Помогая, глубоко верующий меньше руководствуется состраданием, чем атеист

Атеисты, агностики и ненабожные люди чаще руководствуются чувством сострадания, помогая незнакомцам, чем верующие, несмотря на то что призыв возлюбить своего ближнего является для христианства основополагающим и регулярно звучит с амвонов и церковных кафедр. Таковы результаты социологического исследования американских ученых.

В трех экспериментах, поставленных социологами из Калифорнийского университета в Беркли, было установлено, что чем менее религиозен человек, тем больше его щедрость и бескорыстные поступки по отношению к другим диктуются чувством сострадания. И наоборот: чем более он набожен, тем меньше они продиктованы сочувствием.

Статья с описанием экспериментов принята к публикации в июльском номере Social Psychological and Personality Science (импакт фактор 2,52, что весьма неплохо для издания по социальной психологии) и доступна онлайн.

Из результатов экспериментов отнюдь не следует, что религиозные люди менее щедры и милосердны или менее сострадательны, но они опровергают общераспространенное убеждение, что щедрость и милосердие обусловлены чувством сострадания и жалости, а также набожностью, отмечают авторы.

Как показал эксперимент, связь между состраданием и щедростью сильней выражена у тех, кто считает себя нерелигиозным или не очень религиозным человеком.

«Для менее религиозных сила эмоциональной связи с другим человеком критически важна при принятии решения, помогать этому человеку или нет. В свою очередь, более религиозные люди свою щедрость меньше основывают на эмоциях и больше на таких факторах, как религиозная доктрина, идентификация себя в качестве представителя церковной общины и соображениях репутации», — комментирует результаты исследования один из авторов статьи социолог Роб Уиллер.

Авторы статьи изучили связь между религиозностью, состраданием и щедростью, но результаты экспериментов пока не объясняют, почему, помогая другим, набожные люди в меньшей степени руководствуются состраданием. Социологи в качестве гипотезы предполагают, что

для глубоко верующих поведенческий код, связанный с усвоенным моральным обязательством («надо помогать ближним»), играет большую роль, чем эмоции.

«Мы предполагаем, что религия изменяет фактор, движущий щедрым поведением», — считает ведущий автор статьи Лора Сэслоу.

Первая часть статьи посвящена анализу социоопроса, в котором приняли участие 1300 взрослых американцев, из которых сначала была выделена группа людей, склонных проявлять милосердие по отношению к тем, кто оказался в менее выгодном, чем окружающие, положении. Дальнейшее изучение этой группы показало, что большую часть тех, кто готов предоставить свой кров бездомным и дать им денег именно из чувства сострадания, составляют малорелигиозные или неверующие люди.

«Это показывает, что, хотя сострадание ассоциируется с просоциальным поведением как у менее религиозных, так и более религиозных индивидов, эта связь сильней всего выражена в случае менее религиозных», — пишут авторы.

Во втором эксперименте принимала участие группа из 101 взрослого. Каждому из них по отдельности было показано два видеоролика — один контрольный, с изображением нейтральных сцен, и один душераздирающий, с изображением страдающих нищих детей. После каждого просмотра участники получали от организаторов по 10 долларов с предложением вручить любую часть от этой суммы нуждающемуся незнакомцу.

В результате менее религиозные участники эксперимента оказались более щедрыми.

«Видео, пробуждающее сострадание, активно стимулировало их альтруизм, но не оказало заметного влияния на щедрость более религиозных членов группы», — констатирует Уиллер.

Наконец, в третьем эксперименте 200 студентов, сначала ответивших на вопрос анкеты «насколько вам присуще сострадание?», сыграли в классическую игру «поделись с ближним». Сначала всем участникам раздали деньги, которыми они по желанию могли делиться с незнакомцем. Далее им объявляли, что другой игрок поделился с ними частью денег и они, в свою очередь, могут пожертвовать часть полученной суммы другому незнакомцу. В конце игры участники ответили на вопрос анкеты «насколько вы религиозны?».

Как выяснилось, более сострадательные, но менее религиозные оказались и более щедрыми.

«Как видим, несмотря на то что в США менее набожные люди вызывают меньше доверия, они более склонны помогать своим согражданам из чувства сострадания, чем набожные»,

— резюмирует Роб Уиллер.

Раз более набожные люди руководствуются в своем альтруизме более «доктриной», чем эмоциями, то понятно, почему ортодоксы демонстрируют подчас удивительную жестокость и бесчеловечность в ситуациях, когда они считают, что их религии — поведенческому коду, с которым они себя идентифицируют, — что-то угрожает. Если принцип правила оказывается сильней простого человеческого чувства, того же сострадания, то смена одного правила (скажем, «возлюби ближнего») на диаметрально противоположное (скажем, «пришел я не с миром, а с мечом») для религиозного ортодокса является дежурной процедурой: религия не была бы религией, если бы у нее на все вопросы не находились тут же нужные ответы.

добрый атеист или злой верующий, которому отпустили грехи перед смертью? – Православный журнал «Фома»

Приблизительное время чтения: 4 мин.

В редакцию «Фомы» пришло письмо читателя:

Один человек всю жизнь грешит, творит зло, но под конец жизни раскаивается и получает отпущение грехов. Второй — атеист, но добрый и хороший человек, творящий добро. Его грехи мизерны и практически незаметны по сравнению с грехами первого. Или он верующий, но отпущения грехов перед смертью не получает. Неужели первый более достоин Царства Божьего?

Отвечает священник Евгений Мурзин:

Отпущение грехов — не автоматический процесс, но результат глубокого искреннего раскаяния. В Таинстве исповеди человек в присутствии священника кается Богу в своих грехах, после чего над ним читается разрешительная молитва. Но что означает это для самого кающегося?

В православии различают действительность и действенность таинств. Действительность — это объективная сторона таинства. Для того, чтобы Таинство было действительным, необходимы три вещи: оно должно быть совершено законно рукоположенным священнослужителем, сопровождаться видимым знаком или употреблением определенного вещества (вода, масло и проч.) и, наконец, должна быть правильно произнесена тайносовершительная формула. Однако таинство имеет и субъективное измерение, которое называется действенностью. Под ней понимается степень воздействия полученной в таинстве благодати на человека. А это напрямую зависит от веры и внутреннего состояния последнего.

Покаяние — это не просто перечислить грехи на исповеди. Наивно думать, что человек, всю жизнь грешивший и сеявший вокруг одно только зло, может перед смертью искренне раскаяться в содеянном и внутренне измениться. Такие случаи есть, но их совсем немного. Самым известный и показательный — покаяние разбойника, распятого по правую руку от Христа. Испытывая страшные муки и глядя на безвинно страдавшего рядом Спасителя, он осознал свою греховность, принял распятие на кресте как воздаяние за совершенные преступления и смиренно попросил Христа вспомнить о нем в Царстве Божьем. В душе преступника и душегуба произошел духовный переворот, его душа обратилась к Богу, и это движение продолжилось после смерти, так что разбойник стал первым человеком, унаследовавшим рай. Его покаяние не было формальным. Он был плохим человеком, но за минуту до смерти все-таки сумел измениться. Из обычного грешника разбойник стал грешником кающимся и тем открыл себе путь к Богу. Ведь, по слову Иисуса Христа, на небесах более радости… об одном грешнике кающемся, нежели о девяносто девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии (Лк. 15:7). Как неоднократно говорил на этот счет протоиерей Димитрий Смирнов, в рай идут кающиеся грешники, а хорошие люди идут на доску почета.

Проблема атеиста и закоренелого грешника в том, что им Царство Божие не нужно. Один не верит в его существование, другой — не стремится в него. После смерти и тому, и другому будет там очень неуютно, они не будут знать, что делать и зачем они вообще туда попали, потому что в их жизни не было подобного опыта. «Кто не увидел Христа здесь, в этой жизни, тот не увидит Его и там», — говорил преподобный Варсонофий Оптинский. Если же человек верил во Христа, старался вести добродетельную жизнь, регулярно приступал к исповеди и при этом искренне каялся, то так ли важно, получит он перед смертью отпущение грехов, или нет? Ведь вся его жизнь была свидетельством его веры и движением к Богу. И смерть — лишь один из этапов на этом пути.

Христос ждет всех без исключения, хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины (1 Тим. 2:4). Но при этом Он не принуждает никого во что бы то ни стало идти в Царство Божие. Это и невозможно, ведь оно представляет собой полную противоположность земным государствам с их аппаратом насилия и принуждения. Царство Божие скорее напоминает семью, где господствуют близкие, доверительные, полные любви отношения с Богом и людьми. Невозможно находиться в этих отношениях и одновременно отвергать возможность войти в них. Если человек не идет ко Христу, значит он идет в обратном направлении, поскольку никакой слуга не может служить двум господам, ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить, или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть (Луки 16:13). Даже если наши грехи кажутся незначительными в сравнении с грехами других людей, они все равно остаются грехами и все равно заграждают нам вход в Царство, ибо верный в малом и во многом верен, а неверный в малом неверен и во многом (Лк. 16:10).

Важно помнить, что путь в Царство Божие открыт для всех — и добродетельный атеист, и нечестивый христианин могут войти в него, если только искренне захотят этого. Но этот путь лежит через вживание в личность Иисуса Христа, который Сам есть путь и истина и жизнь (Ин. 14:6). Осознав это, атеист не может не пересмотреть свои убеждения, а плохой христианин обязательно будет стремиться исправиться. И тогда Царство Небесное, которое раньше находилось для них в какой-то параллельной реальности, может стать реальностью их жизни уже здесь, на земле.

«Атеисты России» попросили убрать изображение Гагарина с фрески в церкви во Владимирской области

Владимирское областное отделение общероссийской общественной организации «Атеисты России» направило Митрополиту Владимирскому и Суздальскому письмо с просьбой убрать изображение первого космонавта и известного атеиста Юрия Алексеевича Гагарина со стены в церкви Андрея Первозванного.

 — Владимирское областное отделение организации АТЕИСТЫ РОССИИ обнаружило на росписи в церкви Андрея Первозванного в деревне Новосёлово Киржачского района изображение первого космонавта и известного атеиста Юрия Алексеевича Гагарина преклоняющимся перед неким православным святым. Свое отношение к религии Гагарин выразил в своей автобиографии, написав: «Полёт человека в космос нанёс сокрушительный удар церковникам. В потоках писем, идущих ко мне, я с удовлетворением читал признания, в которых верующие под впечатлением достижений науки отрекались от бога, соглашались с тем, что бога нет и всё связанное с его именем — выдумка и чепуха», — сказано в письме руководителя Владимирского отделения Атеистов России Сергея Плешанова.

Атеисты России отмечают, во время работы в Новосибирске инициативе церкви была запрещена опера «Тангейзер», так как изображение там Иисуса Христа оскорбляло чувства верующих. 

 —  Мы считаем, что такое изображение известного атеиста так же оскорбляет чувства миллионов научно мыслящих граждан и память Юрия Алексеевича. Настоятельно просим вас убрать данное изображение первого космонавта планеты Земля, — сказано в письме.

