ФЕДОР ТЮТЧЕВ: РУСОФОБИЯ ПРОТИВ ИМПЕРИИ

Бердяев, Горький, Путин: как менялся смысл строк Тютчева

Русский поэт, дипломат и государственный мыслитель Федор Тютчев умер 146 лет назад. Его жизнь была сопряжена со службой стране, внимание к его статьям проявлял император Николай I, а его идея противопоставления консервативной России революционной Европе пользовалась большим успехом среди патриотов. Тем не менее, наибольшую популярность после смерти поэта обрело двусмысленное четверостишие «Умом Россию не понять». «Газета.Ru» рассказывает историю жизни Тютчева и его главного произведения.

Жизнь тайного советника, дипломата и поэта Федора Тютчева была насыщена с самого юного возраста — еще в подростковом возрасте он был принят в Общество любителей русской словесности, а с 18 лет состоял на службе в Государственной коллегии иностранных дел и проживал в Мюнхене в статусе внештатного атташе российской дипломатической мисиии.

С 1843 года его статус укрепился – его удостоил аудиенции начальник третьего отделения императорской канцелярии граф Александр Бенкендроф, а сам император Николай I выразил симпатию к его творчеству и взглядам и оказал поддержку его начинаниям, видя в них работу по созданию позитивного облика России на Западе.

С этого момента Тютчев получил право на самостоятельное выступление в прессе, где выражал свое мнение по насущным проблемам международных отношений, а с 1848 года он был назначен на пост старшего цензора в Министерстве иностранных дел.

В эти же годы значительно уменьшилось число опубликованных им стихотворений и укрепились позиции Тютчева как государственника — глядя на революции, которые сотрясают Европу в конце 1840-х годов, он решил поставить свой дар на службу отечеству и стал проводить в своем творчестве идею консервативности, присущей, на его взгляд, России в противовес бунтарскому Западу.

В 1857 году он был произведен в действительные статские советники, а в августе 1865 года стал тайным советником. Как ни странно, именно тогда, завоевав однозначный статус провластно настроенного мыслителя и почетного политического деятеля, Тютчев написал свое, пожалуй, самое известное четверостишие — «Умом Россию не понять».

Как отмечали исследователи творчества поэта, на дух и основную идею этого стихотворения повлияли размышления Тютчева о природе революций, которые тот считал показателем «внутренних настроений человеческого духа», говорящим о постепенном увядании веры в странах Западной Европы.

Корень недовольства народами Европы своей властью он видел именно в ослаблении позиций христианства и веры. По принципу противопоставления, консервативную Россию он считал своего рода оазисом, в котором еще осталось место чистому и незамутненному прогрессивным духом религиозному сознанию.

На протяжении веков трактовка стихотворения многократно менялась. Религиозный мыслитель Николая Бердяев проводил параллели между тютчевскими строками и идеей писателя Федора Достоевского о главенствующей роли России в будущем спасении народов и, вместе с тем, о противоречивости природы русского человека, заключенного между Востоком и Западом.

В начале ХХ века с жестокой критикой на самого Тютчева, как мещанского автора, и, в частности, на это стихотворение обрушился «буревестник революции» Максим Горький, который еще в 1896 году написал пародию на само четверостишие, комментируя живопись Михаила Врубеля:

«Искусство это не понять, // Умом его — нельзя измерить, // И смысла в нем нельзя искать, // Когда Карелину поверить».

По мере утраты веры в советский проект строки Тютчева приобретали все более и более горькие интерпретации и пародировались уже в нецензурных вариантах (самый популярный из которых принадлежит Игорю Губерману).

Стихотворение не утратило ни актуальности, ни популярности и в новейшей истории России. Так, оно прозвучало из уст бывшего президента Франции Жака Ширака, известного своей симпатией к нашей стране и культуре (в 19 лет он самостоятельно перевел «Евгения Онегина» на французский) во время вручения Государственной премии Российской Федерации за выдающиеся достижения в области гуманитарной деятельности.

Не обошел своим вниманием культовые строки и президент России Владимир Путин, внесший небольшую поправку в оригинальный текст. На встрече с главой Франции Николя Саркози в Кремле в 2007 году он процитировал Тютчева, заменив два слова в последней его части — «в Россию можно только верить» в его версии выглядело так: «В Россию нужно просто верить».

Книга «Россия и Запад» Тютчев Ф И

Россия и Запад

В книге представлены публицистические произведения, философские стихи и письма выдающегося поэта и мыслителя Федора Ивановича Тютчева, в которых рассматриваются вопросы противоречивого сосуществования России и Запада, своеобразие российской истории и культуры, проблемы становления национального самосознания. Многогранное творчество классика русской литературы ставит его в один ряд с такими его современниками, как А.С.Пушкин, Н.В.Гоголь и Ф.М.Достоевский.

Поделись с друзьями:

Издательство:

Культурная Революция; Республика

Год издания:

2007

Место издания:

Москва

Язык текста:

русский

Тип обложки:

Твердый переплет

Формат:

84х108 1/32

Размеры в мм (ДхШхВ):

200×130

Вес:

560 гр.

Страниц:

574

Тираж:

2500 экз.

Код товара:

558988

Артикул:

11126

ISBN:

5-250-01902-1

В продаже с:

14. 04.2011

Аннотация к книге «Россия и Запад» Тютчев Ф. И.:
В книге представлены публицистические произведения, философские стихи и письма выдающегося поэта и мыслителя Федора Ивановича Тютчева, в которых рассматриваются вопросы противоречивого сосуществования России и Запада, своеобразие российской истории и культуры, проблемы становления национального самосознания. Многогранное творчество классика русской литературы ставит его в один ряд с такими его современниками, как А.С.Пушкин, Н.В.Гоголь и Ф.М.Достоевский.

Читать дальше…

Ф. И.

Тютчев. Россия и Германия

Федор Иванович Тютчев родился в селе Овстуг Орловской губернии в дворянской семье. Учился на отделении словесности Московского уни-верситета. Затем стал дипломатом, более двадцати лет служил в россий¬ских посольствах в Мюнхене и Турине. Как поэт получил известность благодаря Пушкину, поместившему большую подборку его стихотворений в журнале «Современник» в 1836 году. Однако по настоящему он был признан лишь в начале XX столетия, когда его стали считать одним из выдающихся выразителей русской идеи. Своеобразным символом поэзии Тютчева являются его широко известные слова:
Умом Россию не понять, Аршином общим не измерить: У ней особенная стать — В Россию можно только верить.
Эти строки не были выражением некоего слепого патриотизма. Дело в том, что для мировоззрения Тютчева характерной чертой является глубокая религиозность, чуждая ориентации на внешнее, суетное восприятие жизни:  Как сердцу высказать себя? Другому как понять тебя? Поймет ли он, чем ты живешь,  Мысль изреченная есть ложь.
В этом смысле Россия для всего творчества Тютчева есть то первичное, то изначальное и невыразимое в сердце, что нельзя «измерить и понять», а можно выразить, схватить лишь интуитивно. Именно так религиозно-нравственное восприятие России отражено в его стихотворениях «Олегов щит», «Эти бедные селенья», «Ты долго ль будешь за туманом», «Проез¬жая через Ковно» и др. Как социальный мыслитель Тютчев формиро¬вался под влиянием славянофилов, особенно И. Киреевского и А. Хомя¬кова (его дочь Анна Федоровна была женой славянофила И. Аксакова). Многое сближает взгляды Тютчева с мировоззрением славянофилов. Например, признание определяющей роли религии в духовном складе каждого народа и православия как главной отличительной черты само¬бытности русской культуры. Между тем он стремится показать, что Рос¬сия не противостоит христианскому Западу, а является его «законной сестрой», хотя и живущей «своей собственной органической, самобытной жизнью». Перу Тютчева принадлежит серия публицистических работ, написанных в 40-е годы: «Россия и Германия», «Россия и революция», «Папство и римский вопрос». Поводом для написания статьи «Россия и Германия» послужила книга маркиза Астольфа де Кюстина «Россия в 1839 году». Эта книга французского путешественника стала впо¬следствии синонимом неприязненных и недостоверных суждений о Рос¬сии (достаточно сказать, что, по Кюстину, Пушкин был подражателем. а Москва расположена на границе Европы и Азии). Тютчев в отличие от неумелых — близких к официозу — критиков Кюстина не стал вести полемику с автором, взявшимся судить о России, черпая информацию о ней из придворных анекдотов и из окна своей кареты. Он поступил иначе, написав по-французски письмо Густаву Кольбу, редактору влиятельного немецкого издания — «Аугсбургская всеобщая газета». Целью Тютчева не было разоблачение множества ошибок в суждениях Кюстина, что похо¬дило бы, по его словам, на серьезный разбор водевиля. Важнее было раскрыть и объяснить причину антирусских настроений (феномен русо¬фобии), получивших значительное распространение в Западной Европе. Подоплеку этих настроений, показывает Тютчев, составляет отрицание как близости России Европе, так и ее своеобразия. Однако истинная их причина — стремление вытеснить Россию из Европы если не силой ору¬жия, то силой презрения. Однако не признавать самостоятельного исто-рического значения России, представляющей собой целый мир, так же невозможно, как и вернуться в доколумбову эпоху, не признавать откры¬тия Америки тогда, когда она уже открыта. Не закрывая глаза на грехи и несовершенства России (ибо у каждой нации есть свои недостатки), Тютчев предсказывал родине трудное, но великое будущее:
Велико, знать, о Русь, твое значенье! Мужайся, стой, крепись и одолей!
М. Маслин

Скачать

Россия и Германия

Новости

1 — 8 из 114

Начало | Пред. |

1

2

3

4

5
|

След. |
Конец

Согласны ли вы с А. С. Пушкиным в том, что «России определено было высшее назначение»? Разное Пушкин А.С. :: Litra.RU :: Только отличные сочинения

Фёдор Тютчев. Россия и Германия

Фёдор Иванович Тютчев

«… Тютчев знал жизнь Западной Европы не понаслышке и не как праздный путешественник – она глубоко вошла в его судьбу, в бытовое и общественное повседневное существование…
…Ф.И. Тютчев был, пожалуй, одним из первых русских, который искренне, убежденно и в то же время смело выразил свои взгляды на взаимоотношения Европы и России. Оценивая авторский пафос второго письма поэта к доктору Густаву Кольбу, И.С. Аксаков отмечал: «Нельзя не признать, что с появлением этой статьи Тютчева впервые раздался в Европе твердый и мужественный голос Русского общественного мнения. Никто никогда из частных лиц в России еще не осмеливался говорить прямо с Европою таким тоном, с таким достоинством и свободой. <…> Он на чужбине явился передовым Русским – даже для Русских в самой России…». Ф.И. Тютчев в этом письме пытался корректно и аргументировано указать редактору немецкой газеты на несправедливость журналистов в оценке исторических взаимоотношений Европы и России, на искаженное их представление в прессе, на откровенные недоброжелательства в оценке российской действительности. Свои наблюдения над высказываниями европейской прессы о России поэт обобщил в записке, направленной императору Николаю I. «Разве современное поколение так заблудилось в тени горы, что с трудом различает ее вершину? – риторически вопрошал автор записки и тут же отвечал: – Впрочем, не надо забывать: веками европейский Запад считал себя вправе полагать, что в нравственном отношении он единственный в мире, что он и представляет целиком всю Европу. Он рос, жил, старел с этой мыслью, а теперь вдруг обнаруживает, что ошибся, что рядом с ним существовала другая Европа, его сестра, возможно младшая сестра, но, во всяком случае, совершенно законная, одним словом, что он является лишь только половиной великого целого. Подобное открытие представляет целую революцию, влекущую за собой величайшее смещение идей, которое когда-либо совершалось в умственном мире».

(Из статьи В.П.Зверева «Ф. И. Тютчев: Россия и Европа»)

РОССИЯ И ГЕРМАНИЯ

Письмо доктору Густаву Кольбу, редактору «Всеобщей газеты»

Господин редактор,

прием, оказанный вами кое-каким заметкам, которые я недавно осмелился послать вам, а также ваш взвешенный и здравый комментарий к ним внушили мне странную мысль. Что, если нам попробовать, милостивый государь, достичь согласия в понимании самой сущности вопроса? Я не имею чести знать вас лично, и потому мое письмо к вам является и обращением к «Аугсбургской Всеобщей Газете». А при нынешнем положении Германии «Аугсбургская Газета», на мой взгляд, представляет собой нечто большее, нежели обыкновенную газету, — это первая из ее политических трибун… Если бы Германии посчастливилось быть единою, ее правительство могло бы во многих отношениях признать эту газету за законного глашатая своей мысли. Вот почему я обращаюсь к вам. Я русский, как уже имел честь вам высказать, русский сердцем и душой, глубоко преданный своему отечеству, пребываю в согласии со своим правительством и, кроме того, целиком независим по занимаемому положению. Стало быть, я попытаюсь здесь выразить русское мнение, но свободное и совершенно бескорыстное… Это письмо, поймите меня правильно, милостивый государь, обращено более к вам, нежели к публике… Тем не менее вы можете им распорядиться так, как вам будет угодно. Публичная огласка безразлична для меня. У меня столько же доводов избегать ее, сколько и искать… И не опасайтесь, милостивый государь, что я, как русский, мог бы ввязаться, в свою очередь, в ничтожную полемику, поднятую недавно одним жалким памфлетом. Нет, милостивый государь, это недостаточно серьезно.

