Подвижник это человек который: Подвижники и подвижничество

Содержание

О «подвижниках»: navlasov — LiveJournal

Подвижник… «Тот, кто самоотверженно трудится, борется за достижение высоких целей на каком-либо тяжёлом поприще» — такое определение дает всезнающая Википедия. Это слово вызывает однозначно позитивные образы. Перед глазами сразу встает человек, посвятивший себя целиком какому-то благородному делу, совершающий настоящие подвиги не ради славы или награды, а исключительно из внутреннего побуждения.

К сожалению, с «подвижником» часто происходит то же самое, что и с «призванием». Многим подвижники кажутся удобными инструментами для решения сложных задач. Например, то и дело приходится слышать, что врачами и учителями должны работать подвижники. Если в школах и больницах есть такие люди — это, безусловно, прекрасно. Проблема в том, что заполнить громадные системы образования и здравоохранения за счет энтузиастов невозможно. Настоящий подвижник — птица довольно редкая. Становой хребет любой большой системы — это люди, которые работают хорошо, добросовестно и с удовольствием, но не готовы ради своей работы отказаться от всего остального.

Впрочем, я сейчас не об этом, а немного о другом: является ли «подвижничество» однозначно позитивным феноменом — или возможны нюансы?

Для начала попробуем сформулировать определение слова «подвижник» — исходя из того смысла, который в него обычно вкладывают. «Подвижник» — это не просто тот, кто хорошо делает свою работу. «Подвижник» — это человек, чья логика действий выходит за рамки, которых придерживается большинство. Именно поэтому «подвижниками» часто восхищаются, но в то же время считают не вполне нормальными. «Подвижником» обычно называют человека, который делает общественно полезное дело, отдавая ему все свои ресурсы (силы, время и т.д.) и не нуждаясь в какой-либо внешней мотивации; он обладает мощной внутренней мотивацией и уверенностью в необходимости и правильности своих действий.

Теперь зададимся вопросом о том, какие люди становятся «подвижниками». Повторюсь, «подвижник» делает то, что условный «нормальный человек» делать бы не стал. У этой «ненормальности» могут быть разные причины; грубо говоря, «отклонение» может быть как в «хорошую», так и в «плохую» сторону. Наряду с людьми, безусловно заслуживающими уважения и восхищения, среди «подвижников» достаточно много «городских сумасшедших», одержимых некой «идеей фикс» далеко не самого здорового характера. Я знаю как минимум один случай, когда человек пошел работать учителем с целью донести до детей всю правду о тридцати (или сколько их там?) тысячах лет истории Руси и всемирному заговоре авторов учебников. Из школы его довольно быстро выставили, но только потому, что его идеи носили совсем уж бредовый характер.

Проблемой может быть и высокая внутренняя мотивация «подвижника». Ее оборотной стороной часто является железобетонная уверенность в собственной правоте и неспособность получать обратную связь. Осчастливить людей помимо их воли — как раз из этой оперы. Знаю достаточно большое число историй, когда людям приходилось буквально отбиваться от «подвижников», пытавшихся их облагодетельствовать. В школе, например, есть категория учителей, которые действительно и бескорыстно целиком отдают себя работе, но при этом мнение учеников и родителей им глубоко параллельно: первые, дескать, еще «слишком маленькие», а вторые «ничего не смыслят» в том, что происходит.

Наконец, существует достаточно большая категория ситуаций, в которых вреда от деятельности «подвижника» больше, чем пользы. Речь идет о случаях, когда активность «подвижника» позволяет отчасти компенсировать — и поэтому игнорировать — комплексные проблемы. Иногда бывает — особо подчеркну, что речь идет только о некоторых ситуациях, причем не связанных с жизнью и здоровьем людей — так вот, бывает так, что проблема должна достичь достаточной степени остроты, чтобы необходимость перемен стала очевидной. «Подвижник» в этой ситуации своим самоотверженным трудом снимает остроту проблемы, позволяя всем делать вид, что все в порядке. При этом, естественно, ресурсов для системного решения проблемы у «подвижника» нет, он может только раз за разом спасать конкретную ситуацию. Образно говоря, там, где надо вскрывать нарыв, «подвижник» заботливо замазывает его тональным кремом, чтобы со стороны все выглядело пристойно.

Пример из жизни: в одну небольшую государственную организацию пришел «подвижник». Организация занималась проведением определенного рода мероприятий и, откровенно говоря, с этим совершенно не справлялась. Однако «подвижник», считавший эти мероприятия очень важными, работал 24 часа в сутки — и в итоге они кое-как проходили. Только спустя несколько лет, когда человек буквально «сгорел» и уволился, очередное мероприятие сорвалось и стало очевидно, что организация сама по себе ничего толком сделать не может. В итоге она была распущена, а ее функции переданы другой, которая справлялась с ними не в пример лучше. В итоге «подвижник» на протяжении нескольких лет фактически покрывал чужую лень и некомпетентность, не давая внешнему наблюдателю заметить серьезную проблему.

В заключение повторю то, о чем говорил уже множество раз: окружающий нас мир очень сложен. Многие обобщения и однозначные оценки являются ложными; у многих явлений есть разные стороны и разные последствия. Каждая конкретная ситуация представляет собой индивидуальный набор множества факторов и оценивать ее, по-хорошему, надо тоже индивидуально.

Митрополит Серафим: «Местные подвижники благочестия – наши образцы для подражания»

В беседе с ведущим программы «Ради Истины» (ТРК «Экспресс») Дмитрием Инюшкиным митрополит Пензенский и Нижнеломовский Серафим рассказал о подвижниках благочестия Сурского края, не прославленных пока в лике святых, о том, что необходимо для их канонизации, и в чем мы должны подражать им.

– Какова суть этого понятия – подвижники благочестия? Вроде бы и слова не очень сложные, но, возможно, не все правильно их понимают.

– Да, действительно. Это понятие, с одной стороны, раскрывается самими словами, а с другой стороны – есть различие между тем, святой человек, или просто почитаем в народе и не канонизирован Церковью как святой. Обычно сначала мы называем святого подвижником благочестия. А уже потом время само расставляет точки над i, становится ясно, насколько этот человек почитаем, действительно ли через его почитание люди получают какую-то благодатную помощь от Бога, либо он просто благочестиво жил и оставил какой-то след в жизни Церкви и людей. Некоторые из подвижников благочестия так и остаются ими, которых почитают, но в узком кругу. А кто-то из подвижников становится тем святым, которого Церковь признает как местночтимого либо всероссийского святого.

– Если говорить о пензенских подвижниках благочестия, то кого среди них мы назовем в первую очередь?

– Наверное, по степени народного почитания первым подвижником благочестия, который сейчас прославлен в лике святых, нужно назвать Иоанна Оленевского. Это священник, который со времени своей смерти почитался всегда, и не только жителями Пензенской области, но и других регионов. И поэтому, наверное, сравнительно быстро он и был прославлен. Он скончался в 1951 году и уже в 2000-м был прославлен в лике святых.

Сейчас особо почитаемыми и заслуживающими внимания среди подвижников благочестия является священник Николай Болоховский. Это известный старец начала ХХ столетия, о котором писал еще Евгений Поселянин в своих рассказах о подвижниках благочестия России. Это священник, который всего себя отдал на служение Богу. Прославился он тем, что, будучи священником белым, то есть семейным, он организовал мужской монастырь на Нижнеломовской земле в честь 300-летия Дома Романовых. На сегодняшний день ни от монастыря, ни от самого села Стяжкино, где подвизался Николай Болоховский, ничего не осталось, но его честные останки перенесены в Успенский монастырь города Нижнего Ломова и особо почитаются православными людьми.

Кроме того, можно сказать и об Иоанне Кочетовском. Это подвижник благочестия XIX столетия, который связан с жизнью Иоанна Оленевского. Мы знаем, что у них была встреча, еще оленевский святой был в юном возрасте.

Ну и, наверное, должна быть названа почетная гражданка города Пензы Мария Михайловна Киселева, которая творила много дел добра, милосердия и была одним из самых известных благотворителей-храмоздателей.

