Православная педагогика: теория и практика — Андрей Мельков

Из всех существующих в мире педагогических систем, только педагогика, ощутившая в развитии личности ту таинственную глубину, силы которой не находятся в распоряжении самой личности, вплотную подходит к религиозной постановке педагогических проблем. Религиозное направление в педагогике хочет только открыто и прямо признать этот факт и систематически связать, в надлежащих местах, педагогическое мышление с религиозной сферой. Оно меньше всего хочет отрицать свободу педагогической мысли или практики, отрицать всё неоценимое значение эксперимента и исканий в школьном деле или отодвинуть на задний план все те богатейшие данные, которыми пользуется педагогика из отдельных наук или философских дисциплин. Но религиозное направление стремится открыто признать факт связи педагогической мысли с системой религиозных идей и эту связь понять и осмыслить.

Религиозное обоснование педагогики чуждо, надо открыто признать это, значительному числу современных педагогов, даже лично религиозных. С одной стороны, это связано с общей реакцией в культурном сознании Европы после Средневековья; у педагогов эта реакция против авторитарной системы до сих пор очень остра, в силу чего так часто современные педагоги боятся миросозерцательной установки, возбуждающей подозрение возможностью фанатического насилия над свободной мыслью. С другой стороны, у педагогов есть свои особые мотивы видеть в принципе свободы нечто священное и дорогое: они сознают, что их первое призвание – охранять свободу ребенка, свободу раскрытия им своей индивидуальности. Это признание за ребенком права быть самим собой, отвращение ко всякому насилию над детской личностью вызывают у педагогов особое ревнивое отношение к принципу свободы.

«Но охрана свободы в развитии ребенка вовсе не противоречит религиозному обоснованию педагогики, а, наоборот, только в нем и получает надлежащий свой смысл. Когда наши современные русские педагоги возражают против религиозного обоснования педагогики и видят в этом возврат к эпохе К. П. Победоносцева (который исказил замечательные идеи С.А. Рачинского во имя политических мотивов), то в этом ничего, кроме недоразумения, видеть нельзя. Превращение школы в орудие политики вовсе не связано с религиозным подходом к проблемам воспитания, а в наши дни порабощение школы разными идеокрактическими системами превосходит все, что было свойственно духу времени Победоносцева. Такое же недоразумение имеет место и у тех, кто боится сближения школы и Церкви и утверждает, что нельзя отдавать школу во власть духовенству, критикой которого занимались всегда, занимаются и теперь так охотно. Религиозное обоснование педагогики, конечно, ставит школу в связь с Церковью, но вовсе не делает ее административно подчиненной духовенству (по той простой причине, что понятие Церкви никогда не может быть отожествляемо с понятием клира). Пора в свете всего пережитого сбросить с себя власть старых, утерявших ныне всякий смысл предрассудков, порожденных в отношении к Церкви политическими факторами. Религиозное обоснование педагогики вообще не означает никакого возврата к какой бы то ни было прежней системе школьного дела. Можно спокойно не спорить вообще в этом направлении, ибо сама жизнь учит иначе глядеть на все эти вещи. Но за вычетом этих поверхностных и по инерции еще действующих сомнений в недоверии педагогов к религиозному обоснованию педагогики есть нечто более глубокое – «внутренний секуляризм», который хочет полной «автономии» школы и педагогики»¹

Но в то же время, для всех сфер культуры и не только для педагогики, нельзя сводить явление секуляризации к одному негативному источнику, к одной реакции против средневековья. Чтобы понять явление секуляризации, необходимо уяснить себе тот положительный и творческий пафос, который одушевляет культурные процессы Нового времени. Этот положительный и творческий корень секуляризации лежит в вере в человека, в вере в его творческую силу, способность к прогрессу, в вере в историю как путь и силу прогресса. Сама по себе эта вера не только не противоположна христианству, но, взятая с известными дополнениями, образует центральное ядро христианства, основанного на факте Боговоплощения и спасения человека через смерть и воскресение Спасителя. Христианство не просто возвышает человека над природой, присваивая ему царственное значение, но в идеале обожения оно расширяет царство человека за пределы космоса, ибо людям дана «власть быть чадами Божиими» (Ин.1:12). Христианство есть не только спасение человечества, но и некое откровение о человеке, о его грядущей судьбе, о Церкви, которая есть тело Христово, но которая, в то же время, есть Богочеловеческий организм, то есть неслиянное и нераздельное сочетание Божественного и человеческого начал. Христианство больше знает о человеке, больше верит в него, глубже понимает человека, чем приведенная выше формула философии Просвещения.

Но в силу особой диалектики западноевропейской истории, вера в человека стала воскресать уже в чисто светской культуре, в безрелигиозной философии; она здесь стала опорой безрелигиозной культуры, но все же она, по существу, была возвращением к забытой истине, к забытому откровению о человеке. Именно эта вера в человека и одушевляла деятелей культуры XVIII и ХIХ вв. Своего апогея все это умонастроение достигло у Руссо, которому было дано впервые с исключительной силой почувствовать правду и красоту детской души и тем напомнить о новозаветном отношении к детям.