…Книга господина де Кюстина является еще одним свидетельством умственного бесстыдства и духовного разложения — характерной черты нашей эпохи, особенно во Франции, — когда увлекаются обсуждением самых важных и высших вопросов, основываясь в большей степени на нервном раздражении, чем на доводах разума, позволяют себе судить о целом Мире менее серьезно, нежели прежде относились к разбору водевиля. Что же касается противников господина де Кюстина, так называемых защитников России, то они, конечно, искреннее его, но уж слишком простоваты… Они оставляют у меня впечатление людей, которые в чрезмерном усердии готовы торопливо раскрыть свой зонтик, чтобы предохранить от полуденного зноя вершину Монблана… Нет, милостивый государь, не об апологии России пойдет речь в моем письме. Апология России!.. Боже мой, эту задачу взял на себя превосходящий всех нас мастер, который, как мне кажется, выполнял ее до сих пор с достаточной славой. Истинный защитник России — История, в течение трех столетий разрешавшая в ее пользу все тяжбы, в которые русский народ раз за разом ввергал все это время свои таинственные судьбы… Обращаясь к вам, милостивый государь, я намерен говорить о вас самих, о вашей собственной стране, о ее самых насущных и наиболее очевидных интересах. И если речь пойдет о России, то лишь в связи с ее непосредственным отношением к судьбам Германии.

Я знаю, что никогда еще умы Германии не были так заняты, как теперь, великим вопросом германского единства… И вряд ли я удивил бы вас, милостивый государь, бдительного и передового стража, если бы сказал, что среди этой всеобщей озабоченности чуть внимательный взор мог бы уловить множество устремлений, которые при своем развитии должны были ужасно навредить делу единства, вовлекающему в работу, кажется, всех… Среди этих устремлений есть одно, особенно фатальное… Я буду говорить лишь то, что на уме у каждого, и в то же время не могу произнести и слова, не коснувшись жгучих вопросов. Я убежден, что в наши дни, как и в Средние века, можно смело касаться любого вопроса, если имеешь чистые руки и открытые намерения…

Вам известна, милостивый государь, природа отношений, связывающих, вот уже тридцать лет, Россию с правительствами больших и малых государств Германии. Я не спрашиваю вас здесь, что думает об этом то или иное направление, та или иная партия; речь идет лишь о факте. А факт заключается в том, что никогда эти отношения не были более доброжелательными и тесными, что никогда не существовало более сердечного взаимопонимания между различными правительствами Германии и Россией… Для всякого, милостивый государь, кто живет на почве самой действительности, а не в мире фраз, вполне очевидно, что такая политика является истинной и законной, естественной политикой Германии и что ее правители, сохраняя в целости великую традицию эпохи вашего возрождения, лишь повиновались внушениям самого просвещенного патриотизма… Но повторю еще раз, милостивый государь, я не притязаю ни на какое чудотворство и на сочувствие всех этому мнению, особенно тех, кто считает его для себя лично враждебным… К тому же теперь речь идет не о мнении, а о факте, который достаточно очевиден и осязателен, чтобы нашлось много сомневающихся в нем.

Нужно ли говорить вам, милостивый государь, какие одновременно и в противовес этому политическому направлению ваших правительств существуют побуждения и стремления, попытки внушить которые общественному мнению Германии по отношению к России продолжаются уже около десятка лет? Здесь я снова пока воздержусь от справедливой оценки всяческих претензий и обвинений, которые без устали копятся против России с поистине удивительной настойчивостью. Речь идет только лишь о достигнутом результате, который, следует признать, если и не утешителен, то относительно закончен и которым его трудолюбивые делатели вправе быть довольными. Ту самую державу, которую великое поколение 1813 года приветствовало с восторженной благодарностью, а верный союз и бескорыстная деятельная дружба которой и с народами, и с правителями Германии не изменяет себе в течение тридцати лет, почти удалось превратить в пугало для большинства представителей нынешнего поколения, сызмальства не перестававшего слышать постоянно повторяемый припев. И множество зрелых умов нашего времени без колебаний опустилось до младенчески простодушного слабоумия, чтобы доставить себе удовольствие видеть в России какого-то людоеда XIX века.

Все это так и есть. Враги России, возможно, возрадуются моим признаниям; но да позволят они мне все же продолжить.

Итак, вот два решительно противоположных устремления; разногласие бросается в глаза и с каждым днем усугубляется. С одной стороны, государи и правительственные кабинеты Германии с их серьезной, продуманной политикой и определенным направлением, а с другой — еще один властитель эпохи — общественное мнение, несущееся по воле ветров и волн.

Разрешите мне, милостивый государь, обратиться к вашему патриотизму и к вашим познаниям: что вы думаете о подобном положении дел? Каких последствий вы ожидаете от него для соблюдения интересов и будущности вашего отечества? И поймите меня правильно, я говорю теперь только о Германии… Боже мой, если бы среди ваших соотечественников нашлись догадливые люди и поняли, сколь мало чувствительна Россия к злобным нападкам на нее, тогда, возможно, призадумались бы и самые ярые ее враги…

Ясно, что, пока будет длиться мир, этот разлад не вызовет какого-либо явного и серьезного потрясения, а зло продолжит распространяться подспудно. Ваши правительства, разумеется, не изменят своего направления, не перетряхнут сверху донизу всю внешнюю политику Германии, чтобы прийти в согласие с некоторыми фанатичными и путаными умами. Последние же, увлекаемые и подталкиваемые духом противоречия, не подумают, что чересчур увлеклись на пути, прямо противоположном осуждаемому ими. Таким образом, обращая свой взор на Германию и продолжая постоянно говорить о ее единстве, они приблизятся, так сказать, пятясь, к роковому обрыву, к краю пропасти, куда ваше отечество уже не раз соскальзывало… Я хорошо знаю, что, пока мы будем сохранять мир, указываемая мною опасность — лишь плод воображения… Но если наступит предчувствуемый в Европе кризис и настанут грозные дни, которые созревают в считанные часы и доводят все стремления до самых крайних следствий, исторгающих последнее слово у всех мнений и партий, что тогда произойдет, милостивый государь?

Неужели правда, что для целых народов еще более, нежели для отдельных личностей, существует неумолимая и неискупимая судьба? Надо ли полагать, что в них тайно зреют более сильные устремления, чем любые проявления их собственной воли и разума, растут органические недуги, которые никакое искусство и образ правления не могут предотвратить?. . Неужели к таким недугам принадлежит и то ужасное стремление к раздорам, которое, подобно злому фениксу, восставало во все значительные эпохи вашего благородного отечества? В Средние века оно разразилось в нечестивом и антихристианском противоборстве Духовенства и Империи, вызвавшем отцеубийственную распрю между императором и князьями. Ослабев на время из-за упадка Германии, стремление это возродилось и укрепилось в период Реформации и, приняв от нее окончательную и как бы освященную законом форму, опять стало действовать с невиданным доселе рвением. Вставая под всякое знамя и примыкая к каждому делу, оно под разными именами оставалось самим собой до той поры, когда в момент крайнего кризиса в Тридцатилетней войне призвало на помощь чужеземную Швецию, а затем и открыто враждебную Францию. И благодаря такому объединению сил оно менее чем за два столетия славно довершает возложенное на него смертоносное призвание.

Все это зловещие воспоминания. Неужели они не вызывают у вас чувства тревоги при малейшем признаке возрождающейся в настроениях вашей страны вражды? Почему вы не спрашиваете себя с ужасом, не свидетельствует ли это о пробуждении вашего застарелого, страшного недуга?

Последние тридцать лет могут по праву считаться великолепнейшими годами вашей истории. Со времен великого правления салических императоров никогда еще Германия не переживала столь прекрасные дни, вот уже много столетий она не принадлежала самой себе в такой степени, не ощущала себя столь единой и самостоятельной. В течение многих веков Германия не занимала по отношению к своей вечной сопернице столь сильного и внушительного положения. Она превзошла ее по всем статьям. Посудите сами: по ту сторону Альп ваши знаменитейшие императоры никогда не имели более действенного влияния, чем то, которое имеет ныне Германское государство. Рейн вновь стал немецким сердцем и душой; Бельгия, которую последнее европейское потрясение, казалось, должно было бросить в объятия Франции, остановилась перед обрывом, и теперь ясно, что она поворачивается в вашу сторону; Бургундский союз преобразовывается; Голландия, рано или поздно, не преминет вернуться к вам. Таков, стало быть, окончательный исход великого противоборства, начавшегося более двух веков назад между вами и Францией; вы одержали полную победу, за вами осталось последнее слово. И все-таки согласитесь: для того, кто оказался свидетелем этой борьбы с самого начала, кто следил за всеми ее стадиями и переменчивостью до последнего решающего дня, трудно было бы предвидеть подобный исход. Внешние обстоятельства говорили не в вашу пользу, удача отворачивалась от вас. С конца Средних веков, несмотря на кратковременный застой, могущество Франции, сплочаясь и упорядочиваясь, не переставало расти, и в то же время Империя, вследствие религиозного раскола, вступила в заключительный период своего существования, период узаконенного разложения; даже одерживаемые вами победы оставались бесплодными, ибо они не останавливали внутреннего распада, а нередко даже ускоряли его. При Людовике XIV, хотя великий король и терпел неудачи, Франция торжествовала, ее влияние безраздельно господствовало над Германией. Наконец пришла Революция, которая, вырвав с корнем из французской нации последние следы ее германских истоков и свойств и возвратив Франции ее исключительно романский характер, развязала против Германии, против самого принципа германского существования последнюю смертельную битву. И как раз тогда, когда венчанный солдат этой Революции представлял пародию на империю Карла Великого на ее обломках, вынуждая народы Германии исполнять в ней свою роль и испытывать крайнее унижение, — именно в этот роковой момент совершился переворот и все изменилось.

Как же и с помощью кого произошел столь чудесный переворот? Чем он был вызван?.. Он был вызван появлением на поле битвы Западной Европы третьей силы, являвшей собой целый особый мир…

Здесь, милостивый государь, для нашего лучшего взаимопонимания вы должны позволить мне краткое отступление. О России много говорят; в наши дни она стала предметом жгучего, беспокойного любопытства. Очевидно, что она сделалась одной из самых больших забот нынешнего века; однако следует признать, что эта забота, заметно отличаясь от других волнующих наше время проблем, скорее угнетает, нежели возбуждает современную мысль… Иначе и быть не могло: современная мысль, дитя Запада, видит в России если и не враждебную, то совсем чуждую и не зависящую от нее стихию. Она как будто боится изменить самой себе и подвергнуть сомнению собственную законность, если придется признать совершенно законным вставший перед нею вопрос, серьезно и добросовестно осознать и разрешить его… Что такое Россия? Каков смысл ее пребывания в мире, в чем ее исторический закон? Откуда пришла она? Куда идет? Что представляет собою? На земле, правда, ей предоставлено место под солнцем, однако философия истории еще не соблаговолила найти его для нее. Некоторые редкие умы, два или три в Германии, один или два во Франции, более свободные и прозорливые среди всех других, предвидели возникновение проблемы, приподняли уголок завесы, но их слова до сей поры плохо слушались и мало понимались.

Длительное время своеобразие понимания Западом России походило в некоторых отношениях на первые впечатления, произведенные на современников открытиями Колумба, — то же заблуждение, тот же оптический обман. Вы знаете, что очень долго люди Старого Света, приветствуя бессмертное открытие, упорно отказывались допустить существование нового материка. Они считали более простым и разумным предполагать, что открываемые земли составляют лишь дополнение, продолжение уже известного им континента. Подобным же образом издавна складывались представления и о другом Новом Свете, Восточной Европе, где Россия всегда оставалась душой и движущей силой и где она была призвана придать свое славное имя этому Новому Свету в награду исторического бытия, им от нее уже полученного или ожидаемого… В течение веков европейский Запад совершенно простодушно верил, что кроме него нет и не может быть другой Европы. Конечно, он знал, что за его пределами существуют еще другие народы и государства, называющие себя христианскими; во время своего могущества Запад даже затрагивал границы сего безымянного мира, вырвал у него несколько клочков и с грехом пополам присвоил их себе, исказив их естественные национальные черты. Но чтобы за этими пределами жила другая, Восточная Европа, вполне законная сестра христианского Запада, христианская, как и он, правда не феодальная и не иерархическая, однако тем самым внутренне более глубоко христианская; чтобы существовал там целый Мир, Единый в своем Начале, прочно взаимосвязанный в своих частях, живущий своей собственной, органической, самобытной жизнью, — вот что было невозможно допустить, вот что многие предпочли бы подвергнуть сомнению, даже сегодня… Долгое время такое заблуждение было извинительным; веками движущая сила этой жизни дремала посреди хаоса: ее действие было замедленным, почти незаметным; густая завеса покрывала неспешное созидание нового мира… Наконец времена свершились, рука исполина сдернула завесу, и Европа Карла Великого оказалась лицом к лицу с Европой Петра Великого…

Как только мы признаем это, все делается ясным, все объясняется: становится понятным истинное основание изумивших мир стремительных успехов и необычайного расширения России. Начинаешь постигать, что так называемые завоевания и насилия явились самым естественным и законным делом, какое когда-либо совершалось в истории, — просто состоялось необъятное воссоединение. Становится также понятным, почему друг за другом разрушались от руки России все встреченные на ее пути противоестественные устремления, силы и установления, чуждые представляемому ею великому началу… почему, например, Польша должна была погибнуть… Речь идет, конечно же, не о самобытной польской народности — упаси Бог, а о навязанных ей ложной цивилизации и фальшивой национальности. С этой точки зрения наилучшим образом можно оценить и истинное значение так называемого Восточного вопроса, который силятся выдавать за неразрешимый именно потому, что все уже давно предвидят его неизбежное разрешение… В самом деле, остается только узнать, получит ли уже на три четверти сформировавшаяся Восточная Европа, эта подлинная держава Востока, для которой первая империя византийских кесарей, древних православных государей, служила лишь слабым, незавершенным наброском, свое последнее и крайне необходимое дополнение, получит ли она его благодаря естественному ходу событий или окажется вынужденной требовать его у судьбы силой оружия, рискуя ввергнуть мир в величайшие бедствия. Но вернемся к нашему предмету.