– Ее имя сейчас, конечно, на слуху. И многие хотели бы, чтобы ее причислили к лику святых. Как Вы думаете, возможно ли это? И если мы уж затронули этот вопрос – как такого рода вещи происходят?

– Если говорить об истории канонизации в Русской Православной Церкви, то нужно отметить, что четкого процесса, который установлен и регламентирован сейчас, не было никогда. Конечно, когда Церковь стала более организованной структурой, появились некие критерии, по которым тот или иной человек, в народе почитаемый за святого, прославлялся для общецерковного почитания.

Доверие всего церковного общества к этому святому должно быть непререкаемым. Поэтому существуют критерии, согласно которым со времени смерти этого человека должно пройти определенное количество лет, несколько десятков лет – для того, чтобы действительно церковное общество определилось, может оно его почитать как святого или нет. И, конечно, за эти годы должны быть какие-то явные чудеса, исцеления от болезней, которые можно засвидетельствовать, – то есть человек с какой-либо болезнью помолился, совершил поклонение честным останкам и свидетельствует, что по ходатайству пред Богом этого угодника Божия совершилось его исцеление.

Но самое главное, как и для любого христианина, – этот подвижник благочестия должен быть образцом для подражания. В его жизни не должно быть таких явных изъянов, которые делали бы соблазн для человека.

– Насколько я помню, Иоанн Златоуст говорил о том, что почитание заключается в подражании. Если речь идет о подвижниках благочестия других времен, насколько сегодня можно говорить о подражании? Ведь жизнь меняется, и мир меняется вместе с ней.

– Дело в том, что здесь подражание имеется в виду не буквальное. Это – подражание в любви к Богу, к человеку. Это, прежде всего, дела, которые тот или иной подвижник благочестия совершал. Если мы берем местных подвижников благочестия, того же отца Николая Болоховского, – то при всем том, что он был обычным священником, люди тянулись к нему, как к истинному пастырю, который мог дать ответ каждому вопрошающему, грамотно рассудить любую семейную, личную ситуацию, который помогал человеку выйти из тупика. И когда мы говорим о том, что мы должны подражать тому или иному святому, то, безусловно, мы должны подражать именно таким их качествам.

Они не могут меняться с жизненными обстоятельствами. Они могут деформироваться или совершенно по-иному пониматься, но это – уже другой вопрос. Христианство как раз и есть тот институт в обществе, который стоит на заповедях Ветхого и Нового Заветов, в принципе никогда не меняющихся, потому что это – Священное Писание, которое невозможно изменить в нашем религиозном сознании.

Источник: Пензенская епархия.

«Святые подвижники эпохи Петра I». Светлый вечер с Алексеем Крыловым (18.10.2018)

Романтизированный портрет Петра I

У нас в гостях был кандидат исторических наук, доцент кафедры истории МГТУ имени Баумана Алексей Крылов.

Мы говорили с нашим гостем о жизни русской церкви в эпоху Петра Первого и о святых подвижниках этого времени.

— «Светлый вечер» на светлом радио. Дорогие слушатели, здравствуйте. В нашей студии Лиза Горская —

— Алексей Пичугин.

— И сегодня вместе с нами и с вами эту часть «Светлого вечера» проведёт Алексей Крылов — кандидат исторических наук, сотрудник Центра истории богословия и богословского образования Свято-Тихоновского гуманитарного университета, доцент кафедры истории Московского государственного технического университета имени Баумана. Здравствуйте.

— Здравствуйте.

— В прошлый раз, когда мы с вами встречались в этой студии несколько месяцев назад, говорили про Димитрия Ростовского — очень яркого человека своей эпохи. Мы его в основном знаем как создателя корпуса житийной литературы — «Жития святых» Димитрия Ростовского. Мне кажется, что даже люди, довольно далёкие от Церкви, от Православия про эту книгу могли слышать, потому что она входит в памятники литературы Древней Руси, если не ошибаюсь, по крайней мере упоминается во многих учебниках высшей школы у людей, которые получали гуманитарное образование. Но выяснили мы, что Дмитрий Ростовский знаменит не только составлением житий, но ещё и огромным количеством разных просветительских, как бы мы сейчас сказали, проектов, которыми он занимался почти всю жизнь, а в Ростов вообще приехал уже под конец её. Ну а сегодня мы поговорим вообще о церковной жизни, о святых и о людях Церкви эпохи Петра Первого. Это же переломное, в общем, время такое, когда Патриаршество сменяется Синодальным периодом, когда проходит реформа Патриарха Никона, но они уже прошли лет за 20 до начала эпохи Петра. Но вот это довольно-таки непростое время для Церкви. Казалось бы, что… как в учебниках написано, что идёт такое обмирщение Церкви. Ну а на самом деле как всё происходило?

— На самом деле всё было не так просто и однозначно, как пишут в учебниках. Чаще всего, когда в учебниках повествуют о церковной жизни эпохи Петра, повествуют о церковно-государственных отношениях. И создаётся такое впечатление, что единственное, что происходило в Церкви — это противостояние Церкви и государства. Но на самом деле это далеко не так. Действительно, когда мы читаем о Древней Руси, мы читаем — там четырнадцатый век — жития подвижников, их подвиги, собеседования с князьями, какие-то деяния. Но там тоже были церковно-государственные отношения, часто очень сложные. Если вы что-то знаете об эпохе преподобного Сергия, вы знаете, что там были очень большие сложности — с поставлением митрополитов и так далее. Мы обычно не акцентируем на этом внимание, обращаем внимание на то, что это эпоха такого взлёта подвижничества. Но во времена Петра Первого также было много святых, которые по-разному подвизались в разных местах, в разных странах. И святость продолжала существовать в Церкви, и Церковь жила своей жизнью, которая далеко не сводилась к каким-то проблемам, взаимоотношениям личности и институтов и так далее. Даже и при Патриаршестве, и когда не было Патриаршества, было местоблюстительство, и при Синоде, всё равно Церковь жила, в Церкви были святые люди, были молитвенники, были проповедники, были авторы-писатели. И вот о некоторых из них я хотел рассказать. О некоторых из них известно — они очень почитаемые святые. А о других мало известно, хотя это тоже были выдающиеся подвижники.

— Например, назовите кого-нибудь.
А. Крылов

— Например, можно будет поговорить о святителе Питириме Тамбовском и святителе Митрофане Воронежском, но о них достаточно хорошо известно. По крайней мере, люди православные слышали эти имена, они где-то поминаются и так далее. А вот, например, о святителе Иларионе Суздальском, я думаю, мало кто слышал. И кто услышит сейчас, тот задумается: а кто это такой? А между прочим, это тоже такой значимый подвижник. Слушатель задастся вопросом: когда он жил и что он сделал? Он происходил из семьи священника, близкого ревнителям благочестия, тем самым, из среды которых происходили, с одной стороны — будущие идеологи старообрядчества, с другой стороны — Патриарх Никон. Он ушёл в монашество в середине семнадцатого века и пришёл к подвижнику, который основывал Флорищеву пустынь — такой монастырь. Сейчас он не очень известен, а во второй половине семнадцатого века это был один из известнейших монастырей.

— Я знаю, что у меня друг участвовал в его воссоздании, поэтому я о нём знаю — иначе бы и не знал.