Фото фрески с изображением появилось в телеграм-канале «Толкователь», на них изображены Юрий Гагарин, Владимир Серегин и Алексей Леонов. Последний выступил автором эскизов росписи храма. Юрий Гагарин погибший при выполнении тренировочного полета на учебном истребителе разбился в километре от храма 27 марта 1968 года.

Способны ли понять друг друга религиозные россияне и убежденные атеисты — Российская газета

Общество у нас в последнее время склонно к постоянным препирательствам. Причем особенно яростно мы дискутируем на темы, изначально предполагающие у спорщиков терпимость, мудрость, милосердие и прочие благородные черты натуры. Например, о вере и безбожии, о том, должна ли религия быть в обществе одной из ведущих «духовных скреп» — или светскому государству вполне достаточно Конституции и пророков ее… то есть производных — Уголовного кодекса и других базовых законов.

Почему-то считается, что верующие и неверующие люди разделены незримой пропастью и друг друга не поймут никогда. Такое мнение убедительно опровергает исследование, проведенное Институтом социологии РАН. На основе данных рекордного по своим масштабам опроса, участие в котором приняли 4 тысячи граждан, ученые заключают: и в своих заблуждениях, и в своих представлениях о добре и зле, и в своих надеждах на лучшее будущее России российские верующие любых конфессий и атеисты едины. Сталкивать их лбами совершенно незачем — они вполне способны друг друга понять. Система ценностей и Родина у них одна.

Смешать и не взбалтывать

Религиозные воззрения дело тонкое, нюансов много, не все верующие бывают «воцерковленными» и т.д. Поэтому сами социологи «брали на веру» исключительно слова опрошенных: как люди отвечали, так и записано. Согласно данным опроса, в России абсолютное большинство граждан причисляют себя к последователям православия, их в стране 69%. Каждый двадцатый (5%) исповедует ислам, 6% верят в «высшую силу», но не относят себя к какой-либо конкретной конфессии. 2% придерживаются иных религиозных воззрений. Каждый десятый россиянин — атеист.

Как выяснили социологи, «правильные» религиозные установки у россиян легко уживаются со всяческими суевериями и прочим мракобесием. Загадочная русская душа. Но из опросов цифры не выкинешь.

Так, в существование Бога верят 87% православных, 89% мусульман и лишь половина (50%) приверженцев других конфессий. Дальше — еще интереснее. Как выяснилось, в Бога верят целых 12% атеистов (какие они тогда атеисты — загадка). Примерно каждый пятый из верующих россиян признает существование НЛО. 18% православных и 15% мусульман не чужды буддизма и верят в переселение душ. Примерно каждый четвертый-пятый россиянин (22-25%) считает, что Черт — это вовсе не сказочный персонаж, а натуральное зло с хвостом, рогами и копытцами.

Половина православных и треть мусульман верят в приметы. Примерно каждый третий-четвертый религиозный человек наступает на горло церковным канонам и верит в колдовство или магию (которые ни одна традиционная религия, естественно, не одобряет). Надеются на загробную жизнь треть православных (32%) и 27% мусульман, а также каждый двадцатый атеист.

Но не мистикой единой. Почти две трети граждан (61%) верят в судьбу, но еще больше — в прогресс (65%) и в «самого себя» (83%). На Бога надейся, а сам не плошай. Видимо, поэтому больше всего уверены в своих силах и возможностях православные россияне. Да и прогресс дело хорошее, в него верят от 59% до 69% в разных группах.

Что означает все это? Социологи ничего необычного не видят. У нас такое сознание — пестрый «салат» из порой взаимоисключающих ингредиентов, к тому же щедро приправленный рационализмом. Мы верим в то, во что «полагается» по традиции верить, — и немножко в то, чего «душа просит».

С молитвой за державу

Гораздо более серьезный вопрос — могут ли верующие и неверующие «спокойно договориться» Взаимные обвинения в «мракобесии и средневековых замашках» с одной стороны и «бездуховном цинизме» с другой стали, увы, привычными. Достаточно вспомнить бои муниципального значения вокруг строительства храмов или мечетей, а не стадионов и торговых центров, пикеты «православных казаков» против эпатажных выставок и спектаклей, конфликты на почве «оскорбленных религиозных чувств» и т. д.

Социологи в данном случае заключают четко: взгляды религиозных и нерелигиозных граждан в базовых для государства вопросах совпадают. Любые попытки «вбить клин» меж ними — это либо заблуждения, либо околополитические спекуляции. Нет у них кардинальных противоречий, различаются лишь ритуалы и обряды. Как говорят шутники, «бог один — бухгалтерии разные», не более того. Любая из конфессий призывает с уважением относиться к праву человека на жизнь, не вредить ближним своим, быть милосердным, честным и щедрым, соблюдать правила приличий и не пытаться свергнуть государственный строй, если в целом он работает во благо граждан.

Именно государство большинство россиян считает своим главным защитником. Больше половины верующих любых конфессий (от 53% до 57%) уверены: без поддержки государства им и их семьям не выжить. Так же думают 49% атеистов. Неверующие — единственная группа респондентов, в которой пусть ненамного, но преобладают люди, готовые сами себя обеспечивать (51%).

Самый высокий процент «убежденных патерналистов» среди православных россиян.

Более двух третей опрошенных (70%) считают, что игнорировать моральные нормы нельзя никогда, даже если соблазн очень велик. Но треть граждан (30%) готовы переступить через них ради успеха в жизни. При этом подобных «отступников и нарушителей» среди верующих ненамного меньше, чем среди атеистов, — 29% и 35% соответственно. Так что вопрос, кто нравственнее и кто безнравственнее, кто «хуже», а кто «лучше», заведомо неверный. Большой разницы нет.

Государство — понятие достаточно растяжимое. Отдельным его институтам граждане доверяют больше прочих, другим — меньше. Как выяснилось, и в этом отношении существенных различий между взглядами верующих и атеистов тоже не видно.

Одна только любопытная деталь касается Русской православной церкви как социального института. Рейтинг доверия к ней — такой же, как и к правительству страны. В 2014 году РПЦ высказывали свое доверие 59% православных, 34% граждан вне конфессий и 18% атеистов.

При этом общественные и правозащитные организации люди удостаивают куда меньшего доверия. Признают их авторитет 39% православных россиян, 41% исповедующих иные конфессии и всего четверть (25%) атеистов. И хотя в целом авторитет правозащитников за 2 года довольно сильно вырос (в различных группах — на 4-12%), церковь в данном случае ощутимо впереди.

Безусловный лидер по уровню доверия граждан — это президент страны. Особенно мощную поддержку он получает в православной и мусульманской группе респондентов, у внеконфессионалов несколько меньшую, но все равно солидную. Та же ситуация с доверием российской армии (в православной, мусульманской и атеистической группе она на второй позиции рейтинга, только внеконфессионалы в данном случае больше верят Российской академии наук). Православные отдают почетное третье место в рейтинге общественного доверия правительству и церкви. Мусульмане и внеконфессионалы — правительству, атеисты — главе региональной администрации. На четвертом месте этого рейтинга у православных и мусульман губернатор, у атеистов правительство, у внеконфессионалов правозащитные организации. На пятом у христиан телевидение, у адептов ислама и приверженцев других религий Совет Федерации, у атеистов — Академия наук.

Более-менее высокий рейтинг в глазах россиян имеют сейчас органы местного самоуправления, Госдума, профсоюзы, органы внутренних дел, суды — от 30 до 40% и даже выше. Самый низкий уровень доверия — менее 20% — во всех группах, кроме мусульманской, заработали политические партии, во внеконфессиональной когорте — органы внутренних дел и судебная система, у атеистов — печатные СМИ, профсоюзы и церковь.

Случись кризис — кого поддержат граждане, различающиеся по своим религиозным воззрениям, — власть или оппозицию? Как выяснилось, фактор веры здесь не решающий. От 33% православных до 42% мусульман вообще ни за кем не пойдут и от любого конфликта сочтут за благо держаться подальше. 60% православных и 47% представителей иных групп поддержат власть. Оппозиция может рассчитывать на голоса и помощь всего 6% православных россиян, каждого десятого мусульманина (10%) и каждого двадцатого атеиста (5%). Негусто, прямо скажем.

Верь и не бойся

Как себя чувствуют в обществе люди разных конфессий? По данным ИС РАН, «эмоциональный подъем» отмечают как свое обычное, повседневное состояние по 6-7% представителей каждой группы опрошенных. 48% православных и 50% атеистов, как правило, чувствуют себя вполне уравновешенными. Несколько менее спокойны мусульмане (41%) и внеконфессионалы (42%). Последняя группа вообще наиболее тревожная во всей России — предчувствуют «надвигающуюся беду» 32% ее представителей (среди мусульман 19%, у атеистов 20%, у православных 27%). Атеисты чаще других отмечают у себя состояние апатии (14% при средних по стране 9%). А вот мусульмане вдвое чаще «средних россиян» (22% против 10%) отмечают у себя перманентное раздражение на кого-то или на что-то. Хотя надо отметить: агрессивность и озлобленность россиянам всех вероисповеданий не свойственна, об этом сказали от 1 до 4% респондентов, в православной группе уровень агрессии равен нулю. Православные россияне вообще отличаются более позитивным мировосприятием, чем все остальные верующие или атеисты.

Как стране жить в трудные времена? Россияне любой веры готовы поддержать комплекс мер, направленных на усиление безопасности государства: две трети (66%) не осудят ужесточение контроля за въездом иностранных граждан, больше половины (55%) за то, чтобы правила прописки по месту жительства стали более суровыми. Разве что в православной группе сторонников разного рода запретительных мер несколько больше, чем во всех прочих. Бдительно фильтровать иностранных гостей согласны 70% из них, ограничить митинги и прочие массовые акции — 35%, лишать регистрации оппозиционные партии, не поддерживающие действия руководства страны на международной арене, — 39%, отменить выборы регионального и местного уровня — 26%. Усилить роль православной церкви в принятии государственных решений считает возможным 31% ее адептов (в среде атеистов так думают 10%). Меньше всех любые запреты нравятся мусульманам. Верующие вне конфессий и атеисты особенно не в восторге от идеи запрета деятельности СМИ, сайтов или отмены местных выборов.

Как правило, те, кто исповедует православие, выражают власти свое одобрение более активно. Так, воссоединение Крыма с РФ одобрили 82% православных, по 72% мусульман и внеконфессионалов. Одобрительно относятся люди разной веры и к политике РФ в ответ на санкции стран Запада, пророссийскую позицию они в большинстве своем занимают по «украинскому вопросу». Правда, хорошо видно различие православных и атеистов в выборе источников информации. Первые гораздо больше склонны доверять официальным СМИ, вторые — независимым источникам и Интернету.

Родина у человека одна и покидать ее нехорошо — такое мнение разделяют по 58% православных и мусульман, 51% атеистов и лишь 43% людей иных верований. В их среде, наоборот, больше «космополитов» — 57%. 48% атеистов считают, что жить надо, «где больше нравится».

