Произведение древнерусской литературы посвященное куликовской битве называется: Произведение древнерусской литературы, посвященное Куликовской битве, называется …
Своеобразие древнерусской литературы и основные периоды ее развития
Русская
средневековая литература является
начальным этапом развития русской
литературы. Ее возникновение тесно
связано с процессом формирования
раннефеодального государства. Подчиненная
политическим задачам укрепления основ
феодального строя, она по-своему отразила
различные периоды развития общественных
и социальных отношений на Руси XI-XVII вв.
Древнерусская литература — это литература
формирующейся великорусской народности,
постепенно складывающейся в нацию.
Вопрос
о хронологических границах древнерусской
литературы окончательно не решен нашей
наукой. Представления об объеме
древнерусской литературы до сих пор
остаются неполными. Много произведений
погибло в огне бесчисленных пожаров,
во время опустошительных набегов степных
кочевников, нашествия монголо-татарских
захватчиков, польско-шведских интервентов!
Да и в более позднее время, в 1737 г., остатки
библиотеки московских царей были
уничтожены пожаром, вспыхнувшим в
Большом Кремлевском дворце. В 1777 г. от
огня погибла Киевская библиотека.
Произведения древнерусской письменности
разделялись на «мирские» и «духовные».
Последние всячески поддерживались и
распространялись, так как содержали
непреходящие ценности религиозной
догматики, философии и этики, а первые,
за исключением официальных юридических
и исторических документов, объявлялись
«суетными». Благодаря этому мы и
представляем нашу древнюю литературу
в большей степени церковной, чем она
была на самом деле. Приступая к изучению
древнерусской литературы, необходимо
учитывать ее специфические черты,
отличные от литературы нового времени.
Характерной особенностью древнерусской
литературы является рукописный
характер ее бытования и распространения.
При этом то или иное произведение
существовало не в виде отдельной,
самостоятельной рукописи, а входило в
состав различных сборников, преследовавших
определенные практические цели. «Все,
что служит не ради пользы, а ради прикрасы,
подлежит обвинению в суетности». Эти
слова Василия Великого во многом
определяли отношение древнерусского
общества к произведениям письменности.
Значение той или иной рукописной книги
оценивалось с точки зрения ее практического
назначения, полезности. Одной из
характерных особенностей древнерусской
литературы является ее связь с церковной
и деловой письменностью, с одной стороны,
и устным поэтическим народным творчеством
— с другой. Характер этих связей на каждом
историческом этапе развития литературы
и в отдельных ее памятниках был различным.
Однако чем шире и глубже литература
использовала художественный опыт
фольклора, тем ярче отражала она явления
действительности, тем шире была сфера
ее идеологического и художественного
воздействия.
Характерная
особенность древнерусской литературы
— историзм.
Ее героями являются преимущественно
исторические лица, она почти не допускает
вымысла и строго следует факту. Даже
многочисленные рассказы о «чудесах»
— явлениях, кажущихся средневековому
человеку сверхъестественными, не столько
вымысел древнерусского писателя, сколько
точные записи рассказов либо очевидцев,
либо самих лиц, с которыми произошло
«чудо». Древнерусская литература,
неразрывно связанная с историей развития
Русского государства, русской народности,
проникнута героическим и патриотическим
пафосом. Еще одна особенность –
анонимность.
Литература
прославляет моральную красоту русского
человека, способного ради общего блага
поступиться самым дорогим — жизнью. Она
выражает глубокую веру в силу и конечное
торжество добра, в способность человека
возвысить свой дух и победить зло.
Древнерусский писатель менее всего был
склонен к беспристрастному изложению
фактов, «добру и злу внимая равнодушно».
Любой жанр древней литературы, будь то
историческая повесть или сказание,
житие или церковная проповедь, как
правило, включает в себя значительные
элементы публицистики. Касаясь
преимущественно вопросов
государственно-политических или
моральных, писатель верит в силу слова,
в силу убеждения. Он обращается не только
к своим современникам, но и к далеким
потомкам с призывом заботиться о том,
чтобы славные деяния предков сохранились
в памяти поколений и чтобы потомки не
повторяли горестных ошибок своих дедов
и прадедов.
Литература
Древней Руси выражала и защищала интересы
верхов феодального общества. Однако
она не могла не показать острой классовой
борьбы, которая выливалась либо в форму
открытых стихийных восстаний, либо в
формы типично средневековых религиозных
ересей. В литературе ярко отразилась
борьба прогрессивных и реакционных
группировок внутри господствующего
класса, каждая из которых искала опоры
в народе. И поскольку прогрессивные
силы феодального общества отражали
интересы общегосударственные, а эти
интересы совпадали с интересами народа,
мы можем говорить о народности
древнерусской литературы.
Периодизация
По
установившейся традиции в развитии
древнерусской литературы выделяют три
основных этапа, связанных с периодами
развития Русского государства:
I.
Литература древнерусского государства
XI — первой половины XIII вв. Литературу
этого периода часто именуют литературой
Киевской Руси. Центральный образ – Киев
и киевские князья, прославляется единство
миросозерцания, патриотическое начало.