— Да, вот видите! Он был построен тогда почему? Вот первый его основатель скончался во время чумы — была великая чума в середине семнадцатого века. И будущий святитель Иларион стал главой этого монашеского общежития, этой пустыни, и благодаря ему она была выстроена. Флорищева пустынь находится под Нижним Новгородом — это крупный центр был в своё время, культурный, архитектурный. Он таким стал благодаря деятельности вот как раз святителя Илариона. Пустынь находится в лесах, и там не раз на неё нападали разбойники, и они сжигали её, разоряли, тем не менее он её восстанавливал. Но таким рубежом в истории стало паломничество туда царя Фёдора, который там беседовал с Иларионом, будущим святителем, и он решил его поставить в архиереи Суздальские, и даже дал ему сан митрополита — что было новшеством. Патриарх был сперва против, а потом согласился. И вот он таким образом стал Суздальским архиереем и тоже много трудился над развитием этой епархии. Что ещё интересно: он был двоюродным братом иконописца Симона Ушакова — известного нам. И таким образом он подвизался до 1700-х годов, когда он потерял зрение, его пытались интригами сместить, но он всё равно сохранял… И потом, уже после его смерти, он заботился и о Флорищевой пустыне, и о своей епархии. И интересно, если сказать про Флорищеву пустынь, то там — вот к вопросу о петровской эпохе — в 1714 году, по-моему, туда пришёл монах, который принял постриг — это был Борис Алексеевич Голицын, который стал иноком Боголепом. Борис Алексеевич Голицын — это один из приближённых Петра, про которого рассказывали, что он ввёл его в Немецкую слободу, то есть собственно познакомил, то есть один из таких даже не «птенцов гнезда Петрова», а один из старших сподвижников Петра. А потом он принимает монашеский постриг и уходит в монастырь — это вот одна из черт времени такая.

— А он добровольно ушёл в монастырь — Голицын?

— Да. Вот мы иногда думаем, что петровское время — это эпоха резкой такой секуляризации. То есть была такая Древняя Русь Московская, там такие длинные бороды, кафтаны, благочестие, а потом раз, как включили рубильник, и сразу же бород нет, парики, и все начали плясать и говорить иностранные слова.

— На самом деле нет, если изучать историю семнадцатого века, становится понятно, что постепенная европеизация начинается даже не при Алексее Михайловиче, а несколько ранее.

— Да, совершенно верно.

— Возникают, во-первых, иконы, фрески, которые становятся более светскими — с Симона Ушакова это начинается. Во-вторых, музыка барочная приходит, в том числе и церковная. И постепенно, постепенно, постепенно всё это логично довольно приходит, просто при Петре прорыв случился сильный.

— Да, вы правы. То есть такие процессы проникновения новых культурных веяний происходили до этого. Но, с другой стороны, люди, о которых мы говорим, включая самого Петра, они были во многом людьми семнадцатого века. Вот если вы представите Петра Первого — он бороды не носил, но представьте его с бородой — он же будет похож на своего отца и, пожалуйста, будет вам человек семнадцатого века. Вот Борис Алексеевич Голицын подвизался, подвизался, ходил, а потом ушёл в монастырь. Или Борис Петрович Шереметьев — тоже известный сподвижник Петра — ведь в конце жизни он хотел уйти в Киево-Печерскую лавру. Он очень упрашивал Петра, но Пётр его не отпустил, говорит: «Не хочу терять такого человека», — а он хотел. Так что петровская эпоха, в ней отчасти, конечно, много нового, но с другой стороны, там ещё очень много вот этого старого — это люди, которые ещё такой старой закваски, и они её сохраняют, и они во многом ещё мыслят по-другому. Вот так вот. Если мы говорим о Петре, вот ещё один святой этого времени, он более известный, благодаря своей драматической судьбе, — это святой Иов Анзерский. Вот что мы знаем о его жизни — что он был приходским священником в Москве, потом он был приближен к царю Петру в его уже молодые годы, но потом произошёл какой-то конфликт: то ли преподобного Иова оклеветали, то ли что-то сообщили — Пётр посчитал, что он духовником быть недостоин и повелел, чтобы его сослали в Соловецкий монастырь. Там вскоре определили, что он не является виновным, освободили от послушаний, Пётр тоже вскоре убедился в том, что это была клевета, пытался вернуть своего старца, но тот сказал, что больше не вернётся в Москву, духовником не будет. И он остался там, на Соловках, подвизался, потом принял схиму с именем Иисус и там до 1720 года жил. То есть вот ещё один такой пример человека, который из столицы, из Москвы отправился на Соловки, подвизался там. А Москва в это время была крупной столицей, это был крупнейший город по тем временам — там до 250 тысяч жителей, по-моему, было.

— Только с Прагой его сравнивали. Насколько я знаю, в то время два крупнейших города Европы были: Москва и Прага — ну Прага побольше чуть-чуть.

— Да. Ну тогда был всё-таки, я уж не знаю, может быть, Лондон-то и побольше.

— Но это данные не по петровскому времени, а чуть раньше — по первой половине семнадцатого века.

— Ну, может быть. Но Москва была очень крупным городом, особенно в сравнении с другими городами России. Потому что Москва была очень крупной, а, например, в Ярославле было десять тысяч жителей, то есть здесь был большой перепад. Но это, конечно, не какие-нибудь южные города, типа Константинополя, где были сотни тысяч населения.

— Конечно. Но зато в Москве в то время жило достаточное количество ярославских гостей, например, купцов из Ярославля, которые числились, приписаны были к ярославскому купечеству, но уже и сами они, и их дети давным-давно в Ярославле не бывали, а жили в Москве.

— Да, она становится таким центром государства, очень большим.

— А храмы строили где-нибудь под Владимиром, к тому же.

— Но если преподобного Иова достаточно хорошо знают, а вот святителя Илариона знают мало. Но вот в это время есть много очень святых, больше всего, кстати, святителей — вот о святителях можно поговорить. Тут можно выбрать, куда мы будем путешествовать. Можно отправиться на юг нашего государства, можно отправиться в Сибирь, где тоже было много славных святителей, а можно отправиться за пределы России: можно отправиться в южные края, в современную Румынию, как тогда говорили Молдо-Валахию. Можно отправиться ещё южнее. Вот как вы считаете: куда мы пойдём, разговаривая о святых в этом путешествии таком?

— В студии радио «Вера» историк Алексей Крылов. Программу «Светлый вечер» для вас проводят Лиза Горская и Алексей Пичугин. И мы говорим о святых эпохи Петра Первого, и я предлагаю отправиться в Западную Сибирь.

— А потом в Румынию ещё съездим — про Румынию тоже интересно.

— Алексей, что ты хотел уточнить?

— Перед тем, как мы отправимся в Сибирь, я бы хотел ещё вас спросить: буквально в двух словах расскажите, как отмена Патриаршества (напомню, что при Петре именно она произошла) повлияла на простую приходскую жизнь, как она повлияла на монастыри, как она повлияла на маленькие приходы, на городские храмы — вот не на церковную верхушку, управленцев церковных, архиереев, а именно на простых священников и монахов.

— Во-первых, надо сказать, что влияла не только отмена Патриаршества, но влиял целый ряд других реформ, потому как что в себе заключала эта реформа? Сперва Пётр, надо сказать, Патриаршество не отменил. Что он сделал? Он наложил, так сказать, временный мораторий на избрание нового Патриарха. Имуществом Церкви занималось теперь государственное учреждение — Монастырский приказ. А духовные функции Патриарха исполнял митрополит Рязанский Стефан Яворский. И такая ситуация продолжалась фактически 20 лет. Если раньше был Патриарх, у него был целый управленческий аппарат, судебный, то есть у Церкви была централизованная власть. А Патриархи, до этого существовавшие, например, Патриарх Иоаким, очень много усилий прилагали к тому, чтобы власть централизовать. Вот, например, я до этого сказал, что Патриарх Иоаким не очень одобрительно смотрел на то, чтобы даровать сан митрополита святителю Илариону. И в других тоже случаях он почему так поступал? Он стремился Церковь очень централизовать и сделать её очень сильной, чтобы власть Патриарха ощущалась. Потому что в это время идёт рос населения, рост территорий. И если в Средние века Русь была небольшой, скажем, митрополит мог больше контролировать эти территории, то в это время этот размер ощущается больше. И в семнадцатом веке задача патриархов во многом — это реально как-то пытаться подчинить себе церковную жизнь. Это, кстати, одна из причин вот этих реформ Патриарха Никона и раскола.

— Простите, немножко перебью: давайте, может быть, поясним, в чём заключается этот контроль. Потому что так вот — «митрополит должен контролировать церковную жизнь…» — что контролировать?

