непредсказуемо. Да и зажать в запиле шину бензопилы может. Впрочем, зажать шину может всегда, и чтобы освободить её, не только я, а вся бригада — тракторист, оба чокеровщика и сучкоруб — наваливаются на вилку, пока вальщик выдёргивает шину.

Итак, наш вальщик «Резьба по дереву» (весь в наколках, две судимости) привычно оглянулся назад, заканчивая запил, и вдруг заорал мне страшным голосом:

— Бросай на хрен вилку, шину зажало!!!

Всё понятно, не надо объяснять — дерево спружинив, качнётся назад, недопил треснет и дерево начнёт падать в противоположную сторону, то есть на нас — знаем, проходили не раз.

Мы одновременно бросаем — я вилку, он бензопилу — и прыгаем в стороны подальше, пригибаясь пониже. Никогда бы не поверил на гражданке, что в армии буду прыгать спиной вперёд, с места, на четыре метра. А на лесоповале — обычное дело, жить захочешь — и не так прыгнешь.

Столетняя ель, как бы призадумавшись, секунду постояла неподвижно. Потом её ствол медленно стал клониться обратно, всё быстрее. Звонко лопнули древесные волокна на недопиле и дерево начало падать в обратную сторону, туда, где мы только что стояли.

И вдруг у меня сердце замерло от ужаса: в той стороне, куда падала ель, пробирался, глядя себе под ноги и переступая обломанные ветки, наш ротный по кличке «Мент». К нам в стройбат его перевели из гвардейской мотострелковой Таманской дивизии, разжаловав из старлеев до лейтенанта. Поначалу он ходил с красными мотострелковыми погонами, за что ему и дали погоняло Мент. Хотя там он и был танкистом, но дивизия — мотострелковая, а потому и погоны он носил красные. В стройбате красный цвет погон ассоциировался прежде всего с военной комендатурой. При каждом стройбате был комендантский взвод, вроде военной полиции, для усмирения буйной стройбатовской вольницы. Это именно в комендатуре сложилась поговорка: пьяный стройбат страшней десанта. А им виднее.

Понятно, что красные, как у губарей, погоны не способствовали популярности ротного у солдат. Но потом открылись и некоторые гнусные черты его характера, например, он любил подкрасться к делянки незаметно по подсаду (бездорожью) и подсмотреть, как работают военные строители. Или подойти тихо вечером к вагончику и подслушать, о чём они говорят.

Когда мной конкретно занялись особисты, Мент трижды заставил каптёрщика переделывать на меня характеристику. Дескать, я «приказы командиров исполняю с явной неохотой, в разговорах неодобрительно отзываюсь об армии и военной службе, настраиваю солдат против офицеров…»

Вобщем, с этой характеристикой меня бы даже в дисбат не взяли, впору вышку было давать. Но меня просто выпустили из одиночки и я вернулся к себе в лесной гарнизон. Пока, до поры, до времени.

Про «расстрельную» характеристику, что дал мне ротный, от каптёрщика стало известно по всему нашему гарнизону Верхняя Хуаппа, солдаты глухо стали намекать Менту, что ему лучше не ходить одному по лесу, а то всякое может случиться. Дескать, Саша — мужик злопамятный и мстительный, к тому же основательный, так это дело не оставит, не бывало такого. Пугали, конечно.

И вот ствол ели, по нашему — хлыст, падает прямо на ротного, пока он старательно смотрит себе под ноги, переступая ветки. — А-а-а! — завопил я от ужаса.

Но хлыст зацепился макушкой за другое дерево, не долетев до земли. Лишь на излёте хлестнул ветками ротного по голове, тот сразу упал на зад.

Мы сразу побежали к нему, живой ли, всё ли в порядке? Подбегаем — живой, только глазами бессмысленно хлопает, в себя приходит, фуражка где-то под ветками.

А когда пришёл, то заорал, почему-то на меня:

— Ты куда хлыст толкаешь! Ослеп, что ли, или удержать не можешь, лебедь умирающий! Да я тебя на губе сгною, да я тебя под трибунал!

В ответ на него заорал вальщик (наколки, две судимости).