Развитие педагогики выдвигало, естественно, на первый план все то, что оправдывает ее веру в детскую душу: на этой вере основывается весь смысл педагогического вхождения в жизнь ребенка. Но двусмысленность педагогического натурализма, как он с особой силой проявился у Руссо, а затем у его последователей, привела к тому, что вера в детскую душу вела к забвению или устранению учения о первородном грехе. Здесь надо искать объяснения того, отчего тема воспитания в новейшей культуре оторвалась от темы спасения. Этот разрыв двух тем, по существу глубоко связанных одна с другой, имел самое роковое влияние на развитие педагогики. Воспитание ребенка ставилось вне всего основного христианского благовестия о спасении. Кроме реакции против церковной культуры средневековья, причина этого лежала в недостаточном раскрытии христианского откровения о человеке и в одностороннем развитии этой христианской идеи в системе натурализма.

Но ведь само христианство – это не просто комплекс неких идей, овладевших умами, а новая жизнь, новый человек, свидетельствующий о своих новых ощущениях, чувствах и мыслях. А Церковь есть именно собрание новых людей, делящихся друг с другом своим духовным опытом. Эти новые люди обрели и новое призвание: по словам апостола Павла, все мы призваны к святости (1. Сол. 4:7). Поэтому-то в христианстве жизнь человека обретает особый смысл и значение.

Отсюда и православная педагогика опирается не на какую бы то ни было философскую идею, а на само бытие Церкви, как нового богоданного союза человека и Бога. Основанием ее стало, с одной стороны, христианское учение, а с другой – духовный опыт Церкви, то есть многообразные человеческие пути к святости. И, конечно же, на первом месте в православной педагогике стоит воспитание. Но и воспитание здесь не есть вырабатывание определенных норм поведения и стереотипов отношения, а живая духовная реакция на происходящее. В православной педагогике мы не должны иметь жесткого свода нормативов и примеров, под которые нужно подогнать ребенка, жизнь каждого ценна именно своим личным путем и личным трудом, на это педагог и должен ориентироваться.

На что же опирается православная педагогика как на свою незыблемую идейную основу? На то, что составляет основу и православного богословия, и богослужебной практики Церкви, и домашнего благочестия:

на Священное Писание,

на жизненную силу Таинств Церкви,

на Священное Предание.

Но педагогу нужно всегда помнить, что кроме Священного Предания Церкви, есть предания исторические, «предания старины глубокой». В жизни они тесно переплетены, и педагогу нужно научиться их различать, чтобы не впасть в догматизацию исторических, этнических или культурных особенностей бытия Церкви.

И потому учить детей нужно, прежде всего, содержанию, а не форме. Это применимо ко всем областям знаний и человеческого опыта, необходимо для правильного развития и становления духовной жизни ребенка: научение внешним формам благочестия никогда не приводит к правдивости и духовной глубине. Формальные знания опасны тем, что при определенном количестве, они начинают восприниматься как формальность. Пожалуй, это главная опасность православной педагогики, постоянное ее искушение.

Нужно различать священное и историческое, священное и талантливое, священное и то, что нам нравится. Здесь необходимо вспомнить слова отца Георгия Флоровского: «Два соблазна зачаровывают русскую душу. Соблазн священного быта, это соблазн Древней Руси, соблазн старообрядчества… И соблазн пиэтического утешения, очарование душевного уюта»² В полной мере эти соблазны искушают православную школу: стремление воспитать у детей чистую правильную веру часто оборачивается воспитанием обрядоверия.

Ведь что такое обрядоверие? Это пристрастие к той или иной форме обряда. Оно плохо, прежде всего, тем, что это – пристрастие, что человек перестает чувствовать центр священного, а большее внимание обращает на форму. Есть и духовный корень в обрядоверии: человек страшится остаться в поиске, в неведении, ему легче иметь пример для подражания и алгоритм действия, это дает определенную опору, ему начинает казаться, что он знает, как жить и что делать.

Теперь следует сопоставить две вещи: педагогику и проповедь. Проповедь – это, прежде всего, слово веры, которое может стать началом движения человека к истинной жизни. Педагогика – это само движение, совместное движение учителя и ученика в пространстве диалога: слово веры должно непременно соединиться здесь с делом веры. Даже проповедь апостола Павла в ареопаге – необыкновенный образец ораторского искусства – была услышана только несколькими людьми, а после его слов о воскресении мертвых часть людей вообще перестала слушать, и только некоторые подошли к нему.

Для православной педагогики более подходит неразделенный образ Марфы и Марии (Лук. 10:38–42) – деятельного и созерцательного христианства: внимаем слову и действуем по слову. Это первая заповедь православного педагога, этому же надо учить и детей. Если же педагогику сводить к проповеди, что часто и происходит в наших школах, то мы оставим ребенка в одиночестве.

