Философия в России (советский период)

Развитие философской мысли в России после 1917 года претерпело кардинальные изменения. Многие представители религиозно-философских течений, господствовавших в конце XIX — начале XX веков, были высланы или эмигрировали из страны. Разработку идей всеединства, персонализма, интуитивизма, экзистенциальной философии они продолжали в зарубежных странах. Марксистская же традиция получила благоприятные возможности для своего развития. Ее сторонники развернули фронтальное наступление на различные идеалистические школы, объявив их буржуазными. Сложившиеся еще в дооктябрьский период философские течения (неокантианство, неогегельянство, гуссерлианство, позитивизм и др.) продолжали развиваться не только в русской эмигрантской среде на Западе, но и в первые годы существования советской России — до конца 20-х годов. Однако неуклонно нарастало вытеснение идеалистических течений из философской жизни общества. В 1922 году были высланы из страны многие представители старой философской профессуры, названные «особо активными контрреволюционными элементами» (Бердяев, Булгаков, Вышеславцев, Зеньковский, И. А. Ильин, Н. О. Лосский, Сорокин и др.).

Впервые за всю свою историю марксистское мировоззрение получило широкую государственную поддержку. Был создан ряд институтов пропаганды марксизма, подготовки научных и преподавательских кадров: Социалистическая (затем — Коммунистическая) академия, Ин-т красной профессуры, сеть коммунистических университетов. Были учреждены центры по собиранию и изучению трудов основоположников марксизма — Институт Маркса и Энгельса (1921) и Институт Ленина (1923), впоследствии объединенные в ИМЭЛ при ЦК партии. В 1929 году организационно оформился Институт философии, который в 1936 году был включен в состав АН СССР, Важной предпосылкой становления советской философии явилось издание и переиздание основных философских произведений К. Маркса, Ф. Энгельса, К. Каутского, Ф. Меринга, П. Лафарга, А. Бебеля, а также Плеханова и Ленина. Опубликованная в журнале «Под знаменем марксизма» работа Ленина «О значении воинствующего материализма» впоследствии была объявлена его философским завещанием. В первые послеоктябрьские годы марксистские философские исследования в стране проводились чаще всего под общим названием «исторический материализм». Между тем росла потребность не только в пропаганде марксизма, взятого в его целостности, но и в вычленении и систематизации его философских основ. С 20-х годов началось формирование диалектико-материалистической проблематики в качестве философской дисциплины, самостоятельного предмета изучения и преподавания. В результате сложилась советская версия философии диалектического и исторического материализма, называемая также марксистско-ленинской философией. В соответствии с этой версией предмет, структура, задачи и функции философии трактовались весьма расширительно. В нее включались также общественно-политические, экономические и иные воззрения.

Философия призвана была мировоззренчески обосновывать политическую линию партии, развитие всех сфер культуры, наук и т. д. Критическая функция философии трансформировалась в апологетическую. Был установлен жесткий партийный контроль за философскими исследованиями. Усиливались догматизм и вульгарный социологизм. Введенные в 20-х годах понятия «марксизм-ленинизм» и «ленинский этап» в развитии марксистской философии призваны были обозначить новый этап в развитии марксизма, связанный с деятельностью Ленина, хотя сам он не претендовал на создание особой теоретической системы. Первые широкие философские дискуссии в стране начались с обсуждения кн. Бухарина «Теория исторического материализма. Популярный учебник марксистской социологии» (1921), выдержавшей 8 изданий. В других дискуссиях положительное значение имело развенчание нигилистических попыток ликвидации философии как якобы разновидности буржуазной идеологии, преодоление позитивистских стремлений растворить философию в конкретных науках.

В 20-х годы развернулась дискуссия по вопросам соотношения философского мировоззрения и естествознания, всеобщего философского метода и частных методов познания. Лидерами спорящих сторон были И. И. Степанов (Скворцов) и Деборин. Сторонников первого стали называть «механистами», а второго — «диалектиками». И хотя в ходе дискуссии происходило постепенное сближение дискутирующих сторон, все же победили «диалектики». Одна из причин этого заключалась в том, что «диалектики» фактически ориентировали философию на «управление» науками. Эта ориентация шла в русле сложившегося во 2-й половине 20-х годов понимания особой роли философии, согласно которой на нее стали возлагать задачу по теоретическому обоснованию практически-политической линии партии, по руководству всеми сферами науки и культуры. Однако со временем оказалось, что и «деборинны» перестали устраивать сталинское политическое руководство. В 30-х годах спорящим сторонам стали навешивать политические ярлыки: «механистам» — «правый политический уклон» «диалектикам» — «меньшевиствующие идеалисты» (см «Диалектики» и «механисты»). Продолжалось идеологическое наступление партии на немарксистские философские течения, борьба за монополию марксизма. Был введен контроль над преподаванием и программами курсов философии, что привело к отстранению от работы мн. немарксистских философов. В то же время за рамками доминировавшей официальной философии пробивались и другие тенденции, порожденные противоречивой социально- культурной обстановкой и небывалым развитием естественных наук и психологии.

Именно в 20-30-е годы появились новые идеи, связанные с разработкой проблем культурологии, тектологии, герменевтики, ноосферы и др. получившие свое развитие позже — после 60-х годов. Хотя из страны была выслана значительная группа философов и ученых-немарксистов, все же некоторая часть их оставалась. Многие из них были репрессированы. Четанов в работах по психологии придерживался дуалистического принципа параллелизма души и тела, противопоставляя этот принцип как материализму, так и спиритуализму. Шпет исследовал проблемы герменевтики, философии языка, эстетики, этнической психологии. М. М. Бахтин проделал эволюцию от первоначальных идеалистических взглядов к материализму и марксизму. Он стремился применить диалектический (полифонический) метод в литературоведении, языкознании и культурологии. В философии языка он рассматривал слово как посредника социального общения, осуждал идеологизированный подход к явлениям культуры. Опубликованные в 20-х годах работы Лосева отличались энциклопедизмом. Для познания целостности («всеединства») универсума он опирался на многообразие его проявлений в философии, религии, мифологии, филологии, эстетике, математике, музыке. Лосев отрицал правомерность противопоставления идеализма и материализма, выступал за единство духа и материи, за диалектический подход к вопросу о соотношении бытия и сознания. В работе «Философия имени» (1927) он писал, что весь мир — это имена и слова, которые, выражая сущность вещей, носят бытийственный характер, делают мир осмысленным. Выступая орудием живого социального общения, они выполняют коммуникативную функцию.

С установлением режима личной власти Сталина началось угасание творческих поисков в философии, которая все более политизировалась. Он рекомендовал перекопать весь «навоз», накопившийся в философии и естествознании, «разворошить» все написанное «деборинцами». Пришедшие к руководству философской жизнью в стране Мишин, Юдин и др. под видом укрепления партийной линии фактически возвеличивали Сталина как философа. Философию стали трактовать как форму политики. Широкое распространение получила вульгаризация методологической роли философии. Призывы к преодолению «отрыва» философской теории от практики, развитию «прикладных» вопросов философии оборачивались профанацией. Тенденции к возвеличиванию Сталина особенно усилились после опубликования его работы «О диалектическом и историческом материализме» в качестве главы в «Кратком курсе истории ВКП(б)» (1938). Эта работа вскоре была объявлена «вершиной» марксистской философии. В действительности же ей присущи схематизм и упрощенчество. В эти трудные годы наблюдались и некоторые позитивные явления. Вышли в свет 3 т. всемирной «Истории философии» (1940-1943), началось изучение истории философии народов СССР, преодолено былое нигилистическое отношение к формальной логике и др.

В августе 1947 года вышел первый номер журнала «Вопросы философии». Были опубликованы работы по истории философии (Асмус, Деборин, Луппол и др.). Большое влияние на идейно-философский климат в стране оказала дискуссия 1947 года по книге Александрова «История западноевропейской философии», проведенная под руководством А. А. Жданова. Последний определил всю историю домарксистской философии как «ненаучную» и противопоставил ей «научную» марксистскую философию. Современные течения немарксистской философии фактически отождествлялись с буржуазной идеологией. Вместе с тем Жданов высказал ряд положений о предмете и задачах марксистской философии, которые расходились с господствовавшими взглядами. Диалектический материализм, отмечал он, является не наукой наук, а инструментом познания. Марксистская философия не должна стоять над др. науками. В результате уже тогда значительно возрос удельный вес исследований по проблемам теории познания и диалектической логики, состоялись дискуссии о соотношении диалектической и формальной логики. Усилился процесс дифференциации философского знания, автономизации его отдельных отраслей. Советская философия превращалась в систему философских дисциплин. В ее развитии можно выделить ряд периодов, соответствующих определенным этапам развития общества.

После XX съезда КПСС (1956) наступило постепенное ослабление жесткого идеологического контроля над общественными науками и открылись более благоприятные возможности для развития философской мысли в стране. Формировалось новое поколение ученых, философов и иных деятелей культуры, стремившихся преодолеть стереотипы и догматизм в области идеологии. Значительно расширилась тематика философских исследований, возрос интерес к ранее запретным темам, стали более активными связи советских философов с зарубежными коллегами, их участие в международных философских конгрессах. Очень важную роль в этом процессе сыграл журнал «Вопросы философии», который стал как бы местом притяжения для многих ищущих интеллектуалов. На рубеже 50-60-х годов от философии отпочковалась психология, все более автономными становились этика, эстетика, формировались новые дисциплины — аксиология, социология (выступавшая первоначально под названием «конкретные социологические исследования») и др. Видную роль в исследованиях проблем диалектики и теории познания (способствовавших ослаблению позиций «онтологистов» и упрочению позиций «гносеологистов») сыграли Кедров, Копнин, Ильенков и их сторонники. Исследуя диалектику абстрактного и конкретного, Ильенков выдвинул задачу разработки Марксова метода восхождения от абстрактного к конкретному, наметив контуры диалектической логики как науки о формах и путях выработки научных абстракций с целью достижения объективной истины в противовес старой логике, которую он считал сводом правил оперирования понятиями, суждениями, умозаключениями, а не наукой о достижении истины. Ученые пришли к выводу, что категория всеобщего в диалектической логике выступает не как абстрактно-всеобщее, а как конкретно-всеобщее, которое включает в себя все богатство особенного и единичного.

На рубеже 50-60-х годов и позже появились исследования социальной природы сознания. Так, С. Л. Рубинштейн, сосредоточив внимание на отношении психического к внешнему миру и к мозгу и акцентировав материальную обусловленность психики, настойчиво проводил в своих работах принцип единства человеческого сознания и деятельности. В философской литературе началась также разработка такой новой гносеологической проблемы, как субъект-объектные отношения в познании. В противовес широко распространенным прежде концепциям, в которых делался упор, как правило, на одной стороне этого отношения — существовании объекта вне субъекта и до него и соответственно в тени оставалась проблема активности познающего субъекта, было проведено разграничение понятий бытия и объекта и подчеркнуто, что если бытие само по себе существует независимо от субъекта, то в качестве объекта оно соотносительно с субъектом. В 60-е гг. вновь вспыхнула длительная дискуссия о соотношении диалектики, логики и теории познания, о предмете и структуре диалектической логики, поскольку предыдущие обсуждения не привели к решению данных проблем. В философской литературе обсуждались вопросы: восхождение от абстрактного к конкретному, соотношение исторического и логического, анализ и синтез, индукция и дедукция, проблема противоречий (Ильенков, Копнин, В. И. Шинкарук, Д. П. Горский, Нарский, 3. М. Оруджев, М. М. Розенталь, В. А. Вазюлин, В. И. Черкесов, Е. П. Ситковский и др.). В целом в 60-80-х гг., несмотря на резкое осуждение «гносеологизма» во многих публикациях, удельный вес гносеологической проблематики возрастал в силу объективной логики развития как философии, так и частных наук. Вышла в свет серия обобщающих трудов, в т. ч. советско-болгарских, в которых акцент делался на активном характере познавательной деятельности. В связи с распространением в науке главного понятия кибернетики «информация» возникла проблема ее истолкования в свете теории отражения (А. Д. Урсул, В. С. Тюхтин и др.).

В различных отраслях знания широко распространился метод моделирования, особенно знаковые модели как специфические формальные математические и логические системы, используемые для описания объектов. Возник ряд новых направлений, имеющих междисциплинарный характер. В результате разработки проблем кибернетики, информатики, экологии, освоения космоса был сделан методологический вывод о наличии в совр. науке общенаучного уровня знания, несводимого к философскому и частно-научному. Важные результаты были достигнуты в исследованиях диалектики субъекта и объекта (Лекторский, А. М. Коршунов и др.). Была обоснована идея о специфически социально-культурной «опосредствованности» как особенности познания (в отличие от простой информации). Специальному анализу подверглось понятие рефлексии (субъективной и объективной). Разрабатывалась идея существования двух типов субъектов: индивидуального и разных форм коллективных субъектов. Подчеркивалось, что субъект познания — это субъект деятельности. Тем самым определился интерес мн. философов к проблемам деятельности и творчества человека (А. Н. Леонтьев, В. С. Библер, Г. С. Батищев, К. А. Абульханова и др.). Исследовалась диалектика «опредмечивания» и «распредмечивания», интериоризации и экстериоризации в процессе как предметно-практической, так и знаково-символической деятельности.

Широкий резонанс вызвала дискуссия о категории идеального и ее соотношении с понятиями индивидуального и общественного сознания. Идеальное истолковывалось Ильенковым и его сторонниками как разумная форма мыслящей активности индивида, как его способность строить свою деятельность в согласии с формой любою др. тела, способность осваивать всеобщую меру бытия вещей. Идеальное есть не индивидуально-психологический, тем более не физиологический факт, а факт общественно-исторический, продукт и форма духовного производства. Этому деятельностному подходу был противопоставлен информационный подход, согласно которому идеальное — это актуализированная для личности информация в «чистом виде» и способность свободно оперировать ею, иными словами, — субъективная реальность (Д. И. Дубровский и др.). Предметом исследования стали не только традиционные категории и понятия, но и новые или ранее мало разрабатывавшиеся: структура, система, вероятность, мера, симметрия, инвариантность, единичное, особенное, всеобщее, субстанция, вещь, саморазвитие и др. Дискутировался вопрос о статусе этих категорий: какие из них следует отнести к философским, а какие — к общенаучным. Наряду с этим шли поиски различных моделей их субординации и систематизации (А. П. Шептулин, В. Н. Сагатовский и др.).

Делались попытки преодолеть былой сугубо онтологический подход к анализу категорий посредством обращения к гносеологическим, логическим и социально-историческим аспектам теории категорий. Новые подходы проявились в исследованиях проблем сознания и самосознания (А. Г. Спиркин, В. П. Тугаринов, Ф. Т. Михайлов), соотношения чувственного, рационального и иррационального, роли интуиции и фантазии в познании (Ю. М. Бородай и др.), соотношения языка и мышления, философских проблем семантики и семиотики. Природа сознания и мышления — стержневая тема размышлений Мамардашвили. Исследование этой темы он проводил не в традиционном плане объективного соотношения души и тела, а выявляя особенности и условия умственной деятельности философа, наблюдающего процессы, происходящие в сознании. Эти подходы во многом шли в русле феноменологии. Сложный путь прошли исследования в области формальной логики. В 30-х годах они не поощрялись. В официальных справочных изданиях тех лет формальная логика подвергалась дискриминации, утверждалось, будто она является «основой метафизического метода». Лишь со 2-й половине 40-х годов оживился интерес к логическим исследованиям. Был издан ряд учебников по традиционной (аристотелевской) логике. Важный вклад в разработку теории и методологии формальной логики, а также философских вопросов обоснования математики внесла С. А. Яновская.

В 50-70-х годах публиковались т руды по теории и истории логики (А. С. Ахманов, Попов, А. О. Маковельский, П. В. Таванец, П. И. Кондаков, Е. Д. Смирнова, Н. И. Стяжкин, Г. И. Рузавин и др.). Были предприняты попытки новой трактовки классических проблем формальной логики. Велась разработка проблем многозначной логики (Зиновьев и др.), модальной логики (Е. А. Сидоренко и др.). Был предпринят анализ теории логического вывода, понятия как формы мышления и познавательной деятельности (В. А. Смирнов. Е. К. Войшвилло и др. ), формальных моделей силлогистики (А. Л. Субботин и др.). В ряде монографий были проанализированы логические аспекты методов формализации, алгоритмизации и моделирования (Б. В. Бирюков и др.). Значительное место занимают исследования по логической семантике и теории доказательств. В последнее десятилетие большое внимание уделяется анализу аргументации в естественном языке (А. А. Ивин, А. Л. Никифоров и др.). Развитие логических исследований оказывает растущее влияние на методы и содержание философии и частных наук.

В 60-80-х годах в советской философской науке сформировалось новое направление, фактически новая дисциплина — философия науки, изучающая науку как специфическую сферу человеческой деятельности и как развивающуюся систему знаний. Опубликовано много работ по логическому строению и типологии научных теорий, вопросу взаимоотношения теоретического и эмпирического уровней научного исследования, проблемам объяснения и понимания, предпосылок и механизмов формирования нового знания в науке и т. д. (В. С. Швырев, Стёпин, А. И. Ракитов, М. В. Мостепаненко, Ю. В. Сачков, И. А. Акчурин, Л. Б. Баженов, Е. П. Никитин, Ю. А. Петров и др.). Из всех общенаучных методов познания наибольшее внимание философов привлекает системный подход (И. В. Блауберг, В. Н. Садовский, Э. Г. Юдин, Щедровицкий и др.). На эти годы приходится также активное переосмысление научного статуса исторического материализма, который чаще всего стали называть общесоциологической или социально-философской теорией. Большой резонанс вызвали работы о природе социальной формы движения, соотношении материального и идеального в обществе, общественном сознании, духовном производстве, сущности культуры (В. Ж. Келле, М. Я. Ковальзон, Ю. К. Плетников, В. М. Межуев, В. И. Толстых, В. С. Барулин, А. К. Уледов и др.). Логика исследований в различных областях философии и естествознания привела к осознанию необходимости перехода от анализа отдельных категорий и законов к созданию обобщающего труда по теории материалистической диалектики. В 60-80-х годах в философских исследованиях произошел «поворот к человеку». Наряду с традиционными науками о человеке возникли новые дисциплины и направления: генетика человека, дифференциальная психофизиология, аксиология, эргономика и др.

В условиях растущей дифференциации и интеграции наук о человеке началась своеобразная «антропологизация», переориентация исследовательской проблематики всех наук на изучение многогранных аспектов жизнедеятельности человека. Сложилось новое направление — концептуальная разработка философских проблем человека — философская антропология (Б. Т. Григорьян, Мысливченко, Фролов, Л. П. Буева, М. С. Каган, В. Е. Давидович, П. С. Гуревич и др.). По инициативе Фролова был создан Институт человека (1991-2004). Формирование этого направления проходило в конфронтации (то открытой, то скрытой) с догматическо-философской традицией, сводившей человека к его «массовидным» формам (как совокупности общественных отношений, элемента производительных сил и т. д.). «Антронологисты» подвергли критике попытки растворить индивида в обществе и тем самым снять саму проблему изучения человека как личности и индивидуальности. Были признаны неправомерность сведения человека к его сущности и необходимость разработки категории существования (как проявления многообразия конкретных социальных, биологических, нравственных, психологических качеств жизнедеятельности индивида). Появились работы, посвященные диалектике сущности и существования человека. Предметом изучения стал механизм взаимодействия и взаимопроникновения биологического и социального в человеке, характер модификации биологического, его «очеловечивания» в антропосоциогенезе.

С середины 50-х годов, в условиях изменений в идеологическом климате, начался определенный подъем историко-философских исследований, укреплялась тенденция к преодолению традиционных методологических установок, тормозивших их развитие. Подверглись критике крайности в толковании «принципа партийности», проявления нигилистического отношения к философскому наследию, противопоставление русской философии западноевропейской и т. д. Вышедшая в 1957- 1965 годы 6-томная «История философии» (под ред. М. А. Дынника и др.) была попыткой интерпретировать с марксистских позиций всемирный историко-философский процесс с древнейших времен до 60-х годов XX века. В сферу анализа была включена также философская мысль ранее не исследовавшихся малых стран и народов. Вместе с тем уровень анализа снижался вследствие расширительного понимания предмета истории философии, раздробленности материала, наличия схематизма и упрощенчества. В течение 60-80-х годов историко-философские исследования приобретали интенсивный и многоаспектный характер, что потребовало разработки методологии этих исследований (Ойзерман, Каменский и др.). Было признано, что история философии есть способ существования, специфическая форма развития самой философии. Противоположность материализма и идеализма в какой-то мере определилась только на заключительных стадиях развития древнегреческой философии, а окончательно оформилась лишь в Новое время. Наряду с антитезой «материализм — идеализм» стали применяться и иные принципы деления философских учений: рационализм и иррационализм, рационализм и эмпиризм, сциентизм и антисциентизм и др. Отмечалось, что материалистические взгляды иногда отстаивали консервативные силы, а религиозно-идеалистические порой становились знаменем прогрессивных сил. Было преодолено сложившееся с конца 40-х годов нигилистическое отношение к классической немецкой философии, особенно к философии Гегеля. Подверглись критике вульгарный социологизм и модернизация, проявлявшаяся в попытках сблизить мировоззрение отдельных философов прошлого с марксизмом.

Был расширен «реестр» методологических принципов историко-философских исследований: наряду с традиционными историко-хронологическим и персональным получили обоснование проблемно-категориальный и «страноведческий» подходы. Заметный резонанс в философской жизни вызвал выход в свет серии трудов по истории диалектики, 5-томной «Философской энциклопедии» (1960-1970) и издание многотомных философских первоисточников в серии «Философское наследие». Историко-философская наука обогатилась трудами по древней, античной, средневековой философии, эпохе Возрождения (Асмус, О. В, Трахтенберц Лосев, Соколов, А, Н. Чанышев, Ф. X. Кессиди, Майоров, Д. В. Джохадзе и др.), философии Нового и Новейшего времени (Овсянников, Б. Э. Быховский, Гулыга, Богомолов, Нарский, Ю. К. Мельвиль, Мотрошилова, В. Н. Кузнецов, В. М. Богуславский, А. Л. Субботин и др.). Интенсивно исследовались направления совр. философии на Западе — экзистенциализм, неопозитивизм, феноменология, философская антропология, неотомизм, прагматизм, критический рационализм, герменевтика, структурализм и др. (Гайденко, А. Ф. Зотов, Э. Ю. Соловьев, М. А. Киссель, М. С. Козлова, С. Ф. Одуев, Г. М. Тавризян, Н. С. Юдина, Т. А. Кузьмина, И. С. Вдовина, А. М. Руткевич и др.). Получил развитие новый тип исследований — историко-философское страноведение, т. е. анализ развития философской мысли в контексте духовной культуры отдельно взятых стран — Скандинавии (Мысливченко), Италии (С. А. Эфиров), Латинской Америки (А. В. Шестопал) и др. В относительно самостоятельное направление выделились исследования истории философии и религии в странах Востока — Китае, Индии, Японии, Иране, араб, странах (С. И. Григорян, М. Т. Стенанянц, А. В. Сагадеев, А. Д. Литман, В. С. Костюченко, Ю. М. Павлов, В. Г. Буров, Е. А. Фролова, А. В. Смирнов, М. Л. Титаренко, Ю. Б. Козловский, О. В. Мезенцева и др.).

Развитие получили исследования истории марксистской философии (Ойзерман, Н. И. Лапин, Косичев, Грецкий, Б. В. Богданов, В. Ф. Титов и др.). Развернутое исследование истории философской мысли русского и других народов СССР нашло отражение в 5-томной «Истории философии в СССР» (1968-1988), подготовленной большим коллективом авторов. При всей значимости этого труда он во многом не был свободен от существенных недостатков в плане как методологии, так и содержания (расширительное понимание предмета философии, недооценка наследия представителей идеалистических течений и т. д.). Систематическое изложение историко-философского процесса в России дано в книге Галактионова и Никандрова «Русская философия XI- XIX вв.» (1970; 2-е изд. — 1989). Постепенно историография русской философии обретала новые параметры и акценты. Появились специальные труды по эпохе Киевской и Московской Руси (Громов, Мильков и др.). Расширился круг представлений о русской философии XVIII в. (Малинин, Шкуринов, Щипаное и др.). Выявились различные оценки материалистического направления в русской мысли 40-60-х годов XIX века, представленного именами Белинского, Герцена. Огарева, Чернышевского, Добролюбова, Писарева и их единомышленников (А. И. Маслин, Иовчук, Смирнова. Богатое, А. Т. Павлов, Сухов, Пустарнаков и др.). Проявился повышенный интерес к философским взглядам Чаадаева и славянофилов. Прошли острые дискуссии о роли и месте славянофилов в истории русской мысли. Существенный сдвиг произошел в изучении русской идеалистической философии: былое игнорирование сменилось растущим интересом (Гайденко, Кувакин, Доля, Семёнкин, Сербиненко и др.).

В период так называемой перестройки (1985 — середина 1991) развернулась широкая критика состояния философских исследований в стране, методов философствования. Отмечалось, что из философии зачастую выхолащивался дух поиска, процветали комментаторство, некритическая апологетика официальных политических документов и речей. Вместе с тем, как показывает анализ, несмотря на жесткие идеологические рамки, преследования всяческих отступлений («уклонов») от институционального марксизма (часто выступавшего квазимарксизмом) и притеснения инакомыслящих, во многих трудах имелись и определенные достижения, связанные с приращением знаний в различных областях философской науки, прежде всего в логике и методологии научного познания, истории философии, философской антрополог ни, в анализе глобальных проблем человечества. История развития философии в советский период свидетельствует о том, что она отнюдь не была однородной, монолитной, непротиворечивой. Растущая специализация философских кадров в послевоенный период, сама логика научной работы способствовали все большей сосредоточенности ученых на специальных вопросах избранной темы, соотнесению своих разработок с аналогичными исследованиями в немарксистской философии и в конечном итоге — постепенному отходу от ортодоксальных марксистских взглядов и выработке достаточно гибкого способа мышления. В результате под общей «крышей» философии диалектического материализма фактически сложились различные философские школы: онтологистско- метафизическая, гносеологическая, логическая, философия науки, философская антропология и др. Если «онтологисты» в своих разработках теорий бытия, универсалий, законов, категорий ориентировались на классические, особенно гегелевские, традиции панлогизма и систематичности, то «гносеологисты», «логицисты», «сциентисты» и «антропологисты» — в той или иной мере на современные западные течения (неопозитивизм, критический рационализм, герменевтика, структурализм, экзистенциализм, философская антропология и др.). Произошел поворот марксистов от жесткой конфронтации и осуждения к диалогу и обмену идеями с иными философскими течениями — как неомарксистскими (например, Франкфуртской школой), так и немарксистскими. Официальная принадлежность к «классическому» марксизму (а тем более к его превращенной форме «советского марксизма») для мн. ученых нового поколения становилась все более формальной. Процесс их дистанцирования от марксистской ортодоксии, носивший поначалу подспудный характер, приобретал открытую и в какой-то мере естественную форму. Марксизм в целом терял свою монополию на истину, становился все более плюралистичным.

А. Г. Мысливченко

Русская философия. Энциклопедия. Изд. второе, доработанное и дополненное. Под общей редакцией М.А. Маслина. Сост. П.П. Апрышко, А.П. Поляков. – М., 2014, с. 689-694.

Философия в России (постсоветский период)

После распада СССР (конец 1991 года) усилился драматический процесс переоценки ценностей, более глубокого анализа сущности марксизма и, конечно, пересмотра отношения к нему и особенно к марксистской философии. В философских исследованиях, равно как и в других областях культуры, идут грудные поиски элементов нового мировоззрения, духовно-нравственного и социального смысла происходящих реформ в контексте цивилизационных перемен в мире. В философской жизни страны возобладало мнение о необходимости преодоления тотального господства какой-либо одной доктрины, поддерживаемого с помощью авторитета власти. Проблематика философских исследований в современной России в какой-то мере определяется и теми подходами, которые были достигнуты в предшествующий период и шли вразрез с догматическими тенденциями официального марксизма. Эвристический потенциал этих достижений сочетается с разнообразными методами осмысления и переосмысления творческого наследия русской философии и зарубежных мыслителей. Важную роль в расширении научных связей российских философов с зарубежными коллегами сыграло проведение в 1993 году XIX всемирного философского конгресса в Москве. Интенсивное развитие получило издание работ по истории отечественной философии, особенно философской мысли в России конце XIX — начале XX века, осмыслению ее места и роли в истории мировой философии, ее влиянию на развитие культуры. Впервые в России были изданы труды многих видных философов, репрессированных, эмигрировавших или высланных из страны. В отличие от прежних исследований истории русской философии, уделявших преимущественное внимание выявлению ее самобытности, разрабатываемые ныне подходы ставят более широкие задачи, связанные с непосредственным включением ее идей в современную мировую философскую культуру. Иллюстрацией этого процесса могут служить словари «Русская философия» (М.: Республика, 1995), «Русская философия. Малый энциклопедический словарь» (М.: Наука, 1995), коллективный труд «История русской философии» / Редкол.: М. А. Маслин и др. (М., 2001). В условиях, когда требуются взаимодействие различных культур, поиск новых путей цивилизационного развития, важное значение в философии приобретают исследования диалога философских культур, взаимодополнительности типов философствования на Западе и Востоке. В этом плане написан коллективный труд «История философии. Запад-Россия-Восток» (в 4 кн. М., 1995-1999). В отечественной литературе делаются попытки анализа современной западной и восточной философии с точки зрения компаративного (сравнительного) подхода. Философская компаративистика, выделяя типы мышления, типы рациональностей и иррациональностей, используя методы проведения аналогий, параллелей и диалога, раскрывает тождество и различие философских культур, механизм их взаимодействия (М. Я. Корнеев, В. К. Шохин и др.). Метод компаративистики используется и в «Новой философской энциклопедии» (в 4 т. М., 2000-2001), издание которой явилось важным событием в философской жизни страны постсоветского периода. Проблема диалога в философии обрела особую актуальность в изучении роли несиловых взаимодействий в сложных самоорганизующихся системах. В отличие от прежней марксистской традиции — делать упор на роль конфликта, борьбы и негативно оценивать идею их примирения, совр. поиски общественно-политической стабильности сопровождаются попытками обоснования примирения противоположностей, согласия и ненасильственного развития. Иными словами, былой пафос революционного преобразования уступает место обоснованию ценностей ненасилия и терпимости к инакомыслию. Глобальные опасности для человечества 2-й половины XX века обострили проблему его выживания, требующую отказа от силы как средства решения противоречий и конфликтов.