— А ты почему нарушаешь технику безопасности?! Каждое утро на разводе разоряешься за неё, а сам? Почему без каски! Почему к делянке по подсаду идёшь, а не по волоку! И для кого этот плакат висит?

Бригадир кивнул на висящий в начале волока фанерный плакат: «Зона валки — 50 метров. Проезд и проход запрещён!» и продолжал гнать на ротного:

— Да я на тебя рапорт накачу, сегодня же сдам мастеру ЛЗУ, за нарушение техники безопасности!

Вобщем, обменялись любезностями. При упоминании о рапорте и нарушении ТБ ротный сразу притих, потому что виноват в самом деле он. Если дать делу ход — его же и накажут, за производственный травматизм у нас строго, могут и премию снять, а могут и звёздочки с погон, а то и посадят, если есть жертвы. Мент развернулся, подобрал свою фуражку, и пошёл по волоку, держа её в руке, так и не надев на приплюснутую хлыстом голову.

Глядя ему вслед, вальщик (две судимости) достал пачку дрянного «Памира», прикурил, и промычал невнятно:

— Везунчик, однако. Пофартило тебе сегодня.

Я поглядел на бригадира и подумал: ох, неспроста ты, после того как оглянулся назад, вдруг закричал, чтоб я бросил вилку. Оглянувшись назад, ты увидел ротного, ну и решил сыграть в несчастный случай. А стрелки сошлись бы на мне, ведь все солдаты говорили: мол, Саня это дело так не оставит.

Потом, когда в гарнизоне стало известно об этом случае, все стали поглядывать на меня уважительно: ну ты зверь, отчаянный мужик, однако, что ж ты не смог его привалить половчее?

И только мы с бригадиром знали, в чём дело, кто его в самом деле хотел привалить. Но молчали.

А мне не было ничего. Только вскоре в другой отряд перевели, но это было решено командирами раньше, ещё до этого случая. Особисты постарались.

Выправление МАЗовской рамы в полевых условиях.

Лето 1980 года, Северная Карелия, гарнизон Верхняя Хуаппа 909 военно-строительного отряда.

Так вот, прислали к нам тогда по распределению нового гражданского начальника дурколонны (дорожно-строительной колонны) — вольнолюбивого сына рутульского народа Мишу. Специалист Миша был ещё тот.

Он как-то подошёл ко мне в гараже и спросил:

— Почему стоишь, в лес не едешь?

— Сейчас, — говорю, — подъедет трактор-трелёвщик и заведёт мою машину с буксира.

— А почему стартёром не заводишь?

Ох, начальник, страшно далёк ты от жизни, как декабристы — от народа. Аккумуляторов ни у одного самосвала отродясь не было, все с толкача только заводятся.

— Нету, — говорю, — аккумуляторов.

— Как нету, а это что?

И он указал на два валяющихся под забором аккумулятора.

Нормальный человек и не спросил бы, хорошие аккумуляторы под забором никогда не валяются.

— Это плохие, — говорю.

— А ты поставь их, может и сгодятся.

— Ты что, совсем больной?

— Ставь, я сказал! Я тут начальник. А то оборзел вконец, хуй за мясо не считаешь.

Я пожал плечами. Ладно, раз ему так хочется покомандовать — поиграем в эту игру. Только тут уже не одного такого бурого начальника обломали, третий ты уже здесь за неполный год.

И я сказал Вите-стажёру, новобранцу из Ростова:

— Витя, пошли, притащим эти две батареи из-под забора, начальник приказал.

— Это ещё зачем?

— Миша сказал подключать их к самосвалу и заводиться.

— Он что — дурак, этот Миша?

— Да, — говорю, — но он начальник. Так что пошли.

И мы притащили эти батареи на самосвал. У одного аккумулятора сбоку в корпусе была огромная дыра. У второго корпус был треснут и выломаны перемычки.

— Ну что? — говорю Мише с видом усердного солдафона, мысленно потешаясь над ним. — Какие будут приказания?

— Ставь на МАЗ и подключай!

Мише явно нравилось отдавать приказания. Мы с усилием над собой сохранили серьёзное выражение лица и стали одевать клеммы на батареи.

Сажусь в кабину.

— Включай! — мысленно взмахнул шашкой Миша. Витя-стажёр деликатно отвернулся и зажал рот руками.