Вот что представляла собою, милостивый государь, та третья сила, возникновение которой на театре действий разом решило вековую распрю европейского Запада. Одно только появление России среди вас восстановило единство ваших рядов, принесшее вам победу.

Дабы дать себе ясный отчет о современном положении вещей, трудно переусердствовать в постижении той истины, что с началом вмешательства сформировавшегося Востока в дела Запада все изменилось в Европе: до сих пор вас было двое, теперь же нас трое, и длительные противоборства отныне стали невозможными.

Из нынешнего состояния дел могут проистекать только три, единственно возможные теперь, исхода. Германия, верная союзница России, сохранит свое преобладание в центре Европы, или же это преобладание перейдет в руки Франции. И знаете ли вы, милостивый государь, что уготовило бы для вас это превосходство Франции? Оно означало бы если и не мгновенную смерть, то, по меньшей мере, несомненное истощение германских сил. Остается третий исход, вероятно наиболее желанный для некоторых людей: Германия в союзе с Францией против России… Увы, милостивый государь, такая комбинация была уже испробована в 1812 году и, как вам известно, имела мало успеха. Впрочем, я не думаю, что по прошествии минувших тридцати лет Германия была бы расположена принять условия существования нового Рейнского союза, поскольку всякий тесный альянс с Францией не может быть чем-либо иным для нее. А знаете ли вы, милостивый государь, что разумела делать Россия, когда, вмешавшись в борьбу двух начал, двух великих народностей, оспаривавших друг у друга в течение веков европейский Запад, решила ее в пользу Германии и германского начала? Она хотела раз и навсегда утвердить торжество права, исторической законности над революционным способом действия. Почему же она хотела этого? Потому что право, историческая законность — ее собственное основание, ее особое призвание, главное дело ее будущего, именно права она требует для себя и своих сторонников. Только самое слепое невежество, по своей воле отворачивающееся от света, может еще не признавать сей великой истины, ибо в конце концов не от имени ли этого права, этой исторической законности Россия поддержала целую народность, приходящий в упадок мир, который она воззвала к самобытной жизни, которому вернула самостоятельность и устроила его? И во имя этого же права она сумеет воспрепятствовать любителям политических опытов выманить или оторвать целые народности от их центра живого единства, чтобы затем с большей легкостью перекроить и обтесать их, будто неодушевленные предметы, по прихоти бесчисленных фантазий, — словом, не позволить им отделить от тела живые члены под предлогом обеспечения для них большей свободы движения…

Бессмертная слава правящего ныне Россией Государя заключается в том, что он полнее и энергичнее любого из его предшественников проявляет себя искусным и непоколебимым представителем этого права, этой исторической законности. Европе известно, оставалась ли Россия в продолжение тридцати лет верна сделанному им единожды выбору. Можно утверждать с историческими доказательствами, что в политических анналах всего мира трудно было бы найти другой пример столь глубоко нравственного союза, вот уже тридцать лет соединяющего государей Германии с Россией, и именно эта великая нравственная сила позволяла крепить его непрерывное существование, помогала справляться с немалыми трудностями, преодолевать многие препятствия. Ныне же, испытав радостные и горестные дни, этот союз одолел последнее, самое значительное испытание: вдохновлявший его изначально дух без потрясений и искажений перешел от основателей к наследникам.

Итак, милостивый государь, спросите ваши правительства, изменяла ли Россия в эти тридцать лет хоть раз своему попечению о главных политических интересах Германии? Спросите у участников событий, не превосходило ли сие попечение неоднократно и по многим вопросам ваши собственные патриотические устремления? Вот уже несколько лет вас в Германии сильно заботит великий вопрос германского единства. Но вы знаете, что так было не всегда. Уже давно живя среди вас, я мог бы по необходимости припомнить точное время, когда этот вопрос стал волновать умы. Конечно, об единстве говорили мало, по крайней мере в печати, тогда, когда всякий либеральный листок убежденно почитает своим долгом воспользоваться любым удобным случаем для высказывания в адрес Австрии и ее правительства такой же брани, которая теперь в изобилии расточается по отношению к России… Так что забота о единстве, разумеется весьма похвальная и законная, возникла лишь недавно. Правда, Россия никогда не проповедовала единства Германии, но в течение тридцати лет не переставала при всяком случае и на все лады внушать ей объединение, согласие, взаимное доверие, добровольное подчинение частных интересов великому делу всеобщей пользы. Она неустанно повторяла и умножала эти советы и призывы со всей энергичной откровенностью усердия, ясно осознающего свое бескорыстие.

Книга, которая несколько лет назад имела в Германии шумный отклик и происхождение которой ошибочно приписали официальным кругам, кажется, распространила среди вас убеждение, будто бы Россия одно время взяла за правило более тесно сотрудничать со второстепенными германскими государствами в ущерб законному влиянию на них двух главных государств Союза. Однако подобное предположение было абсолютно безосновательным и даже совершенно противоположным самой действительности. Справьтесь у сведущих людей, и они вам скажут, что происходит на самом деле. Они, может быть, скажут вам, что русская дипломатия, постоянно заботясь об обеспечении прежде всего политической независимости Германии, напротив, не раз могла задеть извинительную болезненную чувствительность малых дворов Германии, когда советовала им с излишней настойчивостью испытанно присоединиться к союзу двух крупных государств.

Видимо, будет уместным здесь оценить по достоинству и другое обвинение, тысячу раз повторяемое в адрес России, но оттого не более справедливое. Чего только не высказывали для внушения, будто ее влияние главным образом и препятствовало развитию в Германии конституционного строя? Вообще совершенно безрассудно пытаться превратить Россию в последовательного противника той или иной формы правления. И каким образом, о Боже, стала бы она сама собой, как оказывала бы на мир присущее ей огромное влияние при подобной узости понятий! В частном же случае, о котором идет речь, следует по несомненной справедливости отметить, что Россия всегда настойчиво высказывалась за честное поддержание существующих установлений, за неизменное почитание принятых на себя обязательств. По мнению России, весьма вероятно, было бы неосторожным по отношению к самому жизненному интересу Германии, ее единству, предоставить парламентским правам в конституционных государствах Союза такое же распространение, какое они имеют, например, в Англии или во Франции. Если даже и теперь между государствами Союза не всегда легко установить согласие и полное взаимопонимание, требуемое для совместных действий, то такая задача оказалась бы просто неразрешимой в порабощенной, то есть разделенной полудюжиной суверенных парламентских кафедр, Германии. Это одна из тех истин, которую в настоящее время принимают все здравые умы Германии. Вина же России могла заключаться лишь в том, что она уяснила ее на десять лет раньше.

Теперь от внутренних вопросов перейдем к внешней политике. Стоит ли мне вести разговор об Июльской революции и о вероятных последствиях, которые она должна была иметь, но не имела для вашего отечества? Надо ли говорить вам, что основанием этого взрыва и самой душой движения было прежде всего стремление Франции к громкому реваншу в Европе, и главным образом к превосходству над вами, ее непреодолимое желание снова получить преобладание на Западе, которым она так долго пользовалась и которое, к ее досаде, вот уже тридцать лет находится в ваших руках? Конечно, я вполне отдаю должное королю французов, удивляюсь его искусности и желаю ему и его правлению долгой жизни… Но что случилось бы, милостивый государь, если бы всякий раз, когда французское правительство начиная с 1835 года пыталось обратить свои взоры за пределы Германии, оно не встречало бы постоянно на российском престоле ту же твердость и решимость, ту же сдержанность, то же хладнокровие и в особенности ту же верность при всяком испытании сложившимся союзам и принятым обязательствам? Если бы оно могло уловить хотя бы малейшие сомнения и колебания, не думаете ли вы, что сам Наполеон мира оказался бы в конце концов не в состоянии постоянно сдерживать трепещущую под его рукой Францию и позволил бы ей плыть по воле волн? …А что бы произошло, если бы он мог рассчитывать на попустительство?. .

Я находился в Германии, милостивый государь, когда господин Тьер, уступая, так сказать, инстинктивному влечению, намеревался исполнить казавшееся ему самым простым и естественным, то есть возместить на Германии неудачи своей дипломатии на Востоке. Я был свидетелем того взрыва, того подлинно национального негодования, какое вызвала среди вас столь наивная дерзость, и рад, что видел это. С тех пор я всегда с большим удовольствием слушал пение Rheinlied. Но как могло случиться, милостивый государь, что ваша политическая печать, ведающая все на свете, знающая, например, точную цифру взаимных кулачных ударов на границе Пруссии между русскими таможенниками и прусскими контрабандистами, не ведала, что произошло в то время между дворами Германии и России? Как она могла не знать или не сообщить всем, что при первом же проявлении враждебности со стороны Франции 80 000 русских солдат готовы были идти на помощь вашей подвергшейся угрозе независимости и что еще 200 000 присоединились бы к ним через полтора месяца? И это обстоятельство, милостивый государь, не осталось неизвестным в Париже, и, вероятно, вы согласитесь со мною, что оно, как бы, впрочем, я высоко ни ценил Rheinlied, немало способствовало тому, что старая Марсельеза так скоро отступила перед своей юной соперницей.

Я заговорил о вашей печати. Однако не думайте, милостивый государь, что я неизменно предубежден против немецкой прессы или таю обиду на ее неизъяснимое нерасположение к нам. Совсем нет, уверяю вас; я всегда готов отдать должное ее достоинствам и предпочел бы, хотя отчасти, отнести ее ошибки и заблуждения на счет исключительных условий, в которых она существует. Конечно, в вашей периодической печати нет недостатка ни в талантах, ни в идеях, ни даже в патриотизме; во многих отношениях она — законная дочь вашей благородной и великой литературы, возродившей у вас чувство национального самосознания. Чего не хватает вашей печати (порою до ее компрометации), так это политического такта, непосредственного и верного понимания складывающихся обстоятельств, самой среды, в которой она живет. В ее стремлениях и поступках можно заметить еще нечто легкомысленное, непродуманное, словом нравственно безответственное, проистекающее, вероятно, из затянувшейся опеки над ней.

В самом деле, чем, если не нравственной безответственностью, объяснить ту пламенную, слепую, неистовую враждебность к России, которой она предается в течение многих лет? Почему? С какой целью? Для какой выгоды? Похоже ли, чтобы она когда-нибудь серьезно рассматривала, с точки зрения политических интересов Германии, возможные, вероятные последствия своих действий? Спросила ли себя печать всерьез хотя бы раз, не содействовала ли она разрушению самой основы союза, обеспечивающего относительную мощь Германии в Европе, годами с непостижимым упорством силясь обострить, отравить и безвозвратно расстроить взаимное расположение двух стран? Не стремится ли она всеми имеющимися у нее средствами заменить наиболее благоприятную в истории для вашего отечества политическую комбинацию самой пагубной для него? Не напоминает ли вам, милостивый государь, такая резвая опрометчивость одну детскую шалость (за исключением ее невинной стороны) вашего великого Гёте, столь мило рассказанную в его мемуарах? Помните ли вы тот день, когда маленький Вольфганг, оставшись на время без родителей в отцовском доме, не нашел ничего лучшего, как употребить предоставленный досуг, чтобы бросать в окно попадавшуюся под руку домашнюю утварь, забавляясь и потешаясь шумом разбиваемой о мостовую посуды? Правда, в доме напротив коварный сосед подбадривал и поощрял ребенка продолжать замысловатое времяпрепровождение; а у вас в свое извинение нет даже похожего подстрекательства…

Если бы еще можно было в разливе враждебных криков против России обнаружить разумный и благовидный повод для оправдания такой ненависти! Я знаю, что при необходимости найдутся безумцы, готовые с самым серьезным видом заявить: «Мы обязаны вас ненавидеть; ваши устои, само начало вашей цивилизации противны нам, немцам, людям Запада; у вас не было ни Феодализма, ни Папской Иерархии; вы не пережили войн Священства и Империи, Религиозных войн и даже Инквизиции; вы не участвовали в Крестовых походах, не знали Рыцарства, четыре столетия назад достигли единства, которого мы еще ищем; ваш жизненный принцип не дает достаточно свободы индивиду и не допускает разделения и раздробления». Все это так. Однако, будьте справедливы, помешало ли нам все это помогать вам мужественно и честно, когда необходимо было отстоять и отвоевать вашу политическую независимость и национальное бытие? И самое малое, что вы можете теперь сделать, — это признать наше собственное национальное бытие, не правда ли? Будем говорить серьезно, ибо сам предмет заслуживает подобного разговора. Россия готова уважать вашу историческую законность, историческую законность народов Запада. Тридцать лет назад она вместе с вами самоотверженно сражалась за ее восстановление на прежних основаниях. Россия весьма расположена уважать эту законность не только в главном начале, но даже во всех ее крайних следствиях, уклонениях и слабостях. Но и вы, со своей стороны, научитесь уважать нас в нашем единстве и силе.