В большую жизнь, которая детей ожидает, входит не только жизнь Церкви, но и жизнь общества, которое их окружает дома, в школе, на улице. Православный педагог не может учить жить детей отдельно от жизни мира. Нужно ориентировать ребенка на жизнь глубоко самостоятельную и полную. Отсюда и проблема развития ребенка решается в православной педагогике так же, как и в школах с другим мировоззрением: таланты надо развивать, это дары, которые Господь послал людям. Но само развитие должно быть целомудренным, не развращающим, а, наоборот, собирающим воедино все силы души человека. Такое развитие личности по-настоящему и возможно только тогда, когда она начинает осознавать себя как образ и подобие Божие. Только тогда человек получает как бы истинную систему координат и может ориентироваться в жизни. Мир начинает восприниматься им не как общественно-бытовое поприще приложения своих сил и талантов в социуме, а как школа для праведной жизни, как начало пути к себе, к своему истинному «я». Знания о Церкви ребенку дать не трудно, важно начать вместе с ним его духовный путь, то есть труды строительства себя по образу и подобию Божию.

Таким образом, становится понятен кризис схоластической системы христианской педагогики, которая стремилась, прежде всего, наполнить ребенка христианскими знаниями. А знания не определяют жизнь ребенка. По сути, кризис схоластики – это кризис обучения, не связанного с воспитанием. Как видно, в христианской педагогике этот вопрос стоит острее, чем в других школах. Живые формы педагогики рождались в самой Церкви на протяжении многих веков, но всегда они встречались с почти демоническим противостоянием схоластики, которая является соблазном для каждого нового поколения учителей. Хорошую профилактическую помощь может оказать здесь сама история православной педагогики.

Замечателен вклад в православную педагогику Николая Дмитриевича Ушинского. Его «Педагогическая антропология» в которой разбираются глубочайшие проблемы формирования личности ребенка, должна стать настольной книгой православного учителя³ Важны также работы Н.И. Пирогова, горячо радеющего о целостном воспитании⁴ Ни с чем не сравним необыкновенный опыт Сергея Александровича Рачинского, который создал свою сельскую школу-общину⁵, крайне полезны современному учителю педагогические интуиции и установки протоиерея Василия Васильевича Зеньковского⁶.

Но, к сожалению, таких примеров мало. А ведь преподавание Закона Божьего в гимназиях, реальных училищах и школах было обязательным – стало быть, педагогов Закона Божьего было очень много. Почему же история страны и история литературы сохранили так много отрицательных примеров? Можно ли посчитать это тенденциозной ошибкой? Вряд ли. Повсеместное господство схоластики в духовной школе не давало возможности родиться православной педагогике, как живой системе духовного воспитания детей. Педагогический опыт святого Иоанна Кронштадтского, с его пылким стремлением пробудить в ребенке любовь к Богу, для конца ХIХ – начала ХХ века был, скорее, исключением, чем правилом⁷. Кроме того, он практически неповторим, так как держится на необыкновенной духовной силе личности святого. Массовое же учительство в области Закона Божьего было ориентировано на начетничество, то есть на заучивание Священных истин вне какой бы то ни было связи с духовной жизнью самого ребенка⁸.

Однако разрыв в традиции, который исторически образовался в православной педагогике России, в современных условиях не следует слишком драматизировать: с позиций сегодняшнего дня возможно трезво увидеть, что в православной школе дореволюционной России было вызвано требованиями времени, что – человеческими слабостями и страстями, а что поистине являло собой педагогическое открытие и честное служение христианина.

Саму же традицию в православной педагогике должно понимать не как повторение и воспроизведение старых, привычных форм учебного процесса, а как единение с истиной, как рождение новых форм и методов образования, во времени соответствующих священному содержанию жизни Церкви. Таким образом, само собой уточняется и понятие развития в православной педагогике. Характер, направление и уровень православного образования в первую очередь обусловлены духовным, каноническим, моральным и организационным состоянием самой Церкви, которая уже в предшествующий революции период и, тем более, после 70-летнего открытого избиения, оказалась в тяжелом внутреннем положении. Поэтому только целеустремленная, благожелательная и неустанная работа по искреннему признанию и разрешению этих болезней, способна дать всем нашим образовательным центрам ту силу в практике православной педагогике, которая духовно оздоровит и укрепит как саму Церковь, так и Отечество.