Я повернул ключ и… никакого эффекта.

— Не заводится, — говорю Мише с притворным удивлением.

Витя отошёл на два шага и закашлялся.

— Давай наоборот, плюс подсоедини на массу, а минус в цепь стартёра, — скомандовал Миша.

Моё лицо исказила мучительная гримаса, Витька сжал лицо кулаками.

— Ты чего? — подозрительно скосился на меня Миша.

— Да так, — прохрипел я, подавляя приступ смеха, — на обед что-то нехорошее съел, живот пучит.

— Жрать надо меньше. а то скоро харя треснет!

Хорошо ещё, подумал я, провода от батареи никуда не подключены, в воздухе болтаются. А то бы пробило вентили генератора.

И Витя, из последних сил сохраняя серьёзность на лице, подключил плюс батареи на массу и минус — в цепь (на самом деле — никуда, но Миша об этом не знал).

— Запускать? — спрашиваю Мишу.

— Постой, — на его лице отразились мучительные сомнения, — если мы наоборот подключили батареи — у нас дизель в обратную сторону не заведётся?

Всё, финиш! Не в силах сдержатся, я сполз с водительского сиденья на пол кабины и не просто засмеялся, а завыл дурным голосом. Витя-стажёр из последних сил зашёл за самосвал и там упал прямо на землю, содрогаясь от острых приступов хохота. На непонятные, навзрыд, вскрики сбежался весь гараж, стали расспрашивать — в чём дело. Сквозь смех мы кое-как разъяснили причину своего бурного веселья..

И тут уже весь личный состав скосила беспощадная эпидемия хохота. Солдатам только дай повод посмеяться, развлечений в лесу немного. Разумеется, об этом случае узнала весь гарнизон, Мише это часто припоминали, а меня он возненавидел. Словно я виноват, что он глупость сморозил.

И вот, когда мы жили и работали на вахте, Миша пришёл к нам в вагончик и объявил:

— С сегодняшнего дня работаем по-новому. Днём на самосвалах работают водители, а ночью — их стажёры. У бульдозериста и экскаваторщика подмены есть.

Ну и ладно, пожали мы плечами, начальству виднее.

В ночь, а ночи там белые, солнце летом не заходит, вместо меня сел за руль Витя-стажёр. Но не успел я толком прикемарить в вагончике, как меня поднял Миша:

— Вставай! Там твой стажёр самосвал угробил!

— Что случилось? Витя цел?

— Ему то ничего, а вот самосвал с лежнёвки в болото съехал, кузов слетел с упоров и раму набок свернуло. А ты зачем руль стажёру передал?

— Так ты же сам приказал утром — в две смены работаем!

— Я такого приказа не отдавал! Ты самовольно передал руль необученному стажёру, а сам лёг спать. Короче, я еду к механику комбината с докладной, приедет комиссия, будем разбираться. Под трибунал пойдёшь, за передачу руля стажёру, не допущенному к самостоятельному управлению.

А что, вполне может статься. Начальнику поверят, а солдат и спрашивать не будут. Любит начальство в нашем ЛПК сваливать свои промахи на солдат.

— Ну и подонок ты, — безнадёжно вздохнув, говорю Мише. Впрочем, он и так это знал, ему об этом говорили ежедневно.

И я пошёл в карьер. В сторонке от остальных машин стоял мой скособоченный самосвал, рядом с потерянным видом топтался Витя и виновато глядел на меня. Но я, даже не взглянув на него, сразу бросился к машине. Один лонжерон рамы сзади был выше другого сантиметров на 15. Это — всё, самосвал умер. При попытке поднять кузов гидроцилиндром его неминуемо свернёт набок. Тяжело вздохнув, сел рядом с МАЗом.

«Пиздец тебе, дружок» — подумал про себя. — «Как говорится, техника в руках букваря — кусок железа».

Вообще-то, Витя — отличный шофёр, просто такое с каждым может случиться. Да и загоняли нас совсем, по семнадцать часов в день работали последние две недели. Сначала в ночь, а после завтрака ещё полдня, до обеда.

И не пожалуешься никуда — «Солдат, ты не работаешь, ты служишь Родине! А если Родина скажет надо — будешь служить ей круглосуточно. Ты давал присягу, мол, служить невзирая на тяготы и лишения.»

