Бог хранит нас, а не мы Его / Православие.Ru

Приблизьтесь к Богу, и приблизится к вам;
очистите руки, грешники, исправьте сердца, двоедушные
(Иак. 4: 8).

Кто такие двоедушные? Мы все двоедушные. Что означает
«двоедушный»? Это тот, кто хочет одновременно
двух противоположных вещей. Мы хотим Бога, но в то же
время хотим другой жизни.

Вы возразите мне: «Мы не хотим другой жизни!»
Хорошо, теоретически мы не хотим ее. На практике, однако,
наши дела говорят о другом. Они показывают, что мы
пленены.

Двоедушие – это грех, потому
что двоедушный человек страдает духовной шизофренией и
хочет одного, а делает другое. Одно дело – его
мысли, а другое – поступки, и мы все такие. Сам
святой апостол Павел говорит: «Несчастный я человек,
потому что одно решаю, а другое делаю. Одного хочу, а
другое творю». «Бедный я человек! кто избавит
меня от сего тела смерти?» (Рим. 7: 24). Кто избавит
меня от этого несчастья, которое я ношу в себе? Решаю
помолиться, хранить воздержание, поститься, уйму всего.
Сколько хороших решений мы принимаем каждый день? Однако
не исполняем их, бываем пленены, мы бредем, словно овцы на
веревке, и нас уводят в другом направлении.

Сколько раз даже наше собственное я
сопротивляется и говорит нам: «Что ты собираешься
сделать? Не надо! Остановись!» Наше собственное
я протестует, а мы словно загипнотизированные и
пьяные – идем туда и не можем понять, что
происходит. Потому что мы пленены, потому что это пленение
от сатаны. Мы не успеваем взять верх над собственным
я, и страсти овладевают нами, потому что диавол
– диктатор, он страшный тиран, который не хочет
нашей свободы, не хочет, чтобы у нас было свое лицо. Это и
есть двоедушие – иметь словно две души, два мнения,
два решения, два человека, быть двойственным человеком,
который живет жизнью Церкви и одновременно совершает
тысячу других дел, отрекающихся от нее.

Вспоминаю такие слова старца
Паисия: «Жил некий человек, который ходил в
церковь, молился, плакал, бил поклоны и весь был в
умилении. Произвел на меня впечатление этот человек. Этот
человек – или, скорее, эта категория людей, так как
не он один такой, – в тот момент, когда он плачет,
рыдает и молится, может выхватить против тебя нож,
достаточно спровоцировать его чем-нибудь. Это ужасная
шизофрения. О Петре Великом, который убивал людей и
невесть что еще творил, говорится, что он каждый день
присутствовал на святой Литургии».

Это двоедушие. Так нельзя. Это означает, что что-то идет
не так. Как возможно это раздвоение – разве в тебе
не оставила никакого следа эта Литургия, это Евангелие,
жизнь в Церкви?

Хорошо, ты скажешь мне: «А кто не такой?» К
сожалению, все мы такие, и поэтому святой апостол Иаков
говорит дальше:

«Сокрушайтесь, плачьте и рыдайте; смех ваш да
обратится в плач, и радость – в печаль.
Смиритесь пред Богом, и вознесет вас» (Иак. 4:
9–10).

Слова святого апостола суровы. Как противодействие всему
этому терзанию человека, нашему я, нашему
двоедушию апостол советует понести страдания, плакать и
рыдать.

Как христианин несет страдания?
Какие страдания? Хорошо, пост – это такое страдание.
Многие говорят: «А-а-а, мне всё время хочется есть
во время поста!» Но мы ведь для того и постимся,
чтобы испытывать голод, а не чтобы быть сытыми. Это и
делает пост постом – мы чувствуем голод. Что, у меня
трясутся ноги? Ничего, пусть трясутся.

Я не говорю, что надо изнурить и угробить себя, но не
нужно бояться такого страдания. Не правда ли, вот идешь на
всенощное бдение, а ноги подкашиваются – но это-то и
ценно. Быть готовым умереть, как говорится, но стоять там.

Духовные вещи не могут совершаться среди комфорта.
Христианин должен быть подвижником, быть подвижником по
духу, а быть подвижником означает претерпеть. Вы видели
когда-нибудь спортсмена, который стал спортсменом сидя в
кресле? Это невозможно. Постоянно надо тренироваться,
упражняться, измождать себя. Так ты преуспеешь. Постоянно
надо бодрствовать.

Однажды некто сказал:

– Геронда, твои слова задели меня и заставили
заплакать! Они сокрушили меня!

– Но я для того их и сказал! Чтобы задеть тебя, я и
сказал это! Чтобы сокрушить тебя! Чтобы ты заплакал, я
сказал это! Для чего другого я тебе это сказал? Чтобы ты
засмеялся? Почему я оскорбил тебя перед другими? Зачем
опозорил тебя? Нарочно! Я это сделал не в неведении! Нет!
Нарочно я сделал это, чтобы сокрушить тебя. Чтобы пробить
твой эгоизм. Чтобы ты заплакал. Конечно, чтобы заплакал.
Почему бы тебе не поплакать? Что, так что ли: чтобы я
говорил тебе, а ты не плакал?

Нам надо трудиться в духовных подвигах: когда я пощусь, я
делаю это, чтобы претерпеть лишение; когда бодрствую, я
делаю это, чтобы претерпеть страдание; когда подаю
милостыню, я делаю это, чтобы лишиться чего-то, я не подаю
милостыню, не понимая, что я делаю. Когда я делаю что-то,
я делаю это, чтобы изнурить себя, чтобы почувствовать это,
ощутить.

Как это характеризует нас: что мы мазохисты, что нам
нравится издеваться над собой? Нет! Но грех, к сожалению,
отождествляется со сластолюбием. В грехе есть наслаждение,
есть приятное чувство, не только греховное наслаждение, но
с любой точки зрения – и душевное, эмоциональное, и
вообще. Сердце склоняет нас к греху из-за своего
сластолюбия, так как находит в нем удовольствие.

