Алексей Петрович Арцыбушев — Сергей Андреевич Тутунов

Алексей Петрович Арцыбушев

(1919 — 2017)

Самое главное в моей жизни — родители и место рождения. Родился я в Дивееве в 1919 году. Мой дед по отцовской линии, Петр Михайлович Арцыбушев, нотариус Его Величества, в 1912 году большую сумму пожертвовал на обитель, и ему были переданы в пользование земля и домик, раньше принадлежавшие Михаилу Васильевичу Мантурову. К мантуровскому домику дедушка пристроил огромный дом в двенадцать комнат и со всей семьей покинул Петербург, перебравшись в Дивеево. Арцыбушевы принадлежали к высшему петербургскому обществу, но были «белыми воронами». Про них говорили: «Все на бал, а Арцыбушевы в церковь».

Алексей Петрович Арцыбушев

Моя мама, Татьяна Александровна Арцыбушева, урожденная Хвостова, дочь министра юстиции и внутренних дел Александра Алексеевича Хвостова, осталась вдовой в двадцать четыре года с двумя младенцами на руках — мной и старшим братом Серафимом.

Дед А. П.Арцыбушева — Александр Алексеевич Хвостов

Папа скончался от скоротечной чахотки в 1921 году. Его последними словами был наказ моей матери: «Держи детей ближе к Церкви и добру».

Отец А.П.Арцыбушева — Пётр Петрович

Мое детство прошло в мантуровском доме, где я жил с мамой, братом, дедушкой и бабушкой — чистокровной черногоркой, от которой мне досталась лишь четверть горячей черногорской крови, но и ее было достаточно!..

Предки А.П.Арцыбушева со стороны отца: царица и царь Черногории Пётр II Петрович Негош (1813 — 1851 г.г.)

После смерти отца мама приняла тайный постриг с именем Таисия. О том, что мама монахиня, я узнал, уже будучи взрослым, из записок, которые мама написала по моей просьбе («Записки монахини Таисии»).

С детства у меня осталась уверенность, что преподобный Серафим присутствовал в нашем доме. К нему обращались в любых случаях — пропали у бабушки очки, не может объягниться коза: «Преподобный Серафим, помоги!» На моей памяти закрывали Саров, разгоняли дивеевских сестер. В нашем доме принимали нищих и странников, останавливалось духовенство. Многие из них были потом расстреляны…

Хорошо помню владыку Серафима Звездинского. Когда мне исполнилось семь лет, он облачил меня в стихарь, и я стал его посошником.

Воспитывали нас так, будто завтра коммунизм исчезнет и все вернется на свое место. Мы были полностью исключены из жизни общества. В школу не ходили, при доме жили наши учительницы, сменяя друг друга, — все почему-то были Аннами. Семья жила по монастырским правилам. Нас учили церковнославянскому языку, читали Библию, жития святых и бесчисленные акафисты, которые бабушка заставляла нас читать в виде наказания, а мы с братом ковырялись в носу и думали: «Когда же это кончится?..» Все «радуйся» вызывали в нас невероятную скорбь. Мама очень боролась с бабушкой, своей свекровью, против ее методов воспитания. «Мама, вы сделаете из них атеистов!» — говорила она. Слава Богу, этого не случилось, хотя и могло быть, если бы не мама.

И вот однажды, в сентябре 1930 года, наш патриархальный дом рухнул.

Новая жизнь

После смерти отца мы жили на иждивении его брата, дяди Миши, директора рыбных промыслов Волги и Каспия. Постоянно он жил в Астрахани и раз в год приезжал в отпуск в Дивеево. В 1930 году, после процесса о «вредительстве» в мясной и рыбной промышленности, дядю расстреляли. Все мы были вышвырнуты из Дивеева в чем мать родила в ссылку в город Муром, а дом снесли. В Муроме уже жили две мои тетушки-монахини, туда же вместе с игуменьей Александрой, спасающей главную святыню обители — икону Божией Матери «Умиление», переселились многие дивеевские сестры. Дивеево снова было рядом, но нам уже было не до него. Мы с братом оказались «белыми воронами» среди черных, хищных, которые нас лупили. Мне нужно было «переквалифицироваться», и довольно быстро я превратился в уличную шпану. «Правда жизни», тщательно скрываемая от нас в Дивееве, захлестнула меня. Мать работала сутками напролет, мы же, голодные, лазали по чужим садам и огородам. Курить я начал в 13 лет. Однажды, не имея денег на папиросы, я украл у мамы с ее иконочки Тихвинской Божией Матери серебряную ризу, продал ее, а деньги прокурил. На вопрос мамы, кто это сделал, тут же сознался. Мама сказала: «Слушай мои слова и запомни их на всю жизнь. Ты не умрешь до тех пор, пока не сделаешь ризу Матери Божией…» Четырнадцать раз смерть вплотную подходила ко мне: я тонул, умирал от дизентерии, попадал под машину, — и всякий раз отходила… Но это я понял только потом, через 60 лет, а тогда очень быстро забыл мамины слова.