Возможно, мне возразят, что именно несовершенства нашего общественного устройства, пороки нашей администрации, жизненные условия наших низших слоев и пр. и пр. раздражают общественное мнение против России. Неужели это так? И мне, только что жаловавшемуся на чрезмерное недоброжелательство, не придется ли теперь протестовать против излишней симпатии? Ибо, в конце концов, мы не одни в мире, и если вы на самом деле обладаете избытком человеческого сочувствия, но не в состоянии употребить его у себя и на пользу своих соотечественников, то не справедливее ли поделить его более равномерно между разными народами земли? Увы, все нуждаются в жалости. Взгляните, например, на Англию, что вы о ней скажете? Посмотрите на ее фабричное население, на Ирландию, и, если бы при полном знании вы сумели сравнить две страны и могли взвесить на точных весах злополучные последствия русского варварства и английской цивилизации, вы, может быть, нашли бы скорее необычным, нежели преувеличенным утверждение одного человека, одинаково чуждого обеим странам, но основательно их изучившего и заявлявшего с полным убеждением, что «в Соединенном Королевстве существует по меньшей мере миллион человек, много бы выигравших, когда бы их сослали в Сибирь»…

И почему же, милостивый государь, вы, немцы, во многом имеющие неоспоримое нравственное превосходство над соседями по ту сторону Рейна, не могли бы позаимствовать у них толику практического здравомыслия, свойственного им живого и верного понимания своих интересов!. . Ведь у них тоже есть печать, газеты, оскорбляющие и хулящие нас наперебой, без устали, без меры и стыда… Возьмите, например, стоглавую гидру парижской прессы, извергающей на нас громы и молнии. Какое исступление! Сколько воплей и шума!.. Обрети же сегодня Париж уверенность, что столь пылко взыскуемое сближение готово осуществиться, а столь часто возобновляемые предложения могут быть приняты, и уже завтра вы услышите умолкание крика ненависти, увидите угасание блестящего фейерверка брани, и из этих потухших кратеров и умиротворенных уст с последним клубом дыма начнут раздаваться звуки, пусть и настроенные на разные лады, но все одинаково благолепные, воспевающие наперебой наше счастливое примирение.

Письмо мое слишком затянулось, пора заканчивать. Позвольте мне в заключение, милостивый государь, в нескольких словах подвести итог своей мысли.

Я обратился к вам, не руководствуясь какой-либо иной задачей, кроме свободного изложения моего личного убеждения. Я не состою ни у кого на службе и не выражаю чьих-либо интересов; моя мысль зависит лишь от себя самой. Но я, конечно, имею все основания полагать, что если бы содержание этого письма стало известно в России, то общественное мнение не преминуло бы согласиться с ним. До сих пор русское общественное мнение почти не замечало всех воплей немецкой печати, и не потому, что мысли и чувства Германии были безразличны для него, разумеется, нет… Но ему претило принимать всерьез весь этот шум, все это словесное буйство, всю эту холостую пальбу по России, казавшуюся ему безвкусным развлечением… Русское общественное мнение решительно отказывается допустить, что степенная, основательная, честная, наделенная глубоким чувством справедливости нация, каковою Германия известна миру во все периоды ее истории, станет разрушать свою природу, дабы обнаружить в себе какую-то другую, созданную по образцу нескольких взбалмошных или путаных умов, нескольких страстных или недобросовестных краснобаев. Оно не может принять и того, что, отрекаясь от прошлого, не понимая настоящего и подвергая опасности будущее, Германия согласится взрастить в себе и питать недостойное ее дурное чувство единственно из удовольствия сделать большую политическую оплошность. Нет, это невозможно.

Я к вам обратился, милостивый государь, как уже говорил, потому что «Всеобщая Газета» является для Германии чем-то большим, нежели обыкновенная газета. Она представляет собою силу, что я весьма охотно признаю, в высшей степени объединяющую национальное чувство и политическое понимание: именно во имя этой двойной власти я и пытался вести разговор с вами.

То умонастроение, которое создано и старательно распространяется в Германии во взгляде на Россию, пока еще не представляет опасности, но уже близко к ней… Я убежден, что это умонастроение ничего не изменит в ныне существующих отношениях между немецкими правительствами и Россией, но оно ведет ко все большему искажению общественного сознания в одном из важнейших для каждого народа вопросов, вопросе о его союзах… Представляя в самых лживых красках наиболее национальную политику, какую Германия когда-либо проводила, оно вносит разлад в умы, подталкивает наиболее пылких и опрометчивых из них на гибельный путь, на который судьба уже не раз склоняла Германию… И если вдруг случится потрясение в Европе и вековое противоборство, разрешенное тридцать лет назад в вашу пользу, вновь разгорится, Россия, конечно, не покинет ваших государей, как и они не оставят ее. Однако тогда, вероятно, придется пожинать плоды посеянного ныне: плоды, взращенные разделением умов, могут быть горькими для Германии; наступят, боюсь, новые отступничества и новые раздоры. И тогда, милостивый государь, вам пришлось бы слишком дорого искупать вашу минутную несправедливость по отношению к нам.

Вот, милостивый государь, что я хотел вам сказать. Вы можете использовать мои слова как сочтете необходимым.

Примите уверения и проч.
Фёдор Тютчев

1844

Тютчев Ф.И. Полн. собр. соч. и письма: В 6 т. – Т. 3: Публицистические произведения. – М., 2003.

Поделиться ссылкой:

Понравилось это:

Нравится Загрузка…

Федор Тютчев – поэт России

Образ России в этом фрагменте по существу разделяет тютчевскую поэтическую картину Святой Руси. А теперь послушайте, как читает Тютчева И. Смоктуновский (Два голоса. Наш век.) Итак, следующим нашим героем будет Федор Иванович Тютчев — гениальный русский поэт — лирик, бывший кроме того и одним из первых наших  геополитиков рошо знал Европу; обе его жены были немками. Тем более значимо то, что он сделал для России. Он дал ее религизно-поэтическую формулу - не более и не менее. Если Пушкин писал о том, что история России требует «иной мысли, иной формулы», чем западная, то Тютчев поэтически ее выразил. Оглавление Основной материал Дополнительный материал Федор Тютчев - поэт России Поиск Найти Закладки Карта успехов карта Геополитика Геополитика - (греч. γη - земля + πολιτική - государственные или общественные дела) - общественная наука о контроле над пространством. Традиционно этот термин применяется главным образом для описания воздействия на политику географических факторов, но его употребление в XX веке приобрело более широкий характер. Геополитика - междисциплинарная наука о закономерностях распределения и перераспределения сфер влияния (центров силы) различных государств и межгосударственных объединений в многомерном коммуникационном пространстве Земли. В своих историософских воззрениях на Россию Ф.И.Тютчев учитывал всю совокупность духовных и материальных - в том числе пространственно-временных (географических и исторических) - характеристик её положения в мире.    и  «культурологов» Культурология – наука о сущности и роли культуры в жизни человека и общества. В своем неоконченном трактате «Россия и Запад» Ф.И. Тютчев дал глубокий анализ европейской цивилизации в её соотношении с русской культурой.   . Проведя большую часть жизни на дипломатической службе в Германии, он хорошо знал Европу; обе его жены были немками. Тем более значимо то, что он сделал для России. Он дал ее религизно-поэтическую формулу — не более и не менее. Если Пушкин писал о том, что история России требует «иной мысли, иной формулы», чем западная, то Тютчев поэтически ее выразил.

Чтобы сразу «взять быка за рога», послушайте хрестоматийно известное стихотворение, в котором всего четыре строки:

Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать —
В Россию можно только верить.

ное существо, для познания которого нужны все силы души, а не только абстрактный рассудок. Цельность духа — вот что нужно для прикосновения к России: только таким способом можно приблизиться к индивидуальности, а Русь есть именно неповторимое в Боге. Сколько было предложено «русоведческих» концепций, сколько сделано попыток ее исправить, европеизировать, модернизировать — все понапрасну. Ядро (божественный «код») русской души всякий раз ускользал от реформаторов, как  град Китеж Град Китеж – одно из таинственных «мест силы» Святой Руси    от татар — и лучшим свидетельством тому оказывается сама поэзия Тютчева, в которой православная Русь противостоит Западу уже на почве Петербурга, а не Киева или Москвы.

Но какова же основа тютчевской веры в Россию? Следует ясно сказать, что Федор Тютчев не был вульгарным империалистом, хотя державная мощь Родины была ему дорога не меньше, чем кому-либо другому. Основа тютчевской веры — русское Крестоношение:

Эти бедные селенья,
Эта скудная природа —
Край родной долготерпенья,
Край ты русского народа.

Не поймет и не заметит
Гордый взор иноплеменный,
Что сквозит и тайно светит
В наготе твоей смиренной. 

Удрученный ношей крестной,
Всю тебя, земля родная,
В рабском виде Царь Небесный
Исходил, благословляя.

Вот это и есть религиозно-поэтическая формула русской истории и культуры. Даже если бы Тютчев ничего больше не создал, эти гениальные три строфы были бы способны объяснить будущему: «да ведают потомки православных земли родной минувшую судьбу». Прежде всего, русская история — это  кенозис Кенозис Кенозис (по греч. означает «опустошение», «истощение») – понятие, обозначающее добровольную жертву во имя божественного идеала.   : преклонение, умаление верующей народной души перед божественной красотой и силой. Подобно Господу Иисусу Христу, Святая Русь как бы молчаливо обращается к Богу: не моя, а Твоя да будет твоя. Потому она и имеет внешне «образ раба» (скудная природа, нагота смирения). В глубине своего избрания Русь чувствует, что любая человеческая способность может быть обращена против Создателя князем тьмы, кроме кротости и терпения. Более того, своей исторической жизнью Россия доказывает, что страдания она боится меньше, чем зла, что зло состоит для нее в бесовской воле, ставящей человеческую свободу вне и вопреки Бога. Потому Святая Русь и недоступна для чужого (гордого, нехристианского) взгляда. По сути, Федор Тютчев изобразил в своем коротком стихотворении некую «литургию верных», постоянно совершающуюся на русской земле, но незаметную холодному наблюдателю. Если допустимо говорить о подвижничестве народной — соборной — души, то Тютчев показал как раз такую Русь — юродивую и блаженную, нищую и молчаливую («мысль изреченная есть ложь»). А куда еще держать путь Небесному Царю, как не в ту землю — не в блудливый же Вавилон или надменный Рим? Впрочем, каждому воздастся по делам его (Мтф. 16 : 27).

Однако Тютчев был не только поэт — он был еще философ и геополитик. Свои художественные прозрения он умел облекать в мысль. Широким кругам наших читателей почти неизвестно, что Тютчев работал над историческим трактатом «Россия и Запад», сделал попытку обобщить отношения России и Европы, обострившиеся в его эпоху. Напомню, что в середине 1850-х годов между Европой и Россией вспыхнула очередная — на этот раз Крымская — война, и Тютчев, наблюдая открытую вражду между недавними еще членами Священного Союза, пришел к выводу, что есть две силы в современном мире — Россия и революция, и одной из них не жить. Под революцией он, в сущности, понимал процесс апостасии — отказа от Христа, начавшийся на Западе со времен  Ренессанса Ренессанс – эпоха Возрождения (ХV – ХVI века) в истории Западной Европы, характеризующаяся фактическим отходом европейской культуры от церкви и развитием в ней гуманистического миропонимания. В сущности, речь идет о целостном духовном перевороте Европы, кризисные черты которого отражены, например, в творчестве М. Сервантеса и В. Шекспира.   . После Реформации, Просвещения и французской революции 1789 года этот процесс достиг зенита: верой Европы стало человекобожие, а не христианство. Европеец пришел к убеждению, что человек существует сам для себя по уму, воле и власти, а все остальное либо иллюзия, либо обман. Европейская буржуазная демократия — это власть «одинокой толпы», состоящей из отдельных человеческих атомов («я»), независимых и даже враждебных один другому («человек человеку волк», по выражению  Гоббса Т. Гоббс – английский философ XVII века, исходивший в своей теории государства из положения о том, что естественное состояние людей – это «война всех против всех»   .

Происходит разрыв с церковным и народным преданиями, обмирщение жизни и культуры и прежде всего государства (нигилизм). В европейской цивилизации поселяется «дух отрицанья, дух сомненья» — побеждает ненависть к святым корням бытия, складывается своего рода «демоническая общественность», ставящая своей задачей разрушение связи цивилизации с Богом. Чтобы предложить христианству нейтралитет, нужно быть антихристианином, — писал Тютчев, имея в виду лицемерие западных интеллектуалов, маскирующих свое безбожие разговорами о свободе совести и самоценности наук и искусств. В этом и состоит революция — в мефистофельской подстановке твари на место Творца, производимой под знаменами просвещения и демократии, плюрализма и гуманизма…

Не приходится удивляться, что завершающим моментом указанного процесса становится, по Тютчеву, поход против России — этого «византийско-татарского медведя», стоящего на пути европейских реформ. Революция стремится к уничтожению России именно как православной державы, как царства помазанника Божия. Для революционного западного сознания невыносима мысль о том, что в современном мире еще сохраняется огромная страна, живущая по христову завету. «Русский народ — христианин не только в силу православия своих убеждений, — подчеркивал Тютчев, — но еще благодаря чему-то более задушевному, чем убеждения. Он христианин в силу той способности к самоотвержению и самопожертвованию, которая составляет как бы основу его нравственной природы… Революция — прежде всего враг христианства!».