Сначала в добродетели
нет духовного наслаждения, есть боль, труд, злострадание,
должно быть и трудолюбие. Противоположным сластолюбию
является трудолюбие – это значит: любить труд и
совершать дела, почувствовать усталость. Надо изнурить
себя. «Я устал!» – говоришь ты. Но
устать надо. Почему бы тебе не устать?

Горько, если ты совершал духовные подвиги и не устал. Это
что означает? Что это за подвиги тогда? Какой подвиг
является подвигом, если он не утомляет тебя? Это не было
бы подвигом.

Разумеется, в этом есть тайна – что трудолюбие ради
Бога в духовной борьбе содержит много радости и настоящего
духовного наслаждения, тогда как радость от греховного
сластолюбия временна, а ее горечь и злые плоды постоянны.

Это факт, что вначале человек, желающий подвизаться
духовно, должен предаться трудолюбию, он должен
потрудиться, утомить себя, совершить и душевный, и
телесный труд. Например, когда другой ругает меня, а я ему
не отвечаю, разве это не труд? Неужели я внутри себя не
превращаюсь в зверя и не хочу растерзать его? Однако я
сдерживаю себя и не делаю этого. Это труд. А когда другой
надоедлив, и мне хочется вышвырнуть его вон, но я
сдерживаюсь, чтобы не обидеть его, чтобы не обойтись с ним
дурно? Кто-нибудь приходит и хочет от меня чего-нибудь
абсурдного, а я вопреки этому терплю его, слушаю –
это утомляет меня, разумеется, но это ценно.

Говорят, что в браке, в семье устаешь! Но и она ценна
– эта усталость, эта каждодневная смерть в семейном
противостоянии – например, можно иметь полноценную
семью, где и муж, и жена, и дети, – и, несмотря на
это, быть одиноким, чувствовать, что тебя не понимают, не
принимают – не потому, что плохо относятся, а
потому, что каждый живет в своем собственном мире. Это
большой труд, великая борьба, великое злострадание.

Вы знаете, что душевный труд тяжелее телесного?
Подвизаться телесно, бодрствовать, уставать, поститься и
так далее – это включает в себя радость, имеет, так
сказать, непосредственный результат, а душевный труд
– это нечто гораздо более трудное. Находиться в
определенном месте и каждый день испытывать горечь,
разочарование, отверженность, жить в одном доме с мужем, и
чтобы он каждый день отвергал тебя, чтобы жена отвергала
тебя, дети не принимали тебя, не считались с тобой, чтобы
их не интересовало, есть ты или нет тебя, чтобы они не
признавали ничего из того, что ты делаешь. Ну, это ли не
аскеза? Это аскеза.
Это намного труднее других вещей. Лучше пойти копать на
поле целый день, чем чтобы другой отвергал тебя и ел тебя
поедом своим языком. В тысячу раз предпочтительней
разбивать камни, чем чтобы другой разбивал тебе сердце
ссорами и изматывал нервы.

Следовательно, аскеза многостороння и охватывает всего
человека. Аскеза для нас, живущих в основном в миру,
состоит не столько в телесных делах – терзание наше
не столько телесно, потому что мы не можем очень многого
делать в миру. Ну хорошо, мы будем поститься, пойдем на
всенощное бдение, помолимся вечером, пусть и устали.
Хорошо. Но мы не можем сделать большего, чем это, –
у нас недостанет силы. Но каждый день терпим… Что
тут сказать человеку?

Страшно, насколько может устать человек. Знаете, бывают
такие люди, которые могут утомить тебя, поговорить пять
минут и разбить тебя, и тебе будет нужен целый день, чтобы
прийти в себя. А другой будет говорить тебе целый день, но
не утомит тебя. Не знаю, в человеке ли тут дело? Он скажет
тебе всего пару слов, и ты разбит, тогда как святые люди
тебя успокаивают.

Или вот еще ситуация: работа, наши
коллеги или то окружение, в котором мы живем. Ты бы лучше
ушел один в горы, чем быть с тяжелыми людьми. Да, это
терзание – терпеть ради любви Христовой и оставаться
там. Это действительно подвиг, терзание.

Что происходит, однако? Через это терзание, скорбь и плач
рождается утешение Божее. Человек, который не страдает, не
бывает утешен Богом. Это закон. Хочешь, чтобы Бог тебя
утешил? Если ты находишь утешение в человеческих вещах,
Бог тебя не утешит. Если ты находишь утешение во всем, что
вокруг тебя, не жди утешения от Бога. Бог утешит людей,
которые действительно пострадали, были обижены, презрены,
отвержены.

Ты скажешь мне: «Хорошо, но если я не таков и всё у
меня нормально, мне что делать?» Если у тебя всё в
порядке и тебе не нужно прилагать усилий и трудов, надо
совершать их по собственной воле. Если независимо от тебя
жизнь складывается хорошо, изыскивай себе труды сам. Веди
дополнительную борьбу. Да, потому что человек спасается
или добровольными трудами, когда ты ущемишь свою волю
постами, молитвами,
всякими подвигами, как мы говорили сейчас, или трудами
вынужденными.

Я не говорю, чтобы муж ругался каждый день – он и
так делает это. Твое терзание – вынужденный труд, ты
не хочешь его, не ты ему причиной, но он есть. Ну так
обрати на пользу то, что есть, обрати его на пользу
духовно, себе во благо. Или у тебя есть какая-то болезнь,
какая-то проблема, причина которой не в тебе, она
появилась сама. Это удобная возможность, это подвиг,
который ты можешь подъять и обратить на пользу.

Следовательно, если у тебя есть вынужденные труды, тебе
нужно их использовать. Бог тебя утешит. Если же у тебя нет
вынужденных трудов и всё у тебя хорошо, тогда ты должен
понести добровольные труды, наложить на себя духовную
аскезу.