В 1935 году по маминому поручению я поехал в Киржач к ее духовному отцу Серафиму (Климкову), где познакомился с Николаем Сергеевичем Романовским, также духовным сыном о. Серафима. Мы проговорили с ним всю ночь, и утром он сказал о. Серафиму: «Я бы хотел взять его в Москву. Мальчишка совсем не пропавший…» Коленька взял меня с собой из Мурома в Москву, дал мне кров, хлеб и образование, и с этого момента моя жизнь переменилась.

Коленька тоже был в тайном постриге, жил вместе со своей матерью, и вместе с ними за платяным шкафом поселился я. В прошлом блестящий пианист, после травмы он стал учить языки и к моменту нашего знакомства владел двадцатью иностранными языками. Его роль в моей жизни огромна. Он, как опытный кузнец, ковал из меня человека. Он говорил: «Из тебя легко лепить, потому что у тебя есть костяк». А костяк был заложен в детстве.

В 1941 году, за месяц до войны, я поступил в художественное училище. В армию не попал из-за заболевания глаз и всю войну работал в Москве на метрострое. В 1944-м начал учиться в студии ВЦСПС, там же училась Варя, с которой мы полюбили друг друга. В 1946 году меня арестовали по делу, связанному с подпольным батюшкой о. Владимиром Криволуцким. Я попал на Лубянку, вернулся через десять лет.

О маме

На Лубянке мне не давали неделями спать — требовали назвать имена членов якобы подпольной организации, обвиняемой в подготовке теракта против Сталина. Я сказал себе: «Из-за меня сюда никто не должен попасть». Я понял, что должен поставить на себе крест. Не потому, что я герой, а, наверное, по причине генетической: мою маму в 1937 году посадили по ложному доносу. Ей достаточно было указать на ошибку, чтобы выйти на свободу, но тогда посадили бы другого человека. На это мама не пошла. Она просидела полгода, а когда сняли Ежова, ее отпустили. Правда, вначале маму склоняли стать осведомителем ОГПУ. Она отказалась, ее не выпускали, еще и давили: будешь сидеть сама и детей твоих посадим. На что мама сказала: «Сажайте и детей…если сможете». В результате отпустили и ссылку сняли, потому что тут случилось следующее: еще до ареста, в муромской ссылке, мама написала письмо М.И. Калинину, где просила снять ей ссылку, напомнив ему, как до революции он обратился к министру юстиции, ее отцу, с просьбой отпустить его из ссылки на похороны матери. Всесоюзный староста снял с мамы ссылку — долг платежом красен.

До войны мама работала в туберкулезном диспансере, ночью она часто приводила туда священника, который тайно исповедовал и причащал умирающих больных. В 1942 году мама умерла от тяжелой болезни сердца.

Лагерь, ссылка и любовь

Мама говорила: «Я обожаю ходить по острию меча». Я в этом похож на нее. У меня никогда не было никакого внутреннего страха ни перед чем. В лагере я говорил себе: «Чем хуже, тем лучше».

Когда кругом зло — крупинки добра ярче светят. У меня нет воспоминаний о лагере как о сплошном мраке. Хотя было много чего. Я вспоминаю без ненависти всяких вертухаев и гражданинов начальников, от которых зависела моя жизнь. Зло гасилось во мне силой самого маленького добра.

В Воркуталаге, по совету одного человека назвав себя фельдшером, я попал в санчасть. Сколько смертей я видел… Видел, как умирают с надеждой и как — без надежды, без веры… Навсегда запомнилась смерть Вани Саблина, шестнадцатилетнего мальчика. Он шел с нами этапом на Воркуту и все тяжести — избиение, жажду, голод, сорокаградусный мороз — переносил не просто спокойно, а с какой-то внутренней радостью. Он был из семьи баптистов. Когда он тихо умер от туберкулеза, на его лице были тишина и радость освобождения.