Как дипломат и политик, Федор Тютчев предсказал Первую Мировую войну и натиск революции в самой России. В конце жизни он целые дни просиживал в суде по делу Нечаева — делу одного из первых революционных «бесов» в Петербурге Религиозно-философской и геополитической мечтой («альтернативой») Тютчева было построение великой греко-российско-славянской Восточной империи со столицей в Царьграде (Константинополе), т. е. возвращение Третьего Рима к своему первоистоку. Как известно, его желание почти осуществилось благодаря освободительному походу русской армии против турок — войска генерала Гурко, перейдя Балканы, стояли в 1878 г. в виду Константинополя. Однако — «Англия не позволила»…

Это случилось уже после смерти поэта-провидца, предугадавшего, как кажется, и наше время:

Теперь тебе не до стихов,
О слово русское, родное!
Созрела жатва, жнец готов,
Настало время неземное. ..

Ложь воплотилася в булат;
Каким-то Божьим попущеньем
Не целый мир, но целый ад
Тебе грозит ниспроверженьем…

Все богохульные умы,
Все богомерзкие народы
Со дня воздвиглись царства тьмы
Во имя света и свободы!

Тебе они готовят плен,
Тебе пророчат посрамленье, —
Ты — лучших, будущих времен
Глагол, и жизнь, и просвещенье!

Вопросы для самопроверки

1. Как соотносятся в наследии Ф.И.Тютчева поэзия и философия?
2. Каковы основные черты духовного образа России в творчестве Тютчева?
3. В чем видел Тютчев основные угрозы России со стороны атеистической Европы?

Федор Тютчев | Русский писатель

Федор Тютчев , полностью Федор Иванович Тютчев, Тютчев также пишется Тютчев , (родился 5 декабря [23 ноября по старому стилю] 1803 года, Овстуг, Россия — умер 27 июля [15 июля] 1873 года, Санкт-Петербург). Санкт-Петербург), русского писателя, который был замечателен как в высшей степени оригинальный философ-поэт, так и как воинствующий славянофил, и вся литературная деятельность которого представляет собой борьбу за соединение политической страсти с поэтическим воображением.

Сын богатого помещика, получивший образование дома и в Московском университете, Тютчев служил своей стране дипломатом в Мюнхене и Турине. В Германии он подружился с поэтом Генрихом Гейне и часто встречался с философом-идеалистом Фридрихом фон Шеллингом. Однако его длительная эмигрантская жизнь только сделала Тютчева более русским в душе. Хотя голая и нищая русская деревня угнетала его, в своих стихах он выразил гордое, интимное и трагическое видение родины.Он также писал политические статьи и политические стихи, которые отражают его реакционные националистические и панславистские взгляды, а также его глубокую любовь к России. Однажды он написал: «Я люблю поэзию и свою страну больше всего на свете».

Британская викторина

Литературные фавориты: факт или вымысел?

Любите литературу? В этой викторине выясняется правда о любимых авторах и рассказах, старых и новых.

Любовные стихи Тютчева, большинство из которых навеяны его связью с гувернанткой дочери, являются одними из самых страстных и острых на русском языке. Он считается одним из трех величайших русских поэтов XIX века, составляющих троицу с Александром Пушкиным и Михаилом Лермонтовым.

Эта статья была последней редакцией и обновлением Андре Манро.

Результаты поиска по запросу «Федор Тютчев»

Был у нас поэт по имени Тютчев

Федор Тютчев (сегодня ему 115 лет) был наделен гением и удачей: великий русский поэт, он не погиб ни на дуэли, ни на Кавказе (под пулями горцев, как тогда говорили).Он не сгнил и в Сибири, а дожил до 70 лет и умер в собственной постели. Поскольку это произошло в 1873 году, люди редко думают о нем как о человеке пушкинской эпохи, хотя эти двое — близкие современники: Тютчев родился в 1803 году, всего через четыре года после Пушкина. Сегодня при упоминании Золотого века русской поэзии вспоминаются имена Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Фета, Баратынского. Лишь первые два в определенной степени преодолели языковой барьер. Тютчев, несомненно, был бы удивлен, узнав, что его тексты многими считаются лучшими из когда-либо написанных на русском языке, что некоторые из его строк стали пресловутыми (фактически, цитируемыми до смерти), и что сотни статей и О его небольшом сборнике стихов о природе, любви и политических стихах написано множество книг.

Из всех афористических заявлений Тютчева особенно хорошо известно утверждение о непостижимости России. Бегает так (все переводы мои):

Не уцепишься своим умом
Или обложка с общим лейблом,
Для России единственная в своем роде —
Поверь в нее, если сможешь…

Нет ничего лучше гипноза этой «эпиграммы» на ее исконном русском языке. Он использует словарь, традиционно применяемый к воскресению Христа.Он выражает квинтэссенцию иррациональной любви людей к своей негостеприимной и непредсказуемой земле, поднимает их патриотизм до уровня религиозного чувства и превращает Россию с ее мессианской ролью в объект слепой веры, равный только Богу. Еще одна знакомая цитата — из стихотворения «Silentium!» Эта лирика начинается словами: «Не говори, лги глубоко, не раскрывай / Вещи, которые ты хочешь или что чувствуешь», и содержит строку: «Выраженная мысль становится ложью». Это повторялось много раз.Аналогично стихотворению:

Мы не можем увидеть скрытый след.
В каждом сказанном нами слове,
И нам дарован знак дружбы,
Поскольку нам дарована Небесная благодать.

Было бы неправильно сказать, что при жизни Тютчев не был известен, и любой был бы счастлив иметь поклонников, которые у него были. Толстой сказал, что, по его мнению, величайшими русскими поэтами были Тютчев, Лермонтов и Пушкин, именно в таком порядке! Фет обращался к нему: «Мой очаровательный поэт». Некрасову довелось перечитать текст, опубликованный ранее в журнале «Современник» и подписанный только инициалами Ф.Т. и, ничего не зная о личности автора, недоумевал, почему российская публика пренебрегает своими «менее значительными поэтами». К тому же Гончаров, автор Обломов , только похвалил Тютчева. Но это были знатоки, сами гениальные люди. Однако средний читатель любил длинные романтические повествовательные стихи (а Тютчев писал только короткие стихи) и позже потерял всякий интерес к поэзии, за исключением тех случаев, когда она касалась социальных проблем. Некоторые стихи Тютчева на натурные мотивы пользовались популярностью; однако вторая из двух выпущенных им книг (1868 г.) осталась непроданной.«У нас когда-то был поэт Тютчев…», — писал Достоевский. Тургенев, еще один поклонник, правильно предсказал относительную безвестность Тютчева, хотя он и представить себе не мог, что с подъемом русской символической поэзии в конце 19, ^-го, -го века Тютчев будет рассматриваться как предшественник этой тенденции и станет источником вдохновения. для авторов, которые иногда не разделяли ничего, кроме своей любви к нему.

Через некоторое время после революции Тютчев впал в немилость из-за своих славянофильских симпатий (он выступал за создание панславянской империи от Москвы до Константинополя, естественно, с Россией в качестве опоры) и своего исповедания христианской веры. Кроме того, он был убежденным монархистом (а значит, «реакционером») и провел много лет за границей. Детям были представлены три его стихотворения о весне и зиме (ни одна из которых им не понравилась), но школьные программы прошли мимо него. К счастью, второму возрождению Тютчева не пришлось ждать краха Советов, и, начиная с шестидесятых годов, литературные журналы были наводнены произведениями о нем, а издания его стихов и писем стали широко доступны.

Я процитирую последние строфы лирики Тютчева «Весенняя гроза», потому что это одно из стихотворений, которое каждый россиянин заучивает наизусть в раннем возрасте:

Весенний поток влюбленных,
Птицы в лесу зовут и поют…
Рев ливня, шум леса —
Все встречают громы весны…

Вы скажете: «Юная Геба во дворце,
Когда кормила божественную птицу Зевса,
Расстроила кипящую громом чашу
И, смеясь, пролила на землю свое вино.”

Песня Рахманинова на слова «Весенние фреши», еще одного неизменного фаворита, сделала эту двенадцатистрочную лирику еще более известной в России.

Тютчев родился 23 ноября (по старому стилю) 1803 года в Овстуге, селе в средней полосе России. В отличие от некоторых других русских авторов аристократического происхождения, он не прославлял свое «дворянское гнездо». «Моя родина, которая никогда не привлекала и не связывала меня, — писал он в 1849 году, — призрак незнакомца, о котором я не могу оплакивать / Брат, умерший вскоре после своего рождения …» Как и большинство потомков знати, он получил домашнее образование .В пятнадцать лет он поступил в Московский университет и закончил его за три года. В 1822 году он был направлен в русское посольство в Баварии и уехал в Мюнхен. До 1844 года он жил в основном за границей. Обе его жены были немецкими аристократами. Однако дома он говорил по-французски и, кажется, говорил по-французски больше, чем по-русски. В возрасте двадцати трех лет он женился на молодой вдове Элеоноре Петерсон и имел от нее трех дочерей. Тютчев был прекрасным знатоком мировых дел, и его статьи на политические темы выдают острый ум, но его пренебрежение своими обязанностями разрушило его карьеру. В 1833 году он познакомился с баронессой Эрнестин Дёрнберг и влюбился в нее. Этот роман разрушил семью Тютчевых, и по просьбе коллеги Тютчев был переведен в Турин. Смена места не избавила его от увлечения. Он был человеком бурных страстей и слабой воли, и, судя по его будущим романам, можно предсказать, какая судьба уготовила ему судьбу, но в 1838 году после нервного срыва Элеонора умерла. Отношения с Эрнестиной наложили отпечаток на несколько лучших эротических текстов Тютчева.Влюбленные глубоко осознавали греховность своего союза. В стихотворении «Итальянская вилла» мы читаем об уединенном доме, дремлющем в вековом покое. «Но мы пришли…», и вдруг «кипарис затрепетал» и «фонтан остановился …»

Что это было, друг? Был ли злобный наблюдатель
(Увы! Теперь я знаю, что мы злые) —
Неужели та бунтарская жизнь, этот опаляющий пыл
Пытался переступить священную черту порога?

Менее чем через год после смерти Элеоноры Тютчев женился на Эрнестине.

Первая видимая публикация лирики Тютчева состоялась в 1837 году, и именно эту лирику Некрасов перечитал много лет спустя. В 1844 году Тютчев вернулся в Россию и был назначен старшим цензором Министерства иностранных дел. Позже он стал президентом Комитета внешней цензуры. Для поэта это не кажется достойным постом; в любом случае Тютчев был просвещенным цензором. Его постоянный дом теперь находился в Санкт-Петербурге. От второй жены у него также было трое детей.В 1850 году Тютчев познакомился с Еленой Денисьевой, которой тогда было двадцать четыре года. Новый роман прошел уже знакомым трагическим курсом (полное отвержение, быстрое выгорание и пожизненное раскаяние), за исключением того, что теперь его жена осталась жива. Денисьева дорого заплатила за свои отношения с Тютчевым: после четырнадцати лет постоянного напряжения она умерла от туберкулеза; из их троих детей только один сын достиг совершеннолетия.

Немногие события в жизни русских писателей привлекали больше внимания, чем «последняя любовь Тютчева».Он прославил это в своих текстах и ​​рассказал историю — смертельный поединок двух волей. «Прощальный свет мой, сияй мне, сияй — / Мой слепящий закат, моя любовь запоздала. […] О ты, любовь моя, мое последнее! / Ты одновременно и экстаз, и печальная сдача ». И вряд ли какой-либо другой русский поэт написал более трогательные, душераздирающие строки, чем те, в которых Тютчев отмечал первую годовщину смерти Денисьевой:

Вот я бреду по дороге нескончаемой
В сумерках умирающего дня,
Я очень устал, ноги гнутся…
О мой милый, ты видишь мою дорогу?

Свет на земле медленно побеждает,
Тени ночи окутали сияние дня…
Вот мир, в котором мы жили и томились;
О мой ангел, ты видишь мою дорогу?

Придет рассвет — я обращу взор на Небеса,
Придет заря, как в тот роковой день…
Ангел мой, из твоего вечного убежища,
О мой ангел, ты видишь мой путь?

1 января 1873 года у Тютчева случился инсульт.В июне последовали еще два инсульта. 15 июля 1873 года он умер. Его любимым глаголом был obveiat ‘ «окутывать», и, читая его тексты, каждый действительно окутан их неотразимым очарованием:

В прозрачности осенних вечеров,
Таинственная и трогательная томность:
Заунывный шелест красных листьев,
Яркая, разноцветная злость деревьев…

или

В начале осени сладко задумчивая,
Есть короткий, но чудесный промежуток,
Когда дни кажутся словно из хрусталя,
С вечерами ярко тусклыми…

или

Слышны настороженные движения
Мотылек сквозь эфирную стену…
Печальные, невыразимые эмоции!
Все — во мне, а я — всего…

Толстой признался, что задыхался, со слезами на глазах читал «все — во мне, а я — во всем. Этими незабываемыми словами Тютчев апострофизирует Россию:

Страна безнадежного запустения,
Природа неподвижная и засушливая —
Страна неизменного русского терпения,
Где похоронены наши предки!

Со дня рождения Тютчева прошло два столетия. С каждым днем ​​его звезда сияет все ярче и ярче. Даже в несовершенных переводах (а их много) иногда можно различить красоту его текстов. Русский стоит выучить хотя бы ради удовольствия читать его в оригинале.