Вы помните, что сказал Бог богачу? «Чадо, вспомни,
что ты уже насладился в жизни твоей^[1]. Когда ты был жив, всё было
хорошо; чего ты хотел, всё у тебя было; ни в чем
никогда ты не испытывал недостатка, никто никогда не
сказал против тебя ничего. Ты уже насладился благами в
жизни твоей. А сейчас уже нет ничего». Тогда как
другой, Лазарь, пережил зло, поэтому он был утешен.

И действительно, человек, который вкусил Божия утешения,
понимает, что оно не сравнимо с человеческим утешением. Ни
с чем не сравнимо. Абсолютно ни с чем.

Одна женщина была очень духовным человеком, у нее была
действительно духовная жизнь, а не просто эмоции и
фальшивые чувства. А муж ее действительно был тираном,
злодеем. Вы не можете себе представить, какие муки он
причинял ей. Долгие годы она сносила всё от него. Ругань,
крики, хулу, что только ум ваш может себе представить. И
хуже всего то, что дети поднялись против нее, и хотя она
каждый день жертвовала собой ради них, каждый день она
испивала горькую чашу неблагодарности, варварства. Дети ее
стали плохими, но у них была святая мать.

Как бы там ни было, но однажды женщина эта дошла до
предела своих сил и сказала:

– Боже, мне больше не выдержать!

Ее поразила очень тяжелая болезнь, а
муж вообще не обращал на нее внимания. Что же было дальше?
Так как она была духовным человеком, она имела такое
утешение от Бога, что постоянно молилась в сердце, и Бог
утешал ее исключительно много. Среди страшных мук и
трудностей она чувствовала великое утешение от Бога. В
случае с ней мы действительно говорим о мере святых, а не
о чем-то обычном. Однако однажды она как человек –
или по Божию попущению – сказала:

– Больше не могу! Я не выдерживаю! Боже, я не могу!

Муж унижал ее и телесно, и душевно: он не давал ей ходить
в церковь, причаститься, был как демон.

Дойдя до предела терпения, однажды ночью она так
помолилась – а муж в тот день выгнал ее из комнаты
за то, что она сказала ему, что хочет ходить в церковь:

– А, ты хочешь ходить в церковь? Тогда пошла вон!

Тогда она услышала глас Божий в себе: «Хорошо, Я
отниму это искушение, чтобы у тебя был мир».

Со следующего дня муж ее постепенно начал добреть и через
пятнадцать дней стал как ягненок. И что же вышло? Молитва
у нее постепенно затихла, и она ее потеряла. Муж говорил
ей:

– Ты хочешь ходить в церковь? Хорошо, ходи! Хочешь
купить то-то и то-то, подать милостыню? Возьми и раздай!

Она говорила:

– Слава Богу! То, чего я ждала, пришло, хоть и через
25 лет!

Да, пришло, но она утратила Божее утешение.
Бог не утешал ее, как раньше. Она лишилась молитвы,
теплоты, которая у нее раньше была, не стало пламени,
которое у нее было. «Ой, что же это
происходит!» – и ее охватило противоположное:
отчаяние. А теперь? Что будет теперь? Другими словами,
если будет утешение от мужа, то потеряю утешение от Бога?
Поэтому она начала молиться:

– Боже мой, что нам делать теперь?

Но что ей говорить? «Сделай моего мужа
зверем?» Не может она такого сказать. А что сказать?
Как бы там ни было, она молилась, молилась, после этого
пришли другие искушения и так далее, и она заново открыла
себя.

То же самое делали и святые. Почему они выбирали
отдаленные места, где нет человеческого утешения? Потому
что они по опыту знали, что чем больше у тебя
человеческого утешения, тем меньше утешения от Бога.

Отец Захария рассказывал мне о старце Софронии^[2], что он говаривал:

– Когда я жил в пустыне и у меня был один пакет
молока для моих нужд, я говорил себе: «Одного пакета
молока мне хватит на три-четыре дня, на одну неделю. Что
нужно сделать, чтобы получить еще один пакет? Пойти
купить». Не простая ли это логика? А логика пустыни
говорит другое: «Хочешь приобрести два пакета
молока? Отдай пакет, который у тебя есть, и придут
два». Другими словами, чтобы у меня было два пакета
молока, я отдавал один, и Бог посылал мне два. Отдавал
два, и Бог посылал мне четыре. Почему? Потому что там нет
человеческой помощи, ты не в миру.

Никогда не забуду, как я в молодости жил в Капсале, на
Святой
Горе, – там пустыня, стоят снега –
особенно зимой все мы оказывались заблокированными:
невозможно было пойти проведать другого. В горах, в
зарослях, по 10–15 дней ты не мог пройти, чтобы
увидеться с соседом. Когда я говорю «сосед», я
имею в виду какого-нибудь брата, живущего на огромном
расстоянии от тебя. Он, однако, твой сосед, поскольку ты
видишься с ним издалека.

Однажды мы взяли кое-какие вещи и отнесли их к одному
старцу, который жил пониже нас. Он жил один. Это
по-человечески – отнести ему чего-нибудь: немного
растительного масла, других вещей.

– Геронда, мы принесли тебе кое-чего!

– Премного благодарен! Передайте благодарность
вашему старцу!

Он откладывает часть принесенного.

– Да это всё для тебя!

– Нет-нет! Вот этого хватит на сегодня!

– Ну хорошо, а завтра?

– Ну-у-у, завтра! Бог знает! Не надо на завтра!

И где обитал он? Не в городе, рядом с бакалеей, а в
пустыне. Неоткуда было ему иметь завтра. Но поскольку у
него не было человеческой помощи, у него действительно
была Божия помощь.