С Варей у меня была переписка на протяжении четырех лагерных лет, а дальше письма прекратились. Я пишу — ответа нет. Потом выяснилось, что ее родственники сказали ей, будто я погиб. Но все когда-нибудь становится явным — одно мое письмо таки попало к ней. Я в то время уже отсидел свои шесть лет и жил в вечной ссылке в городе Инта. И через некоторое время после того, как к Варе попало мое письмо: «У меня ни кола, ни двора, но будешь ты — будет все», я уже встречал ее в Инте. Она уехала из Москвы тайно от родственников.

Это было самое счастливое время моей жизни. Поначалу у нас не было ничего, даже дома, жили мы на водокачке, где я работал. Потом я стал строить дом. В лагере я этому научился. Главный вопрос — из чего? Инта — это полное отсутствие стройматериалов. Однажды ночью меня озарило из чего — из ящиков! Еще из старых шпал, из крепежного леса, который гонят на шахты. Картонные коробки — прекрасный утеплитель. Строил я на отшибе, ночами. Помогали мне лагерные друзья — часто тайно, я и не знал, кого благодарить. Меньше чем через год, осенью 1953-го, в новом доме нас было уже трое — я, Варя и наша дочь Маришка.В нем мы прожили почти четыре года.

Возвращение в Москву

У власти уже был Хрущев, а комендатура все задерживала наше возвращение — началось бы общее бегство, а они боялись оголить шахты. Вырвались мы оттуда чудом, в 1956 году вернулись в Москву, но жить в ней не имели права — сколько я ни писал в прокуратуру, мне отказывали в реабилитации, потому что я обвинялся в подготовке покушения на Сталина. После очередного посещения прокуратуры, потеряв всякую надежду, я ехал на электричке в Александров, где мы были прописаны. Подъезжая к Загорску, я вдруг почувствовал, что должен сойти: какая-то сила выпихивала меня из вагона. Я пошел к мощам преподобного Сергия, крича в своем сердце: «Хоть ты мне помоги!» Приложился и совершенно успокоился. В тот же день в это же самое время в Александрове Коленька Романовский, который тоже там жил, встретился с человеком, подтвердившим потерянные материалы очной ставки, благодаря чему обвинения в терроре с нас были сняты. Мы были реабилитированы! Бог хранил меня везде независимо от того, думал я о Нем или забывал.

Я пошел работать на полиграфический комбинат, стал членом Союза художников. Но потом заболел какой-то странной болезнью: каждый день как будто умирал. Это состояние лишало сил, приводило в отчаяние. Я рассказал об этом Сонечке Булгаковой, впоследствии монахине Серафиме, подруге моей матери. Она спрашивает:

— Алеша, а ты носишь крестик?

— Нет, не ношу.

— А причащался давно?

— Очень.

— Ну вот, а хочешь быть здоровым…

Храм пророка Илии в Обыденском

Однажды мы разговаривали о моей болезни с товарищем по заключению Ваней Суховым, психиатром, и, уже прощаясь, стоя на пороге, он бросил мне фразу, которая перевернула всю мою жизнь: «Ты знаешь, Алеха, мы боимся смерти, потому что не подготовлены к ней».

Прямо от него я пошел в храм пророка Илии в Обыденском переулке. Я знал, что там есть икона Божией Матери «Нечаянная Радость».

Я знал, что там, в храме, мое спасение. Я встал на колени, как и грешник, изображенный на иконе, и сердцем крикнул: «Помоги!» И в моей жизни наступил перелом. Это было в 1963 году. Я начал ходить в Обыденский. Там каждый понедельник читался акафист преподобному Серафиму — Дивеево снова очутилось рядом. Акафист читал о. Александр Егоров, который впоследствии ввел меня в алтарь. В этом храме я встретил удивительного священника о. Владимира Смирнова — на восемнадцать лет, до своей кончины, он стал моим духовным отцом…

о.Владимир Смирнов и о.Александр Егоров

В то время Обыденский храм был одним из уникальных храмов. Среди его прихожан были арбатские старички и старушки, светлые, доброжелательные, кроткие, с глубочайшей внутренней культурой. Они принадлежали к древним дворянским родам и были как осколки разбитого вдребезги старого мира. Я помню, как они подходили к помазанию, поднимая пальчиками свои допотопные шляпки с вуалетками или загодя завитые на тряпочки букольки. В их лицах была любовь и ни капли ханжества.

Причт храма пророка Илии (1974 год)

Наш храм был духовным пристанищем и для немногих оставшихся в живых монахинь Зачатьевского монастыря и дивеевских сестер. Здесь сохранялись традиции Дивеева.

