Зарубежная литература

Данте Алигьери
(1265—1321)

БОЖЕСТВЕННАЯ КОМЕДИЯ [1]
(Перевод М. Лозинского)

Ад
Чистилище
Рай

ЧИСТИЛИЩЕ[2]

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Земной Рай — Мистическая процессия

1 Как бы любовной негою объята,
Окончив речь, она запела так:
«Bead, quorum tecta sunt peccata!»[3]

4 Как нимфы направляли легкий шаг,
Совсем одни, сквозь тень лесов, желая:
Та — видеть солнце, та — уйти во мрак, —

7 Она пошла вверх по реке, ступая
Вдоль берега; я — также, к ней плечом
И поступь с мелкой поступью ровняя.

10 Мы, ста шагов не насчитав вдвоем,
Дошли туда, где русло загибало,
И я к востоку повернул лицом.

13 Здесь мы пройти успели столь же мало,
Когда она, всем телом обратясь:
«Мой брат, смотри и слушай!» — мне сказала.

16 И вдруг лесная глубина зажглась
Блистаньем неожиданного света,
Как молнией внезапно озарясь;

19 Но молния, сверкнув, исчезнет где-то,
А этот свет, возникнув, возрастал,
Так что я в мыслях говорил: «Что это?»

22 Каким-то нежным звуком зазвучал
Лучистый воздух; скорбно и сурово
Я дерзновенье Евы осуждал:

25 Земля и твердь блюли господне слово,
А женщина, одна, чуть создана,
Не захотела потерпеть покрова;[4]

28 Пребудь под ним покорною она,
Была бы радость несказанных сеней
И раньше мной, и дольше вкушена.[5]

31 Пока я шел средь стольких предварений
Всевечной неги, мыслью оробев
И жаждая все больших упоений,

34 Пред нами воздух под листвой дерев
Стал словно пламень, осияв дубраву,
И сладкий звук переходил в напев.

37 Сонм дев священных,[6] если вам во славу
Я ведал голод, стужу, скудный сон,
Себе награды я прошу по праву.

40 Пусть для меня прольется Геликон[7],
И да внушат мне Урания с хором[8]
Стихи о том, чем самый ум смущен.

43 Вдали, за искажающим простором,[9]
Который от меня их отделял,
Семь золотых дерев являлись взорам;

46 Когда ж я к ним настолько близок стал,
Что мнящийся предмет, для чувств обманный,
Отдельных свойств за далью не терял,

49 То дар, уму для различенья данный,
Светильники[10] признал в седмице той,
А пенье голосов признал «Осанной».

52 Светлей пылал верхами чудный строй,
Чем полночью в просторах тверди ясной
Пылает полный месяц над землей.

55 Я в изумленье бросил взгляд напрасный
Вергилию, и мне ответил он
Таким же взглядом, как и я — безгласный.

58 Мой взор был снова к дивам обращен,
Все надвигавшимся в строю широком
Медлительнее новобрачных жен.

61 «Ты что ж, — сказала женщина с упреком, —
Горящий взгляд стремишь к живым огням,
А что за ними — не окинешь оком?»

64 И я увидел: вслед, как вслед вождям,
Чреда людей, вся в белом, выступала,
И белизны такой не ведать нам.

67 Вода налево от меня сверкала
И возвращала мне мой левый бок,
Едва я озирался, — как зерцало.

70 Когда я был настолько недалек,
Что мы всего лишь речкой разделялись,
Я шаг прервал и лучше видеть мог.

73 А огоньки все ближе надвигались,
И, словно кистью проведены,
За ними волны, крася воздух, стлались;

76 Все семь полос, отчетливо видны,
Напоминали яркими цветами
Лук солнца или перевязь луны.[11]

79 Длину всех этих стягов я глазами
Не озирал; меж крайними просвет
Измерился бы десятью шагами.

82 Под чудной сенью шло двенадцать чет
Маститых старцев,[12] двигаясь степенно,
И каждого венчал лилейный цвет.

85 Все воспевали песнь: «Благословенна
Ты в дочерях Адама, и светла
Краса твоя и навсегда нетленна!»

88 Когда чреда избранная прошла
И свежую траву освободила,
Которою та сторона цвела, —

91 Как вслед светилам вставшие светила,
Четыре зверя[13] взор мой различил.
Их лбы листва зеленая обвила;

94 У каждого — шесть оперенных крыл;
Крыла — полны очей; я лишь означу,
Что так смотрел бы Аргус[14], если б жил.