Сейчас пришло время творческого развития системы православной культуры в России, изучения в наших школах основ этой культуры, в рамках которой должна со временем быть построена целостная система православной педагогики. «Это замысел, имеющий в виду органически связать проблемы педагогики с духом и основными началами Православия, имеет самую глубокую связь с общей задачей построения системы православной культуры. Завоевание школы для этой идеи, одушевление ею педагогических деятелей, действительное приближение школьного и внешкольного воспитательного дела к путям православной культуры являются грандиознейшей, а вместе с тем исключительно важной задачей. Если не удастся ничего сделать в этом направлении, то напрасны будут все теоретические построения и организационные начинания – ибо отрава современным дуализмом культуры происходит еще на школьной скамье»⁹

Разумеется, не может быть и речи о том, чтобы православная школа, которая к тому же есть еще тема исканий, насаждалась сверху, путем государственных декретов. Если мы стремимся к новой школе, внутренне, а не внешне проникнутой началами христианства, руководимой духом Церкви, а не ее властью, то имеем в виду начинания отдельных групп, частную инициативу, и поддержку этих благих начинаний власть предержащими. Рост православной культуры – культуры, проникнутой духом Православия и в сознании своем утверждающей эту связь, мыслится через «островки» или оазисы православной культуры, которые своим очарованием, своей правдой должны изнутри овладеть душой ребенка и целого народа, столько десятилетий пребывавшего без Веры и Церкви во мраке атеизма.

«Основной замысел всякой православной школы состоит не в том, чтобы искусственно связать истины Православия с проблемами и построениями современной педагогики, а в том, чтобы раскрыть внутреннюю связь подлинных и серьезных достижений современной педагогической мысли с тем глубоким пониманием человека, какое развивает Христианство. Этот синтез должен быть органическим, а не искусственным, подлинным, а не словесным. Современный православный педагог пытается выстроить систему педагогики в свете и в духе Православия, т.е. оживить современную педагогику тем учением о человеке, о его внутреннем мире, о его судьбе, какие живут в православном сознании, сознании неразрывно связанным с верой»¹⁰ Известный славянофил Иван Киреевский не случайно говорил: «Человек – это его вера». Но вера, пишет апостол Павел, от слышания, слышание же от проповедующего (Рим. 10; 14–17). Не потому ли Сам Христос последней и главной заповедью для апостолов повелел: «Идите, научите все народы» (Мф.28:19), заложив тем самым основание всей христианской педагогики?

В наши дни отовсюду говорят о критической запущенности российской системы образования, о необходимости ее реформирования. Представляется, что в творческом делании будущего необходимо учитывать опыт прошлого. Сто лет назад товарищ обер-прокурора Святейшего Синода князь Николай Жевахов пророчески мудро отметил: «Коренная реформа всякой школы сделалась кричащей необходимостью нашего времени. Но в чем бы она ни выразилась, она достигнет цели только тогда, когда, давая ученику знания, даст и ответ на вопрос, зачем ему эти знания нужны»¹¹ Очевидно, что основной задачей православных педагогов является необходимость разъяснить нашему юношеству, зачем ему нужна Вера в Бога и в Святое Православие. Такая задача не только дает импульс к творческому развитию православной педагогики и всех ее институтов, но и доказывает необходимость положительного разрешения всех споров относительно преподавания «Основ православной культуры» в современной школе России.

ПРАВОСЛАВНАЯ ПЕДАГОГИКА — АСОУ — Академия Социального Управления

ПРАВОСЛАВНАЯ ПЕДАГОГИКА — АСОУ — Академия Социального Управления

1. Авдеев Д. Уныние и депрессия: сходства, различия, врачевание. – М., 2014
2. Взаимодействие духовного и светского образования на примере Московской Духовной Семинарии. Сборник статей. – М.: Московская Духовная Семинария, 2015
3. Зеньковский В.В. Педагогика. – Клин: Фонд «Христианская жизнь», 2002
4. Знаменский П.В. Духовные школы в России до реформы 1808 года. – Санкт-Петербург: Летний сад, 2001
5. Калугин В. И. Молитвы русских поэтов. XI – XIX. Антология. – М.: Вече, 2012
6. Маслов Н.В. Основы русской педагогики. – М.: Самшит-издат; 2006
7. Маслов Н.В. Толковый педагогический словарь. – М.: Самшит-издат; 2006
8. Савченко Е. А., Молчан Э. М. Православная педагогика: история, теория и практика. Учебник. – Б.: Ладомир, 2012
9. Савченко Е.А, Илюшина О.В. Духовно-нравственное воспитание, образование и культура. – М., 2015
10. Слово и Дух. Антология Русской духовной поэзии. – М.: Свято-Елисаветинский монастырь, 2005
11. Стрижев А. Н. Школа православного воспитания. – М.: Паломник, 1999
12. Стрижева А., Фотин С. Опыты православной педагогики. – М.: Молодая гвардия, 1993
13. Тростников В.Н. Лекции по курсу Основы Православной культуры. – Самара: Приход в честь преподобного Сергия Радонежского, 2009
14. Фаддей Успенский, архиеп. Записки по дидактике. – Тверь: Булат, 2003
15. Шевченко Л.Л. Практическая педагогическая этика. – М.: Собор, 1997
16. Шестун Евгений, свящ. Православная педагогика. – Самара, 1998.

Зачем нам нужна православная педагогика

В настоящее время в США существует несколько десятков православных гимназий и, возможно, несколько сотен православных семей, которые предпочли обучать своих детей дома, а не отдавать их в государственные или частные школы. неправославные школы. Одним из основных мотивов готовности пойти на жертвы, необходимые для создания этих школ, является желание дать детям образование в православной среде, а не подвергать их неправославной, а зачастую и антихристианской среде общественной и общественной жизни. много частных школ. Если мы хотим дать нашим детям «боевой шанс» правильно развиваться в современной культуре, ключевое значение имеет православная образовательная среда.