Этот период характеризуется относительным
единством литературы, которое определяется
взаимосвязью 2-ух главных культурных
центров государства — Киева и Новгорода.
Это период ученичества, в роли наставников
Византия и Болгария. Переводная литература
преобладает. В ней сначала доминируют
религиозные тексты, а затем появляется
светская литература. Главная тема- тема
Русской земли и её положения в семье
христианских народов. Вторая половина
11 века (до этого периода) – Остромирово
Евангелие, Изборники, перевод греческих
хроник, на основе кот. «Хронограф по
великому изложению», «Слово о законе и
благодати Иллариона». В сер 11- первой
трети 12 появл жанры дидактического
слова
(Феодосий
Печерский, Лука Жидята), жанровыми
разновидностями оригинальных житий
(«Сказание» и «Чтение» о Борисе и Глебе,
«Житие Феодосия Печерского», «Память
и похвала князю Владимиру»), историческими
сказаниями, повестями, преданиями,
составившими основу летописи, которая
в начале XII в. получает название «Повести
временных лет». Тогда же появляется
первое «хождение»—путешествие игумена
Даниила и такое самобытное произведение,
как «Поучение»
Владимира
Мономаха.
II.
Литература периода феодальной
раздробленности и борьбы за объединение
северо-восточной Руси (вторая половина
XIII -первая половина XV вв.). Расцвет
книжности. Владимиро-Суздальская Русь.
«Повесть о татаро-монгольском нашествии»,
цикл повестей о Куликовской битве. В
областных центрах создается местное
летописание, агиография, жанры путешествий,
исторических повестей. «Киево-Печерский
патерик», «Слово о полку Игореве»,
«Слово» Даниила Заточника и «Слово о
погибели русской земли». В 14 в появляются
вымышленные сказания «Повести о Вавилоне
граде». «Повесть о мутьянском воеводе
Дракуле». В15 в. Появл «Хождение за три
моря» Афанасия Никитина.
III.
Литература периода создания и развития
централизованного Русского государства
(XVI-XVII вв.). Борьба с ересью, освобождение
от духовной болезни. Появляется сатира,
бытовая повесть.
Историческое
значение Куликовской битвы и ее отражение
в литературе конца 14-15 вв.\ летописная
повесть, «Задонщина», «Слово о житии и
о преставлении великого князя Дмитрия
Ивановича», «Сказание о Мамаевом
побоище».
В
1380 году московский князь Дмитрий Иванович
сплотил под своими знаменами почти всю
Северо-Восточную Русь и нанес сокрушительный
удар Золотой Орде. Победа показала, что
у русского народа есть силы для
решительной борьбы с врагом, но эти силы
способна объединить лишь централизованная
власть великого князя. После одержанной
победы на Куликовом поле вопрос об
окончательном свержении монголо-татарского
ига был лишь вопросом времени. Исторические
события 1380 года нашли сове отражение в
устном народном творчестве и произведениях
литературы: летописная повесть,
«Задонщина», «Слово о житии и о преставлении
великого князя Дмитрия Ивановича»,
«Сказание о Мамаевом побоище».
Летописная
повесть о Куликовской битве.
Летописная повесть о Куликовской битве
дошла до нас в двух вариантах: кратком
и пространном. В повести
не только излагаются основные факты:
сбор вражеских сил и русских войск,
битва на реке Непрядве, возвращение с
победой великого князя в Москву, гибель
Мамая,— но и дается эмоционально-экспрессивная
публицистическая оценка этим фактам.
Центральный герой летописной повести
— великий князь московский Дмитрий
Иванович. Он «Христолюбивый»
и «боголюбивый»
князь —
идеальный христианин, постоянно
обращающийся с молитвами к Богу, в то
же время отважный воин, который бьется
на поле Куликовом «напереди».
Сама битва изображается при помощи
характерных для воинской повести
приемов: «Быстъ
сеча велика и брань крепка и труск велик
зело… пролъяша кровь аки дождевна туча
обоих… паде труп на трупе, и паде тело
татарьское на телеси крестъянстем».
Основная
цель летописной повести — показать
превосходство храбрости русских войск
над высокоумием и лютостью «сыроядцев»
«безбожных татар» и
«поганой
Литвы», заклеймить
позором измену Олега Рязанского.
Краткая
повесть вошла в состав «Рогожского
летописца» и является произведением
информативного типа, с традиционной
3-х частной структурой. Значительное
место уделено 3-ей части-последствиям
битвы. Но появляются и новые детали:
перечень погибших в конце повести;
приемы нанизывания однородных тропов
(«безбожный злочестивыи ордынский
князь, Мамай поганый») и соединения
тавтологических оборотов («мёртвых
множьство бесчислено»). Пространная
повесть сохранилась в составе Новгородской
4 летописи. Состав фактических сведений
тот же, что и в краткой, но т.к. это повесть
событийного типа, автор увеличил число
композиционных элементов, характеризующих
героев. Увеличивается количество молитв
главного героя: перед боем-3, после
боя-благодарственная молитва. Также
появляется другой лирический фрагмент,
ранее не использовавпшйся,-плач русских
жён. Используются и разнообразные
изобразительно-выразительные средства,
особенно яркие по отношению к врагам:
«тёмный сыроядец Мамай», отступник Олег
Рязанский, «душегубливый», «кровопивец
крестьянский». Описания самой Куликовской
битвы во всех повестях отличаются
эмоциональностью, которая создаётся
восклицаниями автора и включением в
текст элементов пейзажа, ранее не
использовавшихся. Все эти особенности
делают повествование более сюжетно
мотивированным и эмоционально напряжённым.
