Леонтьев Константин Николаевич

Константин Николаевич Леонтьев

С марксистской точки зрения:

Леонтьев Константин Николаевич [13(25).1.1831, Кудиново, ныне
Малоярославецкого района Калужской области,—12(24).11.1891, Троице-Сергиев
посад, ныне Загорск Московской области], русский писатель, публицист и
литературный критик. Известность приобрёл статьями о практической политике и на
культурно-исторические темы (сборник статей «Восток, Россия и славянство», т.
1—2, 1885—1886), а также литературно-критическими этюдами (о романах
Л. Толстого, об
И. С. Тургеневе и др.).
Культурно-исторические взгляды Леонтьева, сложившиеся под влиянием Данилевского,
характеризуются выделением трёх стадий циклического развития — первичной
«простоты», «цветущей сложности» и вторичного «упрощения» и «смешения», что
служит у Леонтьева дополнительным  обоснованием идеала «красочной и
многообразной» российской действительности, противопоставленной западным
«всесмешению» и «всеблаженству».

Мировоззрение Леонтьева имело охранительную направленность. Предугадывая
грядущие революционные потрясения и считая одной из главных опасностей
буржуазный либерализм с его «омещаниванием» быта и культом всеобщего
благополучия, Леонтьев проповедовал в качестве организующего принципа
государственной и общественной жизни «византизм» — твердую монархическую власть,
строгую церковность, сохранение крестьянской общины, жёсткое
сословно-иерархическое деление общества. Путём союза России с Востоком
(мусульманскими странами, Индией, Тибетом, Китаем) и политической экспансии на
Ближнем Востоке как средства превращения России в новый исторический центр
христианского мира Леонтьев надеялся затормозить процесс «либерализации» России
и уберечь её от революции.

Философский энциклопедический словарь. — М.: Советская энциклопедия. Гл.
редакция: Л. Ф. Ильичёв,
П. Н. Федосеев, С. М. Ковалёв, В. Г.
Панов. 1983.

Сочинения: Собр. соч., т. 1—9, М., 1912—13; Моя лит. судьба. Автобиография, в
кн.: Лит. наследство, т. 22—24, М., 1935.

Литература: Памяти К. Н. Л., в кн.: Лит. сб., СПБ, 1911; Преображенский П.
Ф., А. Герцен и К. Л.,«Печать и революция», 1922, кн. 2; Бердяев H.A., К. Л.,
Париж, 1926; История философии в СССР, т. 3, М., 1968; К о l o g г i v o v I.
v., Von Hellas zum Mönchtum. Leben und Denken K. Leontjews, B., 1948; Gasparini
E., Le prevision! di C. Leorit’ev, Venezia, 1957.

Другие биографические материалы:

Фролов И.Т.
Русский писатель, литературный критик и социолог
(Философский словарь. Под ред. И.Т. Фролова. М., 1991).

Кириленко Г.Г., Шевцов Е.В. Русский религиозный
философ (Кириленко Г.Г., Шевцов Е.В. Краткий философский словарь. М.
2010).

Бажов С.И. Участвовал в Крымской войне (Новая
философская энциклопедия. В четырех томах. / Ин-т философии РАН. Научно-ред.
совет: В.С. Степин, А.А. Гусейнов, Г.Ю. Семигин. М., Мысль, 2010).

Авдеева Л. P. Европа видится Леонтьеву безнадежно
устаревшим, разлагающимся организмом (Русская философия. Энциклопедия.
Изд. второе, доработанное и дополненное. Под общей редакцией М.А. Маслина. Сост.
П.П. Апрышко, А.П. Поляков. – М., 2014).

Зеньковский В.
Писатель,
философ и социолог (Большая энциклопедия русского народа).

Бочаров С. Мыслитель и публицист, прозаик,
литературный критик (Русские писатели 1800—1917. Биографический словарь.
М., 1994. Т. 3).

Лимонов Э.В. Константин Леонтьев: эстет (Лимонов
Э.В. Священные монстры (портреты)).

Соловей Т., Соловей В. Потенциальный революционер
(Т. Соловей, В. Соловей. Несостоявшаяся революция. Исторические смыслы
русского национализма. М., 2009).

Неравенство почитал за благо (Энциклопедический
словарь Русской цивилизации).

Русский философ, писатель, публицист (Энциклопедия
«Мир вокруг нас»).

Далее читайте:

Леонтьев Константин Николаевич.
Византизм и славянство. (Леонтьев К.Н. Избранное. М., 1993).

Ирина РЕПЬЕВА. Возвращение на
Афон. (МОЛОКО).

Татьяна БАТУРОВА.
К. Н.
Леонтьев. Под Покровом Пресвятой Богородицы. 28.12.2011 («ПАРУС»)

Сочинения:

Собр. соч. Т. 1—9. М.; СПб., 1912—13;

Египетский голубь. М., 1991;

Кто правее? Письма к В. С. Соловьеву. Письмо третье // Наш современник. 1991.
№ 12.

Цветушая сложность. Избр. статьи. М., 1992;

Восток, Россия и славянство. М., 1996.

Литература:

К.Н.Леонтьев: Pro et contra, кн. 1–2. СПб., 1995.

Леонтьев К.Н. Записки отшельника. М., 1992.

Розанов В. В. Эстетическое понимание истории // Русский вестник, 1892. № 1;

Розанов В. В. Теория исторического прогресса и упадка // Там же. № 2, 3;

Бердяев Н. А. Константин Леонтьев: Очерк из истории русской религиозной
мысли. Париж, 1926;

Зеньковский В. В. История русской философии. Л., 1991. Т. 1, ч. 2. С.
246-265;

Иваск Ю. Константин Леонтьев (1831-1891). Жизнь и творчество. Берн;
Франкфурт-на-Майне, 1974;

К. Н. Леонтьев: pro et contra: В 2 т. Спб., 2002;

Косик В. И. Константин Леонтьев: Размышления на славянскую тему. М.. 1997;

Корольков А. А.. Пророчества Константина Леонтьева. Спб., 1991;

Аггеев К. М. К. Н. Леонтьев как религиозный мыслитель // Труды Киевской
духовной академии. 1909. Кн IV-VIII;

Долгов К. М. Восхождение на Афон: Жизнь и миросозерцание Константина
Леонтьева. М., 2007;

Авдеева Л. Р. К. Н. Леонтьев. Пророк или «одинокий мыслитель»? М., 2012;

Gasparmi Е. Le previsioni di Constantino Leont’ev. Venezia, 1957;

Thaden E. C. Conservative Nationalism in Nineteenth-Century Russia. Seattle,
1964.

Архив:

РФ ГЛΜ, ф. 196, оп. 1.

Время его пришло | Русский духовный театр «Глас» Русский духовный театр «Глас»

Для широких зрительских масс имя Леонтьева, практически, неизвестно или мало что говорит людям. Тем важнее открытие, совершенное театром: и имени, и творческого литературного почерка и особенностей религиозного мировоззрения этого художника.

Крупные мыслители 19-го-начала 20-го веков не могли не дать оценку такому своеобразному явлению как Леонтьев. Именно, мыслители: потому что само мышление Леонтьева было совсем особенным, непохожим ни на чьё, вызывающим споры и даже протесты.

Часть из этих оценок и личностных характеристик Леонтьева «сильных века того», мы предоставляем нынешнему думающему читателю и зрителю, олицетворяющему «век сей».

К.М. Аггев, протоиерей, русский богослов (1868-1921)

Из работы «Человек и христианство (религиозно-антропологические воззрения К.Н. Леонтьева)»

«От человека, признавшего православие истинной религией, Леонтьев требует подчинения воли и разума учению Церкви. Сам он прошел этот путь смирения до конца, приняв незадолго до смерти тайный постриг. При этом Константину Николаевичу приходилось смирять «языческое» в себе и как личности, и как творцу (с разной степенью успеха). Если кратко сформулировать то положение, которое Леонтьев «разоблачал» в своей антропологии, то это будет знаменитое тертуллиановское: «душа человеческая есть по природе своей христианка». Но в этом он неожиданно сходится с Розановым, провозгласившим, что «душа человеческая есть по природе язычница», которая воспитывается к христианству только через некий трудный подвиг, пройдя через «тесную дверь бесчисленных отречений…»  Для Леонтьева, в отличие от Розанова, борьба с «языческим» в себе придавала христианству большую ценность…».

Д.С. Мережковский, русский писатель, религиозный философ (1865-1941)

Из статьи «Страшное дитя»

«Религиозная сущность России, по мнению Леонтьева, заключается в неразрывной связи самодержавия с православием. Православие — «христианство, дополненное и усовершенствованное», исправленное…

Вопреки правде, вопреки совести, разуму, всей человеческой природе, «насильственно должны мы верить в Бога».

Состояние почти ежеминутного несносного понуждения», мученичество и мучительство, истязание себя и других во славу Божью – «оно-то и есть, — заключает Леонтьев, — настоящее монашество», цвет православия, «исправленного христианства».

Теперь понятно, почему утверждается неразрывная связь самодержавия с православием.

Самодержавием осуществляется православие…

Самодержавие — самоистязание народа. Святые подвижники возлагают на себя железные вериги; святые народы — железное самовластие. Чем железнее, тем святее. «Будешь пасти их жезлом железным», — сказано в Откровении.

Самодержавие и есть этот жезл железный, которым пасутся народы…

Что возразить Леонтьеву?»

В.В. Розанов, русский религиозный философ (1856-1919)

Из книги «О Константине Леонтьеве»

«Он был один из самых нравственных людей на свете по личной доброте (заботы его о слугах), по общей грации души, по полному и редчайшему чистосердечию. Да и кто сам о себе говорит: «Я безнравственен»,— наверное всегда есть нравственнейший человек. «Он — Христов, он —- не лицемер». «Безнравственность» его относится совершенно очевидно только к любви, к разгулу, к «страстям»… «Ну, что же, все от Адама с Евой»… Философ и политик… Но «рожденный не в свой век». Леонтьев не прожил счастливую жизнь, зато он дал меланхолические, грустные, но изумительного совершенства литературные плоды. Торопиться не надо, время его придет»…

С.Н. Булгаков, философ, богослов, священник (1871-1944)

Из работы «Победитель – побежденный (Судьба К. Н. Леонтьева)»

 «В религиозности Леонтьева следует подчеркнуть особенно две черты: ее глубину и серьезность наряду с ее своеобразным колоритом. Он ковал свою религиозную личность, нещадно ее ломая во имя религиозной идеи. Православие стало для него личным подвигом, тяжелыми веригами, наложенными на порывистый ум и страстную волю, власяницею для усмирения похоти. И чем больнее врезались эти вериги, чем изнурительнее был подвиг, тем значительнее и подлиннее становилось его религиозное постижение».

Н.А. Бердяев, философ (1874 – 1948)

Из книги «Константин Леонтьев (Очерк из истории русской религиозной мысли)»

 «К. Леонтьев презирает не только болгар и сербов, но и русский народ. Он не верит в русский народ. Он верит лишь в византийскую идею. Ему дорога не Россия и не русский народ, не русская идея, а византийское православие и византийское самодержавие, дорог аристократизм, где бы он ни был. В известном смысле можно сказать, что К. Н. более «интернационалист» (если бы это скверное слово могло быть применено к благородным явлениям!), чем националист. Во всяком случае, национализм его был слишком своеобразен. Современную Россию К. Н. перестал любить, он любил прежнюю Россию. «Нынешняя Россия мне ужасно не нравится.

Я люблю Россию царя, монахов и попов, Россию красных рубашек и голубых сарафанов, Россию Кремля и проселочных дорог, благодушного деспотизма». Он любил в России лишь то, что прельщало его как красота и что создано было принудительным действием некоторых идей. «Избави Боже большинству русских дойти до того, до чего, шаг за шагом, дошли уже многие французы, то есть до привычки служить всякой Франции и всякую Францию любить!.. На что нам Россия не самодержавная и не православная?» Он спрашивает себя: «Боже, патриот ли я? Презираю ли или чту свою родину? И боюсь сказать: мне кажется, что я её люблю, как мать, и в то же время презираю, как пьяную, бесхарактерную до низости дуру». К. Н. любил Россию особенной любовью, не такой, какой любили славянофилы и традиционные наши националисты. Эта любовь не мешает ему говорить о России и русском народе самые горькие и беспощадные истины, от которых можно прийти в отчаяние и потерять всякую надежду на выполнение Россией её великой миссии. Мы создали великое государство; но в этом царстве почти нет своей государственности; нет таких своеобразных и на других влияющих своим примером внутренних политических отношений, какие были в языческом Риме, в Византии, в старой монархической Франции и в Великобритании».

Он разбивает иллюзии национального самообольщения более радикально, чем все западники, мыслившие поверхностно. Россия крепка и сильна исключительно инородными, а не своими собственными народными началами. «Нужна вера в дальнейшее и новое развитие византийского христианства, в плодотворность туранской (арийской, – Глас-клуб) примеси в нашу русскую кровь; отчасти и в православное intus-susceptio (принятие в себя, — Глас-клуб) властной и твердой немецкой крови». «Русская дисциплина, не свойственная всем другим славянам, есть не что иное, как продукт совокупного влияния начал, чуждых коренному славянству, начал византийского, татарского и немецкого. Может быть, в этом и есть значительная доля очень печальной для славянского самолюбия правды: дисциплина нашей Церкви происхождения вполне византийского; немцы до сих пор ещё учат нас порядку; а татарской крови, как известно, течет великое множество в жилах того дворянства русского, которое столько времени стояло во главе нации нашей… Быть может, кто знает, если бы не было всех этих влияний, то и всеславянское племя, и русский народ, в частности взятый, из буйного безначалия перешел бы легче всякого другого племени или нации в мирное безвластие, в организованную, легальную анархию». Эти печальные для русского самолюбия слова многим покажутся правдоподобными после опыта русской революции».

А.П. Чехов, писатель (1860-1904)

Из «Осколков московской жизни»

…Знающих людей в Москве очень мало; их можно по пальцам перечесть, но зато философов, мыслителей и новаторов не оберешься — чертова пропасть… Их так много, и так быстро они плодятся, что не сочтешь их никакими логарифмами, никакими статистиками. Бросишь камень — в философа попадешь; срывается на Кузнецком вывеска — мыслителя убивает. Философия их чисто московская, топорна, мутна, как Москва-река, белокаменного пошиба и в общем яйца выеденного не стоит. Их не слушают, не читают и знать не хотят. Надоели,  претензиозны и до безобразия скучны. Печать игнорирует их, но… увы! печать не всегда тактична. Один из наших доморощенных мыслителей, некий г. Леонтьев, сочинил сочинение «Новые христиане». В этом глубокомысленном трактате он силится задать Л. Толстому и Достоевскому и, отвергая любовь, взывает к страху и палке как к истинно русским и христианским идеалам. Вы читаете и чувствуете, что эта топорная, нескладная галиматья написана человеком вдохновенным (москвичи вообще все вдохновенны), но жутким, необразованным, грубым, глубоко прочувствовавшим палку… Что-то животное сквозит между строк в этой несчастной брошюрке. Редко кто читал, да и читать незачем этот продукт недомыслия. Напечатал г. Леонтьев, послал узаконенное число экземпляров и застыл. Он продает, и никто у него не покупает. Так бы и заглохла в достойном бесславии эта галиматья, засохла бы и исчезла, утопая в Лете, если бы не усердие… печати. Первый заговорил о ней В. Соловьев в «Руси». Эта популяризация тем более удивительна, что г. Леонтьев сильно нелюбим «Русью». На философию г. В. Соловьева двумя большими фельетонами откликнулся в «Новостях» г. Лесков… Нетактично, господа! Зачем давать жить тому, что по вашему же мнению мертворожденно? Теперь г. Леонтьев ломается: бурю поднял! Ах, господа, господа!

Вл. Соловьев, русский религиозный мыслитель (1853-1900)

Из статьи «Памяти Леонтьева

«»Для существования славян необходима мощь России»; «Для силы России необходим византизм»; «Тот, кто потрясает авторитет византизма, подкапывается, сам, быть может, и не понимая того, под основы Русского государства»; «Тот, кто воюет против византизма, воюет, сам не зная того, косвенно и против всего славянства…»; «Другого крепкого дисциплинирующего начала у славян разбросанных мы не видим. Нравится ли нам это или нет, худо ли византийское начало или хорошо оно, но оно единственный надежный якорь нашего, не только русского, но и всеславянского охранения» .