Хотя мотивы создания школ, будь то в классе или дома, имеют много общего, образовательная философия этих школ довольно различна. Эти начальные школы и родители, обучающиеся на дому, используют различные подходы.

Некоторые школы по своему подходу мало чем отличаются от государственных школ. Некоторые используют подход, основанный на учении Шарлотты Мейсон, английского педагога, очень активного на рубеже 20-го века. Некоторые используют принципы и методы классического образования, которое основано на мышлении древних греков и делает упор на изучение латыни и греческого языка, логики и истории. Некоторых привлекают аспекты вальдорфского образования, разработанного немецким философом Рудольфом Штайнером. Другие используют подход Марии Монтессори, итальянского врача и педагога, работавшей в первой половине 20 века. Хотя в каждом из этих подходов есть определенная ценность, ни один из них не начинается с учений Православной Церкви. Это не означает, что они полностью противостоят Церкви, это просто означает, что в основе этих различных подходов лежит не православное христианство.

Если бы кто-то посетил гимназию, которая придерживалась одной из упомянутых выше образовательных философий, то обнаружил бы значительную степень согласованности. Учебная программа и атмосфера каждой школы будут похожи на другие, использующие тот же подход. Однако, посещая православные школы, такого постоянства не найти. Некоторые из них будут более классическими, некоторые Монтессори, некоторые Шарлоттой Мейсон, а некоторые будут очень похожи на государственные школы. Это наблюдение основано на наших посещениях православных школ, а также на изучении того, как православные школы рекламируют себя на своих веб-сайтах.

В этот момент некоторые читатели могут подумать: «Вы воображаете несуществующую проблему. Православие – это религия; это не образовательная философия. В чем проблема с православной школой, использующей разные подходы – классический, Монтессори, Шарлотта Мейсон или любой другой подход к образованию?»

Ответ заключается в том, что Православие — это не «религия», а просто одна из многих. Православие есть откровение Истины, полнота Истины не только о природе Бога и Его замысле спасения человечества, но и о природе самого человечества. Важно осознать, что в основе любой педагогической философии лежит особый взгляд или понимание природы человека и цели образования в жизни ребенка.

Взгляд Шарлотты Мейсон на человека отличался от взгляда Марии Монтессори. Поэтому и подход к обучению другой. Цель классического образования отличается от цели вальдорфского образования. Поэтому эти два подхода делают акцент на разных предметных областях и имеют разные методы обучения. Методы обучения, подчеркнутые предметы и общие цели этих различных школ образования отражают их различные мировоззрения, в частности их особый взгляд на природу человека. Поэтому нам не следует легко помещать Православие в одну коробку, а нашу просветительскую философию — в другую. Поступая так, мы приобретаем определенную степень интеллектуальной разобщенности, придерживаясь одного взгляда на нашу природу в церкви и другого взгляда на нашу природу в наших образовательных усилиях.

Другим способом проиллюстрировать это можно было бы сравнить нашу православную литургическую жизнь с жизнью римо-католиков и протестантов. Литургическая жизнь любой конкретной веры является отображением или выражением взгляда этой веры на Бога, человечество и спасение. Православное богослужение, безусловно, основано на православном мировоззрении, в том числе и на православном понимании человека. Богослужения римо-католиков и протестантов сильно отличаются от наших, поскольку отражают их мировоззрение, отличное от нашего.

Примите во внимание тот факт, что хотя есть православные школы, использующие классический подход, существуют также римско-католические школы, протестантские школы и нерелигиозные школы, использующие тот же подход. То же самое можно сказать и о школах, следующих учению Шарлотты Мейсон или Марии Монтессори. В чем разница между православными школами, использующими эти подходы, и неправославными школами, использующими те же подходы? Именно избранная педагогика становится ядром школы. К этому ядру православные христиане добавляют учение и ценности Православия, точно так же, как католики или протестанты добавляют свои учения и ценности.

Делая эти наблюдения, мы не ставим под вопрос ценность какой-либо православной школы или педагога. Любой приход и любые родители, готовые пойти на жертвы, необходимые для открытия школы или обучения своих детей дома, заслуживают похвалы и высокой оценки. Тем не менее факт остается фактом: хотя некоторые популярные подходы к образованию имеют отличные аспекты, ни один из них сознательно не исходит из православного мировоззрения. Никто из них не начинает с мышления Православной Церкви. Это не означает, что они совершенно неверны, но это означает, что они не завершены, потому что ни один из них не начинается с правильного начала.

Поскольку воспитательная педагогика основана на особом понимании нашей человеческой природы, мы должны начать развивать православную педагогику, основанную на православном понимании человека. Если мы не сможем развить такую ​​педагогику и сделать ее сердцевиной наших школ, православные аспекты наших школ будут лишь поверхностно применяться к какой-либо другой педагогике, как глазурь на неправославном торте.