Это верно – по своему небольшому опыту говорю вам,
– что как только по-человечески что-то невозможно,
тогда вмешивается Бог. Однако факт, что это происходит,
когда человек доходит до крайнего предела своих сил,
дотуда, что он больше не может. Когда дойдешь дотуда, там
Бог.

Однако надо дойти дотуда, выдержать путь к крайнему
пределу, не впасть в малодушие и не сказать: «Нет!
Хватит!» – и отступить назад. Надо дойти туда,
надо иметь эту силу, ждать и верить, что Бог там. А если
начнешь делать другое, тогда лишишься утешения Божия.

Знаете ли вы, что человек может утратить утешение от Бога
и из-за самых обыкновенных вещей, на которые возлагает
упование?. . Потому что Бог говорит, что сребролюбие
– это грех, что уйма всего еще – грех. В чем
суть? Суть в том, что это окрадывает наше сердце. Иметь
деньги не грех – если бы я у меня были деньги, если
бы мы были миллионерами… И я говорю вам, что хотел
бы стать миллионером, это не что-то плохое – иметь
деньги, но они не должны окрадывать твое сердце.

Если ты сумеешь остаться свободным и правильно управлять
ими, тогда ты с легкостью войдешь в рай. Это ключ,
открывающий рай, но этот же ключ открывает и ад. Если не
будешь внимателен, с тем же ключом ты войдешь в соседнюю
дверь. Вопрос в том, чтобы сердце человека не было
окрадено, неважно чем: человеком, деньгами, человеческой
славой, положением и всем чем угодно. Пусть это не
окрадывает твоего сердца, чтобы оно оставалось с Богом.

И снова пример из монашеской жизни. На Святой Горе были
разные воры, которые обворовывали, грабили монахов и даже
издевались над ними. Были у нас подобные истории. Итак, на
Святой Горе говорили, что есть воры. Что же нам делать?
Легче всего ограбить монаха: он один, в горах.

И вот некий монах взял да и повесил хороший замок на дверь
своей кельи… Но давайте сначала расскажу вам другую
историю.

Был один старец, наследник Хаджи-Георгия^[3]. Пришли его грабить. У него
были старинные иконы в келье. Связали ему руки, ноги,
рот, чтобы не кричал. А он им сказал:

– Прошу вас: прежде чем вы меня свяжете, отведите
меня в церковь, и там свяжите меня.

– Зачем?

– Чтобы я был в храме. И откройте мне книгу, когда
свяжете меня, чтобы я до утра прочел службу, не пропустил
ее!

Они связали его, и он так читал. Потом соседи нашли его:

– Ничего страшного! Хоть меня и связали, но я службу
прочел! Они только взяли вещи и ушли.

Но вернусь к своему примеру. Наш сосед пошел и купил
висячий замок:

– Его не открыть! Пусть приходят: ничего у них не
получится!

Да, но когда вечером он стал молиться, Бога не было с ним.
Он утратил молитву. Почему? Бог сказал ему:

– Твое упование на замок или на Меня? Кто тут
охраняет твое обиталище? Замок или Я?

Он до того почувствовал себя изобличенным, что убрал замок
и положил себе правилом 40 дней спать с незапертыми
дверями. Хотя, конечно, он пугался малейшего шума и прыгал
с кровати.

В Иверский монастырь пришла икона Пресвятой Богородицы по
морю, и преподобный Гавриил Иверский, идя также по морю,
пошел и взял икону, отнес ее в монастырь, отцы поставили
ее в соборном храме, но утром обнаружили в монастырских
воротах. Господи, помилуй! Кто ее взял? Ладно, снова
отнесли ее в храм, но на другое утро она снова была в
воротах. Опять поставили ее в храме, и опять нашли в
воротах. Заперли храм. Тогда Пресвятая Богородица явилась
игумену и сказала:

– Геронда, это Я буду охранять вас, а не вы Меня!

С тех пор икона Пресвятой Богородицы стоит у монастырских
ворот. Конечно, из почитания монахи закрыли те ворота,
поставили рядышком другие и воздвигли часовню, где и
находится икона, которая потому и называется Вратарницей,
то есть Святой Богородицей, стоящей у ворот. Потому что
это Бог охраняет нас, а не мы Его…

Где нет человеческого: человеческих утешений, человеческих
сил, – Бог там.

Бог – наша цель. Когда у нас всё в порядке и есть
множество благ, надо благодарить Бога за то, что у нас
есть, прославлять Его за все блага, которые у нас есть, но
не забывать о трудолюбии, добровольном трудолюбии в аскезе
– и телесной, и духовной, любой аскезе, приводящей к
трудолюбию в нас, потому что оно освободит нас от страстей
и греха…

Пост: избавиться от двоедушия — Православие.фм

«Молчание есть тайна будущего века», — назидательно говорю я сама себе и, как только отвечены личные сообщения,  тянусь отключить «ленту».

Однако постичь эту тайну мне, похоже, пока не придется: привлекают внимание новые статьи на разных ресурсах — и особенно комментарии на них. Материалы, по большей части, о несправедливостях и бедах людских, где обиженным и нищим надо помочь. Это, увы, в нашем мире не новость. А что поражает – так это комментарии. «Как можно о таком писать, сейчас же пост! Кого оклеветали – тому для смирения! И вообще, это ВЫ распространяете такую плохую информацию, без вас никто бы и не знал…»

Ключевые слова, видимо, — «никто бы и не знал».  Да, нередко меня посещает мысль о том, что все, что творится в информационном пространстве постом, не должно меня касаться. Пора оглядеться, какое послушание Господь определил мне «на расстоянии вытянутых рук». Может быть, нужно моё утешение самым родным и близким, может – спасительнее не отвечать на вопрос, только что заданный в почте, а просто пойти и, например, вымыть окна? А  может – под этим самым окном лежит лично мне посланный Лазарь, и я сейчас, ради вроде бы благого дела послать свои гроши по указанному номеру карточки сбора на лечение, на самом деле оказываюсь тем богачом из притчи, что не видел у собственных стен страдающего человека?