Композиция
«Сказания» структурно следует традиции
воинской повести, но повествование
состоит из ряда отдельных
эпизодов-микросюжетов, соединённых
между собой сюжетно мотивированными
или хронологическими вставками, что
является новаторством. Также новое
проявляется в стремлении автора показать
личность каждого героя в отдельности
и показать его роль на протяжении всей
повести. Персонажи делятся на главные
(Дмитрий Иванович, Владимир Андреевич
и Мамай), второстепенные (Сергий
Радонежский, Дмитрий Боброк, Олег
Рязанский и др.) и эпизодические
(митрополит Киприан, Фома Кацибей и
др.). Также композиционной особенностью
является множество лирических фрагментов
(молитвы, плач) и природных описаний. В
тексте появляется и видение. Появляется
новый описательный элемент-изображение
русского войска, как его увидели князья
с холма. Наряду с сохранением воинских
формул, используется множество эпитетов,
сравнений, усиливается роль метафор,
подчёркивающих переживания героев.
Автор «Задонщины» взял за образец «Слово
о полку Игореве». Во вступлении так же
упоминается Боян, а в конце устанавливается
время события («А от Калатъские рати до
Мамаева побоища 160 лет»). Дальнейший
текст в целом традиционен-3-х частная
структура. Но внутри каждой части
повествование строится на основе
отдельных эпизодов-картин, чередующихся
с авторскими отступлениями. В повести
есть документальные элементы, использование
цифровых данных, перечневые перечисления.
Есть незначительные отступления от
хронологии, что нетрадиционно для
воинской повести. Лирические фрагменты
немногочисленны, согласно канонам
воинской повести. Нет детальных описаний
персонажей (кроме Дмитрия Ивановича),
а враги описаны совсем схематично.
Фольклорное влияние видно в использовании
отрицательных сравнений («То ти было
не серые волцы, но придоша погании
татарове, пройти хотят воюючи всю Рускую
землю»). «Задонщина»-памятник, созданный
на скрещении традиций: фольклорной,
воинской повести и «Слова». Но ведущей
следует признать всё-таки традицию
воинской повести.
«Задонщина».
Задонщина» дошла до нас в шести
списках,
самый ранний из которых (список Ефросина)
датируется 1470-ми гг., а поздний— концом
XVII в. «Задонщиной» названо рассматриваемое
произведение в списке Ефросина. В других
списках оно называется «Словом о великом
князе Дмитрии Ивановиче и брате его
князе Владимире Андреевиче». Ефросиновский
список представляет собой сокращенную
переработку недошедшего первоначального
пространного текста, в остальных списках
текст пестрит ошибками и искажениями.
В
«Задонщине» выражено поэтическое
отношение автора к событиям Куликовской
битвы. Его рассказ (как и в «Слове о полку
Игореве») переносится из одного места
в другое: из Москвы на Куликово поле,
снова в Москву, в Новгород, опять на
Куликово поле. Настоящее переплетается
с воспоминаниями о прошлом. Сам автор
охарактеризовал свое произведение как
«жалость и похвалу великому князю
Дмитрею Ивановичю и брату его, князю
Владимеру Ондреевичю», «Жалость» — это
плач по погибшим, «Похвала» — слава
мужеству и воинской доблести русских.
Первая
часть «Задонщины» — «жалость»
описывает
сбор русских войск, их выступление в
поход, первую битву и поражение. Природа
в «Задонщине» на стороне русских и
предвещает поражение «поганых»:
кричат птицы,
Дмитрию Донскому же светит солнце.
Павших воинов олакивают жены: княгини
и боярыни. Их плачи построены, подобно
плачу Ярославны, на обращении к ветру,
Дону, Москве-реке.
Вторая
часть «Задонщины» — «похвала»
прославляет
победу, одержанную русскими, когда из
засады выступил полк Дмитрия Боброк
Волынца. Враги обратились в бегство, а
русским досталась богатая добыча, и
теперь уже русские жены одевают на себя
наряды и украшения женщин из Орды.
Весь
текст «Задонщины» соотнесен со «Словом
о полку Игореве»: тут и повторение целых
отрывков из «Слова», и одинаковые
характеристики, и сходные поэтические
приемы. Но обращение автора «Задонщины»
к «Слову о полку Игореве» носит творческий,
а не механический характер. Победа
великого князя московского над Мамаем
воспринимается автором «З.» как реванш
за поражение, понесенное Игорем на
Каяле. Значительно усилен в «Задонщине»
христианский элемент и вовсе отсутствуют
языческие образы.