97 Чтоб начертать их облик, я не трачу
Стихов, читатель; непосильно мне
При щедрости исполнить всю задачу.

100 Прочти Езекииля; он вполне
Их описал, от северного края
Идущих в ветре, в туче и в огне.

103 Как на его листах, совсем такая
Наружность их; в одной лишь из статей
Я с Иоанном — крылья исчисляя.[15]

106 Двуколая, меж четырех зверей
Победная повозка[16] возвышалась,
И впряженный Грифон[17] шел перед ней.

109 Он крылья так держал, что отделялась
Срединная от трех и трех полос,
И ни одна разъятьем не ломалась.

112 К вершинам крыл я тщетно взгляд вознес;
Он был золототел, где он был птицей,
А в остальном — как смесь лилей и роз.

115 Не то, чтоб Август равной колесницей
Не тешил Рима, или Сципион,[18] —
Сам выезд Солнца был бедней сторицей,

118 Тот выезд Солнца, что упал, спален,
Когда Земля взмолилася в печали
И Дий творил свой праведный закон. [19]

121 У правой ступицы, кружа, плясали
Три женщины; одна — совсем ала;
Ее в огне с трудом бы распознали;

124 Другая словно создана была
Из плоти, даже кости, изумрудной;
И третья — как недавний снег бела.

127 То белая вела их в пляске чудной,
То алая, чья песнь у всех зараз
То легкой поступь делала, то трудной.[20]

130 А слева — четверо вели свой пляс,
Одеты в пурпур, повинуясь ладу
Одной из них, имевшей третий глаз.[21]

133 За этим сонмищем предстали взгляду
Два старца, сходных обликом благим
И твердым, но несходных по наряду;

136 Так, одного питомцем бы своим
Счел Гиппократ, природой сотворенный
На благо самым милым ей живым;

139 Обратною заботой поглощенный,
Второй сверкал столь режущим мечом,
Что я глядел чрез реку, устрашенный.[22]

142 Прошли смиренных четверо[23] потом;
И одинокий старец, вслед за ними,
Ступал во сне, с провидящим челом.[24]

145 Все семь от первых ризами своими
Не отличались; но взамен лилей
Венчали розы наравне с другими

148 Багряными цветами снег кудрей;
Далекий взор клялся бы, что их лица
Огнем пылают кверху от бровей.

151 Когда со мной равнялась колесница,
Раздался гром; и, словно возбранен
Был дальше ход, святая вереница

154 Остановилась позади знамен.[25]

ПЕСНЬ ТРИДЦАТАЯ
Земной Рай — Появление Беатриче

1 Когда небес верховных семизвездье,
Чьей славе чужд закат или восход
И мгла иная, чем вины возмездье,

4 Всем указуя должных дел черед,
Как указует нижнее деснице
Того, кто судно к пристани ведет,

7 Остановилось,[26] — шедший в веренице,
Перед Грифоном, праведный собор
С отрадой обратился к колеснице;

10 Один, подъемля вдохновенный взор,
Спел: «Veni, sponsa, de Libano, veni!»[27] —
Воззвав трикраты, и за ним весь хор.

13 Как сонм блаженных из могильной сени,
Спеша, восстанет на призывный звук,
В земной плоти, воскресшей для хвалений,

16 Так над небесной колесницей вдруг.
Возникло сто, ad vocem tanti senis,[28]
Всевечной жизни вестников и слуг.[29]

19 И каждый пел: «Benedictus qui venis!»[30]
И, рассыпая вверх и вкруг цветы,
Звал: «Manibus о date lilia plenis!»[31]

22 Как иногда багрянцем залиты
В начале утра области востока,
А небеса прекрасны и чисты,

25 И солнца лик, поднявшись невысоко,
Настолько застлан мягкостью паров,
Что на него спокойно смотрит око, —

28 Так в легкой туче ангельских цветов,
Взлетавших и свергавшихся обвалом
На дивный воз и вне его краев,

31 В венке олив, под белым покрывалом,
Предстала женщина,[32] облачена
В зеленый плащ и в платье огне-алом.