— Например… что вообще происходит у него в епархии. Вот такой характерный пример с книгопечатанием. Например, во времена Патриарха Иоакима была большая проблема, что в Москве существовала центральная типография, и существовали другие типографии, как говорили «в Малороссии»: в Киеве, в Чернигове. И вот проблема, что… ну как у нас недавно возникла проблема, нам знакомая: что книги все должны быть ободрены — вот у нас есть гриф, который ставится, что одобрено соответствующей комиссией. А тогда могли издаваться книги в Киеве, и стал вопрос, что они издавались только по киевскому совету, то есть в Киеве издали какую-то книгу. И Патриарх очень на это реагировал негативно: он считал, что книги должны издаваться только те, которые одобрены Патриархом. Почему? Могут быть разночтения, вообще, сама идея — это общеевропейская такая тенденция, с тем, чтобы установить какое-то единообразие. Мы сейчас всё-таки живём в эпоху, когда у нас есть не только развитое книгопечатание, интернет — можно как-то поддерживать; а тогда — другие расстояния, другие возможности. Что сейчас происходит в Нижегородской епархии, как там вообще люди живут. А епископ того времени — это правитель, это человек, у которого есть в своём подчинении… Например, мы говорили про святителя Дмитрия Ростовского — у него были свои дворяне в подчинении, у него были свои финансы очень большие…

— В чём это подчинение выражалось?

— Это просто у него в подчинении есть люди — вот дворяне. Есть дворяне, которые служат царю, это дворяне, которые служат митрополиту. У митрополита есть собственное имение, у него есть собственный аппарат. То есть архиерей семнадцатого-восемнадцатого века — это человек с очень большими полномочиями. А если понять, что епархия была большой, то это такой — очень… правитель.

— Можно себе представить размеры епархий только по титулам. Вот вы говорили про Суздальского и Юрьевского Илариона, а был епископ Суздальский и Тарусский. Вот представьте себе: Суздаль — это Владимирская область; а Таруса — это граница Тульской и Калужской, в Калужской. Мне кажется, что они даже были как-то разрознены…

— Суздальский и Юрьевский — это скромно.

— Это скромно. Но смотря какой Юрьев — Юрьевов и Юрьевцов было несколько, если это какой-нибудь Юрьевец Повольский, то это довольно высоко там, на Волге, если это Юрьев-Польской, то это 50 километров.

— А существовала епархия, размеры которой поражали всех — это была самая большая епархия в мире, и это была Тобольская епархия, о которой мы поговорим. Размеры этой епархии были необозримы, границ её не знал никто. В неё были записаны все сибирские владения России в то время, которые расширялись в течение семнадцатого столетия и расширялись во время восемнадцатого столетия. Она от Урала до Камчатки и до Амура. И в семнадцатом веке архиереи, которые правили Сибирью, не один из них её даже не объехал. То есть никакой миссионерской деятельности систематической в семнадцатом веке там не велось.

— Простите, а где был самый дальний приход, именно приход — не миссионерские поездки, а именно настоящий храм.

— Мне кажется, применительно к тому времени, рано говорить о каких-то постоянных приходах.

— Но всё равно в епархии же были постоянные приходы, храмы.

— Вот есть, например, Албазинский острог, который был построен на Амуре. Вот там есть храм.

— Давайте поговорим немножко о том, как в то время была устроена жизнь в Сибири вообще: что там за казаки, что там за остроги, почему первые храмы именно на территориях острогов появились — это же важно.

— Жизнь в Сибири была устроена по-разному, в зависимости от региона, но в целом Сибирь, конечно, отличалась от той, которую мы знаем сейчас. Не было систематической колонизации Сибири, большая часть Сибири не была заселена, она была заселена местными народами, которые признавали, как они говорили, «белого царя» и платили ясак, то есть ежегодную дань мехами. Существовали опорные пункты-остроги, которые находились вдоль рек, в ключевых пунктах, там жили казаки — служилые люди. Там были крупнейшие узловые города, например, Тобольск или Братск, Якутск, конечно, который тогда Ленский острог назывался.

— В Братске, кстати, радио «Вера» есть.

— И вот такие существовали узловые точки, но их население было очень небольшое. При этом граница постоянно сдвигалась, потому что землепроходцы шли, как говорят, «встреч Солнцу» за соболем. Главной такой движущей силой при освоении Сибири были меха. Но соболь было выгодно добывать, когда у него очень большая популяция, то есть люди приходили — леса полны соболями, их добывают ловушками. Люди приезжали, как сейчас бы сказали, вахтовым методом, зарабатывают, сдают его — была монополия государственная на это. Но где-то через 10-15 лет популяция соболя снижается, он не исчезает, но его становится невыгодно добывать. Значит, люди идут и ищут новые соболиные реки на Востоке. Так уже где-то к середине семнадцатого века землепроходцы дошли до океана. И освоение Сибири, самая такая финальная точка — это рубеж семнадцатого-восемнадцатого века — это Камчатка. И вот на этой громадной территории существуют такие бисеринки острогов, в которые местные жители свозят ясак, в котором живут люди. И там должны бы стоять храмы. Местные жители не принимают Православия, более того — власти не убеждают принять их Православие, потому что существует закон, по которому ясак платят только язычники, христиане ясак не платят. Поэтому с экономической точки зрения язычники вроде как, получается, выгодней. И вот только во времена Петра Первого государственная политика изменяется, как, кстати, благодаря позиции самого Петра Первого, который считал, что следует распространять Христианство среди всех народов его государства — он в этом плане был такой миссионерский правитель, кстати, — так и благодаря позиции тех архиереев, которые туда были посланы в это время. И вот первый архиерей, который занялся в Сибири миссионерством, его называют даже «апостолом Сибири», это святитель Филофей Тобольский, по фамилии Лещинский — Филофей (Лещинский). Вот, собственно говоря, первым архиереем, который должен был туда отправиться с таким целями, должен был стать святитель Дмитрий Ростовский. Но он туда не поехал, потому что он заболел, и, скорее всего, если бы он туда отправился, он бы там долго не прожил, потому что у него было здоровье не очень сильное, а жить в Сибири тяжело. Туда отправился его ровесник и друг святитель Филофей (Лещинский), он тоже учился в Киево-Могилянской академии, потом подвизался в Киево-Печерской лавре, даже был её экономом, был долгое время настоятелем Свенского монастыря. Это такой интересный монастырь, находящийся в современной Брянской области, он был основан монахами из Великороссии, но потом, в конце восемнадцатого века, его передали киево-печерским монахам, потому что они боялись в это время, что могут прийти турки и могут захватить Киев. И это была как бы такая запасная площадка создана для Киево-Печерской лавры и существовала.

— А Свенский монастырь, по-моему, и сейчас существует.

— Да, он существует сейчас. Но знаете историю с его названием? Вообще-то, он не Свенский на самом деле.

— Расскажите!

— Там река Свинь, по-моему, протекает и стоит Свенский монастырь. Но дело в том, что исторически река называется Свинь, а Свенским он был переименован… Там рядом с ним находилась очень крупная ярмарка, на которую, с одной стороны, прибывали малороссийские купцы, а с другой стороны, великорусские, то есть это такая посредническая ярмарка была. И монастырь и река были переименованы, если не ошибаюсь, во времена Екатерины Второй из-за неблагозвучия, потому что Свинский монастырь — это звучит плохо. Поэтому он стал Свенским монастырём, чтобы он такой благозвучный.

— Мы вернёмся к нашей беседе через минуту, сейчас небольшой перерыв. Напомним, что историк Алексей Крылов, кандидат наук, доцент кафедры истории Московского государственного технического университета имени Баумана, в гостях у светлого радио. Лиза Горская, я — Алексей Пичугин. Через минуту мы снова в этой студии.

— «Светлый вечер» в эфире радио «Вера» в студии Лиза Горская и Алексей Пичугин. У нас в гостях историк Алексей Крылов. Мы говорим про святых эпохи Петра Первого, и вот нас занесло в Сибирь. Передаём привет нашим слушателям в Иркутске, Братске и других городах. Первые храмы в Сибири появились… например, Спасская церковь в Иркутске на территории, опять же, острога появилась, по-моему в 1670 году. Но эти первые церкви появились как бы не для местного населения, а для казаков, которые жили на территории острога — получается так.