Кто больше родину любит? Вечный вопрос, вечное отсутствие точного ответа. Можно лишь сказать, что приверженцы православной религии несколько чаще высказывают позитивные чувства — гордость (25%), любовь (18%), уважение (30%) к своей стране. По сравнению с ними атеисты втрое чаще признаются Родине в равнодушии (12% против 4%), внеконфессионалы острее испытывают чувства стыда и обиды (15% против 7%) или возмущения (9% и 6% соответственно). Влияют и психологические особенности — так, мусульмане чаще говорят не о любви к Родине (12%), а об уважении к ней (30%) или гордости (20%).

А главное, чего россияне всех религиозных убеждений хотят от родного государства, — это социальной справедливости. Ее в списке приоритетов отметили больше половины респондентов (чаще других — мусульмане). Для православных особенно важно, кроме того, возвращение к национальным традициям и ценностям (для атеистов такая задача на пятом месте по значимости). Идея демократии и прав человека для православных на четвертой позиции, а в прочих группах — на третьем. А тезис о том, что РФ должна стать «русским национальным государством», разделяет лишь примерно каждый десятый из россиян. Зато о том, что Россия должна быть «великой державой» с развитой экономикой, уникальной культурой, мощными вооруженными силами и высоким уровнем жизни граждан, во всех группах говорило подавляющее большинство опрошенных. При этом от 79% до 89% респондентов отмечали: государство в равной степени должно поддерживать религию и культуру всех народов России вне зависимости от их численности или вероисповедования.

Справка «РГ»

Общероссийское исследование «Динамика социальных трансформаций современной России в социально-экономическом, политическом, социокультурном и этнорелигиозном контекстах» выполнено группой ученых Института социологии РАН под руководством академика РАН М.К. Горшкова при финансовой поддержке Российского научного фонда (проект N 14-28-00218). Результаты исследования опираются на опрос 4 тысяч россиян из 22 субъектов РФ по репрезентативной выборке, интервью экспертов, статистические и социологические данные, анализ официальных документов, СМИ и интернет-ресурсов.

Комментарий

Итоги опроса комментируют академик РАН, директор Института социологии РАН Михаил Горшков и доктор политических наук, профессор, соруководитель Центра «Религия в современном обществе» ИС РАН Мария Мчедлова.

Если все российские конфессии проявляют такое единодушие в государственных вопросах, почему до сих пор их представители бывают так нетерпимы друг к другу? Насколько велика сейчас опасность межрелигиозных конфликтов?

Михаил Горшков: По нашим данным, велика не сама по себе вероятность таких «обострений дружбы», а обеспокоенность общества этой проблемой. Более или менее сильную тревогу на этот счет испытывают примерно 70% россиян любого вероисповедания (более спокойны православные и атеисты). Для российского общества очень важно сохранить стабильность и спокойствие в стране, любые попытки «раскачать лодку» оно воспринимает очень болезненно. Но нельзя упускать из виду и то, что для людей на первом месте — интересы той группы, к которой принадлежат они сами (мы не только «граждане России», как говорят почти 80% россиян, но и представители разных этносов, религий и т.д.). Более 80% граждан убеждены, что насилие при разрешении межнациональных и межрелигиозных конфликтов недопустимо. Но когда речь заходит о нарушении справедливости по отношению к их народу, насилие допускают уже 40%, причем чаще всех атеисты (44%). Вопрос о мирном сосуществовании всех этносов и религий тесно связан с разумной и последовательной государственной политикой в этой сфере.

Исследование зафиксировало высокое доверие граждан к Русской православной церкви как общественному институту. Но у любой медали две стороны. Нет ли опасности того, что церковь станет слишком активно диктовать «нормы общежития», а люди неверующие окажутся в положении «моральных изгоев»?

Мария Мчедлова: В любом разговоре о соотношении светского и религиозного следует избегать крайностей. Общественные дискуссии на эту деликатную тему всегда идут очень остро и болезненно. Новые формы взаимоотношений между светским и религиозным, между государством и религиозными структурами нащупать очень сложно. Высокий уровень доверия к Церкви накладывает на нее особую ответственность — она должна сыграть в обществе солидаризирующую роль, причем как для верующих, так и для атеистов. Другое дело, что возвращение Церкви в публичную сферу не должно восприниматься как полное отрицание светского, секулярного пути развития общества, скорее речь должна идти о новых формах взаимоотношений. Мы должны говорить о равенстве разных типов мировоззрения, а не о доминировании одного над другим. Иначе в обществе неизбежны «конфликты» между ними, которые могут привести не к самым лучшим последствиям. Основы для согласия и взаимопонимания между светской и религиозной частью общества есть, важно не отойти от этого «фундамента».

Все мы опасаемся возможных всплесков недовольства — особенно на религиозно-этнической почве. Поэтому несколько тревожит то, что верующие мусульмане вдвое чаще «средних россиян» назвали своим привычным эмоциональным состоянием чувство раздражения. Чем это может обернуться и почему так получается?

Мария Мчедлова: Да, действительно, среди негативных чувств у мусульман преобладает раздражение, тогда как у остальных мировоззренческих групп — чувство тревоги. Сейчас очень важно не допустить, чтобы таким эмоциональным состоянием мусульман воспользовались в своих целях радикальные исламистские деятели и движения — наши сограждане очень сильно опасаются их активизации. Здесь многое зависит от того, как будут решаться социально-экономические вопросы, осуществляться гуманитарные общегражданские проекты. Очень важно, чтобы свою конструктивную роль сыграли российские мусульманские организации и их лидеры, вносящие немалый вклад в укрепление российской нации.

В царской России был лозунг «православие, самодержавие, народность». А если говорить о России нынешней — в какой степени религиозный компонент может присутствовать в ее национальной идее?

Михаил Горшков: Однозначно ответить не получится. С одной стороны, нельзя не признать огромную социально значимую историческую роль Церкви в становлении и формировании российского общества, укреплении его государственности. Граждане признают ее морально-нравственный авторитет, отдают должное усилиям на ниве благотворительности и милосердия, сохранении культурного наследия и т. д. Церковь действительно становится консолидирующей силой, очень важной для национальных идеологических проектов, требующих «всенародного единства» ради общего блага. Но с другой стороны, наше общество не воспримет чисто религиозный «национальный проект». Религия может стать катализатором общественных движений гуманистического характера. Но при том, что конкретные формы присутствия религиозного компонента в общегражданских проектах могут меняться, решающее слово будет оставаться за государством и самими людьми.

Инфографика: Мария Пахмутова / Екатерина Добрынина / РГ

Каждый пятый россиянин не знает слова «атеизм» — Российская газета

Январь — не самый подходящий месяц для споров на религиозные темы. Тут тебе и православное Рождество, которое стало теперь общегосударственным выходным днем, и уже традиционные многокилометровые очереди к привезенным в Россию святыням, и Крещение, которое отмечают не только верующие люди, но и обычные «моржи» — любители зимних купаний. .. Но все же социологи Фонда «Общественное мнение» пошли поперек традиции. Свой опрос они посвятили не «чувствам верующих», а совсем наоборот — атеизму и отношению к нему в нашем обществе.

Конституция гарантирует нам свободу совести, право исповедовать какую-либо религию или, цитируя Высоцкого, «ни во что не верить, даже в черта назло всем» закреплено в Основном законе. Но мораль и право вещи разные. И все же, как выяснил ФОМ, в целом россияне к атеистам вполне терпимы, подавляющее большинство (79%) никогда не вступало с ними в споры, 15% делают это очень редко. Диспуты устраивали лишь двое из каждой сотни респондентов. Яростные споры «Бога нет! — Это на вас самих креста нету!» осталось в непримиримых 20-30-х или в атеистических «застойных» годах. При этом налицо парадокс: число верующих за последние 6 лет в России выросло на 7 процентных пунктов и составляет сейчас 77% населения. Но, видимо, вера способствует терпимости: осуждать атеистов стали гораздо реже. Подобное отношение к ним высказывают лишь 4% (в 2007 г. — 7%). 67% относятся к неверующим согражданам без малейшего осуждения.

Выяснился и еще один, просто поразительный факт. Каждый пятый россиянин вообще не знает слова «атеизм». 20% опрошенных впервые услышали его именно от социологов.46% понимают, что этот термин означает, треть (31%) россиян всего лишь «слышали» его. Кстати, за шесть лет познаний у нас не убавилось и не прибавилось.

Зато ассоциаций со смутно знакомым словом — масса. Первое, что приходит в голову 42% опрошенных: атеисты — это люди, которые не верят в бога. По 4% припоминают «безбожникам» антирелигиозную пропаганду и разрушение храмов, 3% говорят о «материализме и рационализме», дарвинизме, объяснении мира только «по науке»и т.п. Это суждения нейтральные, но столько же россиян и не стеснялись обозвать атеистов достаточно обидными эпитетами. Сыграло роль и слабое знание предмета: находились люди, которые называли атеизм «чем-то церковным», «чем-то вроде религии» и т.п. или утверждали, что это «секта» типа «Свидетелей Иеговы» (бедные иеговисты напрасно приставали к таким прохожим со своими лекциями!) Кому-то такая система взглядов представлялась «бунтарством», другие, напротив, утверждали, что атеизм представляет собой «трезвый взгляд на жизнь» и в целом не так уж и плох.

Впрочем, в массе своей россияне вполне лояльны к «безбожникам». К атеизму как системе взглядов 9% россиян относятся положительно, почти две трети (61%) — безразлично. Отрицательно настроен каждый пятый (20%). Снова неожиданность: всегда считалось, что наиболее нетерпимы к неверующим полуграмотные «бабки». Ничего подобного. Неприязнь к атеистам растет прямо пропорционально уровню образования. Среди тех, у кого за плечами средняя школа или того меньше, не любят атеистов 16%. В группе респондентов со средним специальным образованием — уже 22%, с высшим — 23%. «Умножение познаний» вовсе не смягчает сердца.

Любопытно, что люди по-разному оценивают собственные религиозные убеждения и чужие. Сами себя называют верующими 77% (69% исповедуют православие, 5% — ислам, по 1% — другие религии). Но лишь 42% говорят, что в их ближайшем окружении религиозных людей больше, чем атеистов. 7% уверены, что атеисты в большинстве, а 22% — что тех и других среди их родственников и знакомых поровну. Еще 17% этим вопросом просто не задаются. Хотя бы потому, что только для каждого девятого россиянина (11%) вообще важно, атеист человек или верующий. Для 82% религиозные убеждения не служат препятствием в общении. Разве что верующие несколько менее терпимы: из них в такой толерантности расписались 79%, среди атеистов — 95%.

Многие отмечали, что все зависит от воспитания, а веру люди порой теряют из-за пережитых трудностей. Кроме того, религиозность не свойственна ученым. Но от расхожих стереотипов или предубеждений тоже никуда не деться. Так, ряд россиян ставит знак равенства между атеизмом и «бездуховностью», бессовестностью, черствостью, равнодушием, жестокостью — и далее по нарастающей вплоть до сатанизма, терроризма и откровенного криминала. Некоторые отказывали в праве называться верующими вип-персонам, политикам, богатым людям — объектам классовой ненависти и зависти или испокон веку нелюбимым в народе «чиновникам». Но большинство все-таки понимает, что даже не религиозный человек вполне способен проявить лучшие качества и отвечать самым строгим моральным критериям просто в силу убеждений, а не из-за принадлежности к некоей конфессии. И если у них «нет Бога в душе» — это вовсе не значит, что за этой самой душой ничего хорошего нет.