Ставится вопрос: «Можем ли мы разглядеть принципы, на которых зиждется истинно православная педагогика? Можем ли мы найти в учении Православия, выраженном в Священном Писании, в учениях святых отцов и в православных богослужениях, набор принципов или указаний, которые можно использовать в учении наших детей, а не только с точки зрения того, чему мы учим, но и как мы учим, тем самым ставя Православие в основу (от лат. cor — сердце) наших школ?» Ответ: «Да, можем».

Архимандрит Сергий (Бойер), настоятель Свято-Тихоновского монастыря в Пенсильвании, в своей книге «Стяжание разума Христова» делает простой, но глубокий вывод.

Разум Церкви — это разум Христа. То, как думает Церковь, — это то, как нам нужно научиться думать о Боге, друг о друге и мире».

То, что мы должны стремиться мыслить так, как мыслит Церковь, — это цель, от которой трудно отказаться. Это простое наблюдение, однако, имеет следствие, которое следует учитывать православным учителям. Разве мышление так, как думает Церковь, не включает ли обучение тому, чему учит Церковь? Наши усилия должны быть направлены на то, чтобы научиться тому, как учит Церковь, потому что если мы научимся учить так, как учит Православная Церковь, то ядром наших школ может стать православная педагогика, а не педагогика древних греков, Шарлотты Мейсон, Марии Монтессори, или любой другой популярный педагог. Начав с ума и педагогики Церкви, мы могли бы разработать образовательный подход, который был бы православным в своей основе, а не только на поверхности. Тогда наши православные школы могли бы быть более верными продолжениями Церкви, поскольку они были бы основаны на том же понимании человеческой природы, что и Церковь.

Все, что было сказано до сих пор, не означает, что мы должны полностью игнорировать различные уже используемые подходы. Это, конечно, не означает, что, сформулировав принципы православной педагогики, мы должны разработать стандартный православный учебный план для использования во всех православных школах. Это было бы катастрофой.

Однако это означает, что мы должны сместить исходную точку нашего мышления. Это означает, что нам необходимо сформулировать набор критериев, основанных на православном учении о природе человека, которые можно использовать для оценки различных методов обучения. Некоторые аспекты другой педагогики могут быть приемлемы, другие могут быть неприемлемы.

Если мы научимся учить так, как учит Церковь, то мы можем надеяться исполнить наставление св. Феофана,

Следует поставить непреложным законом, чтобы всякое учение, которому преподается христианин, было проникнуто христианским принципов, точнее, православных. Христианские принципы истинны вне всякого сомнения. Поэтому, не сомневаясь, сделайте их общим мерилом истины. («Путь к спасению», стр. 64)

Где мы можем найти эти принципы? Искать их в неправославных источниках не представляется разумным. У Шарлотты Мейсон были замечательные прозрения, у Марии Монтессори тоже были, но ни у одной из них не было ортодоксального мировоззрения. Сторонники классического образования апеллируют к системе, возникшей до христианства. Он использовался в Древней Греции и продолжал использоваться после установления христианства. Поиск ответов в прошлом может быть хорошим началом, но почему только в прошлом? Наша православная вера всегда свежа, всегда нова, одна и та же во все века. Возможно, источник этих принципов находится прямо перед нашими глазами.

К православной педагогике

о. Диакон Джеймс Хьюз

Стремясь ответить на вопрос «Что такое православное образование?», мы поняли, что должны исходить из того, что Православие — это не просто определенный набор религиозных учений. Это истинный образ жизни и правильный взгляд на природу человека. Следовательно, вместо того, чтобы добавлять православные элементы к неправославной по сути педагогике, нам нужно было бы найти способ поместить православную перспективу в основу педагогики и действовать исходя из нее. Мы хотели образовательный подход, который был бы православным в основе, а не только на поверхности. Мы также видели, что школа должна быть верным продолжением церковной жизни и, следовательно, должна помогать правильно формировать души детей, а не только формировать их мозги. Помня об этом, мы работали над построением нашей педагогики вокруг православного учения о душе.

Отцы Церкви описывают душу как обладающую тремя основными силами: силой воли, способностью чувствовать и мыслить. Мы специально использовали сочинения св. Феофана Затворника и св. Иоанна Кронштадтского, чтобы помочь себе понять эти силы и получить представление о том, как интегрировать эти учения в классные занятия.

Все мы слышали выражение «глаза — окна души», но у души есть и другие окна. Церковь учит, что все чувства могут быть путями греха или путями истинного образования или образования. То, что воспринимается или переживается органами чувств, влияет на душу — во благо или во зло. То, что наши чувства могут быть использованы для греха, мы все слишком хорошо знаем. В одной из вечерних молитв мы читаем…

«Исповедуюсь Тебе… во всех грехах моих, какие сотворил… всеми чувствами моими: зрением, слухом, обонянием, вкусом, осязанием…»

Но св. Православная богослужебная жизнь теми же смыслами употребляется во благо, как воспитательный опыт:

Церковь через храм и богослужения воздействует на всего человека, всецело его воспитывая; оно действует на его зрение, слух, обоняние, осязание, вкус, воображение, ум и волю великолепием икон и всего храма, звоном колоколов, пением клироса, благоуханием фимиам, целование Евангелия, креста и святых икон, фосфорами, пением и благозвучием чтения Писаний.