Растет потребность в выработке новых мировоззренческих ориентаций, нового отношения к природе, обществу, людям — на смену прежним ценностям, порожденным техногенной цивилизацией. Отражением этих потребностей стал возросший интерес к проблемам этики ненасилия; опубликованы коллективные труды «Этика ненасилия» (1991), «Освобождение духа» (199 Г) и др. В этом плане плодотворно проводятся исследования проблем этики в работах Гусейнова и др. Импульсы к исследованиям этики ненасилия обусловлены не только социальным и политическим развитием совр. мира, но и логикой познания в естественных науках — физике элементарных частиц, в ее связи с космологией, в термодинамике неравновесных систем и т. д. В результате формируется новая концепция Вселенной как саморазвивающейся системы, в которой человек не просто противостоит объекту познания как чему-то внешнему, а включается своей деятельностью в систему. При этом увеличение энергетического и силового воздействия человека на систему может вызвать не только желательные, но и нежелательные, а то и катастрофические последствия. Изучением общих закономерностей самоорганизации и реорганизации, становления устойчивых структур в сложных системах занимается синергетика (от греч. synergos — совместно действующий). Эта наука существенно изменила прежние представления о соотношении гармонии и хаоса. Выяснилось, что хаос является не абсолютной антитезой гармонии, а переходным состоянием от одного уровня упорядоченности к другому, более высокому типу гармонии. Поэтому решающим для судеб бытия является не распад и хаос, а процесс усложнения порядка и организованности. Было привлечено внимание к идеям синергетики как теории нестандартных быстроразвивающихся структур в открытых нелинейных системах. Подверглись философско-методологическому осмыслению результаты аналитико-математических расчетов и математического моделирования процессов в открытых нелинейных средах, проведен сравнительный анализ синергетического миропонимания и вост. образа мышления и деятельности (буддизм, даосизм, йога). Возникнув в лоне термодинамики неравновесных открытых систем, синергетика претендует ныне на статус общенаучной, междисциплинарной парадигмы, обладающей большими эвристическими возможностями в области общефилософского знания. В постсоветский период продолжалось плодотворное сотрудничество логиков-философов и логиков-математиков. Закрепилось устойчивое направление логических исследований, называемых философской логикой (одним из лидеров которой был В. А. Смирнов). В последнее десятилетие логики работают прежде всего именно в сфере проблем философской логики, независимо от того, занимаются ли они применением логики в компьютерных науках или анализируют проблемы творчества и искусственного интеллекта, работают ли в области логического анализа языка науки или решают проблемы методологии. Впервые была конституирована как область исследования философия религии (Митрохин, В. И, Гараджа, Ю. А. Кимелев и др. ). В условиях политической нестабильности, политического и идеологического плюрализма в стране усилился интерес к проблемам политики вообще и мировоззренческо-философским ее аспектам в частности.

Опубликовано много работ по политической философии, философии политики и политологии (Панарин, Пантин, Г. А, Алексеева, В. Н. Шевченко, Б. Г. Капустин, И. И. Кравченко, К. С. Гаджиев, В. И. Коваленко и др.). По-новому подверглись осмыслению проблемы власти, демократии, авторитаризма, бюрократии, судьбы либеральных, консервативных и социал-демократических концепций в совр. мире. Остро дискутируется вопрос о месте России в общемировом цивилизационном процессе. Если одни ученые утверждают, что Россия — самобытная евразийская цивилизация, внесшая важный вклад в культуру человечества, то другие разделяют точку зрения о неполноценности России как цивилизации и необходимости ее включения в общемировую (главным образом европейскую) цивилизацию. Известный резонанс вызвали работы по актуальным проблемам социокультурной модернизации посткоммунистической России, выявления ее специфики на перекрестке культур Запада и Востока, поиска альтернативных сценариев будущего России (А. А. Кара-Мурза, Панарин, В. Г. Федотова). Вопрос, куда идет человечество, куда идет Россия, занимает умы мн. ученых. Широкую известность получили исследования Зиновьева. В ряде книг, написанных в жанре «социологического романа», он на основе изучения общественного строя и духовной ситуации в СССР и странах Запада изложил в сатирической форме свое понимание сущности коммунизма и западного образа жизни, представил два человеческих типа — «коммуноидов» и «западоидов». В целом философские исследования в постсоветский период связаны с отказом от устаревших подходов в методологии и теории, поисками идей, которрые в перспективе привели бы к обновлению мировоззренческих позиций. Важное место в этих поисках занимают исследования саморазвивающихся систем с «синергегическими» характеристиками, проблем этики ненасилия, развитие диалога мировых культур. Особое значение приобретает осмысление тех идей в истории русской философии, которые созвучны современным исследованиям как в России, так и за рубежом, в т. ч. в традиционных вост. культурах. Речь идет, в частности, об идеях русского космизма, перекликающихся с современными представлениями о взаимосвязанном развитии человека и природы, о феномене жизни на Земле как результате космической эволюции. Русские философы предостерегали от чисто технологического, хищнического отношения к природе. Обсуждая проблему объединения различных подходов к идеям космизма, концепцию выживания и устойчивости развития, некоторые ученые истолковывают космизм как фундаментальное мировоззрение, истоки которого прослеживаются в традициях не только русской, но и мировой культуры. Следующий круг проблем, выявляющий созвучие русской философской традиции с попытками обновления мировоззрения, связан с переосмыслением роли классического новоевропейского рационализма XIX века и поисками новых типов рациональности и вненаучного знания — в искусстве, морали, религии, массовом сознании. Еще в середине XIX века Герцен и славянофилы, а затем Достоевский, Данилевский, К. Н. Леонтьев, Бердяев и другие философы подвергли критике принципы новоевропейского рационализма и связанные с ним пороки капиталистической цивилизации — индивидуализм, потребительские ориентации и т. д. Тем самым русским мыслители, по сути дела, развивали философию альтернативного типа, предвосхитив мировоззренческие основы современных альтернативных движений («новых социальных движений») на Западе и в России, выступающих против негативных последствий технократического рационализма, Равным образом неприятие русскими философами теорий, жестко разделяющих субъект и объект познания, разработка ими идей цельного, «живого знания», основанного на единстве теории и жизненно-практического действия, предвосхитили соответствующие установки различных течений «философии жизни», возникших позже в Западной Европе. Все это побуждает исследователей цельного миропонимания исходить из того, что не существует единственного, универсального типа рациональности и что поиск нового ее типа предполагает определенный критицизм (с удержанием всего положительного) по отношению к гегелевско-марксистской традиции. Противоречие между духовностью и рациональностью нуждается не в былом абстрактном противопоставлении, а в таком истолковании духовности, когда она понимается как реальность, проявляющая себя в живом единстве субъективной) сознания с объективным началом. В этой связи актуально звучат попытки «наведения мостов» между европейским рационализмом и вост. духовностью. Осмысление идейного богатства русской философии применительно к нынешним духовным исканиям способствует осознанию действительного исторического места русской культуры в современном мире. Равным образом использование гибких подходов — цивилизационного и культурологического способов мышления, развитие диалога и взаимодействия духовных традиций Востока и Запада способствуют выработке обновленной системы ценностей, ориентированных на перспективу вступления человечества в постиндустриальную эпоху.

См. также: Онтология. Теория познания. Философская антропология, Этическая мысль. Эстетическая мысль, Философские вопросы естественных наук. Психологическая мысль, Логическая мысль.

А. Г. Мысливченко

Русская философия. Энциклопедия. Изд. второе, доработанное и дополненное. Под общей редакцией М.А. Маслина. Сост. П.П. Апрышко, А.П. Поляков. – М., 2014, с. 694-696.

Литература:

Прокофьев П. (Чижевский). «Советская» философия // Современные записки. 1927. № 33; Он же. Философские искания в Советской России // Там же. 1928. № 37; Баммель Г. К. На философском фронте после Октября. М.; Л., 1929; Лосский Н. О. Диалектический материализм в СССР. Париж, 1934; Зеньковский В. В. История русской философии: В 2 т. 2-е изд. Париж, 1989. Т. 2. С. 289-292; Окулов А. Ф. Советская философская наука и ее проблемы. М., 1970; Кошарный В П. У истоков советской философской науки (1917-1922). М., 1981; История философии в СССР. М., 1985-1988. Т. 5. кн. 1-2; Пустарнаков В. Ф. Философская мысль в Совегской России в первые годы после Октября (кои. 1917-сер. 1921 т.) // Отечественная философия: опыт, проблемы, ориентиры исследования. М., 1990. Вып. 3; Стёпин В. С. Российская философия сегодня: проблемы настоящего и оценки прошлого // Вопросы философии. 1997. № 5; Философия в СССР: версии и реалии (материалы дискуссии) // Там же. 1997. № 11; Философия не кончается… Из истории отечественной философии. XX век: В 2 кн. М., 1998; Лекторский В. А., Стёпин В. С. Институту философии 70 лег // Вопросы философии. 1499. № 10; История русской философии. М., 2001.С. 572-617; Мысливченко А. Г. Философия в совегской и постсоветской России Н Философия. М., 2005; Социализм: 14 текстов постсоветской школы критического марксизма. М., 2009: Российская философия продолжается: из XX века в XXI (Сер. «Философия России второй пол. XX в.»). М., 2010 Water G. A. Der diaiektische Materialismus. Seine Geschichu mid sein System in der Sowjetunion, Wien, 1958; BochemkiJ. M Der sowjetische diaiektische Materialismus (Diamat). Aufi, 1-5 Bern; Mimchen, 1960-1968; Atherg P. Diaiektische Philosophy und Gesellschaft in der Sowjetunion. В., 1960; Social Thought lr the Soviet Union. Ed. By A. Semirenko. Chicago, 1969: Scanlat ./. 1′. Marxism in the USSR. N. Y., 1989.

Шпаргалка русская философия | shpora.me

. Характерные черты русской философии.

Особенности формирования и развития русской философии в контексте своеобразия исторического пути России обусловили ряд ее характерных черт.

1) антропоцентризм. Тема человека, его судьбы, призвания и предназначения является ключевой в русской философии.

2) Нравственный аспект. Проблемы нравственности всегда составляли главное содержание русского философского мышления, что дало основание В.В. Зеньковскому говорить о панморализме русской философии. Следует заметить, что русские философы рассматривали нравственность не просто как особую сферу духовной жизни, то есть область идеального, но как особую реальность. Классическим примером в данном отношении является категория Добра в системе нравственной философии В.С. Соловьева, где Добро трактуется как некая онтологическая сущность, высшее основание, на которое опирается жизнь всего человечества.

3) Глубокий интерес к социальной проблематике. русская философия всегда развивалась в условиях острых социальных, политических, экономических процессов в России. Философские концепции русских религиозных мыслителей всегда были связаны с конкретной социально-политической ситуацией в стране.

4) Идея патриотизма. Тема Родины, судьбы России, ее места и предназначения в мировом сообществе является одной из центральных для русской философской мысли.

5) Религиозный характер. Религиозное направление в русской философии на протяжении всей истории ее развития было самым богатым и значительным в идейном отношении.

6) Синтез философского и литературно-художественного творчества. Художественная литература играла огромную роль в выражении философских идей в России, была сферой философских размышлений и закрепления философских традиций. В этом плане она достигла своих высот в ХIХ столетии в творчестве А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, Ф.И. Тютчева, а имена Ф.М. Достоевского и Л.Н. Толстого называются в ряду основоположников классической религиозной философии в России. Необходимо добавить, что в сокровищницу «золотого» века русской культуры вошло не только философское наследие великого русского мыслителя В.С. Соловьева, но и его поэтическое творчество, оказавшее огромное влияние на целое поколение поэтов.

7) Стремление к целостности, всеобщности. Русские мыслители рассматривают судьбу человека в ее неразрывной связи с обществом, с человечеством в целом, а человечество – как составляющую мирового целого, Вселенной. Наиболее яркое выражение эта тенденция нашла в философии всеединства В.С. Соловьева и его последователей, которая послужила естественным выражением идеалов и ценностей русской философии.

8) эта особенность стала основанием космического мироощущения русской философской мысли в целом и формирования своеобразного ее течения, получившего название «русский космизм». Задачей космологии является изучение мира как целого, поиск ответа на вопрос о месте человечества в мире.

П.Я. Чаадаев – первый русский философ.

Петр Яковлевич Чаадаев (1794 – 1856) – философ и общественный деятель, участник войны 1812 г., друг Пушкина. Чаадаев первым в истории русской мысли создал систему философского знания. Его идеи наиболее полно выражены в «Философических письмах».

Чаадаев развивал религиозно-философскую линию. Он утверждал, что лишь под влиянием религии человечество может исполнить свое предназначение.

Онтология Чаадаева также носит религиозный характер. В основе мира лежит великое «ВСЕ», которое есть проявление божественных ипостасей. «ВСЕ» объективно, т.е. не зависит от человека и проявляется в формах мира физического и духовного. Движение он трактует механистически и разделяет идею «изначального толчка».

Основная идея гносеологии Чаадаева – объективная обусловленность сознания. Разум, познающий мир, сам подчинен законам этого мира. Главными средствами познания физического мира являются опыт, рассуждение и интуиция. Законы же духовного мира непознаваемы с помощью обычных средств, т.к. движение человеческого духа есть отражение непрерывного действия Бога на мир. Поэтому законы духовного мира могут быть поняты только путем Божественного откровения.

В области антропологии Чаадаев обосновывал концепцию родовой сущности человека. Человеческий дух есть дух рода человеческого, и в мире сознания нет ничего совершенно обособленного. Человек становится человеком только через включение в человеческую культуру. Родовая сущность человека реализуется в сообществе с конкретными людьми, в рамках наций и народов. Человек принадлежит к человечеству через принадлежность к нации, поэтому патриотизм – общий закон, естественное состояние человеческих чувств.

Главные темы произведений чаадаева – судьба России и философия истории. Чаадаев развивает представление об истории как о создании в мире «Царства божия». Философ ищет ответы на вопросы: существуют ли общие законы развития человеческих сообществ? чем определяется единство истории человечества?

Основным условием развития культуры Чаадаев считает религию. Он выдвигает идею религиозного единения человечества и считает христианство источником истинной духовности и нравственности. Однако чаадаев резко противопоставлял католическую и православную церковь, отдавая предпочтение католицизму, который, по его мнению, обусловил превосходство западноевропейской культуры над отечественной. Он обвиняет православную церковь в сохранении крепостничества в россии, выражает протест против монархии, которая тоже опирается на православие. Россия характеризуется им как страна отсутствующих традиций, т.к. она не принадлежит ни Западу, ни Востоку. Однако именно в силу своей отсталости  незрелости россия может избежать ошибок Европы. Освоив все ценное, что есть на Западе, Россия может стать центром религиозного синтеза и культурной жизни. Таким образом, он ставит задачу реализовать огромный, но еще не востребованный нравственный и интеллектуальный потенциал русского народа.

За идеи, высказанные Чаадаевым в его 1-м «Философическом письме», он был объявлен умалишенным и заключен в крепость. В своей работе «Апология сумасшедшего» он писал, что не может любить свою Родину с закрытыми глазами, с преклоненной головой и с закрытыми устами.

 

 

 

 

4. Западники и славянофилы: спор о путях развития России.

Идеи Чаадаева положили начало спору западников и славянофилов.

Западничество было представлено именами А.И. Герцена. Н.П. Огарева, Т.Н. Грановского и др.; западнических взглядов придерживались также В.Г. Белинский, Н.Г. Чернышевский, И.С. Тургенев.

Западничество в целом характеризуется европейской ориентацией мысли, интересом к западноевропейской философии, стремлением перевести Россию на пути европейской цивилизации. Западники были озабочены отставанием России от западной цивилизации в экономической, политической, культурной областях. Стремясь определить причины этого отставания, они обращались к изучению тенденций развития культуры Запада. Возможность для развития россии они видели в повторении пути Европы. Национальные традиции они рассматривали как проявление косности, культурного регресса; идею прогресса они связывали с развитием капиталистических отношений. Идеал личности для западников – независимый, рационально мыслящий человек-индивидуалист.

Славянофилы (П.В. Киреевский, А.С. Хомяков, К.С. Аксаков и др.) концентрировали свое внимание на национальном своеобразии русской культуры, отстаивали национально-самобытный путь россии во всемирной истории. Они не были противниками развития связей с другими странами в области промышленности, торговли, но политическую культуру Запада считали для России неприемлемой. Они идеализировали общинную форму организации жизнедеятельности общества, считая ее реализацией христианских принципов любви, добра, братства. По мнению славянофилов, в русском народе сохранилась духовная целостность, которая на Западе утрачена из-за поклонения рассудочности и эмпиризму. Духовность русского народа неотделима от религиозной веры. Источником русской веры явилось византийское православие, и, т.к. никто, кроме славян, не пошел по византийскому пути, то русский народ можно считать избранным. Основным принципом национального сознания и бытия русского народа они считали соборность. Термин «соборность» был введен А.С. Хомяковым. Идея соборности является центральной в его учении и обозначал свободное объединение людей на основе любви к Богу и друг к другу. В данной категории можно выделить социально-антропологический, гносеологический и нравственно-аксиологический аспекты. Соборность для А. С. Хомякова – это и склонность русского народа к общинной организации жизни, основанной на принципах взаимопомощи, это и гармония веры и разума в поиске истины, наконец, это идея сочетания единства и свободы людей в Церкви на основе их общей любви к абсолютным ценностям. Соборность, по мнению славянофилов, нашла свое выражение в общинном крестьянском земледелии. Православие и община составляют основу славянской души. Этому нет аналогов в мире, и поэтому путь развития русского народа не совпадает с общими тенденциями развития мировой цивилизации.

Между западниками и славянофилами шла острая полемика, но это был спор людей, которых объединяла любовь к россии, и в то же время ее судьбу в прошлом, настоящем и будущем, пути ее развития они видели совершенно по-разному.

Философия человека. Часть II. Глава 8. Человек в русской философии — Гуманитарный портал