Принято
считать, что «Задонщина» была написана
Софонием Рязанцем: это имя, как имя ее
автора, названо в заглавии двух
произведения. Однако Софоний Рязанец
называется и автором «Сказания о Мамаевом
побоище» в целом ряде списков основной
редакции «Сказания». Имя Софония Рязанца
упоминается и в самом тексте «Задонщины»,
и характер этого упоминания таков, что
в Софонии Рязанце следует скорее всего
видеть не автора «Задонщины», а автора
какого-то не дошедшего до нас поэтического
произведения о Куликовской битве,
которым, независимо друг от друга,
воспользовались и автор «Задоншины»,
и автор «Сказания о Мамаевом побоище»
. Никакими
сведениями о Софонии Рязанце, кроме
упоминания его имени в «Задонщине» и в
«Сказании о Мамаевом побоище», мы не
располагаем.
«Задонщина»
— интереснейший литературный памятник,
созданный как непосредственный отклик
на важнейшее событие в истории страны.
Замечательно это произведение и тем,
что оно отражало передовую политическую
идею своего времени: во главе всех
русских земель должна стоять Москва и
единение русских князей под властью
московского великого князя служит
залогом освобождения Русской земли от
монголо-татарского господства.
«Сказание
о Мамаевом побоище».
«Сказание о Мамаевом побоище» — наиболее
обширный памятник Куликовского цикла,
написанный в середине 15 века. Это не
только литературный памятник, но и
важнейший исторический источник. В нем
дошел до нас самый подробный рассказ о
событиях Куликовской битвы. В «Сказании»
дается описание приготовления к походу
и «уряжения» полков, распределения сил
и постановка перед отрядами их воинской
задачи. В «Сказании» подробно описывается
движение русского войска из Москвы
через Коломну на Куликово поле. Здесь
дается перечисление князей и воевод,
принявших участие в сражении, рассказывается
о переправе русских сил через Дон. Только
из «Сказания» мы знаем, что исход сражения
решил полк под руководством князя
Владимира Серпуховского: перед началом
битвы он был поставлен в засаду и
неожиданным нападением с флангов и тыла
на ворвавшегося в русское расположение
врага нанес ему сокрушительное поражение.
Из «Сказания» мы узнаем, что великий
князь был контужен и найден в бессознательном
состоянии после окончания сражения.
Эти подробности и ряд других, в том числе
и легендарно-эпических (рассказ о
поединке перед началом боя инока-богатыря
Пересвета с татарским богатырем, эпизоды,
повествующие о помощи русским святых,
и т. д.), донесло до нас только «Сказание
о Мамаевом побоище».
«Сказание»
многократно переписывалось и
перерабатывалось, вплоть до начала
XVIII в., и дошло до нас в восьми
редакциях и большом количестве вариантов.
О популярности
памятника у средневекового читателя
как «четьего» (предназначавшегося для
индивидуального чтения) произведения
свидетельствует большое число лицевых
(иллюстрированных миниатюрами) списков
его.
Главный
герой «Сказания»—Дмитрий Донской.
«Сказание» — это не только рассказ о
Куликовской битве, но и произведение,
посвященное восхвалению великого князя
московского. Автор изображает Дмитрия
мудрым и мужественным полководцем,
подчеркивает его воинскую доблесть и
отвагу. Все остальные персонажи
произведения группируются вокруг
Дмитрия Донского. Дмитрий — старший
среди русских князей, все они — его
верные помощники, вассалы, его младшие
братья. Образ Дмитрия Донского все еще
в основном носит черты идеализации, но
и будущие тенденции обращения к
личностному началу видны в нем – автор
иногда говорит об особых эмоциях ДД
(грусть, ярость и пр.)
В
«Сказании» поход Дмитрия Ивановича
благословляет митрополит Киприан. На
самом же деле Киприана в 1380 г. в Москве
не было. Это не ошибка автора «Сказания»,
а литературно-публицистический
прием. Из
публицистических соображений автор
«Сказания», поставивший своей задачей
нарисовать идеальный образ великого
князя московского, правителя и главы
всех русских сил, должен был проиллюстрировать
прочный союз московского князя с
митрополитом всея Руси. И в произведении
литературном он мог, вопреки исторической
правде, рассказать о благословении
Дмитрия и его воинства митрополитом
Киприаном, тем более что формально
Киприан действительно был в это время
митрополитом всея Руси.
Во
время Куликовской битвы в союз с Мамаем
вступили рязанский князь Олег и литовский
князь Ягайло, сын умершего в 1377 г.
литовского князя Ольгерда. В «Сказании»
же, описывающем событие 1380 г., литовским
союзником Мамая назван Ольгерд. Как и
в случае с Киприаном, перед нами не
ошибка, а сознательный
литературно-публицистический
прием. Для
русского человека конца XIV — начала XV
в., а особенно для москвичей, имя Ольгерда
было связано с воспоминаниями о его
походах на Московское княжество. Это
был коварный и опасный враг Руси, о
воинской хитрости которого сообщалось
в летописной статье-некрологе о его
смерти. Поэтому назвать Ольгерда
союзником Мамая вместо Ягайла могли
только в то время, когда это имя было
еще хорошо памятно как имя опасного
врага Москвы. В более позднее время
такая перемена имен не имела смысла
.
Мамай,
враг Русской земли, изображается автором
«Сказания» в резко отрицательных тонах.