— Саня, извини, — канючил Витя, — я так тебя подвёл…

— Отвали, — сказал ему беззлобно, — уже ничего не исправишь.

Тут ко мне и подошёл Лёха Афанасьев.

— Саня, — сказал он мне, — Миша сказал, что привезёт комиссию с комбината, акт на тебя составят в трибунал.

— Да, — говорю, — он мне тоже сказал.

— Ты только не горюй, а я тебе помогу. Да и не будет тебе дисбата, не тот случай — жертв нет.

— Чем ты тут поможешь, — и я махнул рукой на скособоченный, изуродованный самосвал, — пристрелить его что ли?

— МАЗу, конечно, кирдык, но от комиссии тебя отмажу. У нас на зоне был такой случай, отмазались.

— Как?

— Значит так: у тебя кузов на правый бок скрючило? Подъезжай к моей мехлопате, я нагружу тебе только левый борт. Потом заедь правой стороной на косогор и приподними кузов, чтобы его сбросило на левую сторону. Так раму и выровняет. Правда, её потом можно будет только выкидывать, но комиссии глаза замажем.

Короче, когда приехал комиссия из трёх офицеров нашего комбината (главный механик, мастер ЛЗУ и начальник автоколонны), кузов МАЗа стоял ровно, поперечина рамы была вполне горизонтальна. Командиры страшно ругались на Мишу, обозвали его мудаком и похуже, потом уехали, пообещав Мише большой сюрприз в ближайшую получку. И про Мишу опять пошла дурная слава пустозвона и балды.

МАЗ потом списали, потому что заклёпки на его раме разошлись, рама гнулась и перекручивалась, как резиновая, лонжероны стали причудливой S-образной формы, кузов поминутно слетал с упоров набок. Но когда Миша пытался доложить об этом нашим командирам, обвиняя меня, его просто посылали подальше.

Алесь Петрашкевич та ін. — 2.03.1988 Соль на рану











Алесь Петрашкевич, Минск





Природа и мы / [І тут, і всюди – скрізь погано]


Бешеный вал ядовито-соленой воды ворвется в реку Припять и, выжав ее из берегов, широко покатится вниз, к Чернобылю, промоет мертвую зону, вынесет радиоактивные осадки в Днепр, в Черное море…


Это может случиться в любую минуту, если мы наконец не обратим серьезного внимания на белорусский город Солигорск.


Тридцать с лишним лет назад на севере Полесья были открыты сказочно богатые залежи калийной соли – по приблизительным подсчетам 40 миллиардов тонн! Лежит «эликсир плодородия» на пятнадцати тысячах квадратных километров. На этих же квадратах проживает около 350 тысяч человек.


Много лет читали мы бодрые рапорты о трудовых подвигах белорусских шахтеров, любовались телевизионной красотой соляных тоннелей, стены которых, как в лучших метрополитенах, отливали всеми цветами радуги. Поэты с восторгом восклицали, что «копры на Полесье растут». На передовиков и руководителей производственного объединения «Белоруськалий» щедро сыпались ордена и звезды. Не удивительно! Половину общесоюзной добычи калийных удобрений давал и дает Солигорск.


И все молчали и по сей день помалкивают о том, что почти две трети добываемой руды остается в обвалившихся шахтах. И навсегда останется позором для специалистов, свидетельством безответственности ученых, производственников, чиновников.


…Вертолет проплыл над гигантскими промышленными комплексами, потом над огромными черными озерами – это были отстойники шламов, а точнее, ядовитой грязи. Потом мы очутились над лунной поверхностью. Картина была жуткой: грязно-серая пустыня. Пройдя «лунные горы», вертолет снизился над полем. Увы, это было уже не поле, а немой крик земли. Подумалось: каким же сильным и бездушным должен был быть «свинтус грандиозус», своим рылом перевернувший, изувечивший, испоганивший землю, которая кормила человека, была ему родиной!


Мне посчастливилось встретиться со смелым человеком, имеющим отношение к солигорским техническим и экологическим проблемам – к 80-м годам они стали видны даже самым слепым и самым глухим. Мой знакомый, работник химической отрасли, рассказывал то, что обычно cкрывают специалисты Минхимпрома. Он нарушал ведомственную круговую поруку, он рисковал. Но душа его болела, и он искал единомышленников. С ним я походил и поездил по изувеченной земле.