В 60-е годы, в разгар хрущевского гонения на церковь, было не так много духовно мужественных пастырей. Отец Владимир ничего не боялся. Он тайно крестил, венчал, причащал. Церковь в те годы была в рабстве. Сейчас, когда Она стала свободной, мы часто не знаем, что делать. Это трагедия современной Церкви. Мы переживаем переходный этап, и сегодня очень важно не возбуждать ненависти, проявлять любовь.

Для о. Владимира не было разделения на «своих» и «чужих», не искал он и врагов ни внутри Церкви, ни вовне, как это делают многие сейчас. «Ищи врага в самом себе», — говорил он. Он всех любил — каждого входящего в храм — и всем сострадал. Много раз мне приходилось помогать ему в исполнении треб, и всегда поражало, с какими терпением и верой он их совершал. А ведь часто требы приходилось совершать тайно — я помню, мы в гражданской одежде приходили в больницу «навестить родственника», и я закрывал батюшку, пока он причащал. При этой любви ко всем о. Владимир всегда говорил правду, невзирая на лица. Это привело к тому, что ему было запрещено произносить в храме проповеди — но он говорил их под видом общей исповеди.

С конца 60-х я дважды в год — Великим постом и осенью — летал на несколько недель в Самарканд: там при храме вмч. Георгия жила сестра моей матери, монахиня Евдокия, в этом же храме служил дивный старец архимандрит Серафим Суторихин. Я помогал при храме. Отец Серафим служил всегда полные службы — пять часов утром и пять часов вечером, без единого, как, смеясь, он сам говорил, «угрызения». В храме ни одного человека — служба идет полным ходом — это называлось «бесчеловечная служба»…

Архимандрит Серафим Суторихин (фотография с сайта http://www.st-hram.ru/)

Постепенно в моем сердце расцветало тщеславие от того, что я помогал о. Владимиру, был таким «нужным». И со мной — как необходимое вразумление — случилось страшное падение, я увидел себя таким, каким был на самом деле. Что было бы со мной, если бы не молитвы о. Владимира, представить трудно. Таким ты мне и нужен — «не здоровые имеют нужду во враче, но больные» (Мф. 9:12). Долго и очень медленно я выкарабкивался. Однажды, уже после смерти о. Владимира, я очутился в доме о. Виктора Шаповальникова. У него хранилась та самая чудотворная икона Божией Матери «Умиление», перед которой скончался прп. Серафим. И Матерь Божия открыла передо мной «милосердия двери». Постепенно я смог подняться. А в 1990 году Она дала мне возможность вернуться в Дивеево, чтобы там послужить Ей.

Снова в Дивееве

В марте 1990 года я получил письмо от Сони Булгаковой — монахини Серафимы: «Проснись, что спишь? Нам отдали Троицкий собор. Ты художник, ты должен помочь реставрировать прежний иконостас. Неужели у тебя хватит духу отказаться?.. Подруга твоей матери монахиня Серафима». Я понял, что это мать меня зовет в Дивеево.

Я проснулся и поехал.

В Париже моя троюродная сестра Наталья Хвостова основала Фонд помощи, на средства которого велись работы по восстановлению прежнего иконостаса Троицкого собора в Дивееве и сени над ракой преподобного. Жертвовали средства в этот фонд русские люди, живущие за границей.

Икону Божией Матери «Умиление», главную Дивеевскую святыню, о. Виктор Шаповальников, у которого она хранилась много лет, передал Патриарху Алексию. И я написал Патриарху прошение, где, сообщив, что я родился в Дивееве, попросил благословения на создание простой ризы на эту икону, указав как образец ризу, в которой образ сфотографирован в книге «Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря». Патриарх ответил: «Бог благословит это святое дело». Риза была сделана, я сам передал ее Патриарху, и мы вместе надели ее на икону. Так я выполнил наказ моей матери.

Из всех дивеевских сестер до перенесения мощей прп. Серафима дожила лишь матушка Ефросиния, в схиме Маргарита; вторая дивеевская сестра — Сонечка Булгакова, монахиня Серафима, умерла за месяц до этого события, но до первой дивеевской службы она дожила. Помню, такая радость была, что я на службе поцеловал матушку Серафиму в макушку, а она на меня рассердилась: «Как ты смеешь в алтаре целовать монахиню?»

Они помнили меня с самого моего детства. Они остались единственными ниточками, связанными со старым Дивеевом. Помню, будучи там в последний раз, я подошел в храме к сидящей на стульчике матушке Маргарите, и она сказала мне, прощаясь: «Помоги тебе Бог, Олешенька, помоги Бог!»