В этой политической философии религиозный элемент, очевидно, не имел того безусловного значения и не занимал того центрального места, какое принадлежало ему в личном чувстве автора, половину жизни мечтавшего о монашестве и осуществившего эту мечту незадолго до своей смерти. Такое раздвоение между простою субъективною религиозностью и объективным культурным идеалом смешанного характера с преобладанием мирских элементов отнимало всю силу у проповеди Леонтьева. Если я утверждаю (как это делал Леонтьев), что единственное существенное и важное есть отречение от мира и забота о душеспасении, а все остальное — суета сует и «частью тяжелое, частью очень сладкое, но, во всяком случае, скоро преходящее сновидение», то как я могу тут же с убедительностью проповедовать такой идеал, в котором главное значение принадлежит этим суетным и «сонным» интересам? Идеал должен быть одноцентренным. Довольно того, что наша реальная жизнь и история разрываются разнородными и противоборствующими началами и интересами. Это есть лишь фактическое несовершенство, а назначение идеала не в том, чтобы воспроизводить такие несовершенства действительности, а в том, чтобы исправлять их. Если мы в свой высший идеал перенесем хаотическую сложность реальной жизни, ее раздробленность и ее компромиссы, то не будет ли такой идеал «обуявшею солью», которую уже нечем осолить?»

Константин Леонтьев. Философия как живой опыт

Константин Леонтьев

1

Появление прекрасной книги Н. А. Бердяева о К. Леонтьеве[56] — в высокой степени своевременно. Я не знаю мыслителя более «современного», более насущно-нужного нам теперь, чем Константин Леонтьев.

Леонтьев, — старший современник Ницше (о котором он и не знал), — сумел по-своему дорасти до того «трагического постижения жизни», которое — впервые после двухтысячелетнего забвения — раскрыл нам энгадинский отшельник.

Человек поверхностной, неглубокой культуры (медик по образованию), Леонтьев первый до конца уяснил себе страшный смысл «вторичного уравнительного смешения», овладевшего Европой с 18-го века. То, что мы начинаем понимать лишь теперь, после всего, что произошло, — Леонтьев уже более полувека тому назад знал осязательно — до боли, до конкретного предвидения.

Бердяев — человек определенной доктрины, в Леонтьеве он ищет ответа на свои, определенные вопросы. И это, конечно, единственно правомерный подход. (Так называемая «объективность» есть лишь благовидный способ ничего не видеть и ничего не понимать).

Однако можно прийти к Леонтьеву совсем иным путем, искать и любить в нем совсем иное, и все-таки книга Бердяева сохранит всю свою ценность.

В ней есть нечто иное и лучшее, чем мертвая объективность: живое, любовно-требовательное общение с мыслителем.

2

Основной пафос Леонтьева — это страстное утверждение жизни со всеми ее противоречиями и противоположностями.

Он понял, что жизнь, в самом своем существе, есть непримиримость и борьба, — и потому не может, не должна быть оправдана или осмыслена, но лишь трагически принята и утверждена.

Леонтьев знал, что власть единой истины, единой нравственной нормы в условиях земного «феноменального» бытия — есть, в каком-то смысле, подмена и кощунство. «Единой правды на земле не было, нет, не будет и не должно быть; при человеческой правде люди забудут божественную истину».

Например, Леонтьев утверждает одинаковую правоту Антигоны и Креонта: именно в непримиримом утверждении двух противоположных правд, в их борьбе, в неизбежной катастрофе осуществляется высшая истина; согласие, примирение, торжество одной правды — было бы подменой и ложью.

«Верно только одно, — одно точно, одно несомненно, — что все здание должно погибнуть!»

Таков корень пресловутого леонтьевского «эстетизма»: это древняя «мудрость Силена», мудрость античной трагедии —

Высший дар нерожденным быть,

Если ж свет ты увидел дня,

О, стезей обратной скорей

В лоно вернись небытия родное…[57]

3

И как непосредственный вывод из этой мудрости Силена — радостное приятие жизни со всей ее трагической безысходностью:

«Я полюбил жизнь со всеми ее противоречиями, непремиримыми навек, и стал считать почти священнодействием мое страстное участие в этой драме земного бытия, которой глубокий смысл мне казался невыразимо таинственным и мистически неразгаданным».

Леонтьевская концепция жизни — не плоский «эстетизм», но то, что Ницше назвал «amor fati»[58].

4

Когда Леонтьев говорит: «нет ничего безусловно нравственного, все нравственно или безнравственно только в эстетическом смысле», то это может показаться элементарным аморализмом эстетического пошиба. Но это не так: мы видели трагическую основу этого «эстетизма».

Поверхностная эстетическая окраска здесь вполне естественна. Эстетика — единственная область, где еще не восторжествовала абсолютная, всеисключающая оценка. Поэтому часто принимает эстетический оттенок та мораль, которая отвергает единую и абсолютную норму как кощунственную попытку выдать (по терминологии Леонтьева) «земную правду» (неизбежно условную, множественную) за «божественную истину» (единую и всеисключающую).

Леонтьев отвергает поддельное единство «абсолютной морали». Его мораль — мораль страстного и трагического изживания неискоренимых противоречий «феноменального» бытия.

5

Так становится понятным отвращение Леонтьева ко всякой попытке поверхностно примирить и сгладить извечные противоречия, его ненависть к смешению, упрощению, оптимизму — в плане моральном и в плане истории. Здесь основа его замечательной «философии культуры».

Его отношение к культуре и истории, это: «мужественное смирение, которое говорит: колебания горести и боли — вот единственно возможная на земле гармония». В истории, как и в личной жизни, возможно лишь одно осуществление «божественной истины»: напряженное, трагическое изживание неискоренимых противоречий. А это возможно только, когда история «богата и разнообразна борьбою сил божественных с силами страстно-эстетическими». История живет «разнообразием, антагонизмом и борьбой; она в этом антагонизме обретает единство и гармонию, а не в плоском унисоне».

Отсюда учение о «трех периодах» в развитии всякой культуры: 1) «первичной простоты», 2) «цветущей сложности» и 3) «вторичного, смесительного упрощения».

Леонтьев явственно видел, что Европа с 18-го века решительно вступила в период разложения, «смесительного, уравнивающего упрощения»; он мечтал противопоставить Европе крепкую своим византизмом Россию. Но сам он вскоре понял всю тщетность своих надежд.

«Русское общество… помчится еще быстрее всякого другого по смертоносному пути всесмешения».

Так писал Леонтьев за тридцать пять лет до наших дней. Но я не могу подробнее остановиться здесь на этой «философии культуры», исключительной по глубине и оригинальности. О ней читатель найдет ряд прекрасных страниц в книге Н. Бердяева.

ФИЛОСОФИИ ИСТОРИИ К.Н. ЛЕОНТЬЕВА В КОНТЕКСТЕ КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКОГО ПРОЦЕССА | Опубликовать статью ВАК, elibrary (НЭБ)

Шарова М.А.

кандидат философских наук, доцент, Калужского государственного университета имени К.Э. Циолковского

ФИЛОСОФИИ ИСТОРИИ К.Н. ЛЕОНТЬЕВА В КОНТЕКСТЕ КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКОГО ПРОЦЕССА

Аннотация

В статье рассмотрена концепция философии истории К.Н. Леонтьева в контексте культурологического процесса и определения будущности России исходя из национальной идеи и роли византийского фактора в истории страны.

Ключевые слова: К.Н. Леонтьев, история философии, культура

Sharova M.A.

Candidate of philosopher sciences, Kaluga State University names of K. Chiolkovsky

PHILOSOPHER OF HISTORY BY K.N. LEONTIEV IN INSIDE CULTURAL PROCESS

Abstract

In article devote conception the philosopher of history by K.N. Leontiev in inside cultural process and future of Russian for nation idea and role visantism in philosopher of our country.

Keywords: K.N. Leontiev, philosopher of history, cultural

Н.А. Бердяев писал, что «трудно отыскать К. Леонтьева на большой дороге, на основной магистрали русской общественной мысли. Он не принадлежал ни к какой школе и не основал никакой школы», но также не возможно не оценить значимость его творчества в истории русской мысли.

Широту и неоднозначность взглядов К.Н. Леонтьева отмечали многие современники общественной мысли: сторонники и оппоненты. По проблеме философии истории К.Н. Леонтьев вступил в полемику с представителями «розового христианства» – Л.Н. Толстым, Ф.М. Достоевским, а в конце жизни и с В.С. Соловьевым, упрекавшими его в «трансцендентном эгоизме» – спасении души отдельного человека, но не человечества. В.В. Зеньковский в «Истории русской философии» показал значимость исторической антропологии К.Н. Леонтьева, восходящей к утверждению культурной роли человека в истории: религиозно – мистическому пониманию, поскольку человек озадачен темой «спасения культуры», в том числе и культуры личностного плана. П.Б. Струве был единственным из числа русских идеалистов, обратившим внимание на гармоничное соединение в творчестве К.Н. Леонтьева диссонансного содержания истории культуры и эстетического восприятия веры [1, С.183].

Концептуально философию истории К.Н. Леонтьев изложил в работе «Византизм и славянство». Мыслитель показал, что вехи истории имеют свою ценность не только потому, что заставляют обращаться к корням и не забывать о них, но и потому, что дают импульс, своеобразный толчок дальнейшему развитию общества, ставят новые вопросы к истории для того, чтобы найти современные ответы. По К.Н. Леонтьеву, большое значение в этом процессе принадлежит русской философии, но не той философии, которая хочет походить на иные европейские системы, а философии действительно близкой и нужной народу. Он полагал, что если русская философия хочет сказать что – нибудь значимое, верное, глубокое русскому народу и человечеству вообще, после всех пережитых блужданий и крушений, то она должна возжелать ясности, четкости и жизненности, а для этого должна стать убедительным исследованием национального духа и духовности.  К.Н. Леонтьев понимал, что общественная ситуация XIX века заставляет вновь пересмотреть материал, имеющийся в русской культуре со времен славянофилов.

Излагая философию истории как теорию органицизма, он обозначил этапы развития: 1) первичной простоты; 2) «цветущей сложности»; 3) вторичного смесительного упрощения. Согласно мыслителю, Европа уже вступила в третью стадию, о чем свидетельствуют: нивелирование веры, духовный диссонанс, утверждение идеологии индивидуализма в плане гипергуманистического идеала человека – человекопоклонничества. Недостаток европейского общества он видел в обезличности: секуляризации культуры и человека. Отсутствие религиозного идеала приводит к «взращиванию» образа и подобия Божия в человеке: то есть норма восприятия человека таким, какой он есть, без этической составляющей и необходимости духовного развития, что порождает идеал европейца, ориентированного на прогресс. В работе «Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения» философ задался целью раскрыть образ культурного образованного европейца с позиции человеческой ценности. Он показал, что в европейской культуре законы разума попадая на эмпирические науки, возводят в культ поклонения – прогресс, что влечет изменения в мировоззрении людей, в их образе жизни, в личных и социальных отношениях. Происходит дифференциация сфер науки по условиям развития, и общества по степени принадлежности к ней на – знание и незнание. Знание разума для европейского общества определяет ход цивилизации, а незнание «есть состояние разума … с малым накоплением фактов… отрицательное состояние разума» [2, С. 436]. Ход цивилизации намеренно ведет к приоритету науки. Культ людей «знающих» вызывает преклонение и является антиподом массе людей «незнающих» – антрополатрия пересиливает любовь к Богу. «Просвещенная» Европа верит в человечество, а в человека больше не верит. В антропологии К.Н. Леонтьев дифференцировал пути религиозного (византийского) и гуманистического (европейского) учений. Философ показал, что религиозное учение – любовь к Богу – тому общему, что присутствует в каждом, ведет к выявлению лучших черт характера, их неповторимости. Он заключал, что гуманность новоевропейская и гуманность христианская – антитезы. Диссонанс в культурном развитии Европы ведет к ее вторичному уравнительному смешению, гибели. Мыслитель полагал, что даже один монах выбором аскетического идеала духовно противостоит уравнительным цивилизационным тенденциям и, тем самым, отсрочивает вторичность культурного смешения. Эстетическое неприятие им традиций европейской цивилизации, отразилось в идеи преемственности Россией основ культуры Византийской. Мыслитель верил в возможность подлинного развития и процветания России. Основную задачу он видел в «подмораживании России»: с одной стороны – блокировании разрушительных европейских процессов, а с другой – сдерживании от растленного либерализмом славянства. Философ утверждал, что Россия всем своим развитием обязана не славянству, а византизму, который усвоила и дополнила. Наследие византийской культуры долгое время не было актуализировано ввиду незрелости отечественной науки. Сейчас же, когда передовая общественность действительно начала задумываться над вопросом византийского наследия, у России появилась возможность обрести будущность. По К.Н. Леонтьеву, Россия – мир культурно своеобразный и обособленный от западноевропейского, поэтому главная задача – изучение основ национальной культурной самобытности.

Литература

1. Струве П.Б. Константин Леонтьев – В кн.: Леонтьев К.Н.: pro et contra. Кн. II, СПб., 1995 – 584 с.
2. Леонтьев К.Н. Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения – В кн. : Леонтьев К.Н. Храм и Церковь – М., 2003 – 476 с.

References

1. Stryve P.B. Konstantin Leontiev – In B.: Leontiev K. N.: pro et contra. B. II, SPb., 1995 – 584 p.
2. Leontiev K. N. Middle Europe mane as ideal and subject world destruction – In B.: Leontiev K. N. Temple and church – M., 2003 – 476 p.

Алексиевич, философ Леонтьев и «Радио Свобода»

Вдумчивому читателю внезапно открывается ещё один феерический пример того, как Светлана Алексиевич отказывается от собственных слов — прямо внутри того самого интервью с Сергеем Гуркиным.

Предыстория. Выступая перед читателями в Нью-Йорке летом 2016-го, Алексиевич говорила:
<<Вот вчера я шла по Бродвею – и по пластике видишь, что вот каждый идёт – личность. А идёшь по Минску, Москве – ты видишь, что идёт народное тело. Общее. Да, они переоделись в другие одежды, они ездят на новых машинах, но только они услышали клич боевой от Путина «Великая Россия», – и опять это народное тело… Поэтому мне хотелось показать вот эту всю, как говорила Цветаева, цветущую сложность нашей жизни>>.

Расшифровка беседы была опубликована в журнале «Дискурс».

Многим читателям не понравилось нелестное противопоставление заморских «личностей» отечественному «народному телу». Татьяна Толстая вдобавок высмеяла литературную эрудицию лауреатки: <<Кто-нибудь, расскажите ей, кто придумал выражение «цветущая сложность» и что оно означает>>.

Оказывается, «цветущую сложность» придумал философ Константин Леонтьев (1831-1891). Ну, бывает.

Алексиевич тогда не стала отвечать по существу цитаты в целом и ссылки на Цветаеву в частности: <<Я не собираюсь вступать с Татьяной Толстой в перепалку>>.

* * *
И вот год спустя журналист Гуркин задаёт вопрос Алексиевич про то скандальное высказывание (цит. по аудиозаписи, 22:45):
— Есть еще одна ваша цитата, про которую вас тоже уже, видимо, много раз спрашивали — по поводу «пластики», «Бродвея», «личности и народное тело».
— А, ну это какая-то, да, произошла…
— Вы правда это сказали?
— Да, я сказала это, но сказала со ссылкой на того же Леонтьева. Но, как всегда в журналистике, это вс… что-то отбрасывается…
— Нет, я не буду ничего отбрасывать. На Леонтьева какого?
— Ну, философа Леонтьева, который это сказал, да. Вот… А там действительно, там идёшь, видишь — идут свободные люди, а когда у нас…

Обратите внимание — журналист не спрашивал про «цветущую сложность«, он спрашивал про «пластику-Бродвей-личности-народное тело». А Алексиевич торопится сообщить, что «прочитала эту цитату у Леонтьева»! Что прочитала? Про Бродвей и «народное тело»?! Так это всё слова Леонтьева, штоле, или как? Это Леонтьев шёл по Бродвею или он видел в россиянах «народное тело»?..

Журналист недоумевает (23:27):
— Подождите, если это философ Леонтьев, про которого я думаю, то тогда он, наверное, очень давно это сказал.
— Да, это была давняя какая-то его цитата. Я не в самом его…, а где-то читала тоже эту цитату, это достаточно…
— Вы согласны по состоянию на сегодня…
— Да, абсолютно.
— ..что отличает…
— Да, да. Это видно, у нас даже по пластике…

То есть, Алексиевич не просто «забывает» неудачную ссылку на Цветаеву, она отказывается от своих слов целиком — переводя стрелки на Леонтьева! Пойди, проверь — есть у Леонтьева где-нибудь про «народное тело» или нет…

(Непонятно, правда, если Алексиевич говорила словами Леонтьева, то откуда внутри цитаты из Леонтьева взялась ссылка на Цветаеву…)

Опять у Алексиевич виноваты журналисты — «как всегда, отбросили» часть её слов… (По итогам интервью, как мы помним, очередным «виноватым» станет сам журналист Гуркин.)