Но это, все же, о другом. Не о «не знать».

Хорошо поститься, когда всё понятно. Вот расписание богослужений в храме, текст канона, вот постное блюдо на обед и десять минут на сборы, чтоб успеть на вечернюю службу . Но люди, от которых мы знаем о посте больше всего, вовсе не жили в стерильных условиях печатных страниц календарей, которые  — с иконами и именем Божиим – мы не знаем, куда девать в конце года. Святой Иоанн Предтеча, подросток-сирота, жил в пустыне, а потом вышел призвать Божий народ к покаянию, навстречу беспощадной злобе фарисеев.  Основоположник Великого поста, Сам Господь наш Иисус Христос, родился в пещере, куда загоняли скот, а  время служения провел в скитаниях. Монахи, испросив прощения у братии накануне Четыредесятницы, уходили в пустыню, в полном доверии Промыслу Божию.

Не было у тех пустынников, первых постников и аскетов, ничего «предписанного», где можно спрятаться за буквой и выдать свою трусость, нелюбовное отношение к ближнему, лень – за благочестивое молчание. Пока ты «не знаешь» — гладок твой мирок, как гладь мелкого озера. Но стоит подуть ветру… «Узнал» — теперь ты должен как-то ответить на это знание. А так не хотелось! Конечно, в таком случае, мы тут же решаем: виноват тот, кто сказал. И еще, наверное, —  тот, кого просят защитить. Нет дыма без огня, во-первых. Во-вторых – вон уже штук несколько комментариев про «сам виноват», ну и я не лучше, я смирюсь, люди лучше знают. А раз сам виноват, карма такая…ой, это уже немножко не отсюда…но все равно, можно спокойно вернуться к «Молитвослову Для Усердствующих», вздохнув о невеждах, которые что-то там обсуждают «во дни печальные великого поста». Сказано же: дух празднословия не даждь ми…

Нет, я ни в коем случае  не говорю, что постом надо «сидеть в интернете» и читать все подряд. Но разве иначе мы реагируем, если что-то подобное узнаем на приходе, от соседей, от друзей? Кого-то оклеветали, у кого-то недоразумение, а то и беда, требующая помощи. Бросаемся ли мы утешать, помогать, защищать доброе имя? По слову Спасителя, «так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мф. 25:40) Так имеем ли мы право (постились ведь, молчали! Имеем, наверное!) хотя бы  войти на богослужения Страстной Седмицы, которые – о Господе нашем, Которого никто не пришел защищать? Кто-то кричал «распни», но больше всегда бывает тех, кто молчаливо кивает. Так и мы. Обвинив невиновного, заявив «он сам виноват», мы просто присоединяемся к той самой толпе, о которой будем слушать на службах Страстной —  и ведь, возможно, даже будем плакать во время чтения.

Когда-то пробежали по дороге, обойдя   израненного человека,  священник и левит (Лк.10:31-34). Прикосновение к раненому, по закону, означало бы для них оскверниться, — разве не благочестивая причина пройти мимо? Но не их ставит нам в пример Господь. А самарянина, почти язычника, который поспешил на помощь несчастному.

…Я скажу, какой самый страшный ответ я слышала в адрес человека, который рассказывал о несправедливости или горе, своего друга или своём собственном. Это ответ в виде елейной улыбки и вопроса: «А знаешь ли ты притчу о пчелке и мухе?»

Пчела из притчи, напомню, увидела прекрасные цветы – там же, где муха увидела лишь грязь. И вот человеку, который ищет защиты и помощи для, например, невинно осужденного,  таким вот «благочестивым» образом говорят: ты принес сюда грязь. Ты не умеешь видеть цветы, в отличие от нас, «пчелок».  Вот мы: успешные, довольные, для нас везде цветы, а ты на какой помойке откопал то, о чем говоришь?

Вот так просто – объявили страждущего человека «грязью». Вот так просто – предложили назвать плохое хорошим и сохранять довольное лицо.

Чтоб замечать цветы и не замечать грязь, нужно, чтобы на лугу были и грязь, и цветы. Когда же при нас втаптывают в грязь человека, то пройти мимо, говоря о цветах, – преступление.

«Ты просто не умеешь радоваться» — еще один частый «ободряющий» ответ. Прекрасно, конечно, видеть проросшие среди мусора цветы. Еще прекраснее, если ты сам пошел и убрал этот мусор. Прекрасно — радоваться жизни и славить Бога среди испытаний. Вот только говорить о радости во время страданий  ты имеешь право лишь себе. Разве что великие святые говорили духовным чадам подобное. Но разве говорили они о том, чтоб «держать улыбку» при страшной душевной или физической боли, чтоб не портить картину мира окружающим? Нет. Плохое хорошим никто не называл. Но отец утешал страждущее  чадо (обычно — такого же монаха,  желающего очистить себя для Бога, или уже умудренного духовным опытом мирянина) тем, что и эти страдания конечны и не напрасны,  что Господь уже спешит на помощь. Личное «потерпим, чадо» от святого, со слезами и горячей молитвой за духовного сына – как это далеко от нашего псевдоблагочестивого «это тебе для смирения»!

Что кроется за нашими ответами, на дне того самого тихого озера? Страшное. Страх «за свою шкуру»: если с ним произошло – то и со мной может? Нет, никогда, я все делаю правильно, а с ним произошло потому, что он грешник! «Не согрешил ни он, ни родители его» (Ин.9:3) — это мы как-то пропустили.  И «мир во зле лежит» (1Ин. 5:19) — пропустили тоже.

Что еще? Желание утвердиться за счет слабого. Теперь я буду поучать, а вы слушайте, невежды. Лень: это же надо вставать и что-то делать! А если человек сам_виноват, то ничего делать не надо. Ишь шум развел, да еще в пост. Не ной и не жалуйся, грешник, не мешай приличным людям поститься.