Значительным разнообразием антропологических сюжетов отличается русская философия XIX века. Обычно при характеристике отечественной философской антропологии мы ссылались на известные тексты А. И. Герцена и Н. Г. Чернышевского, которые, как нам казалось, отражали наиболее продуктивные теоретические искания в этой сфере. Однако попытки философского постижения человека в нашей стране неизмеримо богаче и разнообразнее, нежели это получалось при традиционном подходе к эволюции антропологических идей в России. Более того, и демократическая традиция предстаёт более интересной и богатой в контексте целостного потока отечественной мысли, взятой без изъятий и идеологических купюр. Общие черты русского антропологизма Отметим прежде всего, что экзистенциально-антропологический вопрос был поставлен в России гораздо глубже и радикальнее, чем в Западной Европе. Это вовсе не славянофильская точка зрения, исходящая из поиска неоспоримого отечественного приоритета. Художественные открытия и интуиции Достоевского, как бы противопоставленные риторически-гуманистическому «общечеловеку» европейского и русского Просвещения, воспитали целое поколение западных мыслителей. Это неоспоримо по отношению, скажем, к Хайдеггеру или к Г. Гадамеру. Многие учёные указывают на предвестие экзистенциализма в русской философии задолго до генерации аналогичных идей в западной философии. Философско-антропологическая мысль в России самобытна и разнообразна. На протяжении одного века она продемонстрировала не только парадоксальные и противостоящие друг другу подходы к проблеме человека. Эта мысль показала также стремительную смену вех, отразившую различные полюсы философско-антропологической рефлексии — от религиозно-квиетистского до одушевлённого идеей социального активизма и переделки человека. Мировоззренческие искания русских философов, причислявших себя к самым различным духовным веяниям, отличаются несомненной особенностью: какой философской моде ни отдавалась бы дань, тема человека никогда не исчезала, не растворялась. Более того, это была, по существу, не просто тема, а некий стержень, вокруг которого разворачивались многообразные философские сюжеты. Русские философы видели в человеке, независимо от своей романтической, славянофильской, западнической или материалистической позиции, средоточие и ядро мысли, постигающей тайны бытия. Философско-антропологическая мысль в России XIX века демонстрирует предельное многообразие подходов к самой проблеме. На протяжении века вместе с тем менялись духовные установки и доминирующие мировоззренческие течения. Однако тема человека оставалась неизменным рефреном различных теоретических увлечений. Русская философия по самому своему духу, если говорить в современных терминах, глубоко персоналистична. Она не только вовлекает в свою орбиту человека, но гораздо чаще вообще исходит из этого феномена при истолковании любых философских проблем. Отечественный персонализм, безусловно, глубоко специфичен. Русская философия прошла через романтизм 1920–1930-х годов, славянофильство и западничество 1940–1950-х, страстный нигилизм и материализм 1960-х. В 1970-е годы начал свою проповедь универсального всеединства и цельного знания Владимир Соловьёв. Развитие социальной мысли второй половины XIX века было связано с народничеством. При всей несовместимости этих предпосылок, как уже отмечалось, философы видели перед собой одну цель — указать человеку пути его собственного жизнеустроения, основываясь на постижении человеческой природы. В начале и в первой трети XIX века на смену французскому Просвещению в России пришёл немецкий идеализм. Но общие социальные условия помешали, как считает А. Ф. Лосев, ему окончательно оформиться в качестве направления русской философии. В 1940, 1950 и 1960-е годы в роли противников немецкого идеализма выступили славянофилы, которые сами во многих отношениях прошли его школу. Но и славянофилы, сознательно взявшие на вооружение мистическое познание православной церкви, не могли оформить свои мысли в определённую систему. В 1940–1980-х годах значительным влиянием в России пользовалось западничество, которое в противоположность славянофилам, не признавало за русской культурой никакой оригинальности и самобытности. Оно призывало к полному культурному воссоединению с Западом в критике традиционных основ русской мысли и русской жизни. С 1980-х годов на смену материализму и западничеству пришло чисто идеалистическое направление. Оно также не оформилось в целостную систему. Даже Владимир Соловьёв не оставил после себя законченной философской систематики. А. Ф. Лосев выделил общие формальные особенности русской философии: Русской философии, в отличие от европейской и более всего немецкой философии, чуждо стремление к абстрактной, чисто интеллектуальной систематизации взглядов. Она представляет собой чисто внутреннее, интуитивное, чисто мистическое познание сущего, его скрытых глубин, которые могут быть постигнуты не посредством сведения к логическим понятиям, а только в символе, в образе посредством силы воображения и внутренней жизненной подвижности. Русская философия неразрывно связана с действительностью, поэтому она часто является в виде публицистики, которая берёт начало в общем духе времени, со всеми его положительными сторонами, со всеми его радостями и страданиями, со всем его порядком и хаосом В связи с этой «живостью» русской философской мысли находится тот факт, что художественная литература является кладезем самобытной русской философии. В прозаических сочинения Жуковского и Гоголя, в творениях Тютчева, Фета, Льва Толстого, Достоевского, Максима Горького часто разрабатываются основные философские проблемы, само собой в их специфически русской, исключительно практической, ориентированной на жизнь форме. И эти проблемы разрешаются здесь таким образом, что непредубеждённый и сведущий судья назовёт эти решения не просто «литературными» или художественными, но и философскими и гениальными  Примечания»>114. Эволюция антропологической мысли Спектр конкретных программ оказался поистине неисчерпаемым. Эволюция во многом определялась движением от традиций митрополита Иллариона и Григория Сковороды (феномены Толстого, Достоевского, Соловьёва), одухотворённым нравственно обострённым отношением русского человека к жизни и самому себе и вытекающим из этого стремлением к духовному самоусовершенствованию, к социальному протесту против сложившегося общественного порядка, к нигилизму, бунту и революционным манифестам. О чём бы ни шла речь — о православном ли сознании, русской идее, преобразовании общества, осмыслении бытия, — отечественные мыслители прежде всего пытались раскрыть загадку человека. Они полагали, что без постижения того, что составляет сущность личности, нельзя продвинуться к обсуждению других вопросов. Такое персоналистическое устремление в европейской философии отсутствовало, несмотря на разносторонний интерес к человеку, о котором говорилось выше. Заметное отличие русской философии от западной проявлялось также в её религиозной окрашенности. В отечественной философии были сильны религиозные и этические мотивы. Различные социальные, мировоззренческие учения неизменно соотносили себя с традиционным для России православным умозрением. Через эту установку они и определяли себя. Вот почему в центре внимания постоянно оказывался не столько человек как природное существо, сколько неисчерпаемый духовный опыт личности, смысл индивидуального и коллективного (народного) бытия. В европейской философии вообще, а особенно в XIX веке весьма сильна была рационалистическая традиция. Преимущественное внимание уделялось проблемам сознания, эпистемологии, интеллектуального постижения реальности. Несомненно, кризис европейской философии стимулировал интерес философии русской к бытию и к живому опыту. При этом подход к этим проблемам здесь изначально был свободен от умозрительности. Они рассматривались в контексте жизни, а не только чистого познания. Истина о человеке интерпретировалась не как результат познавательных усилий, а как кристаллизация повседневного, духовно напряжённого опыта. При этом речь шла вовсе не о том, чтобы представить в завершённом виде некое особое знание о человеке. Предполагалось, что духовные постижения призваны направить человеческое бытие, помочь человеку в его становлении как духовного существа, в его жизни. По мнению Н. А. Бердяева, с Достоевским чрезвычайно обострилось самосознание человека. После Ницше и русского писателя, отмечал он, нет уже возврата к старой христианской антропологии, ни к старой гуманистической антропологии. Начинается новая эпоха, и выявляются пределы и концы. После Достоевского человек должен по-новому осознать себя и оправдать себя, раскрыть свою творческую природу. Рождение нового антропологического сознания Н. А. Бердяев видел в том, что через Ницше и Достоевского приоткрылась христианскому миру проблема человеческого конца — проблема антихриста. Русский философ считал, что надвигающийся и угрожающий образ антихриста принудит христианский мир к творческому усилию раскрыть истинную, христологическую антропологию. «Высшее самосознание человека, антропологическое сознание потому уже должно быть до конца раскрыто, что человеку грозит попасть во власть антихристологии человека, ложной, истребляющей человека антропологии» 115. Размышление о человеке, его жизни, смерти и бессмертии понималось всеми в России не столько как интеллектуальное движение, сколько как непосредственный опыт человеческого бытия. Истина не доказывалась здесь, как в европейской философии, построением развёрнутой системы категорий. Она приоткрывалась, обнаруживалась, являлась, воплощаясь в собственной жизни. Истина, таким образом, результат созерцания, а не умозаключения. Знать истину — означает жить в ней. Отсюда пронизывающий отечественную философию этический пафос. Нравственность определяется как совершенно автономная сфера человеческой субъективности, независимая от теоретической рефлексии. Она выдвигает смысложизненные императивы. При этом познание оказывается зависимым от этики. Одна из краеугольных мыслей И. Киревского: истина не даётся нравственно неполноценному человеку. Она и определяет обращённость русской философии к вопросам социальной практики, «исканию правды и смысла жизни». Этическая ориентированность русской философии («как человеку жить?»), обращённость к конкретной социальной и духовной практике, постоянное стремление проверить достоверность и правомерность этической теории и её принципов самим опытом истории и судьбой народа приводили к постоянной рефлексии над конкретными нравственными принципами, определяющими предназначение человека. Понятие аскезы Рассмотрим некоторые из этих принципов. Глубинная особенность русского умозрения восходит к аскетической традиции восточного православия, которая в течение многих столетий определяла духовную жизнь России. Через греческих церковных писателей понятие аскезы вошло в христианство и стало означать духовное подвижничество Христа ради, жизнь на началах одного духа при подавлении потребностей тела, кроме самых необходимых. Конечная цель христианской аскезы — святость, соединение человека с Господом, обожение человека, уподобление человека Иисусу Христу. Это путь бесконечного совершенствования. Святоотеческая аскетическая традиция на протяжении всего XIX века сохраняла очаги святости и высокого духовного подвижничества. В этом столетии жили почитаемые на Руси святые праведники Серафим Саровский и Иоанн Кронштадский, которым сначала народное предание, а потом православная церковь присвоили имена «российских чудотворцев». Жили великие аскетические писатели Игнатий Брянчанинов и Феофан Затворник, недавно канонизированные церковью. Жили старцы Оптиной Пустыни Леонид, Макарий и Амвросий, к которым за поддержкой и духовным советом в разное время ездили Киреевские, Аксаковы, Гоголь, Достоевский и многие другие. Все они (и другие, не названные) учили словом и жизнью. Возможность христианского совершенства свидетельствовали собой, своей жизнью, показывая, что возможно не только стремление, но и достижение. В некоторых случаях можно сказать даже больше — живой человек во плоти становился как бы явлением Духа. Таков «убогий Серафим», Саровский чудотворец. Подвиги его подобны подвигам первых христиан-пустыножителей. Он учил, что истинная цель христианской жизни — в стяжании Духа Святого. И нет других целей. Всё остальное — молитва, пост, милостыня — только средства к достижению благой цели. Дух претворяет душу человеческую в Храм Божий, «в пресветлый чертог вечного радования». Строгим ревнителем аскетической традиции был и Игнатий Брянчанинов. Он оставил множество работ, предназначенных в основном монашествующим, то есть людям, сознательно выбравшим путь аскетического совершенствования. Он учил, что, принимая монашеский постриг, человек умирает для мира, чтобы заново родиться в духе. Монашество — путь пресуществления собственной природы, было для епископа Игнатия «наукой из наук», где важно все: он пишет о поведении иноков, о посте и молитве — внешней и внутренней, сердечной молитве, пишет о борьбе со страстями, о смирении, терпении, сосредоточении, самоотвержении. Такова одна из уникальных версий антропологического мышления. К ней примыкает и епископ Феофан (Говоров). Он также учил, что призыв Господа к нравственному совершенствованию относится ко всем. Каждый христианин должен стремиться жить не по велениям плоти, а по запросам духа. Каждая христианская жизнь, независимо от жизненных ситуаций и обстоятельств, всегда есть путь последования Христу, процесс непрерывного нравственного совершенствования. Однако несмотря на то, что святоотеческая богословская традиция была представлена в России XIX века многими святыми и подвижниками, она уже не пронизывала собой всю ткань народной жизни. Культура испытывала воздействие секулярных тенденций. Всё большим становился разрыв между церковной и светской культурой. Даже наиболее ортодоксальные православные мыслители из мирян шли к христианскому пониманию жизни через опыт западноевропейского образования и его последующую критику. Цельность духа В рамках славянофильства складывалась ещё одна версия антропологического мышления. И. В. Киреевский и А. С. Хомяков, основатели этого течения, стремились создать самобытную русскую философию. Она должна была воспроизвести святоотеческую традицию в терминах современной образованности. Идеал для этих мыслителей — цельность духа. В философской антропологии Киреевского это основное понятие. Он уверен, что никакому великому мыслителю не доступна истина, если разум его действует обособленно от других сторон духа, если в человеке нет внутренней цельности. В русской философии осуществлялся переход от отвлечённого идеализма к идеализму конкретному. Рационализм переходил в мистицизм. Творческий почин в этом принадлежал Киреевскому и Хомякову. Киреевский критиковал рационализм, опираясь на философскую концепцию человека. По его мнению, личность, не подверженная порче рационализма, обладает целостной структурой, имеет своё средоточие. Это некий центр, который обеспечивает гармоничное и согласное взаимодействие различных духовных способностей, внутреннее единство и компактность души. Естественный разум — лишь одна из духовных способностей. Человек может сохранить внутреннюю целостность лишь в том случае, если полностью подчинит собственный разум целостной духовной личности, то есть себе. Это объединяющее начало не обнаруживается непосредственно, но оно заявляет о себе в результате духовного сосредоточения. Только с помощью и благодаря этому «живому общему средоточию для всех отдельных сил разума, скрытому от обыкновенного состояния духа человеческого», но достижимого для тех, кто его ищет 116, личность человека есть нечто большее, нежели конгломерат разнородных функций. Киреевский считал, что направленность мышления верующего «заключается в стремлении собрать все отдельные части души в одну силу, выявить то внутреннее средоточие бытия, где разум и воля, и чувство, и совесть, и прекрасное, и истинное, и удивительное, и желанное, и справедливое, и милосердное, и весь объём ума сливается в одно живое единство и таким образом восстанавливается существенная личность человека в её первозданной неделимости»  Примечания»>117. Рационализм — главная опасность личности. Если абстрактный разум развивается односторонне, человек теряет способность непосредственного познания истины, утрачивается «тот внутренний корень разумения, где все отдельные силы сливаются в одно живое и цельное зрение ума» 118. Под воздействием рационализма личность распадается на ряд духовных функций, которые плохо связаны между собой. Внутреннее рассогласование сохраняется и в том случае, когда разуму удаётся возобладать над другими разъединёнными способностями духа. Деспотизм разума лишь углубляет разъединение личности. Именно так происходит и в обществе, где атомизация возникает в результате необъединяющих рационализированных форм общественных уз. Где личность уже утратила изначальную целостность? Понятное дело, на Западе. Здесь глубинное течение духовной жизни нарушено. «Западный человек раздробляет свою жизнь на отдельные стремления и, хотя связывает их рассудком в один общий план, однако же в каждую минуту жизни является как иной человек»  Примечания»>119. Это происходит потому, что в одном уголке сердца западного человека живёт религиозное чувство, в другом — отдельно силы разума, в третьем эстетическое переживание. Ещё может вмешаться в стремление к собственной выгоде. Таким образом, разные формы жизни западного человека обособлены друг от друга и не зависят одна от другой. Стало быть, западная цивилизация развивается как внеморальная, поскольку внутренние силы духа ослабли. В области нравственных понятий образовалась полная пустота. В то же время западной цивилизации присуще трагическое раздвоение всей совокупности и всех отдельных видов человеческого бытия. Человек Запада утратил живую веру, ибо вера «не вмещается в одной какой-либо познавательной способности, не относится к одному логическому разуму, или сердечному чувству, или внушению совести; но обнимает всю цельность человека и является только в минуты этой цельности и соразмерно её полноте»  Примечания»>120. Согласно Киреевскому, мышление, одухотворённое верой, способно соединить в одно целое разные части души, найти то внутреннее средоточие, в котором разум и воля, чувство и совесть, прекрасное и истинное слились бы в одно живое единство, воссоздав тем самым истинную сущность человека в её первозданной нераздельности. Именно православие позволяет осуществить такую задачу. Концепцию Киреевского называют иногда «интегризмом». Естественному разуму в ней противопоставляется целостная личность, целостная духовная структура, включающая в себя и разум. но как орган, лишённый автономии. Рассудочным, фрагментарным и частичным истинам противопоставляются целостные истины, затрагивающие человека как целостное существо. Славянофилы чувствовали и защищали идеи христианской свободы. А. Хомяков говорил о свободе как об одном из определений сущности Вселенской Церкви. Тайну гармонического сочетания свободы и единства, по его мнению, утраченную Западом, хранит верная древнехристианской традиции православная вера. Это — тайна свободного, внутреннего единства, единства жизни в благодати Святого Духа. Истина о свободе возвышается над вероисповедными различиями. Внимание Хомякова было сосредоточено на проблеме соборности, иначе говоря, универсальности личности. Славянофилы трактовали соборность как глубочайшую и интимнейшую потребность каждого человека, стремящегося вобрать в себя всечеловеческий опыт. Обрести же полноту его можно только в общении с Церковью. Она делает человека гениальным, обладателем Духа. Лишь религиозно, а не философски, лишь в полноте жизни, а не в гнозисе достижим универсальный синтез. Идея вселенской широты личности разделялась и западниками, которые не расходились со славянофилами в понимании сущности человека. Однако они делали совершенно иные выводы, осмысливая место России в потоке всемирной истории. Западники, точно так же как и славянофилы, сознательно остаются в пределах христианской антропологии, но они предлагают обрести цельность именно на путях всечеловеческого опыта. Чаадаев принимает, например, в качестве основания антропологии общехристианское учение о повреждённости человеческой природы первородным грехом. Христианское учение, по мнению философа, рассматривает совокупность всего на основе возможного и необходимого перерождения нашего существа. Это означает, что наша ветхая природа упраздняется и в нас зарождается новый человек, созданный Христом. «Привычные представления, усвоенные человеческим разумом под влиянием христианства, — писал Чаадаев, — научили нас усматривать идею, раскрытую свыше, лишь в двух великих откровениях — Ветхого и Нового Заветов, и мы забываем о первоначальном откровении. А без ясного понимания этого первого общения духа Божьего с духом человеческим ничего нельзя понять в христианстве. Христианин, не находя в собственном своём учении разрешения великой загадки душевного бытия, естественно приводится к учению философов. А между тем философы способны объяснить человека только через человека: они отделяют его от Бога и внушают ему мысль о том, будто он зависит только от себя самого»  Примечания»>121. Согласно Чаадаеву, для христианина все движение человеческого духа не что иное, как отражение непрерывного действия Бога на мир. В различных философских системах, во всех усилиях человека христианин усматривает лишь более или менее успешное развитие духовных сил мира сообразно различным состояниям и различным возрастам обществ. Однако тайну назначения человека христианин открывает не в тревожном и неуверенном колебании человеческого разума, а, по мнению Чаадаева, в символах и глубоких образах, завещанных человечеству учениями, источник которых теряется в лоне Бога. Квиетистский, нравственный идеал романтиков, славянофилов и западников к середине века постепенно замещается программами социального активизма. Это имеет ряд следствий для развития философской антропологии. Прежде всего начинается увлечение науками, в которых содержится естественнонаучное знание о человеке. Религиозное постижение тайны человека уступает место у нового поколения — нигилистов и революционеров — научному эксперименту и теоретическому рассуждению. В антропологию входят и социоцентрические мотивы, которые, однако, вызвали критику со стороны А. И. Герцена. По его мнению, подчинение личности обществу, народу, человечеству или идее, то есть всем самым почитаемым в России формам общественного служения, тому, в чём молодая русская интеллигенция видела свой долг и смысл жизни, — все это лишь продолжение человеческих жертвоприношений в их цивилизованной форме. В некотором смысле Герцен был основателем русского материализма и позитивизма с их ориентацией на естественные науки. Он хотел бы объяснить человека из мира природы. Но увы, природа слепа. В ней парит бессмысленная случайность — таков печальный итог его размышлений. Противоположный полюс бытия — моральная личность во всеоружии своего знания и нравственной ответственности. При всём желании её невозможно дедуцировать ни из мира природы, ни из мира истории, нужно принимать её как неоспоримую данность. «Зависимость человека от среды, — пишет П. Я. Чаадаев, — от эпохи, не подлежит сомнению. Она тем сильнее, что половина уз укрепляется за спиною сознания: тут есть связь физиологическая, против которой редко могут бороться воля и ум; тут есть элемент наследственный, который мы приносим с рождением так, как черты лица, и который составляет круговую поруку последнего поколения с рядом предшествующих; тут есть элемент морально-физиологический, воспитание, прививающее человеку историю и современность, наконец, элемент сознательный» 122. Герцен, обосновывая антропологическое мышление, отказывается от религиозного миропонимания, отвергает западноевропейскую цивилизацию, теряет веру в разумность истории, объявляя вотум недоверия гегелевскому панлогизму. «Ни природа, ни история никуда не ведут», «история не имеет цели».Так рождается позиция трагического противостояния миру, который не внушает доверия. Он считает её универсально, может быть, единственно возможной для духовно независимой личности: «Вне нас всё изменяется, все зыблется: мы стоим на краю пропасти и видим, как она осыпается… И мы не сыщем гавани иначе, как в нас самих, в сознании нашей беспредельной свободы, нашей самодержавной независимости». В сознании революционеров нового поколения не только мир природы, но и мир культуры оказывался противостоящим моральной личности. У русского интеллигента не оставалось никаких моральных ценностей, кроме моральной максимы. Эта же установка была унаследована народниками. Они сознательно отвергали религиозную веру и христианское понимание жизни. Народники были захвачены духом позитивизма, царившим в Европе и успешно проникавшим в Россию. Исходные убеждения их определялись верой в науку, критицизмом и даже скептицизмом. Однако позитивистская ориентация ума невольно очерчивала и границы этики. Понятие свободной воли Среди сторонников французского позитивизма Конта и английского позитивизма Джона Милля и Герберта Спенсера в России самым влиятельным был П. Л. Лавров. Он называл свою философию антропологизмом, потому что вопрос о сущности человека считал исходным. Он был убеждён в том, что человеку присуще врождённое стремление к удовольствию. «Однако культурный человек испытывает удовольствие от нравственных поступков и таким образом составляет представление о достоинстве личности. Лавров был детерминистом, хотя и утверждал, что рождение сознания приводит к возникновению особого рода реальности личности, рассматривающей себя свободной и разумной. Понятие свободной воли представляет собой идеализацию человеческой природы, необходимую для развития человеческого общества. Прогресс — это развитие сознания и критической мысли в каждой личности, а также рост социальной солидарности» 123. Человек для Лаврова — «единство бытия и идеала». Личность создаёт идеалы и действует на основании своих идеалов. История, следовательно, оказывается сферой воплощения нравственных абсолютов. Однако трансцендентное, абсолютное бытие объявляется несуществующим. В результате «критическое сознание», «критически мыслящие личности» представляются ценнейшим продуктом индивидуального и общественного развития. Субъективизм и индивидуализм в народничестве Главные элементы субъективной социологии Николая Константиновича Михайловского обнаруживаются как «верховенство личности» и самостоятельность этической точки зрения при всех общественных и исторических оценках. Борьба за индивидуальность в этом учении утверждает примат индивида над обществом. Этическая социология Михайловского при всём её утопизме направлена против модных экономических течений века. По его мнению, человечество должно жить не по естественным законам «борьбы за существование», а по гуманному принципу борьбы за индивидуальность. Михайловский отстаивал традиционный гуманизм с его «любовью к ближнему» и защитой «малых сил». Он отвергал ревнителей новой морали, которые отбрасывали жалость как якобы унижающую человека. Его «субъективный метод» в конечном итоге оказался гораздо более человечным, нежели предложенный марксизмом общий безликий исторический подход. Михайловский понимал, что надвигающаяся на Россию революция несёт не только дух свободы, но и дух насилия. Широко известно, что Н. Михайловский противопоставлял специфически русское понимание «правды» европейской «истине». Личность становится для него «мерой всех вещей». Нет абсолютной истины, есть только истина для человека: «Я вполне удерживаю за собой право критиковать великий Божий мир с точки зрения своего кусочка мозга». Михайловский не был сторонником концепции свободной воли и не отрицал закономерности исторического развития. Он даёт личности следующий совет: «Делай историю, двигай её в направлении своего идеала, ибо в этом-то и состоит повиновение законам истории» 124. Итак, тема полноты и целостности, нераздельности человеческой личности оказывается общей для всей русской антропологии. Но она раскрывается по-разному в каждом идейном течении. Для народников это прежде всего социальная проблема. Общество угнетает человека, превращает его в раба, лишает универсальности. «Я объявляю, — пишет Михайловский, — что буду бороться с грозящей поглотить меня высшей индивидуальностью (с обществом. — П. Г.). Мне нет дела до её совершенства, я сам хочу совершенствоваться». Поверхностность позитивистского понимания человека странным образом не мешала ему быть великим идеалистом в защите своей нравственной доктрины. Идея активности человека В числе предшественников Владимира Соловьёва Н. О. Лосский называет П. Д. Юркевича, В. Д. Кудрявцева, Н. Ф. Фёдорова. В пределах христианства никогда не утверждалась идея активности человека, как у Н. Ф. Фёдорова. Сознание творческой активности индивида у него — это новое религиозное сознание. Но творчески активную задачу человека Фёдоров видит в воскрешении умерших отцов. Прогресс для него прямо противоположен воскрешению. Прогресс отворачивается от отцов и обращается к детям и потому ненавистен Фёдорову. Для Фёдорова воскрешение должно быть не трансцендентным, а имманентным, то есть делом человеческой активности. Для дела воскрешения всех должно быть восстановлено всеобщее родство, прекращена рознь. Основное зло для человека Фёдоров видел в смерти, в порабощённости его слепой силой природы, поэтому выдвинул идею регуляции природных процессов средствами науки и техники, переустройства человеческого организма, освоения космоса. Высшая цель регуляции — преодоление смерти, воскрешение умерших поколений, патрофикация (воскрешение отцов), достижение всеобщего бессмертия. Нужно обратить вспять, считал Фёдоров, ложную направленность человека к рождению детей, которая ведёт только к дурной множественности и дурной бесконечности. Дети, получая жизнь от отцов, должны воскресить, заново «родить» своих отцов. Воскрешение отцов, всеобщее бессмертие было задумано Фёдоровым как «общее дело» человечества, ведущее к всеобщему братству и родству, поэтому христианскую идею личного бессмертия он считал безнравственной, противоположной делу всеобщего спасения. Оценивая наследие Н. Ф. Фёдорова, Н. А. Бердяев писал: «Идея Фёдорова — полярная противоположность всякому индивидуализму, она для всех и со всеми, во имя всеобщего спасения (она есть своеобразный коллективизм). И идея эта противится сознанию всех людей, движению всего человечества. Это нимало не смущает Фёдорова. Небывалый утопизм, фантазерство, мечтательность соединятся в Фёдорове с практицизмом, трезвостью, рассудочностью, реализмом» 125. Заслуга Фёдорова в выдвижении идеи исключительного, небывалого сознания активного признания человека в мире, идеи преображающего отношения к природе. Он вносит в христианство активный антропологизм. Философ радикально восстаёт против той пассивности человека, которая в православии была возведена почти в догму. Такое пассивное отношение к природе Фёдоров считает язычеством. Творение мира не закончено Богом, оно продолжается человеком. Идея универсальности всеединства Творчество В. С. Соловьёва богато идеями и охватывает большое многообразие проблем. Он стал защитником христианства после гуманистического опыта новой истории, после самоутверждения человеческой свободы в знании, в творчестве, в социальной активности. Философ понимал свободу и деятельность человека как неотъемлемую часть христианства. Это учение для него было религией богочеловечества, которая предполагала также веру в человека. Общий пафос философского творчества Соловьёва — освобождение человека как от пагубной власти индивидуалистических заблуждений, так и от антигуманистического давления нуждающегося в преобразовании общества. В основе его философского творчества лежит стремление к универсальному всеединству, достижению «цельной жизни» на основе «цельного знания» и «цельного творчества». Путь к этому он видел в универсальном синтезе философии, науки и религии (опыта, знания и веры). Антропологическое учение Соловьёва двойственно. Как христианский философ, он считает теоретическую потребность частной, одной из многих. «У человека есть общая высшая потребность всецелой или абсолютной жизни». В сфере личной и общественной нравственности эта потребность удовлетворяется «последованием Христу». Цель человеческой истории он видит в преображении мира. Но преображение человека и человечества Соловьёв часто вопреки христианской традиции понимает магически-натуралистически, призывая к «теургическому деланию» — к участию человека в осуществлении божественного промысла, к превращению мирского царства в царство Божие. Сущность христианства Соловьёв усматривал в свободном соединении в богочеловечестве двух природ, божественной и человеческой. Человек связывает эти два мира. В первый период (см. «Чтения о богочеловечестве») философ не ощущает трагизма мировой истории и чтит идею прогресса. Отпадение природных человеческих сил от Бога Соловьёв оценивает как положительный фактор. Но он считает возможным свободное соединение человека с Богом. Христианство воспринималось при этом как задание, обращённое к человеческой свободе и активности. «С религиозным утверждением человеческого начала связано у Соловьёва его понимание пророческого служения, свободного пророчествования, без которого нет для него полноты христианской жизни. Соловьёвская концепция теократии предполагает существование пророка и пророческого служения. Пророческая функция в духовной жизни и есть свободное духовное творчество» 126. По своему характеру философия Соловьёва может быть названа антропоцентрической. Он считает человека вершиной творения. Утверждение мира совершается Богом совместно с человеком, который также выразил божественную идею гуманности. Такой идеально совершенный человек служит высшим проявлением Софии, божественной мудрости. Но совершенный человек обнаружился во Христе. Поэтому богочеловек Иисус Христос служит единением Логоса и Софии. С помощью учения о богочеловечестве Соловьёв пытался истолковать историю человечества, проблемы социальной динамики. По его мнению, богочеловек — это индивид и в то же время существо универсальное. Мир, согласно концепции философа, проходит в своём развитии два этапа. Первый сложился ещё до появления человека, его можно назвать эволюцией природы. Второй — это уже воплощение человеческой деятельности, то есть история. Эволюция природы создаёт условия для становления высшего аспекта мира. Он обнаруживается в истории человечества и характеризует нравственное поведение человека. Сознание человека вожделеет реализации абсолютного добра. Учение о добре важно связывать с метафизической рефлексией, которая позволяет положительно толковать проблему свободной воли. Всеединство, рождённое уже природой, обретает новое качество в жизни человека и всего человечества. Иисус Христос вошёл в исторический процесс ради совершенствования человека. «Своим словом и подвигом своей жизни, начиная с победы над всеми искушениями нравственного зла и заканчивая воскресением, то есть победой над злом физическим — над законом смерти и тления, — действительный Богочеловек открыл людям Царствие Божие». Кроме милости и сверхъестественной божественной помощи, в процессе совершенствования человека поддерживают три первичных атрибута человеческой природы — стыд, жалость и благоговение. Соловьёва трудно назвать ортодоксальным мыслителем. Исторические формы христианства — и западного и восточного — казались ему неадекватными учению Христа. Он стремился выработать новую форму христианского сознания, оправдать «веру отцов» с помощью современной науки и философии. Традиционное христианское истолкование человеческой жизни как следование Христу — обожение — он понимал нетрадиционно. Обожение для него прежде всего телесное преодоление смерти. Достижение бессмертия, преображение человека и человечества — эти проблемы были в центре духовных исканий Вл. Соловьёва. Но явно отступая от христианства, он надеялся на достижение этого преображения в земной истории собственными человеческими усилиями. Антропологическое мышление Льва Толстого На протяжении целого столетия русская философия развивалась в нравственных исканиях, которые обретали различную аранжировку. Морализм русской мысли получил предельное выражение в антропологическом мышлении Л. Толстого. Он потребовал подчинения всех начал и стихий жизни моральному императиву. Толстой полагал, что современна цивилизация утратила понимание того, в чём состоит назначение и благо человеческой жизни. В основе учения писателя понятие веры — веры в Бога, в абсолютное добро, придающей смысл человеческой жизни. Последний видится Толстому в преодолении отчуждения и свободном объединении людей на основе любви, в слиянии их с Богом путём осознания каждым разумно-божественного начала в себе, опрощения, улучшения себя, борьбы со злом в себе, непротивления злу силою, то есть личным самосовершенствованием. Стать ортодоксальным христианином Толстому так и не удалось. Он был проникнут духом рационализма и не мог принять на веру то, что не проверялось рассудком. Толстой создал собственную версию христианства. Он переписал Евангелия, оставляя только то, что «разумно», отрицая божественную природу Христа, реальность его воскресения, евангельские чудеса. И вместе с тем Толстой проповедовал необходимость вернуться к религиозной культуре. Он доказывал, что бессмысленна безрелигиозная жизнь, в которой нет подлинного абсолютного добра. Толстой стремился к религиозному построению культуры. Но для него не существовало ничего трансцендентного. Мир ограничивался тем, что доступно простой пятерице чувств. Писатель рассудочно-рационалистичен. И поэтому его религия сводится к этике. Все в жизни он хочет подчинить одному моральному началу: науку, искусство, семью, государство и в первую очередь человека. Крайний этический максимализм приводит Толстого к аскетическому отвержению культуры, к историческому и культурному нигилизму. Писатель начал с обличения неправды и бессмыслицы цивилизованной жизни. Правду и истинный нравственный смысл он усматривал у простого трудового народа, у мужика. Православная вера в сознании Толстого конфликтует с разумом. Он согласен принять лишь разумную веру; всё, что кажется ему в вере неразумным, вызывает в нём протест и негодование. Однако, по справедливому замечанию Н. А. Бердяева, свой разум, которым он судит православие, он взял целиком из ненавистной ему цивилизации, из европейского рационализма, от Спинозы, Вольтера, Канта и других. «Это разительное противоречие между самоутверждением просветительного разума, между рациональным сознанием цивилизации и исканием смысла, веры, Бога у простого народа, далёкого от цивилизации, раздирает «Исповедь» Толстого. В этом противоречии неправда религиозного народничества. Нельзя верить, как верит народ, можно верить лишь в то, во что верит народ, и верить не потому, что в это верит народ, а потому что это истина. Смысл, правда, Бог не связаны ни с каким социальным слоем» 127. В учении Толстого оптимизм переплетается с крайним пессимизмом. В личное бессмертие он так же не верит, как не верит в личного Бога, не верит в личность человека, не верит в изначальную свободу человека. Личное бытие для него — призрачное и ограниченное бытие. Истинное бытие — безличное бытие. Блаженная, счастливая жизнь покупается отказом от личности. «Учение Толстого есть типичный монизм. Толстой относился подозрительно ко всему, что порождено личностью. Подлинно только родовое бытие. Толстой страстно и мучительно искал смысла жизни и Бога. Но в Бога он не верил, он был неверующий человек, он был одержим страхом смерти. Нельзя назвать Богом открытый им безликий закон жизни, который должен дать благо жизни. Он был безблагодатный человек, гордость разума мешала приобретению благодати. Христианином он не сделался и лишь злоупотреблял словом христианство. Евангелие было для него одним из учений, подтверждающим его собственное учение» 128. Спектр антропологических воззрений В русской философии были представлены и другие точки зрения. Философы воспроизводили в своих истолкованиях человека различные метафизические, позитивистские и персоналистские взгляды. Так, по мнению Н. О. Лосского, гносеология, логика и метафизика последней четверти века была представлена такими именами, как Б. Н. Чичерин, Н. Г. Дебольский, П. А. Бакунин, М. И. Каринский, Н. Я. Грот. Чичерин поднял индивидуальное личное бытие человека на ту высоту, которую она заслуживает, и признал его вечным и свободным творцом. Однако, как полагает Н. О. Лосский, концепция Чичерина страдала односторонностью универсализма. Философ не вполне осознавал органическую целостность мира. Немалый интерес представляют взгляды Чичерина на проблемы, связанные с обеспечением жизни личности внутри общества. Тоталитарный строй, который родился буквально на глазах при участии философа, продемонстрировал предельное безразличие к благополучию людей и даже к возможности их существования. Тем значимее идеи Чичерина о том, как важно обеспечить суверенность личности. Е. Трубецкой полагал, что индивид находится вне божественной жизни и свободен принять или отвергнуть идеальную цель, поставленную перед ним. Бог свободен от мира, и, следовательно, мир независим от Бога. Без такой свободы с обеих сторон отношения между Богом и миром не могли бы иметь статус любви или — со стороны человека — враждебности. Философ развивает далее эти понятия в книге «Смысл жизни». Они дают ему возможность истолковать христианство как единственную в своём роде религию, в которой человеческий элемент не поглощается божественным, а божественный — человеческим. Оба эти элемента составляют единство в его полноте и цельности. Персоналистическими по своему характеру можно считать философские учения А. А. Козлова, Л. М. Лопатина, Н. В. Бугаева и другие. Персоналистская сущность философской рефлексии в России не вызывает сомнений. Различные течения русской мысли постоянно обращались к проблеме усовершенствования человека либо путём аскетического монашеского подвига, либо путём социального активизма, через изменение тех условий, в которых живёт человек. Святость была идеалом религиозного сознания. Но если понимать святость расширительно — как совпадение мысли и действия, воплощение нравственного идеала в ткани жизни, то в этом смысле все русские мыслители требуют от себя и других святости, подвижничества и жертвы. В центре внимания всегда один и тот же толстовский вопрос: «Как человеку самому быть лучше и как ему жить лучше?»