В середине 80-х годов отец Александр Егоров благословил меня писать обо всем, что я вспомню: «Это нужно тем, кто будет после нас жить. Пишите!» Я сначала отказывался, оправдываясь тем, что я не писатель, а художник, а потом стал писать.

Оглядываясь на свою жизнь, я вижу, что вся она — сплошное чудо Божие, милость Божия, несмотря на тяжкие времена и тяжкие падения. Во всех превратностях моей жизни милосердия двери за чьи-то молитвы открывались предо мною…

Записала Марина Нефедова. Использованы фрагменты из книг А.П. Арцыбушева «Дивеево и Саров — память сердца» и «Горе имеим сердца».

На своей даче под Москвой, 4 января 2009 года.

Биография и книги автора Арцыбушев Алексей Петрович

Об авторе

Алексей Петрович Арцыбушев.
(р. 1919)
Художник
Имя это вряд ли что скажет даже искушенному читателю. Но, уверен, стоит лишь перечислить то, к чему он был причастен за свою более чем 80-летнюю жизнь, многим он окажется человеком весьма близким. Впрочем, судите сами…
Внук министра юстиции и министра внутренних дел Российской Империи Александра Алексеевича Хвостова («старого Хвостова», как называли его в своей переписке Царственные Мученики), сын тайной монахини в миру м. Таисии (постриженицы старцев известных своей твердостью в вере и уставной строгостью московского Даниловского монастыря), родился он в Дивееве, в доме Михаила Васильевича Мантурова — одного из создателей этого любимого детища преподобного Серафима.

…
Лагерная тема для большинства из нас связана с именами В. Шаламова и А. Солженицына. Это описание ада на земле, созданного для одних людей людьми другими, соотечественниками, часто товарищами по работе, соседями, а иногда даже родственниками. Иногда кажется (по густоте сконцентрированного зла), что человеку там просто не выжить. Жестокая проза, но, наверное, необходимая, чтобы пробудить нашу спящую совесть.

Арцыбушева же все по-другому. Нет, в его заполярной зоне не было легче. И лагеря те же, и время то же. Просто весь тот ужас прошел через восприятие человека глубоко верующего.

1919. — Родился в с. Дивеево Нижегородской губернии. Отец – Петр Арцыбушев (ум. 1921). Мать – Татьяна Александровна Арцыбушева (урожденная Хвостова, в монашесте Таисия; 1896–1942), дочь министра юстиции царского правительства Александра Алексеевича Хвостова.

1921. — Смерть отца.

1930. — Ссылка вместе с матерью в Муром.

1936–1939. — Учеба в Московском художественно-полиграфическом училище.

1944–1946. — Учеба в художественной студии ВЦСПС.

1946, 16 мая. — Арест.

1946, 30 ноября. — Приговор к 6 годам ИТЛ по решению Особого Совещания при МГБ. Отбывание срока в лагерях Коми АССР: Воркуте, Абези, Инте.

1952, 16 мая. — Освобождения из лагеря. Прибытие в комендатуру в Инту. Объявление приговора: вечная ссылка в Инте Коми АССР. Получение вида на жительство. Получение права самостоятельного устройства (как художнику). Оформление на работу в Дом культуры на ставку дворника. Встречи со ссыльными. Работа совместно с Кириллом Ройтером над гипсовыми памятниками И.И. Мечникову, Н.И. Пирогову, И.П. Павлову, И.М. Сеченову, И.В. Сталину. Установка их перед зданием больницы. Роспись стен ресторана в Инте.

1953, зима. — Приезд в Инту жены Варвары. Строительство «всем миром» собственного дома. Рождение дочери Марины. Отказ в приеме на работу машинистом в парокотельную. Письмо об этом Н.С. Хрущеву. Прием на работу.

1954. — Отмена ссылки. Продажа дома. Получение паспорта.

1954, март. — Отъезд в Москву.

1956. — Реабилитация.

1982, март. — Работа над воспоминаниями.

Из интервью

Мое детство прошло в мантуровском доме, где я жил с мамой, братом, дедушкой и бабушкой — чистокровной черногоркой, от которой мне досталась лишь четверть горячей черногорской крови, но и ее было достаточно!..

После смерти отца мама приняла тайный постриг с именем Таисия. О том, что мама монахиня, я узнал, уже будучи взрослым, из записок, которые мама написала по моей просьбе («Записки монахини Таисии»).