Компетентно

Григорий Кертман, ведущий аналитик ФОМ, утверждает, что за смягчением позиции верующих к атеизму может стоять «всепобеждающая ностальгия» по атрибутам советской эпохи, симптомы которой в последнее время видны достаточно явственно. Очевидную странность — то, что люди якобы «не знают» слова «атеизм», — эксперт объясняет тем, что «разум хитер» и вытесняет на периферию сознания нежелание человека думать о противоречиях такой тоски по атеистической эпохе с собственной нынешней религиозностью. Как утверждает Кертман, склонность к атеизму практически не зависит от доходов граждан или от того, живут они в мегаполисах или на селе. А вот сильный и слабый пол мыслят по-разному: в «безбожники» записываются 19% мужчин и 8% женщин, верующими называют себя 68% и 85% соответственно. То есть среди мужчин соотношение атеистов и верующих 1:3,5, а среди женщин 1:10. Но так или иначе, заключает эксперт, трещины или пропасти между верующими и атеистами нет. Об оскорблении своих чувств в ходе опроса как религиозные, так и неверующие россияне говорили очень редко.

Опрос «РГ»

Я — атеист. Я не принадлежу ни одной религии. Но я атеист верующий. Моя религия — моя любовь, мое святое писание это сумма всех прочитанных книг, которые так или иначе повлияли на мое становление тем, кто я есть, мои иконы — это потрепанные фотографии дорогих для меня людей, моя вера — это вера в этот мир во всем его разнообразии и вера в себя в этом мире. Вера в тебя. А большего мне не нужно.

ПОХОЖИЕ ЦИТАТЫ

ПОХОЖИЕ ЦИТАТЫ

Повод для грусти всегда найдется. Нужно уметь радоваться. Однако радость — это не просто улыбка на лице. Радость — это вера в лучшее тогда, когда лучшее видится худшим.

Эльчин Сафарли (100+)

Доверие это не слепая вера. Это ясность и открытость.

Ирина Ортнер (100+)

Мы живем в мире, которым и управляет вера. Во что вы поверите, то и сработает.

Джо Витале (9)

Вера и знание — это две чаши весов: чем выше одна, тем ниже другая.

Артур Шопенгауэр (100+)

Волшебство — это вера в себя. И когда тебе это удается, то удается и все остальное.

Иоганн Вольфганг Гете (100+)

Мы всегда верим во что-то хорошее: в жизнь — после смерти, в дружбу после секса, в вечную любовь. Вера — прекрасное, но порою обманчивое чувство.

Дмитрий Владимирович Нагиев (20+)

Не так вера в то, что ты можешь, помогает, как представление, что это сделать невозможно мешает.

Джек и Джил (Джеймс Паттерсон) (5)

Когда я делаю добро, я чувствую себя хорошо. Когда я поступаю плохо, я чувствую себя плохо. Вот моя религия.

Авраам Линкольн (50+)

Вера в ограничения создает ограниченных людей.

Энтони Роббинс (10+)

Вера в Бога не влияет на существование Бога, она влияет на твое существование.

Неизвестный автор (1000+)

Верующие россияне более удовлетворены жизнью, чем атеисты – Новости – Научно-образовательный портал IQ – Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»

Между религиозностью и удовлетворенностью жизнью есть положительная связь. Это подтвердилось в ходе исследования, проведенного в НИУ ВШЭ на российской выборке.

Религиозные люди в России чувствуют себя более удовлетворенными жизнью, чем нерелигиозные. В ходе исследования учитывались разные факторы, которые могут повлиять на то, как человек воспринимает свою жизнь – доход, семейное положение, наличие собственности и т.п. С учетом этих факторов подтвердилось, что религиозность связана с удовлетворенностью жизнью.

Результаты получены на данных пяти волн Российского мониторинга экономического положения и здоровья населения НИУ ВШЭ (RLMS-HSE), охватывающих период с 2011 по 2015 годы. Уровень удовлетворенности жизнью в рамках RLMS фиксируется через ответ на вопрос: «Насколько вы сейчас удовлетворены жизнью в целом?». Возможные ответы варьируются по шкале от «полностью удовлетворен» до «вообще не удовлетворен» и «не хочу отвечать».  Религиозность определяется через вопрос: «Что вы думаете о религии?», который предполагает семь вариантов  ответов: от «верующий (ая)» до «атеист» и «не хочу отвечать». При этом респондентам задают также вопрос о принадлежности к той или иной конфессии. Около 88% опрошенных отнесли себя к православным, при этом некоторая часть российских православных не считает себя верующими.

В ходе исследования выявились некоторые нюансы. Так, например, у верующих людей, несмотря на более высокую удовлетворенность жизнью, ниже самооценка здоровья. Вероятно, причина в том, что при наличии проблем со здоровьем выше стимулы стать верующими, потому что религия дает надежду на выздоровление или утешение, говорится в исследовании.

В России очень мало научных работ, посвященных связи религиозности и удовлетворенности жизнью. Однако эта тема давно находится в фокусе внимания зарубежных ученых. И многие исследования подтверждают, что религиозные люди более довольны своей жизнью по сравнению с нерелигиозными. Этому есть много возможных объяснений, отмечают авторы. Одно из них заключается, например, в том, что божественные учения обещают жизнь после смерти. Религиозность, как показывают научные данные, также связана с тем, что переживается как внутренняя гармония, пониманием смысла жизни и постижением духовных ценностей.

Также доказано, что у верующих часто бывает более высокая социальная самооценка. Они чувствуют себя увереннее в обществе, легче заводят новых друзей и вступают в контакт с незнакомцами. При этом разница в уровне счастья религиозных и нерелигиозных людей выше в религиозных странах, поскольку вера в бога там считается социальной нормой. То есть верующие люди в таких странах чаще получают социальную и эмоциональную поддержку со стороны родственников и друзей. Уровень толерантности к атеистам, например, в США самый низкий по сравнению с другими меньшинствами.

30 ноября, 2017 г.

Подпишись на IQ.HSE

Атеист и двое верующих обсуждают будущее религии

В дискуссии (слева направо) теолог Уильям Швейкер, философ Дэниел К. Деннетт, временный декан и модератор Школы богословия Дэвид Ниренберг и религиовед Реза Аслан. (Фотография Эдди Хинонеса)

Ученые Реза Аслан, Дэниел Деннет и Уильям Швейкер спорят, но находят общий язык.

Философский канон изобилует аргументами в пользу существования Бога. Необходима активная сила, чтобы привести космос в движение (космологический аргумент).Природа слишком хорошо устроена, чтобы не быть результатом разума (аргумент от замысла). И тот, кто пытается выиграть все это на семантической формальности: Бог, определяемый как величайшее из всех существ, обязательно должен существовать, поскольку несуществование было бы, скажем так, невелико (онтологический аргумент).

Эти заезженные доводы — и их стандартные опровержения — нигде не были найдены на панельной дискуссии о религии, состоявшейся в Центре искусств Ривы и Дэвида Логана в феврале. Вместо этого докладчики сосредоточились на чем-то более осязаемом: функции, значении и будущем веры.Что для нас религия?

В состав группы, организованной Институтом Стевановича по формированию знаний, вошли автор бестселлеров и религиовед Реза Аслан, философ-атеист Дэниел С. Деннет и теолог Уильям Швейкер , заслуженный профессор Эдварда Л. Райерсона Теологическая этика и рукоположенный методистский служитель. По симпатиям-антипатиям к религии было двое против одного: Аслан и Швейкер – верующие; Деннет предпочитает аналогию религии с вирусом.

«Так вот, каждая группа людей, которую когда-либо изучали, имела что-то вроде религии. Как вы думаете, для чего нужна религия?» — риторически спросил Деннет примерно через полчаса после начала мероприятия. «Каждая группа людей, которую когда-либо изучали, болела простудой. Для чего это?» Прижилась ли религия из-за ее ценности для людей, или она просто стала вирусной, вызывая у нас головную боль?

Подобные разговоры могут поднять коллективное кровяное давление в комнате, напоминая классический совет о том, какие темы не следует обсуждать за обеденным столом.Но некоторая напряженность естественна, когда самые глубокие убеждения людей обсуждаются открыто. Это признак того, что важный вопрос затрагивается, а не вежливо умалчивается.

Огромная задача фасилитирования была выполнена исполняющим обязанности декана Школы богословия Дэвидом Ниренбергом , который продемонстрировал острое чувство ценности комического облегчения. После того, как Деннет предложил провести мысленный эксперимент — представьте, что каждый из нас мог бы достичь бессмертия, создавая резервную копию своего мозга каждую пятницу, — Ниренберг пошутил: «О пятнице не может быть и речи — это Шаббат.

Но у Деннета была серьезная мысль: кажется, что мы упускаем что-то важное, когда занимаемся религиозным — или техноутопическим — поиском бесконечного. Швейкер разделил беспокойство, назвав это «коренным вопросом» вечера: «Ценим ли мы конечность, или традиционные религии и некоторые научные рассуждения действительно принижали ценность конечного существования в надежде на некую вечность?» Разве не ограниченность существования делает жизнь — каждый день, каждое мгновение — значимой?

К концу обсуждения, возможно, было больше согласия, чем можно было ожидать.Все участники дискуссии придерживались мнения, что частным религиозным убеждениям не следует придавать особого значения в публичном дискурсе. «Если в вашей вере есть определенные заповеди, которые вы считаете чрезвычайно важными с моральной точки зрения, ваша обязанность — не разыгрывать карту веры, а объяснять [их] в терминах, понятных всем остальным», — сказал Деннет в страстный момент. — А то, что это написано в твоем священном писании, вообще ничего не значит. Аслан и Швейкер быстро согласились.

Все участники дискуссии были также счастливы рассматривать религию как часть истории и культуры, подверженную глупости и близорукости любого человеческого усилия.Действительно, суть философии Швейкера, как он изложил ее в ответ на вопрос аудитории, заключается в том, что человеческое мышление «опосредовано культурными и языковыми формами, которые развиваются во времени. Поэтому наше знание всегда глубоко исторично, глубоко подвержено ошибкам и глубоко человечно».

Никого из участников дискуссии, похоже, не беспокоило, что неврологическая точка зрения может бросить вызов свободе человека. Являемся ли мы истинными авторами своих действий? Что, если наш «выбор» — всего лишь результат железных законов физики и химии, действующих в нашем мозгу? Деннет работал над решением этого вопроса в печати, занимая философскую позицию срединного пути, называемую компатибилизмом. Аслан звучал более бесцеремонно: «Действия и мысли напрямую вызваны нейронной активностью — и что с того?»

Во время периода вопросов почетный профессор экологии и эволюции Джерри Койн отметил высокий уровень согласия между выступающими, чему способствовало их избегание конкретных доктринальных вопросов, назвав это событие «светским праздником любви». Койн, активист-атеист, спросил двух верующих на сцене: «Вас вообще волнует, существует ли Бог или есть ли бессмертная душа?»