Красота, образность и движение составляют неотъемлемую часть православной богослужебной жизни. Они являются основой нашего поклонения и молитвенных служб. Сравните это использование чувств с классической картиной протестантской службы. Конечно, в службе есть песни, и храм можно украсить красивыми хоругвями, но сердцевиной службы является проповедь, обращенная в первую очередь к уму. На православных службах мы не просто провозглашаем веру, мы ее поем.

Если в Православной Литургии задействованы все наши органы чувств, то не является ли это ключом к тому, как должна быть построена православная учебная программа? Если наше тело и все наши чувства задействованы в Церкви, возможно, нам следует найти способы использовать тело и все чувства в классе.

Эта точка зрения на самом деле подразумевается словом «обучать». На латыни « educere » означает «вести или направлять». Вместо того, чтобы означать «вводить», как в случае с информацией, обучать означает выводить эти силы души и развивать их через опыт. Подход «сиди за партой, читай учебник и заполняй рабочую тетрадь», который вынесли большинство из нас, оставляет желать лучшего с православной точки зрения. Парты, тексты и рабочие тетради имеют свое место, но не должны быть в центре внимания, особенно у младших школьников. Красота и движение должны быть в основе учебной программы маленького ребенка, а не просто как дополнение в качестве отдельного предмета.

В Михайловской школе наш учебный день начался с собрания у иконного уголка для молитвы. В рамках нашего молитвенного времени мы взяли за правило всегда учить один из псалмов. Псалом был напечатан достаточно большим размером, чтобы его можно было читать на расстоянии, на бумаге размером 11 х 17 и прикреплен к стене. Мы читаем псалом каждый день, пока не выучим его наизусть, а затем снимаем листок. Когда мы знаем его очень хорошо, мы выбираем другой псалом. Святитель Амвросий Оптинский рекомендует детям знать особые псалмы. Мы выучили эти псалмы, и теперь дети хотят начать с псалма 1 и проработать всю Псалтирь.

Святитель Варсонофий Оптинский, святитель Феофан Затворник и другие пишут о значении поэзии для души. Святитель Феофан в «Духовной жизни и как к ней сонастраиваться» пишет:

В чувственной [или чувствующей] части души проявляется стремление и любовь к прекрасному. Глаз не хочет оторваться от цветка и ухо не хочет оторваться от песни, только потому, что и то, и другое прекрасно. Мы идем гулять и выбираем место только по той причине, что оно красивое. Выше этого удовольствие, получаемое от живописи, скульптуры, музыки и пения, и еще выше этого удовольствие, получаемое от поэзии.

Наши усилия по воспитанию у детей любви к поэзии вылились в то, что мы называем «Поэтическим чаем». Раз в месяц или около того учителя или старшие ученики заваривают чай, в то время как остальные ученики сдвигают парты вместе, образуя несколько больших столов. Мы достаем книги стихов (у нас их много) и раскладываем на столах. Дети просматривают книги, пока не найдут стихотворение, которым можно поделиться со всеми. Я не был уверен, как отреагируют дети (особенно мальчики), но после первого чая стало ясно, что я ошибался. Поэтический чай теперь любимое мероприятие. Почти каждую неделю кто-нибудь спрашивает, не пора ли для поэтического чая.

Воспитание любви к прекрасному в душе также было основным направлением наших образовательных усилий. Мы стараемся включить искусство в максимально возможное количество областей обучения. Мы разработали рисунки мелками, чтобы сопровождать изучение цифр и букв. В нашем введении в грамматику и арифметику есть иллюстрации. Изучение Ветхого Завета включает в себя несколько десятков акварельных рисунков, а также линии времени, карты и композиции. Дети также рисуют и раскрашивают различные сезонные и природные темы. Усердное использование искусства не только воспитывает чувственную силу души, давая ей чувство прекрасного, но и укрепляет волю. Создание художественных работ требовало терпения и настойчивости — двух добродетелей, присущих нашей воле.

Любой, кто читает писания Отцов Церкви, скоро встретит фразу «трудолюбие». Эта или похожая на нее фраза часто является частью дискуссии о том, как правильно формируется человеческая воля или как обрести смирение. Святитель Феофан пишет:

… именно от действия души возникает желание и производство бескорыстных дел или добродетелей, или еще выше их – стремление стать добродетельными. Собственно, работа души в этой части (воле) есть установление временных условий жизни человека… При этом она не довольствуется этим, а выходит из этой области и совершает дела и начинания не все не потому, что они необходимы, благотворны или приятны, а потому, что они хороши, добродетельны и справедливы.