С детства у меня осталась уверенность, что преподобный Серафим присутствовал в нашем доме. К нему обращались в любых случаях — пропали у бабушки очки, не может объягниться коза: «Преподобный Серафим, помоги!» На моей памяти закрывали Саров, разгоняли дивеевских сестер. В нашем доме принимали нищих и странников, останавливалось духовенство. Многие из них были потом расстреляны…

Хорошо помню владыку Серафима Звездинского. Когда мне исполнилось семь лет, он облачил меня в стихарь, и я стал его посошником.

Воспитывали нас так, будто завтра коммунизм исчезнет и все вернется на свое место. Мы были полностью исключены из жизни общества. В школу не ходили, при доме жили наши учительницы, сменяя друг друга, — все почему-то были Аннами. Семья жила по монастырским правилам. Нас учили церковнославянскому языку, читали Библию, жития святых и бесчисленные акафисты, которые бабушка заставляла нас читать в виде наказания, а мы с братом ковырялись в носу и думали: «Когда же это кончится?. .» Все «радуйся» вызывали в нас невероятную скорбь. Мама очень боролась с бабушкой, своей свекровью, против ее методов воспитания. «Мама, вы сделаете из них атеистов!» — говорила она. Слава Богу, этого не случилось, хотя и могло быть, если бы не мама.
…
Возвращение в Москву

У власти уже был Хрущев, а комендатура все задерживала наше возвращение — началось бы общее бегство, а они боялись оголить шахты. Вырвались мы оттуда чудом, в 1956 году вернулись в Москву, но жить в ней не имели права — сколько я ни писал в прокуратуру, мне отказывали в реабилитации, потому что я обвинялся в подготовке покушения на Сталина. После очередного посещения прокуратуры, потеряв всякую надежду, я ехал на электричке в Александров, где мы были прописаны. Подъезжая к Загорску, я вдруг почувствовал, что должен сойти: какая-то сила выпихивала меня из вагона. Я пошел к мощам преподобного Сергия, крича в своем сердце: «Хоть ты мне помоги!» Приложился и совершенно успокоился. В тот же день в это же самое время в Александрове Коленька Романовский, который тоже там жил, встретился с человеком, подтвердившим потерянные материалы очной ставки, благодаря чему обвинения в терроре с нас были сняты. Мы были реабилитированы! Бог хранил меня везде независимо от того, думал я о Нем или забывал.

Я пошел работать на полиграфический комбинат, стал членом Союза художников. Но потом заболел какой-то странной болезнью: каждый день как будто умирал. Это состояние лишало сил, приводило в отчаяние. Я рассказал об этом Сонечке Булгаковой, впоследствии монахине Серафиме, подруге моей матери. Она спрашивает:

— Алеша, а ты носишь крестик?

— Нет, не ношу.

— А причащался давно?

— Очень.

— Ну вот, а хочешь быть здоровым…

Однажды мы разговаривали о моей болезни с товарищем по заключению Ваней Суховым, психиатром, и, уже прощаясь, стоя на пороге, он бросил мне фразу, которая перевернула всю мою жизнь: «Ты знаешь, Алеха, мы боимся смерти, потому что не подготовлены к ней».

Прямо от него я пошел в храм пророка Илии в Обыденском переулке. Я знал, что там есть икона Божией Матери «Нечаянная Радость».

Я знал, что там, в храме, мое спасение. Я встал на колени, как и грешник, изображенный на иконе, и сердцем крикнул: «Помоги!» И в моей жизни наступил перелом. Это было в 1963 году. Я начал ходить в Обыденский. Там каждый понедельник читался акафист преподобному Серафиму — Дивеево снова очутилось рядом. Акафист читал о. Александр Егоров, который впоследствии ввел меня в алтарь. В этом храме я встретил удивительного священника о. Владимира Смирнова — на восемнадцать лет, до своей кончины, он стал моим духовным отцом…

В то время Обыденский храм был одним из уникальных храмов. Среди его прихожан были арбатские старички и старушки, светлые, доброжелательные, кроткие, с глубочайшей внутренней культурой. Они принадлежали к древним дворянским родам и были как осколки разбитого вдребезги старого мира. Я помню, как они подходили к помазанию, поднимая пальчиками свои допотопные шляпки с вуалетками или загодя завитые на тряпочки букольки. В их лицах была любовь и ни капли ханжества.