— Конечно, меня это волнует, — сказал Аслан.«Но я также признаю, что оба эти утверждения совершенно, смехотворно недоказуемы». Швейкер ответил, что для него вера — это прежде всего практический вопрос. «Это может повлечь за собой спекулятивные и метафизические убеждения, но я думаю, что большинство людей религиозны, потому что они обеспокоены тем, как сориентировать свою жизнь определенным образом».

Что касается будущего религии, Деннет воодушевился опросами общественного мнения, показывающими, что религиозная принадлежность идет на убыль. Но другие отрицали, что такие опросы означают конец духовности в широком смысле.(Аслан указал, что некоторые опросы показывают, что религиозная принадлежность растет в незападных странах.) Для Аслана религия — или первобытный «религиозный импульс» — универсальна. Он также подчеркнул роль религии в формировании личности людей, что может быть более глубокой и важной функцией, чем просто указание людям, во что им верить. «Мы говорили о смерти Бога очень, очень долго, — сказал Аслан, — и все, что вам нужно сделать, это посмотреть на мир, чтобы узнать, что Бог все еще жив.Для лучшего или худшего.»

«Семь типов атеизма» Джона Грея обзор – каждый ли атеист является перевернутым верующим? | Книги по философии

В последние годы появилось множество книг мыслителей, для которых род человеческий становится все милее и милее. Ричард Докинз, Стивен Пинкер, Мэтт Ридли и Сэм Харрис — рациональные гуманисты, верящие в прогресс, несмотря на многочисленные голодоморы и геноциды, обезображивающие планету. Мы на пути к значительно улучшенному будущему. Возможно, этот возврат к ценностям западного Просвещения не лишен связи с угрозой радикального ислама.Роль философа Джона Грея заключалась в том, чтобы действовать как Иеремия среди этих Поллианн, настаивая на том, что мы такие же отвратительные, как и всегда. Если и есть что-то, что он ненавидит, так это схемы визионерской трансформации. Он мизантроп с визитной карточкой, для которого человеческая жизнь не имеет особого значения и для которого история была не более чем звуком взломов и взломов. Можно заметить, что христианство столь же пессимистично, как и Грей, но гораздо более обнадеживающе.

Ответ на вопрос, улучшается ли история, несомненно, будет решающим: да или нет.Для Маркса современность была одновременно захватывающей эмансипацией и одним долгим кошмаром. Широко раскрытый оптимизм Пинкера или Ридли столь же однобок, как и пророки рока, которые отказываются признать, что есть что сказать о таких современных изобретениях, как феминизм, центрифуги и антибиотики. Правда в том, что все верят в прогресс, но только редкая группа викторианских реликвий, таких как Докинз, верит в прогресс. Так что эта книга действительно стучится в открытую дверь. Сколько поборников значительно улучшенного будущего есть в постмодернистской культуре?

Согласно Грею, либерализм Джона Локка — это репрессированная религия.Фотография: Alamy

Грей также считает, что гуманисты недобросовестны. Большинство из них атеисты, но все, что они сделали, это заменили Бога человечеством. Таким образом, они остаются в рабстве той самой религиозной веры, которую отвергают. На самом деле, с точки зрения Грея, наиболее предположительно светская мысль — это подавленная религия, от либерализма Джона Локка до милленаристских видений якобинцев и большевиков. Распространенное мнение, что атеизм и религия противоположны, по его мнению, ошибочно. Грей также наносит удар по атеизму, который рассматривает религию как примитивную попытку понять вселенную, которую наука позже заменит.Грей, к его чести, видит, что религии — это не теории мира, а формы жизни. Они представляют собой не столько системы убеждений, сколько акты веры. Фанатические богоненавистники, такие как маркиз де Сад, Достоевский и литературный критик Уильям Эмпсон, также высылаются прочь как не более чем перевернутые верующие. (Бог, как писал Эмпсон с приятным размахом, «является самым безнравственным существом, когда-либо придуманным черным сердцем человека».) То, что осталось, — это вид атеизма, который отрекается от Бога, низко оценивая человечество.Поскольку вы, вероятно, могли бы найти это в большинстве общих комнат для пожилых людей в Оксбридже, вряд ли это самый умопомрачительный вывод.

В отличие от рациональных гуманистов, Грей смутно смотрит на разум. И все же, хотя разум и не идет до конца в делах человеческих, без него мы погибаем. Он прав в том, что не может быть совершенного общества, но ошибается, предполагая, что вещи не могут быть намного лучше, чем они есть. Он наслаждается глупостью человечества, осторожно скользя по его колоссальным достоинствам. Он также останавливается на расизме Просвещения 18-го века, но умалчивает о его страсти к свободе и справедливости. Он, кажется, не осознает, что его собственное мрачное мировоззрение отражает в меньшей степени некую универсальную истину, чем темные времена, в которые мы живем. Один из его героев — мыслитель XIX века Артур Шопенгауэр, пожалуй, самый угрюмый из когда-либо живших философов, для которого человеческая жизнь движима ненасытной, ненасытной Волей, мир — иллюзия, а вся человеческая история — пропитанная кровью поле битвы.Грей скорее примет бессмысленность, чем абсолютные истины политических утопистов. Единственный вопрос заключается в том, почему он вообще должен постулировать такой абсурдно поляризованный выбор.

Грей принадлежит к группе мыслителей, которые обращаются к бессодержательному трансцендентному, олицетворяемому голливудской духовностью себя в церковь или синагогу.Вместо этого они обращаются к своего рода бессодержательной трансцендентности, для которой нет лучшего примера, чем то, что можно было бы назвать голливудской духовностью. Те знаменитости, которые балуются каббалой или саентологией, делают это как убежище от материального мира, переполненного шоферами, массажистами, банковскими счетами и бассейнами. Духовное для них противоположно материальному, ошибка, которую допускает и Грей в своей менее роскошной манере. Это не точка зрения иудео-христианства. Когда Иисус говорит о спасении с точки зрения кормления голодных и посещения больных, он говорит как набожный еврей, для которого духовное в первую очередь зависит от того, как человек ведет себя по отношению к другим.Те, кто ищет потустороннего утешения в религии, по-видимому, глухи к предупреждению Иисуса своим последователям о том, что, если они будут верны его слову, их постигнет та же участь, что и его самого.

Еще одним аспектом иудаизма является его иконоборчество. Вам запрещено делать изображения Бога, потому что единственный образ Бога — это человеческая плоть и кровь. Но так как еврейский Бог — это Бог будущего, вам также запрещено делать изваяния того, что еще грядет. Кроме того, если вы можете представить будущее здесь и сейчас, то оно не может быть будущим.Грей, с его отвращением к утопическим чертежам, наверняка согласился бы. В чем он может быть медленнее, так это в том, что единственный образ будущего — это провал настоящего. Задача ветхозаветного пророка — напомнить своему народу, что, если они не изменят свой образ жизни здесь и сейчас, защитив бедных от насилия богатых и позаботившись о вдовах и сиротах, не будет никакого достойного будущего. Маркс, светский еврей, который убеждал свою жену читать священные писания на иврите, был верен этому запрету на видения будущего.На самом деле, его работа печально известна тем, как мало она говорит о природе коммунизма. Для писателя, начавшего свой творческий путь в ожесточенной борьбе с утопической мыслью, это вряд ли удивительно. Неудивительно и то, что внутренне антимарксистский Грей не считает нужным упомянуть об этом.

«Семь типов атеизма » — впечатляюще эрудитическая работа, включающая в себя произведения от гностиков до Джозефа Конрада, от святого Августина до Бертрана Рассела. В конце концов, он соглашается на вид атеизма, который находит достаточно тайн в самом материальном мире, не нуждаясь в дополнении его чем-то более высоким.И все же это такой же возврат к викторианской эпохе, как и евангелистская кампания Докинза против религиозного евангелизма. Такие авторы, как Джордж Элиот, оправившись от смерти Бога, находили утешение в непостижимых хитросплетениях вселенной. Грей осуждает секулярный гуманизм как продолжение религии другими средствами, но его собственная вера в какую-то смутную, необъяснимую загадку, лежащую за пределами материала, вызывает точно такое же обвинение.

Книга Терри Иглтона «Радикальная жертва» опубликована Йельским университетом. Семь типов атеизма Джона Грея (Аллен Лейн, 17,99 фунтов стерлингов). Чтобы заказать экземпляр за 15,29 фунтов стерлингов, перейдите на сайт guardianbookshop.com или позвоните по телефону 0330 333 6846. Бесплатно в Великобритании на сумму свыше 10 фунтов стерлингов, только онлайн-заказы. Заказы по телефону мин. на человека в размере 1,99 фунта стерлингов.

Другой разговор: Витгенштейн и новый тип атеизма

Дискуссия между верующими и атеистами, как правило, вызывает много жара и мало света, причем последние часто занимают враждебную позицию, отвергая идеи верующих как иррациональные и неподходящие для интеллектуального разговора.Как мы можем разорвать этот цикл? Саймон Глендиннинг нашел в работах Людвига Витгенштейна интригующий отрывок, который открывает путь к другому типу атеизма. Атеисту Витгенштейна не нужно считать религиозные утверждения иррациональными и противоречащими их собственным взглядам.

Flickr, Henrik Johansson, Creative Commons

Культура атеизма, наиболее заметная сегодня в европейских обществах, больше всего известна своими проявлениями откровенной враждебности и даже презрения к религии.Основной причиной этого часто является концепция самого разума: концепция, утверждающая радикальную противоположность между верой и разумом, религией и наукой. Религия является предметом «критики» рациональной, научной мысли. Религиозные верующие верят в то, во что верят, потому что заблуждаются. Назовите это мировоззрением современного атеизма.

Если мы представим историю современности Европы как радикальный разрыв с формами общества, в которых доминируют мифы, суеверия и религия, можно легко прийти к мысли, что Европа все больше становится культурой, отмеченной современным атеизмом.Под давлением критики и растущего уважения к законному авторитету научного знания о природе религия, вероятно, в такой культуре отомрет . Это «тезис секуляризации», и это основная история, рассказанная современными атеистами о перспективах современности Европы.

В свою очередь можно критиковать современный атеизм. Например, можно возразить, что сторонники тезиса о секуляризации не видят христианского эсхатологического характера своей собственной концепции истории.Более того, не исключено, что атеистов объединяет их глубокое недоверие к теизму как современному варианту религиозных уз глубокого доверия к Богу. Иными словами, в современном атеизме речь идет не столько о радикальном разрыве с господствующим в Европе христианским наследием, сколько о сохранении специфически христианского понимания самих себя в секуляризованной форме.

Существует, однако, один очень интригующий аспект этого секуляризационного развития, который не получил широкого признания: а именно, противоположные способы, которыми верующие и атеисты истолковывают свое отношение друг к другу.Центральная традиция европейского христианства рассматривает того, кто не верит в Бога, как человека, который не может или больше не может искать Бога . То, как атеист понимает свое отношение к верующему, принимает совершенно иную форму. Верующий думает: «Я ищу Бога, а атеист уже не в состоянии это сделать». Атеист думает: «Бога нет, а этот другой человек верит, что он есть». Вместо экзистенциального вопроса о человеке атеист выдвигает на первый план (предполагаемое) содержание убеждений человека и утверждает противоположность верующего. Именно картина двух противоречащих друг другу верований характеризует концепцию современного атеиста о разнице между верующим и атеистом, которую я хочу исследовать здесь.  