Я не знаю, писал ли Леонтьев что-нибудь про «народное тело» россиян, но Алексиевич совершенно точно говорит неправду. Она не ссылалась на Леонтьева и никакую часть её ответа журналисты не отбрасывали.

Дело в том, что в секретном месте имеется запись того самого выступления Алексиевич в Нью-Йорке. И любой желающий может убедиться, что никакой ссылки на Леонтьева там нет.

Вот. Бездумно выгораживая себя, Алексиевич наговаривает не только на журналистов, но и на философа Леонтьева (?).

А по поводу «свободовцев»… Эти предпочли не заметить лауреатского финта ушами, но натужно пытаются изобличить и заглумить «недобросовестного» журналиста.

Как мы видели, в процессе интервью Гуркин обозначил обсуждаемое высказывание лауреатки ключевыми словами («пластика», «Бродвей», «личности и народное тело»), а в печатной версии привёл полную цитату («Вчера я шла по Бродвею..»). Обычная практика — интервьюируемая прекрасно поняла, какое её высказывание имеется ввиду, а читатели могут и не знать. Но «Радио Свободы» в лице Елены Рыковцевой негодуе: <<..Автор вносит в текст то, чего он на самом деле Светлане Алексиевич не говорил>>!  Чего он ей не говорил? её собственных слов, которые она знает наизусть?

Дальше совсем уж мелочно-манипулятивно. <<- На Леонтьева какого? — Философа. В тексте это уточнение автора выбрасывается. Наверное он не хочет, чтобы читатели думали, что он знает только одного Леонтьева>>.

Елена, какого это «только одного Леонтьева», по-вашему, знает журналист? Михаила Леонтьева, штоле? А ничего, что из дальнейших слов (которые вы не стали цитировать) видно прямо противоположное («если это философ Леонтьев, про которого я думаю..»)?

Почему вы, Елена, в борьбе за точность цитирования так исковеркали смысл данного фрагмента? Почему не заметили юления лауреатки?

Я так полагаю, Елена, что недоумение журналиста вызвано вовсе не тем, что «он знает только одного Леонтьева» (как вы хотите, чтобы читатели думали), а тем, что непонятно — когда это философ Леонтьев ходил по Бродвею…

https://discours.io/articles/kultura/svetlana-aleksievich-stradaniya-bolshe-chem-nefti
https://www.facebook.com/TatyanaTolstaya/posts/10154214096753076
https://www.svaboda.org/a/tolstaya-alieksijevic/27814088.html
https://youtu.be/BiJulj6qT_0?t=17m45s
https://www.svoboda.org/a/28570896.html

Н.A. Бердяев о личности и творчестве К.H. Леонтьева

Ânov, A. L. (1969). Slavânofily i Konstantin Leont’ev. Voprosy filosofii, 8: 97–106 [Янов, А.Л. (1969).

Славянофилы и Константин Леонтьев. Вопросы философии, 8: 97–106].

Berdâev, N.A. (1991). Konstantin Leont’ev: očerk iz istorii russkoj religioznoj žizni. V: N.A. Berdâev o russkoj filosofii. Č.1. Sverdlovsk: Izdatel’stvo Ural’skogo universiteta: 149–284 [Бердяев, Н.А. (1991). Константин Леонтьев: oчерк из истории русской религиозной жизни. В: Н.А. Бердяев о русской философии. Ч.1. Свердловск: Издательство Уральского университета: 149–284].

Berdâev, N.A. (1994). K K. Leont’ev – filosof reakcionnoj romantiki. V: Filosofiâ tvorčestva, kul’tury i iskusstva. T. 2. Moskva: Iskusstvo: 246–274 [Бердяев, Н.А. (1994). К. Леонтьев – философ реакционной романтики. В: Философия творчества, культуры и искусства. Т. 2. Москва: Искусство: 246–274].

Berdâev, N.A. (2001). Russkaâ ideâ. V: Vyzantyzm y slavjanstvo. Velykyj spor. Moskva: ÈKSMO-Press [Бердяев, Н.А. (2001). Русская идея. В: Византизм Vizantizm i slavânstvo. Velikij spor. Москва: ЭКСМО-Пресс].

Berdâev, N.A. (1990). Smysl istorii. Moskva: Mysl’ [Бердяев, Н.А. (1990). Смысл истории. Москва: Мысль].

Bulgakov, S.N. (1993). Pobeditel’ – Pobeždennyj: (sud’ba K.N. Leont’eva). V: Sočineniâ v dvuh tomah. T. 2. Moskva: Nauka: 546–563 [Булгаков, С.Н. (1993). Победитель – Побежденный: (cудьба К.Н. Леонтьева) В: Сочинения в двух томах. Т. 2. Москва: Наука: 546–563].

Fetisenko, O.L. (2012). Geptastilisty: Konstantin Leont’ev, ego sobesedniki i učeniki. Sankt-Peterburg: Puškinskij dom [Фетисенко, О.Л. (2012). Гептастилисты: Константин Леонтьев, его собеседники и ученики. Санкт-Петербург: Пушкинский дом].

Florovskij, H.V. (1991). Evrazijskij soblazn. Novyj mir, 1: 180–211 [Флоровский, Г.В. (1991). Евразийский соблазн. Новый мир, 1: 180–211].

Frank, S. L. (1993). Mirosozercanie Konstantina Leont’eva. V: K. Leont’ev, naš sovremennyk. SanktPeterburg: Izdatel’stvo Černyševa: 350–355 [Франк, С.Л. (1993). Миросозерцание Константина Леонтьева. В: К. Леонтьев, наш современник. Санкт-Петербург: Издательство Чернышева: 350–355].

Ivask, Û.P. (1995). Konstantin Leont’ev (1831–1891). Žizn’ i tvorčestvo. V: K. Leont’ev: pro et contra: ličnost’ i tvorčestvo K. Leont’eva v ocenke russkih myslitelej i issledovatelej: antologiâ. Kn. 2. SanktPeterburg: Izdatel’stvo Russkogo hristianskogo gumanitarnogo instituta: 229-650 [Иваск, Ю.П. (1995). Константин Леонтьев (1831–1891). Жизнь и творчество. В: К. Леонтьев: pro et contra: личность и творчество К. Леонтьева в оценке русских мыслителей и исследователей: антология. Кн. 2. Санкт-Петербург: Издательство Русского христианского гуманитарного института: 229–650].

Korol’kov, A.A. (1991). Proročestva Konstantina Leont’eva. Sankt-Peterburg: Izdatel’stvo SPBGU [Корольков, А. А. (1991). Пророчества Константина Леонтьева. Санкт-Петербург: Издательство СПбГУ].

Leont’ev, K.N. (1993). Izbrannye pis’ma 1854–1891. Sankt-Peterburg: Puškinskij fond [Леонтьев, К.Н. (1993). Избранные письма 1854–1891. Санкт-Петербург: Пушкинский фонд].

Rozanov, V.V. (1995). Neocenimyj um. V: O pisatel’stve i pisatelâh. Moskva: Respublika: 651–657 [Розанов, В.В. (1995). Неоценимый ум. В: О писательстве и писателях. Москва: Республика: 651–657].

Rozanov, V.V. (1990). Pozdnie fazy slavânofil’stva. V: Nesovmestimye kontrasty žitiâ. Moskva: Iskusstvo: 282–303 [Розанов, В.В. (1990). Поздние фазы славянофильства. В: Несовместимые контрасты жития. Москва: Искусство: 282–303].

Sivak, A. (1991). Konstantin Leont’ev. Leningrad: Izdatel’stvo Leningradskogo gosudarstvennogo universiteta [Сивак, А. (1991). Константин Леонтьев. Ленинград: Издательство Ленинградского государственного университета].

Solov’ev, V. S. (1993). Konstantin Leont’ev. V: K. Leont’ev, naš sovremennik. Sankt-Peterburg: Izdatel’stvo Černyševa: 321–325 [Соловьев, В.С. (1993). Константин Леонтьев. В: К. Леонтьев, наш современник. Санкт-Петербург: Издательство Чернышева: 321–325].

Struve, P. (1992). Konstantin Leont’ev. Russkaja literatura, 3: 93–97 [Струве, П. (1992). Константин Леонтьев. Russkaâ literatura, 3: 93–97].

Момент истины

Зав. кафедрой философии Алексей Шестопал — о воссоединении
России и Крыма.

В жизни человека и в жизни народа бывают моменты, когда
определяется их судьба. Такой судьбоносный момент наступил сейчас для
России и для каждого из нас.

Принятие Крыма в состав России подвело черту под долгим периодом смуты,
явившейся результатом нашего поражения в холодной войне
и геополитической катастрофы — развала Советского Союза.

Собственно, полоса безвременья и потери ориентиров завершилась
раньше — в сентябре 2013 года, когда в своей речи
на Валдайском форуме Президент России четко сказал, что политика России
будет опираться на ее традиционные ценности. «Без ценностей,
заложенных в христианстве и других мировых религиях, без
формировавшихся тысячелетиями норм морали и нравственности, люди неизбежно
утратят человеческое достоинство. И мы считаем естественным
и правильным эти ценности отстаивать. Нужно уважать право любого
меньшинства на отличие, но и право большинства не должно
быть поставлено под сомнение…

Россия — как образно говорил философ Константин Леонтьев, — всегда
развивалась как „цветущая сложность“, как государство-цивилизация,
скрепленная русским народом, русским языком, русской культурой, Русской
Православной Церковью и другими традиционными религиями России. Именно
из модели государства-цивилизации вытекают особенности нашего
государственного устройства. Оно всегда стремилось гибко учитывать
национальную, религиозную специфику тех или иных территорий, обеспечивая
многообразие в единстве» (В.Путин).

Эта позиция Президента нашла свое воплощение в политике России
по отношению к Украине и Крыму. События на Украине
и в Крыму вписываются в общий контекст противостояния сил мира
и добра силам хаоса и зла. Политика хаоса и зла уже принесла
свои чудовищные плоды народам Югославии, Ирака, Ливии, Сирии. Сейчас
в хаос погружается Украина. Зачинщики украинского кризиса
не скрывали, что следующей на очереди должна стать Россия, что
события в Киеве — генеральная репетиция перед Москвой.
Просчитались.

Наша сегодняшняя радость от воссоединения России и Крыма
не должна заслонять от нас трудности и испытания, которые ждут
нашу Родину. Выход из кризиса, из смуты, из болезни —
всегда тяжел и для человека, и для народа. Так было после смуты
начала ХVII века, так было после смуты начала ХХ века.

Выход один — сплочение, единство нашего общества. Россия и Крым
сделали свой выбор. Теперь должен сделать свой выбор каждый из нас.
Я свой выбор сделал.

Точка зрения авторов, комментарии которых публикуются в рубрике

«Говорят эксперты МГИМО», может не совпадать с мнением редакции портала.

Коммерческое использование данной информации запрещено.

При перепечатке ссылка на Портал МГИМО обязательна.

Константин Николаевич Леонтьев | Encyclopedia.com

Константин Николаевич Леонтьев был русским писателем, философом, критиком и публицистом. Как почти все крупные русские писатели XIX века, Леонтьев происходил из помещичьей семьи. Он получил медицинское образование в Московском университете и три года служил военным врачом на Крымской войне. После войны он занял пост семейного врача в имении в Нижегородской губернии, женился и опубликовал свой первый роман « Подлипки » (1861).В 1863 году он поступил на российскую дипломатическую службу и восемь лет проработал консульским должностным лицом на острове Крит и на Балканах. Излечившись от дизентерии, он пережил духовный кризис и провел год (1871–1872 гг.) В греческом монастыре на горе Афон. Вскоре он оставил консульскую службу и вернулся в Россию, где работал журналистом в разных городах и цензором литературы в Москве. В 1887 году он решил отречься от светского мира, официально развелся с женой и удалился в монастырь Оптина Пустынь в Тульской губернии. Незадолго до смерти принял монашеский постриг и скончался монахом в Троицком св. Сергиев монастырь под Москвой.

Хотя Леонтьева можно считать одним из ярких представителей русской культуры XIX века, наравне с Александром Герценом его творчество малоизвестно. Его романы и рассказы почти не переводились, а его философские и политические взгляды малоизучены. Основная причина этого, по-видимому, заключается в его странной индивидуальности, которая выражалась в взглядах настолько парадоксальных и крайних, что их почти невозможно соединить вместе и интегрировать с основными идеями его эпохи.

Леонтьев разрывался между аморальным эстетизмом и страстным желанием спасти свою душу аскетическим отречением от мира. Главный герой почти всех его романов (среди которых, кроме Подлипки, В своем краю [На моей земле, 1864] и Египецкий голубь [Египетский голубь, 1881–1882]) является нарциссическим супергероем ( более или менее идентичен самому Леонтьеву), который находит удовольствие во всем прекрасном и считает своим долгом вести поэтическую жизнь. «Этика не совпадает с эстетикой: иначе невозможно одобрить красоту Алкивиада, алмаза, тигра». Что лучше: «кровавая и духовно бурная эпоха Возрождения или современные Дания, Голландия, Швейцария — скромные, зажиточные, умеренные»? ( Собрание сочинений , т. I, с. 282; 414). Однако герой недоволен своим истинным «я», поскольку он осознает свои собственные ограничения и тщеславие своего чувственного опыта и мира, которым он так наслаждался.

Именно эта последняя позиция заставила Леонтьева резко критиковать современных писателей, таких как Федор Достоевский, Лев Толстой и Владимир Соловьев. В эссе « Наши новые христиане: Ф. М. Достоевский и граф Лев Толстой » («Наши новые христиане: Ф. М. Достоевский и граф Лев Толстой, 1882») он высмеивал розовых христианских этих авторов. Обещая рай на земле. (как и утопические социалисты), заявил Леонтьев, они внесли еретические, гуманистические элементы в свои религиозные взгляды, сделав Бога разбавленным Богом любви, а не Богом страха. Однако в другом эссе он дал блестящий анализ романов Толстого, в частности восхваляя Война и мир .

Леонтьев наиболее известен своим эстетическим подходом к истории и бескомпромиссной критикой своего возраста, в котором, по его словам, преобладали равенство и его неизбежная посредственность. Подобно таким мыслителям, как де Местр, граф Жозеф де Местр, Томас Карлейль, Фридрих Ницше и Джон Стюарт Милль, Леонтьев отверг промышленную революцию девятнадцатого века, которая привела к демократии, в которой не было места великим людям. и интенсивное, творческих противоречий.В своем сборнике очерков Восток, Россия и славянство (Восток, Россия и славянство, 1885–1886), который включал его основной труд « Византизм и славянство » (Византизм и славянство, 1875), он разработал биологических теория эволюции истории. Каждый исторический цикл включает три периода: период детства или примитивной простоты ; второй период зрелости, характеризующийся дифференциацией и расцветом сложности ; и последний период старости, который через упадок и распад приводит к вторичной простоте .

Согласно Леонтьеву, Европа уже находилась в третьей фазе, первая — период варварских нашествий, вторая — эпохи Средневековья. Явными признаками современного упадка он считал исчезновение классовых различий и господство буржуазной культуры, культуры среднего человека . Со времен Петра Великого (1672–1725) это европейское выравнивающее слияние заразило Россию. Спасение России, утверждает он, заключается в том, чтобы обратить этот процесс вспять, что может быть сделано только путем защиты ее основных институтов, автократии и ортодоксии и содействия ситуации, в которой «деспотизм, опасность, сильные страсти, предрассудки, суеверия, фанатизм … словом все, чему противостоит XIX век »( Собрание сочинений, , т.VIII, стр. 98) могли процветать. Более радикальный и реакционный, чем более старые славянофилы, такие как Алексей Хомяков и братья Иван и Петр Киреевские, Леонтьев без колебаний поддерживал строгую цензуру и политические репрессии, чтобы обратить вспять пагубный процесс демократизации . Однако он с большой проницательностью предсказал рост «фиксированного равенства» коммунизма, который «через ряд комбинаций с другими принципами должен постепенно привести, с одной стороны, к снижению мобильности капитала и собственности, а с другой — другое — к новому юридическому неравенству, новым привилегиям, ограничениям индивидуальной свободы и к обязательным корпоративным группам, четко определенным законами — возможно, даже к новым формам личного рабства или крепостного права.»(Эди, Сканлан, Зельдин 1965, с. 278).

Леонтьева часто называют русским Ницше. С его пессимистическим взглядом на развитие европейской культуры и общества его можно рассматривать как предшественника Освальда Шпенглера. В России интерес к его творчеству значительно вырос с 1990-х гг. Биографические данные, полное собрание его сочинений и критику в его адрес (на русском языке) можно найти в Интернете по адресу http://knleontiev.narod.ru.