Идет противопоставление: если Дмитрий
— это светлое начало, глава благого
дела, деяниями которого руководит бог,
то Мамай — олицетворение тьмы и зла —
за ним стоит дьявол. Героический
характер
события, изображенного в «Сказании»,
обусловил обращение
автора к
устным преданиям
о Мамаевом побоище. К устным преданиям
скорее всего восходит эпизод единоборства
перед началом общего сражения инока
Троице-Сергиева монастыря Пересвета с
татарским богатырем. Эпическая основа
ощущается в рассказе об «испытании
примет» Дмитрием Волынцом; опытный
воевода Дмитрий Волынец с великим князем
в ночь накануне боя выезжают в поле
между русскими и татарскими войсками,
и Волынец слышит, как земля плачет
«надвое» — о татарских и русских воинах:
будет много убитых, но все же русские
одолеют. Устное предание, вероятно,
лежит и в основе сообщения «Сказания»
о том, что Дмитрий перед сражением надел
княжеские доспехи на любимого воеводу,
а сам в одежде простого воина с железной
палицей первым ринулся в бой. В плаче
Евдокии так же звучат нотки фольлорного
плача-причитания.
Описания
русского воинства представляют
собой яркие и образные картины. В
описаниях картин природы может быть
отмечена определенная лиричность и
стремление связать эти описания с
настроением событий. Глубоко эмоциональны
и не лишены жизненной правдивости
отдельные авторские замечания.
Рассказывая, например, о прощании с
женами уходящих из Москвы на битву
воинов, автор пишет, что жены «в слезах
и въсклицании сердечнем не могуще ни
слова изрещи», и добавляет, что «князь
же великий сам мало ся удръжа от слез,
не дався прослезити народа ради».
«Сказание
о Мамаевом побоище» представляло для
читателей интерес уже тем, что оно
подробно описывало все обстоятельства
Куликовской битвы. Однако не только в
этом привлекательность произведения.
Несмотря на значительный налет
риторичности, «Сказание о Мамаевом
побоище» носит ярко выраженный сюжетный
характер. Не
только само событие, но и судьба
отдельных лиц,
развитие перипетий сюжета заставляло
читателей волноваться и сопереживать
описываемому. И в целом ряде редакций
памятника сюжетные эпизоды усложняются,
увеличиваются в количестве. Все это
делало «Сказание о Мамаевом побоище»
не только историко-публицистическим
памятником, но и сюжетно-увлекательным
произведением.
«Слово
о житии и о преставлении великого князя
Дмитрия Ивановича, царя руськаго»
«Слово
о житии и о преставлении великого князя
Дмитрия Ивановича, царя русьскаго» по
своему стилю может быть отнесено к
агиографическим
памятникам экспрессивно-эмоционального
стиля.
Это
похвала деяний
Дмитрия Донского, о чем автор «Слова»
с характерным
для жанра самоуничижением
заявляет в конце своего произведения,
что недостоин описывать деяния господина.
Стилистически
и композиционно «Слово» близко к
произведениям Епифания Премудрого.
Сочетаются
книжные традиции воинской биографии и
фольклорные традиции (плач Евдокии
наполнен ф. образами).
Время
написания «Слова» датируется по-разному.
Большинство исследователей относили
его создание к 90-м гг. XIV в., считая, что
оно было написано очевидцем смерти и
погребения князя (ум. в 1389 г.).
Имеет
традиционную структуру жития
(характеристики ДД, его отца и матери),
но при этом вплетается и другая ипостась
ДИ – государственного деятеля.
Точные
биографические сведения о Дмитрии
Донском и исторические данные мало
интересуют автора. В начале подчеркивается
преемственность Дмитрия по отношению
к великому князю Владиру I и то, что он
«сродник» святых князей Бориса и Глеба.
Упоминаются битва на Воже и Мамаево
побоище. Как в этих частях «Слова о
житии», так и в других, где подразумеваются
какие-то конкретные события; ведется
не столько рассказ о них, сколько дается
их обобщенная
характеристика.
«Слово» —
цепочка похвал Дмитрию и
философских, весьма сложных размышлений
автора о величии князя, в которую
вклиниваются биографические подробности.
Сравнивая своего героя с библейскими
персонажами (Адамом, Ноем, Моисеем),
писатель подчеркивает превосходство
своего героя над ними. В этом же ряду
сравнений Дмитрий выступает как наиболее
великий правитель из всех известных
мировой истории.
Особо
выделяется в «Слове» плач
жены Дмитрия Донского, княгини Евдокии,
проникнутый глубокой лиричностью. На
нем отразилось влияние народной вдовьей
причети: Евдокия обращается к умершему,
как к живому, как бы ведет с нми беседу,
характерны для фольклора и сопоставления
покойного с солнцем, месяцем, закатившейся
звездой. Однако плач прослаляет и
хзристианские добродетели князя.
«Слово
о житии» преследовало ясную политическую
цель: прославить московского князя,
победителя Мамая, как властителя всей
Русской земли, наследника Киевского
государства, окружить власть князя
ореолом святости и поднять его политический
авторитет на недосягаемую высоту.