— Совершенно верно — для местных служивых людей. А вот первым массово обращать, как тогда говорили «инородцев», стал святитель Филофей. Он был очень необычным человеком, достаточно просто рассказать его биографию. В 1702 году он прибывает в Тобольск…

— Он из Москвы, а до этого, как мы говорили,он был настоятелем Свенского монастыря. Он основывает там школу, причём славяно-латинскую, то есть какую, как святитель Дмитрий основал в Ростове, примерно такую же он основывает в Тобольске. Он строит там каменные здания — спрашивает специальное разрешение Петра на строительство каменных зданий в Тобольске. Он основывает там театр для школы — первый сибирский театр, хор создаёт. Он начинает первые миссии: при нём первая миссия на Камчатку отправляется и в другие места. Дальше он принимает решение принять схиму — в 1711 году он принимает схиму и посвящает себя миссионерским трудам: он лично отправляется проповедовать Христианство окрестным племенам. В это время, в 1711-15 году, в Сибирь приезжает другой святитель — святитель Иоанн Тобольский, он только три года там проправил, ему было тяжело там, тяжёлый климат, он скончался. Должны были прислать приемника, но в это время… Понимаете, как влияла отмена Патриаршества? В Церкви возникло много неурядиц и проблем, одна из которых была, например, задержки с постановкой архиереев. Вот в Сибирь нового архиерея не прислали, некоторые другие епархии тоже долго были вдовствующие, то есть до этого был действующий механизм, а сейчас возникли проблемы. Поэтому в Сибири возникла проблема: архиерей скончался — нового нет. Что делать? Схимник Филофей вынужден выйти из схимы и стать схимитрополитом — такое вот как бы…

— Ну есть такое, правда, считается, что схимитрополит не может занимать кафедру.

— Да, а ему пришлось занять, потому что… нельзя. И вот на протяжении пяти лет он был схимитрополитом, продолжая тоже проповедовать, заниматься делами. Наконец, в 1720 году, несмотря на возражения Петра Первого, он уходит на покой. Но какой покой? Он уходит на покой — начинает путешествовать по Сибири, проповедуя местным племенам. Он был вообще первым митрополитом, который объехал не только Западную Сибирь, но и Восточную Сибирь. Причём это путешествие начала восемнадцатого века — это возки, это, понимаете, какие дороги — никаких, собственно, дорог нет.

— Их и сейчас там не особо…

— Ну, понимаете, да? При нём в три раза увеличилось число церквей в Сибири, он построил первый каменный монастырь Троицкий в Тюмени. Если вы почитаете его житие, то там такие эпизоды: например, он как-то приплыл по реке к племени, которое переселилось за Урал ещё во времена, знаете, такой святой был Стефан Пермский — ещё в четырнадцатом веке проповедовал. Вот часть коми-пермяков, которым он проповедовал, приняла Христианство, а некоторые упорные ушли за Урал. И вот к ним, к их потомкам, на этот раз прибыл святитель Филофей, он им проповедовал. Он, даже не помню, в этот случай или в другой, встретился с тем, что там агрессивно люди его встречали, в него стреляли, даже прострелили ему рясу. А он молился за них и таким образом обратил многих людей. То есть он положил начало тому, что местные народы переходили в Христианство. Похоронен он был, кстати, напротив входа в собор, «дабы входящие попирали его прах ногами» — вот такой смиренный человек.

— Кстати, это тоже достаточно распространённая вещь: что святые просили их похоронить именно у входа в храм, чтобы их прах попирали. К сожалению, я сейчас по памяти не могу прецеденты привести, но вот они достаточно часто встречаются. Какой результат? Выдающийся абсолютно, самоотверженный человек, очень масштабная деятельность. Чем Сибирь, допустим, с середины восемнадцатого века отличается от Сибири начала восемнадцатого века — в плане вероисповедания, в плане культурном?

— Как я уже сказал, в три раза больше церквей, то есть это уже говорит о многом. Но у святителя Филофея были приемники, если вы посмотрите сибирских митрополитов восемнадцатого века, большая часть из них — это канонизированные святые. То есть Сибирь была таким полем подвижничества. То есть, по-моему, из их числа, их было человек шесть, из них, по-моему, двое не канонизированы. То есть когда человека туда посылали, если он честно подходил к делу, то это было такое поприще для обретения святости. То есть к концу столетия там было уже достаточное число христиан, там было достаточное число церквей, то есть из такой языческой страны с бисеринками храмов это уже стало каким-то подобием некой, по крайней мере, обращающейся в Христианство страны, хотя, как вы знаете, это будет продолжаться и весь девятнадцатый век, да, собственно говоря, и сейчас тоже она продолжает обращаться — часть.

— Давайте отправимся на юг, потому что время нашей программы идёт, а то, о чём мы с вами говорили перед началом передачи — какие-то совершенно удивительные события происходили на территории современной Румынии — это и почему-то живший там иерусалимский Патриарх, это и ещё какие-то тоже непривычные для нашего современного церковного взгляда вещи. Давайте по порядку.

— Тема «Православие в Румынии» вообще очень интересна. Я думаю, что в ней интересно то, что о ней, я думаю, мало кто знает, за исключением каких-то упоминаний. Вот эти времена — семнадцатый и начало восемнадцатого века — это такие славные века для Румынской Церкви, но и века суровые. Почему? Единого государства Румыния тогда не существовало, оно возникло только в середине девятнадцатого века, когда были объединены две части румынских земель, а третья присоединилась только вообще в начале двадцатого века — это княжества Молдавия (Северная), Валахия (Южная) и земли Трансильвании — это такое венгерское княжество, в котором очень много румынского православного населения. И вот судьбы этих трёх земель складывались — Молдавии и Валахии, может быть, схоже, а Трансильвании немного по-другому. Они находились в общем культурном пространстве, с одной стороны, как бы на перекрёстке разных миров: с юга это Османская империя, с её христианами, греками, болгарами, с её древней культурой; с севера это русский мир, с киевскими школами, с Москвой, с Московским Патриархом; а с запада это Венгрия, Австрия и вот это влияние. И на этом перекрёстке возникало очень много коллизий, которые очень могут быть интересны. Например, языком образованных людей в это время в Молдавии и Валахии был церковно-славянский язык — на нём писали, на нём говорили, и это было ещё со Средних веков, то есть вот как в Средние века в Европе — латынь, а в Молдавии и Валахии — это церковно-славянский. И в это время также возникает такой феномен, который румынский историк Йорга назвал «Византией после Византии». Почему? С одной стороны, эти территории входили в культурное пространство Средиземноморское, православное. С другой стороны, они не были непосредственно подчинены османским правителям, Османской империи. И там была относительная свобода, там были свои правители — «господари» Молдавии и Валахии.

И там возникала возможность создать какое-то православное государство. И в это время, в семнадцатом веке, там строятся соборы, там развивается культура. Эти господари пытаются подражать византийским императорам. И там приобретают владения иерархи православных церквей Востока. И очень часто бывало так, что, например, слышим мы «Иерусалимский Патриарх Досифей Второй (Нотара)» — славный деятель этого времени, помогал русскому государству, был главным советником по восточным делам, защищал всех православных, очень важный человек. Думаем, что вот Иерусалимский Патриарх, что сидит он в Иерусалиме у Гроба Господня и оттуда помогает — нет, жил он в Молдавии. Почему? Потому что там были земельные владения, пожалованные как раз господарями Иерусалимскому Патриарху, там была относительная свобода, и там он жил и мог заниматься православным просвещением, он мог способствовать печати, например, развитию книгоиздания и так далее.

— А как он, простите, управлял своей Церковью, находясь там?