Философия в России реферат по философии

ПОВОЛЖСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ АКАДЕМИЯ ТЕЛЕКОММУНИКАЦИЙ И ИНФОРМАТИКИ Реферат по Философии Тема: Философия в России Выполнил: Студент заочного отделения Факультета МТС 2 курса Оглавление. PAGE 2 1. Введение. 3 2. Традиции и особенности русской философии. 4 Славянофильские и западнические тенденции. 3. Нравственная ориентация русской философии, её связь с классической литературой (Ф. Достоевский, Л. Толстой, Н. Фёдоров, В. Соловьёв и другие). 6 4. Роль Православия в русской культуре. Религиозно- философский ренессанс конца 19 начала 20 века. (Н. Бердяев, П. Флоренский, С. Булгаков, А. Шестов, А. Карсавин и другие) Феноменологические идеи в русской философии (А. Лосев, Г. Шпет). 7 5. Заключение. 10 6. Литература. (допишите сами) 11 PAGE 2 противоположность Западу), заостряется в материи, что характерно для него еще со времен мистической архаики. Самая идея божества, как они развивались в русской церкви выдвигает на первый план элементы телесности, в чем П.Флоренский находил специфику русского православия в отличии от византийского. В дальнейшем в связи с вырождением мистики эта “софийская” философия постепенно теряет свою религиозную сущность. Еще в самом конце XIX века русский философ В.Соловьев указал на “религиозный материализм”, “идею святой телесности”, дающей возможность утверждать не только всемирное божество, но и максимальную энергию всего материального и, в частности, чисто человеческой воли и действия. Поэтому нет ничего удивительного или непонятного в словах Писарева о том, что “ни одна философия в мире не привьется к русскому уму так прочно и так легко, как современный здоровый и свежий материализм”. Второй чертой русской философии, тоже восходящей к мистической архаике, является идея соборности. Соборность – это свободное единство основ церкви в деле совместного понимания ими правды и совместного отыскания ими пути к спасению, единство, основанное на единодушной любви к Христу и божественной праведности. Так как верующие вместе любят Христа как носителя совершенной истины и праведности, то церковь есть не только единство многих людей, но и единство, в котором каждая личность сохраняет свою свободу. Это возможно только в том случае, если такое единство зиждется на бескорыстной, самоотверженной любви. Любящие Христа и его церковь отказываются от всяческого тщеславия, личной гордости и усваивают разумную проницательность веры, раскрывающей значение великих истин откровения. Соборность – это есть единение Духа (по Хомякову). Человеку не испытавшему этого единения в Духе невозможно понять и уразуметь в чем же отличие соборности от коллективности и общинность азиатский обществ или солидарности обществ западных. Отсюда вытекает, что как только русская философская мысль начинала касаться отдельной личности, то есть ставить этические вопросы, то они сразу превращались в идеологию этого общественного подвижничества и героизма. Проблема личности — одна из главных теоретических проблем в истории русской философии. Всестороннее её исследование является важной национальной особенностью философской мысли. Проблема личности концентрирует в себе основные вопросы политической, правовой, нравственной, религиозной, социальной и эстетической жизни и мысли. Место личности в обществе, условия её свободы, структура личности, её творческая реализация представляет собой целостный процесс развития идей. Тема проблемы личности проходит в тех или иных формах через многие этапы истории русской философской мысли. Однако наиболее интенсивно эта проблема разрабатывалась в XIX — начале XX века в различных изданиях, которые отличались богатством содержания. Славянофилы утверждали, что подлинная свобода личности возможна лишь на основе признания религии высшей ступенью духовной жизни. Отвергая, рационализм и материализм, они отстаивали Бога в человеке. Постановка вопроса о внутренней духовной свободе человека была несомненной заслугой философов-славянофилов. Славянофилы выступали против личной собственности правового государства. Они считали, что род, семья, община, социальные связи, являются наилучшей средой для существования личности. Всем формам внешней свободы — политической, правовой, экономической, они противопоставляли внутреннюю свободу личности, основанную на ценностях внутреннего мира, освящённых религией. PAGE 2 Нравственная ориентация русской философии, её связь с классической литературой. (Ф. Достоевский, Л. Толстой, Н. Фёдоров, В. Соловьёв и другие). Чернышевский и Добролюбов в своих трудах развили идею “разумного эгоизма”. От абстрактной человеческой природы они перешли к пониманию личности как субъекта социально-политической деятельности. Они утверждали социальную активность, утверждали единство слова и дела. Человек превращается в личность в процессе борьбы против сил, препятствующих прогрессу, против рабства и пустой мечтательности. Чернышевский разработал идею “Разумного эгоизма”. Его суть: протест против фальши и лицемерия, против индивидуального эгоизма, против насилия над личностью, но “за” разумное сочетание интересов личности и общества, за единство сознания и поведения. Иначе к разработке проблемы личности подошёл Владимир Соловьев. Он анализировал человека в масштабах глобальных, космических, его понимание вносило гуманистический характер. Его исследования сущности добра, стыда, единства познания, нравственности, эстетики, обогатили мировую философскую мысль. Проблема свободы личности, которой русские философы посвятили столько ярких страниц, приобрела в современном мире особое значение, она становится объектом не только политических деклараций, но и теоретических изысканий. Одним из них является либерализм. Российский либерализм выражается социальным строем, который многие люди представляли себе как движение общества к гражданскому и правовому государству, где все равны перед законом, где интересы личности выше интересов государства, где хорошие условия труда и жизни. Глубину идеи русского либерализма демонстрирует работа одного из ведущих представителей русской социально-философской мысли Петра Струве. Струве считал, что главная сущность тех или иных учений — это отношение “к двум основным проблемам культурного и государственного развития России: проблеме свободы и власти”. Таким образом, сплетаются две тенденции — полная свобода личности и в тоже время поиск границ этой свободы. Классическим выражением либерального консерватизма Струве считал творчество А.С. Пушкина, в котором Струве увидел сочетание как любви к свободе, так и любви к власти. Таким образом, мыслители XIX — начала XX века стремились утвердить в российском обществе идеи просвещения и уважения к правовым нормам, уважение к личности. Сюда входят несколько идей. Во-первых, русские писатели испытывали жгучую потребность очищения, чистоты перед народом, острое чувство не только честного, справедливого, человеческого отношения к народу, но именно внутренней чистоты перед ним, обнаженной и очищенной совести. Были многочисленные “кающиеся дворяне” и “активные народники 70-х годов”. Во-вторых, эта жажда внутренней чистоты перед народом превращается далее в подлинный героизм и самоотверженное подвижничество. Тема о “героическом характере” русской литературы была давно популярна, еще задолго до революции. У первой русской интеллигенции честным считалось вести революционную борьбу или, по крайней мере, быть в оппозиции к правительству, и бесчестным и подлым – уклоняться от борьбы и оппозиции. Стремление к чистоте становилось стремлением отдать и самому жизнь свою за дело революции. Правда, сюда не подойдут славянофилы, бывшие либералами или даже реакционерами. Но они продолжали культивировать старые идеи подвижничества, т.е. понимали его как духовную практику, а значит, тем самым все же и они не расставались с общерусской идеей подвижничества. Роль Православия в русской культуре. Религиозно- философский ренессанс конца 19 начала 20 века. (Н. Бердяев, PAGE 2 П. Флоренский, С. Булгаков, А. Шестов, А. Карсавин и другие) Феноменологические идеи в русской философии (А. Лосев, Г. Шпет) Традиции русской религиозно-философской мысли, идущая от славянофилов и Владимира Соловьева, узнавшая свой расцвет в первое десятилетие нашего века, “возрождением”, сейчас никак не может считаться покрытой мраком забвения. Разнообразные труды от академических штудий до популярных статей посвящаются ей в немалом числе и в различных странах – даже в России. Что еще важнее, она, несомненно, служит одним из основных духовных влияний, определяющих идейные процессы в современном русском самосознании. Интерес к ней велик и продолжает расти. Но при всем этом несомненно и другое – едва ли сегодня думают, что эта традиция еще жива и продолжается. Скорее ее рассматривают как явление, связанное с определенным кругом лиц определенным периодом, а нынче сполна завершившие свой путь и принадлежащие истории. Вполне ли оправдано это общепринятое восприятие? Невозможно всерьез судить о состоянии и судьбе русской религиозно-философской традиции, не задаваясь вопросами о ее внутренней истории и внутренней логике, как-то: какие здания имела перед собой традиция? Сумела ли их исполнить? Все ли сказала, что имела сказать? Чтобы ответить на них, необходимо понять, в чем было существо и смысл осуждаемой традиции как духовного феномена, состоящего в контексте национального, культурного развития, с одной стороны, и европейского философского с другой. Эта работа интроспекции, самосознания философской традиции – и в этой работе наша традиция, не долго жившая, успела продвинуться не очень значительно. Чаще всего выражался взгляд, по которому общее значение религиозно-философского движения заключалось в отходе интеллигенции от материалистического и позитивистского мировоззрения и возвращения ее в церковь. Такое суждение справедливо, но, вместе с тем, и существенно неполно. Оно выражает не столько внутренний смысл традиции, сколько ее прикладной, социальный аспект, если бы значение русской философии, действительно, ограничивалось лишь этим, пришлось бы ее отнести в разряд средств социальной терапии, отвращающих нигилистическую интеллигенцию от других наклонностей и занятий. Выяснить же значение и смысл традиции на более глубоком уровне, затрагивающим ее истинное существо возможно лишь на основе определенной философской позиции или модели, описывающей соответствующие духовные феномены. Будет естественным, если такую модель мы попытаемся отнести к той самой традиции, путь которой желаем осветить. Как нетрудно увидеть, общие принципы и установки традиции имплицируют вполне определенное понимание ее особенной природы, и шире – природы философского процесса в России. Это понимание можно резюмировать в виде ряда основных положений. 1.Философский процесс в России, становление и жизнь самобытного российского философствования, не есть отдельный и автономный процесс, но один из аспектов (моментов, “качествований”, если употребить термин Л.П.Карсавина) процесс исторического существования российской культуры, в котором последняя выступает как единый субъект, наделенный способностью к изменению и само отнесению. 2.Существо исторического процесса включает в себя раскрытие, развертывание, актуализацию некоторого исходного содержания, и сточных начал исторического существования культурного субъекта. В каждом из аспектов раскрытие источных начал совершается своим специфическим образом. В частности, философский аспект процесса (если таковой присутствует) имеет своим содержанием философское освоение (осмысление, претворение, препарирование) его истоков, выступающих здесь как опытный материал, как феноменальная основа и почва философствования. PAGE 2

История русской философии — этапы развития (кратко)

Несмотря на почти тысячелетнюю историю русской философской мысли, подробно и диалектически связно история русской философии была изложена относительно недавно — в первой половине ХХ века – ученым и философом В.В.Зеньковским. В своих трудах он обратил внимание на непрерывность традиций русской философии, ее связь с западной философской мыслью и определил этапы развития русской философии, отметив их своеобразное единство.

Философские воззрения в Древней Руси, начало русской философии

Безусловно, что пробуждение философских интересов на Руси появляется вместе с византийским христианством, пришедшим к нам в Х веке. После Крещения Руси языческие взгляды на бытие и окружающий мир принципиально изменяются:

Бог как высшая сущность нематериален, божественный мир считается «высшей реальностью», вечное и идеальное становится первичным, а материальный мир – вторичным.

Считается, что начало русской философии связано с возникновением на Руси письменности и литературы, а одним из первых философов принято считать митрополита Иллариона Киевского. В его «Слове о законе и благодати» сопоставляются Ветхий и Новый Заветы, провозглашается принцип « закон для человека» и говорится о миссии Руси и ее месте в мире. В проповедях Иллариона присутствуют постулаты «единодержавства» и мотивы нравственности, которые находят свое продолжение у Владимира Мономаха. В его «Поучении» содержится и полемика с византийским аскетизмом, и почти языческий «дух свободы», и рассуждения о справедливости.

Философские мысли своих предшественников развивает Кирилл Туровский (XII век), продолжающий рассуждения об истине и нравственности. Он утверждает, что тело первично, а душа вторична, ибо Бог создал их в такой последовательности, и вводит понятие «стройный разум» — систему знаний о Боге и мире.

Таким образом, в отличие от запада, тема христианства в философии Древней Руси развивается не в направлении доминирования духовной власти над светской, а в направлении усвоения государством христианских принципов.

Славяно-греко-латинская Академия, ее вклад в культурную и духовную жизнь России

История русской философии была бы неполной без упоминания о Славяно-греко-латинской Академии — первом учебном заведении, стандарт которого соответствовал европейским университетам. С одобрения царя Федора она была создана просветителем Симеоном Полоцким и его учеником Сильвестром Медведевым в 1687 году. В ней преподавали греки братья Лихуды, прибывшие в Москву с рекомендациями Восточных Патриархов, а обучалась молодежь всех сословий. Среди выпускников академии были: М.Ломоносов, заложивший основы русской материалистической традиции, поэт и мыслитель А.Кантемир, математик Л.Магницкий … Академия стала «кузницей кадров» не только для церкви, но и для «государевой службы».

Этапы развития русской философии XVIII века

В истории русской философии XVIII века можно выделить 2 этапа:

• философские воззрения эпохи Петровских реформ
• и обусловленное этим реформаторством развитие материалистических и социально-политических взглядов середины и конца века.

Представители эпохи реформ – Ф.Прокопович, А.Кантемир, В.Татищев – уделяли внимание вопросам устройства монархии, нерушимости «государевой власти» и ее божественности, проблеме нравственных ценностей. Прокопович, сподвижник Петра, отстаивал пользу наук, просвещения, обличал невежество и псевдоученость. Кантемир в своих сатирах высмеивал пороки общества и человека, он же ввел в русский язык многие философские термины. Основой мировоззрения Татищева стала идея естественного права, религии, морали, а цель, к которой, по его мнению, нужно стремиться – «равновесие душевных сил», достигаемое с помощью «полезной» науки.

В русскую философию XVIII века огромный вклад внес М.В.Ломоносов, сторонник механистического материализма, основатель русской материалистической традиции, выдвинувший теорию корпускул, мельчайших частиц, из которых состоит вещество.

В этот же период русская философия обогащается трактатами «русского Сократа» — педагога и просветителя Г.С.Сковороды, взгляды которого отличаются самобытностью и оригинальностью. В его учении присутствуют черты мистицизма и рационализма, а философские воззрения близки к пантеизму. Он «странствующий философ», просвещающий и наставляющий своих учеников и слушателей.

Под влиянием идей французского Просвещения начинается «золотой век» Екатерины II. Вдохновленный ими материалист и сторонник «естественного права» А.Радищев говорит об идеях «естественного» жизнеустройства, резко критикуя царящую в России несправедливость, которую видит в существовании крепостного права. Разделяя взгляды философов Просвещения, Радищев полемизирует с Руссо, считая ошибочным противопоставление природы и человека. Его идеи оказывают значительное влияние на свободомыслящих дворян XIX века.

Русская философия XIX века

История русской философии с началом XIX века вступает в свой новый период. Начинаются новые этапы развития русской философии, она усложняется, появляются новые направления и школы, возрастает влияние профессиональной философской мысли.

Создается первый философский кружок, получивший название «Общество любомудров», который организовывают «архивные юноши» — молодые люди, служащие в архиве Коллегии иностранных дел. Среди них – В.Одоевский, А.Кошелев, Д.Веневитинов. Кружковцы интересуются трудами немецких философов, на основе идей идеалистической диалектики пытаются создать собственное «наукоучение», разрабатывают новые литературные формы и интересуются политической жизнью страны. В конце 1825 года кружок прекращает свою деятельность.

В России поднимаются проблемы особенности ее исторического развития и национального самосознания. Впервые о них заговорил Петр Чаадаев, «христианский философ» и автор «Философических писем», в которых он обозначил идею российской самобытности, положив тем самым начало расколу в русской общественной мысли. Спор о месте России в мире, о ее социальном идеале привел к возникновению двух течений, известных как западники и славянофилы.

Западничество и славянофильство — единство в противоположности

Славянофилы (Хомяков, Самарин, братья Аксаковы и др.) настаивали на особом, «русском пути» развития, критиковали западную цивилизацию, почитали православие, а в качестве формы государственного устройства называли монархию. Они идеализировали допетровскую Русь, считая ее соборной. Свобода человека виделась славянофилам как следование и подчинение абсолютным ценностям – церкви, государству, общине.

Западники (Грановский, Анненков, Тургенев и др.) выступали за европеизацию России, ее развитие по буржуазному пути. В большинстве своем они придерживались атеистических взглядов, были рационалистами и позитивистами и считали, что главной ценностью общества является человек и его свобода.

С идеями западников соглашался философ и писатель А.Герцен, гегельянец и «вольнодумец», критиковавший русскую действительность и разделявший революционные идеалы Европы, разочаровавшийся затем в «западном прогрессе» и, подобно славянофилам, обративший взор на крестьянскую общину. Герценовскую теорию «русского социализма» развил Н.Огарев, однодумец писателя, вместе с ним издававший еженедельник «Колокол».

Университетская философия России

Зарождение университетской философии происходит в 1724 году в университете, основанном при Петербургской Академии наук, и в Московском университете в 1755 году. В XIX веке она становится особым явлением в русской философской мысли, формируясь под влиянием работ Лейбница и Вольфа и усилением русско-немецких философских связей.

Характерной чертой университетской философии является то, что она «профессиональна», т.е. разрабатывается и излагается специалистами – преподавателями университетов.

К их когорте можно причислить ректора Московского университета С.Н. Трубецкого, особое внимание уделявшего взаимосвязи религии и философской мысли, профессора Л.М.Лопатина, сторонника «умозрительного начала» в философии, отстаивавшего принцип свободы воли, а также петербуржца Н.О.Лосского, киевского философа и педагога В.В.Зеньковского и др.

Русская философия и русская литература

Одной из особенностей русской философии является ее связь с литературой — часто философские взгляды и идеи авторы излагают в своих произведениях. Однако именно во второй половине XIX века получают распространение философские романы — произведения, в сюжетах которых важная роль отводится философским концепциям.

Своего рода программой для прогрессивно настроенной молодежи становится роман Н.Г.Чернышевского «Что делать?», рисующий образ «особенного человека» Рахметова и пронизанный надеждами на грядущую революцию.

В тот же период выходит и другой роман – «Преступление и наказание» Ф.М.Достоевского, герой которого Раскольников, также считающий себя «особенным», терпит крах и разочаровывается в своих идеях, близких к идеям Ницше.

Свои взгляды на общество, его ценности, человеческие устремления излагает и Л.Н.Толстой в знаменитом философском романе «Война и мир», ставшим событием в русской литературе.

Народничество

В 60-х годах XIX века возникает движение, получившее название народничества. Его представители, в большинстве своем разночинные интеллигенты, пытались восстановить утраченную связь с народом, крестьянской общиной. Наибольшую известность получили социально-революционное и анархическое направления народничества. Представителем первого стал Ткачев, считавший, что России необходима боевая организация революционеров, которая свергнет самодержавие и установит власть коммуны. Представители второго – Бакунин и Кропоткин – скептически относились к государству и отрицали возможность перемен в рамках любой власти.

Ницшеанство в русской философии

Произведения Ницше в России долгое время находятся под цензурным запретом. Лишь в конце 1890-х в прессе появились статьи Н.К. Михайловского, знакомящие читателей с философом. Его самое известное произведение «Так говорил Заратустра», названное «новой библией», перекликается с романом Достоевского «Преступление и наказание». Их герои, по сути, двойники: оба противопоставляют себя толпе, оба считают, что человек – суть канат «между животным и сверхчеловеком», но финал исканий героев разный.

Продолжение идей Ницше можно найти у русских философов —

• К.Леонтьева (теория о Богочеловеке и преклонение перед личностью),
• Л.Шестова (неприятие принудительной морали),
• В.Розанова, которого называли «русским Ницше» за интерпретацию ницшеанства.

Взгляды Ницше оказывают влияние на философские и литературные течения ХХ века: на русских символистов (Брюсова, Блока, Белого), на философов «нового религиозного сознания», на мотивы культурно-религиозного ренессанса и даже на взгляды русских марксистов.

Русский марксизм

Разочарование в народничестве, осознание необходимости социально-политических перемен и влияние идей К.Маркса приводит к тому, что в конце XIX века в России зарождается марксизм – учение о классах и классовой борьбе. Оно провозглашает, что существование классов связано с развитием производства, классовая борьба заканчивается диктатурой пролетариата, а та, в свою очередь, приводит к бесклассовому обществу. Самыми известными в истории русской философии марксистами стали Г. В.Плеханов, Л.Д.Троцкий, А.А. Богданов, Ю.О.Мартов, на идеи Маркса ссылался в своих работах В.И.Ленин.

Русский философский символизм

История русской философии на рубеже XIX-ХХ веков одно из особых мест отводит философскому символизму, вобравшему в себя достижения культурной и философской деятельности русских мыслителей, поэтов, художников. Его основной идеей стал синтез искусства, литературы, философии. В отличие от западного символизма он претендовал на выполнение мировоззренческих функций в российском обществе. Идеологами его литературного направления становятся А.Блок, В.Иванов, А.Белый, В.Брюсов, философского – В.Соловьев, А.Лосев, Г.Шпет.

Культурно-религиозный ренессанс ХХ века

В начале ХХ века в русской философии возникает явление, известное как «культурно-религиозный ренессанс». Его представители – В.Розанов, С.Булгаков, П.Флоренский, Н.Бердяев, Д.Мережковский, С.Франк и др.- мыслили его как возрождение религиозного идеализма прошлого века, ожидая от него значимости и величия, сравнимых по масштабам с русской литературой в период ее расцвета. В это время новое развитие получают идеи славянофилов, Достоевского, философские и боготворческие теории В.Соловьева о «Софии – душе Мира».

По-новому интерпретируются прежние идеи:

• теория «сверхчеловека» превращается в теорию «богочеловека» Соловьева,
• а на смену «вседозволенности» приходит идея служения всеобщему благу.

Соборность соединяется с идеями творческой свободы и индивидуальности, а приверженность национальной культурной традиции – с вселенским единством. Идея мессианства, получившая новое развитие, толкуются как идея «всемирной отзывчивости».

Вместе с философами поисками ответов на вызовы русской общественной жизни занимаются и литераторы – А.Белый, А.Блок, Л.Андреев и др., — выступающие против «старых» форм в искусстве.

Наша презентация

На этом, по мнению ряда исследователей, и заканчиваются этапы развития русской философии. Их продолжением является философия русского зарубежья, советского и постсоветского периода.

Вам понравилось? Не скрывайте от мира свою радость — поделитесь

История славянофильства и западничества в России

Взгляды славянофилов сложились в идейных спорах, обострившихся после напечатания «Философского письма» Чаадаева. Славянофилы выступали с обоснованием самобытного пути исторического развития России, принципиально отличного от пути западноевропейского. Самобытность России, по мнению славянофилов, в отсутствии в ее истории классовой борьбы, в русской поземельной общине и артелях, в православии как единственно истинном христианстве.

Главную роль в выработке взглядов славянофилов сыграли литераторы, поэты и ученые Хомяков, Кириевский, Аксаков, Самарин. Видными славянофилами были Кошелев, Валуев, Чижов, Беляев, Гильфердинг, Ламанский, Черкасский. Близкими к славянофилам по общественно идейным позициям были писатели Даль, Островский, Григорьев, Тютчев, Языков. Большую дань взглядам славянофилов отдали историки и языковеды Буслаев, Бодянский, Григорович.

Средоточием славянофилов в 1840-х гг. была Москва, литературные салоны Елагиных, Свербеевых, Павловых, где славянофилы общались и вели споры с западниками. Произведения славянофилов подвергались цензурным притеснениям, некоторые из славянофилов состояли под надзором полиции, подвергались арестам. Из-за цензурных препон славянофилы долгое время не имели постоянного печатного органа, печатались преимущественно в журнале «Москвитянин». После некоторого смягчения цензуры в конце 1850-х гг. они издавали журнал «Русская беседа», «Сельское благоустройство» и газеты «Молва» и «Парус».

По вопросу о пути исторического развития России славянофилы выступали, в противовес западникам, против усвоения Россией форм западноевропейской политической жизни. В то же время они считали необходимым развитие торговли и промышленности, акционерного и банковского дела, строительства железных дорог и применения машин в сельском хозяйстве. Славянофилы выступали за отмену крепостного права «сверху» с предоставлением крестьянским общинам земельных наделов.

Философские воззрения славянофилов разрабатывались главным образом Хомяковым, Киреевским, а позже Самариным и представляли собой своеобразное религиозно-философское учение. Истинная вера, пришедшая на Русь из восточной церкви, обуславливает, по мнению славянофилов, особую историческую миссию русского народа. Начало «соборности» (свободной общности), характеризующее жизнь восточной церкви, усматривалось славянофилами в русском обществе. Православие и традиция общинного уклада сформировали глубинные основы русской души.

Идеализируя патриархальность и принципы традиционализма, славянофилы понимали народ в духе консервативного романтизма. В то же время славянофилы призывали интеллигенцию к сближению с народом, к изучению его жизни и быта, культуры и языка.
Идеи славянофилов своеобразно преломились в религиозно-философских концепциях конца XIX-начала XX века (Соловьев, Бердяев, Булгаков, Карсавин, Флоренский и др.).

Западники — направление русской антифеодальной общественной мысли 40-х годов XIX века, противостоящие славянофилам. Первоначальной организационной базой западников являлись Московские литературные салоны. Идейные споры в московских салонах изображены Герценом в «Былом и думах». В московский кружок западников входили Герцен, Грановский, Огарев, Боткин, Кетчер, Корш, Кавелин и др. Тесную связь с кружком имел живший в Петербурге Белинский, к западникам относился также Тургенев.

К общим чертам идеологии западников относятся неприятие феодально-крепостнических порядков в экономике, политике и культуре; требование социально-экономических реформ по западному образцу. Представители западников считали возможным установить буржуазно-демократический строй мирным путем – посредством просвещения и пропаганды сформировать общественное мнение и вынудить монархию на буржуазные реформы; они высоко оценивали преобразования Петра I.

Западники выступали за преодоление социальной и экономической отсталости России не на базе развития самобытных элементов культуры (как предлагали славянофилы), а за счет опыта ушедшей вперед Европы. Они акцентировали внимание не на различиях России и Запада, а на общем в их исторической и культурной судьбе.

В середине 1840-х гг. в среде западников произошел принципиальный раскол – после диспута Герцена с Грановским западники разделилось на либеральное (Анненков, Грановский, Кавелин и др.) и революционно-демократическое крыло (Герцен, Огарев, Белинский). Разногласия касались отношения к религии (Грановский и Корш отстаивали догмат о бессмертии души, демократы и Боткин выступали с позиций атеизма и материализма) и вопроса о методах реформ и пореформенного развития России (демократы выдвигали идеи революционной борьбы и построения социализма). Эти разногласия были перенесены и в сферу эстетики и философии.

На философские изыскания западников оказали влияние: на ранних этапах – Шиллер, Гегель, Шеллинг; позже   Фейербах, Конт и Сен-Симон.

В пореформенное время, в условиях капиталистического развития западничество как особое направление в общественной мысли перестало существовать.

Взгляды западников получили развитие в русской либеральной мысли конца XIX-начала XX века.

Материал подготовлен на основе информации открытых источников

Обзор русской философии

Обзор русской философии

Михаил Эпштейн. ОБЗОР РОССИЙСКОЙ ФИЛОСОФИИ

---

«Карамазовы не подлецы, а философы, потому что все настоящие русские люди философы …»

Дмитрий Карамазов, в «Федоре Достоевском». Братья Карамазовы

Заниматься философией — это свойство русского народа…. Судьба философа в России болезненна и трагична.

Николай Бердяев. Русская идея

---

Введение

Что такое философия? Не существует простого и универсального определения, и многие мыслители считают задачу дать такое определение невозможной. Самая убедительная попытка — номиналистическая ссылка: философия — это то, чем занимались Платон и Аристотель, Кант и Гегель. Пожалуй, самое известное и широко цитируемое — пусть и немного эксцентричное — определение принадлежит А.Н. Уайтхед: философия — это серия примечаний к Платону.

Если это правда, то русскую философию следует рассматривать как неотъемлемую часть западной интеллектуальной традиции, поскольку она предоставляет, пожалуй, наиболее тщательно проработанные сноски к наиболее зрелым и всеобъемлющим диалогам Платона: The Republic и The Laws . Вопросы социальной этики и политической философии, отношения человека к государству, адекватных знаний и добродетельного поведения, мудрости и силы, религиозных и эстетических ценностей, идей и идеалов как руководящих принципов человеческой жизни — все это имеет центральное значение. к русской философии и продемонстрировать ее неизменную актуальность по отношению к наследию Платона и западной традиции в ее самом широком смысле.Более того, сам статус идей в русской философии отражает видение Платоном их как онтологических сущностей, «законов» или идеальных принципов — в отличие от простых эпистемологических единиц. Обсуждая русскую философию, особенно ее советского периода, мы обязаны учитывать практическую судьбу таких платоновских концепций, когда мы исследуем конечный результат идеократической утопии, в которой философия была предназначена для управления республикой.

Нигде больше учение Платона об отношении идей к основанию государства не воплощалось так буквально и в таком грандиозном масштабе, как в России и особенно в Советском Союзе.Русская мысль всегда стремилась воплотить самые общие идеи в общественных отношениях и в сущности повседневной жизни. Идеалом было философствовать реальности, превратить ее в прозрачное царство идей — поэтому мысль в самый момент своего торжества стала узницей Хрустального дворца, основанного на философском фундаменте. В Советском государстве философия, более чем где-либо еще в истории, стала высшим юридическим и политическим институтом, обретя силу сверхличностного, универсального разума, который в своем неограниченном господстве был равносилен безумию, поскольку, будучи государственной философией, он безжалостно преследовал отдельных мыслителей.

В определенном смысле Россия страдала не от недостатка, а от избытка философии. В других странах высшая ценность и высший уровень авторитета приписываются религиозным или мифологическим убеждениям или экономической выгоде, тогда как в коммунистической России именно философия служила окончательным критерием истины и основой всех политических и экономических преобразований. Верность учению диалектического и исторического материализма была предпосылкой гражданской лояльности и профессионального успеха.Ни рабочий, ни крестьянин, ученый, ни политик, писатель, ни художник не могли бы добиться успеха в своих областях без особой философской подготовки, по крайней мере, понимания азбуки «диалектических форм движения материи».

Философские идеи в России редко превращались в хорошо сбалансированные, самодостаточные системы, потому что это было привилегией государства довести до конца и разработать их систематическим образом. Судьба русских мыслителей заключалась в том, чтобы растворить эти идеократические системы в потоке капризного, спонтанного, пророческого, экзистенциального мышления, пытавшегося выйти за пределы систем, подорвать их, а не консолидировать.Поскольку официальная философия функционирует как инструмент власти, задачей и достоинством неофициальной философии было продвигать антитоталитарные способы мышления, разрушая любые возможные принципы систематизации.

Таким образом, если мы измеряем философский характер мышления по его долгу перед Платоном, который открыл спекулятивное царство идей, то русские мыслители, как марксистские, так и немарксистские (или антимарксистские), принадлежат к этой традиции, возможно, даже в большей степени. чем западные мыслители.Можно даже сказать, что философия советской эпохи — это завершающий этап развития и воплощения идей Платона в западном мире. На этом этапе проект идеократии полностью реализовался и исчерпал себя. Царство идей подошло к порогу самоуничтожения, потому что субстанция Бытия сопротивлялась ярму идеализма и сейчас находится в процессе возвращения к своей изначальной идентичности. Таким образом, русская философия суммирует и акцентирует более чем две тысячи лет платонической традиции и указывает путь для возврата к основам, не подверженным идеологическим извращениям.