Публикация не была найдена — Студопедия
Поделись
I: {{196}}; k=A;
S: Следствием победы русских войск на Куликовом поле стало …
+: укрепление авторитета Московского княжества
I: {{197}}; k=A;
S: Москва стала общепризнанным центром объединения русских земель в результате…
+: Куликовской битвы
I: {{198}}; k=A;
S: Определите князя, к которому относится характеристика историка: «Московитяне славили его благость . .. единогласно дали ему имя собирателя земли Русской … …Он всегда носил с собой мешок, наполненный деньгами для бедных и нищих …»:
+: Иван Калита
I: {{199}}; k=A;
S: Произведение древнерусской литературы, посвященное Куликовской битве, – это…
+: «Задонщина»
I: {{200}}; k=A;
S: Соперничество двух центров Северо-Восточной Руси – Москвы и Твери, завершилось в конце XV в. …
+: присоединением Твери к Москве
I: {{201}; k=A;
S: Укажите событие, способствовавшее закреплению за Москвой репутации центра объединения русских земель после периода феодальной раздробленности:
+: перенос в 1325 г. в Москву из Владимира резиденции главы русской церкви
I: {{202}}; k=A;
S: Московское княжество выделилось в XIII в. из …
+: Владимиро-Суздальского княжества
I: {{203}; k=A;
S: Укажите одного из главных соперников московских князей в процессе объединения русских земель:
+: тверские князья
I: {{204}}; k=B;
S: Раньше других правил…
+: Дмитрий Донской
I: {{205}}; k=A;
S: Одной из причин политического усиления в XIV в. Московского княжества являлось…
+: выгодное географическое положение
I: {{206}}; k=B;
S: К предпосылкам формирования единого российского государства относится…
+: необходимость объединения военных усилий русских княжеств для ликвидации ордынского ига
I: {{207}}; k=B;
S: Во время правления Дмитрия Донского…
+: произошла Куликовская битва
I: {{208}}; k=A;
S: Одним из крупнейших церковных деятелей XIV в., благословившим московского князя Дмитрия Донского на борьбу с Золотой Ордой, являлся…
+: Сергий Радонежский
I: {{209}}; k=A;
S: К причинам политического усиления Московского княжества в XIV в. не относится:
+: заключение военного союза между Москвой и Византийской империей
I: {{210}}; k=A;
S: Современниками были …
+: Дмитрий Донской и Мамай
I: {{211}}; k=B;
S: Победе русских войск Дмитрия Донского на Куликовом поле предшествовала в 1378 г. битва московских войск с татарским войском Бегича на реке…
+: Воже
I: {{212}}; k=A;
S: «Первым собирателем Русской земли» обычно называют московского князя…
+: Ивана I Калиту
I: {{213}}; k=A;
S: Из перечисленных событий к XIV в. относится…
+: Куликовская битва
I: {{214}}; k=A;
S: В 1327 г. крупное восстание против ордынского баскака Чолхана вспыхнуло в…
+: Твери
I: {{215}}; k=C;
S: Имя и прозвище князя, принявшего активное участие в подавлении восстания в Твери против власти Золотой Орды и получившего за это право сбора дани со всей территории Северо-Восточной Руси – ###
+: Иван Калита
I: {{216}}; k=C;
S: В 1327 году, подавив антиордынское восстание в Твери, ### получил от хана ярлык на Владимирское великое княжение.
+: Иван Калита
» Zadonshchina » is a monument of ancient Russian literature of the end of the IV century . Авторство принадлежит Софонию Рязанец . Повествование противопоставлено «Слову о Игоре Полку », где описано поражение 9-го0009 русские войско в бой с половцами и блестящая победа из русское вооруженное войско во главе с князем Дмитрием 90. « Задонщина » — это часть рассказов, появившихся в связи с Куликовской битвой. Повесть развивалась на основе летописных легенд, фольклорных легенд и народных поэтических произведений. 8 сентября 1380 на Куликово поле (район в пределах Тульской области расположенный в верховьях Дона р. поле» — незаселенная степь) битва между коалицией русских князей во главе с московским великим князем Дмитрием Ивановичем и монголо-татарской армией, усиленной наемными войсками, под руководством Мамая, Орды хана. Это была первая большая битва между русскими и поработителями после наложения монголо-татарского ига (1237). Эта битва закончилась полным поражением монголов- татар . Куликовская битва (часто именуемая Мамаевой битвой) не прекратила иноземное иго в Руси (было бы только в 100 лет — в 1480), но характер отношения между русскими княжествами и Ордой резко изменились, стала очевидной главенствующая и объединяющая роль Московского княжества и московского князя. Куликовская битва показала, что будучи объединенными русских княжеств могли успешно противостоять монголо-татарам. Победа на Куликовом поле имела огромное моральное значение для национального самосознания. Не случайно имя Святой Сергей был связан с этим событием: основатель и настоятель Троицкого монастыря , по