Чтобы понять Владимира Путина в России, нужно знать, что им движет — комментарий

А теперь к теории унижения.

Беттина Мюнстер и Дэвид Лотто в своей работе об унижении описывают его как «связанное с ответным поведением, даже за дополнительную плату для возмездия. Когда унижают, отдельные лица и группы, кажется, испытывают особый аппетит к мести. никогда не будет прежним, если не будет устранена несправедливость.«

Здесь описаны мотивы и действия Путина через 17 лет после того, как он взял бразды правления Россией. Ни США, ни Россия не оказали ему того уважения, которого, как он считал, заслуживает его великая страна. Путин вернул России силу и уверенность — десятилетие упадка и критики взяли свое, и только он один собирался сделать Россию страной, вызывающей трепет, а не презрение и насмешки. Нельзя доверять ухаживаниям Путина Трампу; Путин не уважает Трампа, а Западу следует опасаться уживаться с кем-то, желающим отомстить.

Здесь требуется немного истории, чтобы завершить картину того, почему любое сближение с Россией должно вызывать подозрения и крайнюю осторожность. У Путина есть длинный список ошибок, которые он хочет исправить, и он видит возможность сделать это с Трампом у руля. Не дайте себя обмануть — Путин питает длительные и негативные эмоции по отношению к Западу. Лучше всего рассматривать действия Путина через призму расплаты и возмездия. (Путин — националист, и его мировоззрение антизападное.)

После распада Советского Союза Россия вступила в период развала и развала. Последние годы союза были о грабеже изнутри, или, как описал это Стивен Сольник, «краже государства». Густо дешевая распродажа государственных предприятий привела к возвышению российского олигарха, который проиллюстрировал одну часть очень нефункциональной экономики России 1990-х годов. Его экономика была подорвана, и после 1991 года почти не оставалось никаких надежд.Ельцин не был лидером по возрождению больной России. Русские считали его пьяницей и идиотом. Статус России как сверхдержавы испарился, и страна оказалась на коленях.

Чтобы лучше понять произошедший драматический сдвиг, рассмотрите следующее: были регионы России, угрожавшие отколом от федерации, и добыча нефти упала с 12 миллионов баррелей в день в 1980-х годах до чуть более шести миллионов баррелей в день в 1998 году. .Средняя цена за баррель во время правления Ельцина составляла 16 долларов, и, что еще больше усугубило ситуацию, дефолт по внутреннему долгу и обвал рубля в августе 1998 года уничтожили все сбережения людей в банках и под матрасами.

И тут появился Путин. Он поставил перед собой задачу решить проблемы прошлого, заставить олигархов работать на него, а не наоборот, и восстановить порядок и престиж до кровавого и потрепанного имиджа.Именно Путин положил начало перелому, почти мгновенному ребрендингу России, превратив ее из страны неудачников в страну силы.

Время Путина было превосходным. К 2000 году Путин прочно и комфортно обосновался в Белом доме, и началась новая эра для России. Вскоре после прихода к власти Путина цены на нефть начали расти, а вместе с ними и добыча нефти в России. Через несколько лет после первого президентского срока Путина страна снова вернулась к добыче почти 10 миллионов баррелей в день, и нарратив упадка превратился в чудесное преобразование.Русские снова возгордились и были счастливы демонстрировать новые, а иногда и показные проявления богатства и славы.

Перенесемся в 2001 год, и президент России Владимир Путин был первым мировым лидером, позвонившим Джорджу. У. Буш 11 сентября. Послание Путина Соединенным Штатам: «Мы больше, чем кто-либо, понимаем чувства американского народа. От имени России я хочу сказать американскому народу — мы с вами. » И мы помним, что сам Буш думал, что заглянул в душу Путина и нашел человека, которому можно доверять.Что важно помнить о 2001 году, так это то, что сигналы, которые подавал Путин, предполагали желание сблизиться с Западом — сотрудничать с США в борьбе с терроризмом, более напрямую взаимодействовать с НАТО и рассматриваться как партнер. К 2004 году повествование снова изменилось, и обложка журнала Economist за 2004 год резко резюмировала его: «Претендент: Путин против демократии, Запада и всех желающих».

С тех пор все идет под гору.Интерпретация Путина: США дали отпор России. Россия считала, что США / Запад сеют семена инакомыслия через финансирование и создание неправительственных организаций (НПО) и вмешательство в выборы своих соседей. Путин не считал протесты в Грузии, Украине и Киргизии естественными и органическими, а скорее были вызваны и кооптированы западными НПО и ЦРУ. Россия рассматривала эти революции как организованные Западом и как вызов своей сфере влияния.США наступали на ближнее зарубежье России. Один чиновник Госдепартамента в 2006 году предложил подумать о том, как США отреагируют, если Россия начнет финансировать и заселять Мексику неправительственными организациями.

В 2008 году Россия вошла в Грузию, а в 2014 году аннексировала Крым и вторглась в Украину. Они не заплатили большой цены и верили тогда, как и сейчас, что их сила делает их правыми. Россия успешно противостоит попыткам ослабить государство.Санкции действуют уже более двух лет, и России удается выжить — и, как утверждает Путин, — процветать. Добыча нефти достигла более 11 миллионов баррелей в сутки в 2016 году и в первой половине 2017 года, что почти превысило рекордный уровень в 11,7, установленный в 1987 году.

Путин не предлагает показывать свою руку, и он продолжает искать любое стратегическое преимущество там, где он может его найти. Его авторитарный национализм отличается от национализма Трампа «Америка прежде всего». У Путина есть свобода действий в том, что он делает и как далеко он может зайти, в то время как ограничения Трампа заключаются в демократических институтах, которые защищают Соединенные Штаты от деспотизма и авторитарного авторитета.

Обдумывая стратегию администрации Трампа в отношении России, я бы порекомендовал им прочитать стихи Тютчева и понять, что у Путина есть топор, который нужно заткнуть. Месть — это то, что он делает хорошо.

Комментарий Кэролайн Киссейн, академического директора магистерской программы по глобальным вопросам в Центре глобальных отношений Школы профессиональных исследований Нью-Йоркского университета.Она также является клиническим адъюнкт-профессором, преподает курсы для выпускников, изучающие геополитику энергетики, сравнительную энергетическую политику, энергетику, окружающую среду и безопасность ресурсов.

Чтобы узнать больше от авторов CNBC, подпишитесь на @CNBCopinion в Twitter.

Язык и метафоры русской революции — современные языки

Понедельник, 25 января 2021 г.

В своей новой книге « Язык и метафоры русской революции: сеют ветер, пожинают бурю » Лонни Харрисон, доцент кафедры русского языка, пишет интерпретирующую историю русской революции и литературных традиций, которые способствовали ее развитию. как и те писатели, которые на это отреагировали и сопротивлялись.Харрисон говорил с Кристофером Конвеем, профессором испанского языка, о советском подавлении литературы и искусства; разработка закодированного языка для продвижения революции и борьбы с ней; и гибкость смысла метафор повторяющихся штормов, наводнений и урожая.

Кристофер Конвей: Поздравляем с публикацией книги «Язык и метафоры русской революции: сеем ветер, пожинай бурю» , недавно опубликованной издательством Lexington Books. Ваша книга ясно показывает, что русские литературные традиции играют центральную роль в понимании большевистской революции и ее результатов, включая сталинизм. Каким образом изучение метафор революции напрямую связано с интеллектуальной и культурной историей русского коммунизма?

Лонни Харрисон: Метафоры революции показательны, потому что они рассказывают нам, как люди представляли русскую революцию, и позволяют нам сравнивать эти концепции во время ее наращивания, почти за столетие инакомыслия и социальных потрясений до того, как царь окончательно сохранил свою власть. Февраль 1917 г. и во время колоссальных преобразований в культуре и обществе после захвата власти большевиками в октябре того же года.Нам, читателям в демократическом обществе, может быть трудно представить себе степень цензуры в искусстве и репрессий, от которых писатели и художники страдали как до, так и после революции. Писатели девятнадцатого века, сопротивлявшиеся царской тирании, должны были быть осторожными в том, как они описывают вещи, и часто использовали то, что стало известно как эзопов язык, или тщательно закодированные формулы, которые на первый взгляд казались безобидными, но могли быть прочитаны как намеки на запрещенные темы, например революционное изменение. Образы штормов и наводнений, а также жатвы и посева были одними из способов сигнализировать о неизбежной волне революции. После 1917 года режим использовал эти метафоры, чтобы говорить о триумфе революции; но некоторые писатели, с другой стороны, использовали их в качестве контрнарративов, чтобы противостоять репрессивной культуре советского авторитаризма.

Меня поразила драматическая преемственность между русской литературой девятнадцатого и двадцатого веков по сравнению с постоянством природных метафор, связанных со штормами, такими как наводнения.Вы проясняете, что критическая традиция штормовых символов начинает укореняться за столетие до русской революции, благодаря таким писателям, как Александр Пушкин, Александр Герцен и Максим Горький, чьи произведения исследуют противоречия и несправедливость царской России. Как писатели, подобные этим, использовали исследуемые вами метафоры и что делало их работы уникальными?

Каждый из упомянутых вами писателей сопротивлялся царской тирании, но подходил к ней совершенно по-разному в том, как они использовали образы штормов и наводнений. Советы использовали наводнения и другие символы природы по-прежнему. Часть аргументации моей книги связана с гибкостью этих метафор и символов. В разных руках они могут означать разные вещи, в зависимости от политических взглядов писателя и эпохи, когда они пишут. Для Пушкина потоп — неоднозначная аллегория репрессий и мести. «Маленький герой» его эпической поэмы «Медный всадник » теряет невесту во время исторического наводнения в Санкт-Петербурге 1824 года и грозит кулаком знаменитой конной статуе Петра Великого, построившего город на болоте.. . но затем статуя падает с пьедестала и преследует несчастного героя до его смерти. Царская тирания по-прежнему царила днем, но неповиновение героя сигнализирует о приближении «нового дня», когда народ восстанет против него — что они и сделали почти столетие спустя. Александр Герцен использовал штормы как расширенную метафору в сборнике эссе под названием From the Other Shore , который он написал, живя в изгнании в Европе после того, как стал свидетелем потрясений 1848 года. Читатель находится на старом берегу, на темной и кровавой земле. своей родины, но писатель находится на борту корабля, направляясь в шторм, продвигаясь через него к прогрессивному обществу будущего.Сам корабль представляет собой интересный мотив, своего рода ковчег, который часто сопровождает символы шторма и наводнения. Для консерватора Федора Тютчева ковчег — это государственный корабль, благополучно несущий Россию над революционным потоком, произошедшим по Европе в 1848 году. Сравните это с пародийным эпосом Владимира Маяковского Mystery Bouffe 1918 года, в котором Псевдо-Ноев Ковчег доставляет пролетариат в рай для рабочего класса после того, как они выбросят буржуазию за борт. Горький использовал образ буревестника, морской птицы, предвещающей бурю.Образ стал символом дооктябрьской революционной борьбы, а «Буревестник» стал своеобразным псевдонимом для самого Горького. Горький — двойственная фигура в русской революции и ее последствиях. Он работал в тесном сотрудничестве с Лениным и Сталиным и был одним из главных архитекторов социалистического реализма. Но он также критиковал обоих мужчин и их репрессивную политику. Он неоднократно вмешивался, чтобы спасти других писателей от невзгод и преследований. Когда дело дошло до штурма образов, официальная версия рассматривала русский народ как стихийную силу, которую необходимо сдерживать, то есть воспитанную в идеологически правильном понимании марксизма-ленинизма и неизбежного марша истории к торжеству рабочих ». рай при коммунизме.Тем не менее, даже признавая анархию народа как справедливую стихийную силу, Горький рассматривал социалистическую революцию как культурную трансформацию с четкой целью построения гуманистической цивилизации, основанной на идеалах демократии и развитии нравственных, духовных и интеллектуальных способностей людей. факультеты. Критикуя политику большевиков по государственному господству над новой революционной культурой, он много лет жил в изгнании, но вернулся во время самых жестоких репрессий при Сталине в середине 1930-х годов.Его роль подвергалась жесткой критике, но, с другой стороны, он мог подумать, что сможет смягчить крайности сталинизма — попытка, которая могла стоить ему жизни, учитывая, что обстоятельства его смерти и смерти его сына сложились. мутный.

Одна из моих любимых глав в книге — Глава 5: Превращение языка и культуры в оружие большевиками, в которой вы объясняете, как большевики стремились изменить политический дискурс, повседневную жизнь и личную субъективность посредством всеобъемлющей радикализации языка и образов. , и символы.В какой-то момент вы проводите параллель между местом русской православной иконографии в русской жизни и этим новым, сакрализованным видением революции. Каким образом новая революционная пропаганда отразила роль религиозных икон в жизни людей?

Большевики во многом адаптировали иконографию Русской Православной Церкви. Революционное искусство открыто заимствовало формы религиозного искусства. На одном пропагандистском плакате 1918 года изображен Троцкий, убивающий дракона контрреволюции в точно такой же позе, как и св.Джордж убивает дракона. Еще один образ, который приходит на ум, — это момент из пропагандистского фильма той эпохи, когда портрет Ленина висит над входом в церковь, где обычно находится икона православного святого. Таким образом, в обществе, где религиозные образы глубоко укоренились в культуре, а уровень грамотности был низким, иконография очень умно использовалась для передачи посланий нового режима. Более того, религиозный символизм также вполне подходит, потому что революционное движение на протяжении девятнадцатого века и сама советская власть носили религиозный, культовый характер.