Относительно короткий период лет подводит итоги двух тысячелетий западной мысли, сопровождавшей Платона в его поисках мира чистых идей. Среди этих примечаний к Платону русская философия предстает внимательному глазу как последняя запись, означающая «конец».

---

Самые известные на Западе русские мыслители:

Михаил Бакунин, отец анархизма.

Лев Толстой, великий писатель и проповедник всеобщей любви
(«толстовство» — русский вариант христианского евангелизма).

Николай Бердяев, религиозный экзистенциалист, философ личности и свободы, основными понятиями которого являются «ничто» и «творчество».

Владимир Ленин, отец советского «диалектического материализма».

Михаил Бахтин, теоретик диалога, полифонии и карнавала.

Другие известные русские мыслители:

Петр Чаадаев, первый самобытный русский мыслитель, от которого
любовь-ненависть к России зародилась как западниками, так и славянофилами.

Николай Федоров, основоположник русского «космизма» и учения
о «воскресении мертвых».

Владимир Соловьев, величайший и систематичнейший из всех русских
философы, основоположники философии «всеединства»,
богословие «богочеловечества» и «софиологии».

Василий Розанов, самый оригинальный экзистенциальный мыслитель,
вдохновленный Достоевским, философом секса, брака,
и повседневная жизнь.

Павел Флоренский, богослов, священник и математик,
философ православных обрядов и универсальной символики.

Лев Шестов, самый стойкий антирационалист, напавший на Платона,
Гегель и наука.

---

ЦЕНТРАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ И ЭТАПЫ ФИЛОСОФСКОГО РАЗВИТИЯ :

1. 1830-е — 1870-е гг. Проблема национальной идентичности. Как россияне относятся к остальному миру и особенно к Западной Европе? В чем их историческая и религиозная миссия? Славянофильство — западничество.Чаадаев. Киреевский, Хомяков — Белинский, Герцен, Бакунин. Интуитивизм — рационализм. Нация — индивидуальность. Консерватизм — либерализм. Органический дух — критика. Национальные корни — социальный прогресс.

2. 1880-е — 1890-е гг. Религиозная проблема: как победить зло и обожествить человека и мир? Богочеловечество. Становление всеобъемлющих религиозно-утопических систем: Соловьев, Федоров, Толстой. Человек берет на себя работу Бога. Всеединство и всеобщее родство против эгоизма.Бессмертие через любовь и через воскресение мертвых.

3. 1900-е — 1970-е гг. Социально-историческая проблема: как создать идеальное общество материальными средствами (классовая борьба, политическая революция). Русские и советские модификации марксизма: Ленин и Сталин. Диалектический и исторический материализм; научный социализм и коммунизм. Наука и атеизм против религии. Коллективность против индивидуализма. Материализм и диалектика против идеализма и метафизики.

4.1910-е — 1940-е гг. Этическая проблема личности. Экзистенциализм и персонализм. Розанов. Шестов. Бердяев. Бахтин. Свобода против естественных и социальных законов. Самоопределение личности. Экзистенциальное отношение человека к Богу: один к одному. Индивидуальный против общего. Вера и творчество против объективного знания. Жизнь и воля против разума. Диалог против объективации. Полифония против монологизма.

5. 1950-е — 1980-е годы. Лингвистические и семиотические проблемы. Культура как многослойная система естественных и искусственных языков.Структура против личности. Отношение знака к действительности и к другим знакам. Теория информации и коммуникации. Язык — речь. Текст — грамматика. Код — сообщение. Синхронный — диахронический. Знак — референт. Структурализм. Постструктурализм. Деконструктивизм. Концептуализм. Лотман. Кабаков. Распространение знаков при отсутствии ссылки. Пустота реальности и мир симулякров (гиперреальность).

---

Значение и влияние русской мысли: 12 тезисов.

1. В современную эпоху Россия была первой незападной нацией, которая бросила вызов евроцентрическим историческим моделям и культурным канонам, таким как рационализм, законничество, индивидуализм, и предложила альтернативную модель цивилизации (спор между славянофилами и западниками). Современный мультикультурализм восходит к интеллектуальному поиску русскими неевропейской национальной идентичности.

2. Русский синтез философии и религии, феномен «религиозной философии» уникален в истории мысли.Откровение и рационализация, вера и разум рассматривались как дополнительные аспекты «целостного знания». Концепция целостности, или тотальности, является плодотворным вкладом России в теорию познания. Этот принцип распространяется и на онтологическое измерение, как на аксиоматическое единство знания и бытия.

3. Русская философия уникальна своей приверженностью целям практического преобразования жизни и общества. Интеллигенция — характерное для России явление: в европейской философии этим термином обозначается умозрительная и созерцательная способность разума, а в России он стал названием мощного социального слоя, специфической задачей которого было воплощение общих идей в жизнь.Интеллигенция пытается жить и действовать в соответствии с философскими идеями и навязать их обществу в целом.

4. Русская философия произвела масштабные проекты всестороннего преобразования мира, включая такие провозглашенные Соловьевым и Федоровым идеи, как «Богочеловечество», «Всеединство», эсхатологическое преображение и конец истории, восстановление христианского единства. , победа над слепыми силами природы, бесконечное космическое расширение и воскресение мертвых.Русская философия внесла в мировую мысль новые универсальные измерения и критерии, хотя непосредственный результат этих проектов не мог иметь практической ценности и даже мог повлечь за собой опасность тоталитаризма.

5. Русская философия разработала с вниманием к мельчайшим деталям утопический проект марксистской мысли, систематизировала его как «диалектический и исторический материализм» и убедительно продемонстрировала как преимущества, так и опасности его практического применения.То, что оставалось спекулятивной, хотя и влиятельной теорией в западных социальных науках, было проверено на практике русского коммунизма и доказало свою непригодность для улучшения человеческого общества: таков решающий негативный урок советского марксизма.

6. В СССР философия впервые в истории человечества стала руководящим принципом всей экономической, политической и культурной деятельности. Философия диалектического и исторического материализма сыграла роль, которая в традиционных обществах принадлежит мифологии и религии.Советское идеократическое государство дало уникальный опыт осмысления и философствования всей реальности как лаборатории для проверки общих концепций. Заветный союз государства и философии, который со времен Платона «Республика» вдохновлял крупных западных мыслителей, в том числе Томаса Мора и Гегеля, был реализован в России — и оказался самой тиранической силой в истории.

7. В советскую эпоху философия была самым опасным занятием в России, и подавляющее большинство выдающихся мыслителей, таких как Бердяев, Шестов, Флоренский, Бахтин, Лосев, преследовались, истреблялись или заставляли замолчать (ссылка, смертный приговор). , трудовой лагерь, запрет на публикации и т. д.). Это преследование, как никогда ранее в истории, свидетельствовало о жизнеспособности и значимости философской мысли в деле духовного освобождения. Готовность мыслителя пожертвовать своей жизнью и свободой ради своих убеждений придала более глубокий смысл самой профессии философа.

8. Поскольку русская мысль наиболее сильно пострадала от тоталитарных соблазнов, она также разработала философскую стратегию сопротивления тоталитаризму. Такие направления и школы, как экзистенциализм, диалогизм, культурология, христианский либерализм и экуменизм, структурализм и концептуализм, возникли в противовес советскому тоталитаризму и продемонстрировали разнообразие интеллектуальных методов, бросающих вызов государственной идеократии.Такие понятия, как «самоконструирующаяся личность», «этика творчества» (Бердяев), «диалог», «карнавал», «многоголосие» (Бахтин), «семиосфера», «типология культур» (Лотман), «национальный образ». мир »(Гачев),« национальное покаяние и самоограничение »(Солженицын), предоставляют широкий спектр стратегий для антитоталитарного и антиутопического мышления.

9. В начале 20 века русская мысль, вдохновленная Достоевским, первой приняла экзистенциализм как целостный набор новых философских идей.Русская философия положила начало критике рационализма, объективации и «эссенциализма» — безразличной к индивидуальности метафизики общих законов. Розанов, Бердяев и Шестов предвидели серьезные перемены в европейской мысли; они выражали экзистенциалистские взгляды за двадцать или тридцать лет до того, как экзистенциализм стал ведущим движением в западной философии.

10. Русская культурология и структурализм — важный вклад в философию культуры и знаковых систем.В России эти школы подчеркивают целостность и взаимосвязь всех культурных мероприятий и языков, а также необходимость диалога между различными культурами. В отличие от американского мультикультурализма, который подчеркивает множественность и самоидентичность культур, русская мысль более склонна к транскультурному подходу: каждая культура может достичь своей идентичности только в глазах другой культуры.

11. Русский концептуализм — новаторский вклад в постмодернистскую и постструктуралистскую мысль.Демонстрируя относительность и самореферентность всех знаковых систем, концептуализм критикует базовое понятие «реальность», проецируемое идеологическими схемами. Концептуализм знаменует прорыв русской мысли в постидеологическое и постутопическое измерение, демистификацию реальности. все авторитетные и объективистские дискурсы, включая дискурсы марксизма и структурализма.

12. Философская мысль постсталинской эпохи, включая такие движения, как структурализм, персонализм, культурология и религиозная философия, в значительной степени предвосхитила и стимулировала нынешний переход России от тоталитаризма к демократии.Демистификация идеологии, свобода личности, множественность культурных языков и взаимодействие различных культур и религий — вот некоторые из философских предпосылок современного демократического перехода.

---

Краткая формулировка:

Русской философии свойственны две противоположные тенденции: одна утверждает примат обобщения и унификации как инструментов религиозно-исторического преобразования действительности и ведет к идеократии и тоталитаризму; другой защищает непревзойденную ценность индивидуальности и раскрывает относительность и тщетность всех общих идеологических построений.

Тоталитарная тенденция развивалась в XIX — первой половине XX веков под разными названиями: «соборность», «национальное единство», «возвращение на землю», «интегративное знание», «общность» и т. Д. «социальное равенство», «всеединство», «софиология», «объединение церквей», «всеобъемлющее родство», «воскресение отцов», «общая задача», «армии труда», «пролетарский интернационализм», бесклассовое общество »,« коммунистическое будущее »и др.

Однако с начала ХХ века в русской мысли развивалась противоположная, антитоталитарная тенденция, тоже под разными названиями: «персонализм», «экзистенциализм», «философия повседневной жизни», «интуитивизм», «религиозный либерализм». «диалог», «полифония», «карнавал», «плюрализм», «типология культур», «индивидуализация кодов», «концептуализм», «самореферентность языка», «критика идеологии» постутопическое мышление.»

Первая тенденция утратила свою вдохновляющую силу по мере слияния с официальной советской идеологией; в 1950-х годах он начал приходить в упадок, а к концу 1980-х практически исчез из философии (что не исключает его будущего возрождения). Вторая тенденция сейчас находится на пике своего влияния. Дифференциация и взаимодействие этих двух тенденций — обобщения и индивидуализации, тоталитаризма и персонализма, утопизма и концептуализма — определяют своеобразие русской мысли и ее вклад в мировую философию.

---

См. Краткие очерки основных идей четырех русских мыслителей:

• ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ,
• НИКОЛАЙ ФЕДОРОВ
• ВАСИЛИЙ РОЗАНОВ
• НИКОЛАЙ БЕРДЯЕВ

---

1960-1990-е гг. Феникс философии: о смысле и значении современной русской мысли, Михаил Эпштейн (опубликовано в Симпозионе . Журнал русской мысли , 1996).

---

Посетите Галерею русских мыслителей:

---

Те из вас, кто интересуется обсуждением новых философских идей и творческих методов в науке, приглашаются присоединиться к новому электронному сообществу INTELNET (интеллектуальная сеть), посвященному продвижению междисциплинарных идей в гуманитарных науках.

Intelnet имеет три основных отделения:
Банк новых идей, ThinkLinks и Intelnetics.

См. Домашнюю страницу INTELNET, чтобы ознакомиться с инструкциями по представлению новых идей и ссылкам на Thinklink.

---

Виртуальная библиотека Михаила Эпштейна: философия, религия, теория литературы и культуры

Виртуальная библиотека. Каталог

Указатель русских страниц

---

Вернуться на домашнюю страницу Михаила Эпштейна

---

Copyright (текст и дизайн) Михаил Эпштейн, 1995

---

Количество обращений к этой странице с октября.21 января 1995 г.

Русская философия | Encyclopedia.com

В широком смысле слова «русская философия» относятся ко всем школам философской мысли, существующим в России, независимо от различий между ними. В более узком смысле эти термины описывают религиозно-философское направление, процветавшее в конце девятнадцатого и начале двадцатого веков. Оба использования имеют ценность: первое охватывает разнообразие интересов русских философов, тогда как второе указывает на их наиболее значительный вклад в философию в целом.Но даже на самом широком уровне общие заботы, типичные для крупных русских мыслителей, сформировали физиономию русской философии в целом.

Философия в России развивалась в самых разных формах. Философские идеи пронизывали религиозные, политические и литературные дебаты на протяжении всей истории страны. Долгое время они не были сформулированы на том языке, который на Западе считался философским языком, в основном из-за неблагоприятных исторических условий. Но когда эти условия изменились, как, например, в конце девятнадцатого и особенно в начале двадцатого веков, возникла яркая философская сцена.Этот расцвет был подготовлен внутри русской культуры, в том числе ее религиозной, литературной и научной мыслью. Таким образом, неудивительно, что некоторые богословы, писатели и ученые имеют отношение к истории русской философии.

Типичные черты

По разным причинам в русской философии преобладали, если не сказать подавлены, прагматические соображения. Ожидается, что в России будет задействована реалистическая или утопическая философская мысль. Не случайно марксизм, для которого социальная практика является критерием теоретической истины, так крепко держится за российское государство.Даже когда русская философия достигла высот спекуляции, как в мысли Владимира Соловьева (1853–1900), она все еще несла на себе печать «теургического беспокойства», по словам Василия Зеньковского (1881–1962), что есть желание преобразить жизнь. Тем не менее, когда условия были подходящими, а иногда и несмотря на суровые неблагоприятные условия, русские мыслители достигли рефлексивных прозрений необычайной глубины.

С ним тесно связан реалистический русской философии, онтологизм ; то есть тенденция ценить реальность как сверх истин абстрактного понимания .Николай Бердяев (1874–1948) отмечал, что российский разум сильно сомневается в оправданности создания культуры перед лицом жизненных проблем. Это сомнение было типично для Льва Толстого (1828–1910), который принижал искусство по сравнению с творчеством крестьянина. Парадоксально, но именно эта тенденция объясняет серьезность отношения россиян к искусству и философии. Точно так же русские мыслители часто искали справедливости более охотно, чем истины , потому что первое казалось более осязаемым и актуальным, чем второе.

Многие комментаторы настаивали на том, что русская философия также по своей сути религиозна и персоналистична. Хотя агрессивно атеистический и коллективистский советский марксизм является неизбежным контрпримером, нельзя отрицать, что темы религии и личности занимали и продолжают занимать видное место в российском философском дискурсе. Неизменный интерес Федора Достоевского (1821–1881) — лишь более знакомый, особенно для Запада, из многих проявлений этих тем.

Русская мысль имеет явное пристрастие к целостному взгляду на вещи. Русские философы часто были озабочены глобальными, обширными проблемами и видениями всего сущего как единого целого. В метафизике эта черта отвечает за учение Соловьева о всеединстве. С другой стороны, этот холизм превратился в тоталитаризм, наиболее зловещим примером которого является сталинизм.

Эволюция философских идей в России определялась стойкой дихотомией славянофилов и западников; то есть напряжение между импульсами, с одной стороны, к национальной самобытности, а с другой — к более тесной связи с Западом.Однако с древнейших времен эти тенденции были настолько тесно переплетены друг с другом, что любая попытка простого разграничения вводит в заблуждение.

И, наконец, в русской мысли есть то, что Бердяев назвал «эсхатологической» ориентацией, которую также можно охарактеризовать как стремление к пределам, в частности, пределам мышления и постижимости вещей. Как и все другие особенности, у этой есть два противоположных последствия. С одной стороны, это делает русскую мысль вообще философски настроенной, поскольку подталкивает рациональное исследование к упорному сосредоточению на конечных вопросах.С другой стороны, такая страсть к ограничениям могла, как и в случае с Бердяевым, стимулировать нетерпение к осторожной аргументации.

Историческая эволюция

Русская философская мысль не может быть правильно понята в отрыве от ее исторического развития. Его постоянное и энергичное погружение в культурный, социальный и политический контекст, а также его упорная преемственность делают историческую перспективу необходимой для понимания как проблем, с которыми он боролся, так и предлагаемых решений.

киевский период

Философские идеи, собственно так называемые, впервые появились на Руси, когда христианство было введено в 988 году киевским князем Владимиром. Прежний политеистический взгляд на мир был частично заменен христианским, в результате чего возникла плодородная смесь восточного православия и славянского язычества, получившая название «двоеверия» ( двоеверие, ).

Университеты и академическая философия не появлялись в России до восемнадцатого века, и не было прямого взаимодействия с древней греко-римской мыслью, которая сформировала западное средневековое образование.Возникшая русская литература вобрала в себя из Византии ряд ранних святоотеческих сочинений, особенно отцов Каппадокии, в виде религиозно-догматических текстов, переведенных с греческого на церковнославянский. Антологии, состоящие из сочинений Иоанна Златоуста, Григория Назианзина, Василия Великого, Григория Нисского и Иоанна Дамаскина, познакомили россиян с христианской неоплатонической космологией, метафизической антропологией и аллегорическими толкованиями. Киевская Русь также импортировала почитание Софии Божественной Премудрости, которое нашло выражение в архитектуре, иконописи и песнопениях.

В середине XI века это учение начало приносить плоды, когда первый русский митрополит Киевский Иларион в своей «Проповеди о законе и благодати» описал историю с точки зрения контраста между законом Ветхого и благодатью Нового Завета. , и доказывал равное положение Киевской Руси среди христианских народов. Моральные идеи распространялись через «инструкции» ( poucheniia ) для праведной жизни, которые часто содержали философские идеи, заимствованные из древней и византийской мысли.На протяжении досовременного периода философия в России рассматривалась в первую очередь как ancilla fidei и как путь к религиозному просветлению. В то же время это понималось в широком смысле: Платон, отцы церкви и даже некоторые иконописцы считались «философами».

Примерно в середине тринадцатого века этот ранний расцвет был прерван монгольским нашествием. Епископ Серапион, ставший свидетелем разграбления Киева в 1240 году, был сторонником точки зрения, согласно которой история представляет собой серию катастроф, нанесенных Богом человечеству за его грехи.Когда Киев был опустошен вторжением, центр религиозной и культурной жизни переместился во Владимир и Москву на лесистый северо-восток, который был менее уязвим для нападений из степей.

московский период

В четырнадцатом веке влияние исихазма стало заметным, особенно благодаря деятельности преподобного Сергия Радонежского (1314 / 22–1391 / 92). Основанный им Троице-Сергиев монастырь под Москвой вскоре стал соперником Киево-Печерского монастыря как главного религиозного центра России.Популярность и влияние святого Сергия ознаменовали возрождение русской культуры вокруг Великого княжества Московского, которое в 1380 году успешно бросило вызов монгольскому правлению. Еще одним представителем этого осторожного возрождения был иконописец Андрей Рублев (ум. Ок. 1430), чье искусство обладало ярко выраженными созерцательными качествами. В 1371 г. появился перевод корпуса Ареопагитов, оказавший длительное влияние на средневековую русскую мысль. (Сохранилось более семидесяти копий этого произведения, датируемых шестнадцатым и семнадцатым веками.)

Окончательное освобождение России от монгольского ига последовало вскоре после падения Византии в середине пятнадцатого века перед османскими турками. Оба события глубоко затронули россиян. Вскоре монах Филофей предположил, что Москва является третьим Римом (после собственно Рима и Константинополя) и «четвертого не будет» (ср. Зеньковский, 1953, с. 34–35). Эта идея нашла отклик у московских правителей, стремившихся утвердиться на европейской арене. Согласно этому учению, Византия пала, потому что отступила от истинной веры, и теперь Россия унаследовала ее миссию.

Две главные дискуссии передают атмосферу того времени. Возглавляемые исихастом Нилом Сорским (1433–1508 гг.) Так называемые «Неимущие» ( нестяжатели ) осудили накопление богатств монастырями и роскошные церковные обряды. Их противник Иосиф Волоцкий (1439–1515) выступал за экономически сильные монастыри, которые могли бы помогать обездоленным и участвовать в социальных и политических делах. Между прочим, Нил Сорский был одним из первых в России, кто упомянул «естественные права» человека — тему, получившую широкое распространение в религиозной и политической полемике XVI века.(Пока крестьяне были закреплены за рабством, некоторые религиозные писатели страстно — но безуспешно — возражали против рабства как нарушения христианских принципов.) Другим спором была переписка между Иваном Грозным и князем Андреем Курбским. Последний выступал за устойчивую роль традиционной аристократии в правительстве. Однако курс царя заключался в утверждении своей абсолютной власти с помощью новой шляхты, которая полностью зависела от его благосклонности. Проведенная с показной жестокостью политика укрепила самодержавие Ивана, но дорогой ценой: к концу XVI века Россия находилась в тисках серьезного кризиса.

На стороне Нила Сорского был Максим Грек (1470–1556), самый выдающийся интеллектуал в России того периода. Первоначально ученый-гуманист из Флоренции, который позже принял монашеский постриг, он был приглашен в 1518 году с Афона в Москву для оказания помощи в переводе богословских сочинений. Будучи неоднозначной фигурой для российских церковных властей, Максим, тем не менее, был ученым европейского уровня, который способствовал распространению философских знаний в России.

С XVII веком наступило мучительное «смутное время»: средневековый облик России стал переходить в современный.К середине века политическая и религиозная напряженность вылилась в крупный раскол ( раскол ), который привел к отделению от Церкви большой группы так называемых «старообрядцев». Учитывая западные взгляды их оппонентов, энергичного патриарха Никона и царя Алексия (годы правления 1645–1676 гг.), Раскол рассматривался как борьба между средневековыми фидеистическими и современными рационалистическими взглядами.

В начале века Петр Могила основал в Киеве духовную академию по польским (иезуитским) образцам.В Москве стали появляться светские школы, а в 1678 году здесь было основано первое высшее учебное заведение — Эллино-греческая академия. Учебные программы этих школ включали логику, психологию и физику. Подающие надежды академические круги были заняты спором между «грекофилами», верными византийским корням своего образования, и «латинистами», находящимися под влиянием западной схоластики.

Просвещение

Возникший в результате реформ Петра Великого (годы правления 1696–1725) восемнадцатый век стал временем быстрой ассимиляции западноевропейской мысли.Философские идеи из Европы были поглощены вместе с прогрессом в искусстве, светском образовании и науке. С учреждением Академии наук и университетов философия получила официальный светский статус. От перевода, публикации и распространения зарубежной литературы вначале русские просветители со временем перешли к созданию своих собственных произведений.

Наиболее актуальной задачей для новой образованной элиты было развитие светской национальной идеологии. Средневековый идеал «Москвы-третьего Рима» заменялся светским идеалом Российской Империи.Первый современный российский историк Василий Татищев (1686–1750) видел, в духе Гоббса, основу монархии как соглашение между сувереном и его подданными, а не его божественное право. В своем протоутилитарном духе он утверждал, что «желание благополучия неумолимо в человеке и исходит от Бога». (Зеньковский, с. 79). Его младший соратник-историк, князь Иван Щербатов (1733–1790), резко критиковал установленную церковь, хотя его политические симпатии оставались на стороне земельной аристократии.Татищев и Щербатов расходились во мнениях по самому животрепещущему моральному вопросу той эпохи — свободе крепостных, но оба считали главной целью государства благополучие нации, а не ее религиозную миссию.

Идеи энциклопедистов получили широкое распространение в образованном российском обществе. Императрица Екатерина Великая (правила 1762–1796 гг.) Внимательно читала трактат Шарля Монтескье « L’esprit des lois » («Дух законов», 1748 г.) и поддерживала переписку с Вольтером, Дидро и Даламбером.Ее дружба с философами , несомненно, стимулировала почти культовый статус Вольтера среди образованных россиян. Этот интерес неизбежно имел прямое отношение к поверхностному подражанию Западу, но имел и свою серьезную сторону. Играя роль просвещенного монарха, Екатерина предприняла относительно прогрессивную, хотя и прерывающуюся и в конечном итоге незаконченную правительственную и правовую реформу.

Ускоренное развитие искусств и наук в этот период олицетворял эрудит и поэт Михаил Ломоносов (1711–1765).Сын рыбака из северной провинции, он стал первым российским ученым европейского уровня и сыграл важную роль в продвижении научных исследований и высшего образования в своей стране. Ему принадлежало знаменитое стихотворное пророчество, сочетающее рвение просветителя с национальной гордостью: «Земля Русская может родить своих Платонов и сообразительных Ньютонов».

Одновременно традиционную линию православного богословия продолжали Паисий Величковский (1722–1794) и св.Тихон Задонский (1724–1783). Величковский был духовным старцем, наиболее известным по типу Зосимы, персонажем романа Достоевского Братья Карамазовы . Выступая против мнимого освящения тварного мира в светской мысли, святитель Тихон учил, что внешний мир нужно преобразовывать, а не принимать на своих условиях. Сосредоточенное на праведной жизни и личной связи с Абсолютом, это богословие было долгожданной отсрочкой, как отмечает Зеньковский, от бремени оправдания русского государственного мессианизма.

Контрапункт, сотканный из светского рационализма и религиозного мистицизма, был создан самым выдающимся философом русского XVIII века украинцем Григорием Сковородой (1722–1794). «Необладатель» и странствующий философ сократовского толка, Сковорода изложил оригинальное учение, вдохновленное древними источниками, святоотеческой мыслью и современной европейской философией. Христианские неоплатоники высказали замечание о том, что истинной целью человека является «эротическое» восхождение к божественности, а также в написанной им самим эпитафии: «Мир пытался поймать меня, но потерпел неудачу.«Его влияние на современную философскую сцену, к сожалению, почти не существовало; его работы не публиковались при его жизни и начали привлекать серьезное внимание только в девятнадцатом веке. масонов, возникших в России во второй трети восемнадцатого века.В 1770-х годах среди них возникла группа во главе с Николаем Новиковым (1744–1818) и Иоганном Шварцем (1751–1784). издательство: с 1779 по 1792 год он опубликовал почти девятьсот наименований, в которые, помимо русских авторов, вошли переводные произведения Якоба Бёме, Вольтера, Джона Локка, Дж.Э. Лессинг и фаворит Новикова Блез Паскаль. Эти масоны сочетали уважение к естествознанию с приматом морали над интеллектом.

Наряду с современным научным реализмом зарождающаяся русская интеллигенция впитала западный утопизм. Однако, как и на Западе, утопия часто служила средством социальной критики. Василий Тредиаковский в своей Тилемахида (1766), стихотворном переводе романа Франсуа Фенелона Les Aventures de Télémaque , описал мучения монархов в Тартаре: они смотрели на свои чудовищные образы в «зеркало истины».«Из стихотворения Тредиаковского произошел эпиграф к« Путешествию Александра Радищева (1749–1802) из Петербурга в Москву (1790) »:« Чудовище пышное, дерзкое, громадное, стоногое и лающее ». Моральная проповедь Радищева с точки зрения естественных прав была бесчеловечностью института крепостного права. Это был самый яркий плод русского Просвещения и дорого обошелся автору: он был сослан в Сибирь. Новиков был также заключен в тюрьму в Петербурге.Петербург. Напуганная Французской революцией стареющая императрица теперь была обеспокоена вольностями, которыми пользовались ее подданные.

Поворот от Просвещения к консерватизму среди русской интеллигенции наглядно продемонстрировал историк и писатель Николай Карамзин (1766–1826). Протозападного человека, его изначально привлекали Локк и Руссо, но его взгляды эволюционировали от туманного эмпиризма и терпимого сентиментализма к защите целесообразности для стабильности государства «порабощения людей, а не их преждевременного освобождения».«Французская революция была ключевым фактором в этом поразительном изменении. Карамзин сначала провозгласил ее« торжеством разума », но затем, когда разразился террор, осудил ее как крах Просвещения. Он был одним из первых, кто серьезно осудил россиян. поэт Александр Пушкин (1799–1837) сравнил свое открытие прошлого России с открытием Америки Колумбом.

Русское Просвещение подошло к концу, когда после смерти Екатерины Новиков был освобожден только для того, чтобы доживать остаток своей жизни в безвестности, а Радищев через несколько лет после освобождения покончил жизнь самоубийством.Но его идеи стали неотъемлемой частью интеллектуального облика России. Его сложное наследие содержало взаимно переплетенные, конфликтующие темы, такие как национальная идентичность и универсальный гуманизм, секуляризм и религиозная традиция, научное познание и мистицизм, искусство и мораль, теоретический поиск истины в сравнении с социальной практикой.

золотой век

Русская философия, уходящая корнями в давние культурные и духовные традиции, зародилась в XIX веке.По мере созревания он подвергся нескольким волнам иностранного влияния: идеалистическому (особенно немецкому) в 1830-х и 1840-х годах, позитивистскому в 1860-х годах, марксистскому в 1880-х и 1890-х годах — если упомянуть только самые острые из них. Как только он появился, каждая нить оставалась активным фактором продолжающихся философских дебатов. Русский менталитет был описан как склонный к крайностям, и восприятие западных идей в России подтверждает это наблюдение: их ассимиляция часто означала радикализацию. Это относилось к «нигилистам» 1860-х годов, которые развили культ естествознания, а затем к Владимиру Ленину (1870–1924), который разобрал марксизм до его самого существенного и безжалостно преследовал свое видение.Соловьев, напротив, стремился синтезировать различные нити в целостное идеалистическое видение.