Не всякий нерелигиозный человек понимает разницу между верующим и неверующим как «верующий в противоположное». Философ Людвиг Витгенштейн не придерживался религиозных убеждений. Но он утверждал, что, когда дело доходило до его отношений с людьми, которые действительно придерживаются религиозных убеждений, он не был на рынке противоречивых требований.Например, относительно того, кто верит в Страшный суд, а в связи с этим мы должны думать о ком-то, чья жизнь действительно сформирована этой верой, Витгенштейн говорит:

.

Если бы кто-нибудь сказал: «Витгенштейн, вы верите в это? Я бы сказал «Нет». — Вы противоречите этому человеку? Я бы сказал: «Нет»… Если бы он сказал «над головой немецкий самолет», а я сказал бы: «Возможно. Я не уверен», вы бы сказали, что мы были довольно близко. [Но с религиозной верой] вопрос не в том, чтобы я был где-то рядом с ним, а в совершенно другом плане… Если вы спросите меня, верю ли я в Судный день в том смысле, в каком верят в него религиозные люди , я бы не сказал «Нет.Я не верю, что такое будет». Мне казалось бы полным безумием говорить это.

Далее Витгенштейн соглашается с тем, что о нем можно сказать, что он в каком-то смысле «верит в противоположность» религиозному верующему, но это, настаивает он, «полностью отличается от того, что мы обычно называем верой в противоположность». Речь идет не о том, чтобы иметь противоположные мысли, а о том, чтобы иметь совсем другие мысли и, для самого Витгенштейна, о типичном отсутствии мыслей вообще о том, что выходит на первый план в жизни верующего.

Совершенно неправильно путать Витгенштейна с современным атеистом. Я думаю, что он писал и думал в том, что я хочу назвать атеистическим состоянием, культивируя новый вид атеизма для нашего времени. Я также хочу предположить, что контраст между собственным атеизмом Витгенштейна и современным атеизмом отмечен в собственном тексте Витгенштейна и развивается удивительным образом.

На первый взгляд кажется, что такое противопоставление не является темой лекций Витгенштейна о религиозной вере, где основное внимание уделяется противопоставлению самого Витгенштейна и верующего.Однако в транскрипции лекций есть момент, когда Витгенштейн говорит не о «Витгенштейне» и собственном ответе верующему, а о том, что мог бы сказать «атеист». Предложение в опубликованном тексте его студенческих заметок тем более интригует, что плохо набрано. Она звучит так: «Если атеист говорит: «Судного дня не будет», а другой говорит, что будет», то одно ли они имеют в виду? – непонятно, каков же критерий смысла».

Здесь действительно нет ясно выраженной мысли.В самом деле, кажется, что есть два различных, но одинаково правдоподобных способа перевести ноты в хорошие предложения, в зависимости от размещения речевых знаков. Во-первых, мы могли бы прочитать это как замечание о сложности этих случаев, когда Витгенштейн заменил себя здесь «атеистом» в отличие от верующего, как можно было бы предположить. Тогда мы могли бы прочитать это так:

Предположим, атеист говорит: «Судного дня не будет», а другой человек говорит: «Судный день будет.Должны ли мы сказать, что эти два человека имеют в виду одно и то же [под «Судным днем»]? Вопрос не так прост, потому что неясно, какой критерий «смысла того же самого» здесь играет роль.

Это кажется достаточно естественным, но можно также придать конспектам лекций несколько иную интерпретацию, оставив речевые метки такими, какие они есть в конспектах, интерпретацию, которая помещает замечания Витгенштейна как относящиеся к критическому прочтению типичной атеистической интерпретации сцены. противоречия:

Атеист может сказать: «Судного дня не будет, а другой говорит, что будет.Должны ли мы видеть это таким? Должны ли мы предположить, что можем выстроить верования таким образом, как полагает атеист, можем ли мы поставить их рядом, одно утверждая, а другое отрицая одно и то же? Можем ли мы утверждать, что они означают одно и то же? Какой критерий «значения того же самого» говорил бы об этом?

Текст продолжается: «Они могут описывать одни и те же вещи. Вы можете сказать, что это уже показывает, что они имеют в виду одно и то же». Но и это продолжение можно читать двояко, в соответствии с двумя предыдущими прочтениями:

.

Существует критерий значения, который, казалось бы, решает этот вопрос окончательно: а именно, если они описывают одни и те же вещи, когда их спрашивают, что такое Судный день.Если они оба описывают одни и те же вещи, это показывает, что они имеют в виду одно и то же.

или альтернативно:

Атеист уверен, что они означают одно и то же. Он говорит, что они могут описывать одни и те же вещи и что это критерий того, что они означают одно и то же. Он говорит, что если они описывают одни и те же вещи, то дело решается: они означают одно и то же.

Учитывая настойчивость Витгенштейна в том, что он не противоречит верующему, я решительно поддерживаю чтение этих заметок как пробное прочтение современной атеистической интерпретации сцены противоречия.Более того, последующие замечания, по-видимому, явно предназначены для того, чтобы показать, что убежденность в том, что мы должны говорить, что они «имеют в виду одно и то же», является характерно атеистической интерпретацией и что Витгенштейн отвергает ее. Ибо Витгенштейн продолжает настаивать на том, что здесь речь идет не о двух противоречащих друг другу предложениях, а о чем-то более похожем на две культуры в нашей культуре — в частности, культуру религии и культуру науки.  

Попытка атеиста увидеть в выражении верований прямое противоречие требует особой интерпретации религиозных утверждений: нужно думать о верующем как о ком-то, кто на данном этапе своего мышления и веры просто «неверно рассуждает»: кто-то, чьи Взгляд на это нуждается в рациональной коррекции, как кто-то во власти суеверия.

Витгенштейн признает, что некоторых людей убеждают суеверия. Речь идет о случаях, когда (между прочим) кто-то делает выводы на основании крайне слабых причин или на основании ошибочных рассуждений. Именно в таких случаях, возражая этим свидетельствам или поправляя их рассуждения, кто-то действительно им противоречит.

Но не эта точка зрения интересует Витгенштейна. То, что мы могли бы назвать «подлинным» верующим, — это не тот, кто, как полагает современный атеист, «неправильно рассуждает» в каком-то вопросе, а скорее тот, кто не использует разум в этом пункте .Это культура не научных знаний, а религиозной веры.

Каково, однако, собственное отношение Витгенштейна к этим двум культурам? Что это за третья «позиция», которую я называю атеизмом? Особенность современного атеизма, которая поощряет мысль о том, что он прямо противоречит религиозным убеждениям, заключается в том, что он истолковывает последние как «неверные рассуждения» о мире. Таким образом, признаком атеистической вариации будет своего рода сопротивление такому способу истолкования религиозных точек зрения, но без принятия религиозной точки зрения.Другими словами, нам нужно показать, что дело не в том, что атеисты безразличны к обеим точкам зрения, или им безразлично то или иное, или они агностики, но что они (по-разному) сопротивляются обеим точкам зрения. религиозного теизма и современного атеизма.

Мы можем думать об атеисте не в терминах одного спектра (теист-атеист), а в терминах двух родственных спектров: первый касается степени сопротивления религиозному теизму, а второй касается степени сопротивления созданию разумность религиозной точки зрения вопрос разума и науки.Чтобы определить атеистическое состояние, нам нужно попросить людей подумать не только о стандартных «вопросах о существовании или несуществовании Бога», но и о том, считают ли они, что научная рациональность «всегда…иногда…никогда» не имеет последнего слова. обоснованность религиозных убеждений.

На крайнем «негативном» конце первого спектра находятся те, которых меньше всего привлекает религиозный теизм , а на крайнем «негативном» конце второго спектра находятся те, кто никогда не придал бы разумности религиозному теизму. теизм вопрос науки .Итак, продвигаясь вверх по шкале первого, мы имеем людей, которых все больше привлекают религиозные точки зрения, с чистой верой в Бога как «позитивной» конечной точкой этого спектра. И, поднимаясь по шкале секунды, мы видим людей, которых все больше привлекает идея сделать обоснованность религиозного теизма вопросом науки, с современным атеистическим утверждением «всегда» как «позитивной» конечной точкой этого спектра. .

Если взять два спектра вместе, противоположными крайностями будут, с одной стороны, верующие, которые никогда не склонны ставить обоснованность религиозного теизма в вопрос науки, а с другой стороны, неверующие, которых всегда привлекает делая разумность религиозного теизма вопросом науки.Первые — истинные верующие, вторые — современные атеисты.

Среди различных возможностей комбинирования мы могли бы найти Витгенштейна у «отрицательного» конца первой («Бог») шкалы, но также и у «отрицательного» конца второй («науки») шкалы. Он говорит, что он не религиозный человек, но он также сопротивляется («честно испытывает отвращение») к тем, кто смотрит на каждую проблему с научной точки зрения. Можно сказать, что, хотя в одном отношении он кажется по праву прослыть атеистом, в другом отношении он также близок (и все же, настаивает он, еще на «совершенно отличном уровне») к подлинно верующему.

Независимо от того, нашли ли они себя уже в этой культуре или перешли к ней позже в жизни, главная характеристика тех, кого я называю атеистами, заключается в том, что, в отличие от современных атеистов, они не воспринимают отсутствие религиозной веры как достижение высшей цели. познавательной позиции, но, подобно теисту, как определяющее экзистенциальное состояние. Они не враги религии, а в другом «плане»: они от нее отчуждены или чужды ей, конечно; но они скорее завидуют способности верующего искать Бога, чем довольствуются своим собственным достигнутым уровнем.

Серьезные сомнения в Боге возникают у современных атеистов не раньше, чем они полностью отвергаются как рационально абсурдные. Однако по мере роста усилий по культивированию особой культуры атеизма, отличной от старой теистической культуры, но не врага, тогда в Европе за пределами современности культура современного атеизма может… отмереть .

Об авторе

Саймон Глендиннинг — профессор европейской философии в Европейском институте Лондонской школы экономики. Он опубликовал множество эссе по культурной истории и идентичности Европы и в настоящее время завершает работу над двухтомником под названием «Европа: философская история».

 

 

Примечание. В этом материале представлена ​​точка зрения автора, а не позиция блога LSE Religion and Global Society или Лондонской школы экономики.

Вера в Бога связана с более сильным одобрением моральных ценностей, которые способствуют групповой сплоченности — ScienceDaily

Новое исследование показывает, что, хотя атеисты и теисты разделяют моральные ценности, связанные с защитой уязвимых лиц, атеисты с меньшей вероятностью поддерживают ценности, которые способствуют групповой сплоченности и более склонен судить о нравственности поступков по их последствиям.Томас Стол из Иллинойского университета в Чикаго представляет эти результаты в журнале открытого доступа PLOS ONE от 24 февраля 2021 года.