См. также Карлейль, Томас; Достоевский, Федор Михайлович; Хомяков, Алексей Степанович; Киреевский, Иван Васильевич; Местр, граф Жозеф де; Милль, Джон Стюарт; Ницше, Фридрих; Соловьев (Соловьев), Владимир Сергеевич; Спенглерович; , Освальд; Толстой, Лев Николаевич.

Библиография

работ

Эди, Джеймс М., Джеймс П. Скэнлан и Мэри-Барбара Зельдин, ред. Русская философия . Vol. II. Чикаго: Quadrangle Press, 1965.

Собрание сочинений . 9 томов. Москва: Саблина, 1912–1914. (Перепечатка томов 1–4, Вюрцбург, Германия: JAL, 1975).

Египетский голубь: История одного русского . Перевод Джорджа Риви. Нью-Йорк: Weybright and Talley, 1969.

Записки отшельника .М .: Русская книга, 1992.

этюд

Бердяев Н. Леонтьев . Перевод Джорджа Риви. Лондон: Centenary Press, 1940.

Лукашевич, С. Константин Леонтьев (1831–1891). Этюд на русском языке «Героический витализм». Нью-Йорк: Pageant Press, 1967.

Иваск, Юрий Константин Леонтьев: Жизнь и творчество (Константин Леонтьев: жизнь и творчество). Берн и Франкфурт, Германия: Герберт Ланг, 1974.

Ржевский, Николай «Колючая роза Леонтьева.» Slavic Review 35 (1976): 258–268.

Виллем Г. Вестстейн (2005)

Пантеон

• Визуализации
• Рейтинги
  • Люди
  • Места
  • Профессии
• Профили
  • Люди
  • Места
  • Страны
  • Профессии

  9010 Страна

  • Данные
    • Разрешения
    • Скачать
    • API
  • Ежегодник
  • Домой
  • Визуализации
  • Рейтинги
  • Профили
    • Люди Место
    • Страны
    • Eras
  • О
  • Data
    • Разрешения
    • API
  • Ежегодник
  • API
  • Поиск
  • Оставить отзыв
  • Цитирование об использовании

  Anteeks

  Вместо этого вы можете попробовать новый поиск или эти страницы:

  • Isaac Newton

    Physicist

    United Kingdom

    Rank 6

  • Walt Disney

    Producer

    United States

    05

    Роджер Федерер

    Теннисист

    Швейцария

    Рейтинг 124

  • Racing Driver

    Занятие 16

    665 человек

    Sports Domain

  • Agnez Mo

  • Laozi

    Философ

    Китай

    Рейтинг 157

  • Винсент Ван Гог

    Художник

    Нидерланды

    Рейтинг 20

  2 35000

  Область

  3

  • Дизайнер моды

  • Васко да Gama

    Explorer

    Португалия

    Рейтинг 99

  • Знаменитость

    Профессия 40

    142 Физические лица

    Public Figure Domain

  • Место Marie Curie

    5

  Польша

  • Исследуйте
    • Визуализации
    • Рейтинги
  • Профили
    • Люди
    • Места
    • Страны
    • Профессии
    • Профессии / Страны
    • Eras
    • Политика конфиденциальности службы
  • Данные
    • Разрешения
    • Скачать
    • API
  • Приложения
    • Ежегодник
  • Константин Леонтьев — философ реакционного романтизма

    К. Леонтьев
    

    I.

    Есть писатели
    с невыразимо печальной судьбой, непризнанной, непонятной, привлекающей
    никто, умирающий в духовном одиночестве, хотя и дарованный талантами, в уме,
    по своей оригинальности они стоят на много голов выше признанных великих. Такой
    Одним из них был Константин Леонтьев, очень импозантный, единственный внушительный мыслитель.
    из консервативного лагеря, и в целом один из самых блестящих
    и оригинальные умы в русской литературе.Катков был передовым политическим
    публицист консерватизма, здесь он правил, но никогда не был мыслителем,
    философ консерватизма. Передовой и единственный философ консерватизма,
    Вернее, даже не консерватизм, а реакционизм — это К. Леонтьев. ¹

    Бедный Константин Леонтьев:
    ему хуже, чем они думают, и очень образованные люди даже понимают его
    перепутали с занудным классиком Леонтьевым, соредактором с Катковым на
    «Русский вестник». В этом ирония судьбы! К.Леонтьев приснился
    о политическом влиянии, он хотел сыграть роль в качестве
    ведущего реакционного публициста, но и в этом не признавал
    сам. Проводником консервативной политики стал бы Катков, солидный
    и положительный, чувствовавший под ногами настоящую землю, а не Леонтьев,
    романтик и мечтатель, проповедник фанатизма во имя мистического
    кончается глупым реакционизмом, граничащим с таинственным революционизмом.
    К. Леонтьев не оставил заметного следа в истории
    русской мысли и русских духовных стремлений.Для прогрессивных
    лагерь со всеми его фракциями он был абсолютно нежелателен и мог вызвать
    только презрение и негодование, тогда как консерваторы видели только
    поверхность его идей, по аналогии с Катковыми, а они не воспринимали
    его мистическая глубина, его незаконный романтизм.

    Но люди нашего мышления
    Надо задуматься над Леонтьевым, над его печальной судьбой. К. Леонтьев — был
    странный писатель, странный и для всего исторического христианства,
    странно и соблазнительно по сравнению со многими романтиками и мистиками.Этот одинокий,
    Почти никому не известный, русский человек в долгожданном Ницше. Он уже
    подошел к пропасти апокалиптического мышления, благодаря которому в настоящее время
    у нас много болезней, и в христианстве он попытался выявить особенности
    темного сатанизма, родственного его больному духу. Леонтьев был очень сложным
    писатель, глубоко противоречивый, и неразумно понимать каждое слово
    его слишком просто и буквально.

    В темноте и аристократичности
    в душе Леонтьева горела эстетическая ненависть к демократии, к буржуазии.
    золотая середина, идеалы мировой гармонии.Это был самый сильный
    страсти в его жизни, и она не сдерживалась никакими моральными
    помех, так как с отвращением отрицал что-либо моральное и считал
    все дозволенное во имя высших мистических целей. С Леонтьевым
    все еще сохранялась положительная страсть к красоте жизни, к ее таинственным
    обаяние, а может, и жажда полноценной жизни. Помимо уникального,
    чувствуется смелый и резкий, притворно-холодный стиль его письма
    страстная и пламенная натура, трагически разделенная, пережившая
    тягостное переживание гипнотической мощи аскетического христианства.Рисуется человек сильных плотских страстей и жажды здоровой жизни.
    иногда непонятно и загадочно для полярной противоположности,
    красота монашества. Эстетическая ненависть к демократии и буржуазии
    удовлетворение гедонистической культуры и мистическое стремление к темному
    монашество привело Леонтьева к романтической привязанности к прошлым историческим эпохам,
    к мистическому реакционизму. Ему не дана умеренность, золотая середина,
    и он дошел до крайнего фанатизма, он стал проповедником принуждения,
    угнетение, кнут и виселица.Но в странном и отталкивающем
    слова Леонтьева ощущается не реальным реакционным катков-политиком, а
    скорее нелогичный мечтатель, несчастный романтик, потерянный и погибающий в
    чуждая ему эпоха.

    Мы не предлагаем
    Значение Леонтьева в реалистических убеждениях. Этот человек считал
    смысл мировой истории быть в капризном продвижении избранных
    во имя загадочных мистических целей. Только в этом аристократическом
    цветение видел ли он красоту жизни и неоправданно страдал от
    осознание того, что «либерально-эгалитарный прогресс» уносит человечество
    на противоположную сторону, к господству мелкой буржуазии, вызывая внутри
    ему отвращение и отвращение эстета и аристократа, романтика
    и мистик.Он ухватился, как за соломинку, как Русь, за славянство,
    он увидел в этом свою последнюю надежду, почти умирающую надежду спасти столь дорогую
    для него смысл мировой жизни. Для Европы не было надежды, она должна уйти
    от до крайних крайностей социализма и анархизма (для Леонтьева
    это даже радовало перспективу, как и во всем экстремальном), но через
    Россию еще можно было спасти мир, а для этого нужно было
    заморозить его, остановить либерально-эгалитарный прогресс, хотя
    это будет ценой величайших жертв, хотя
    довольно мрачное принуждение.

    И Леонтьева К.
    ищет спасения в Византии. «Византизм подарил нам все наши
    сила в борьбе с поляками, со шведами, с Францией
    и с Турцией. Согласно его стандартам, если мы будем верны, мы непременно
    быть в состоянии сдерживать натиск и цели международной Европы, если
    он, уничтожив для себя все благородное, если это как-то еще и для
    мы должны осмелиться прописать гниль и вонь его новых законов о мелководье
    счастья для всего мира, о радикальной банальности для
    Мир». ² «Идея
    благополучие всего человечества, религия полезности для всего общества
    — очень холодно, прозаично и притом невероятно, необоснованно ни из одного
    религии ». ³ Я буду
    дайте еще больше в ряде мест для общих характеристик
    Леонтьева.

    «Какое это имеет значение для
    почтенная, историческая и реальная наука, степень недовольства,
    требуемые масштабы, масштабы деспотизма, масштабы страданий?
    Что это за ненаучные сентиментальности, столь исчерпывающие в нашем
    время, притом столь прозаичное, такое бездарное? Для меня какое это имеет значение в таком
    вопросы вплоть до самых стонов человечества «. ⁴
    Что касается страданий, Леонтьев любил носить маску резкости и запредельной морали.

    «А страдания?
    сопровождают как вместе процесс роста и развития, так и
    процесс гниения … все больно от древа человеческой жизни » ⁵ …
    «Это все, кроме путаницы, — говорит он о современнике.
    авангард культуры, — это гигантский всплеск, во всем и вся толкнули
    в один комок псевдочеловеческой банальности и прозаики; это все
    сложное алгебраическое упражнение, стремление довести все до единого
    общий знаменатель.Упражнения эгалитарного прогресса сложны,
    грубая цель, простая по мысли, идеалам, влиянию и т. д. Цель
    всего этого — посредственный человек, буржуа, довольный среди миллионов
    точно такие же посредственные люди, тоже довольные ». ⁶
    «Прогрессивные идеи грубы, просты и доступны каждому. Эти идеи
    кажутся рациональными и глубокими, как будто достойными нескольких избранных умов.
    Люди высокого мировосприятия возвысили их своим блестящим талантом;
    сами идеи, однако, по сути, не только ошибочны, но и ошибочны.
    Я бы сказал, грубо и противоречиво.У них удачное земное мировоззрение
    и невозможность; царство справедливой и универсальной человеческой правды
    на земле — это мировоззрение и тем более возмутительная неправда,
    оскорбление к лучшему. Божественная истина Евангелия не обещала
    земной истины, он проповедовал не юридическую свободу, а скорее
    нравственная и духовная свобода, доступная даже в цепях. Под турками
    были мученики за веру; согласно бельгийской конституции там
    вряд ли могут быть святые ». ⁷
    Мало кто писал в таком резком, смелом и экстремальном стиле.За каждым словом вырастает болезненная ненависть к нынешней культуре,
    романтическая страсть к прошлому. «Круто свернув с троп
    эмансипации общества и его личностей, мы вступили в
    путь раскрепощения мысли ».« Пора поставить предел
    развитие буржуазно-либерального прогресса! Кто может это сделать,
    будут правы и перед судом истории ». ⁸
    «Ошибки и недочеты, и глупость, и незнание — одним словом
    все, что считается плохим, приносит плоды и делает возможным непреднамеренное
    достижение тех или иных загадочных целей, не предусмотренных нами ». ⁹
    «Было бы постыдно для человечества, если бы эта гнусная идея всеобщего
    полезный, ничтожный труд и позорная прозаичность должны восторжествовать вечно! » ¹⁰ …
    «Глупо так слепо верить, как сейчас считает большинство человечества,
    с их европейским воспитанием, ни в чем невозможном, в финале
    царство истины и блаженства на земле в буржуазном и рабочем порядке
    и безличный земной рай, освещенный электрическими солнцами и говорящий
    среди телефонов с Камчатки до мыса Доброй Надежды… это глупо
    и стыдно, кроме того, для людей, уважающих реализм, верить в такие
    нереальная вещь, как счастье человечества, а тем более так близко
    почти . .. Это смехотворно, отвергать всякую положительную, мистическую ортодоксию как
    ограничивает нас, считая всякую веру царством наивных и
    отсталых, чтобы вместо этого поклоняться ортодоксии прогресса, идолу
    поступательное движение « ¹¹ …
    «Смесь страха и любви — вот чем должно жить человеческое общество
    мимо, если они хотят жить… Смесь любви и страха в их сердцах …
    Это священный ужас перед определенными идеальными пределами; это любовь к опасениям
    перед определенными лицами; это ощущение искреннее и неприхотливое, только
    для политиков; это благоговение под прикрытием даже единственного
    материальные объекты » ¹² …
    «Как я, русский человек, осмыслил, скажи, что сапожник?
    легче быть послушным, чем священнику или воину, благословленному
    священник? » ¹³ А здесь
    это слова о родстве Леонтьева с Ницше, которого он не знал, а только
    ожидается: «Для того, кто не считает блаженство и абсолютную истину как
    назначен для человечества на земле, нет ничего страшного в
    думали, что миллионы русских людей должны целые века жить под
    давление трех атмосфер — служебное, усадебное и церковное,
    хотя бы не для этого Пушкин мог написать Онегина и Годунова,
    чтобы построить Кремль и соборы, чтобы Суворов
    а Кутузов мог воспользоваться своими национальными победами. .. Со славы … с тех пор
    военная слава, … да, эта воинская слава государства и нации, ее
    искусство и поэзия — факты; это реальные проявления актуального
    природа; это достижимые цели, и вместе с тем они высокие.
    Но это безбожно-праведное и тупо-благословенное человечество, за которое постепенно
    и разными современными жестами вы хотите стремиться, такое человечество
    было бы противно, если бы это было возможно « ¹⁴ …
    «Для эстета это становится особенно актуальным во времена
    неподвижность быть для движения, во время распущенности быть для
    строгость; для художника было бы уместно быть либералом под властью
    рабства; ему прилилось быть аристократом среди тенденций
    к демагогии, немного от libre penseur среди лицемерного
    ханство, благочестивое среди безбожников » ¹⁵ …
    Это ужасно характерный рецепт для Леонтьева, и здесь он дает
    сам далеко, но, к сожалению, как мы увидим ниже, он сам не всегда
    последовательный в следовании эстетическому императиву. Я еще представлю
    несколько характерных мест: «Культура от бывшего зла ».
    дал миру такое изобилие великих умов … Новая культура,
    очищено
    — в области мысли предоставляет нам либо бесспорно бездарные
    [Георг] Бюхнерс или [Эдуард] Хартманс, талантливые, но отрицающие
    фактическая выгода от прогресса » ¹⁶ …
    «В тяжелые и опасные моменты исторической жизни общества
    всегда протягивает руку не ораторам и не журналистам,
    не педагогам и юристам, а людям способным, людям
    кто командует ноу-хау, заставляет смелостью! » ¹⁷
    У Леонтьева был эстетический культ силы, и само христианство,
    как я попытался показать, он умудрился истолковать как религию
    темное принуждение, страха, а не любви. «Европейская мысль преклоняется в поклонении
    человеку только потому, что он человек.Не для этого стремится поклоняться ему,
    что он герой или пророк, царь или гений. Нет, не поклоняется ему
    для такого особенного и высокого достижения человека, а просто индивидуальность
    каждого мужчины и каждого человека он хочет сделать счастливым, наслаждаясь равными
    правые, спокойные, высокомерно-чистые и свободные в области определенных нравов.
    Это то самое стремление к равноправию и общечеловеческому общечеловечеству.
    истина, исходящая не из какого-либо положительного исповедания веры, но из этого,
    то, что философы называют личной и автономной моралью, именно эта вещь
    также ад, самый тонкий и самый мощный из всех подобных
    заразы, разлагающие своим постепенным действием все европейское общество ». ¹⁸
    Это уже полное отрицание морали, столь характерное для Леонтьева.
    «И вот царство этой правды! И вот он человек, человек,
    человека! … А вот свобода! … А здесь европейский индивидуализм, так
    смертельно для подлинной индивидуальности, т.е. для исключительного, обособленного,
    сильное и выразительное развитие характера! А вот и автономный,
    самоутверждающая мораль, гордая и в то же время поверхностная, фарисейская
    «респектабельность». ¹⁹
    «Для понимания поэзии нужно какое-то время простоя,
    не то, что радостно, ни то, что меланхолично, но нам теперь стыдно
    всего такого, и даже самого поэтического праздника «. ²⁰
    «Великая свобода против первых привела человека только к великому
    бесплодие и пустое торжество … из которого оно возникает, но в те моменты,
    когда жизнь как бы как-то вернулась к старому ». ²¹
    «Социалисты повсюду презирают ваш умеренный либерализм … французские социалисты
    и вообще крайние радикалы презирают всех этих Em [ile de] Girardins,
    Тьер и Жюль Фавр … И они правы в своем презрении … и как
    если эти люди не будут враждебно настроены против нынешних опекунов или против
    формы и манеры охраны, неблагоприятные для них, но все необходимые
    стороны охраняемых учений нужны им самим.Для них есть необходимость
    быть страхом, должна быть дисциплина; для них должна быть покорность,
    привычка к послушанию; есть люди, успешные в манипуляциях
    собственной экономической жизни, но тем не менее на земле есть недовольные,
    а затем они вспыхивают новым пламенем в сторону мистических учений » ²² …
    «С одной стороны, я уважаю баронство; с другой, я люблю наивность.
    и грубость крестьянина. Граф Бронский или Онегин, с одной стороны,
    а солдат Каратаев — а кто ?… ну хоть волк Тургеневский,
    для меня это лучше, чем тот «посредственный» буржуазный тип, для которого прогресс
    теперь постепенно уменьшается как вверху, так и внизу, оба маркиза
    и пастырь ». ²³
    «Для развития великих и сильных персонажей необходимы
    великая социальная несправедливость, т. е. классовые угнетения, деспотизм, опасность, сильные
    страсти, предрассудки, суеверия, фанатизм и т. д. или одним словом,
    все, с чем борется XIX век ». ²⁴
    «Все настоящие поэты и художники в душе любили дворянство,
    высокий блеск двора, военный героизм и т. д.». ²⁵
    «Все изящное, глубокое, в чем-то выдающееся, и наивное, и утонченное,
    и первозданный, или прихотливо разворачивающийся и сверкающий, или дикий,
    отступает и отступает перед твердым прессом этих серо-унылых людей.
    Но зачем открывать рабскую радость? » ²⁶
    «Нет, я прав, презирая такое бледное и недостойное человечество, — без пороков,
    правда, но и без добродетелей, — и я не хочу делать шаг для подобных
    прогресс! . .. И более того: если бы у меня не было сил, я бы все равно
    страстно мечтают о осквернении идеала всеобщего равенства и
    глупое общесоциальное движение; Я бы разрушил такое устройство, если бы
    У меня была сила, так как я слишком люблю человечество, желать ему такого спокойствия,
    возможно, но так банально и унизительно будущее ». ²⁷