В этом веке возникло знаменитое явление интеллигенции. Новая образованная элита, набранная в основном из среднего класса, развила степень самосознания, которую редко можно найти у ее западных коллег. Идея «долга перед народом», сформулированная в книге Петра Лаврова (1823–1900) «Исторические письма », сформировала дух этой группы. Но с самого начала интеллигенцию раздирали внутренние конфликты и противоречия.Его поклонники видели в нем «совесть нации», его критики — нетерпимый «монашеский орден» политического радикализма, и многие из его членов были убеждены, что эти два понятия являются синонимами. Между тем такие крупные мыслители, как Соловьев, Достоевский и Толстой, сопротивлялись включению в ее ряды. В начале ХХ века философы религиозной ориентации подвергли атеистическое мировоззрение интеллигенции нелестной критике. Их громко упрекали как радикалы, так и либералы.Левая интеллигенция сыграла решающую роль в возникновении революционных потрясений начала двадцатого века — потрясений, которые привели к ее собственному рассеянию в воздухе истории. Первоначально знаменосец общественного прогресса и противодействия деспотизму, в советский период он превратился в мимолетный призрак. Его отношение к так называемой «советской интеллигенции» было слишком проблематичным, чтобы гарантировать непрерывность между ними.

Раннее развитие философского образования не было благоприятным.Организованная на принципах Вольфа, академическая философия неуклонно развивалась с середины восемнадцатого века. Однако с 1817 года и до середины XIX века он страдал от кризиса, спровоцированного консервативным поворотом в политике Александра I, а затем усугубленного репрессивным правлением Николая I (годы правления 1825–1855). В гимназиях и университетах на длительное время было отменено преподавание философии. Высокопоставленный чиновник резюмировал точку зрения правительства: «Полезность сомнительна, а вред очевиден» (Радлов, Очерк истории русской философии, , 1920, с.7). Чтобы обойти ограничения, некоторые профессора преподавали философию под видом других дисциплин, таких как история или геология. Однако преподавание философии продолжалось непрерывно в религиозных семинариях и академиях, но только во второй половине столетия положение академической философии начало более или менее нормализоваться. Тем не менее, даже когда условия улучшились, русская мысль сохранила большую часть своего неакадемического характера. По разным причинам, в основном политическим, выдающиеся мыслители — будь то Александр Герцен (1812–1870), Соловьев или Николай Чернышевский (1828–1889) — работали вне университетов.

В 1820-е гг. Возник первый философский кружок; его участники называли себя русским эквивалентом философов — любомудры , «любители мудрости». Лидер группы, князь Владимир Одоевский (1804–1869), представил шеллингианский взгляд на будущее России в своем утопическом романе-диалоге Русские ночи (1844), в котором он дал современную версию русского мессианизма. История движется, восхищался он, к «святому триединству веры, науки и искусства.«Предвосхищая Достоевского, он утверждал, что России суждено осуществить этот универсальный синтез благодаря ее« всеобъемлющему многогранному духу ».

Однако такой оптимизм резко контрастировал с мрачным скептицизмом Петра Чаадаева (1794–1856) Philosophical Letters . Чаадаев видел в Западе идеал цивилизации; все другие общества были, по его мнению, лишь приближением к нему, а Россия вообще выпадала из этой категории. Горечь Чаадаева была вызвана двумя недавними событиями: победой России над Наполеоном в 1812 году, который вселил надежды на величие нации, и сокрушительное поражение восстания декабристов 1825 года, которое погасило надежды на реформы и свободу.Его во многом вдохновляли Жозеф де Местр и Фридрих Шеллинг. Позже он уточнил свою позицию, утверждая, что Россия призвана разрешить противоречия, которые все еще преследуют Запад. Эволюция взглядов Чаадаева стала типичной для западников: от лести Западу до разочарования и видения потенциала России в ее отсталости. Убеждение, что Россия — это «целинная земля», отставание которой может быть использовано в качестве «возможности выбора», стало краеугольным камнем западнических построений от Герцена до Владимира Ленина (1870–1924).Едкий, но глубокий взрыв Чаадаева привел к возникновению двух противоположных течений — западников и славянофилов, взаимное соперничество которых с тех пор сформировало и продолжает определять развитие русской мысли.

Из-за переплетения судеб «славянофилы» и «западники» стали наихудшими неверными терминами в истории русской мысли. Обе группы были глубоко недовольны нынешними условиями в России. Вопреки ксенофобской коннотации своего имени, многие славянофилы уважали европейское образование и культуру и шли в ногу с современной западной философской мыслью.Для своей критики Запада они часто заимствовали боеприпасы у самого Запада. Напротив, западники якобы преследовали цель спасти Россию, и многие из них даже считали, например Герцен, в России ключ к спасению Запада от собственных бед Запада. Для обоих первостепенное значение имела цель «просвещения» России, хотя они разделились по поводу возможности «национальной науки». Славянофилы отстаивали идею (не давая четкого определения), тогда как западники отвергали ее в пользу универсальной рациональности.

И все же различия их были нетривиальными. Славянофилы считали, что, несмотря на завидную прогрессию, Европа зашла в тупик, и Россия должна избежать подобной участи. Первородный грех Запада, согласно славянофильству, заключался в рационалистической тенденции римского католицизма, которая была кодифицирована в filioque ; то есть догма о том, что Святой Дух произошел от и Отца, и Сына. Как ранние славянофилы, такие как Алексей Хомяков (1804–1860) или Иван Киреевский (1806–1856), так и их более поздние последователи, такие как Сергей Булгаков (1871–1944) или Николай Лосский (1870–1965), обвиняли католическое богословие в замене католического богословия тайна Святой Троицы с иерархической схемой, в которой Святой Дух был подчинен двум другим лицам.В конечном итоге это привело через схоластику к протестантизму, а затем и к современному секуляризму. Упадок авторитета церкви, в свою очередь, ослабил, как считали славянофилы, основы общинной жизни и породил атомистический индивидуализм Запада. Они утверждали, что Россия может предложить альтернативу, потому что ее культура все еще содержит оригинальные полезные элементы, не испорченные вестернизацией предыдущих двух столетий.

Против рационализма в эпистемологии русский разум мог предложить, утверждал Киреевский, идеал целостного знания, в котором рациональное мышление и божественное откровение были бы должным образом уравновешены.Против индивидуализма в социальной философии он мог бы предложить соборность — концепцию, которая объединяет «единство» с «соборностью» (от «церковного совета») и проецирует идеал человечества, объединенного любовью и верой, где свобода личности находится в гармонии с общим делом. Хомяков нашел свое проявление в православной церкви, а Константин Аксаков (1817–1860) — в русской деревенской общине. Историческая задача России понималась как универсальная, хотя оставалось неясным, как другие народы, имевшие свои традиции, должны были принять восточное православие.Однако славянофилы стремились очертить потенциальное место России в «семье народов», а не разработать конкретную стратегию его достижения. Человечество будущего воспринималось, в терминах Аксакова, как «хоровая личность» — представление, которое в двадцатом веке было ассимилировано Львом Карсавиным (1882–1952) в его учении о человечности как «симфонической личности».

Западники, напротив, настаивали на том, что России необходимо присоединиться к развитым европейским странам в достижении экономического, социального и политического прогресса.В то время как славянофилы предполагали соборность , западники настаивали на законных правах личности. Если славянофилы нашли первозданную чистоту в допетровской России, то западники винили медленный прогресс страны ксенофобским средневековым русским царством. Однако их самое резкое отличие от славянофилов заключалось во враждебном отношении к религии. По словам Герцена, между ним и его противниками стояла «церковная стена». Общим ограничением обоих был их утопизм: один идеализировал прошлое России, а другой — настоящее Запада.Более того, ни для одного из них философия не имела самостоятельной ценности, а была просто инструментом для достижения целей, отличных от знания и понимания.

Рецепция Шеллинга и Гегеля проливает полезный свет на то, как были задуманы задачи философии. Философия Шеллинга получила более теплый прием — по крайней мере, в религиозной части русской мысли. На самом деле, есть доля правды в замечании Арсения Гулыги (1921–1996) о том, что «русская философия — шеллингианство.«С Гегелем русские были склонны дистанцироваться, даже если они почтительно учились у него; в Шеллинге они нашли родственную душу. Взгляд на мир как единое целое имел больше последователей и меньше недоброжелателей в России, чем на Западе; он сохраняет доктрина интеллектуальной интуиции Шеллинга оказалась особенно привлекательной для русских мыслителей. От Одоевского до Соловьева они охватывали идею непосредственной встречи сознания как с внутренней, так и с внешней реальностью; в ХХ веке оно вдохновляло целого интуитивиста. школа.На Чаадаева глубоко повлияла философия откровения Шеллинга; Киреевский и Соловьев своей эпистемологией; Одоевский и Булгаков, его Naturphilosophie ; Алексей Лосев (1893–1988) — эстетикой и философией мифа. Многие из них нашли в мысли Шеллинга вдохновение для рассмотрения искусства и религии как (экстрарациональных) источников рационального мышления.

Русская либеральная мысль, напротив, изначально была гегелевской. Типичным было увлечение Виссариона Белинского (1811–1848) и особенно Герцена философией Гегеля.Оба вначале приняли гегельянство, но затем отвергли то, что они считали его абстрактным универсализмом. Белинский, с одной стороны, получил большую часть своего Гегеля через Михаила Бакунина (1820–1900), который в то время был чрезмерно увлеченным гегельянцем. Герцен же внимательно изучал сочинения Гегеля из первых уст. Однако результат был более или менее похож. «(Гегелевский) разум не знает, — возражал Герцен, — этого человека, а только необходимость человека вообще …» (Зеньковский, с.285–6). Основное недовольство Герцена было таким же, как и у Карла Маркса: он настаивал, что жизнь — это не просто мысли, а главным образом действия в мире. Практически все русские философы отвернулись от Гегеля при первом знакомстве. Те, кого преследовали революционные идеи, такие как Бакунин, обвиняли его в чрезмерной созерцательности, в то время как славянофилы и религиозные философы отвергали его учение о рационально познаваемом абсолюте. Были приняты различные части системы Гегеля, но только самые редкие исключения, такие как Борис Чичерин (1828–1904), приняли ее существенное ядро, доктрину абсолютного понятия.Характерно, что Герцен нашел в диалектике Гегеля «алгебру революции» — описание, которое впоследствии было горячо поддержано Лениным. Это присвоение олицетворяет политический прагматизм, навязанный умозрительному методу немецкого философа.

Обеспокоенность философов «конкретным человеком» подпитывалась бурно развивающейся русской реалистической литературой, которая выставляла в ярком эмпатическом свете серию персонажей, страдания которых были осуждением социального порядка, в котором человеческое достоинство было неуместным.И наоборот, русские мыслители часто предлагали свои идеи в литературной форме. Фактически, самые острые из «проклятых вопросов», волновавшие интеллигенцию на протяжении всего ее существования, были сформулированы в виде названий литературных произведений: роман Герцена 1847 года «» Кто виноват? и социалистическая утопия 1863 г. Николая Чернышевского (1828–1889) Что делать? Последний вопрос оказался особенно навязчивым: Лев Толстой в 1883 году и Ленин в 1902 году написали произведения с одинаковыми названиями.

Гегель и Шеллинг вскоре были заменены Людвигом Фейербахом и левогегельянцами, поскольку социалистические идеи распространялись среди образованных россиян. В 1860-х годах к этому добавился материализм, проповедуемый Людвигом Бюхнером и другими; его охватили так называемые «нигилисты», ведущими фигурами которых были Дмитрий Писарев (1840–1868), Николай Добролюбов (1836–1861) и Чернышевский. Однако грубый материализм Писарева был не столько философской позицией, сколько пропагандистским средством дестабилизации старых религиозных и социальных ценностей.Рассчитанный на возмущение, его изречение «сапоги дороже Шекспира» было, по сути, призывом к социальной активности, а не к эстетическому гедонизму праздных классов. Это также было сообщение о полезности науки и техники; то есть дело недавно появившегося класса врачей и инженеров в отличие от аристократического искусства предыдущей эпохи. Наиболее красноречивый мыслитель из лагеря «нигилистов», Чернышевский, напротив, отстаивал подлинное искусство, которое было бы преобразующим жизнь практикой, а не праздным развлечением.Подъем нигилизма ознаменовал радикализацию интеллектуально широкого и гуманного либерализма Герцена и начало трансмогрификации последнего в фанатичный революционизм.

В конце 1860-х и 1870-х годах более ранний материализм был поглощен широким социальным, культурным и идеологическим движением под названием «народничество» ( народничество, ). Его интеллектуальные лидеры, Лавров и Николай Михайловские (1842–1904), объединили позитивистскую эпистемологию и материалистическую метафизику с эволюционистским взглядом на историю.Целью народников был социализм в России на основе деревенской общины. Однако их взгляды на цель и пути ее достижения варьировались от анархизма Бакунина и Петра Кропоткина (1842–1921) до конспиративного терроризма (с марксистским оттенком) Петра Ткачева (1844–1886). Основная философская трудность народников состояла в том, чтобы примирить деятельность индивида с позитивистским детерминизмом. Однако, как и их предшественники-материалисты, эти мыслители не принимали ту или иную философию природы или истории из-за ее интеллектуальных достоинств, а были заинтересованы прежде всего в использовании ее для социальных изменений.Именно Михайловский незабываемо указал на слияние «истины» и «справедливости» в русском слове правда , которое с тех пор стало обозначать одну из наиболее распространенных черт русского философского мировоззрения. Это был также Михайловский, чей «субъективный метод» в социологии был призван усилить способность «критически мыслящих людей», как их называл Лавров, влиять на ход истории. Позднее популизм превратился в политическую партию социалистов-революционеров, самого могущественного левого соперника большевиков, и его идеи продолжали оказывать влияние и после его окончательного краха в 1920-х годах.

Менее влиятельной была умеренно-либеральная мысль таких мыслителей, как Константин Кавелин (1818–1885) и Борис Чичерин (1828–1904), отстаивавших с гегелевской позиции идеалы правового государства в политической теории и всеобщего мира. «высший синтез» религии и философии в гносеологии. По мере радикализации более раннего западничества, первоначальное, довольно умеренное славянофильство производило свои собственные, все более радикальные ответвления. Константин Леонтьев (1831–1891) выступил с резкой эстетической критикой современного западного общества.В отличие от Фридриха Ницше, с которым его часто сравнивают, Леонтьев закончил не призывом к гордому сверхчеловеку, а возвращением к аскетическому православию. Теория «культурно-исторических типов» Николая Данилевского (1822–1885) выдвинула циклическую модель истории, в которой усталая романо-германская цивилизация собиралась уступить место более молодой панславянской. Идеи Данилевского оказали влияние на «окопанный» коллектив авторов ( почвенников, из почва , рус. «Почва»), которым Достоевский придавал немалый авторитет.

Достоевский был, кстати, одним из первых русских мыслителей, оказавших заметное влияние на западную философию. Его исследования религиозных, моральных и психологических аспектов человеческого существования произвели глубокое впечатление как на современников, таких как Ницше, так и на более поздних деятелей, таких как Альбер Камю. В России идеи Достоевского нашли отражение в религиозно-философской школе начала ХХ века.

Однако более либеральное наследие славянофильства культивировалось первым по-настоящему великим философом России Соловьевым.Философия Соловьева была впечатляющей попыткой соединить воедино позитивизм, идеализм и мистицизм. Его ранняя критика позитивизма превратилась в ассимиляцию идей Огюста Конта с его собственным взглядом на историю как на божественную волю, ведущую к «свободной теократии». Конта Grand Être также был впитан, наряду с гностическими, каббалистическими, восточно-православными и немецкими романтическими идеями, в неоплатонистскую метафизику Соловьева Софийской Божественной Мудрости. Позже Соловьев проделал аналогичную операцию с позитивистской эстетикой Чернышевского, истолковав ее в свете его собственного учения об искусстве как теургии, т. Е. Продолжении человечеством божественного творения.Однако его синтезы не были эклектичными, а опирались на широкую концептуальную основу и образовывали более или менее связную систему — первую, созданную русским философом. С его более энергичным, вселенским принятием Запада Соловьев изменил раннее славянофильство и работал над его примирением с западничеством. Однако, прежде всего, его самый прочный вклад заключался в апологии философского идеализма. Соловьев и Достоевский оставались одинокими голосами среди интеллигенции при жизни, но ко времени смерти Соловьева среди философов нового поколения уже началась реакция против светских идеологий и в пользу серьезного отношения к религии.

В то время как возрождение философского идеализма только начиналось, его антипод активно набирал силу. Марксизм был известен в России с конца 1840-х годов, но на ранних этапах своего существования он был лишь одним из нескольких течений социалистической мысли. Тем не менее, вскоре он вызвал значительный интерес: в 1869 году Бакунин опубликовал (за границей) свой перевод Коммунистического манифеста , а три года спустя русский стал первым иностранным языком, на котором появился первый том Das Kapital .К концу века марксизм стал самым влиятельным политическим учением среди интеллигенции. Он зарекомендовал себя в конкуренции с более ранними социалистическими теориями, в первую очередь с народничеством. В отличие от народников, которые хотели, чтобы Россия избежала капитализма и через деревенские общины совершила скачок непосредственно в социализм, марксисты рассматривали капитализм как ступеньку к социалистической революции. Отмена крепостного права в 1861 году Александром II дала мощный импульс развитию капиталистического предпринимательства, и по мере роста числа фабричных рабочих теоретики социализма начали возлагать свои надежды на новый класс.Ключевой фигурой в переходе от народничества к марксизму был Георгий Плеханов (1856–1918). Его главная забота, по-видимому, заключалась в разработке философской системы, основанной на марксистских принципах, при одновременной защите исходной доктрины от неправильного толкования и пересмотра. Важной особенностью восприятия Плехановым идей Маркса было их преломление в творчестве Фридриха Энгельса. Русские марксисты не всегда старались отличать Маркса от Энгельса и часто аргументировали — фактически, часто просто предполагали — единство соответствующих позиций двух основателей.

В последней четверти века русская академическая философия наконец стала ключевым фактором на философской арене. Поколение Соловьева и Михайловского уходило в прошлое, и теперь большинство ведущих мыслителей преподают в университетах. Чичерин постепенно развивал свою систему с упором на философию права и истории. Лейбницевское возрождение было очевидным в тенденции, начатой ​​Алексеем Козловым (1831–1931), которая стимулировала развитие персонализма в русской мысли.Последнее оказало исключительно сильное влияние на таких мыслителей, как Бердяев, Лосский и Лев Шестов (1866–1938). Это было также время, когда присутствие Канта в русской мысли, наконец, совпало с присутствием Шеллинга и Гегеля. Ведущий неокантианец Александр Введенский (1856–1925) сосредоточился на логике и философской психологии. Неопозитивистская мысль, которую пропагандировали ряд ученых и философов, таких как Владимир Вернадский (1863–1945) и особенно Владимир Лесевич (1837–1905), была еще одним важным направлением в академической философии.Он касался почти исключительно философии науки и эмпирической эпистемологии. Позже идеи Вернадского сыграли важную роль в так называемом русском космизме. Первоначальные постулаты этого слабо определенного направления были сформулированы (неакадемическим) Николаем Федоровым (1828–1903), чей эксцентричный гибрид позитивизма и христианской эсхатологии был направлен на физическое воскрешение всех прошлых поколений.

серебряный век

Расцвет искусства и философии, грубо говоря, с 1890 по 1925 год часто называют «Серебряным веком».»Он был отмечен подъемом символистской поэзии, модернистской музыки, авангардного искусства и общим оживлением культурной жизни. Серебряный век развивался на фоне растущего капитализма и относительной либерализации политической жизни, перемежающейся войнами и революциями. смятение. Новые достижения в искусстве подчеркнули ожидания тектонических сдвигов в политической истории. Тема надвигающейся катастрофы, которую одни провозглашали очищающей бурей, а другие опасались как фатальное бедствие, не давала покоя как художникам, так и философам.Унизительное поражение России в войне с Японией спровоцировало первое неудавшееся народное восстание в 1905 году. Царское правительство согласилось на вялые парламентские реформы, но они были подорваны началом Первой мировой войны в 1914 году, а затем полностью отменены большевистской революцией октября 1917 года.

В этот период созрела русская философия. С 1890-х годов правительственные ограничения стали ослабевать, и в начале 1900-х годов автономия университетов, наконец, начала материализоваться.В 1889 году был основан первый профессиональный философский журнал « Вопросы философии и психологии» , за которым в первом десятилетии нового века последовали несколько других изданий, специализирующихся на философии. В 1897 году было создано Петербургское университетское философское общество, а через несколько лет к нему присоединились Религиозно-философское общество памяти Владимира Соловьева в Москве и Религиозно-философское общество в Санкт-Петербурге.

Контакты с европейской философией достигли апогея. Русская философия теперь была полностью интегрирована, хотя и в качестве второстепенного партнера, в европейскую философскую культуру. Самые последние достижения западной мысли были быстро усвоены русскими мыслителями; эмпириокритицизм и феноменология были лишь наиболее заметными среди таких новых направлений. Выше говорилось о растущем влиянии Канта. Влияние Ницше на русскую мысль того периода было глубоким и всеобъемлющим.

В то время на сцене доминировали две противоположные, неравные тенденции: марксизм и религиозная философия.Первый был философски не впечатляющим, но политически влиятельным, тогда как второй, напротив, был политически незначительным, но философски плодотворным. Их сложные взаимодействия, от антагонизма до слияния, были скорее проявлением динамичного и дальновидного, чем строгого Zeitgeist . Научный позитивизм и политический либерализм также продолжались, добавляя все более яркой философской жизни.

Марка марксизма, возникшая в результате усилий Плеханова и теперь в основном поддержанная Лениным, включала следующие основные компоненты.Он был основан на материалистической онтологии; то есть представление о том, что материя составляет источник всего сущего. Материализм был усилен позитивистской эпистемологией, которая считала современную науку единственным законным источником знания. Марксизм считал себя истинным — фактически единственно истинным — доктриной , потому что это была современная научная теория. Его следующий ключевой компонент, исторический материализм, был результатом синтеза первых двух с философией истории Гегеля. И, наконец, все было скреплено диалектическим материализмом, также перестановкой гегелевской диалектики, адаптированной к материализму и позитивизму.(Излишне говорить, что и философия истории Гегеля, и его диалектика были радикально деформированы в этих гибридах.) Материалистическая ориентация также диктовала, что все социальные и политические явления должны рассматриваться как определяемые экономической базой общества. Последние развивались, согласно теории, в течение периодов постепенного накопления количественных изменений, ведущих к резким моментам революционных качественных изменений. В результате возникла точка зрения, согласно которой история представляет собой логический переход от одной социально-экономической формации к другой, завершившейся коммунизмом как наиболее рациональной системой.В этой картине не было места божественной власти; воинствующий атеизм был неизгладимой чертой русского марксизма. В явном противоречии с его собственным экономическим детерминизмом ключевым фактором «неизбежной» социалистической революции был сам марксизм как доктрина «научного социализма». Далее, несмотря на то, что пролетариат был самым революционным классом, его нужно было обучать; как утверждал Ленин, «научный социализм» необходимо было привить в его сознание.

В этике универсальные моральные ценности отвергались как продукты «абстрактного буржуазного гуманизма» в пользу точки зрения, согласно которой все ценности определялись классовыми интересами.Следствием этого было то, что пролетариат, будучи революционным авангардом общества, имел ценности, превосходящие ценности любого другого класса. В эстетике был принят аналогичный классовый критерий: суждение об искусстве определялось классовыми интересами, которые оно продвигало. Творчество Льва Толстого, например, было классно описано Лениным как «зеркало русской революции». Эти принципы приобрели менее резкий вид после того, как они были объединены с диалектическим взглядом на историю, согласно которому новые эпохи частично отвергают, но также частично поглощают достижения предыдущих.Таким образом, предполагалось, что пролетариат унаследовал все лучшее, что мировая цивилизация разработала до социалистической революции. Но высшая власть во всех вопросах принадлежала собственному авангарду пролетариата — Коммунистической партии. Точно так же откровенно утилитарная идеологическая эстетика Ленина в конечном итоге заменила более раннюю, более тонкую позицию Плеханова как официальный «партийный принцип» в оценке искусства.

Вскоре в русском марксизме возникло два течения: радикальное и умеренное.Ленин и его соратники-большевики (термин «большевик» буквально означает «член большинства») продвигали первых, тогда как так называемые «легальные марксисты», в том числе Петр Струве (1870–1944), Бердяев и Булгаков, выступали за последний. Радикальная тенденция заимствована у экстремистов, таких как революционный волюнтаризм Ткачева и оправдание террора как средства политических перемен.

Основные разногласия, разделявшие эти течения, касались того, сможет ли Россия обойти обширную фазу капитализма и буржуазной демократии и перейти непосредственно к социалистической революции.Ленин ответил решительно утвердительно, тогда как его противники, включая Плеханова, выступали за менее крутой путь. Они опасались, что диктатура пролетариата, которую большевики видели в качестве ключевого инструмента перехода от полуфеодального к социалистическому обществу, будет столь же деспотичной, как и царский режим. Вопрос об отказе от затяжной капиталистической фазы также был связан с тем, может ли Россия идти по социалистическому пути в одиночку среди наций. В классическом марксизме продвижение к социализму рассматривалось как международный процесс, потому что капитализм сам по себе был международной системой, слишком укоренившейся, чтобы пролетариат одной страны мог ее одолеть.Российские марксисты разделились по этому вопросу: умеренное крыло делало упор на международное сотрудничество и выступало за ожидание благоприятных условий в передовых европейских странах, тогда как радикальное крыло настаивало на возможности установления социализма в одной стране.

Основная философская трудность для марксистов проистекает из материалистической основы их доктрины и состоит в объяснении того, как чисто физическая, бессознательная материя может порождать движение и, в конечном счете, сознание.Аргумент о том, что материя возникла в соответствии с законами природы, только поднимает вопросы о происхождении самих этих законов. Плеханов и Ленин утверждали, что наука раскрыла, что такое материя, но это утверждение потеряло свою убедительность по мере того, как в физике развивались новые концепции материи, а гипотетический характер этих взглядов становился все более очевидным. Утверждение Ленина о том, что «материя — это объективная реальность, данная нам в ощущениях», было достаточно расплывчатым, чтобы приспособиться к идеализму, и поэтому создало больше проблем, чем решило.Подобные проблемы преследовали марксистскую этику. Критики догматического течения, такие как Струве, жаловались, что классовый интерес не обеспечивает прочной основы морали и, кроме того, растворяет индивидуальную свободу действий в социально-экономических силах. Отказ от искусства как деятельности с определенной целью также был проблематичным. Не стала лучше и сама философия. «С точки зрения Маркса и Энгельса, — писал Ленин в своем очерке« Экономический смысл народничества »(1894), — философия не имеет права на самостоятельное существование, и ее предмет самоделится [буквально« распадается », raspadaetsia ] среди нескольких отраслей позитивной науки.»

Однако при оценке его утверждений важно понимать, что русский марксизм был прежде всего доктриной политического действия. Его логика, философия истории, социальная философия, эпистемология и даже материалистическая онтология были приняты под давлением специфический социально-политический идеал, идеал строго светского современного общества, направленный на обеспечение наиболее полной реализации имманентного человеческого потенциала путем рационализации производства и распределения материальных благ.«Надстройка» должна была соответствовать этой цели и служить ее достижению. Отсюда упорная защита Лениным материализма, настаивание на научной природе марксизма и бескомпромиссный атеизм. В ленинской мысли идеологический прагматизм русского марксизма достиг апогея. Скудные и в лучшем случае не впечатляющие, все его философские труды были вызваны злободневными дискуссиями и были направлены на обеспечение решимости большевистской партии. Мотивом его наиболее обширной философской работы, Материализм и эмпириокритицизм (Материализм и эмпириокритицизм, 1909), например, было обуздание его товарищей Луначарского и Александра Богданова (1873–1928), которые заблудились в «богостроительстве» и «эмпириомонизм.«Единственным исключением были ленинские Filosofskie tetradi (Философские тетради, 1914), в которых была очевидна более серьезная связь с Гегелем, но это были частные размышления, опубликованные только посмертно. Материализм и диалектика были бессмысленны для Ленина, если они не использовались для коммунистов. «Материализм, — писал он, — включает в себя партийность ( партий )» ( Собрание сочинений , т. 1, 1960, стр. 401).

Более серьезно относились к умеренной ветви русского марксизма. разрешение философских трудностей доктрины, но попытки решения привели к пересмотру ее исходных материалистических, позитивистских и детерминистских догматов.«Легальные марксисты» Струве, Бердяев и Булгаков в конце концов отказались от ортодоксального марксизма в пользу философского идеализма.

Это было признаком противоположной тенденции, которая проявилась в возникновении неокантианства и особенно религиозного идеализма. Возвращение к Канту было главным образом развитием академической философии, тогда как поворот к религии охватил академиков, независимых мыслителей и художников. В более поздней литературе появление группы философов, черпавших вдохновение в религии, описывалось как «религиозно-философское возрождение».«Поиски писателя Дмитрия Мережковского (1865–1941)« нового религиозного сознания »были более популярным проявлением этой тенденции. Мережковский инициировал Религиозно-философские встречи в 1901–1903 годах как попытку сближения церкви и интеллигенции. Участвующим сторонам было неловко друг с другом, и после характерно шокирующего призыва Василия Розанова (1856–1919) к духовенству освящать физический секс встречи были прекращены по распоряжению правительства.