Этот неравнодушный человек открыл мне глаза на то, какая трагическая судьба ожидает полесскую землю и ее людей, если таким варварским способом производственники будут продолжать добычу калийной руды. К началу восьмидесятых ее выбрали менее одной тысячной доли запасов, а что сделали с землей? В радиусе трех-пяти километров вокруг теплостанций и обогатительных фабрик погибло все живое, погибла трава. То же вокруг солеотвалов. То же вокруг шламохранилищ, в каждом килограмме жижи которых содержится 250 граммов различных солей и токсичных веществ,


Повсюду рвы, воронки, кучи земли. Весь этот фронтовой пейзаж залит водою, нередко соленой. До деревни Кривичи (она, как многие другие, приговорена к исчезновению с лица земли) доехать не удалось: провалилась дорога. Здесь же, недалеко от дороги, по самую крону в воде стоял молодой и конечно, уже сухой сад. Неосыпавшиеся листья шуршали, как металлические. В «саду» рдели камыш и рыжая щетинистая осока.


В другой деревне на две половины разломался коровник, разрушился колодец, разверзлось кладбище. Молчаливые мужики зарывали своих родичей во второй раз. На уцелевшем надгробии стояло несколько порожних бутылок из-под «бормотухи», лежали остатки нехитрой закуски. Мужики уже помянули… Может, не только своих предков, а и самих себя.


Земля над выработанными шахтами оседает, грунтовые воды поднимаются на поверхность. Немолодая женщина удивлялась: «Сколько корове ни подстилаю, а в сарае мокро». Другая пожаловалась, что бульба не завязалась, гречиха не дала зерна, а ячмень – не на что глядеть. Третья принесла слуцкие бэры, местный сорт груш, – их нельзя есть, соленые от пыли. Откашлявшись, добавила: тяжело дышать, везде соль.


Да, тяжело дышать. Ведь на голову этим людям почти три десятилетия сыплется пыль, и не какая-нибудь: хлористый калий и сильвинит, сернистые вещества, соляная кислота, окислы азота и впридачу самое опасное – высшие алифатические амины. К этому еще нужно добавить довольно частые аварийные выбросы и прорывы да еще две тысячи тонн солевой пыли, которая ежегодно сносится с отвалов.


Тяжело дышать, как представишь все это…


В зоне шахт оказалось более 72 тысяч гектаров сельхозугодий. В 1980 году предполагалось неотложное переселение из опасной зоны 19 деревень, насчитывающих без малого 25 тысяч человек. К 2000 году в эту зону попадут 78 деревень Солигорского и Любанского районов.


Где истоки трагедии? Если вчитаться в некоторые документы, то картина открывается невеселая. Легкомыслие, скороспелость ряда хозяйственных решений становятся очевидными.


К причинам, создавшим тяжелые условия жизни и быта населения в районе добычи сильвинитовых руд, можно отнести: неизученность вопросов пылеобразования с солеотвалов; распространение выбросов, характерных для данной технологии; воздействие веществ на здоровье людей; отсутствие высокоэффективных способов очистки дымовых газов…


Изуродованная земля уже не сможет вздохнуть полной грудью, не сможет напоить человека чистой студеной водой, не сможет привлечь его ни своей красотой, ни своим бывшим плодородием. Она отравлена миллионами (а в скором времени миллиардами) тонн рассолов, которые беспрерывно стекают с соляных гор, а также ядами, которые фильтруются в грунтовые воды через несовершенные днища-экраны шламохранилищ [1]. Не остаются вне опасности и артезианские воды.


К 2000 году «планируется» (по сути так!) вывести из сельхозоборота новые сотни квадратных километров пашни. Минводхоз СССР не намерен осуществлять работы по спасению земель, так как дело это бесперспективно.


Некоторые солеотвалы и шламохранилища после проседания под ними поверхности над выработанными шахтами оказались ниже уровня Солигорского искусственного водохранилища. Кое-где перепад горизонтов до двух метров! При аварийной ситуации шламохранилища будут затоплены, в результате произойдет засоление невероятно больших площадей водосбора рек Случь, Припять, Днепр. Авария вполне возможна – из-за прорыва дамб водохранилища от их деформации при оседании поверхности (под водохранилищем соль уже выбрана!).