Так ли поступали святые? Когда требовалось защитить веру, отцы-пустынники оставляли безмолвие и шли в города. А ведь могли сказать: сами виноваты, что остались в развратных городах, зачем вас от ереси спасать, вы и так в грехах потонули…  Или вспомним хотя бы святого Николая Чудотворца, спасшего невинных. Мог ли он сказать «дыма без огня не бывает, хоть чем-то да грешны, это им для смирения»? Нет: он пускается в дальний путь и бесстрашно, перед глазами правителя, встает между палачом и приговоренными, выхватывает у палача меч и, рискуя жизнью, обвиняет правителя в том, что тот верит клевете и губит честных людей.

Да, в пост хорошо отложить суету, отложить чтение новостей, хороших и плохих, предпочтя им Благую Весть, и заняться своей душой. Но будем честны: кто из нас оставляет полностью мирские дела, берет (как делали многие в прежние годы) отпуск хотя бы на первую седмицу и уезжает в монастырь или куда-то, где будет только необходимое, свеча перед иконой и богослужения в ближайшей церкви? Кто не участвует в разговорах, не пишет и не читает чего-то, к посту мало относящегося (если вспомнить наших комментаторов из начала текста – то как они вообще оказались в обсуждении при их строгих убеждениях…)? Так откуда у нас тогда эти двоящиеся мысли, что ж мы как «неблагонадежны для Царствия Небесного»? (Лк. 9:62)

Кто удалился на эти дни от мира – так тот и не узнает, и не прочтет.

А раз уж ты узнал – то надо и вести себя достойно христианскому званию. Не оскорблять человека, ищущего оправдания для оклеветанного ближнего, не бросать обидных слов  в лицо больному и страдающему. «Ошибается тот, кто считает, что пост лишь в воздержании от пищи.  Истинный пост есть удаление от зла, обуздание языка, отложение гнева, укрощение похотей, прекращение клеветы, лжи и клятвопреступления. Ты постишься? Напитай голодных, напои жаждущих, посети больных, не забудь заключенных. Утешь скорбящих и плачущих; будь милосерден, кроток, добр, тих, долготерпелив, незлопамятен, благоговеен, истинен, благочестив, чтобы Бог принял и пост твой и в изобилии даровал плоды покаяния,» — сказал нам свт. Иоанн Златоуст.

«Суд без милости не оказавшему милости» (Иак. 2:13). И если не хотим услышать в конце дней от Господа «отойдите от Меня ,  делающие беззаконие» (Мф.7:23) — то именно сейчас нам нужно отойти от мирских привычек ветхого человека, от понятий про «успешных и крутых» и «неудачников-слабаков», про «дым без огня» и «сам виноват». Увидеть в ближнем своего брата, за которого распялся Господь. Утешить брата, помочь ему, защитить его честь – в клевете, оказать помощь  — в болезни и несчастье. Не назовет Господь ласковое ободряющее слово пустословием, не взыщет за нарушение молчания ради брата Тот, Кто исцелял в субботу. «Не бойся!» — сколько раз повторяет Он нам с евангельских страниц?

Лишь бы не быть нам как  фарисеи. Ведь их и только их осудил Он за все то время, что описано евангелистами. Сказал ли Он больному «иди и поболей еще»? Сказал ли слепцам «не кричите и не жалуйтесь»? Нет, больной уходил от Господа здоровым, а слышавший Его слово голодный – накормленным. И только фарисеи услышали страшное: «Горе вам…»

«Дух же целомудрия, смиренномудрия, терпения и любве даруй ми, рабу Твоему.  Ей, Господи, Царю, даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего», — взывает Церковь в эти святые дни.

Подай, Господи.