Во многих странах, включая США, широко распространены культурные представления о том, что атеистам не хватает морального компаса. Однако ни в одном из предыдущих исследований систематически не изучались различия между концепциями морали атеистов и теистов.

Чтобы восполнить этот пробел, Стол провел два опроса, изучив моральные ценности 429 американских атеистов и теистов, с помощью платформы Amazon Mechanical Turk.Он также провел два более крупных опроса с участием 4193 атеистов и теистов из США (преимущественно религиозной страны) и Швеции (преимущественно нерелигиозной страны).

Анализ результатов показывает, что теисты более склонны, чем атеисты, поддерживать моральные ценности, способствующие групповой сплоченности. Между тем атеисты чаще судят о нравственности поступка исходя из его последствий. Тем не менее, атеисты и теисты, похоже, разделяют моральные ценности, связанные с защитой уязвимых людей, свободой от угнетения и эпистемической рациональностью, т.е.д.: верить утверждениям, когда они основаны на доказательствах, и скептически относиться к заявлениям, не подкрепленным доказательствами.

Результаты опроса также дали ключ к разгадке того, почему моральные компасы атеистов и теистов могут быть откалиброваны по-разному: различия могут частично происходить из-за того, что теисты больше подвержены вовлечению сообщества в поведение, основанное на убеждениях, которое было бы дорого, если бы убеждения были ложными. (например, посещение религиозных собраний). Также могут иметь значение различия в когнитивном стиле и уровнях воспринимаемой экзистенциальной угрозы.Будущие исследования могут дополнительно изучить эти потенциальные причинно-следственные связи.

Эти данные позволяют предположить, что широко распространенное представление об аморальности атеистов может частично возникать из-за их слабого одобрения моральных ценностей, способствующих групповой сплоченности, и их основанного на последствиях морального суждения о действиях в каждом конкретном случае.

Стол добавляет: «Самый общий вывод из этих исследований заключается в том, что у людей, которые не верят в Бога, есть моральный компас. справедливости и о защите уязвимых лиц от вреда.Однако неверующие менее склонны, чем верующие, поддерживать моральные ценности, которые служат групповой сплоченности, такие как уважение к авторитетам, внутригрупповая лояльность и святость… что они менее склонны, чем религиозные люди, рассматривать уважение к авторитету, групповую лояльность и святость как имеющие отношение к морали, и они более склонны выносить моральные суждения о вреде на консеквенциалистской основе в каждом конкретном случае.»

Источник истории:

Материалы предоставлены PLOS . Примечание. Содержимое можно редактировать по стилю и длине.

7 разных типов неверующих

Католики, возрожденные, реформаторы, иудеи, мусульмане, шииты, сунниты, индуисты, сикхи, буддисты… религии навешивают на людей ярлыки. Обратной стороной может быть трайбализм, предположение, что инсайдеры лучше, чем аутсайдеры, что они заслуживают большего сострадания, честности и щедрости, или даже то, что насилие по отношению к «неверным» приемлемо. Но плюс в том, что религиозные или духовные ярлыки позволяют определить, кто мы есть. Они напоминают приверженцам, что наше моральное чувство и поиск смысла являются основными частями того, что значит быть человеком. Они облегчают передачу части наших самых глубоких ценностей другим людям и даже самим себе.

Для тех, кто потерял свою религию или никогда не имел ее, поиск ярлыка может показаться важным. Это может быть частью процесса исцеления или, наоборот, способом заявить о сопротивлении доминирующей и угнетающей парадигме.Однако найти правильную комбинацию слов может быть проблемой. Чтобы ярлык подходил по размеру, он должен находить отклик лично, а также сообщать миру то, что вы хотите сказать. У слов есть определения, коннотации и история, и то, как люди реагируют на ваш ярлык, будет зависеть от всех трех факторов. Что это означает? Какие эмоции оно вызывает? Кого вы считаете своими интеллектуальными и духовными предками и своим сообществом? Различия могут быть тонкими, но они важны.

Если вы так или иначе оставили религию и не знаете, как себя назвать, вы можете попробовать один из этих:

1.Атеист. Термин атеист  может быть определен буквально как лишенный концепции гуманоидного бога, но исторически он означает одно из двух. Позитивный атеизм  утверждает, что личного высшего существа не существует. Отрицательный атеизм просто утверждает отсутствие веры в такое божество. Например, можно быть позитивным атеистом в отношении христианского Бога, сохраняя позицию негативного атеизма или даже неуверенности в вопросе о более абстрактном божестве, таком как «перводвигатель».В Соединенных Штатах важно знать, что атеист может быть самым поруганным ярлыком для безбожника. Набожные верующие используют это как оскорбление, и многие предполагают, что у атеиста нет морального ядра. До недавнего времени называть себя атеистом было актом неповиновения. Кажется, это меняется. С появлением «новых атеистов» и недавним движением за видимость атеизма этот термин теряет свою остроту.

2. Антитеист.  Когда  атеист  постоянно вызывал образы Мадалин Мюррей О’Хэйр, предполагалось враждебное отношение к религии.Теперь, когда это может вызвать в памяти седовласую бабушку из унитарной церкви или мальчика-гея из Glee, некоторым людям нужен термин, который более четко выражает их неприятие всего религиозного предприятия. Термин антитеист говорит: «Я думаю, что религия вредна». Это также подразумевает некую форму активности, выходящую за рамки простой пропаганды отделения церкви от государства или научного образования. Антитеизм бросает вызов легитимности веры как морального авторитета или способа познания. Антитеисты часто работают над разоблачением вреда, причиненного во имя Бога, такого как побивание камнями, травля геев, жестокое обращение с детьми на религиозной почве, нанесение увечий половым органам, нежелательное деторождение или преступная деятельность.Писателей-новых атеистов, включая Кристофера Хитченса и Ричарда Докинза, лучше было бы назвать антитеистами.

3. Агностик. Некоторые атеисты думают, что агностик — пустяковый термин, потому что его используют люди, не имеющие представления о Боге, но не желающие оскорбить членов семьи или коллег. Агностик не передает того чувства конфронтации или неповиновения, которое может передать атеист, поэтому его используют как мост. Но на самом деле термин «агностик» представляет собой ряд интеллектуальных позиций, которые сами по себе имеют важное содержание и могут быть независимыми от атеизма. Сильный агностицизм  рассматривает существование Бога как непознаваемое, постоянное и для всех людей. Слабый агностицизм  может означать просто «Я не знаю, существует ли Бог» или «Мы коллективно не знаем, существует ли Бог, но, возможно, узнаем в будущем». С другой стороны, термин агностицизм может использоваться для описания подхода к знанию, что-то вроде скептицизма (который идет следующим в этом списке). Философ Томас Хаксли иллюстрирует эту позицию:

Агностицизм — не вероучение, а метод, суть которого заключается в энергичном применении одного принципа. .. Позитивно этот принцип можно выразить так: «в вопросах интеллекта не притворяйся достоверными выводы, которые не доказаны или не доказуемы».

Эти три определения агностицизма, хотя и разные, все сосредоточены на том, что мы делаем или можем знать, а не на том, существует ли Бог. Это означает, что можно быть одновременно атеистом и агностиком. Писатель Филип Пуллман назвал себя и тем, и другим.

Вопрос о том, какой термин использовать, является трудным, строго говоря, я полагаю, что я агностик, потому что, конечно, круг вещей, которые я знаю, намного меньше, чем то, о чем я не знаю там, в тьма где-то, может быть, есть Бог.Но среди всего того, что я действительно знаю в этом мире, я не вижу никаких свидетельств существования Бога, и каждый, кто утверждает, что знает, что Бог существует, похоже, использует это как предлог для осуществления власти над другими людьми, и исторически, как мы знаем из в истории одной только Европы, которая включала в себя преследования, резню, резню в промышленных масштабах, это шокирующая перспектива.

4. Скептик. Традиционно скептик используется для описания человека, который сомневается в принятых религиозных догмах.Однако в то время как агностик сосредотачивается, в частности, на вопросах Бога, термин скептик выражает более широкий жизненный подход. Тот, кто называет себя скептиком, поставил критическое мышление в суть дела. Известные скептики, такие как Майкл Шермер, Пенн и Теллер или Джеймс Рэнди , посвящают большую часть своих усилий разоблачению лженауки, альтернативной медицины, астрологии и так далее. Они широко бросают вызов человеческой склонности верить во что-то на основании недостаточных доказательств. Австралийский комик Тим Минчен — откровенный атеист, частично зарабатывающий на жизнь тем, что высмеивает религию.Но его самая любимая и веселая поэма о битах, Storm, , смахивает на гомеопатию и хиппи-вуу.

5. Вольнодумец. Вольнодумец  это термин, который восходит к концу 17 века, когда он впервые был использован в Англии для описания тех, кто выступал против церкви и буквальной веры в Библию. Свободомыслие — это интеллектуальная позиция, согласно которой мнения должны основываться на логике и доказательствах, а не на авторитетах и ​​традициях. Известные философы, в том числе Джон Локк и Вольтер, в свое время назывались вольнодумцами, а журнал The Freethinker непрерывно издается в Великобритании с 1881 года по настоящее время.В последнее время этот термин стал популярным отчасти потому, что он утвердительный. В отличие от атеизма, который противопоставляет себя религии, свободомыслие отождествляется с упреждающим процессом принятия решения о том, что реально и важно.

6. Гуманист. В то время как такие термины, как атеист или антитеист, сосредоточены на отсутствии веры в Бога, а агностик, скептик и вольнодумец — на способах познания, гуманист  сосредоточены на наборе этических ценностей. Гуманизм стремится содействовать всеобщему благополучию, продвигая сострадание, равенство, самоопределение и другие ценности, которые позволяют людям процветать и жить в сообществе друг с другом. Эти ценности исходят не из откровения, а из человеческого опыта. Как видно из двух манифестов, опубликованных в 1933 и 1973 годах соответственно, лидеры-гуманисты не уклоняются от таких понятий, как радость и внутренний покой, которые имеют духовный оттенок. Фактически, некоторые думают, что сама религия должна быть восстановлена ​​теми, кто вышел за пределы сверхъестественного, но признает преимущества духовного сообщества и ритуала. Гарвардский капеллан Грег Эпштейн мечтает создать процветающую сеть светских общин.

7. Пантеист. В то время как самопровозглашенные гуманисты стремятся восстановить этические и коммунитарные аспекты религии, пантеисты сосредотачиваются на духовном сердцевине веры — опыте смирения, удивления и трансцендентности. Они видят людей как одну маленькую часть огромного природного порядка, в котором сам Космос осознается в нас. Пантеисты отвергают идею человека-бога, но верят, что святое проявляется во всем сущем. Следовательно, они часто твердо привержены защите священной паутины жизни, в которой и благодаря которой мы существуем. Сочинения Карла Сагана отражают это мнение и часто цитируются пантеистами, например, в серии видео «Симфония науки», в которой смешиваются вызывающие воспоминания образы природного мира, атональная музыка и голоса ведущих ученых, и которая получила 30 миллионов просмотров.