— А Церковь у него была не очень большая, поэтому у него был какой-то наместник, с которым он сносился, мог навещать. Но поскольку Иерусалимская Церковь в это время достаточно скромная по своему объёму, то есть она сводится к нескольким общинам, то он мог туда прибывать с пастырским визитом и убывать в Молдавию. Это было достаточно распространено, например, так же Александрийский Патриарх — это вовсе не значит, что он постоянно находится в Александрии, он может в это время жить в Константинополе или в Молдавии.

— А в Константинополе они все периодически жили.

— Ну да. Это вообще время очень бурной жизни для Восточных Церквей особенно, для Константинополя. Но это тема для отдельного разговора.

— Это как-то связано с Прутским походом, с тем, что все бежали в Россию?

— Естественно. Эти земли очень близко находились рядом с русскими землям. Давайте по персоналиям, чтобы было понятно. Если мы познакомимся с этими людьми, мы можем понять, как они жили. Например, Савва (Бранкович) — митрополит Трансильванский, священномученик. Он из древнего сербского рода, осевшего в пределах Венгрии. Он получил образование, странствовал по Венгрии, по Балканам, но остался в Валахии, где стал священником-монахом. Потом он принял монашество, стал митрополитом Трансильвании — там есть такой город Алба-Юлия, вот он стал там митрополитом. Он поддерживал Православие, выступал против кальвинизма (а правители Трансильванского княжества были кальвинистами, то есть протестантами) и против османского владычества тоже выступал. Князю Трансильвании это не нравилось, он его даже смещал на год, и вот этот святой Савва (Бранкович) ездил в Россию за помощью, за поддержкой, потом возвращался. Он укреплял, благодаря этому, у себя православную жизнь. Вот, может быть, кто-то из вас, из слушателей, знает, что такое Марамуреш?

— Может быть, кто-то из ведущих знает?

— Лиза, наверное.

— Нет! Знала, но забыла. ..

— А место интересное. Вот в Румынии есть такие красивые, необычные храмы — высокие и деревянные.

— Не только в Румынии, кстати, — в Словакии есть.

— Да-да. Вот эта местность — Марамуреш — разделена между Словакией, Румынией и Закарпатьем. Раньше она входила в состав вот этой самой Трансильвании. Так вот, эти храмы православные и они деревянные. Почему? Потому что трансильванские правители, а позднее австрийские, запрещали православным строить каменные храмы. Они тогда стали строить красивые деревянные храмы, именно в это время — в конце семнадцатого века. То есть вот эта вся красота — это такие готические храмы, но они православные.

— Я, кстати, там была в своё время, даже не знала, что они православные, обходила их большими кругами. И потом уже, приехав в Киев, прочитала про них и поняла, что это были православные храмы — можно было в них заходить. Удивительно!

— Да. Мы часто не представляем всё разнообразие Православия в мире. То есть, казалось бы, Трансильвания там какая-то, Закарпатье — а там своя православная культура, причём это люди, которые сопротивлялись давлению, и они выстояли.

— Там в православных сёлах Закарпатья — то, что я видел, по крайней мере, — там часто бывает по четыре храма.

— Ты про русинов сейчас говоришь.

— Нет, это не только у русинов, это в разных частях Закарпатья. Там православные храмы, католические отдельно, греко-католические — три, как минимум.

— А, в этом смысле!

— Это уже переходит из того, что мы знаем как Западная Украина, в то, что сейчас Румыния, хотя исторически это такой регион Марамуреш. И вот святитель Савва (Бранкович) почему священноисповедник? Потому что в конце концов его деятельность не понравилась правителям Трансильвании, они его оклеветали, посадили в тюрьму. Сидел он там три года, а когда обстановка изменилась из-за поражения турок под Веной, его выпустили, но он был уже измучен и скончался.

— Это какой год?

— Это 1683 год. Или, например, известный в Молдавии человек — это святитель Досифей (Барилэ), известный там как митрополит Дософтей, в честь него улиц называют. Он учился во Львовской школе, вообще был тесно связан с Киевской митрополией, прибыл к себе в Молдавию, возобновил там культур книгопечатания, для чего получил оборудование и бумагу из России, то есть пользовался всяческой поддержкой Москвы. Москва, вообще, всех поддерживала в это время, то есть все восточные иерархи, начиная от Киева и заканчивая Иерусалимом, все едут в Москву, все просят помочь им — Москва всем помогает. Он поддерживал связи, выступал, кстати, за вхождение Молдавии в состав России, понятно, почему. Издавал многочисленные издания, переводы на молдоважском языке, но был вынужден уехать в украинские земли, которые тогда находились под властью Польши. После него был другой святитель — священномученик Феодосий Бразский, тоже монах, тоже стал митрополитом. Но он выступил против господаря Думитрашку Кантакузино, который окружил себя наёмными татарами и с их помощью собирал налоги. Господарю это не понравилось и он отправил Феодосия в монастырь, заточил. Вот когда, упоминавшийся до этого, митрополит Досифей приезжал обратно в Молдавию, он его вызволил. И стал святой Феодосий настоятелем Бразского монастыря — ещё одного молдавского монастыря. Он был настоятелем, пока татары не совершили набег, не разорили монастырь, а его не замучили. Вот такие истории, кстати, в других местах очень характерные, что живут-живут люди, а потом приходят какие-нибудь бандиты или люди, которые живут тем, что совершают набеги — взяли разорили монастырь, умучили и убили.

— Мне кажется, это, к сожалению обычная история для таких регионов узловых, как тот, о котором мы говорим, где бесконечно пересматриваются границы, идёт передел земель, плюс на это Османская империя ещё влияет, куча больших геополитических интересов здесь задействовано. А в итоге люди, до сих пор живя в этих землях… Я столкнулась там с тем, например, что ты приходишь, хочешь спросить, как куда-то пройти, в какую-то деревню, а тебе на всякий случай не отвечают.

— Может быть, игнорируют?

— Уходят от вопроса: начинают измерять время расстоянием, расстояние временем и как-то переходить на абстракции. Но на всякий случай они не говорят, потому что вот эти крестьяне, жители деревень, за много столетий привыкли к тому, что, если пришёл чужестранец к тебе, то неизвестно, зачем он пришёл, возможно, он пришёл тебя захватывать.

— Мне у русинов тоже не ответили — поигрывали вилами, смотрели странно и молчали.

— Напомним, что историк Алексей Крылов, кандидат наук, доцент кафедры истории Московского государственного технического университета в гостях у светлого радио. А что случилось с этой Малой Византией в итоге? Ведь сейчас-то её нет.

— Определённые потрясения она испытала после Прутского похода. Вообще, знаменитый Прутский поход Петра Первого основывался на том, что Пётр Первый решил не ждать, когда османы придут. Он решил совершить контрнаступление, опираясь на предполагаемую поддержку этих господарей и ожидая, что они ему помогут. Но помощи той, на которую он надеялся, не получил, а встретил там определённые проблемы, в результате войско его было окружено на Пруте, и он был вынужден подписать мир и отказаться от своих амбиций в этом направлении на долгое время, что весьма разочаровало на Востоке людей, которые долго ждали этого.

— Это 1711 год?

— Да, 1711 год. Но такой расцвет, может быть, несколько закончился… кстати, раз уж помянули Прутский поход. Вот там был Дмитрий Бессараб, по-моему, — это господарь, который как раз должен был поддержать Петра во время Прутского похода, но он открыто не решился, потому что он боялся, что его османы просто раздавят в случае неудачи. Но он святой Православной Церкви, потому что он всю жизнь лавировал, лавировал, а в 1716 году османы всё-таки его на всякий случай арестовали и предложили выбор ему и сыновьям: либо переходишь в ислам, либо тебя жестоко казнят. Он выбрал сохранить православную веру — его жестоко казнили, вот так умучили. Когда окончилась «Византия после Византии»? Ещё в восемнадцатом веке она сохранялась, хотя нет такого процветания, а перелом происходит в девятнадцатом веке, когда греческие правители этих княжеств — в восемнадцатом веке там правят, если до этого более-менее местные фамилии, то в восемнадцатом веке это правление греков-фанариотов, выходцев из Константинополя, которых туда сажают османские султаны. А потом происходит Греческое восстание 1821 года.