34 И дух мой, — хоть умчались времена,
Когда его ввергала в содроганье
Одним своим присутствием она,

37 А здесь неполным было созерцанье, —
Пред тайной силой, шедшей от нее,
Былой любви изведал обаянье.

40 Едва в лицо ударила мое
Та сила, чье, став отроком, я вскоре
Разящее почуял острие,

43 Я глянул влево, — с той мольбой во взоре,
С какой ребенок ищет мать свою
И к ней бежит в испуге или в горе, —

46 Сказать Вергилию: «Всю кровь мою
Пронизывает трепет несказанный:
Следы огня былого узнаю!»

49 Но мой Вергилий в этот миг нежданный
Исчез, Вергилий, мой отец и вождь,
Вергилий, мне для избавленья данный.

52 Все чудеса запретных Еве рощ
Омытого росой[33] не оградили
От слез, пролившихся, как черный дождь.

55 «Дант, оттого что отошел Вергилий,
Не плачь, не плачь еще; не этот меч
Тебе для плача жребии судили».

58 Как адмирал, чтобы людей увлечь
На кораблях воинственной станицы,
То с носа, то с кормы к ним держит речь,

61 Такой, над левым краем колесницы,
Чуть я взглянул при имени своем,
Здесь поневоле вписанном в страницы,

64 Возникшая с завешенным челом
Средь ангельского празднества — стояла,
Ко мне чрез реку обратясь лицом.

67 Хотя опущенное покрывало,
Окружено Минервиной листвой,[34]
Ее открыто видеть не давало,

70 Но, с царственно взнесенной головой,
Она промолвила, храня обличье
Того, кто гнев удерживает свой:

73 «Взгляни смелей! Да, да, я — Беатриче.
Как соизволил ты взойти сюда,[35]
Где обитают счастье и величье?»

76 Глаза к ручью склонил я, но когда
Себя увидел, то, не молвив слова,
К траве отвел их, не стерпев стыда.

79 Так мать грозна для сына молодого,
Как мне она казалась в гневе том:
Горька любовь, когда она сурова.

82 Она умолкла; ангелы кругом
Запели: «In te, Domine, speravi»,[36]
На «pedes meos» завершив псалом.

85 Как леденеет снег в живой дубраве,
Когда, славонским ветром остужен,
Хребет Италии сжат в мерзлом сплаве,

88 И как он сам собою поглощен,
Едва дохнет земля, где гибнут тени,[37]
И кажется-то воск огнем спален, —

91 Таков был я, без слез и сокрушений,
До песни тех, которые поют
Вослед созвучьям вековечных сеней;[38]

94 Но чуть я понял, что они зовут
Простить меня, усердней, чем словами:
«О госпожа, зачем так строг твой суд!», —

97 Лед, сердце мне сжимавший как тисками,
Стал влагой и дыханьем и, томясь,
Покинул грудь глазами и устами.

100 Она, все той же стороны держась
На колеснице, вняв моленья эти,
Так, речь начав, на них отозвалась:

103 «Вы бодрствуете в вековечном свете;
Ни ночь, ни сон не затмевают вам
Неутомимой поступи столетий;

106 И мой ответ скорей тому, кто там
Сейчас стоит и слезы льет безгласно,
И скорбь да соразмерится делам.

109 Не только силой горних кругов, властно
Велящих семени дать должный плод,
Чему расположенье звезд причастно,

112 Но милостью божественных щедрот,
Чья дождевая туча так подъята,
Что до нее наш взор не досягнет,

115 Он в новой жизни[39] был таков когда-то,
Что мог свои дары, с теченьем дней,
Осуществить невиданно богато.

118 Но тем дичей земля и тем вредней,
Когда в ней плевел сеять понемногу,
Чем больше силы почвенной у ней.

121 Была пора, он находил подмогу
В моем лице; я взором молодым
Вела его на верную дорогу.

124 Но чуть я, между первым и вторым
Из возрастов,[40] от жизни отлетела, —
Меня покинув, он ушел к другим. [41]

127 Когда я к духу вознеслась от тела
И силой возросла и красотой,
Его душа к любимой охладела.

130 Он устремил шаги дурной стезей,
К обманным благам, ложным изначала,
Чьи обещанья — лишь посул пустой.

133 Напрасно я во снах к нему взывала
И наяву,[42] чтоб с ложного следа
Вернуть его: он не скорбел нимало.