Если ничего из этого не подходит… Продолжайте искать. Многие из отцов-основателей Америки были деистами  , которые не верили в чудеса или особое откровение через священные тексты, но думали, что сам мир природы являет собой творца, которого можно открыть с помощью разума и исследования. Натуралисты  придерживаются философской позиции, согласно которой законы, действующие в пределах естественного царства, являются единственными законами, управляющими вселенной, и никакое сверхъестественное царство не находится за его пределами. Секуляристы  утверждают, что моральные стандарты и законы должны основываться на том, приносят ли они пользу или вред в этом мире, и что религия должна быть исключена из правительства. Пастафарианцы игриво заявляют, что поклоняются Летающему Макаронному Монстру, а их религия является добродушной пародией на авраамические верования и ритуалы.

В последнее время наблюдается резкий рост числа людей, считающих себя безбожниками, и параллельный рост числа атеистов и гуманистов. Многие безбожники недавно вышли из религии (или недавно вышли из туалета). Несмотря на все усилия, скажем, Humanist Community Project или Foundation Beyond Belief, стабильные сообщества, организованные вокруг общих светских ценностей и духовных практик, еще не появились. Это означает, что наши лейблы в значительной степени индивидуальны, а иногда и экспериментальны. Мы можем примерить один на размер, пожить с ним какое-то время, а затем примерить что-то другое.

Как движение сексуальные и гендерные меньшинства столкнулись с аналогичной проблемой. ЛГБ начало заменять термин «гей-сообщество» в 1980-х годах. Затем это стало ЛГБТ, а затем ЛГБТК (для признания тех, кто задавал вопросы) или ЛГБТИ (для включения интерсексуалов). В Индии в конце была добавлена ​​буква H для обозначения субкультуры хиджры. Для городских подростков универсальный термин квир теперь заменил громоздкую аббревиатуру. Квир придерживается идеи о том, что сексуальная и гендерная идентичность биологически и психологически многогранна.Сюда входят все, кто не считает себя натуралом. Светские правозащитники могут в конечном итоге разработать аналогичный подход, но в то же время организации, которые хотят быть инклюзивными, заканчивают тем, что имеют длинные списки на своих страницах «О нас»: атеисты, агностики, гуманисты, вольнодумцы, пантеисты, скептики и другие. Итак, присоединяйтесь к эксперименту, выбирая тот, который подходит, и носите его некоторое время. Или составить свой собственный. Я часто называю себя «духовным нетеистом». Это многословно, но заставляет людей спрашивать: что это? и затем, вместо того, чтобы заставлять их делать предположения, я должен рассказать им, где я нахожусь: У меня нет никакой концепции гуманоидного бога, и я думаю, что вопросы морали и смысла лежат в самой основе того, что это значит быть человеком. Может быть, в следующем году я найду что-нибудь еще более подходящее.

Церковь неверующих

Как и Докинз, Слэйд отвергает тех, кто когда-то мог быть его союзником: агностиков и либеральных верующих, людей, которые могут ходить в церковь, но скептически относятся к учению. «Умеренные дают власть экстремистам», — говорит Слэйд. «Многие католики пользуются презервативами, многие католики разведены, и многие не имеют определенного мнения о том, являетесь ли вы гомосексуалистом.Но когда Папа встает и говорит: « Это то, во что верят католики», ему по-прежнему приписывают то, что он говорил перед более чем миллиардом человек». озабоченность может распространиться, стать более общей и пробудить людей к ущербу, причиненному Папой

Для новых атеистов проблема не в каком-то конкретном учении, а в религии в целом. Или, как пишет Докинз в «Иллюзия Бога» «Пока мы принимаем принцип, согласно которому религиозную веру следует уважать просто потому, что она является религиозной верой, трудно не уважать веру Усамы бен Ладена и террористов-смертников. »

Новое атеистическое понимание состоит в том, что можно начать с чего угодно — с интеллектуального аргумента, с интуитивного отрицания исламского или христианского фундаментализма, с политического отвращения — а затем, неумолимыми и логичными шагами, отказаться от всех сверхъестественных костылей.

Я ВОЗВРАЩАЮСЬ ИЗ ОКСФОРДА с энтузиазмом к спору. Я немедленно начинаю опробовать обращение Докинза в вежливой компании. На званых обедах или за выпивкой я прошу людей объявить себя. «Кто здесь атеист?» Я спрашиваю.

Обычно первой реакцией является молчание, сопровождаемое взглядами по сторонам в надежде, что кто-то другой заговорит первым. Затем, через мгновение, кто-то это делает, почти всегда мужчина, почти всегда с вызывающей улыбкой и тоном энтузиазма. Он радостно говорит: «Я есть!»

Но показательным является следующий комментарий. Кто-то поворачивается к нему и говорит: «Ты был бы».

«Почему?»

«Потому что тебе нравится злить людей. »

«Ну, это правда.»

Этот тип разговора происходит не в центральном Огайо, где я родился, или в Юте, где я был подростком, а на Западном побережье, среди технических и научных людей, возможно, социальной группы, которая наименее вероятна среди всех американцам быть религиозными.Большинство из этих людей называют себя агностиками, но они не питают особых подозрений в том, что Бог реален. Они говорят мне, что отвергают атеизм не из благочестия, а из вежливости. Как сказал один из них: «Атеизм — это то же самое, что сказать кому-то, То, от чего зависит ваша жизнь, я полностью отвергаю». Это заявление, которое она никогда не хотела бы делать.

Это заявление, по мнению Новых Атеистов, должно быть сделано громко, четко и пока не поздно. Продолжаю приглашать друзей на приятную, бодрящую прогулку по Логик-лейн.По большей части они просто смеются и машут мне.

ПРОВЕРЯЯ аргументы новых атеистов, я понимаю, что проблема с логикой заключается в том, что она не t достаточно оживляет кровь – даже мою собственную. Но если логика сама по себе победила , ​​то как насчет угрозы апокалипсиса? Апокалиптический аргумент в пользу атеизма — провинция Сэма Харриса, выпустившего два года назад книгу под названием «Конец веры: религия, террор и будущее разума ».

Агностическая вера, опыт верующего | Психология сегодня

Хотя я и агностик, я считал себя функциональным атеистом: я не видел веских оснований верить в Бога (и, следовательно, являюсь агностиком), но я прожил свою жизнь так, Бог.

Теперь я вижу, что понял это наоборот. Я твердо остаюсь агностиком, но оказывается, есть способы, которыми я всегда воспринимал мир, как если бы он был божественным творением. Я не верю, что мой опыт на самом деле является свидетельством в любом случае, но я нахожу интересным, что моя агностическая вера долгое время маскировала мой подобный вере опыт,

Обратите внимание, что я говорю здесь о том, как я воспринимаю свою жизнь и мир, а не о том, как я действую. Я думаю, есть достаточно свидетельств того, что атеисты и агностики могут вести себя так же нравственно, как и верующие, — и, конечно, так же плохо.

Примеры глупые и не очень

Вот глупый, но реальный пример. Как и многие люди, я не решаюсь сглазить возможный положительный результат, заявив об этом вслух. Так что для меня это никогда не «Когда я получу работу…», а всегда «Если я получу работу, не то чтобы я думаю, что у меня есть реальные шансы на это…». Я всегда предполагал, что это психологический трюк, чтобы уменьшить боль, если результат отрицательный. Точно так же это способ признания хаотического безразличия вселенной, что свидетельствует о небожественной природе вселенной.Я ничего из этого не отрицаю. Но под этим скрывается тонкое чувство возможной правильности результатов, которое делает разочарование больше, чем реакцией на случайное событие. Рационально я отрицаю какое-либо большее значение таких событий, но, по-видимому, часть меня видит их как часть осмысленного потока.

Позвольте мне сказать так: если бы я воспринимал жизнь как полностью случайную и хаотичную, разочарование ощущалось бы совсем по-другому.

На другом конце серьезности я, как и большинство людей, чувствую, что хорошо, а что нет.Мне, как и рациональным атеистам, не нужна вера в Бога, чтобы обосновать это нравственное чувство. На самом деле, это чувство правильного и неправильного лежит в основе моих убеждений о том, что делает что-то правильным или неправильным. Звучит запоздало, но на самом деле это норма большинства философий морали: мы проверяем наши принципы и теории на соответствие нашему дотеоретическому пониманию правильного и неправильного. Например, моральная теория, утверждающая, что мучить детей — это нормально, тем самым показала бы, что она ложна.

Это предварительное чувство добра и зла дано Богом? Господи, я надеюсь, что нет! Это сделало бы меня безошибочным арбитром морали, и у меня достаточно жизненного опыта, чтобы доказать, что это просто не так. Но функционально я действую так, как будто ответственность за то, что я делаю, была возложена на меня откуда-то еще. Хотя у меня есть нетеистические теории о том, почему это так, мой опыт не кажется производным от теории. Мне кажется, что это происходит из чувства правильного и неправильного, которое основано вне меня на чем-то большем, чем мои убеждения.

Другой пример: меня лично не смущает естественная красота. Я имею в виду, что мне нравятся горы, каньоны и закаты, но они не поражают меня благоговением. Вместо этого я испытываю благоговейный трепет перед признанием своей собственной «простоты» перед лицом внешней вселенной и перед буквальными лицами внутренних вселенных — других людей, — с которыми мы пребываем. Я не утверждаю, что вижу целеустремленную руку в таком благоговении. Но это непреодолимое чувство смирения разделяется с теми, кто видит в нем лик Божий.Я чувствую себя верующим, без сопутствующего набора убеждений.

Быть благодарным, когда некого благодарить

Возможно, самым ярким примером того, что я интеллектуально агностик, но функционально больше похож на верующего, является аргумент, который я предложил еще в колледже. Я бы предварил его, сказав, что знаю, что он недействителен, но что он выражает чувство, которое, как мне кажется, исходит из глубины меня. Аргумент таков: «Если Бога нет, то и благодарить некого.Но есть за что благодарить. Следовательно, есть Бог».

Этот аргумент совершенно неверен. Я рационально знаю, что мое чувство космической благодарности антропоморфизирует вселенную. И я никогда не задумывал это как настоящее «доказательство Бога», а как признание того, что я живу в подавляющем мире. Возможно, то, что я чувствую в такие моменты, на самом деле не благодарность, а ощущение ошеломляющего множества случайностей, которые дали мне сознание и привели меня в семью и культуру, в которой я могу процветать и чувствовать себя любимой людьми, которые мне небезразличны.Все это можно получить и без Бога, во всяком случае, я до сих пор в это верю. Итак, еще раз, я интеллектуально агностик, но эмпирически верующий.

Все эти переживания мира можно объяснить без ссылки на божество. На самом деле, было бы легко утверждать, что они представляют собой тот тип суеверных, иррациональных мозговых уловок, которые в первую очередь привели к религиозной вере. Как агностик, для меня это активная возможность, но также как агностик я не могу отрицать, что есть какой-то шанс — для меня очень маленький — что, возможно, за ними стоит Бог.Признание того, что такие вопросы слишком важны для нас, жалких людей, лежит в основе моего агностицизма.

Но я не хочу отказываться от этих переживаний; Я думаю, что я лучше как человек и веду лучшую жизнь, принимая их просто такими, какие они есть, оставаясь при этом скептически относящимися к их происхождению.

.