— Это вы всё-таки напомните, где оно происходит.

— В 1821 году происходит греческое восстание, греческая, так сказать, революция, и греки пытаются освободиться от власти турок. Если до этого греки были подчинённые, но всё-таки частью Османской империи, и османы их терпели, они даже занимали ряд высоких постов, не самых высоких, но высоких, существовала некая договорённость. А тут она была нарушена: греки попытались от власти турок, и турки на это ответили жесточайшим террором, который пришёлся в том числе по этим фанариотам. В частности, они были лишены, конечно, права занимать посты вот этих господарей в Молдавии и в Валахии. И там вот это их процветание уже уходит, и девятнадцатый век там — это уже начало румынского национализма, там уже нет вот этих попыток возродить маленькую Византию в румынских княжествах, которые существовали до этого. Но это такая отдельная трагическая история Греческого восстания, хотя оно и было такое, с одной стороны, успешным, с другой стороны оно завершилось созданием очень небольшого греческого государства — значительная часть земель осталась под турецкой властью, но прежней, достаточно широкой, терпимости турок уже не было, но это уже девятнадцатый век — это уже другое время.

— Румынская Церковь до начала двадцатого века находилась под управлением Константинопольского патриархата, если я правильно помню историю. Независимость она получила, Патриархат сам учреждён только в начале 20-х годов уже двадцатого века, а автокефалию она, кажется, получила чуть-чуть раньше.

— История Румынской Церкви в девятнадцатом веке — это отдельная история, она связана с процессом возникновения вообще Румынии как государства. Вот мы сейчас говорим «румынский», «Румыния» и так далее, но понятие «Румыния» — целостное — появилось только в девятнадцатом веке…

— В 1885 году автокефалию получила…

— Да, когда объединили в государство и возникла идея вообще национального строительства. Там были очень серьёзные идеи реформы церковно-государственной, очень страдали православные от этого, что им навязывались такие государственные реформы очень большие, которые даже в протестантском духе, но это совсем уже другая эпоха, связанная с другими событиями, потому что в девятнадцатом веке там, с одной стороны, будет влияние России очень большое, с другой стороны, влияние Австрии, Франции, то есть там она уже будет на перекрёстке других влияний и Румынская Церковь будет вот в этом уже водовороте находиться. А в то время, которое мы рассматриваем, она тоже находится на перекрёстке влияний, но это другая эпоха и там, в общем-то, другое время. Сейчас мы говорим о святых, вот ещё интересный такой святой есть, он почитается и Румынской Церковью и Болгарской — это Димитрий Басарбовский. Он жил в селе Басарбов на реке Русенски-Лом — это в Болгарии. В эти смутные времена он жил в селе и жил отшельником на берегу реки.

— Это преподобный?

— Да. По одной версии — жил отшельником; по другой версии — он ушёл в скальный монастырь Басарбовский и там жил. Есть три версии его жития, разными людьми сообщающиеся. Одна из них очень народная, поэтичная — что он был пастухом и так любил животных, что он даже когда подвизался, что он однажды случайно разорил птичье гнездо и так по этому поводу переживал, что потом три года ходил по камням голыми ногами, чтобы понести наказание за то, что он птичье гнездо разорил случайно. Неизвестно, насколько это правда, но чтобы подчеркнуть такую вот сострадательность этого человека. Вот он смог уйти в пещеру и прожить там спокойную жизнь в отшельничестве. Вот ещё есть такой сербский святой Стефан Пиперский. Вот у него была какая жизнь? Он родился в Сербии, хотел жить в монастыре, но у него не получалось жить — его всё время турки преследовали, тогда он ушёл в Черногорию. Черногория — это была такая территория…

— Вечной свободы…

— Да, вечной свободы. Она была никому не подвластна и там жили вне зависимости от турок. Он пришёл на территорию такого племени пиперов. Черногорские племена — это такие объединения, это не племена, в смысле, что с древности остались, но это такие объединения родственные. И вот он там основал пещерный монастырь во имя Рождества Божией Матери и там уже спокойно подвизался, потому что турки к черногорцам часто, по крайней мере, не приходили. И вот он там подвизался, скончался в 1697 году. И его нетленные мощи почитаются как одна из святынь этой страны. Так что были люди, которые могли и вот так жизнь прожить — спокойно. Хотя если человек ушёл в пустыню, это тоже тогда не гарантировало, что у него будет жизнь спокойная. Вот если мы, например, переместимся тоже на юг, но на Кавказ, то мы увидим там такой известный Давид Гареджийский монастырь в Грузии. И он очень известный, основан в Средние века, там тоже есть святые, которые в это время пострадали.

— Пещерный монастырь, кстати.

— Да, пещерный, древний, славный, находится он в горах.

— Там прямо по монастырю проходит граница Грузии и Азербайджана сейчас.

— Да-да, он такой очень славный монастырь — из славных монастырей кавказского Православия. И вот там жили иноки, жили спокойно в пустыне. И вот как-то они ушли обедать, а тут налетела банда лезгинов — ограбить монастырь. Монастырь богатый — что-то можно там найти. И вот иноки пострадали — они их стали мучить, убивать, требовать, чтобы сказали, где богатства. И там пострадали преподобные мученики Шио Новый, Давид, Гавриил и Павел — вот мученики того времени, которые пострадали. Наконец, есть ещё один святой, который связывает Кавказ православный и Румынию православную — чтобы завершить. Это святитель Анфим Иверский — священномученик. У него история, достойная художественного фильма, и про него снят в Грузии художественный фильм в начале 2000-х годов, потому что это крайне необычный человек. Это молодой человек, который был такой очень образованный, молодой, отправился вместе с грузинским посольством в Москву. Но на обратном пути на них напали дагестанские бандиты и обратили его в рабство, потом продали в Константинополь, где его встретил как раз тот самый упоминавшийся Иерусалимский Патриарх Досифей (Нотара). Он его выкупил и увёз в Молдавию, где он стал его сотрудником. Он ему потом помогал всячески и потом он его рукоположил в молдавские митрополиты. И вот в начале восемнадцатого века он стал одним из просветителей в Молдо-Валахии. Он занимался книгопечатанием, проповедью, изданием текстов различных. И он бы этим долго, конечно, занимался, но его обвинили, по-моему, в том, что он. .. там как раз началась очередная война турок с австрийцами, поэтому его обвинили в том, что он агент Австрии, пытается перевести эту страну под власть Австрии, поэтому его оклеветали, ослепили и отправили в ссылку. Но до ссылки он просто не дошёл, потому что охрана его просто убила и утопила. Вот такая судьба — этот священномученик почитается в Грузинской Церкви.

— А только у меня возник вопрос: почему его не отпустили домой, когда выкупили?

— А зачем ему домой, собственно говоря? Его же кто выкупил? Его выкупил Патриарх Иерусалимский Досифей, он говорит: «Давай я тебя выкуплю, а ты мне будешь помогать?» Он говорит? «Давай».

— Да ещё и в Константинополь поедет — все мечтали.

— Да, в Константинополе был, в Иверии, при деле, при хорошем человеке. Судьба у человека может быть очень разной. Вот он домой приезжает — а есть ли там дома кто-то? Сколько он лет не был дома? — 20 лет. А ему говорят, что «езжай со мной, у тебя будет стол, дом, дело, работа. И чем ещё отличаются церковные истории этого времени? Вот мы сейчас говорим о святых — у многих судьбы разнообразные, они очень много путешествуют, ездят, в разные коллизии попадают. Время было очень бурное, интересное, и у святых этого времени тоже судьбы бурные и очень интересные. То есть, видите, люди путешествуют, встречаются, с кем-то сталкиваются, но при этом достигают святости.

— Вот так мы немного необычно взглянули на историю восемнадцатого века, в том числе на историю близких к нам земель или наших земель. Спасибо большое Алексею Крылову, который был с нами, он историк, кандидат наук, сотрудник Центра истории богословия и богословского образования Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета и доцент кафедры истории Московского государственного технического университета имени Баумана. Лиза Горская —

— Алексей Пичугин —

— Спасибо, всего хорошего.