    Я сделал так
    много цитат, так как Леонтьев нам малоизвестен, а я хотел
    чтобы познакомить с ним. Видно, это был грубый человек и
    выдающийся писатель, самобытный, доводящий все до предела.
    Его пылкие мысли для нас полны глубокого значения, а его
    темы тоже могут оказаться для нас судьбоносными. По произведениям Леонтьева
    возникает чувство глубокой муки и неизмеримой тоски. Он не делал
    найти счастье для себя, и его страдания превратились в злобные
    проповедь силы и фанатизма.Странной и загадочной была его личность.
    Эстет, аморалист, революционер по темпераменту, гордый аристократ.
    дух, плененный красотой жизненных сил, в предвкушении
    Ницше, романтически влюбленный в силу прошлых исторических эпох,
    под бременем пока еще непризнанного и таинственного мистицизма, в то время как
    также — проповедник монашеского, строго традиционного православного христианства,
    и защитник деспотизма полицейского государства. Вот такой
    ирония судьбы! Леонтьев хотел спастись от банальности, безвкусицы,
    заурядность, ограниченность буржуазности, резкий запах прогресса,
    и он упал в место невыносимой вони, в котором нет ничего
    творческое или оригинальное, и красота оскверняется каждым шагом.И он был сурово
    наказан. Никто не хотел слышать проповедника «самодержавия, православия и
    национальности ». Порядочные люди зажали нос, нос даже раньше, чем
    уши. Якобы единомышленники Леонтьева реакционеры не смогли
    понимаете, что для них была очевидна лишь видимая сторона его мировоззрения,
    и использовали это в своих грязных делах. Но Леонтьев маленький
    полезно для реальных, позитивных целей реакционной политики. Здесь был
    глубоко индивидуальный мыслитель, отколовшийся от великого исторического
    путь, предчувствуя слишком рано, и его роковая связь
    с реакционной политикой было для него в конечном итоге вопросом
    случайность и глубоко трагична.Его жажда была вечной и вместе
    с этим тоже для нового, в его сознании вспыхнуло что-то
    прекрасным и в конечном итоге праведным, и на великом историческом пути
    свою родину он практически заморозил гниль, пока барахтался в
    зловонная зловонная яма. Посмотрим поближе, какие теории
    Леонтьев построил, чтобы оправдать свою ненависть к либерально-эгалитарным
    прогресс и расчистить путь своему мистическому пониманию универсальной истории,
    и построить храм одновременно аристократический и эстетичный.

    ________________

    Леонтьев, — романтик
    и мистик по своей сути, играет роль защитника уникального
    социологический реализм и даже натурализм. Он был приверженцем органического
    теории общества, и он набросал оригинальную теорию развития
    (не без влияния куда менее одаренного Данилевского). По вопросу
    об органическом развитии общества мы постоянно встречаемся в Леонтьеве.
    с ультрареалистичными и ультрапозитивистскими аргументами, что немного странно для
    мистический, но привычный для людей другого направления.Эта органическая теория
    развития сводится к следующему: «Постепенное восхождение от простейшего
    к самому сложному, постепенная индивидуализация, разделение, на
    с одной стороны, от окружающего мира, а с другой — от
    похожие и родственные организмы, в отличие от всех подобных и родственных
    проявления. Постепенное восхождение от бесцветного, от простоты,
    оригинальности и сложности. Происходит постепенное усложнение композита.
    элементы, увеличение внутреннего богатства и в то же время постепенное
    укрепление единства.Таким образом, эта высшая точка развития не является
    только в органических целях, но и вообще в органических проявлениях, в
    высшая степень сложности, объединенная неким внутренним деспотическим единством ». ²⁸
    Государственные организмы прошли три периода: 1) «изначальная простота»; 2)
    расцветающая сложность, и 3) вторичный беспорядок упрощения ». ²⁹
    Все это приводит к тому, что «эгалитарно-либеральный прогресс
    является антитезой процессу развития «. ³⁰
    Современная европейская культура с торжеством свободы и равенства
    является, по словам Леонтьева, «вторичным нагромождением упрощений»,
    я.е. распад, распад, дряхлость. По сужденному,
    неизменные органические законы, каждая нация, каждое государство разлагается и
    умирает. И тогда наступает распад, когда начинается «смешанное упрощение»,
    когда либерально-эгалитарный процесс уничтожает неравенство и разнообразие.
    «Цветущая сложность» влечет за собой величайшее неравенство позиций,
    величайшее разнообразие частей, сдерживаемое деспотическим единством.

    Теория Леонтьева
    является вариантом органической теории общества и вместе с этим
    это исторический фатализм.Подобно позитивистам, он не признает
    прогресс, а скорее только развитие, эволюция. Он гордится своим объективизмом,
    своего черствого и сурового реализма, и он подозрительно много говорит о
    его научное отношение, о его натуралистическом отношении к человеку
    общества, и к государственным организмам. У Леонтьева нет даже
    тень научного реализма, и его страстный характер был менее всего
    все были способны на объективность, и действительно его начинания не подходили
    для научно-социологических исследований.Для него было необходимо, чтобы
    нельзя сбрасывать со счетов ненавистный аспект идеи всеобщего процветания,
    торжества истины и счастья на земле путем освобождения
    и руководство прогрессом. Во имя этого субъективного, страстного, в целом
    нереалистичный и ненаучный конец, который он также схватил после совершенно неустойчивой
    органическая теория развития и исчезновения наций и государств. Кроме
    натуралистическая социология Леонтьева была и его мистическая социология.
    философия истории; И тот, и другой служили одной цели,
    но между ними не было совершенно никакой связи.

    Об этой философии
    Об истории мы будем говорить в связи с его пониманием христианства.
    Опровергнуть органически-натуралистическое понимание обществ, наций.
    и состояние неспортивное охота, так как уже было признано
    несостоятельность всех этих попыток в рамках современной социологической
    методология. ³¹ Это
    в первую очередь необходимо считать твердо установленным, что натуралистический
    метод неприемлем для социальных наук, и он ведет лишь к фиктивным
    аналогии.Жизнь обществ — это не органическая жизнь в биологическом
    смысл слова, и понятие смерти от старости может быть применено
    к нему только в транспонированном и условном смысле. Но это показывает
    полная наивность и критичность Леонтьева, так как это его вера
    в основных законах исторического развития. Абсурд и противоречие
    самого понятия «исторический закон», «закон развития» теперь
    были достаточно раскрыты Риккертом и целым рядом гносеологов.
    и методисты социальных и исторических наук.Человек
    особенности каждого развития, каждой истории не позволяют
    установленный свод законов для конкретного жизненного пути. Настаивать на
    негибкий курс как бы органического развития обществ
    было бы более подходящим для дарвинистов или экономических материалистов,
    чем Леонтьеву. ³²
    Как ему удалось объединить этот исторический фатализм, убеждение
    натуралистическая неизбежная гибель национальных культур в определенный год
    их жизнь, чтобы объединить это с христианским мистицизмом? В этом страстный
    будет ослеплять его разум.Для Леонтьева было полное отсутствие
    идея свободы , к тому, что производит для нас религия или философия,
    или наука. Его ненависть к демократической свободе достигла такой степени, что
    он сочетал мрачные апокалиптические предсказания с чисто натуралистической апологетикой
    за смерть народов и государств.

    В том, что настоящее обществознание
    наших дней сдерживается философским и религиозным учением о
    свободы, он склонен видеть природу общества в психологическом взаимодействии
    индивидуальностей, и сокровенная сущность исторического процесса
    быть в свободном творчестве человечества. Поэтому наука пренебрегает историческими
    предсказания, и тайну будущего он отправляет в царство
    религиозная свобода.
    
    В тесной связи с учением Леонтьева о
    органическое развитие стоит его теории национальных типов и национального
    миссия России. Все народы Европы, все культуры Запада
    достигли ужасной точки, они вступили на путь органического
    распад и смерть, «цветущая сложность» для них — в
    прошлое, в эпоху Возрождения и тому подобное.Там, в Европе,
    процесс выравнивания и дезорганизации демократии разрушил все.
    В западной культуре XIX века Леонтьев ценит только пессимизм,
    только Шопенгауэр и Гартман, честно восставшие против иллюзий
    «прогресса», вопреки надеждам гедонистов. Расцвет культуры,
    «цветущая сложность», возможна только для России, для славянства,
    объединенных не либерально-демократическими диссипативными принципами, а византийскими
    организационные. Таким образом, на Россию возложена великая миссия.
    быть оплотом мировой опеки от страшной гибели, от вселенской
    распад от гибели всех государственных организмов. Но миссия
    только тогда осуществится, если Россия создаст полностью оригинальный
    культура, отличная от западноевропейской. Основания для подобных
    самобытную культуру Леонтьев считает не в великих чертах
    русский национальный дух, но в византийском самодержавии и византийском
    Православие. Вот действительно, гора порождает муху!

    Леонтьев имел очень
    сложная и разъединяющая душа, и между ее частями было так мало
    связь, как между частями его мировоззрения.»Цветущий
    сложность », разнообразие культуры, красоты, силы и индивидуальности.
    — всех этих Леонтьев любил, как язычник, как эллинский грек, но
    мрачные элементы его натуры тяготели к мрачному византинизму,
    к монашескому подвижничеству, к самодержавию и православию. Леонтьеву
    зачем был нужен этот расцвет культуры, для чего прекрасное
    сложность и разнообразие, во имя чего был этот культ сильной индивидуальности,
    что разрушает современный «индивидуализм»? Религия Леонтьева
    не дает этому оправдания, проповедует личное спасение и
    путь к нему считается идеалом монашества, который в
    его сущность враждебна культуре и этой языческой любви к красоте
    жизни. Леонтьев стал послушником на Афоне и в конце жизни
    был монахом, он спас себя от Nietscheanism, который был у него в крови
    совершенно независимо от Ницше. Это был трагический человек, поляризованный на отдельные
    крайности, и в этом он был нам интересен и близок.

    Леонтьев не смог
    составить для себя обзор всемирной истории, и, собственно, он
    имел для этого два дальновидных смысла. Иногда он понимал
    мир происходит натуралистически, а иногда и мистически.Он поклонялся
    сила, красота, героизм, индивидуальный расцвет жизни и вместе с тем
    этим он смирился перед монашеским христианством. Ужас
    конец, последняя граница, напугал его, и он ухватился за византийский
    мусор в припадке отчаяния, от разочарования, от духа противоречия
    кого-то или чего-то … В чем же гарантия, что Россия
    выполнит свою миссию, что он создаст уникальную культуру, что он не
    подвергнуться европеизации, «либерально-эгалитарному» упадку? Оригинальный
    творчество требует презираемой Леонтьевым свободы, но этот несчастный человек
    зашел так далеко, что возложил свою надежду, надежду на отчаяние на хорошо организованный
    полиции, о физическом принуждении, по отношению к которому он лелеял какие-то искаженные
    страсть.

    Что означает
    прогресс, либеральный и эгалитарный, можно понять негедонистически,
    что смысл этого можно увидеть в метафизическом освобождении, трансцендентном
    в его ограниченных перспективах, а не в буржуазном процветании и довольстве,
    — Леонтьев не подозревал, что это может быть так. Его реакционный пессимизм
    это всего лишь обратная сторона гедонизма, прогрессивного оптимизма с его
    безвкусная вера в окончательную победу без трагедии счастья и
    добро на земле.Но действительно можно вообще выйти из этого
    цикл, чтобы оставить эту сторону гедонистического оптимизма и пессимизма, и
    над ним, чтобы постичь мир и исторический процесс в его мистическом
    заканчивается. И тогда этот вывод покажется абсурдным, что необходимо
    чтобы остановить прогресс, потому что счастье на земле не могло быть всем равным
    или что процветание может снизиться.

    В натуралистическом
    рвением, в своем претенциозном и непривлекательном реализме Леонтьев отрицает все ценности ,
    вся телеология.Наивысшим критерием для него как бы кажется
    развивая разнообразие социального организма, ценит только индивидуальность
    как некий фиктивный конец, а не как живая человеческая индивидуальность.
    Это поклонение Левиафану не включает в себя ничего мистического.
    и это очень вульгарное реалистическое суеверие, с которым мы сталкиваемся во всех
    позитивистские государственные деятели и позитивистские сторонники органической теории
    общество. Что действительно было от мистического, от христианства Леонтьева,
    где он так неудачно симулировал реализм и создал себе
    кумир из государственного организма? Интересно проанализировать работы Леонтьева.
    объяснение христианства и его попытки связать религию
    Христос, весь Его мистицизм, с реакционной человеконенавистнической политикой.Это захватывающая и грандиозная по своему значению тема,
    его разрешение связано с судьбой христианства в будущем
    человеческая история.