преданию благословил Дмитрия Московского в поход (Дмитрия прозвали Донским после битвы на Куликовом поле ) против Мамая и, несмотря на монастырь правил , Сергий послал с воинами Дмитрия на поле боя двух монахов монастыря: их звали Ослябя и Пересвет. русский человек заинтересовались событиями Куликовской битвы с того времени. В Древней Руси написан ряд произведений, посвященных битве 1380 года, эти произведения в русской литературе собраны под названием «Куликовский цикл»: летописные рассказы о Куликовской битве, « Задонщина », Легенда о Мамаевом побоище». « Задонщина » — эмоциональный, лирический отклик на события Куликовской битвы. Задонщина » известен в 6 свитках, самый ранний из которых, Кирилло-Белозерский (К-Б), составленный Ефросиным, монахом Кирилло-Белозерского монастыря, в 70-80-х годах XV века, представляет собой переработку только первых половина исходного текста.Остальные 5 свитков относятся к более позднему времени (самый ранний из них — фрагмент конца XV - начала XVI вв. , остальные — XVI- XVII вв.) Только два свитка содержат полный текст, во всех списках много ошибок и искажений, поэтому только на основании всех свитков, вместе взятых, можно реконструировать весь текст. Многие исследователи датируют время создания « Задонщина » 80-ми годами XIV века. А.Д. Седельников обратил внимание на сходство этого имени с именем рязанского боярина из окружения Олега, рязанского князя — Софония Алтыкулачевича (Олег Рязанский собирался воевать в 1380 году на стороне Мамая) Таким образом, Софоний Рязанец, несомненно, как-то связан с произведениями куликовского цикла. В тексте « Задонщина » он упоминается как лицо, чуждое автору произведения: «Все же упоминаю Софония Рязанец…» На основании этой цитаты исследователь куйковского цикла И. Назаров в 1858 г. утверждал, что выше- Упомянутое делает Софония предшественником автора « Задонщина «. Недавно гипотеза об авторстве Софония была рассмотрена Р.П. Дмитриевой, и она пришла к выводу, что Софоний не был автором « Задонщина «: «.. последний относится к Софонию как к поэту или певцу своего времени, творчеству которого он был склонен подражать».0009 сохранившийся до нашего времени ) о Куликовской битве; поэтические образы этого произведения оказали влияние на авторов « Задонщина » и «Сказание о Мамаевом побоище». Это предположение согласуется с гипотезой академика А.А. Шахматова о существовании утерянного «Слова о Мамаевом побоище». Основная идея « Задонщина » — подчеркнуть значение Куликовской битвы. Автор произведения восклицает, что слава о победе на Куликовом поле достигла разных концов IX в.0009 мир . В основу произведения легли реальные события Куликовской битвы. История переносит нас из одного места в другое: из Москвы на Куликово поле, снова в Москву, в Новгород , потом снова на Куликово поле. Настоящее переплетается с воспоминаниями о прошлом. Сам автор охарактеризовал произведение как «сострадание и похвалу великому князю Дмитрию Ивановичу и брату его князю Владимиру Ондреевичу». Уже от характера произведения, от сочетания скорби и похвалы» Задонщина » близка к «Слову о полку Игореве». Это сходство не только общего характера, но и непосредственного, и в этом еще одна замечательная черта этого произведения древней русской литературы. А Ряд ученых исходят из того, что «Слово» написано в подражание « Задонщине » (французские ученые Л. Леже, А. Мазон, русский историк А. А. Зимин). Слово» и « Задонщина «, изучение стиля письма Ефросина, автора «К-Б», изучение фразеологии и лексики «Слова» и « Задонщина » — все свидетельствует о том, что « Задонщина » является среднее по сравнению со «Словом о полку Игореве». « Задонщина » неоднократно переводилась на современный русский язык ; поэтические изложения произведения (В. Скрипов, А.Жовтис)».0009 Задонщина » переведена на ряд иностранных языков. Этой работе посвящено множество научных исследований. Прославление Россией победоносных войн и колоссальных поражений долгое время сбивало с толку западных наблюдателей. Посетители российской столицы, эпицентра русского культа победы, не могут не заметить памятники военной мощи, усеивающие городской пейзаж. Знаменитая статуя, посвященная освободителям Москвы XVII века князю Пожарскому и Кузьме Минину, стоит на Красной площади перед собором Василия Блаженного. Неподалеку ряд памятников в честь советских «Городов-героев» за их жертвы во время Второй мировой войны обрамляют могилу Неизвестного солдата прямо под стенами Кремля. Еще дальше от центра города расположен обширный мемориальный комплекс, известный как Парк Победы, посвященный войнам России на месте, где армия Наполеона вторглась в Москву в 1812 году.