Три публикации отмечают эволюцию этой тенденции в первые два десятилетия века. Антология Problemy idealizma (Проблемы идеализма) 1902 года была первой попыткой возродить идеализм как жизнеспособную современную философскую позицию, за которой последовала Vekhi (Landmarks, 1909), резкая критика идеологического догматизма, атеизма и интеллигенции. социальная изоляция, и, наконец, Из глубины (De profundis, 1918), реакция на большевистскую революцию как антихристианский акт, подготовленный духовным, культурным и нравственным кризисом предыдущих двух десятилетий.(Этому обвинению вторил Розанов, который назвал революцию «апокалипсисом нашего времени».)

Ключевой проблемой, с которой столкнулись эти мыслители, было примирение философии с религией. Стремление принять религию возникло в результате отказа от материализма и позитивизма. Многие религиозные философы начинали как марксисты в молодые годы, а затем претерпели идеалистическое обращение. Но попытка примирить религию и философию привела к выбору между фидеизмом и рационализмом.Как и их предшественники, славянофилы и Соловьев, русские религиозные философы в конечном итоге склонялись к первым. Эрнест Радлов (1854–1928) даже утверждал в своей книге « Очерки истории русской философии » (1920 г.), что тенденция русских мыслителей к мистическому решению этических и эпистемологических вопросов была «национальной чертой». Тесно связанной задачей, которую преследовали эти философы, была защита идеализма. Во многих случаях такая защита включала переосмысление отношения между идеями и эмпирической реальностью и приводила к ряду конструктов: «конкретный идеализм» Сергея Трубецкого (1862–1905), «идеал-реализм» Лосского и «мистический реализм» Бердяев.«Абстрактная» мысль немецкого идеализма часто служила контрастирующим фоном для этих попыток приблизить идеализм к жизни.

В то же время религиозно-философская школа выступала за светскую культуру и философию, основанную на православной вере, — области, которые, по их мнению, игнорировались Русской Православной Церковью. Классическая работа Флоренского 1914 года « Столп и утверждение истины » была, пожалуй, самой монументальной попыткой соединить модернистскую философскую и эстетическую чувственность с православной верой.Важнейшими источниками вдохновения для них были мысли ранних славянофилов и особенно Владимира Соловьева. В эпистемологии они ставили под сомнение крайний рационализм и крайний фидеизм, но их взгляды сильно различались. По методике их подходы варьировались от строгой приверженности Лосского формальной логике до умеренной диалектики Семена Франка (1877–1950) до афористического импрессионизма Бердяева. В метафизике многие из них следовали и развивали учение Соловьева о всеединстве и Софийской Божественной Мудрости.Их взгляды на философию истории включали в себя восхищение Флоренским средневековьем, на одном полюсе, и прогрессивным христианским социализмом Бердяева, на другом. В политической философии они также были разнообразны: Иван Ильин (1883–1954) жестко защищал монархизм, а Вячеслав Иванов (1866–1949) смутно называл мистический анархизм. Единственное, что их объединяло, — это убеждение, что современный секуляризм исчерпал себя и возрождение философии и культуры в целом следует искать в союзе с религией.

Особенно заметным вкладом этой группы стали их труды по истории русской философии. Классический этюд Евгения Трубецкого (1863–1920) о Соловьеве, очерк Бердяева о Хомякове, сверхкритический обзор Густава Шпета (1879–1937) и упомянутые выше работы Радлова были частью этого самоанализа. Особое место в этой литературе принадлежит работам по «Русской идее». Укоренившись в трудах Достоевского и Соловьева, этот троп превратился в литературу, созданную несколькими поколениями философов.В самом широком смысле это относилось к уникальному русскому типу сознания, культуре, исторической судьбе и месту среди народов мира. После революции эта традиция получила дальнейшее развитие в евразийстве и завершилась в классической книге Бердяева «« Русская идея »» («Русская идея», 1946). В конце концов он снова появился в постсоветской мысли, где приобрел еще другие интерпретирующие оттенки.

Наряду с метафизическими, эпистемологическими и политическими проблемами, исключительной заботой этой группы было искусство, которое они рассматривали как проводник религиозного просвещения.Евгений Трубецкой, Флоренский, Булгаков и Бердяев посвятили искусству одни из самых вдохновляющих страниц своей философской прозы. Их взгляды на иконопись (которую Трубецкой называл «богословием в цвете»), литургию (которую Флоренский интерпретировал как Православный Gesamtkunstwerk ) и художественное творчество в целом по сей день остаются образцовыми по своей тонкости и глубине.

Еще больше, чем раньше, русская философия развивалась за это время в интенсивном диалоге с искусством.Русский авангард часто вдохновлялся и, в свою очередь, вдохновлялся изменчивой смесью философских идей. Среди художественных течений символизм выделялся как с точки зрения его художественного влияния, так и с точки зрения философии. Поэты Андрей Белый (1880–1934), Александр Блок (1880–1921) и особенно Иванов глубоко исследовали философские аспекты своего искусства. Символисты пришли к мнению, уходящему корнями в романтизм и теургию Соловьева, что искусство открывает доступ к «более реальному» плану бытия и является путем к духовному или даже космическому преображению.И философы, и художники были очарованы пределами искусства. Множество художественных движений было вызвано желанием сломать барьер между искусством и жизнью, воздвигнутым кантианским бескорыстным эстетическим созерцанием. Важнейшее событие этого периода, большевистская революция, изначально не остановило эту лихорадочную деятельность, но ознаменовало переломный момент, открывший новую фазу в истории русской философии.

советский период

В 1920-е годы происходили два основных процесса: закат Серебряного века и подъем советской идеологии.Новое правительство стремилось к полному подчинению философии государственной идеологии, и средства, с помощью которых это было обеспечено, варьировались от административного давления и ссылки до физического уничтожения инакомыслящих мыслителей. Вольная академия духовной культуры Бердяева и Вольная философская ассоциация, основанная Радловым, Лосским и другими в Санкт-Петербурге, были недолговечными попытками продолжить дореволюционную деятельность. Философы, связанные с обоими, были изгнаны из страны в 1922 году среди большого числа мыслителей и ученых, не сочувствовавших большевистскому режиму.В 1921 году преподавание немарксистской философии было запрещено, а в 1923 году философия была заменена диалектическим материализмом в высшем образовании.

Задачи советской философии состояли в «развитии» ленинской вотчины (что означало строгое соблюдение ее основных положений), борьбе с внутренним и иностранным «буржуазным идеализмом», обосновании политических решений партии и методологическом обеспечении науки. Сформулированные еще до появления советской философии как таковой, эти задачи оставались неизменными на протяжении всего советского периода.В качестве государственной идеологии советский марксизм был основан на интерпретации взглядов Маркса и Энгельса Плехановым-Лениным, которая вскоре получила название «марксизм-ленинизм».

Споры в 1920-х годах между так называемыми «механистами», такими как Николай Бухарин (1888–1937), и «диалектиками» во главе с Абрамом Дебориным (1881–1964) были «разрешены» указом Коммунистическая партия. Этот эпизод укрепил типичный советский способ «философствования»: последнее обращение было не к логике и разуму, а к зафиксированному мнению «классиков марксизма-ленинизма».«Высший авторитет в интерпретации последнего, в свою очередь, принадлежал руководству партии. Дебаты высветили парадокс, заключенный в выражении« советская философия ». С одной стороны, советская идеология была основана на философской теории ; с другой стороны, эта теория была догматически принята за последнее слово во всех основных вопросах. В результате советская философия была косвенно обременена невыполнимой задачей примирения внутренних противоречий марксизма — но только путем обращения к самим марксистским принципам. .Основное противоречие доктрины состояло в том, что она настаивала на онтологическом примате материи над духом, но в то же время хотела быть теорией (то есть духом), которая изменила бы материальный мир.

Несостоятельность этого упражнения не ускользнула от современников. Лосев, восемь томов которого, опубликованные между 1927 и 1930 годами, были лебединой песней философского Серебряного века, публично назвал диалектический материализм вопиющим абсурдом и призвал советских марксистов признать, что их провозглашенный сциентистский рационализм по своей сути так же мифологичен, как и любое богословие.Однако его голос был одиноким, и его немедленно заглушили арестом, заключением в трудовые лагеря и запретом на публикацию после освобождения.

Репрессии 30-х годов прошлого века были самой низкой точкой в ​​истории философии России. Досоветская интеллигенция была либо запугана, либо физически уничтожена. В 1937 году Флоренский и Шпет были казнены в ГУЛАГе. Россия очищалась от своей философии. Подготовить новые кадры было задачей недавно созданного Института философии в Москве.Были попытки смоделировать философскую деятельность, но они были грубыми и безнадежными. Сталинская глава о диалектическом материализме в 1938 г. Краткий курс истории КПСС (Краткий курс Коммунистической партии Советского Союза) не была философским трудом; он просто фиксировал сведение философии к идеологической обработке, для которой эпистемологические или логические соображения не имели значения. В сталинское время волюнтаристский (т.е., в конечном итоге террористическая) составляющая в русском марксизме затмила другие его аспекты. Трехтомник « Истории философии », вышедший в 1940 году, довел до упрощения традицию толкования, заложенную еще Лениным. Вся история философии представлялась как борьба между «прогрессивным» материализмом и «реакционным» идеализмом. В 1947 году Георгий Александров (1908–1961) опубликовал свою «Историю западноевропейской философии », основанную на аналогичных принципах анализа.

This History занимал видное место в речи Андрея Жданова в том же году, в которой он объявил новому поколению философов, что партия должна быть «более творческой». Увещевания Жданова возымели определенный положительный эффект: например, впервые с 20-х годов история русской философии стала легитимным предметом. Чтобы поддержать родословную марксизма-ленинизма, советские авторы гениально открыли материализм в идеях русских мыслителей. Радищев, Герцен и Белинский были завербованы в ряды предшественников Ленина.Писарев, Добролюбов и Чернышевский были, несколько более справедливо, изображены как «революционные демократы», а их материализм — как спонтанное открытие истины, являющееся прообразом «научного социализма». При всей своей тенденциозности, эта работа была шагом вперед по сравнению с предыдущим периодом насильственного забвения.

Тем временем философы несоветской ориентации продолжали писать в частном порядке «в ящик». После выхода из лагерей Лосев писал трактаты по античной мифологии и эстетике, а также философскую прозу.Его товарищ по выживанию из Серебряного века Михаил Бахтин (1895–1975) работал над своими теориями литературы и культуры; и Вернадский разработал свое учение о ноосфере. Идеи этих авторов стали известны только спустя десятилетия, когда их работы внесли свой вклад в интеллектуальное брожение 1960–1980-х годов.

После смерти Сталина в 1953 году и особенно после официального осуждения Никитой Хрущева в 1956 году «культа личности» Сталина началась «оттепель», во время которой постепенно ослаблялись идеологические ограничения философии.Хрущев попытался поднять ускользающий энтузиазм по поводу коммунизма, приняв новую программу для партии, но результатом его непомерных обещаний стал цинизм, а не новый оптимизм. Леонид Брежнев и новое поколение лидеров, пришедших на смену Хрущеву, были еще менее способны возродить распадающуюся идеологию, а с конца 1960-х годов наступил период все более глубокого разочарования, которое в конечном итоге привело к распаду Советского Союза в 1991 году.

В 1950-х и 1960-х годах советская философия превратилась во все более сложное скопление дисциплин и подходов.Список допустимых тем постепенно расширялся. Например, заповедь о принесении в жертву индивидуума потребностям социалистического государства стала пересматриваться по мере того, как человеческая личность осторожно рассматривалась как философский предмет. К счастью, споры о природе философии закончились двусмысленностью относительно того, была ли это наука, теория действия или мировоззрение. Обсуждение материализма и диалектики также привело к ряду расходящихся позиций, включая даже несогласие с Лениным.Ограничения все еще существовали, и было невозможно напрямую бросить вызов официальной ортодоксии, но попытки решить ее проблемы объективно имели тенденцию размывать, а иногда даже разрушать ее основные принципы. Некоторые философы искали убежища от идеологии в таких относительно нейтральных областях, как философия науки, логика и другие формальные занятия, которые стали возможны с конца 1940-х годов. Формальная логика в некоторой степени подкреплялась растущим престижем науки и техники. Несмотря на трудности и ограниченность, обмены с внешним миром постепенно расширялись за счет переводов, посещений и конференций.И наоборот, работы некоторых советских философов, таких как семиотик Юрий Лотман (1922–1993) и его коллеги по так называемой «московско-тартуской школе», получили международное признание.

С середины 1950-х годов некоторые досталинские фигуры возродились. В потрясающих произведениях Лосева с 1953 года до его смерти в 1988 году частичные истины марксизма нашли свое место среди более широких принципов феноменологически модифицированного христианского неоплатонизма. Диалогические теории культуры, литературы и (морального) Я Бахтина также опирались на философские основы, которые были достаточно глубокими, чтобы их нельзя было извращать адаптацией к советской цензуре.В отличие от Лосева, который оставался практически неизвестным за пределами России, Бахтин стал заметным лицом в западных гуманитарных науках.

Новое появление этих и других авторов продемонстрировало, что коммунизм не разрушил преемственности русской интеллектуальной традиции. Во многом это произошло благодаря русской классической литературе, которая даже в самые худшие времена оставалась основой всего гуманистического обучения и воспитания в России. Другим ключевым фактором было «эзоповское» письмо, возникшее из полемики девятнадцатого века, с помощью которого философы маскировали (достаточно прозрачно, чтобы читатель мог понять) истинные принципы своей критики философии, искусства, религии и культуры.Лосев, например, выступил с резкой критикой современности в своей книге «Эстетика Возрождения » («Эстетика Возрождения», 1978), которая была молчаливо основана на восточно-православных взглядах. Аналогичного направления мысли придерживались более молодые философы, такие как Пяма Гайденко (род. 1934), Юрий Давыдов (р. 1929) и Сергей Аверинцев (1937–2004).

Характерно, что наиболее одаренные философы нового поколения должны были отказаться от классического марксистского материализма. Эвальд Ильенков (1924–1979) и Мераб Мамардашвили (1930–1990) продемонстрировали противоположные позиции по диалектическому методу, почти гегелевскому в случае Ильенкова и почти откровенно неокантианскому в случае Мамардашвили.Еще один, математико-формалистический аргумент против официально признанного диалектического материализма был развит Александром Зиновьевым (р. 1922), которому в конце концов пришлось эмигрировать и стать известным писателем.

В 1970-х и начале 1980-х цензура стала более слабой, что позволило — хотя и не без борьбы — публиковать произведения таких авторов, как Соловьев и Федоров, и о них. Наряду с идеями Вернадского о ноосфере учение Федорова об «общем деле» послужило источником вдохновения для слабо определенного неофициального движения космизма.Последнее было объединено с евразийством Львом Гумилевым (1912–1992), предложившим теорию этногенеза как процесса, находящегося под воздействием космической энергии. Все это означало остановившееся, но ощутимое расширение границ философского дискурса, которое все больше ослабляло гегемонию догматического марксизма.

После реформ Михаила Горбачева с середины 1980-х годов и до распада СССР гегемония марксизма быстро испарилась. Один из ведущих авторов официального марксизма Иван Фролов (р.1929) признал в своем исследовании Человек, наука, гуманизм: новый синтез , что истины марксизма, в конце концов, не были абсолютными. Признание было попыткой сохранить актуальность доктрины в новой ситуации. История советского марксизма подошла к концу, когда наконец открылись шлюзы, сдерживавшие ранее подавленную философскую литературу, как русскую, так и зарубежную. Возвращение работ дореволюционных и эмигрантских русских философов было самой замечательной частью этого возрождения.

русская философия за рубежом

В результате эмиграции после революции 1917 года и изгнания большой группы мыслителей в 1922 году русская философия раскололась на две поразительно неравноправные ветви: внутреннюю и внешнюю. Нетерпимость большевистского правительства оказалась замаскированным благом. В то время как всякая независимая философская мысль была жестоко подавлена ​​в Советском Союзе, многие русские философы за рубежом создали большую и лучшую часть своих произведений.Это относилось к Бердяеву, Франку, Булгакову, Шестову и Ильину, а также к более молодому поколению философов, среди которых заслуживают особого внимания Георгий Флоровский (1893–1979) и Карсавин. Русские мыслители в изгнании коллективно создали корпус литературы, который выполнил обещание Серебряного века как русского «религиозно-философского возрождения». Всесторонняя оценка этой литературы остается задачей будущего.

Среди разнообразных течений, существовавших в русской философии за рубежом, с сегодняшней точки зрения особенно выделяются два: религиозно-философское и евразийское.Первый был продолжением дореволюционного религиозного идеализма, тогда как второй стал еще одним преломлением старой темы судьбы России в новой ситуации, созданной большевистской революцией. Берлин, а затем Париж были центрами первого течения, а Прага (а также, вкратце, София) — второго.

Русская религиозная философия продолжила свои предвыборные темы: критика (западного) рационализма и поиск целостного знания; метафизика всеединства и софиология; Историческая судьба России, выраженная в религиозно-идеалистических терминах; и религиозные основы личности.

Изучение истории русской философии этой группой стало кульминацией работы, начатой ​​в России. Двухтомник Зеньковского Истории русской философии , одноименная книга Лосского (1951), уже упоминавшийся выше очерк Бердяева и Пути русского богословия Флоровского. Русское богословие, 1939) были огромными достижениями, дополненными многочисленными статьями и очерками других авторов.Их работа в совокупности была самой важной философской попыткой осмыслить российский опыт и особенно его последний, чрезвычайно трагический этап. Удивительно, как мало нужно было бы изменить, например, в эссе Франка «Крушение кумиров », созданном до сталинских репрессий и Второй мировой войны, если бы он был переписан сегодня.

Евразийство началось как отдельное движение с публикации сборника под названием Исход к Востоку (Исход на Восток; Прага, 1921).Он рассматривал Россию как соединяющую Европу и Азию в географическом, геополитическом и культурно-историческом смысле и усилил традиционную славянофильскую критику Запада с помощью спенглеровского понимания «сумерек» Европы. Постколониалистская критика Европы была прообразом евразийцев, утверждающих, что западный взгляд на историю просто продвигает скрытые интересы Запада под видом объективной истины. Недоверие к Западу дополнилось утверждением положительного значения азиатского элемента в русской истории и культуре.Евразийство имело как религиозную, так и светскую ветви. Первый был представлен такими авторами, как Петр Савицкий (1894–1968) и Петр Сувчинский (1892–1985), второй — Флоровским и Карсавиным. В случае Карсавина евразийство было тесно связано с соловьевской школой. Тем не менее для большинства евразийцев религия была важна только как культурно-исторический фактор, способствовавший становлению России как евразийского образования. Религиозная тема в евразийстве ослабла, особенно после ухода Флоровского из движения.Некоторые из его светских оппонентов дошли до сотрудничества с большевистским правительством, которое они считали наследником дела великой российской государственности. Однако те, кто вернулся в Россию, в конце концов погибли в сталинских концлагерях. Евразийство как политическое движение пришло в упадок в середине 1930-х годов с подъемом национал-социализма в Германии. Многие из ее членов внесли значительный вклад в социальные и гуманитарные науки: Георгий Вернадский (1887–1973) по истории, Николай Трубецкой (1890–1938) и Роман Якобсон (1896–1982) по лингвистике.Сувчинский был крупным музыкальным критиком. Политическое влияние евразийских идей возродилось в постсоветский период, когда они стали источником вдохновения для самых разных идеологических школ, от националистов, мечтающих о новой Российской империи, до коммунистов советского образца.

постсоветский период

Вместо того, чтобы разрешить философские вопросы, они были просто приостановлены идеологическим замораживанием в советский период, и как только ограничения исчезли, старые разногласия быстро возродились.В начале и середине 1990-х годов русские философы были в первую очередь заняты возвращением ранее подавленного наследия и возобновлением международного философского диалога. В этот период особенно ценились сочинения Бердяева, Булгакова и Флоренского. Но список быстро расширился и включил всю плеяду мыслителей Серебряного века.

Вторая тенденция — то есть восстановление контактов с внешним миром — к настоящему времени привела к полному спектру западных и незападных влияний без каких-либо явных ограничений.Как и несколько раз раньше в истории, русские философы охотно знакомятся с зарубежной философией: феноменологией, аналитической философией, психоанализом, критической теорией, постструктуралистской мыслью и множеством незападных традиций мудрости. Старая полемика между славянофилами и западниками также была явно подавлена ​​и снова стала заметным фактором в спорах россиян об их прошлом, настоящем и будущем. Тема «Русской идеи» вернулась во всех своих прежних вариациях и теперь была принята, среди прочих, авторами-коммунистами, которые пытаются вдохнуть новую жизнь в доктрину, которая в значительной степени потеряла свою привлекательность.В то время как традиция неакадемического философствования остается сильной, академия в настоящее время является основой философской жизни в России.

Советские учреждения, такие как Институт философии РАН и журнал Вопросы философии , сохранили свои первоначальные идеологические функции. Преподавание философии в высших учебных заведениях занимает то же место, что и в других странах мира, и происходит без каких-либо идеологических ограничений.Среди философских изданий видное место занимает литература для преподавания философии. Текущая продукция академических философов охватывает все дисциплины философии и представляет все оттенки мнений, которые можно найти в других местах. Опубликованы многочисленные труды по истории русской философии; они включают как специальные исследования, так и исторические обзоры. Еще одна примечательная особенность — поразительная децентрализация философской жизни, которая больше не ограничивается «столицами», но действует во многих центрах высшего образования страны.Среди русских мыслителей начала двадцать первого века нет подавляющих политических партий. Ни уцелевший коммунизм, ни возрожденный национализм, похоже, не удерживают командных высот. Если сегодня существует угроза философии, то она исходит не со стороны государства или радикальной идеологии, а с разных сторон. Русская философия объединилась с современными западными и незападными философскими традициями в борьбе с натиском массовой культуры. Однако новая свобода и богатое интеллектуальное, художественное и литературное наследие вселяют надежду, что русская философия вновь откроет для себя не только свои корни, но и творческое вдохновение, из которого она впервые возникла.

См. Также Бахтин Михаил Михайлович; Бахтинский круг, ул. Бакунин Михаил Александрович; Белинский Виссарион Григорьевич; Бердяев Николай Александрович; Булгаков Сергей Николаевич; Чернышевский Николай Александрович; Чичерин Борис Николаевич; Достоевский Федор Михайлович; Федоров Николай Федорович; Флоренский, Павел Александрович; Флоровский Георгий Васильевич; Франк, Семен Людвигович; Герцен Александр Иванович; Иванов, Вячеслав Иванович; Карсавин Лев Платонович; Кавелин Константин Дмитриевич; Хомяков Алексей Степанович; Киреевский Иван Васильевич; Козлов Алексей Александрович; Кропоткин Петр Алексеевич; Лавров Петр Лаврович; Ленин, Владимир Ильич; Леонтьев Константин Николаевич; Лосев Алексей Федорович; Лосский Николай Онуфриевич; Лотман Юрий Михайлович; Луначарский Анатолий Васильевич; Мамардашвили, Мераб Константинович; Михайловский Николай Константинович; Писарев Дмитрий Иванович; Плеханов Георгий Валентинович; Розанов Василий Васильевич; Шестов Лев Исаакович; Шпет Густав Густавович; Сковорода, Григорий Саввич; Соловьев (Соловьев) Владимир Сергеевич; Толстой Лев Николаевич; Трубецкой Евгений Николаевич; Трубецкой Николай Сергеевич; Трубецкой Сергей Николаевич; Зеньковский Василий Васильевич.

Библиография

первоисточники

Эди, Дж. М., Дж. П. Сканлан и М. Б. Зельдин, ред. Русская философия . 3 тт. Ноксвилл: University of Tennessee Press, 1976.

Leatherbarrow, W. J., and D. C. Offord, eds. Документальная история русской мысли: от Просвещения до марксизма . Анн-Арбор, Мичиган: Ардис, 1987.

Российские философские исследования (с 1962 по 1992 год Советские философские исследования ).Ежеквартальный переводческий журнал.

историй

Бердяев Н.А. Русская идея . Перевод М. Френча. Хадсон, Нью-Йорк: Линдисфарн Пресс, 1992.

Коплстон, Ф. Философия в России: от Герцена до Ленина и Бердяева . Нотр-Дам, IN: Notre Dame University Press, 1986.

Florovsky, G. Пути русского богословия . Перевод Роберта Николса. Бельмонт, Массачусетс: Нордланд, 1979.

Кувакин В., изд. История русской философии: от десятого до двадцатого веков .Буйвол: Книги Прометея, 1994.

Лосский Н.О. История русской философии . Нью-Йорк: International Universities Press, 1951.

Масарик Т.Г. Дух России: исследования по истории, литературе и философии . 3 тт. Перевод Э. Пола и К. Пола, с дополнительными главами и библиографией Дж. Славика. Лондон: Аллен и Анвин, 1955.

Сканлан, Дж. П., изд. Русская мысль после коммунизма: восстановление философского наследия .Армонк, Нью-Йорк: М. Э. Шарп, 1994.

Валицки А. История русской мысли от Просвещения до марксизма . Перевод Х. Эндрюс-Русецкой. Стэнфорд, Калифорния: Издательство Стэнфордского университета, 1979.

Зеньковский В.В. История русской философии . Перевод Джорджа Клайна. Нью-Йорк, издательство Колумбийского университета, 1953; Лондон: Рутледж, 2003.

справочная литература

Алексеев П.В., изд. Философы России XIX – XX веков: биографии, идеи .М .: Академический проект, 1999.

де Лазари А., изд. Idee w Rosji. Идеи в России. Идеи в России . Варшава: Семпер, 1999.

Маслин, М., изд. Русская философия: Словарь . М .: Терра, 1999.

Владимир Леонидович Марченков (2005)

Русская философия — Философская энциклопедия Рутледж

1. Развитие русской философии

То, что Бердяев называл «русской идеей» — эсхатологическая Поиски, которые являются самой отличительной чертой русской философии, могут быть объяснены с точки зрения русской истории.Монгольское иго XII-XIV веков отрезало Русь от Византии (от которой она приняла христианство) и от Европы: она не участвовала в брожении Возрождения. Его становление как единого государства под властью Московского Царства последовало сразу за падением православной Византийской империи, и возникшее чувство русской национальной идентичности включило в себя мессианский элемент в форме теории монаха Филофея о Москве как «Третьем Риме». , преемник Рима и Константинополя как хранитель истины Христовой в ее чистоте (см. Средневековая философия).«Четвертого не будет», — гласило пророчество: Российская Империя продержится до конца света. В русской мысли господствовала греческая святоотеческая традиция до XVIII века, когда киевский мыслитель Сковорода (которого иногда называют первым философом России) разработал религиозное видение, основанное на синтезе античной и святоотеческой мысли. У него не было последователей; К середине века интеллектуальным центром России был Санкт-Петербург, где Екатерина Великая, опираясь на достижения своего предшественника Петра, стремилась продвигать западную светскую культуру среди образованной элиты с помощью идей французского Просвещения.Но представители «русского Просвещения» были сурово наказаны, когда осмелились процитировать концепции рациональности и справедливости философов в критике политического статус-кво (см. Просвещение на русском языке). Преследование передовых идей (которые служили укреплению самооценки зарождающейся интеллигенции как культурного и нравственного лидера своего общества) достигло своего апогея при Николае I (1825–1855 гг.), Когда философские факультеты в университетах были закрыты, а мысли пошли на убыль. метро.Западные идеи были предметом интенсивных дискуссий в небольших неформальных кругах студентов, писателей и критиков, самые известные из которых в Москве и Санкт-Петербурге дали философское образование таким интеллектуальным лидерам, как будущие социалисты Герцен и Бакунин, романист и либерал Иван. Тургенев, литературный критик Белинский (от «социальной критики» которого утверждал советский социалистический реализм) и будущие религиозные философы-славянофилы Киреевский и Хомяков (см. «Славянофильство»).Как заметил один критик: «На Западе есть теология и есть философия; Русская же мысль — это третье понятие »; тот, который (в царском интеллектуальном подполье, как и в его советском преемнике) охватывал романистов, поэтов, критиков, религиозных и политических мыслителей — всех связанных своей приверженностью целям свободы и справедливости.

В 1830-х годах эти осажденные люди столкнулись с немецким идеализмом: событием, имеющим решающее значение для будущего развития русской мысли.Телеологические структуры идеалистической мысли дали русским интеллектуалам искупительную интерпретацию их конфликтов и борьбы как необходимый этап диалектического движения истории к трансцендентному состоянию гармонии. Идеализм (особенно в его гегелевских формах: см. Гегельянство, русский язык) наложил свой отпечаток на словарь последующей русской философии, но его главным наследием было убеждение, разделяемое подавляющим большинством русских мыслителей, что « целостное мировоззрение », связное а единое видение исторического процесса и его цели было важной основой как для личного нравственного развития, так и для социального теоретизирования.Вопрос о цели истории стал предметом интенсивных дебатов среди интеллигенции после публикации в 1836 году «Философского письма» Чаадаева, в котором отношения России с Западом рассматривались как центральная философская проблема, поддерживая это историческое отделение России от культуры западного христианства. исключили его участие в движении истории к созданию универсального христианского общества. Версия Чаадаева о марше прогресса во многом обязана французскому католическому консерватизму, в то время как националистический ответ его идеям во многом опирался на критику романтиков Эпохи разума и органическую концепцию государственности Шеллинга: славянофилы считали, что западная культура находится в состоянии состояние крайнего морального и социального упадка, страдающего от чрезмерного рационализма, который привел к социальной атомизации и фрагментации индивидуальной психики (см. Чаадаев П.Я.; Шеллингианство, русское). Эти разногласия могут быть излечены только религиозной верой в ее чистом виде, русским православием, чей дух органической «единства», незагрязненный западным рационализмом, они представили как модель для российского общества и маяк для человечества. Тем самым они заложили основы сугубо русской традиции культурного и религиозного мессианизма, которая включает в себя политические сочинения Достоевского, панславистское и евразийское движения (см. Достоевский, FM; панславизм и евразийское движение), а также апокалиптическое видение Бердяева, чье философия была очень популярна в советском андеграунде.