Грандиозная беда с прорывом дамб может случиться и в весенний паводковый период. Такая авария уже случилась на Украине, в Стебнике, когда из шламохранилища вырвалось 4,5 миллиона кубических метров соленой жижи, отравившей Днестр до самого Черного моря [2].


Можно представить, что будет с равнинным Полесьем и его обитателями, если из Солигорского водохранилища уйдёт не 4.5, а 47 миллионов кубов.


Весной прошлого [1987] года, когда паводок ожидался весьма необычный, я позвонил в республиканскую паводковую комиссию и спросил, знают ли ее члены о возможной катастрофе, которую предсказали и документально зафиксировали ученые. Нет, там об этом не знали и не слышали… Слава богу, обильные снега в Белоруссии в прошлом году таяли медленно.


Р.S. Недавно на участке первого рудоуправления случилась крупная авария – в результате разрушения солепровода наружу вырвалось около тысячи кубов шламов. Мертвящая жижа устремилась в водохранилище. Об этом в Солигорске не сообщалось ни по радио, ни через газету.


Литературная газета, 1988 г., 2.03, № 9 (5179).


[1] На щастя, про недосконалість водоохоронних споруд довкола ЧАЕС писати заборонялось, а тому ці споруди виглядають бездоганними.


[2] Ну, не до Чорного моря, але до греблі Новодністровського водосховища – факт.




Микрогравитация и дыхательная система

Обзор

. 2014 май; 43(5):1459-71.

дои: 10.1183/09031936.00001414.

Epub 2014 6 марта.

Г Ким Приск
1

принадлежность

  • 1 Калифорнийский университет, Сан-Диего, Калифорния.
  • PMID:

    24603820

  • DOI:

    10.1183/09031936.00001414

Бесплатная статья

Обзор

Г Ким Приск.

Эур Респир Дж.

2014 май.

Бесплатная статья

. 2014 май; 43(5):1459-71.

дои: 10.1183/09031936.00001414.

Epub 2014 6 марта.

Автор

Г Ким Приск
1

принадлежность

  • 1 Калифорнийский университет, Сан-Диего, Калифорния.
  • PMID:

    24603820

  • DOI:

    10.1183/09031936.00001414

Абстрактный

Структура легкого с его тонкой сетью воздушных пространств и капилляров означает, что гравитация оказывает глубокое влияние на его функцию. Исследования функции легких в отсутствие гравитации дают ценную информацию о том, как для нас, людей, связанных с Землей, ее неизбежные эффекты формируют нашу функцию легких. Гравитация вызывает неравномерную вентиляцию легких за счет деформации легочной ткани (так называемый эффект Слинки) и неравномерную перфузию за счет сочетания эффекта Слинки и зональной модели легочной перфузии. И вентиляция, и перфузия демонстрируют сохраняющуюся неоднородность в условиях микрогравитации, что указывает на другие важные механизмы. Однако гравитация служит для поддержания степени согласования этих двух процессов, так что соотношение вентиляции и перфузии и, следовательно, газообмен остаются эффективными. Следовательно, хотя вентиляция и перфузия в космическом полете более равномерны, газообмен, по-видимому, не более эффективен, чем на Земле. Несмотря на изменения функции легких при устранении гравитации, легкие продолжают хорошо функционировать в невесомости. В отличие от многих других систем органов, легкие не претерпевают структурных адаптивных изменений при устранении гравитации, поэтому не наблюдается явного ухудшения функции легких по возвращении на Землю даже после 6 месяцев пребывания в космосе.

Похожие статьи

  • Легкие в космосе.

    Приск ГК.
    Приск ГК.
    Клин Грудь Med. 2005 г., сен; 26(3):415-38, vi. doi: 10.1016/jccm.2005.05.008.
    Клин Грудь Med. 2005.

    PMID: 16140136

    Обзор.

  • Газообмен при измененном гравитационном напряжении.

    Приск ГК.
    Приск ГК.
    сост. физиол. 2011 Январь; 1 (1): 339-55. doi: 10.1002/cphy.c0

    .
    сост. физиол. 2011.