136 Так глубока была его беда,
Что дать ему спасенье можно было
Лишь зрелищем погибших навсегда.

139 И я ворота мертвых посетила,
Прося, в тоске, чтобы ему помог
Тот, чья рука его сюда взводила.

142 То было бы нарушить божий рок —
Пройти сквозь Лету и вкусить губами
Такую снедь, не заплатив оброк

145 Раскаянья, обильного слезами».

Песнь тридцать первая >>>

Источник: Данте Алигьери. Божественная комедия. Перевод М.Лозинского. — М.: «Правда», 1982.

1. Да́нте Алигье́ри (1265—1321) — итальянский поэт, мыслитель,
богослов, один из основоположников литературного итальянского языка, политический деятель. Создатель «Комедии» (позднее получившей эпитет «Божественной»).
По собственному признанию Данте, толчком к пробуждению в нем поэта явилась трепетная и благородная любовь к дочери друга его отца Фолько
Портинари — юной и прекрасной Беатриче. Поэтическим документом этой любви осталась автобиографическая исповедь «Новая Жизнь» («Vita nuova»),
написанная у свежей могилы возлюбленной, скончавшейся в 1290 году.
«Боже́ственная коме́дия» (итал. La Commedia, позже La Divina Commedia) — поэма, написанная Данте Алигьери в период приблизительно с 1308 по 1321 год и дающая
наиболее широкий синтез средневековой культуры и онтологию мира. Это настоящая средневековая энциклопедия научных, политических, философских, моральных,
богословских знаний.
Поэма делится на три части, или кантики, — «Ад», «Чистилище» и «Рай» — каждая из которых состоит из 33 песен (34 песни в первой части «Ад», как
символ дисгармонии). Вся она написана трёхстрочными строфами с особой схемой рифмовки, так называемыми терцинами. (вернуться)

2. Чистилище (лат.) — Пройдя по узкому коридору из центра земли во второе её полушарие,
Данте и Вергилий оказываются на поверхности земли. Там, в середине острова, окружённого океаном, возвышается гора в форме усечённого конуса — Чистилище,
состоящее, как и Ад, из ряда кругов, сужающихся к вершине горы.
Ангел, охраняющий вход в чистилище, впускает Данте в первый круг чистилища, перед этим начертав мечом на его лбу семь P (Peccatum — грех), символизирующие
семь смертных грехов. С прохождением каждого круга исчезает по одной букве; когда, достигнув вершины Чистилища, Данте вступает в расположенный там «земной рай»,
он уже свободен от начертанных стражем чистилища знаков. Круги последнего населены душами грешников, искупающих свои прегрешения. Здесь очищаются гордецы,
принуждённые сгибаться под бременем давящих их спину тяжестей, завистники, гневливые, нерадивые, алчные и пр.
Вергилию, не узнавшему крещения, нет доступа в рай, поэтому он исчезает, доведя Данте до райских врат. (вернуться)

3. «Beati, auorum tecta sunt peccata!» (лат.) — «Блаженны, чьи грехи покрыты!» (вернуться)

4. Не захотела потерпеть покрова… — покрова неведения. (вернуться)

5. — Если бы Ева не нарушила запрета, человечество обитало бы в Земном Раю и Данте от
рождения и до смерти вкушал бы то блаженство, которое ему сейчас открылось. (вернуться)

6. Сонм дев священных — музы. (вернуться)

7. Геликон — гора муз, где текут ключи Гиппокрена и Аганиппа, вдохновляющие поэтов. (вернуться)

8. Урания с хором — то есть с остальными музами. Урания (небесная) — муза небесной науки (астрономии). Данте призывает ее потому, что его предмет особенно возвышен. (вернуться)

9. Вдали, за искажающим простором… (лат.) — Отсюда до окончания песни следует описание
шествия торжествующей церкви, идущей навстречу раскаявшемуся грешнику. (вернуться)

10. Светильники. — Шествие открывается семью светильниками, которые, по Апокалипсису (гл. 4, 5), «суть семь духов божиих». (вернуться)

11. Лук солнца или перевязь луны… — цвета радуги (лук Аполлона) или лунного кольца
(перевязь Дианы). (вернуться)

12. Двенадцать чет маститых старцев… — двадцать четыре книги Ветхого завета. (вернуться)

13. Четыре зверя — четыре Евангелия. (вернуться)