    ______________________________________

    Для Леонтьевского христианства
    это не религия любви и радостных вестей, а темная религия страха
    и принуждение. Он больше всего ценил в христианстве пессимистические взгляды.
    предсказания о будущем мира, о невозможности
    это Царства Божьего. Как ни странно, но христианство
    Леонтьева больше всего привлекало его учение о зле,
    о безбожном принципе Антихриста, сокрытом в религии Христа.
    А Леонтьева я решил назвать сатанистом, переодевшись в
    Христианские черты. Его религиозный пафос был направлен в сторону апокалипсиса.
    предсказания относительно обнищания любви, смерти мира
    и ужасный страшный суд. Это темное будущее радовало его и не
    вызывают другую, положительную сторону предсказаний: о Воскресении,
    о окончательной победе Христа, о «новом небе и новой земле».В поляризованном и искаженном характере Леонтьева был заложен темный пафос.
    зла и принуждения он ценил больше всего на свете. Злобный
    сторона апокалиптических предсказаний дает возможность интерпретировать
    Христианство как аристократическая религия, и это радует Леонтьева: «Оно
    вечно (Церковь) — в том смысле, что если 30 000 или 300 человек, или
    все
    из трех мужчин остаются верными Церкви до дня гибели
    всего человечества на этой планете (или ко дню уничтожения
    земная сфера) — то эти 30,00, эти 300, эти трое мужчин
    будет
    будьте едины в истине, и Господь будет с ними, и все остальные миллионы
    будет ошибаться «. ³³
    Леонтьев и хотел, чтобы было « всего из трех человек», и он
    радовались не столько своему спасению, сколько тому, что «погибнут оставшиеся
    миллионов «. Эстет и русский предшественник Ницше восклицает:» Я
    иметь дело только с пластиковой стороной истории и даже с болезнью
    и страдания стремлюсь смотреть только на такие, как в красавицах мюзикл ,
    без которого картина истории была бы неполной и мертвой ». ³⁴
    И этот человек с еще одним византийско-православным голосом восклицает:
    идея христианского пессимизма, в котором все существенное, и это стоит
    Причина, неизлечимая трагедия нашей земной жизни представляет собой
    и оправдано, и ужасно… Страдания, потери, разочарования, несправедливости
    — должны быть: они нам даже пригодятся для нашего покаяния и
    спасение нашей души загробное «. ³⁵
    Древний язычник проповедовал красоту и любовь к жизни, но византинист
    — государственная полиция, во власть которой он полностью передал
    вселенская судьба человечества. Но этот грешный человек жаждал отдельных
    спасение, и он вложил в свое сердце привязанность к аскетизму и монашеству,
    в котором он видел главный смысл религии Христа.Леонтьев
    особенно не любил «сентиментальное» или «розовое» христианство, в котором
    он обвинил двух величайших русских гениев: Л. Толстого и Достоевского.
    Даже Достоевский казался его черной душе «розовым»! Так ненавистно было все
    ему, что это уничтожило «моральную» проповедь любви. Страх, страх и
    не любовь — вот краеугольный камень! «Высшие плоды веры, —
    например, постоянное, почти поминутное расположение к любви
    соседа, — либо для кого-то недоступного, либо для очень мало доступного;
    для одних — особой благодатью тонкой природы, для других —
    следствие многолетней молитвенной борьбы с трудными наклонностями.Однако страх доступен каждому: и сильному, и сильному.
    слабый, — страх греха, страх наказания как здесь, так и там
    по ту сторону могилы … и стыдиться страха Божьего просто глупо;
    кто допущен Богом, тот должен бояться Его, так как
    силы слишком несоизмеримы. Кто боится, смиряется; кто
    смиряет себя, ищет власти над собой, силы видимой
    и осязаемым »… Леонтьев не любил Бога и кощунственно отрицал
    Его доброта.Бог был для него темным принципом, и это было со страхом и
    скрип зубов, что он поклонялся Ему, как Создателю зла в
    мир, и он благодарил Его только за то, что он мог во Имя Его
    обращение к силе, к мучениям всего живого. Все попытки
    осознать Царство Божье, царство любви на земле, привело его
    до безумия. «Любовь без смирения и страха перед положительным учением веры,
    пылкий, искренний, но в высшей степени своенравный, либо
    он тихо и скрыто гордится, или он шумно хвастается, и он выдает
    не прямо из учения Церкви; до нас дошло не очень
    давным-давно с Запада; это своеволие антрополатрии
    [поклонение человеку], новая вера в земного человека и земное человечество,
    — в идеале независимая, автономная ценность человека и в
    высокое практическое значение всего «человечества» здесь, на земле ». ³⁶
    «Христос не обещал нам в будущем царствования любви и истины на
    земля, нет! Он сказал, что «в конце концов любовь ослабнет» . .. Но мы лично
    должны совершить дело любви, если мы хотим для себя прощения и
    блаженство в загробной жизни — и в этом все ». ³⁷
    Таким образом, религиозный смысл всемирной истории
    полностью отрицается. «Вера в Божественность Распятого Назарянина
    под Понтием Пилатом, Который учил, что на земле все преходяще,
    но актуальность и вечность наступят после разрушения земли
    и все, что на нем живет, — вот та ощутимо мистическая точка
    поддержки, на которой балансирует и уравновешивает до сих пор гигантский рычаг
    христианской проповеди.Христос и Его апостолы не обещают полного торжества
    любви и универсальной истины на этой земле, но скорее наоборот
    это что-то вроде кажущейся неудачи проповеди Евангелия на
    земной сфере, так как близость конца должна совпадать с
    последние попытки представить всех хорошими христианами » ³⁸ …
    Леонтьев очень дорожит, что «на земле все лживо и
    все неважно », и что в конце концов немногие останутся« хорошими христианами »;
    это ему эстетично.»Одно можно сказать наверняка, — именно,
    одно, одно несомненно, — это, что все здесь
    теперь должно погибнуть! А потому — к чему эта лихорадочная забота
    о земном благополучии будущих поколений? Для чего эти по-детски больные
    мечты и восторги? День — наш, века — наши! » ³⁹
    «Братство такое, какое возможно, и человечность на самом деле рекомендуются.
    Священным Писанием, Новым Заветом, для спасения человека
    загробная душа; но в Священном Писании нигде не сказано, что
    благодаря этой человечности люди придут в мир процветания.Христос не обещал нам этого … Это неправда: Христос приказывает или советует
    всем любить своих ближних во Имя Бога, а с другой
    стороны, Он пророчествует, что многие не будут слушаться Его ». ⁴⁰
    И Леонтьев не послушался, он повиновался только пророчеству о том, о том, что
    заповедь любви не будет исполнена, и на основании этого пророчества
    вместо самой заповеди он основывал свою религию и политику.
    Ему пришлось бы признать, что таинственное учение Христа
    по поводу любви было неприемлемо и наоборот.»Что касается христианского
    учение, добровольное уничижение перед Господом лучше и вернее для
    спасение души, чем эта гордая и невозможная претензия ежечасного
    отсутствие злобы и поминутная маслянистость. Многие праведники предпочли
    уход в пустыню из-за активной любви; там они молились Богу
    сначала
    для своей души, а затем и для других людей; многие из них сделали это, потому что
    совершенно правильно они не надеялись на себя и они обнаружили, что покаяние
    и молитва, я. е. страх и их собственная манера унижения вернее,
    чем претензия на мирское отсутствие злого умысла , или чем самоуверенность
    из
    активная любовь в многолюдном обществе. Даже в монашеской повседневной жизни
    общины, опытные старики не сильно позволяют себя возить
    в активную и горячую любовь, но прежде всего учат послушанию,
    смирение, пассивное прощение обид » ⁴¹ …

    Леонтьев возведен в
    религиозный догмат его темная ненависть к миру и к людям, и хотя
    втайне он не любил людей, ни к чему сладкое
    мира, он часто наивно проявлял эту половину своей натуры.Он взял
    до крайности древнее учение о Боге как правителе и господине,
    мрачным и суровым, и он уменьшил отношения между человеком и
    Бог исключительно для одного страха и подчинения. Это не христианин
    учение, в нем забывается идея Богочеловечества, сокровенного
    близость и союз Божественного и человеческого. Для современника,
    для нового религиозного сознания неприемлемо и ужасно далеким
    и ужасен бог Леонтьев, которому он предлагает служить черному
    масса с его фанатичной политикой.

    Всегда
    казались мне кощунственными, ненавистными и низкими, каждое учение о Боге
    как властная сила, а о человеческом отношении к Нему — как подчинение.
    Власть и покорность — очень грязные, очень гнусные слова, как и любые другие слова.
    существуют на человеческом языке. Эти слова взяты из очень позорной области
    человеческой жизни, и они хотят приспособить их к самому священному и неизреченному.
    Новый человек, мучимый религиозным смыслом жизни, никогда не
    принять религию могущества и страха, он находит проклятыми эти темные знаки
    из прошлого, которое привело его к мучениям борьбы с Богом, он находит
    только привлекает его религия свободы и вместе с тем необъяснимая любовь.В
    новое религиозное сознание, так мучительно желанный религиозный ренессанс
    должен трансформировать в себе все драгоценное для нас переживание
    новая история: уже старый Ренессанс, в котором зародился
    новый человек, и рост разума, и провозглашение прав человека
    и гражданин великой революции, современного социализма и анархизма,
    и восстание Ивана Карамазова и Ницше, и падение в
    упадок, и очевидная борьба с Богом, и жажда безграничных
    Свобода. Мы не можем по-прежнему оставаться язычниками или христианами в исторически сложившейся ситуации.
    ограниченное восприятие этого мира, мы должны выйти из противоположного
    противопоставление религиозного тезиса язычества и религиозного антитезиса
    христианства, мы хотим полюбить мир новой любовью. Мы должны разместить
    г.
    уже великое изобилие откровений предшествующих религиозных
    эпох. Невозможно придумать и сфабриковать религию, она может
    можно только раскрыть, но можно постичь полноту религиозного откровения
    только в пределах всего исторического процесса, почва для которого
    создается бесконечным человеческим опытом, а потому для религиозных
    творчеству нет предела.Новое человечество борется с властью
    в религии, против теологического деспотизма и демонической тьмы, герои
    мысли в этой борьбе пошли в костры, и мы должны благоговейно
    принять наследие этой борьбы. Мы не признаем никаких
    авторитет, любая внешняя данность, обязательная для нас в религии, но
    только наш внутренний мистический опыт, которым мы связываем себя с этим,
    которое было открыто в прошлом, и наш метафизический умственный разум
    в котором религиозный опыт трансформируется в религиозное учение.

    Сам Леонтьев в г.
    во многом был новый человек, но его искаженный характер привел к этому,
    что в религии и политике он сделал из себя настоящего садиста, признался он
    культ чувственных мучений и пыток. Фанатичное ядро ​​и среди этого
    романтический реакционизм Леонтьева я вижу в том, что он забыл
    и не хотел знать самые несомненные истины религиозного откровения,
    даже в религии Христа — неизмеримой ценности человеческого
    личность, образ и подобие Бога, потенциального абсолюта, который
    невозможно превратить в простое средство.Он много говорит об эстетике
    любовь к индивидуальности, но загробное значение всего живого
    индивидуальность была для него чуждой и неприемлемой. Поэтому для
    мир и для людей с Леонтьевым было только зло и мрак, принуждение
    и страх. Леонтьевская философия принуждения и реакции в конечном итоге сводит
    к следующему чудовищному софизму: христианская религия предсказывает
    торжество зла в мире, следовательно, зло нужно творить,
    так что прогнозы оправдались.

    Сатанинская слежка
    христианства вечно соблазняли его, и он использовал религию
    любви только для того, чтобы узаконить мучения. Леонтьев был одним из самых
    ужасные циники в истории христианства, но в этом цинизме нет
    это искушение, которое христиане наших дней должны принять во внимание
    тех, кто хочет оправдать либерально-эгалитарный прогресс. Проблема
    об отношении религии Христа к прогрессу,
    по отношению к культуре остается до настоящего времени открытым и судьбоносным, и болезненным
    для новых религиозных поисков.Для христианина это было бы не так
    Леонтьева трудно опровергнуть, сравнительно легко показать, что
    в нем покоился дух Антихриста, дух сатанинский, но как
    чтобы заменить эту реакционную ложь, как, если христианство повелевает всем повернуться
    вдали от мира, как тогда возможна христианская политика? Вл.
    Соловьев не столько решил этот вопрос, сколько притупил его живость,
    как-то механически признавая либерально-эгалитарный прогресс. Леонтьев
    был одним из самых смелых, смелых и крайних мыслителей, и он
    было грубым величием.Собирая дрейф его поверхностности в отношении
    реакционные намерения, привередливый человек не может заставить себя спуститься
    вплоть до этих вероломных парней.

    Можно игнорировать
    софизмы Леонтьева, но все же несомненно, что христианство
    это далеко не «розовая» религия, что в ней много мрачного,
    почти яростный уход от мира. Есть внутри религии
    эта книга таинственной, загадочной, полностью символической красоты — «Откровение»
    Св.Иоанна «, что для немногих радостное, но ужасное, безнадежное, бесконечно глубокое.
    для тех, «чьи имена не вписаны в книгу жизни Агнца,
    принесены в жертву от сотворения мира «[Откр. 13: 8]. Мы заявляем, что
    религия Христа не оправдывает реакционного фанатизма Леонтьева,
    что он слишком кощунственно и кощунственно присвоил себе и
    для его любимого деспотического государства миссия суда и гнева Божьего.
    Но как христиане оправдывают «либерально-эгалитарный» прогресс, радость?
    жизни и многого, что нам дорого? Почему историческое христианство так
    часто видели борьбу Бога в процессе освобождения? Возможно, еще что-то
    новое должно быть религиозно раскрыто, возможно, еще не раскрылось
    начало новой истории, в метафизическом ментальном разуме и в
    новый мистический опыт, посредством которого прошлое, которое явило себя
    следует признать лишь частичной, односторонней, неполной историей.

    ____________________________________________

    Леонтьев был очень
    сторонник крайнего государства, и для него это был настоящий культ деспотического
    государственная власть, поклонение государственному принуждению. «У нас есть могущественные и могущественные
    всего три вещи: Византийское Православие, родное и неограниченное самодержавие.
    и, может быть, наш аграрный деревенский мир ». ⁴²
    Россия для него светилась только отраженным светом Византии, ее мощью
    и красоту он видел не в собственных первоисточниках, а в заимствованных
    Византийские принципы.В Россию не верил, наивно смеялся
    славянофилов, но он глубоко верил и поклонялся русским
    государственность, созданная под влиянием Византии и татаризма. ⁴³
    И Леонтьев опьянен государственным аморализмом. «Очень хорошие люди
    иногда ужасно вредят государству, если их политическое воспитание ложно,
    а Чичиковы и гоголевские инспекторы порой несравнимо
    более пригодные для своего назначения ». ⁴⁴
    «Определенная степень злобы в политике обязательна» ⁴⁵ . ..
    «В государственных делах каждый обязан быть если не грубо лживым, то
    мудрый, как змей … Невозможно построить и политическое здание.
    на текущих водах материальных интересов или на зыбучих песках
    всякой сентиментальной и глупой щедрости » ⁴⁶ …
    «Истинное христианство учит тому, чего не должно быть в том, что касается
    чьи-то личные недостатки и земная иерархия, это отражение
    небесное «. ⁴⁷ »
    государство обязано всегда быть ужасным, иногда суровым и беспощадным,
    поскольку общество всегда и везде слишком непостоянно,
    мысленно и слишком эмоционально ». ⁴⁸
    «Надо заранее умерить свои силы стойкостью и любовью.
    для суверенных держав, но только по этой причине, что они находятся в
    орган « ⁴⁹ …
    «Без принуждения — это невозможно. Это неправда, что это
    можно жить без принуждения … Принуждение не только побеждает, оно
    также убеждает многих, когда за пределами их, помимо этого принуждения, находится идея ». ⁵⁰
    «Если в чем поэзия и христианская мораль полностью совпадают, то это так в
    подобные случаи бескорыстных действий в использовании тех, кто наверху
    удерживающая сила «. ⁵¹ «Парламентаризм»
    создает не лидеров, а настоящую свободу, т.е. определенную степень
    произвольного самоуправления. Надо уметь удерживать власть
    бессовестно! » ⁵² Леонтьев
    исповедовал мистицизм власти, он апофеозил государство, в то время как мистические
    смысл свободы был для него сокрыт, и в этом его уродство и
    искажение. Он не стал исповедовать собственную эстетическую заповедь:
    «Художнику подобает быть либералом в условиях рабства;
    он стал бы libre penseur под лицемерным
    ханство».Совершенно непостижимо, как этот тонкий эстет Леонтьев
    не чувствовал резкого запаха не только принуждения домена, но и
    любого государства, всегда поистине чудовищного, всегда запачканного грязью! И
    не говоря уже об эмпирических проявлениях нашего собственного византийско-татарского
    область, здесь для удовольствия нужно быть лишенным органов
    запах. Но здесь я привожу цитату из Леонтьева, в которой выражается
    его революционный характер. Он внезапно превращается в защитника мистических
    анархизм , ⁵³ и
    для нас это ужасно важно.