Воля — это то, что движет телом и направляет мысли. Однако тело не подчиняется воле души. Он стремится к комфорту и удовольствиям. Силу воли в душе нужно вытягивать, «воспитывать» и различными переживаниями укреплять, чтобы она могла преодолеть инертность тела. Взрослый или ребенок может быть «волевым», но если эта сила используется для эгоистичных желаний, она формируется неправильно. Правильно сформированная воля может преодолеть личное и поступать правильно, несмотря на отсутствие личного комфорта или удовольствия.

Помня об этом, часть нашей учебной программы связана с физическим трудом. Именно дети делают большую часть уборки в классах. Несколько раз в неделю мы откладываем книги и берем тряпки и пылесосы. Примерно за двадцать минут все, от ванных комнат до школьных досок, было очищено. Мы также взяли на себя ответственность за содержание определенных территорий нашей церкви/общины. Это включает в себя планирование, посадку и, конечно же, прополку. Мы обнаружили, что прополка особенно полезна для воли. На протяжении многих лет дети также строили заборы и игровые конструкции, укладывали брусчатку, увешивали гипсокартон и красили.

А как насчет силы мысли? Отправляя наших детей в школу, мы хотим, чтобы они изучали математику, естественные науки и литературу; мы хотим, чтобы они преуспели в тестах. Хотя в этих желаниях нет ничего изначально неправильного, слишком часто остальная часть детской души, то есть другие силы души, не получает внимания. По сути, мы пытаемся строить, не обращая внимания на фундамент.

Эта сила души заключается не только в способности усваивать информацию и механических математических навыках. Это способность сопоставлять знания и различать смысл и отношения. Правильное мышление тесно связано с правильно сформированной волей. Ясность мысли зависит от готовности человека не быть эгоистичным. Такой человек может убрать из ситуации собственные желания и увидеть вещи такими, какие они есть на самом деле. Человек, которого не учили идти против своей воли, не может ясно мыслить. Правильное мышление также покоится на сердце, которое научилось ценить и производить красоту. Если воле и сердцу ребенка дано то, что им нужно, сила мысли имеет прочную основу.

У святителя Иоанна Кронштадтского есть несколько поучительных слов по этому поводу. Вот два из них.

Что должно быть нашей главной заботой в воспитании молодежи? Мы должны главным образом стремиться к тому, чтобы очи их понимания были просвещены. (Ефесянам 1:18). Вы заметили, что наше сердце действует первым в нашей жизни и почти во всех наших знаниях? Сердце видит определенные истины (идеи) раньше, чем их узнает разум. Когда знание приобретается, бывает так: сердце видит сразу, нераздельно, мгновенно; затем это единое действие зрения сердца передается интеллекту и подразделяется в интеллекте на части или отделы, предшествующие и последующие; зрение сердца анализируется в интеллекте. Идея принадлежит сердцу, а не интеллекту; то есть внутреннему человеку, а не внешнему. Поэтому иметь просвещенные глаза их разума — очень важное дело в приобретении всякого знания, но особенно в познании истин веры и законов нравственности. («Моя жизнь во Христе», стр. 47–48)

В воспитании крайне опасно развивать только понимание и интеллект, не обращая внимания на сердце. Мы должны прежде всего обращать внимание на сердце, ибо сердце есть жизнь, но жизнь, испорченная грехом. Нужно очистить этот источник жизни, зажечь в нем чистый пламень жизни, чтобы он горел и не угасал; и должно направлять все мысли, желания и наклонности человека на протяжении всей его жизни. Общество развращается именно отсутствием христианского образования. («Моя жизнь во Христе», стр. 208)

За три-четыре десятилетия преподавания мы увидели, что повеление Господа «ищите прежде Царства Небесного, и это все приложится вам» находит применение в классе. Если мы составим учебную программу так, чтобы она включала возможности для всех сил души, то есть если мы включаем возможности для физического труда, большого количества движения, искусства, песен и поэзии, мы в изобилии пожнем то, что обычно ожидается от школа. Вот как мы действительно учим «всего ребенка».

Наконец, говоря о православном воспитании, мы не должны забывать о том влиянии, которое культура оказывает на наших детей, и о том, что большая часть формирования ребенка происходит вне классной комнаты. Те из нас, кому за пятьдесят, выросли в культуре, которая хотя бы на первый взгляд поддерживала христианство и ценности, которым учат в христианской семье. Однако наша нынешняя культура становится все более смелой в своих антихристианских программах и ценностях. Простого посещения православной церкви по субботам и воскресеньям недостаточно, чтобы компенсировать влияние светской культуры. Дети естественным образом усваивают ценности, взгляды и язык культуры, в которой они живут.

Чтобы наши дети правильно формировались, мы должны дать им вкус к христианской культуре. Это не значит, что мы создаем некую «оранжерею», а скорее сплоченное сообщество верующих, которое целенаправленно работает над обеспечением христианской культуры братства, музыки, фестивалей и других мероприятий.