Наш храм был духовным пристанищем и для немногих оставшихся в живых монахинь Зачатьевского монастыря и дивеевских сестер. Здесь сохранялись традиции Дивеева.В середине 80-х годов отец Александр Егоров благословил меня писать обо всем, что я вспомню: «Это нужно тем, кто будет после нас жить. Пишите!» Я сначала отказывался, оправдываясь тем, что я не писатель, а художник, а потом стал писать.

Оглядываясь на свою жизнь, я вижу, что вся она — сплошное чудо Божие, милость Божия, несмотря на тяжкие времена и тяжкие падения. Во всех превратностях моей жизни милосердия двери за чьи-то молитвы открывались предо мною…

Записала Марина НЕФЕДОВА. Использованы фрагменты из книг А.П. АРЦЫБУШЕВА «Дивеево и Саров — память сердца» и «Горе имеим сердца».

Алексей Петрович | Encyclopedia.com

гейл

просмотров обновлено

(1690–1718), царевич, сын российского императора Петра I и его первой жены Евдокии Лопухиной.

Петр воспитывал Алексея как своего наследника, заставляя его учиться по современной программе с иностранными наставниками и водя его по полям сражений и военно-морским зрелищам, чтобы научить его «любить все, что содействует славе и чести отечества». Когда Алексею было за двадцать, Петр доверил ему важные обязанности в тылу в войне против Швеции. В переписке Петра обнаруживается мало привязанности к Алексею, который, в свою очередь, боялся своего требовательного и непримиримого отца (Петр изгнал мать Алексея в 169 г.9). Алексей был умен, набожен, часто болел и равнодушен к военному делу. В 1712 году Петр женил его на немецкой принцессе Шарлотте из Вольф-фенбюттель, которую он быстро бросил ради крестьянской любовницы. После рождения в 1715 году у Алексея сына Петра (будущего Петра II) Петр обвинил Алексея в пренебрежении к общему благу и пригрозил лишить его наследства: «Лучше достойный чужой [на престоле], чем собственный недостойный сын». Под нарастающим давлением в 1716 году Алексей бежал и укрылся у императора Габсбургов, но в 1718 году Петр заманил его домой обещанием помилования, затем лишил его наследства и потребовал, чтобы он разоблачил всех своих «сообщников» в заговоре с целью убийства его отца и захватить трон. Появились доказательства того, что Алексей ненавидел заветные проекты Петра и что некоторые русские из элитных кругов рассматривали его как альтернативу. На суде специального трибунала Алексей под пытками признался в государственной измене и был приговорен к смертной казни, скончавшись через два дня после новых пыток. Его судьба и развязанная судом охота на ведьм встревожили даже ярых поклонников Петра, который был готов пожертвовать своим сыном из государственных соображений. Советские историки отвергли Алексея как предателя, но с 19-го века к нему относились более сочувственно.90-е.

См. также: Петр I; Петр II

Бушкович Павел. (2001). Петр Великий: борьба за власть, 1671–1725 гг. Кембридж, Великобритания: Издательство Кембриджского университета.

Хьюз, Линдси. (1998). Россия в эпоху Петра Великого. Нью-Хейвен, Коннектикут: Издательство Йельского университета.

Линдси Хьюз

Энциклопедия истории России

Еще с encyclopedia.com

Петр I (Югославия) , ПЕТР I
(1672–1725), известный как Петр Великий, царь и император России, 1682–1725 гг.
Правление Петра I обычно считается переломным моментом в России… Происхождение Екатерины I, Марфы Скавронской, национальность и первоначальная религиозная принадлежность до сих пор являются предметом дискуссий. Она столкнулась с русской армией в Ли… Петр I (Россия), Петр I (1672-1725), прозванный Петром Великим, был царем России с 1682 по 1725 год. Его правление было отмечено программой широких реформ, известной как Западная… Петр III (Арагон) , ПЕТР III
(1728–1762), император России, с 5 января 1762 г. по 9 июля., 1762.
Будущий Петр III родился Карлом Петером Ульрихом в Киле, Германия, в феврале… Петр , Петр
Петр2 мужское имя, имя ряда других реальных и вымышленных людей.
Питер Пэн герой одноименной пьесы Дж. М. Барри (1904),… Петр II (Югославия) , ПЕТР II
(1715–1730), император России, с мая 1727 г. по январь 1730 г.
Сын цесаревича Алексея Петровича и принцессы Шарлотты Вольфенбюттельской, и гран…

Об этой статье

Обновлено О Encyclopedia.com Содержание Печать статьи

Вы также можете как

• Блудчик,

• Peters, Lana

• Bienewitz, Peter

• , Peter 9000

• 2

  2

• . –1727)