    Он рассказывает о двух
    имеет значение, дело негодяя Куртина, который пожертвовал собственного сына
    рождение в жертву Богу, и казак Кувайцев, выкопавший труп
    любимой жены, отрезал ей пальцы и руку и хранил их при себе
    под матрасом. Гражданский суд судит и Куртина, и Кувайцева, угрожает
    их суровым наказанием, и в Леонтьеве пробуждается весь его романтизм.
    «Это был обычный суд, именно так, как и настоящая полиция.
    расследование, в основном связанное с «внешними правилами», но ни с гражданскими
    суд, ни так называемый суд общественного мнения, ни полицейский допрос
    может исчерпать бесконечных прав личного духа, ⁵⁴
    в недрах которого общие нормы права и путаница общественного
    мнение не всегда может быть достигнуто.Судья был обязан наказать преступников
    кто нарушил общественный порядок, но там единственный сильный и плодотворный
    жизнь, была там, где почва была оригинальной и глубокой даже в их незаконных действиях.
    Куртин и Курвайцев могли быть героями стихотворения больше, чем вполне
    почтенный и уважаемый судья, полностью законно вынесший им приговор ». ⁵⁵
    безграничные права личного духа — вот это святое,
    которую Леонтьев так часто предавал и которую должен чтить каждый романтик.
    и мистик.»Куда обратить взор человека, наполненного
    неприязнь к другим бездушным и засушливым сторонам современного европейского
    «прогресс»? « ⁵⁶ Это
    это уже романтическая тоска воли, тоска «личного»
    дух »,« бесконечные права », которыми злоупотребляет государство, позитивист
    упорядочение жизни.

    Леонтьев мужчина
    незаурядного ума и таланта, но в политике он был так же мало
    ребенок, он ничего не понимал в этом, и помимо его проповеди о настоящем зверстве
    и жестокость чувствуется лепет романтика, вырванного из
    ужасы и уродства буржуазной культуры, терзающие «былое величие»,
    что касается восхождения Моисея на вершину Синая, относительно здания эллинов
    их элегантный Акрополь, римляне, ведущие свои Пунические войны, или
    красивый гений Александра, или апостолов, мучеников, поэтов
    и рыцари.И эта тоска наша, это отвращение к
    навязчивое царство мещанства, и мы чувствуем, что было какое-то
    грубой правды в бессмысленном романтизме Леонтьева. Посмотрим, может ли
    может быть, романтик не был реакционером, может ли это быть мистицизм и
    не оправдание старой власти, а бросание ей вызова
    во имя свободы и безграничных прав личного духа?
    Может быть, это не относится в будущем к мистическому анархизму и метаисторическому,
    в сторону ориентации на аристократизм? ⁵⁷

    II.

    Совместим ли мистицизм
    с культом позитивистского государства? Или иначе: как примирить теократию
    с любым другим, любым нечестивым cracy , насколько религиозно оправдывать
    верховенство власти, суверенитет государства? Я считаю, что государственный позитивизм
    во всех своих проявлениях и разнообразных формах по своей сути противоречит всем
    мистицизму, всякому идеализму, всякому романтизму конструкции. Я знаю,
    что история создала очень четкие формы мистики власти, и
    пример тому наш Леонтьев, который слишком часто грешил государством.
    использование религиозных санкций, но ссылки на эмпирические примеры доказывают
    нет ничего невозможного, так как доказать можно все.

    Как государственный позитивизм
    Я называю теорию, которая видит источник прав человека, «безграничным
    права личного духа «проживать в пределах государства, в определенном
    суверенитет власти, наделяющий и распределяющий эти права. Источник
    однако государственную власть в нем можно понимать по-разному: можно
    увидеть это в суверенной, неограниченной воле монарха, как и другое
    могущество в суверенной и неограниченной воле народа; для других
    форму государственной власти можно объяснить религиозным авторитетом, в то время как
    другие по производственно-экономическим отношениям.К государственному позитивизму
    типа можно вменить совершенно противоположное учению, — теория
    деспотического и монархического государства и полярно противоположной теории
    демократическое и социалистическое государство. Общий признак государственного позитивизма
    подчинение «безграничных прав личного духа»
    государственная власть, которая всему придает ценность и все распределяет:
    в деспотизме он в конечном итоге убивает не только «безграничные-бесконечные права»,
    но также и те, которые весьма конечны и элементарны, в демократии «конечное»
    права разрешены и справедливо предоставлены среди людей, но с
    «безграничные права» это, эта сила, не может быть согласована через
    ограниченность и поверхностность его характера. В позитивно-государственном деспотизме
    они совсем не позволяют людям передвигаться, в то время как в позитивном состоянии
    демократия они свободно позволяют людям передвигаться по горизонтали, но
    взойти на высокие высоты они не позволяют ни там, ни здесь. И
    восхождение на высокие высоты — «безграничное право личного духа».

    Утверждать позитивизм
    противостоят учениям, которые видят источник, санкционирующий государственную власть,
    как в правах личности, в «безграничных правах личной
    дух «, в то время как источник неотъемлемых прав, которые не
    при оценке они считают внутреннюю сущность личного
    дух.Теория основных прав в отношении государства должна признавать
    права личного духа как безграничные и абсолютные в отношении
    его источник, тогда как власть государства ограничена и производна. Ограничительный
    идеализм человеческого социетального типа, в отличие от этатистского позитивизма, должен
    признать абсолютную анархию, безвластие, как замену
    государственный союз, который всегда принуждается союзом, свободным и основанным на мистической любви.
    Культ власти, которым заражены не только реакционеры,
    консерваторы, но также и прогрессисты и революционеры,
    должен быть заменен культом свободы, и человеческая воля должна
    воспитываться в трепетном уважении не только к этатизму, хотя
    демократичный, но за «безграничные права личного духа».Но
    позитивизм не признает ни «личного духа», ни его «безграничности».
    права «, ни наличие каких-либо неотчуждаемых, безусловно ценимых
    прав. Только мистицизм может признать и сделать священными эти безграничные
    прав. Но сначала перед нами встает извечный судьбоносный вопрос: что есть
    мистически, что ближе к Богу — личный дух или государство?
    бесконечные права первого или сила второго? Что религиозно
    благословляет мистицизм: свободу или власть? Чтобы предвидеть ответ,
    спрашиваем дальше: что мистичнее, что религиознее —
    любовь или принуждение? живой «образ и подобие Божие» или позитивистское государство,
    Левиафан?

    Теократическое разнообразие
    государственного позитивизма превратился в кощунственный софизм, в столь грубый
    ложь, что с ходу грузовик, как они могли это терпеть.Реакционный
    теократы применили к учению о государстве то, что применимо
    только учению о Церкви, и этим они уменьшили
    святость Церкви, они стремились соблазнить ее одним из искушений
    от дьявола в пустыне, на что Христос ответил: «Отойдите от
    Я, сатана, поскольку написано: поклоняйся Господу Богу твоему и
    Он один должен служить тебе «. Теократы должны были учить, что
    Дух Божий обитал в Церкви в мистическом союзе любви и
    видеть в нем только соборно-католический принцип, стоящий над личным.
    духа, и в нем только для поклонения Господу своему Богу, но вместо этого
    принадлежащий государству, и там ему поклоняются как чему-то в
    позитивистский союз принуждения, а пока иначе, это уже не Бог
    этому поклоняются, а скорее царству этого мира и его князю.Истинная теократия может проповедовать только замену государства церковью,
    свержение союза принуждения, царства князя
    этот мир и учреждение вместо союза любви может оправдать
    только мистический порядок жизни, а не позитивистский. И это только
    это то, что мы готовы услышать, кто признает религиозную святость »
    безграничные права личного духа ». Государство не может быть посредником.
    между личным духом и Богом. Личный дух безграничен и
    свято по своей природе, тогда как государство ограничено и позитивистски.Дух Божий сошёл, не отразил свою бесконечность на
    коллективное единство государства — неживое и нереальное, а скорее на
    личный человеческий дух, эта секунда была создана абсолютной. Мистический
    а благочестивых мы видим только в личном духе, и только через него мы можем
    государство становится освященным, поскольку оно смиряет свою силу перед лицом
    своих «безграничных прав». Всякая принудительная государственная власть исходит от зла, она
    является порождением злого начала в мире, этого метафизического
    принцип ограниченности, в освобождении от которого необходимо
    чтобы увидеть смысл мирового процесса.Мы не верим позитивисту
    диктует, что миссия принудительного государства должна быть
    борьба со злом, с несовершенством человеческой натуры. Это само
    во зле было порождено, и злу оно служило. В далеком прошлом это принуждение
    коренится в метафизическом изначальном происхождении зла в мире,
    и впоследствии берет в плен тех, кто торгует безбрежностью
    своих прав, своего первородства к земным удовольствиям, они
    обменяйте вечное на ограничивающее царство этого мира.У нас есть
    уже было видно, что Леонтьев сделал из себя настоящего сатаниста, когда он
    поклоняется не Господу своему Богу, но вместо этого поклоняется принудительному этатизму. Он погиб,
    так как он не смог разгадать эту тайну, что прекрасное и
    романтика — это только свобода, мистическое — только бесконечное.
    природа личного духа, что принудительное государство всегда позитивистское,
    утилитарный и уродливый в своей ограниченности. Как Леонтьев не понял
    и не видел того, что его ненавистное отвращение к самодовольному земному удовлетворению
    людей земное утешение создается, в частности, принудительным государством,
    но свобода, трагическая по своей природе, выводит нас за пределы
    данный мир! Только любовь может поставить предел личной свободе.
    духа, но все же это свободная любовь, однако все это освобождающий дух
    в конечном счете.Бог — это абсолютно существующая свобода и любовь. Однако власть
    страх порожден злом.

    То, что у нас есть
    сказанное о государстве, должно относиться и к семье, и к
    другие маленькие левиафаны. Личный дух с бесконечными правами (
    конкретное, живое многообразие бытия), Абсолютный Дух, свободный
    и любовное мистическое объединение множества индивидуальных духов в
    Единый Дух ⁵⁸ (в
    это единство достигается абсолютной полнотой бытия) — только эти три
    элементы оправдываются истинным мистицизмом, а сила и принуждение
    здесь некуда. ⁵⁹
    Старое понимание неба как власти и силы привело к оправданию
    земной силы принуждения; однако новое и свободное понимание небес
    освятит и укрепит земную свободу и ненасильственную анархию.

    Лев Толстой пойман
    вид какой-то грандиозной истины в его учении об идеалистической несиле
    анархизм, и он должен в будущем укрепиться в сознании.
    Но он ошибался в способах его реализации, отвергая все реальные
    политика, всякая борьба властей.Бакунин и его ученики тоже поняли
    это несколько, но они попали в другое роковое недоразумение. Они надеялись
    разрушить принуждение в мире и укрепить свободу в мире
    — на почве материализма и позитивизма. Но что может материализм
    и позитивизм противостоят внешнему принуждению, одновременно отрицая
    глубокая внутренняя природа личного духа и его безграничные права? Либо
    ничего, или снова новая форма внешнего принуждения, допустимая просто
    как временное средство, но не как источник и цель.С материалистами
    и позитивистов нет внутренних творческих источников для царства
    свободы, и поэтому в конечном итоге и фатально они попадают в культивирование
    принудительного этатизма.

    ________________________________

    Каждый романтик, враждебен
    к культуре, следует называть реакционером в очень строгом смысле слова
    слово. И обычно, с одной стороны, романтик отрицает культуру, отвергая
    его как буржуазный, а с другой стороны — он служит преобразованию
    культуры.Романтик любит первобытные стихии земли. Леонтьев
    был врагом культуры и буржуазного прогресса, но вместе с этим
    он жаждет новой культуры, оригинальной и красивой. В его мечтах
    он смотрел назад, на первозданную природу, на красоту прошлого, но
    вот он просто спотыкается … Реставрация, отдачи нет и
    не может быть, может быть только возрождение, а это всегда новое творчество,
    зарождение будущего из семян прошлого. Да, многое в
    прошлое было прекрасно, и мы должны постоянно к нему обращаться,
    но возвращение назад — смерть, свободное возвращение — иногда смерть
    красочный, иногда сильный, но смерть всегда уродлива.Под
    страх смерти и от жажды быть мы должны и желаем
    создавать культуру, причем не только духовную, но и материальную.
    Метафизическое и религиозное значение культурного прогресса находится в
    это то, что только на его пути может быть достигнута абсолютная свобода
    и полнота универсального бытия, в котором каждый «личный дух» обладает
    «бесконечное право». Во имя этого мистического и романтического, таинственного
    В конце концов, мы не можем и не хотим отвергать культуру и прогресс.

    «Либерально-эгалитарный»
    прогресс можно и нужно утверждать и принимать мистически и романтически,
    так как его цель не в том, «что французы, немцы или русские
    буржуа в их уродливых и комических нарядах могли самодовольно быть «личностью»
    или «коллективист» на развалинах былого величия »… Леонтьев не
    понять религиозно-метафизическое значение всемирно-исторического
    процесс, поскольку его религиозность была индивидуально-аскетической. Что касается исторического
    процесс, в конечном итоге, он придерживался позитивистских взглядов, и в нем эти взгляды вызвали
    просто отвращение, отвращение романтика к позитивистским целям и результатам
    прогресса.

    Если царство демократии
    а социализм — единственная цель прогресса, а не его временные средства,
    если ограничивающее счастье, процветание и благополучие, которые побуждают их
    забыть о «безграничных правах личного духа», если они
    будет единственным результатом прогресса, тогда мы упадем в объятия
    реакционный романтик. Но это не так.

    В эстетическом и
    мистическая ненависть Леонтьева к демократии и к плебской культуре
    есть какая-то правда, но есть и грубая ложь, грубая
    недоразумение, которое мы должны изучить.Я бы предложил такую
    формула парадоксальна только внешне: торжество демократии и
    социализм во имя окончательного торжества аристократии. Демократизм
    и социализм, однако, способны проявить истинное, метаисторическое,
    мистической аристократии, поскольку этой способностью искореняется
    фальшивая, случайно-историческая, позитивистская аристократия. Как романтик
    Леонтьев не понимал, как можно отдать предпочтение сапожнику?
    над священником или солдатом, но на самом деле недостаток и в этом
    заключалась в том, что исторически священник или солдат слишком часто
    сапожник в самом подлинном смысле этого слова, а исторически
    у сапожника могла быть душа рыцаря.Политическая
    и социал-демократизм способен исправить эти позитивистские, политические
    и экономические препятствия, которые они укрепляют, и никоим образом не
    мистически закрепить для сапожников положение солдат или священников,
    или для настоящих солдат и священников — положение сапожников. Вместе
    при этом политический и социальный демократизм — это путь, только путь к
    признание «безграничных прав личного духа», т.е.
    трансцендентные цели. Настаивать на этой истине слишком элементарно,
    чтобы рыцарей духом признавали не политическими, а экономическими
    прерогативы, созданные позитивистским укладом жизни, эта аристократия
    может быть обнаружен только тогда, когда человеческое лицо определяется
    глубины «личного духа», когда рушится та аберрация, которая
    был вызван материально-историческими средствами.

    В исторической аристократии
    были благородные черты высочайшего человеческого типа по тем временам, ибо
    что, признаемся, мы воспитываем в романтических слабостях, но эти черты
    были слишком деформированы и в конце концов исчезли в буржуазии.
    Ужасно и трагично то, что демократический прогресс как бы
    понижает человеческий тип, ведет к распаду, ослаблению культурного творчества.
    Это обратная сторона демократической справедливости, ввиду которой она
    невозможно рассматривать демократическую культуру как цель или цель.Прогресс и
    культуры антиномичны, вот трагическое противоречие, из которого
    нет эмпирического выхода. Но в любом случае можно подумать, что после
    эпоха демократической справедливости, после эпохи социализма организации
    человеческого существования должна наступить новая, свободная аристократическая эпоха,
    к которому нужно готовиться уже сейчас, а не в противодействии
    к демократии и социализму, но в исполнении своего предназначения.

    Мы не единомышленники
    индивидуалистического аскетизма, потому что мы не можем оставаться равнодушными к
    организация материальной культуры человечества.Настоящая наука и опыт
    действительно не побуждают нас к следующему историческому периоду другими способами
    организации материальной жизни, кроме коллективизации
    производство и соответствующая смена форм собственности. марксизм
    сказал много правильного о возможностях борьбы
    человечества с «природой» и об отражении этой борьбы в
    материальный уклад жизни. И мы должны принять истину социализма,
    чтобы этим самым противостоять псевдорелигиозному пафосу
    социализма, против культа социал-демократизма как цели, а не ради
    время просто средство.Коллективная материальная и телесная жизнь человечества
    перестанет быть мелочным и однообразным только тогда, когда станет религиозно-эстетическим,
    когда в нашу новую культуру возвращается коллективный мистический смысл
    прошлых религиозных эпох и в сочетании с свободной индивидуальностью
    религиозного мировоззрения.

    Возможно ли
    мистический анархизм и мистическая аристократия, восприимчивая к социализму и
    продолжая через это? Вот проблема, к которой приводит Леонтьев.
    нас, а также всей современной культуры.Мистика и романтика
    Леонтьевский аристократизм — вещь глубоко индивидуальная,
    прочь от великих троп российской истории. Сам не понял
    это, но для нас есть ценность в этом странном, одиноком писателе, полном
    противоречий и устрашающих крайностей, помимо исторической
    фальшь и историческое зло, в которое его повергла его трагическая судьба. Возможно
    сейчас, в то время, когда правда обнажается, Константин Леонтьев может оказаться
    удостоился чести романтика и мог вынести мистический приговор
    над историческим злом России.Или его фанатизм был бы передан
    еще темнее, но в целом еще нереально?