14. Аргус — см. прим. Ч., XXXII, 65. (вернуться)

15. Прочти Езекииля… — В книге Иезекииля (Библия) и в Апокалипсисе Иоанна описываются
фантастические звери, усеянные глазами. В первом случае они четырехкрылые, а во втором — шестикрылые, как у Данте, что и оговорено в ст. 104-105. (вернуться)

16. Победная повозка — колесница, символизирующая христианскую церковь. (вернуться)

17. Грифон (лев с орлиными крыльями и орлиной головой) — символ богочеловека, Христа.
(вернуться)

18. — Сципион Африканский, победитель Ганнибала. (вернуться)

19. Сам выезд Солнца… — См. прим. А., XVII, 106…108. (вернуться)

20. Три женщины у правого колеса — три «богословские» добродетели: алая — Любовь, зеленая
— Надежда, белая — Вера. (вернуться)

21. Четыре женщины у левого колеса — четыре «основные» («естественные») добродетели
(см. прим. Ч., I, 23-27). Из них у Мудрости — три глаза, которыми она озирает прошлое, настоящее и будущее. (вернуться)

22. Два старца. — Один олицетворяет «Деяния апостолов», приписываемые апостолу Луке,
который по легенде был врачом и потому одет, как питомец Гиппократа (А., IV, 143). Другой — «Послания апостола Павла», атрибутом которого считался меч.
(вернуться)

23. Смиренных четверо… — «Послания» апостолов Якова, Петра, Иоанна и Иуды. (вернуться)

24. Одинокий старец — Апокалипсис. (вернуться)

25. Позади знамен — то есть позади семи светильников. (вернуться)

26. — Смысл: « Когда небес верховных семизвездье (сошедшие с десятого неба семь
светильников, затмеваемые только духовной мглой, последствием греха), указуя всем участникам шествия, что им надлежит делать, подобно тому как нижнее
семизвездие восьмого неба (Малая Медведица с ее Полярной звездой) указует движения корабельщику, остановилось…» (вернуться)

27. «Veni, sponsti, de Libano, veni!» (лат.) — «Иди, невеста, с Ливана, иди!» (вернуться)

28. Ad vocem tanti senis (лат.) — при голосе столь великого старца. (вернуться)

29. Сто… вестников и слуг — множество ангелов. (вернуться)

30. «Benedictus qm venis!» (лат.) — «Благословен грядущий!»
(вернуться)

31. «Manibus о date lilia plenis!» (лат.) — слегка видоизмененные слова Вергилия
(Эн., VI, 883): «Дайте лилий полными горстями!». (вернуться)

32. Предстала женщина — Беатриче. (вернуться)

33. Омытого росой — у подножия Чистилища (Ч., I, 121…129).
(вернуться)

34. Минервиной листвой — то есть ветвями оливы (ст. 31). (вернуться)

35. Как соизволил ты взойти сюда… — Ироническое обращение к когда-то горделивому
философу, пытавшемуся все постигнуть своим разумом. (вернуться)

36. «In te, Domine, speravi» (лат.) — «На тебя, господи, уповаю».
(вернуться)

37. Едва дохнет земля, где гибнут тени… — то есть едва повеет ветер из Африки, где
в полдень исчезает тень. (вернуться)

38. До песни тех — то есть пока не запели ангелы. (вернуться)

39. В новой жизни — то есть в своей молодости, о которой он писал в книге, озаглавленной
«Новая Жизнь». (вернуться)

40. Между первым и вторым из возрастов… — то есть двадцати пяти лет отроду.
(вернуться)

41. Меня покинув, он ушел к другим… — то есть был неверен Беатриче и как женщине,
и как небесной мудрости, ища ответы на все свои вопросы в мудрости человеческой. (вернуться)

42. И наяву — то есть в видениях, о которых Данте рассказывает в «Новой Жизни»
(XXXIX [XL]; XLII [XLIII]). (вернуться)

Данте преклоняет колени перед Небесным кормчим.
Иллюстрации Гюстава Доре ко 2-й части «Божественной комедии». Purgatory (Чистилище), 1868 год.
В 1855 году Гюстав Доре (1832-1883) начинает работу над серией иллюстраций к «Божественной комедии» Данте Алигьери, открыв тем самым грандиозный творческий проект
«Шедевры литературы».

вернуться в начало