Как служили миру подвижники Древней Руси

Древнейшие русские монастыри были городскими. Подвижники анахоретского образа бывали, но их слишком мало. Время прп. Сергия, его учеников и собеседников, – самая блестящая пора в истории нашего монашества. Оно получает характер отшельничества, но не уходит от обязанности служить покинутому им миру. С половины XIV в. наблюдается на Руси любопытное явление, неизвестное на Востоке. Его принято называть монастырской колонизацией. Удаляясь от людей в непроходимую лесную глушь, которая собственно и называется на древнерусском языке пустыней, отшельник подвизается «един единствуя», посещаемый только зверями. Лишь пойдет молва о нем, как к малой келейке безмолвника один за другим собираются его будущие сподвижники. С топором и мотыгой они трудятся, труды к трудам прилагая. Вырастает монастырь. К обители являются крестьяне, рубят леса, пролагают дороги, строят вблизи дворы и села.

Описанное движение вызвано было величайшим подвижником Русской земли, вторым отцом нашего монашества, прп. Сергием Радонежским, который был «игумен множайшей братии и отец многим монастырем, начальник и учитель всем монастырем, иже в Руси». Жизнеописателя в личности Преподобного равная любовь ко всем. «Бяше бо Бога возлюби всем сердцем своим и ближняго твоего, яко и сам ся; равно бо любяше всех и всем добро творяше, и все ему благотворяху; и к всем любовь имяше, и вси к нему любовь имяху и добре его почитаху». Равная любовь ко всем – вот первое обстоятельство, которое не допускало того, чтобы подвижник относился к миру безучастно.

Книжный человек своего времени, может быть, даже выдающийся в этом отношении, прп. Сергий руководствовался в своей подвижнической деятельности житиями и примерами древних устроителей и законоположников восточного монашества. И здесь он находил то, что соответствовало его собственным стремлениям. Его поражали в древних подвижниках не одни подвиги личного их усовершенствования, борьба и победа над злыми духами, но и служение людям – исцеление недужных, помощь на путях, избавление в бедах и в смертных опасностях. То значение, которое имел Сергий для своего времени, для политической жизни тогдашней Руси совершенно исключительно, так сказать неповторимо. И это дает нам возможность прямо обратиться к тому, что делал на пользу миру сам великий подвижник, завещая и братии монастыря, а чрез нее и всему русскому монашеству, делать это после себя и вслед за собою.

Епифаний Премудрый называет прп. Серия милостивым, утешителем скорбных, заступником нищих и помощником убогих. Но милосердый подвижник, имевший нрав «милостивый, добросердый, нищелюбивый и страннолюбивый», не только лично помогал бедному, обездоленному люду; он заставил ему служить и свой монастырь. Жизнеописатель рассказывает о введении общежития в Радонежской обители, об установлении монастырских чинов, относительно умножения монашествующей братии и увеличения запасов в обители. Далее он сообщает о благотворительности монастыря. При жизни Сергия Троицкий монастырь не владел, вероятно, вотчинами, поэтому главным источником, из которого почерпались средства благотворить, служили приносы мирян. В зимнее время, в крепкие морозы и сильные метели заехавшие в монастырь путники проживали столько времени, сколько продолжалась непогода, получая полное содержание от монастыря. Этого мало. Заповедь преподобного Сергия обнимала и уход за больными. «Страннии же и нищий и от них в болезни сущий, на многи дни препочиваху в довольном упокоении и пищи, ея же кто требоваху, неоскудно по заповеди святого старца, и до ныне сим тако бывающим». Когда около монастыря проложена была большая дорога от Москвы к Ростову и пошло оживленное движение, в обитель прп. Сергия заезжало особенно много путников. Князья и воеводы заходили сюда с отрядами войска, и все получали пищу и питье. С радостью, как уверяет жизнеописатель, «служащие в обители» подавали всем изобильно.

В похвальном слове прп. Сергию длинным рядом эпитетов тот же Епифаний описывает его как общественного деятеля, рисуя обширную, многостороннюю и даже систематическую деятельность подвижника среди мирян. Деятельность Преподобного направлялась к восстановлению правды и справедливости в обществе обличением грабителей и насильников, заступничеством за обиженных вдов, выкупом пленных, должников и рабов, к облегчению участи нищих – милостыней, недужных – уходом, к насаждению в христианском обществе милосердия – печалованием, взаимного мира, христианского смирения, трезвости.

В монастыре прп. Сергия живее, чем где-либо, хранится память об основателе и соблюдаются его заветы. Когда умирал прп. Никон († 1427), преемник Сергиев по игуменству, в своем поучении братии он много говорил о безмолвии, матери добродетелей, потом о «человеколюбии слово приложи рек: аще есть мощно, ни единаго приходящих тщама отпустити рукама, да не како утаится вам Христа презрети, единаго от просящих видом показавшася», т.е. чтобы не случилось вам по незнанию презреть Христа, явившегося в образе нищего. Не ясно ли, что прп. Никон разделял воззрения своего святого наставника относительно обязательности нищелюбия? Кормление нищих, снабжение их потребным было постоянным делом Радонежского монастыря. Не столько считаясь с наличностью своих запасов, сколько откликаясь на степень народной нужды, Сергиева обитель то усиливала, то ослабляла свою благотворительность. В тяжелые годы Смутного времени монастырь прославился не только патриотической деятельностью, но и широкой благотворительностью для народа, разоренного смутой, несмотря на то, что разорение сильно отразилось и на хозяйстве самой обители. «Нагим одежда бысть, – говорит Симон Азарьин о Троицкой Лавре, – странным упокоение, нищим и гладным прекормление, от мраза изгибающим теплое утешение, странным и раненым и конечно издыхающим отпуск от сего света с напутствием вечнаго живота, мертвым же погребение бываше».

Еще в XV в., близко ко времени прп. Никона, под монастырской горой «на Подоле» построена была Введенская церковь, которая по приделу в честь вмц. Параскевы называется Пятницкой. Церковь служила приходским храмом для слуг и служебников монастыря, поселившихся по р. Кончуре. При церкви Введения чуть ли не вместе с ее построением возник дом призрения для нищих, точнее для увечных – «лежней» – для тех больных нищих, которые не в силах ходить по сбору милостыни. Этот дом призрения носил еще название богадельни или больницы: а вся группа строений – две церкви с богадельней – называлась Подольным монастырем. Такими интересными чертами описывает связь между Лаврой и приютившимся около нее Подольным монастырем местный историк: «богослужение отправляли (свои) приходское священники; а попечение о странных, нищих и больных лежало на обязанности монахов».

Богомольцев, которые приходили по вся годы на поклоненье мощам чудотворца, «не бе числа», как передает Симон Азарьин, келарь Троицкой Лавры. И эти посетители бесчисленные почитались гостями прп. Сергия и его обители, получали от нее полное содержание во время богомолья, подарки и необходимое продовольствие на путь. Дары, какими чествовались наиболее знатные гости, были вероятно значительны. По крайней мере заезжих греческих иерархов осуждали в XVII в. за то, что они ездят в Троицкую обитель, чтобы принимать дары, в другие же монастыри, где таких даров не давали, они и не заглядывали. Неизвестно, давались ли подарки простым гостям Преподобного. Несомненно, все богомольцы питались от щедрот монастыря. Так исполнялась прежде в обители заповедь страннолюбия.

проф. С.И. Смирнов

Источник: Богословский вестник. – СП., 1903. – № 3.

17 октября 2019

Multitran dictionary

Russian-German forum
EnglishGermanFrenchSpanishItalianDutchEstonianLatvianAfrikaansEsperantoKalmyk

⚡ Forum rules

✎ New thread | Private message

Name

Date

01.2022 14:10:20″>25

полуOFF: фееричная/феноменальная дура — как покрасивше да поточнее будет?

Mme Kalashnikoff

23.01.2022