ЭТО ДЕЛО РАЗУМА

Перейти к содержимому

Предыдущий Следующий

ЭТО ДЕЛО РАЗУМА

Христианскую духовность отличает ряд характеристик, таких как терпение, сострадание, любовь и верность. Другой из них открывает истину о том, что христианский путь есть прежде всего путь нисхождения . Большинство других духовных традиций посвящены восхождению . Даже в метафорах, которые мы используем для описания своего опыта, мы говорим, что Бог «там наверху», а небеса «над нами». Безусловно, св. Павел пишет о восхождении «от славы к славе». (1 Тимофею 3:16) Но сначала должно быть нисхождение, например, от ума к сердцу (в классических православных терминах). Это основа Иисусовой молитвы (Молитвы сердца). Как отмечает Высокопреосвященнейший Митрополит Каллист: «В нас есть пространство, поле сердца, в котором мы находим Божественную Реальность и из которого мы призваны жить. Разум же должен спуститься в это внутреннее святилище посредством молитвы Иисусовой и пребывать там в течение всего нашего деятельного дня и вечера. Мы спускаемся умом в свое сердце и живем там. Сердце – дворец Христа. Там Христос-Царь приходит отдохнуть». Есть и другие нисхождения — нисхождение от гордыни к смирению и от силы к служению, нисхождение от необузданного эго к самоотверженности. Почему спуск? Потому что мы верим в Воплощение. Пример Христа является для нас образцом того, что влечет за собой христианская жизнь. Сын Божий сошел, и мы тоже должны спуститься. Первым движением Бога на землю было нисхождение – Он спустился . «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного…» — это, по словам св. Иоанна Богослова, о сошествии Христа в человеческую плоть и в этот материальный мир. Это нисходящее движение Бога, не К нам, а ВНУТРИ нас как одного из нас. Он движется вниз не для того, чтобы быть зрителем, но, перефразируя св. Афанасия, для того, чтобы в буквальном смысле запутаться в человечестве, чтобы мы, люди, могли запутаться в Его божественности. Святой Павел говорит нам, что это значит для нас, во второй главе Послания к Филиппийцам. «Имейте в себе тот же ум, какой был и во Христе Иисусе, Который, будучи по самой природе Богом, не почитал равенства с Богом чем-то, за что следует держаться, но сделался ничем, приняв образ раба, сделавшись подобием человеческому. ». (Филиппийцам 2:5-11). Мы рассмотрим часть «имейте в себе этот разум» ниже, но я хочу процитировать Синтию Буржо, члена факультета Центра действия и созерцания, из ее книги «МУДРОСТЬ ИИСУСА». где она пишет об этом самом отрывке из Филиппийцам. «В этом прекрасном гимне Павел признает, что у Иисуса был только один «режим действия». Все, что он делал, он делал самоопустошением. Он опустошил себя и спустился в человеческую форму. И он опустошил себя еще больше («даже до смерти на кресте») и пал на самое дно, чтобы вернуться в царство владычества и славы». Иисус всегда стремился к низшему месту, а не к высшему. В самом Своем Воскресении Господь тотчас же сошел в ад, Обитель мертвых, чтобы вывести из тисков смерти ожидающих Его там. Для нас, стремящихся следовать за ним, это должно быть то же самое. Таким образом, путь к Богу лежит «вниз», а не «вверх». Мы тоже должны освободиться от самих себя и смириться, чтобы склониться ниже и занять последнее место, как это сделал Господь. По словам аввы Пимена, отца-пустынника: «Как дыхание, выходящее из ноздрей человека, так человек нуждается в смирении и страхе Божием». Проще говоря, это означает начать думать так, как думал Иисус, и видеть так, как видел он. Наше общее призвание — спуститься, как он, опустошиться и умереть для самих себя. «Умереть для себя» — это не благочестивая фраза или духовное «теплое пушистое». Это означает устранение тех моделей поведения и отношений, которые противостоят разуму Христа. Это означает спуститься в наши сердца и души, серьезно взглянуть через молитву и размышление, а затем провести серьезную «очистку души». Воплощение Слова открывает единство всего сущего. Мы говорим в наших гимнах о Христе, соединившем в себе Бога и человечество, дух и материю, небо и землю, то есть все. Для Христа взаимосвязь всех вещей есть реальность. Он — «Космический Спаситель». То, что мы не видим его или не переживаем его сознательно, означает, что мы еще не надели его умом. Спустившись, Господь объединил в Творении все, что было разрушено человеческим грехом. Св. Иоанн Дамаскин подтверждает это, когда писал: «Бог-Слово для того сделался человеком, чтобы сама природа, согрешившая, падшая и испорченная, победила тирана, прельстившего ее». Ибо те, кто видят, как Он видел, все исполняются Богом. Все творение пропитано Святым Духом. Творение подобно губке, живущей в воде и также пропитанной ею. Мы такие. Губки. Только мы этого не знаем, потому что наш ум постоянно создает отдельные категории для всего — хорошего и плохого, того и этого, моего, а не твоего, нашего стиха, правильных идей и неправильных идей. Это дуалистический ум, а не ум Христа. Часто говорят, что Восточному Православию 9 лет.0013 мистический . И это. Два выдающихся элемента мистического пути таковы: ни Бог не отделен от нас, ни мы от Него, и каждый человек неразрывно связан со всеми другими людьми. Это разум Христа. Разум Христа объединяет. Наши умы склонны разделяться и разделяться, чего не было в уме византийских отцов церкви. Их умы были определенно более интегративными и объединяющими. Разделяющий (дуалистический) ум говорит, что мы отделены от Бога, Христос говорит, что нет. Разделяющий разум говорит, что небо далеко, Иисус говорит, что оно здесь. («Царство Божие среди вас».) Разделяющий разум говорит, что различия между людьми разделяют и разделяют, Иисус отменил социальные нормы, которые разделяли людей из-за расы, религии, пола, богатства и всего остального. Это также наша работа в это время крайнего глобального кризиса и поляризации. Совершенно очевидно, что разум Иисуса недвойственен, неразделим, неразделим. Он одинаково относился ко всем встречным: женщинам и мужчинам, евреям и язычникам, бедным и богатым, добродетельным и грешникам. Разлука есть иллюзия, а пережитое в жизни есть грех. Св. Павел заключает в себе объединяющий разум Господа в своих знаменитых словах: «Во Христе нет ни Иудея, ни Еллина, ни мужчины, ни женщины, ни раба, ни свободного». (Галатам 3:28) Принять такой же ум, как у Христа, значит, по словам Павла, «облекаться в ум Христов». Это требует истинного изменения мышления от нашего старого разделяющего и разделяющего образа мышления (Павел называет это «ветхим человеком») на что-то радикально иное. Стать целеустремленным — значит пробудить в нас Царство. Св. Иаков пишет в своем послании, что «двоедушный человек неустойчив во всех путях своих». (Иакова 1:8) Очевидно, то, как мы видим , а не то, что мы видим . Видим ли мы так, как видит Христос: — присутствие Божие везде и всегда, во всем и во всех, и Царство Небесное в них, и в нас? Облечься в разум Христа — значит отпустить любую мысль, поведение, идею, мнение или идеологию и практику, которые недостойны такого высокого призвания — призвания к уровню сознания, единственно адекватному Царству Божию. Мы должны спуститься из нашего разделяющего, разделяющего ума, и когда мы это сделаем, мы обнаружим, что нисхождение и восхождение на самом деле одно и то же! Христос воскрес! Воистину, Он Воскрес! С верой в воскресение Господне, о. Димитриос

Шейла Тивари2020-05-12T11:31:00-04:00

Христос среди нас

. Он есть и
всегда будет!