    PMID: 23737176

    Обзор.

  • Внешнее дыхание и газообмен в космических полетах.

    Баранов В.М., Тихонов М.А., Асиамолова Н.М., Волков М.И.у, Котов А.Н., Савченко Г.Е., Хайдаков К.С.
    Баранов В.М. и соавт.
    Косм Биол Авиакосм Мед. 1991 ноябрь-декабрь; 25(6):4-8.
    Косм Биол Авиакосм Мед. 1991.

    PMID: 8577164

    Обзор.
    Русский.

  • Микрогравитация и легкие.

    Приск ГК.
    Приск ГК.
    J Appl Physiol (1985). 2000 г., июль; 89 (1): 385–96. doi: 10.1152/jappl.2000.89.1.385.
    J Appl Physiol (1985). 2000.

    PMID: 10904076

    Обзор.

  • Функция легких в пространстве.

    Уэст Дж.Б., Эллиотт А.Р., Гай Х.Дж., Приск Г.К.
    Уэст Дж. Б. и др.
    ДЖАМА. 1997 25 июня; 277(24):1957-61.
    ДЖАМА. 1997.

    PMID: 9200637

Посмотреть все похожие статьи

Цитируется

  • Боль в шейном и поясничном отделах позвоночника в результате высоких значений G-Force у военных пилотов — систематический обзор и метаанализ.

    Масталеж А., Марушинская И., Ковальчук К., Гарбач А., Мацулевич Э.
    Масталерз А. и соавт.
    Общественное здравоохранение Int J Environ Res. 2022 17; 19 окт. (20):13413. doi: 10.3390/ijerph292013413.
    Общественное здравоохранение Int J Environ Res. 2022.

    PMID: 36293993
    Бесплатная статья ЧВК.

    Обзор.

  • Амилоидогенез посредством межфазного сдвига в биохимическом реакторе без контейнера на борту Международной космической станции.

    МакМакин П., Адам Дж., Гриффин С., Хирса А.
    МакМакин П. и соавт.
    NPJ Микрогравитация. 2022 сен 20;8(1):41. doi: 10.1038/s41526-022-00227-2.
    NPJ Микрогравитация. 2022.

    PMID: 36127358
    Бесплатная статья ЧВК.

  • Влияние наночастиц диоксида титана на рост клеток и миграцию клеток A549 в условиях искусственной микрогравитации.

    Ван М., Ли Дж., Чжан С., Ю Ю., Чжу С., Сян Х., Ян Л., Чжао Ф., Ли Ю.
    Ван М и др.
    Наноматериалы (Базель). 2022 31 мая; 12 (11): 1879. дои: 10.3390/nano12111879.
    Наноматериалы (Базель). 2022.

    PMID: 35683734
    Бесплатная статья ЧВК.

  • Оценка постнатальной легочной адаптации у новорожденных крупного рогатого скота с помощью электроимпедансной томографии (ЭИТ).

    Блёул Ю., Вей С., Мейра С., Вальдманн А., Мосинг М.
    Блейл У и др.
    Животные (Базель). 2021 10 ноября; 11 (11): 3216. дои: 10.3390/ani11113216.
    Животные (Базель). 2021.

    PMID: 34827949
    Бесплатная статья ЧВК.

  • Электроимпедансная томография для измерения распределения вентиляции легких у здоровых лошадей и лошадей с объемной перегрузкой левосторонней сердечной мышцы.

    Сакс М., Бирн Д.П., Хертеман Н., Секомб С., Адлер А., Хосгуд Г., Раисис А.Л., Мосинг М.
    Сакс М. и др.
    J Vet Intern Med. 2021 сен;35(5):2511-2523. дои: 10.1111/jvim.16227. Epub 2021 4 августа.
    J Vet Intern Med. 2021.

    PMID: 34347908
    Бесплатная статья ЧВК.

Просмотреть все статьи «Цитируется по»

Типы публикаций

термины MeSH

вещества

Грантовая поддержка

  • R01-HL104117/HL/NHLBI NIH HHS/США

У

людей есть 30 лет, чтобы предотвратить климатическую катастрофу, говорит автор «Непригодной для жизни Земли» ваш сайт