• Екатерина I (1684–1727)

• Пиндар Петр

• Петр I (Великий), Император России

NEARBY TERMS

Alexei Nikolayevich

Alexei Mikhailovich

Alexei II, Patriarch

Alexei I, Patriarch

Alexei Arkhipovich Leonov

Alexeev, Dmitri

Alexeev, Dimitri

Alexas

Alexanian, Diran

Alexandrov, Григорий Александрович

Александров Анатолий

Александров Анатолий

Александров Александр (Васильевич)

Александров Александр

александрит

Александрина Прусская (1803–1892)

Александрина Быков

Александрина Мекленбург-Шверинская (1879–1952)

Александрина Баденская (1820–19003)

Александрийская работа

Александрийская школа

Александрийские мученики, Деяния

Александрийская Литургия

Александрия, Школа

Алексей Петрович и Алексеев Паркер, Александр

30003

Alexej Von Jawlensky

Алексайев, Александр

Алексайв, Михаил Василььевич

Алексия

Алексианские братья

Алекси, Шерман (Джозеф), (младший)

Алексии, Шерман (JOSEPH, JR. )

Алекси, Шерман 1966- (Шерман Джозеф Алекси-младший)

Алекси, Шерман 1966–

Алекси, Шерман Джозеф-младший

Алексин

Алексиу, Элли (1894–1988, Эллиок)

3

3 1898–1986)

Alexis Charles Henri Maurice Clérel de Tocqueville

Alexis I (Russia) (1629–1676; Ruled 1645–1676)

Alexis Mikhailovich Romanov

Alexis of Piedmont

Alexis, André

Alexis, Jacques Стефан (1922–1961)

Алексис, Ким 1960–

Алексис-Клод Клеро

Алексисонфайр

Алексий I Комнин

Алексей I Комнин, византийский император

9000 Галерея имени Ольги

001 Именной указатель — Галерея Ольги

А  Б  С
Д Е
Ф Г
ЗДРАВСТВУЙ
Дж К
Л М
НЕТ
П Q
Р С
Т У
В Вт
Х Г
Z

В этом указателе все лица, упомянутые на сайте, с соответствующими
ссылки на изображения или заметки индексируются в алфавитном порядке.

А

        Абаз,
А. А.

        Абель,
Карл Фридрих

        Аччайуоли,
Никколо

        Адорно,
Паола, маркиза Бриноль-Сале

        Д’Агессо,
мадам

        Айвазовский,
Иван

        Ахматова,
Анна || (2) || (3)
|| (4) || (5)
|| (6) ||

        Акимов,
Мария

        Акулов,
Прокофий

        Альба,
Герцогиня || (2) ||

        Альба,
герцог

        Альбергати,
Кардинал Никола

        Альберт,
Принц-консорт  || (2)
|| (3) || (4)
|| (5) ||

        Альбрехт
Бранденбургский, кардинал  || (2)

        Альбрехт,
К.
Я.

        Алексеев,
Федор

        Александр
я

        Александр
II

        Александр,
Сисели

        Александра
Павловна, великая княгиня

        Александр,
Павел

        Алексей
Петрович, Царевич

        Алексис,
Павел

        Алма-Тадема,
сэр Лоуренс

        Алстон,
Леди

        Альтдорфер,
Альбрехт

        Альтман,
Натан

        Альтовити,
Биндо

        Алябьева,
Ольга

        Алымова,
Г. И.

        Амербах,
Бонифаций

        Андерсон,
Дэйвид

        Андовер,
Дороти Виконтесса

        Андраде-и-ла
Полковник, Андрес де

        Андреев,
Леонид || (2)

        Андреева,
Мария

        Эндрюс,
Роберт и Фрэнсис

        Анджелико,
Фра

        д’Анжели,
граф Рейно де Сен-Жан

        д’Анжели,
Графиня Рено де Сен-Жан

        д’Ангулем,
герцогиня

        Ангранд,
Чарльз

        Анна
Петровна, Царевна

        Энн
Клев

        Ансло,
Корнелиус Класзон

        Энтони
Бургундии

        Антокольский,
Отметить || (2) ||

        Антонелло
да Мессина

        Антропов,
Алексей

        Апраксин,
Граф Федор

        Апраксина,
София

        Арчимбольдо,
Джузеппе

        Аретино,
Пьетро

        д’Аргу,
Граф Антуан-Морис-Аполлинер

        Аргайл,
Арчибальд Кэмпбелл, 3-й герцог

        Архарова,
Вы.