Наше духовенство

Преподобный о. Димитриос Дж. Антокас
Председательствующий священник
[email protected]

Недельное расписание

Воскресные службы
Орфрос 8:15
Божественная литургия 9:30

Службы в будние дни
Орфрос 8:30
Божественная литургия 9:30

Онлайн-часовня

Второе послание св. Павла к Фессалоникийцам 2:13-17; 3:1-5

Луки 20:9-18

Наум Пророк; Филарет Милостивый Амнийский; Анания Персидский; святой отец Феоклит Чудотворец, архиепископ Лакедемонийский; Святые отцы наши Ананий и Солохон, архиепископы Ефесские

Посетите онлайн-часовню, чтобы узнать больше о ежедневных чтениях, гимнах, ежемесячном календаре святых и праздников и многом другом.

Социальные сети

Ссылка для загрузки страницы

Перейти к началу

ИМПУЛЬСНОСТЬ И САМОКОНТРОЛЬ: ПРОБЛЕМА ДВОУМНИЧЕСТВА — Православная Церковь Святой Нино

Апостол Иаков когда-то писал: Двоемыслящий человек неустойчив во всех путях своих (Иакова 1:8). Наличие двух разумов или, точнее, двух душ (δίψυχος) создает неустойчивость воли, что делает задачу преодоления импульсивности особенно сложной.

Часть нас полностью убеждена, что аддиктивное поведение вредно для нас, а часть полностью убеждена, что это хорошо для нас, и «я» не может объяснить свои действия, ибо, как однажды выразился Святой Павел, Доброго, которого не хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю (Римлянам 7:19).

Комментируя этот отрывок, святитель Иоанн Златоуст отмечает, что есть часть нашей души, которая управляет сознательно разумом, и другая часть нашей души, которая бессознательно (ἀλογοτερος: больше похожа на животное) либо направляется этой высшей частью, либо ведома ею. то, с чем оно сталкивается, переживается как «своего рода оскорбительное и лукавое нападение греха» (Проповедь 13 на Римлянам 9).0123, стр. 60.511).

То, что так красноречиво описывают апостол Павел, апостол Иаков и святой Иоанн Златоуст, — это проблема импульсивности в зависимости. Чисто рациональная модель для объяснения человеческого поведения, постулирующая, что люди действуют в своих собственных интересах, крайне неадекватна.

Если бы рациональная модель была надежным методом объяснения человеческого поведения, жизнь и люди были бы более предсказуемы и, возможно, менее хаотичны. Плохое поведение можно исправить с помощью дополнительного образования. Запойного пьяницы, стремящегося к алкоголизму, можно просто рассказать о негативных физических, эмоциональных и социальных последствиях чрезмерного употребления алкоголя, и он остановится, потому что эти последствия явно не в его интересах или не на пользу ему.

Тем не менее, любой, кто пытался помочь алкоголику или наркоману, знает, что дело не в образовании. Слишком часто страдающий человек уже знает о последствиях, но продолжает идти по разрушительному пути.

Недавние успехи в исследованиях социального познания предложили другой способ понять человеческое поведение, который совпадает с тем, чему более тысячелетия учили отцы Церкви. Мы двоедушны, буквально.

Одна часть нашего мозга, префронтальная кора, тщательно обдумывает выбор и позволяет нам принимать рациональные решения, отвечающие нашим интересам; в то время как другая часть нашего мозга, лимбическая система с миндалевидным телом и другими соответствующими эмоциональными структурами, делает автоматический импульсивный запрос об удовольствии или боли, подталкивая человека к приятной деятельности без оглядки на будущие последствия.

Проблема пристрастия заключается тогда, по словам святителя Златоуста, в том, что «душа имеет больше мудрости, и может видеть, что нужно делать, а что нет [через префронтальную кору], но не равно тянуть лошадь [из лимбическая система] как хочет» ( Проповедь 13 к Римлянам , PG 60. 511).

Антуан Бечара, Ксавье Ноэль и Эвелин А. Кроун в своей статье «Потеря силы воли: аномальные нейронные механизмы импульсного контроля и принятия решений при зависимости» подробно описывают, как эти две системы взаимодействуют, когда кто-то поддается импульсивным побуждениям. следующим образом: «Два основных типа состояний могут изменить эти отношения и привести к потере силы воли: (1) дисфункциональная отражательная система, утратившая способность обрабатывать и запускать соматические сигналы, связанные с будущими перспективами; и (2) гиперактивная импульсивная система, которая преувеличивает соматические сигналы от непосредственных перспектив.

Когда сигнальные сигналы наркотиков приобретают свойства вызывать восходящие, автоматические и непроизвольные соматические состояния через миндалевидное тело, это восходящее соматическое смещение может модулировать нисходящие когнитивные механизмы, в которых префронтальная кора является критическим субстратом. Если это восходящее влияние достаточно сильное, оно может помешать или «захватить» нисходящие когнитивные механизмы, необходимые для запуска соматических состояний о будущих результатах».

В импульсивности рациональное мышление становится заложником, и реальность странным образом искажается, преувеличивая выгоды, которые дает действие по желанию, и забывая о последствиях, которые действительно болезненны. Даже чувства перестают функционировать должным образом. Все, что можно услышать, это призывы сирен вкусить запретный плод. В раю, который дал нам Бог, все, что можно увидеть, это запретный плод на дереве, которое, хорошо для пищи и приятно для глаз, и дерево вожделенное (Бытие 3:6).

Что же тогда делать «двоедушным» и импульсивным? Святой Павел дает ответ с большой простотой: Благодарю Бога через Иисуса Христа, Господа нашего (Римлянам 7:25).

Обращение к Богу с благодарением, молитва Богу о силе и поддержание ежеминутных отношений с Христом Иисусом — вот что в конечном итоге может дать нашей душе силу для принятия тех решений, которые в конечном итоге позволят нам стать свободными детьми света. .

Святитель Дорофей Газский также упомянул, что если страсти «возрастут в нас до какой-либо степени зрелости, то мы уже не сможем удалить их от себя, как ни трудимся, если только не будем иметь помощи святых ходатайствующих для нас с Богом» («Об отсечении страстных желаний»).