Ваше обсуждение культурной и политической коннотации снега неоднократно встречается в вашей книге, но подчеркивается в вашем обсуждении работ Михаила Булгакова Белая гвардия и Мемуары мертвеца . Вы предполагаете, что снежные образы в известных произведениях русской литературы аллегорически представляют внешние социально-политические силы, такие как революция, или как нечто более интимное и субъективное. Какое место занимает Булгаков по отношению к революционным и менее революционным представлениям о снеге?

Мне понравилось работать над снежными образами Булгакова, потому что он так хорошо использует их по-разному. Он один из тех, кто вернул нарратив революции, сделав ее образ шторма личным, а не символом неизбежного течения истории. Один из ключевых моментов, который я хотел сделать в книге, — это то, что некоторые писатели смогли восстановить повествование о революции, перепрофилировав ее символы и истории. Для меня Булгаков вернул красоту метели, если можно так выразиться. В Белая гвардия , когда бушует Гражданская война, снег в Киеве имеет волшебное, мифическое качество.Это символ сказочной красоты, мира и домашнего уюта. Тем не менее, это также означает угрожающую реальность войны и грядущих бедствий. Булгаков дал снегу одно из самых интересных представлений в понятии черный снег , которое является альтернативным названием для Белая гвардия , которое Булгаков использует в полуавтобиографических воспоминаниях мертвеца . В последнем он описывает написание своего романа и свои попытки опубликовать его в репрессивной политической среде после революции.Изменение названия с белого на черный означает отчаяние — не только для умирающего мира, изображенного в White Guard , но и отчаяние автора из-за того, что ему помешали дать жизнь своим героям и героиням в искусстве.

Одно из противоречий в советской литературе, которое вы исследуете, — это толкание цензуры, внутренней и внешней, и неудержимая сила воображения и творчества писателя, который хочет быть свободным и открыто выражать себя.В главе 7: «Плоды революции: три советских романа» вы исследуете Тихий Дон Михаила Шолохова, главную работу, которая иллюстрирует это противоречие. Хотя роман содержит необходимые марксистские напоминания о неизбежности революции, его пессимистическое видение насилия и человеческих взаимоотношений делает его особенным по сравнению с более пропагандистскими советскими романами. Не могли бы вы рассказать нам больше о Шолохове и его отношении к советской политике и культуре? Был ли он таким же независимым, как такие фигуры, как Булгаков или Пастернак, романы которых противоречили власти?

Шолохов считался пролетарским писателем, а не попутчиком или буржуазным интеллектуалом, как другие.Большинство его работ соответствует партийной линии. Quiet Don — исключение, потому что он раздвигает границы того, что считалось приемлемым. Вы правы, это было исключением из типичных для соцреалистов блюд. Несомненно, она считается вершиной советской литературы, и не без оснований. Эпический рассказ о революции и гражданской войне « Тихий Дон » наиболее необычен, потому что в обществе, которое требовало идеологического соответствия, герой политически непривязан, а исторические события рассматриваются в романе с необычайной степенью беспристрастности.В книге я рассказываю о разногласиях вокруг ее публикации, когда на Шолохова оказывали давление, чтобы он более четко сформулировал идеологическую ориентацию своего романа. Но Шолохов отступил и каким-то образом смог добиться одобрения Сталина, возможно потому, что последний надеялся, что писатель с таким мощным талантом может быть полезен. Сталин осознавал далеко идущее влияние великой литературы и, вероятно, надеялся, что Шолохов однажды прославит свое наследие произведением «Война и мир» своего времени.

В своем обстоятельном обсуждении романа Пастернака «Доктор Живаго » вы показываете, как роман переориентирует естественные образы и образы штормов от политического к личному.Вы утверждаете, например, что море и вода связаны с влиянием Лары на Юрия, и что она чаще всего ассоциируется с формой элементальности, которая не кодируется как явно политическая или историческая. Вы описываете похожий феномен с тем, как Пастернак представляет леса, которые процветают как идеал. Является ли это стремление к универсалистским ценностям, основанным на природе и личном чувстве, что в конечном итоге отличает этот роман от других художественных произведений, созданных в России в 1940-х и 1950-х годах, и что обрекает его на цензуру?

Как я пишу в книге, Доктор Живаго не является откровенно политическим, хотя и содержит некоторую критику большевистского режима.После того, как первоначальный энтузиазм по поводу революции ослабевает, герой Юрий Живаго предпочел бы стоять в стороне от исторических событий. Но важно то, что в коммунистической России было недостаточно быть нейтральным сторонним наблюдателем. Нужно было быть горячим сторонником государства или считаться его врагом. Советская фантастика 1940-х и 1950-х годов подвергалась строгому идеологическому контролю и должна была соответствовать определенным формулам. Обычно спонтанная энергия героя, иногда представленная в образах бури, должна была использоваться идеологическим воспитанием; то есть он приходит к осознанию неизбежного исторического процесса, который привел к триумфу рабочего класса и поражению мирового капитализма.Пастернак — еще один из тех, кто захватывает повествование, и образы штормов и наводнений в его романе представляют собой революцию другого рода — внутреннюю революцию личной свободы, которая включает отказ от исторического детерминизма и принятие, скорее, эфемерной красоты и мимолетные радости момента.

Поздравляю с этой замечательной публикацией. Над чем ты работаешь дальше?

Спасибо. Мне очень понравилось писать это. Я работаю над другой книгой о литературе и революции, но на этот раз исследую литературное изображение русского революционного терроризма.Рабочее название — Художник-террорист: Персонажи революционного террориста в русской художественной литературе и воспоминания от Достоевского до Савинкова . Его планируется опубликовать в Academic Studies Press в 2022 году.

Этот курс
разработан как продолжение для студентов, завершивших курс «Курс русского языка на уровне 101». Наше внимание уделяется навыкам разговорной речи, аудирования, чтения и письма.
культурный контекст, видеоматериалы, песни и литературный анализ. Успешный
завершение последовательности дает студентам право записаться на 4-недельный июньский
программа в Санкт-Петербурге,
где они будут посещать занятия (получив дополнительно 4 кредита) и
участвовать в культурной программе, проживая в русских семьях. Это также
позволяет им учиться в течение семестра или года в Санкт-Петербурге.
Санкт-Петербург в Смольном гуманитарном колледже, совместный
образовательное предприятие Барда и Св.Петербургский университет. Класс
размер: 20

В перечне: Art.
История Этот курс будет направлен
основные разработки в российском современном и авангардном искусстве в первой тройке
десятилетия ХХ в.Курс является междисциплинарным и позволит
студенты, чтобы изучить определенные движения, идеи и основополагающие имена от Михаила
Врубель и символизм до Владимира Татлина и конструктивизм. Студенты получат
понимание эстетических, теоретических и культурных проблем
практиков русского экспериментального искусства, которые будут дополнять и расширять
их знание более знакомых движений в современной истории искусства. Этот
курс направлен на то, чтобы предложить студентам важную методологию и контекст для
оценка внутренней эволюции русской визуальной культуры и ее
вклад в международную арт-арену.Основные картины, прикладной дизайн
и архитектурные памятники составляют наглядный материал, необходимый для этого курса,
и они будут рассмотрены в хронологической последовательности. Эти артефакты будут
описаны и проанализированы сами по себе, а также как символы и
проявления социальных, политических и философских достижений в русском языке
современная история. Класс
размер: 22

Перекрестный список: Музыка Этот курс
предоставит возможность изучить историю России через посредство
Русская опера.Русская культура представляет собой неотъемлемую часть европейского
культурный опыт. И все же он имеет отчетливо оригинальный характер. Изначально
сформированный православной христианской традицией, переданной из Византии, он
в конце концов вступил в контакт и вступил в конфликт с потоком западноевропейских идей.
Он впитал и противостоял, трансформировал и смешал основные творческие
достижения Старого Света с уникальным российским опытом. Как и ожидалось,
история русской музыки пошла по этому пути.Раннее развитие
Русская музыка извлекла выгоду из присвоения византийских несопровождаемых
хоровое пение и в то же время страдали от отсутствия инструментальной музыки.
Для сравнения, западноевропейская музыка сочетает в себе вокал и вокал.
инструментальных факультетов и привели к созданию многочисленных форм
музыкальное искусство, в том числе самое сложное: опера. Расцвет этого
жанр в Европе, следовательно, оказал непосредственное влияние на развитие русского
музыкальная культура.В девятнадцатом веке опера стала мощным агентом
в Руси поиски национальной идентичности. В список опер вошли
такие шедевры как Жизнь за царя
Глинки, Борис Годунов и
Хованщина Мусоргского, г.
Царская невеста по Римскому-Корсакову, г.
Пиковая дама и Евгений Онегин Чайковского , Война и мир Прокофьева и Леди Макбет Мценского Шостаковича.Назначенный материал будет
также включают избранные литературные тексты, а также видео- и аудиозаписи. Ты
также будет возможность посетить живое исполнение русской оперы в
Метрополитен-опера в Нью-Йорке. Никакого музыкального образования не требуется. Проведен в
Английский. Класс
размер: 15

Закрыть чтение выбранных
рассказы и стихи русских писателей с XVIII века до наших дней. Изучение художественных медитаций на тему любви, эротических желаний,
психологических и культурных конфликтов в романтических отношениях. Специальный
акцент на роли языка и литературной формы, поскольку темы любви
введен в произведениях Карамзина, Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Тургенева,
Достоевский, Гиппиус, Кузьмин, Блок, Набоков, Толстая, Улицкая. Ведется на русском языке. Размер класса: 12

Перекрестный курс:

Перекрестный список: Глобальные и международные исследования; Русский &
Евразийские исследования Класс
размер: 22

Перекрестный список: Глобальные и международные исследования; Средневековые исследования;
Ближневосточные исследования; Российские и евразийские исследования Размер класса: 15

Перечислены в другие списки: Экологические
И урбанистика; Права человека; Политические исследования; Русский и евразийский
Исследования; Наука

Перечислены в перекрестный список: Еврейские исследования; Российские и евразийские исследования Размер класса: 18

Внесен в перекрестный список: Human Rights; Иудаика; Русский и евразийский
Учеба Размер класса: 22

Перекрестный список: Класс русских и евразийских исследований
размер: 22

Россия

Россия

Таблица авторов
Таблица
содержания
Вернуться в энциклопедию
Домашняя страница

Россия в 1848 и 1849 годах

1848 год не принес революции в Россию, которая, как и Великобритания, не пострадала серьезно.
беспорядками, которые произошли почти во всех остальных европейских странах.Однако это был год в
России предстояло пострадать от неурожая, крупной эпидемии холеры и увеличения числа
пожаров в провинциальных городах, вызванных необычно сухой погодой.

Совокупный эффект этих трех бедствий для экономики России был серьезным, поскольку большинство
населения занималось сельским хозяйством. В результате резко упал экспорт зерна.
которые начали расти после отмены хлебных законов в Великобритании в 1846 году.

В выходные 4-5 марта 1848 г. пришло известие о свержении короля Луи-Филиппа и
провозглашение республики во Франции достигло Санкт-Петербурга. Николай I, взошедший на Руси
трон после неудачного восстания декабристов 1825 г., не был удивлен случившимся
во Франции. Он всегда считал, что признание Луи-Филиппа великими державами законным
правителя Франции после падения Карла X в 1830 году совершила фундаментальную ошибку, которая неизбежно привела к
к отделению Бельгии от Соединенного Королевства Нидерландов и восстанию в русской Польше
который был разгромлен в 1831 году. Целями последующей внешней политики России было сдерживание распространения
революционных идей из Франции, способствовать союзу с абсолютистскими монархиями Австрии и
Пруссия, предотвратите восстановление независимой Польши и сохраните превосходство России над
Великобритания в борьбе за влияние в Османской империи, начавшей свой долгий и медленный период.
процесс упадка.

Первым делом Николая беспокоили военные приготовления, и, несмотря на оговорки некоторых из его
советники по поводу увеличения финансового бремени России, он санкционировал вызов армии и флота,
а также увеличение военных расходов на семь миллионов рублей серебром.Ожидалось, что
в течение трех месяцев у России будет действующая армия в 450 000 человек. Между тем он объявил, что,
хотя он не намеревался признавать новое французское правительство, он не вмешивался во французские дела,
пока соблюдались договоры 1815 года.

Царь давно вынашивал идею построить стену вокруг России, но понимал, что это физическая
невозможность. Однако, чтобы противостоять распространению революционных идей из-за границы, он согласился с
совет графа А.Ф. Орлов, начальник третьего отдела (политической полиции) и другие советники,
создание секретного комитета, который должен был осуществлять более строгий контроль существующей цензуры
пресса и все публикации. Комитет, созданный 10 марта и воссозданный 14 апреля.
(2 апреля), должен был продолжать репрессивные действия в русской литературе и журналистике до конца
Николая царствования. В то же время ряд ограничительных мер был введен в вузах и средних школах.
образование с целью ограничения количества студентов и обеспечения обучения в таких потенциально опасных
предметы как философия были подвергнуты надлежащим гарантиям.К тому же Николай отказался от зарождающихся планов.
чтобы облегчить участь крепостных и 2 апреля обратился к дворянству в Санкт-Петербурге с просьбой ссудить
ему их полную поддержку в обмен на его обещание не делать ничего, что могло бы подорвать их положение как крепостников.