Подобно тому, как война повсюду в Москве, она пронизывает и русскую культуру. Множество устойчивых национальных мифов и символов, широко представленных в Москве и по всей России, является предметом последней книги Грегори Карлтона Россия: история войны . Карлтон, профессор русистики в Университете Тафтса, намеревается демистифицировать увлечение России своими прошлыми войнами, обобщая почти 1000 лет истории в краткое исследование, простирающееся от монгольского периода до польских вторжений во время Смутного времени в начале семнадцатого века. века, до конфликтов двадцать первого века в Чечне и на Украине. Изучение такого длинного отрезка истории было бы пугающим для большинства историков, но Карлтон умело раскрывает символические связи, которые придают этому тысячелетию внутреннюю согласованность в России. Действительно, он показывает, что почти постоянные войны и вторжения со времен средневековья укрепили представление о России не только как об осажденном православном бастионе исключительной силы, но и как о великой державе, которой суждено стать спасительницей человечества. Карлтон убедительно доказывает, что русская идентичность кристаллизовалась на протяжении столетий жестоких потрясений и войн. Одержимость России прошлыми триумфами и трагедиями в боях взрастила в ней чувство «военной исключительности», породив то, что он называет «неонационалистической гражданской религией», которая формирует ядро того, что значит быть русским. Что отличает подход Карлтона, так это его способность показать, как российский военный миф может «сплести совершенно разрозненные события в простую, самоподкрепляющуюся историю», в которой время рушится, а эпические сражения сливаются в линейное повествование о нескончаемой победе.
Следовательно, победа Дмитрия Донского над монголами на Куликовом поле в 1380 г., изгнание поляков из Москвы в 1612 г., доблестное противостояние России Наполеону под Бородино в 1812 г. и победа над фашистской Германией в 1945 г. Русские ‘ stoikost ‘ («стойкость» или «стойкость») вопреки всему. Сегодняшние ритуальные празднования Дня Победы на Красной площади 9 маяго и ореол сакральности вокруг легендарных полей сражений, таких как Бородинская, Севастопольская, Курская и Брестская, свидетельствуют о долговечности этого нарратива, в котором «коллективное мученичество» является высшей добродетелью. Выходя за рамки высокой политики, Карлтон бросает вызов идее о том, что российская патриотическая культура является господствующим нарративом, навязанным кремлевскими идеологами. В частности, он обращает внимание на повторяющиеся тропы, которые появляются в русской литературе, советском и постсоветском кино. Цитируя отрывки из таких произведений, как эпический роман Льва Толстого «Война и мир», и описывая сцены из культовых советских фильмов о войне, таких как «9».0279 Они сражались за Родину (1975), подчеркивающих героизм простых людей, Карлтон демонстрирует, как «семена» российской военной истории «залегают глубоко в почве русской истории» и культуры. Несмотря на то, что его книга построена в произвольной хронологии, Карлтон плодотворно пересматривает более ранние периоды, чтобы проследить эволюцию русской идентичности в последовательных войнах. Тем не менее, несмотря на преобладание триумфальных нарративов, Карлтон помнит, что «репрезентация войны никогда не была монохромным явлением в России», указывая на ужасные сцены в романе Виктора Астафьева «9».0279 Проклятые и мертвые (1994), отрезвляющий рассказ о дорогостоящем возвращении Красной Армией Киева в 1943 году, и уродливое лицо войны, раскрытое в книге Светланы Алексиевич Zinky Boys (1990), жгучем портрете советских солдат. Афганская война, рассказанная устными рассказами. К его чести, Карлтон также обращается к войнам, которые не вписываются в традиционную дугу русской истории. Целую главу («Незавершенное поражение») он посвящает рассмотрению того, каким образом унизительные поражения, такие, как Крымская война (1853–1856 гг.), Русско-японская война (1904-05) и советско-афганской войны (1979-89) впоследствии превратились в героическую борьбу. Эта практика «преобразования фиаско в героический подвиг», кажется, распространяется и на предстоящие празднования русской революции и Гражданской войны. Приближаясь к столетию 1917 года, российские власти, похоже, склоняются к мягкому повествованию о примирении, которое подчеркивает жертвы всех сторон, избегая неудобных вопросов об имперском крахе и насильственном рождении Советского Союза. Понимание механизмов, лежащих в основе российского военного мифа, также имеет решающее значение для понимания поведения России на международной арене сегодня. Россия: история войны проливает свет на ухудшение отношений между Россией и Западом из-за аннексии Крыма в 2014 году и тупиковой ситуации на востоке Украины. Если следовать основному сценарию мифа, утверждает Карлтон, то снова возникает классический сценарий, в котором Россия должна остановить западное вторжение и вмешаться, чтобы защитить своих соотечественников, находящихся под угрозой. Далекий от фантастики, старый призрак западного окружения все еще витает в умах российских политических и военных чиновников, подпитывая дикие теории заговора и воинственную риторику, основанную на глубоко укоренившейся тревоге по поводу изоляции России. Сохранение закаленного менталитета осады объясняет, почему расширение НАТО кажется таким угрожающим и почему российские комментаторы неоднократно использовали термин «фашистский», чтобы очернить украинское правительство. Аналогии с нацистским вторжением в Советский Союз — это не просто грубые примеры государственной пропаганды, а мощные исторические ориентиры, которые находят отклик у многих простых россиян, погруженных в патриотическую культуру своей страны.
Цель Карлтона, когда он пишет о культе милитаризма в России, состоит в том, чтобы предложить «увидеть Россию через призму, которую многие русские усвоили сами». Ему блестяще удается погрузить читателя в многовековое развитие русской национальной мифологии. Хотя он не уклоняется от указания на умалчивание и искажения во многих описаниях российской истории, он непреклонен в том, что западные наблюдатели серьезно относятся к этим сомнительным историческим нарративам и мифам, чтобы понять, почему они так широко распространены в России сегодня. |