    Николай Бердяев.

    1905 г.

    2006 г. переводчик о. С. Янош

    (1904 — 120 (3,15) — ru)

    К. ЛЕОНТЬЕВ — ФИЛОСОФ РЕАКЦИОННОЙ РОМАНТИКИ. Впервые опубликовано
    в журнале «Вопросы жизни», №7, 1905 г., с. 165–198. Бердяев повторно использовал
    статья в главе 15 в его книге 1907 года «Sub specie aeternitatis»
    (М.В. Пирожков, Санкт-Петербург), которая впоследствии переиздавалась.
    в 2002 году, Канон, Москва, статья с. 342-373. Смотрите также позже Бердяева
    книга «Леонтьев» издана на русском языке.
    
    1926 IMKA Press Paris и английский перевод 1940 Лондон Джеффри
    Блес,
    
    впоследствии переиздан ограниченными и довольно дорогими сериями.

    Статья перепечатана и размещена YMCA Press Paris в 1989 г. в газете Бердяев.
    Сборник: Типы религиозной мысли в России, (Том III), с. 145-178.
    

    ---

    ¹ У славянофилов
    лагеря были выдающиеся мыслители, как например Хомяков, но
    старые славянофилы были лишь наполовину консервативными и во всяком случае не реакционными.Следующие за ними поколения были незначительными и жалкими.

    ² Видео: Леонтьев К. «Восток», г.
    Россия и Славянство », т. I, с. 98.

    ³ Там же, стр. 105.

    ⁴ Там же, стр. 145.

    ⁵ Там же, стр. 146.

    ⁶ Там же, стр. 164.

    ⁷ Там же, стр. 265.

    ⁸ Там же, стр. 283.

    ⁹ Там же., п. 294.

    ¹⁰ Там же, стр. 300.

    ¹¹ Видео: Леонтьев К. «Восток», г.
    Россия и Славянцво », т. II, стр. 38.

    ¹² Там же, стр. 39.

    ¹³ Там же, стр. 39.

    ¹⁴ Там же, стр. 50.

    ¹⁵ Там же, стр. 56.

    ¹⁶ Там же, стр. 70.

    ¹⁷ Там же, стр. 81.

    ¹⁸ Там же, стр. 93.

    ¹⁹ Там же., п. 95.

    ²⁰ Там же, стр. 144.

    ²¹ Там же, стр. 154.

    ²² Там же, стр. 157.

    ²³ Там же, стр. 213.

    ²⁴ Там же, стр. 215.

    ²⁵ Там же, стр. 216.

    ²⁶ Там же, стр. 219.

    ²⁷ Там же, стр. 382.

    ²⁸ Там же, стр. 137.

    ²⁹ Там же, стр. 143.

    ³⁰ Там же., п. 144.

    ³¹ В рамках главы II,
    «Человек и общество» из моей книги «Субъективизм и индивидуализм в социальной сфере».
    Философия », я подвергаю критике органическую теорию общества.
    к нему, поскольку я воспроизвел в нем достаточно полно приведенные социологические аргументы.

    ³² В нарушение
    меценаты Леонтьев говорит: «Идеи не обладают человеческим сердцем. Идеи
    неумолимы и суровы, так как по сути они не что иное, как
    ясные или затемненные сознательные законы природы и истории «.т. I, стр. 25. Такие
    путанные утверждения возможны только в устах самых наивных материалистов
    и позитивисты.

    ³³ См. Леонтьев К. «The
    Восток, Россия и славянство », т. II, с. 180.

    ³⁴ Там же, стр. 215.

    ³⁵ Там же, стр. 224.

    ³⁶ Там же, стр. 269.

    ³⁷ Там же, стр. 270.

    ³⁸ Там же, стр. 285.

    ³⁹ Там же, стр. 290.

    ⁴⁰ Там же., п. 300.

    ⁴¹ Там же, стр. 301.

    ⁴² Видео: Леонтьев К.
    «Восток, Россия и славянство», т. 2, с. I, стр. 98.

    ⁴³ « Промотали
    много, мы мало что сделали в духе, и мы стоим на своем ужасающем
    предел »… с.188. Это страшные слова .

    ⁴⁴ Там же, стр. 103.

    ⁴⁵ Там же, стр. 244.

    ⁴⁶ Там же, стр. 257.

    ⁴⁷ Вид К.Леонтьева. «The
    Восток, Россия и славянство », т. II, с. 41.

    ⁴⁸ Там же, стр. 43.

    ⁴⁹ Там же, стр. 48.

    ⁵⁰ Там же, стр. 80.

    ⁵¹ Там же, стр. 278.

    ⁵² Там же, стр. 167.

    ⁵³ Я использую это выражение
    не в том специализированном значении, которое он теперь получил с «мистическим
    анархисты ».

    ⁵⁴ Курсив мой.

    ⁵⁵ Вид К.Леонтьева. «The
    Восток, Россия и славянство », т. II, стр. 17.

    ⁵⁶ Там же, стр. 18.

    ⁵⁷ т.е. анархизм
    на религиозной, а не на позитивистской почве.

    ⁵⁸ т.е. Церковь, и
    не государство.

    ⁵⁹ Во избежание недоразумений
    следует сказать, что я использую здесь слово «дух» не в противопоставлении
    «плоти», но как приемлемое значение метафизического конкретного
    существо, которое полностью признаю духовно-плотским.В философской терминологии
    понятие «спиритизм» имеет совершенно иное значение,
    чем в религиозно-культурной и нравственной проблематике аскетизма.
    Я убежденный приверженец философского спиритизма или панпсихизма, и
    вместе с этим и враждебность религиозному и моральному спиритуализму,
    то есть аскетизм.
    

    ---

    — -:.

    Вернуться в онлайн-библиотеку Бердяева
    ..

    Философия истории Константина Леонтьева

    Pregledni rad

    https: // doi.org / 10.34075 / cs.55.4.6

    Философия истории Константина Леонтьева

    Хрвое Вукович

    ; Sveučilište u Zagrebu, Fakultet filozofije i Religijskih Znanosti

    ---

    Пуни текст: hrvatski pdf 286 Kb

    ул.801-816

    preuzimanja: 0

    Citiraj

    APA 6-е издание

    Вукович, Х.(2020). Философия истории Константина Леонтьева. Црква у света, 55 (4), 816-0. https://doi.org/10.34075/cs.55.4.6

    ---

    MLA 8-е издание

    Вукович, Хрвое. «Философия истории Константина Леонтьева». Црква у света , т. 55, комн. 4, 2020, ул. 816-0. https://doi.org/10.34075/cs.55.4.6.Citirano 21.12.2021.

    ---

    Чикаго, 17-е издание

    Вукович, Хрвое. «Философия истории Константина Леонтьева». Црква у свидету 55, комн. 4 (2020): 816-0. https://doi.org/10.34075/cs.55.4.6

    ---

    Гарвард

    Вукович, Х.(2020). «Философия истории Константина Леонтьева», Црква у света , 55 (4), ул. 816-0. https://doi.org/10.34075/cs.55.4.6

    ---

    Ванкувер

    Вукович Х. Философия истории Константина Леонтьева. Crkva u svijetu [Интернет]. 2020 [приступлено 21.12.2021.]; 55 (4): 816-0. https://doi.org/10.34075/cs.55.4.6

    ---

    IEEE

    H.Вукович, «Философия истории Константина Леонтьева», Црква у свидету , т. 55, бр. 4, стр. 816-0, 2020. [Онлайн]. https://doi.org/10.34075/cs.55.4.6

    ---

    Сажетак

    Статья развивает философию истории русского философа и писателя Константина Леонтьева.По сути, работа Леонтьева сосредоточена на органической теории Триединого процесса. В соответствии с философией истории он предлагает политическую доктрину, которая должна определять новое отношение России к Западу и его ценностям, поскольку он воспринимает Россию как древневизантийскую. Такой подход призван защитить Россию от либерально-эгалитарного процесса, который Леонтьев рассматривает как последний этап естественного и неизбежного вымирания западной цивилизации. Более того, Леонтьев ссылается на современные националистические движения других славянских народов, требует осторожности в отношении опасностей господствовавшего в то время славянофильства и выступает за союз России с другими азиатскими народами.

    Ključne riječi

    Византизм, Славянство, Славизм, Триединый процесс, Россия, Философия истории

    Hrčak ID:

    249778

    URI

    https: // hrcak.srce.hr/249778

    Podaci na другim jezicima:

    хрватский

    Posjeta: 386 *

    Подробная информация о продукте — Cornell University Press

    {{/если}}

    {{#if item.templateVars.googlePreviewUrl}}
    Google
    Предварительный просмотр
    {{/если}}

    {{#if item.imprint.name}}

    Выходные данные

    {{item.imprint.name}}

    {{/если}}
    {{#if item.series.series}}

    серии

    {{# каждый элемент.series.series}}

    {{{this.name}}}

    {{/каждый}}
    {{/если}}

    {{#if item.title}}

    {{/если}}
    {{#if item.subtitle}}

    {{{item.subtitle}}}

    {{/если}}
    {{#if item.templateVars.contributorList}}
    {{#if item.edition}}

    {{{item.edition}}}

    {{/если}}

    {{#each item.templateVars.contributorList}}

    {{{this}}}

    {{/каждый}}

    {{/если}}

    Приглашенный лектор в:

    {{#if item.templateVars.formatsDropdown}}

    Формат

    {{/если}}

    {{#if item.templateVars.formatsDropdown}}
    {{{item.templateVars.formatsDropdown}}}
    {{/если}}

    {{#if item.templateVars.buyLink}}

    {{item.templateVars.buyLinkLabel}}
    {{/если}}

    Открытый доступ

    {{#if item.описание}}

    {{{item.description}}}

    {{/если}}

    1. средства массовой информации

    {{#if item.templateVars.reviews}}

    2. хвалить

    {{/если}}
    {{#if item.templateVars.contributorBiosCheck}}

    3. Автор

    {{/если}}

    4. для педагогов

    {{#if item.templateVars.moreInfo}}

    5. больше информации

    {{/если}}
    {{#if item.templateVars.awards}}

    6. награды

    {{/если}}

    {{#if item.templateVars.reviews}}

    2. {{#each item.templateVars.reviews}}
       {{#if this.text}}

       {{#если это.текст}}
       {{{этот текст}}}
       {{/если}}

       {{/если}}
       {{/каждый}}

    {{/если}}
    {{#if item.templateVars.contributorBiosCheck}}

    3. {{#if item.templateVars.authorBios}}
       {{#each item.templateVars.authorBios}}

       {{/каждый}}
       {{/если}}

    {{/если}}

    4. Запросить экзамен или настольную копию

       Приглашенный лектор в:

       {{#if item.templateVars.contentTab}}

       Содержание

       {{{item.templateVars.contentTab}}}
       {{/если}}

    5. {{#if item.templateVars.moreInfo}}
       {{#each item.templateVars.moreInfo}}

       {{{this}}}

       {{/каждый}}
       {{/если}}

    {{#if item.templateVars.awards}}

    6. {{# каждый элемент.templateVars.awards}}

       {{this.name}}

       {{/каждый}}

    {{/если}}

    Также представляющий интерес

    Познание, деятельность и содержание: А. Леонтьев и активный источник «идеального отражающего содержания» — Крис Дрэйн

    Том 55, Выпуск 3, 2018

    Крис Дрэйн

    Страницы 106-121

    https://doi.org/10.5840/eps201855352

    Познание, деятельность и содержание
    A.Н. Леонтьев и активное происхождение «идеального отражающего содержания»

    Согласно «деятельностному подходу» Леонтьева, внешний мир — это не то, что можно «обрабатывать» в соответствии с внутренними или «идеальными» представлениями субъекта; Вместо этого на карту поставлено появление «идеализированного» объективного мира, который относится к деятельности субъекта, как внутренне, так и внешне истолкованной. В соответствии с марксистской теорией антропогенеза, Леонтьев связывает возникновение «идеальности» с самой социальной деятельностью, включая ее в общее движение между полюсами «внутреннего» познания и «внешнего» действия.Таким образом, Леонтьев проводит параллели и выходит за рамки недавнего «энактивистского» подхода Хатто и Мина к «вовлеченному в содержание» познанию, где репрезентативное мышление зависит от социокультурных опор и, как таковое, является исключительно человеческим. То, что традиционно называют репрезентативным содержанием, для Леонтьева является результатом перехода от примитивного когнитивного аппарата «образ-сознание» к тому, который опосредуется социальной деятельностью. Для существа, наделенного «деятельностью-сознанием», психическое содержание есть нечто постигнутое путем усвоения «объективного мира в его идеальной форме» [Леонтьев, 1977, с.189]. И предварительным условием такой ассимиляции является постижение смыслов от их происхождения в социально-материальной системе деятельности. Таким образом, генезис познания, связанного с содержанием, совпадает с развитием систем социализирующей деятельности, изобилующих внешними репрезентациями ценностей и норм, описанными в энактивистской литературе как публично поддерживаемые системы символов. Леонтьев, таким образом, предлагает антиинтерналистский взгляд на познание, соизмеримый с Хутто и Мьин, но с дополнительным измерением шкалы развития анализа, с помощью которой можно объяснить происхождение специфического для человека познания.

    определение leontiev et synonymes de leontiev (islandais)

    leontiev: определение leontiev et synonymes de leontiev (islandais)

    Contenu de sensagent

    • определения
    • синонимы
    • антонимы
    • энциклопедия

    словарь и переводчик для веб-сайтов

    Александрия

    Une fenêtre (pop-into) ofinformation (contenu main de Sensagent) является invoquée двойным щелчком по n’importe quel mot de votre page web.LA fenêtre fournit des exlications et des traductions contextuelles, c’est-à-dire без обязательного посещения, чтобы покинуть эту страницу в Интернете!

    Essayer ici, телефонный код;

    Электронная коммерция решений

    Расширение содержания сайта

    Новое содержимое Добавить на сайт вместо Sensagent в формате XML.

    Parcourir les produits et les annonces

    Получить информацию в XML для фильтрации лучшего содержимого.

    Индексатор изображений и определения донных изображений

    Fixer laignation de chaque méta-donnée (многоязычный).

    Пакет обновлений по электронной почте с описанием вашего проекта.

    Lettris

    Lettris — это игра гравитационных писем для тетриса. Chaque lettre qui apparaît спуститься; il faut placer les lettres de telle manière que des mots se forment (gauche, droit, haut et bas) и que de la place soit libérée.

    болт

    Это 3 минуты разговора плюс большое количество возможных словечек и т. Д. В решетке из 16 слов.Лучшая возможность для жизни с решеткой из 25 ящиков. Lettres doivent être adjacentes et les mots les plus longs sont les meilleurs. Участвуйте в конкурсе и зарегистрируйтесь в списке лучших участников! Jouer

    Dictionnaire de la langue française
    Principales Références

    La plupart des définitions du français sont предлагает par SenseGates и компетентный un approfondissement avec Littré et plusieurs, авторские методы spécialisés.
    Le dictionnaire des synonymes est surtout dérivé du dictionnaire intégral (TID).
    Французская бенефициарная энциклопедия лицензии Википедии (GNU).

    Перевод

    Changer la langue cible pour obtenir des traductions.
    Astuce: parcourir les champs sémantiques du dictionnaire analogique en plus langues pour mieux apprendre avec sensagent.

    4500 посетителей на линии

    вычислить на 0,109с

    Allemand
    английский
    араб
    Bulgare
    китайский
    Coréen
    хорват
    дануа
    испанский язык
    эсперанто
    Estonien
    Finnois
    французский
    grec
    Hébreu
    хинди
    Гонконг
    остров
    индонезийский
    итальянец
    Япония
    Letton
    lituanien
    мальгаче
    Néerlandais
    Norvégien
    персан
    полонез
    португалия
    Roumain
    русс
    серб
    словак
    словен
    Suédois
    чека
    тайский
    турк
    Вьетнам

    Allemand
    английский
    араб
    Bulgare
    китайский
    Coréen
    хорват
    дануа
    испанский язык
    эсперанто
    Estonien
    Finnois
    французский
    grec
    Hébreu
    хинди
    Гонконг
    остров
    индонезийский
    итальянец
    Япония
    Letton
    lituanien
    мальгаче
    Néerlandais
    Norvégien
    персан
    полонез
    португалия
    Roumain
    русс
    серб
    словак
    словен
    Suédois
    чека
    тайский
    турк
    Вьетнам

    .