Опасения царя по поводу распространения революции на Россию усилились в результате вспышки
волнения в Германии и Габсбургской монархии, особенно в Италии и Венгрии.Особенно его встревожили
решение Фридриха Вильгельма IV, короля Пруссии, предоставить конституцию и реорганизовать Грант Герцогства
Позен. 26 марта Николай выступил с манифестом, в котором недвусмысленно заявил, что Россия будет сопротивляться любому
попытка агрессии со стороны революционных сил. Манифест, составленный лично Николаем,
вызвал тревогу во всей Европе своим воинственным тоном, но на самом деле царь не собирался отказываться от
его оборонительная позиция по отношению к Западной Европе.

В течение следующих нескольких недель царь предпринял дальнейшие меры, чтобы беспорядки в Герцогстве
Позен и любая возможная вспышка беспорядков в австрийской провинции Галиция, которая поглотила независимые
Краковская республика после подавления восстания 1846 года не распространилась на русскую Польшу и Россию.
Западные провинции, где действовали эмиссары польской эмиграции. К середине мая Пруссия восстановила
порядка в Познани, но к этому времени он был вовлечен в войну с Данией из-за будущих отношений герцогств.
Шлезвига и Гольштейна с Германской Конфедерацией.Николай был готов выполнить свои договорные обязательства по
предлагал ограниченную военно-морскую поддержку датчанам и их шведским союзникам, но был доволен тем, что Великобритания
выступить посредником в споре. Он был рад, что временное прекращение боевых действий было вызвано подписью
семимесячное перемирие в Мальмё, Швеция, 26 августа.

Успешное поражение генерала Луи Кавеньяка французских рабочих после нескольких дней уличных боев в Париже
в конце июня ознаменовал начало примирения между Францией и Россией, которое, наконец, привело к
восстановление дипломатических отношений между двумя странами в мае 1849 г.Однако царь решил
отказаться от своих планов по подавлению части российской армии в зимние месяцы из-за опасений, что его
зять, король Фридрих Вильгельм IV, не сможет восстановить свой контроль над Пруссией. С начала
декабря его опасения развеялись, когда прусский парламент был распущен и принята новая конституция.
который восстановил верховную власть короля.

Во второй половине 1848 года внимание Николая было также приковано к событиям в Габсбургской монархии, которые
казалось, вот-вот распадется на ряд независимых государств в результате сделанных ранее уступок
в год Венгрии и затруднениям Австрии в удержании контроля над своими владениями в Италии.Австриец
просьба о ссуде, сделанная России в начале 1848 г., сначала была удовлетворена, а затем отклонена после
падение принца Клеменса Меттерниха в марте. Успешное подавление Австрией восстания в Кракове на
В конце апреля последовало столь же быстрое подавление принцем Альфредом Виндишграцем попытки восстания в Праге.
по завершении Славянского Конгресса, состоявшегося там в июне, на котором Россия не была представлена ​​официально. Ни
Поддерживал ли царь сепаратистские устремления сербов и хорватов в Габсбургской монархии?
которым было предписано оставаться верными императору. Николай отказался оказать военную поддержку Австрии в Италии.
и был обеспокоен способностью правительства справиться с ситуацией в Вене после бегства
Император Фердинанд I в Инсбрук 17 мая, но решающая победа графа Иосифа Радецкого над пьемонтской армией
в Кустоцце 23 июля, после чего граф Иосип Елачич был восстановлен в качестве запрета Хорватии в конце августа.
а вторжение в Венгрию в середине сентября дало царю новую надежду на то, что Австрии удастся решить свои
проблемы без русской помощи.Однако по поводу ситуации в Галичине все еще оставались сомнения. Решение
правительства Австрии, чтобы предоставить Виндишграцу развязку руки в наведении порядка в Вене после вспышки
восстание 6 октября и последующее бегство императора из столицы в Оломоуц были тепло встречены, поскольку
был отречением Фердинанда 2 декабря в пользу своего племянника, восемнадцатилетнего Фрэнсиса Иосифа I.
Виндишгрец начал свое вторжение в Венгрию в конце декабря после формирования нового правительства.
во главе с князем Феликсом Шварценбергом царь был уверен, что венгры потерпят поражение так же легко, как
Пьемонтцы были. Несмотря на то, что царь был озабочен событиями в Западной Европе, он не забыл о возможных последствиях.
этих волнений в христианских провинциях Османской империи, особенно в Дунайских княжествах
и Сербия, где Россия занимала особое положение в результате договоров, заключенных после ее войн с
Турция в начале девятнадцатого века. В апреле в Молдавии произошли волнения, которые вскоре были подавлены.
но в Валахии революционное правительство вынудило господари отречься от престола и 26 июня пришло к власти.В рано
В июле царь неохотно согласился на оккупацию Молдавии небольшими российскими войсками интервенции, собранными в
Бессарабии по инициативе его спецпосланника генерала А.О. Дюамель. Однако это оставалось целью царя.
чтобы убедить турок использовать свои войска для восстановления порядка, и в циркуляре от 31 июля русские заверили
великие державы, что их оккупация будет только временной. К концу июля турки, которые продолжали
договорились с валашскими революционерами о будущей форме правления, решили послать свои войска,
в то время как валашцы прилагали все усилия, чтобы заручиться поддержкой своего дела в Великобритании и Франции. Перед лицом
Под давлением русских турки оккупировали Бухарест 25 сентября, и русские, которые все больше и больше росли, заняли Бухарест.
нетерпеливый, также оккупирован 14 октября. Несмотря на его предыдущие заверения в том, что российская оккупация будет только временной, царь решил остаться в Дунайских княжествах, которые могли бы стать полезной базой для военных операций против Трансильвании, если бы Россия была вынуждена прибыть в помощь Габсбургской моны
рчы. Поэтому в конце декабря 1848 года русские начали переговоры с турками, чтобы урегулировать
новая ситуация, в которой они оказались в Дунайских княжествах.Актом Балтинского лимана от 1 мая,
1849 г. были внесены различные изменения в форму правления в Молдавии и Валахии, и было решено, что и Россия
и Турция будет поддерживать оккупационные силы в княжествах до тех пор, пока порядок не будет восстановлен.

Вера царя в то, что Россия может быть вынуждена вмешаться в Трансильванию, оправдалась. В
Январь 1849 г. Йозеф Бем, польский эмигрантский генерал, которого Кошут назначил командовать венгерскими войсками.
в Трансильвании стали одерживать победы над австрийцами.В отчаянии генерал Антон Пухнер, австриец
командующий и совместная саксонско-румынская делегация из городов Сибиу и Брашов на юге Трансильвании,
обратился к генералу А. Людерс, командующий русскими войсками в Дунайских княжествах, за
военная помощь. По согласованию с царем две небольшие рельефные колонны под командованием полковника Г.Я. Скарятин
и генерал-майор Н.Ф. Engelhardt, были отправлены через границу в начале февраля. Но это вмешательство
был слишком мал, чтобы повлиять на неблагоприятную военную ситуацию, и к концу марта две колонны
были вынуждены отступить в Валахию вместе с остатками побежденной австрийской армии.За короткое время
за три месяца Бем стал хозяином Трансильвании.

Успех Бема в Трансильвании должен был соответствовать успеху генерала Артура Гёргея в Венгрии, которому удалось
в обращении вспять предыдущих побед, одержанных Виндишграцем в течение первых нескольких недель 1849 года. В начале
года царь был снова вынужден отклонить второй австрийский призыв о финансовой помощи. Несмотря на другое
победа Радецкого в Новаре 23 марта над Пьемонтом, который денонсировал перемирие, подписанное в августе 1848 года,
У неохотного австрийского правительства не было иного выхода, кроме как обратиться к царю с просьбой почтить его союз и помочь ему.
союзник, чтобы довести войну с Венгрией до успешного завершения.19 апреля находившийся с визитом в Москве царь
К Пасхе принял принципиальное решение ответить на австрийский призыв, который формально сделал император.
1 мая в результате широкомасштабной интервенции в Венгрии. Он, как и Пальмерстон, беспокоился, что монархия Габсбургов
не должен распадаться и должен сохранять свое преобладающее положение в Германии, которое он не хотел видеть объединенным.
под эгидой либерально настроенного Фридриха Вильгельма IV. На нежелание царя вмешаться повлияло
в значительной степени из-за участия поляков в венгерском восстании, что в полной мере использовалось
австрийцы.С самого начала революций царь беспокоился об их последствиях для России и в будущем.
5 мая 1849 г. в Санкт-Петербурге состоялась группа Петрашевского (в том числе и молодой Достоевский).
в конце концов арестован после годичного расследования их якобы подрывной деятельности. Перспективы
Венгерские войска и их польские генералы Бем и Домбинский угрожают русской Польше и западной части России.
провинции из Галиции и Буковины превратили угрозу стабильности монархии Габсбургов в
угроза самой России.

Уверены в нейтралитете Великобритании и Франции, занимающихся восстановлением порядка в Папской области.
Государства, царь 8 мая издал манифест, в котором объявлял о российской интервенции в Венгрии, которая началась с
оккупация Кракова и Галиции в мае. При этом Паскевич в Варшаве согласился на срочный запрос.
от австрийцев отправить русскую дивизию генерала Ф.С. Панютин в Моравию на помощь в обороне
Вены против возможного венгерского нападения.

21 мая царь и Франциск Иосиф встретились в Варшаве, чтобы обсудить детали интервенции и
ситуация в Германии. Между Пруссией и Данией снова вспыхнули бои из-за земли Шлезвиг-Гольштейн и
перед лицом предупреждения царя о том, что прусское нападение на российские военно-морские части, помогавшие датчанам в
Балтика будет рассматриваться как casus belli , прусский король в конце концов согласился на
подписание второго перемирия 10 июля.

17 июня огромные русские силы интервенции в 190 000 человек начали свою операцию. Пока основная армия
под командованием фельдмаршала И. Ф. Паскевича через перевал Дукла в северной части Венгрии (Словакия)
Карпаты, другие подразделения генерала М. Гротенхельм и генерал А. Людерс вошел в северную
и южная Трансильвания. В то же время австрийская армия под командованием генерала Юлиуса Хайнау, усиленная
дивизия генерала Панютина вошла в западную Венгрию, а небольшой отряд генерала П.Х. Граббе
защищенная западная Галиция. Кампания, рассчитанная на восемь недель, вскоре закончилась. Это закончилось
поражение венгерских войск на юге у Тимишоары 8 августа с последующей капитуляцией
Армия Гёргея отправилась к Паскевичу в Сирию (Вилагос) 13 августа. В Трансильвании войска Людера потерпели поражение.
венгры под командованием Бема в Сибиу 6 августа. Несмотря на подавляющее численное превосходство Паскевича, он
не смог нанести решающее поражение Гёргею, который постоянно ускользал от него в умело проводимых
уход из северной Венгрии на юг.На протяжении всей кампании русская армия сильно пострадала.
от болезней, особенно холеры, и из общего числа 11 871 человека, умершего в России, только каждый двенадцатый
было вызвано действиями врага. После окончания кампании царь предпринял попытку, исходя из существующих
договоров, чтобы добиться экстрадиции из Турции ведущих поляков, которые искали там убежища, в то время как
Австрия также пыталась добиться экстрадиции многих венгров. По этому поводу Пальмерстон,
вместе с французским правительством, ныне возглавляемым Луи Наполеоном, решили поддержать турок в их
отказ от требований разорвавших дипломатические отношения австрийцев и россиян, отправив
военно-морские корабли в восточное Средиземноморье. Перед лицом этого действия и после определенных уступок
были сделаны турками, оба правительства смягчили свои требования, и возможная европейская война была предотвращена,
хотя британские корабли действительно вошли в Дарданеллы из-за плохой погоды вопреки
положения Лондонского договора 1841 года.

Когда 1849 год подходил к концу, многим современным наблюдателям казалось, что царь был арбитром.
судьбы Европы, точка зрения, которая была усилена, когда его поддержка Австрии против Пруссии
в конце 1850 г. привело к восстановлению превосходства Австрии в борьбе за лидерство в
Германия.Но правление Николая I должно было закончиться совсем на другой ноте в середине Крымского полуострова.
Война, во время которой Австрия не должна была выплатить долг царю за его интервенцию в Венгрии,
дело, которое должно было иметь глубокие последствия для будущей истории Европы.

И. В. Робертс

Библиография

E. Andics, A Habsburgok es Romanovok szövetsége, (Будапешт, 1961).

Э. Андикс, Das Bündnis Habsburg-Romanow, (Будапешт, 1963).

Р. Авербух, «Австрийская революция 1848г. И Николай I», Красный Архив , 89/90 (1938), 155-207.

Р. Авербух, «Николай I и Европейская Реакция 1848/49 гг.», Красный Архив , 47/48 (1930) 3-49.

Р. Авербух, Царская Интервенция в Борьбе с Венгерской Революцией , (Москва, 1935).

Я.Берлин, «Россия и 1848 год» в Русских мыслителей, (Лондон, 1978).

Лебедев А.И. Участие Русского флота в Дацкой Кампании 1848/50 гг., В кн.
История Русской Армии о Флота , (Москва 1913), X.

Нифонтов А.С., Россия в 1848 году , (Москва 1949).

T.Schiemann, Geschichte Russland unter Kaiser Nikolaus I , Vol. IV (Берлин, 1913 г.).

Щербатов А.П., Генерал Фельдмаршал Князь Паскевич, Т.VI (Санкт-Петербург, 1887 г.).

Н.К. Шильдер, Император Николай I, Т.