Светские и западные мыслители, как правило, были менее мессианскими в своем ответе на пессимизм Чаадаева. Первые философы русского либерализма (см. Либерализм, русский язык) интерпретировали прошлое и будущее развитие своей страны в свете учения Гегеля о необходимом движении всех человеческих обществ к воплощению Разума в современном правовом государстве, в то время как русская радикальная традиция была сформированный последовательно эсхатологическими взглядами французских социалистов-утопистов, младогегельянцев и Карла Маркса.Герцен определял отличительную черту русской радикальной мысли как «непримиримый дух отрицания», с которым, не сдерживаемый европейским почтением к прошлому, она прилагала усилия к задаче освобождения человечества от трансцендентных властей, изобретенных религией и философией; а основанная им радикальная популистская традиция утверждала, что «привилегия отсталости», позволяющая России учиться как на достижениях, так и на ошибках Запада, поставила ее в авангард движения человечества к свободе.

Русские религиозные философы склонны видеть себя пророками, указывающими путь к возрождению человеческих обществ через духовное преобразование людей. Владимир Соловьев (которого многие россияне считают своим величайшим философом) считал, что миссия его страны — создать Царство Божье на Земле в форме либеральной теократии, которая объединит знания и социальную практику и объединит человечество. под духовным правлением Папы и светским правлением русского царя.Его метафизика «Всеединства» была доминирующей силой в возрождении религиозной и идеалистической философии в России в начале двадцатого века, вдохновляя целое поколение мыслителей, которые стремились переосмыслить христианские догмы таким образом, чтобы подчеркнуть связи духовной культуры и религиозная вера с институциональной и социальной реформой и прогресс во всех других аспектах человеческих усилий. Среди них были ведущие русские философы-эмигранты после 1917 года, такие как Семен Франк, Булгаков (который стремился создать новую культуру, в которой православное христианство проникло бы во все сферы русской жизни), Бердяев (на которого сильно повлияли мессианские мотивы у Солова ». ëv) и Гессен, предложивший неокантианскую и западную интерпретацию понятия «Всеединство».Ряд философов-эмигрантов (особенно Ильин и Вышеславцев) интерпретировали большевизм как выражение духовного кризиса в современных индустриальных культурах. Многие обвинили русскую революцию в заражении культурно обанкротившегося Запада, который (повторяя славянофилов, Достоевского и Леонтьева) они представили как испорченный рационализмом, позитивизмом, атеизмом и эгоцентричным индивидуализмом (хотя немногие дошли до яростно полемической мысли). Лосев, который до своей смерти в Советском Союзе в 1988 г. утверждал, что электрический свет выражает духовную пустоту «американизма и машинного производства»).Большинство сохраняло историософский оптимизм на протяжении всех катастроф первой половины двадцатого века, которые Бердяев рассматривал как предварительное условие для мессианского возрождения, в то время как Гессен полагал, что религиозные и культурные ценности восторжествуют в кровавой бойне в диалектическом Aufhebung .

Энциклопедия русской мысли

В этой энциклопедии собраны научные статьи о выдающихся мыслителях и концепциях русской и советской философии с акцентом на период с 1950 года по настоящее время.Записи организованы по ключевым словам.

Что такое

filosofia ?

Философия — слово «философия» в русском языке; он также сигнализирует о разнообразии жанров, идей и течений, включенных в рамки русской философской мысли. Философская традиция в России исторически включала в себя все, от традиционных философских дисциплин, таких как метафизика, эпистемология, этика и эстетика, до различных философски ориентированных областей исследования, от политической и социальной мысли до эссеистических литературных практик, культурных теорий и религиозной мысли. .

Практика философии в России глубоко укоренилась в западных философских практиках и в то же время выработала свои собственные структурные черты, выходящие за рамки аналитико-критического наследия платонической и аристотелевской традиций. Источник этих черт лежит во всем, от «национальных предрасположенностей» и курса российской истории до вызовов, с которыми сталкивается российская система высшего образования. Filosofia , в этом контексте, определяется не как научная дисциплина или язык аргументации, а как более широко истолкованное и часто целостное отношение к акту философствования — отношения, которые могут осуществляться любым из человеческих путей. для творческого и / или (и) рационального выражения.Как описал позицию российских философов русский философ и богослов Павел Флоренский: «Нравственные устремления, религиозное сознание и деятельность не только головы, но и всех органов духа — одним словом, мы считаем, что жизнь вне частной жизни. учеба имеет высшую степень серьезности и полностью достойна ».

Немногие русские мыслители вошли в канон англо-американского философского исследования. Возможно, это связано с разнообразием философских жанров в русской традиции, ее исторически изменчивой связью с онтологической истиной или ее творческим взаимодействием между философией и собственно философией.Многие произведения русских мыслителей также остаются непереведенными и поэтому доступны только русскоязычной аудитории. Этот проект направлен на то, чтобы сделать идеи современных российских мыслителей более доступными.

Использование этого сайта

Filosofia организована по фамилии и ключевым словам. Статьи написаны экспертами в данной области, а список имен представляет собой динамичный сборник статей о наиболее важных фигурах в русской / советской философии с 1950 года.Посетители также могут выполнять поиск по ключевым словам, что дает возможность концептуально отобразить связи между мыслителями и интеллектуальными школами.

Философия в России: от Герцена до Ленина и Бердяева Фредерик Коплстон SJ (Поиск / Университет Нотр-Дам: $ 29,95; 445 стр.)

На Западе мы представляем философов отрешенными и мечтательными фигурами в башнях из слоновой кости. В России все не так.Здесь философия имеет одновременно практическую и социальную направленность. Почти все русские мыслители хотели, чтобы их идеи были непосредственно полезны людям, если возможно, чтобы освободить их или помочь создать лучшее общество, в котором они могли бы жить. Русские действительно склонны относиться к философии, которая не несет «послания» или «цель» аморальна.

В этом они верны, даже атеисты среди них, богословию Православной церкви, которая утверждает, что знание и разум существуют не сами по себе, а как средство, способствующее преобразованию земной реальности и обожествлению мира. человек.Как говорит Фредерик Коплстон, «разумно рассматривать моральный идеализм радикалов как секуляризованную форму христианских идеалов, в пренебрежении которыми они обвиняли Русскую православную церковь». По той же причине «религиозные мыслители тоже были склонны к социальной приверженности и были глубоко озабочены« проблемой России », хотя тот тип общества, которого они желали, естественно отличался от того, которого желали атеистические революционеры».

Эта «нечистота» русской философии тревожит философов из других культур.Они могут даже вообще отказаться рассматривать это как философию. Коплстон, однако, который ясно знает, что такое философия, отвергает такие оговорки и намеревается «получить широкий взгляд на соответствующую область и не сильно беспокоиться о различиях между историей философии, историей идей и историей социальной теории. и религиозная мысль ».

Как выдающийся автор девятитомного обзора европейской философии от досократиков до Сартра, Коплестон в высшей степени подходит для этой задачи.Настоящая книга, которая описывается как «дополнительный том к серии», использует тот же общий метод, что и ее предшественники: каждая глава посвящена главному философу или школе мыслителей, рассматриваемой в свете политических обстоятельств того времени. и философских традиций, к которым они принадлежат. Экспозиция классная, ясная и профессионально оцененная. Коплстон культивирует скрупулезную объективность, используя критику, которая может быть направлена ​​против его мыслителей, но также защищает их от этой критики.Он так же справедлив к атеистам и социалистическим мыслителям, как и к религиозным, которым, как член Общества Иисуса, он, по-видимому, больше симпатизирует.

Постоянно повторяющаяся, даже навязчивая тема, которая может смутить новичков в русской мысли, — это проблема отношений России с Западом (всегда пишется с большой буквы и всегда рассматривается как одна страна). Проблема была вызвана общим фактом того, что у России есть христианское наследие, как у Запада, но на протяжении столетий она была отрезана от него монгольским господством.Восстановив свою независимость, Россия в конечном итоге будет тяготеть к европейской культурной и интеллектуальной сфере. Он сделал это взрывным образом в 18 веке, пытаясь за несколько лихорадочных десятилетий догнать высокое средневековье, Возрождение, Реформацию и раннее Просвещение, которые он все упустил. Еще в 1830-х годах Петр Чаадаев мог правдоподобно описать Россию как «чистый лист бумаги», своего рода вакуум в мировой истории.

Более поздние мыслители, конечно, нашли чем заполнить вакуум, и даже утверждали, что это дает России особые преимущества — преимущества молодой, энергичной цивилизации, еще не подорванной меркантильностью и капризностью Европы среднего возраста.Славянофилы 1840-х годов поместили эти преимущества в метафизический контекст: они утверждали, что русские сохранили особые качества общинного сознания ( трезвость ) и не утратили свое «целостное знание» мира и Бога ради разъедающего рационализма Запад.

Именно на таких философских основаниях (хотя и секуляризованных) революционеры-народники, а позже и марксисты основали свой проект построения общества более гуманного, чем все, что может показать Запад.Конечно, у марксизма были свои философские основы, по большей части унаследованные от немецкого идеализма. Но поскольку они пришли иным путем и легли в основу русской мысли, не составило большого труда привить марксизм в России, где, особенно в лице Ленина, он приобрел характерно практический, целенаправленный характер.

В результате мы имеем в России довольно необычное зрелище — философию, полностью опробованную на практике. Именно здесь изложение Коплстона, кажется, дает сбой.Безусловно, важно оценить то, что происходило в Советской России, и подумать, почему проект использования неограниченной власти государства для создания лучшего общества должен был обернуться такой катастрофой. Это философский вопрос — по крайней мере, в том смысле, в котором большинство россиян используют слово «философия», — и для автора было бы законным обратиться к нему здесь, по крайней мере, процитировав тех русских мыслителей, которые размышляли о

Можно сказать, что Достоевский предвидел катастрофу.По словам Коплстона, «он утверждает, что атеистический социализм, который, кажется, дает людям свободу создавать общество просто в соответствии с их собственными суждениями о том, каким должно быть общество, неизбежно заканчивается новой формой рабства». Коплстон отреагировал на это утверждение, просто тавтологически прокомментировав, что «такого рода аргументы ни с кем не работают. . . который не готов признать, что атеистический социализм предполагает отрицание свободы ». Он также не отводит много места (обильным и энергично выраженным) взглядам эмигрантских мыслителей ХХ века на эту тему.

В общем, это авторитетный обзор крупнейших русских мыслителей. Я, однако, признаюсь, что был слегка разочарован тем, что огромный опыт Коплстона не привел к появлению еще нескольких оригинальных идей и, в частности, не побудил его исследовать наиболее важные из всех практических вопросов, которые ставит русская философия.

Иван Ильин, путинский философ русского фашизма | Тимоти Снайдер

Это расширенная версия эссе Тимоти Снайдера «Бог — русский» в номере The New York Review от 5 апреля 2018 года.

---

Fine Art Images / Heritage Images / Getty Images

Иван Ильин, около 1920 г.

«Дело в том, что фашизм — это искупительное превышение патриотического произвола».

—Иван Ильин, 1927

«Моя молитва подобна мечу. И мой меч подобен молитве ».

—Иван Ильин, 1927

«Политика — это искусство выявления и нейтрализации врага».

—Иван Ильин, 1948

Русский посмотрел сатане в глаза, посадил Бога на кушетку психоаналитика и понял, что его народ может искупить мир.Страдавший Бог рассказал русскому историю неудач. В начале было Слово, чистота и совершенство, а Слово было Бог. Но затем Бог совершил ошибку юности. Он создал мир, чтобы завершить себя, но вместо этого испачкал себя и спрятался от стыда. Бог, а не Адам, был первородным грехом, освобождением несовершенных. Оказавшись в этом мире, люди осознали факты и испытали чувства, которые невозможно было сопоставить с тем, что было у Бога в уме. Каждая отдельная мысль или страсть усиливали власть сатаны в мире.

Так русский философ понимал историю как позор. Ничего из того, что произошло с момента сотворения, не имело значения. Мир представлял собой бессмысленное множество фрагментов. Чем больше люди пытались понять это, тем более греховным он становился. Современное общество с его плюрализмом и гражданским обществом усугубило недостатки мира и удержало Бога в изгнании. Единственная надежда Бога заключалась в том, что праведная нация вслед за Лидером войдет в политическую целостность и тем самым начнет восстановление мира, которое, в свою очередь, может искупить божественное.Поскольку объединяющий принцип Слова был единственным благом во вселенной, любые средства, которые могли привести к его возвращению, были оправданы.

Таким образом, русский философ по имени Иван Ильин вообразил русский христианский фашизм. Он родился в 1883 году и закончил диссертацию о мирской неудаче Бога незадолго до революции 1917 года. Изгнанный со своей родины в 1922 году советской властью, которую он презирал, он поддержал дело Бенито Муссолини и принес извинения за политическое насилие в 1925 году.В изгнании из Германии и Швейцарии он писал в 1920-х и 1930-х годах для белых русских изгнанников, бежавших после поражения в гражданской войне в России, а в 1940-х и 1950-х годах — для будущих русских, которые увидят конец Советской власти.

Неутомимый рабочий Ильин выпустил около двадцати книг на русском языке и еще двадцать на немецком. Некоторые из его работ носят бессвязный и здравый характер, и в них легко найти противоречия и противоречия. Однако одно направление мысли, которое сохраняется на протяжении десятилетий, — это его метафизическое и моральное оправдание политического тоталитаризма, которое он выразил в практических схемах фашистского государства.Решающим понятием было «закон» или «правовое сознание» (правосознание) . Для молодого Ильина, писавшего до революции, закон олицетворял надежду на то, что русские будут участвовать в универсальном сознании, которое позволит России создать современное государство. Для зрелого контрреволюционного Ильина особое сознание («сердце» или «душа», а не «разум») позволяло россиянам переживать произвольные притязания на власть как закон. Хотя он умер забытым, в 1954 году творчество Ильина было возрождено после распада Советского Союза в 1991 году, и оно направляет людей, которые сегодня правят Россией.

Российская Федерация начала двадцать первого века — новое государство, образованное в 1991 году на территории Российской республики Советского Союза. Он меньше старой Российской империи и отделен от нее во времени семью десятилетиями советской истории. Тем не менее, сегодняшняя Российская Федерация действительно напоминает Российскую империю юности Ильина в одном важном отношении: она не установила верховенство закона как принцип правления. Траектория понимания права Ильиным от вселенского надежды к произвольному национализму прослеживалась в дискурсе российских политиков, в том числе Владимира Путина.Поскольку Ильин нашел способы представить несостоятельность верховенства закона как российскую добродетель, российские клептократы используют его идеи для изображения экономического неравенства как национальной невиновности. В последние несколько лет Владимир Путин также использовал некоторые из более конкретных идей Ильина о геополитике, пытаясь перевести задачу российской политики от проведения реформ в стране к экспорту добродетели за границу. Превратив международную политику в обсуждение «духовных угроз», работы Ильина помогли российским элитам представить Украину, Европу и США как экзистенциальные опасности для России.

*

Иван Ильин был философом, который столкнулся с русскими проблемами с немецкими мыслителями. Это было типично для того времени и места. Он был дитя Серебряного века, поздней империи династии Романовых. Его отец был русским дворянином, мать — немецкой протестанткой, принявшей православие. Будучи студентом в Москве между 1901 и 1906 годами, настоящим предметом Ильина была философия, что означало этическую мысль Иммануила Канта (1724–1804). Для неокантианцев, которые тогда господствовали в университетах по всей Европе, а также в России, люди отличались от остального творения способностью к разуму, которая позволяла делать осмысленный выбор.Тогда люди могли бы свободно подчиняться закону, поскольку они могли понять и принять его дух.

Право было тогда главным предметом вожделения русских мыслящих классов. Российские студенты-юристы, возможно, больше, чем их европейские коллеги, могли видеть в этом источник политической трансформации. Закон, казалось, предлагал противоядие от древнерусской проблемы произвол , произвола самодержавных царей. Однако, даже будучи обнадеживающим молодым человеком, Ильин изо всех сил старался видеть в русских людях созданий разума, которых представлял Кант.Он с нетерпением ждал грандиозного восстания, которое ускорит просвещение русских масс. Когда русско-японская война создала условия для революции в 1905 году, Ильин отстоял право на свободу собраний. Вместе со своей девушкой Натальей Вокач он перевел на русский язык брошюру немецких анархистов. В 1906 году царь был вынужден принять новую конституцию, в соответствии с которой был создан новый российский парламент. Хотя парламент был выбран таким образом, чтобы гарантировать власть землевладельцам империи, он имел право издавать законы.Царь дважды распускал парламент, а затем незаконно изменил избирательную систему, чтобы сделать ее еще более консервативной. Невозможно было рассматривать новую конституцию как установление верховенства закона в России.

Работавший преподавателем права в университете в 1909 году, Ильин опубликовал красивую статью на русском (1910) и немецком (1912) языках о концептуальных различиях между правом и властью. Но как сделать закон функциональным на практике и резонансным в жизни? Кант, казалось, оставил открытой пропасть между духом закона и реальностью самодержавия.G.W.F. Гегель (1770–1831), однако, вселил надежду, предположив, что это и другие болезненные противоречия будут разрешены со временем. История, как многообещающий Ильин читал Гегеля, была постепенным проникновением Духа ( Geist ) в мир. Каждая эпоха превосходила предыдущую и приносила кризис, обещавший следующую. Звериные массы станут походить на просвещенных друзей, пыл повседневной жизни уступит место политическому порядку.

Философ, понимающий это послание, становится проводником Духа, всегда соблазнительной перспективой.Подобно другим русским интеллектуалам своего и предыдущих поколений, молодого Ильина тянуло к Гегелю, и в 1912 году он провозгласил «гегелевское возрождение». Тем не менее, как огромное русское крестьянство заставило его по-новому взглянуть на легкость передачи закона российскому обществу, так и его опыт современной городской жизни заставил его усомниться в том, что исторические изменения были только делом Духа. Он находил русских, даже тех, кто принадлежал к его собственному классу и среде в Москве, отвратительно телесными. В спорах о философии и политике в 1910-х годах он обвинял своих противников в «сексуальных извращениях».

В 1913 году Ильин обеспокоился тем, что извращение — это национальный русский синдром, и предложил Зигмунда Фрейда (1856–1939) в качестве спасителя России. В понимании Ильина Фрейда цивилизация возникла из коллективного договора о подавлении основных побуждений. Человек заплатил психологическую цену за жертву своей натуры культуре. Только через долгие консультации на кушетке психоаналитика бессознательный опыт может проявиться в осознании. Психоанализ, таким образом, предлагал совершенно иной портрет мысли, чем гегелевская философия, которую тогда изучал Ильин.Когда Ильин готовил диссертацию о Гегеле, он предложил себя в качестве пионера российской национальной психотерапии, поехав с Натальей в Вену в мае 1914 года для сеансов с Фрейдом. Таким образом, начало Первой мировой войны застало Ильина в Вене, столице монархии Габсбургов, ныне одним из врагов России.

«Мои внутренние немцы, — писал Ильин другу в 1915 году, — беспокоят меня больше, чем внешние немцы», — немецкое и габсбургское царства воюют с Российской империей. «Внутренним немцем», который помог Ильину овладеть остальными, был философ Эдмунд Гуссерль, с которым он учился в Геттингене в 1911 году.Гуссерль (1859–1938), основатель философской школы, известной как феноменология, попытался описать метод, с помощью которого философ мыслит себя в мире. Философ стремился забыть свою личность и предшествующие предположения и пытался испытать предмет на его собственных условиях. По словам Ильина, философ должен мысленно обладать ( пережить ) объектом исследования, пока не достигнет самоочевидной и исчерпывающей ясности ( очевидность ).

Метод Гуссерля был упрощен Ильиным до «философского акта», посредством которого философ может успокоить вселенную и все, что в ней — других философов, мир, Бога — успокаивая свой собственный разум.Подобно православному верующему, созерцающему икону, Ильин верил (в отличие от Гуссерля), что может видеть метафизическую реальность через физическую. Когда он писал свою диссертацию о Гегеле, он воспринимал божественный предмет в философском тексте и фиксировал его на месте. Гегель имел в виду Бога, когда писал «Дух», заключил Ильин, и Гегель ошибался, видя движение в истории . Бог не мог реализовать себя в мире, так как сущность Бога была непримиримо отлична от сущности мира.Гегель не мог показать, что каждый факт связан с принципом, что каждая авария является частью конструкции, что каждая деталь является частью целого и т. Д. Бог положил начало истории, а затем был заблокирован от дальнейшего влияния.

Ильин был весьма типичен для русской интеллигенции своим быстрым и восторженным принятием противоречивых немецких идей. В своей диссертации он смог, благодаря своему очень специфическому пониманию Гуссерля, навести некоторый порядок в своих «внутренних немцах». Кант предложил исходную проблему для русского политического мыслителя: как установить верховенство закона.Гегель, казалось, предлагал решение, Дух, продвигающийся через историю. Фрейд переопределил проблему России как сексуальную, а не духовную. Гуссерль позволил Ильину переложить ответственность за политический провал и сексуальное беспокойство на Бога. Философия означала созерцание, которое позволяло контактировать с Богом и начало Божье исцеление. Философ взял на себя управление, и все было в поле зрения: другие философы, мир, Бог. Тем не менее, даже после того, как был установлен контакт с божественным, история продолжалась, «течение событий» продолжало течь.

В самом деле, даже когда Ильин созерцал Бога, люди убивали и умирали миллионами на полях сражений по всей Европе. Ильин писал диссертацию, когда Российская империя приобрела, а затем потеряла территорию на Восточном фронте Первой мировой войны. В феврале 1917 года царский режим сменился новым конституционным порядком. Новое правительство пошатнулось, продолжая дорогостоящую войну. В апреле того же года Германия отправила Владимира Ленина в Россию на запломбированном поезде, а его большевики в ноябре совершили вторую революцию, пообещав землю крестьянам и мир всем.Ильин тем временем пытался собрать комиссию для защиты диссертации. К тому времени, когда он это сделал, в 1918 году, большевики были у власти, их Красная Армия вела гражданскую войну, а ЧК защищала революцию террором.

Первая мировая война дала шанс революционерам, а значит, и контрреволюционерам. По всей Европе ультраправые видели в большевистской революции некую возможность; драма революции и контрреволюции разыгрывалась с разными исходами в Германии, Венгрии и Италии.Нигде конфликт не был таким долгим, кровавым и страстным, как на землях бывшей Российской империи, где гражданская война длилась годами, принесла голод и погромы и унесла столько же жизней, как Первая мировая война. В Европе в целом, но в России в частности, ужасные человеческие жертвы, кажущиеся бесконечными раздоры и падение империи внесли определенную правдоподобность в идеи, которые в противном случае могли бы остаться неизвестными или казаться неуместными. Без войны ленинизм, вероятно, остался бы в сноске в истории марксистской мысли; Без ленинской революции Ильин, возможно, не сделал бы из своей диссертации правых политических выводов.

Ленин и Ильин не знали друг друга, но их встреча в революции и контрреволюции, тем не менее, была жуткой. Отчество Ленина было «Ильич», и он писал под псевдонимом «Ильин», а настоящий Ильин рецензировал некоторые из этих псевдонимных произведений. Когда Ильин был арестован ЧК как противник революции, Ленин вмешался от его имени в знак уважения к его философской работе. Интеллектуальное взаимодействие между двумя людьми, начавшееся в 1917 году и продолжающееся в России сегодня, началось с общей оценки обещания Гегеля целостности.Оба человека интерпретировали Гегеля радикально, соглашаясь друг с другом в таких важных моментах, как необходимость уничтожения средних классов, не соглашаясь с окончательной формой бесклассового сообщества.

Ленин согласился с Гегелем, что история — это история прогресса через конфликт. Как марксист, он считал, что конфликт существует между социальными классами: буржуазией, владеющей собственностью, и пролетариатом, обеспечивающим прибыль. Ленин добавил к марксизму предложение о том, что рабочий класс, хотя и сформирован капитализмом и призван воспользоваться его достижениями, нуждается в руководстве со стороны дисциплинированной партии, понимающей правила истории.В 1917 году Ленин зашел так далеко, что заявил, что люди, знавшие правила истории, также знали, когда их нарушать — начав социалистическую революцию в Российской империи, где капитализм был слаб, а рабочий класс крошечным. Тем не менее Ленин никогда не сомневался, что существует добрая человеческая природа, пойманная историческими условиями и, следовательно, подлежащая освобождению историческими действиями.

Марксисты, такие как Ленин, были атеистами. Они думали, что под Духом Гегель имел в виду Бога или какое-то другое богословское понятие, и заменили Дух обществом.Ильин не был типичным христианином, но верил в Бога. Ильин соглашался с марксистами в том, что Гегель имел в виду Бога, и утверждал, что Бог Гегеля создал разрушенный мир. Для марксистов частная собственность выполняла функцию первородного греха, и ее исчезновение высвободило бы в человеке добро. Для Ильина первородным грехом было само сотворение мира. В истории никогда не было хорошего момента и не было внутреннего добра в людях. Марксисты были правы, ненавидя средний класс, и действительно ненавидели их недостаточно.«Гражданское общество» среднего класса укореняет множественные интересы, которые разрушают надежды на «мощную национальную организацию», в которой нуждается Бог. Поскольку средний класс блокирует Бога, он должен быть сметен бесклассовым национальным сообществом. Но нет никакой исторической тенденции, никакой исторической группы, которая выполняла бы эту работу. Грандиозное преобразование сатанинской индивидуальности в божественную целостность должно начаться где-то за пределами истории.

По Ильину, освобождение возникнет не от понимания истории, а от ее устранения.Поскольку земное испорчено, а божественное недостижимо, политическое спасение придет из царства вымысла. В 1917 году Ильин все еще надеялся, что Россия может стать правовым государством. Ленинская революция привела к тому, что Ильин отныне считал свои собственные философские идеи политическими. Большевизм доказал, что мир божий так же несовершенен, как утверждал Ильин. То, что Ильин назвал бы «бездной атеизма» нового режима, было окончательным подтверждением пороков мира и силы современных идей, способствующих их укреплению.

После того, как он покинул Россию, Ильин будет утверждать, что человечество нуждается в героях, огромных персонажах за пределами истории, способных взять на себя власть. В его диссертации эта политика заключалась в стремлении к отсутствующей целостности и в предположении, что нация может начать свое восстановление. Это была идеология, ожидающая формы и имени.

*

Ильин покинул Россию в 1922 году, когда был основан Советский Союз. Его воображение вскоре захватил Марш Бенито Муссолини на Рим, государственный переворот, который привел к установлению первого в мире фашистского режима.Ильин был убежден, что смелые жесты смелых людей могут начать исправлять порочный характер существования. Он посетил Италию и опубликовал восхищенные статьи о Il Duce , когда писал свою книгу « Об использовании насилия для противодействия злу » (1925). Если диссертация Ильина заложила основу для метафизической защиты фашизма, то эта книга была оправданием зарождающейся системы. В диссертации описана утраченная целостность, развязанная невольным Богом; Вторая книга объяснила пределы учения Сына Божьего.Осознав травму Бога, Ильин «посмотрел сатане в глаза».

Таким образом, известные учения Иисуса, изложенные в Евангелии от Марка, приобретают неожиданный смысл в интерпретации Ильина. «Не судите, — говорит Иисус, — чтобы вас не судили». Этот знаменитый призыв к размышлению продолжается:

Ибо каким суждением вы судите, будете судимы; и какой мерой вы мерите, оно будет снова вам отмерено. И почему ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазу не замечаешь? Или как скажешь брату твоему: дай, я выну сучок из глаза твоего; и вот, луч есть в твоем глазу? Лицемер! Вынь прежде бревно из твоего глаза; и тогда ты увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего.

Для Ильина это были слова несостоявшегося бога с обреченным Сыном. Фактически, праведник не размышлял о своих поступках и не пытался увидеть точку зрения другого; он созерцал, распознал абсолютное добро и зло и назвал врагов, которых нужно уничтожить. Правильная интерпретация отрывка «не судите» заключалась в том, что каждый день был судным днем ​​и что людей будут судить за то, что они не убивали врагов Бога, когда у них была возможность. В отсутствие бога Ильин определил, кто эти враги.

Возможно, самая запоминающаяся заповедь Иисуса — любить врага из Евангелия от Матфея: «Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб: но говорю вам, что не сопротивляйтесь злу; но кто ударит тебя по правой щеке твоей, подставь ему и другую ». Ильин утверждал, что имелось в виду обратное. В правильном понимании любовь означает целостность. Не имело значения, пытается ли один человек полюбить другого. Человек любил только в том случае, если он был полностью вовлечен в сообщество.Погружение в такую ​​любовь означало бороться «против врагов божественного порядка на земле». Христианство на самом деле означало призыв разумного философа применить решительное насилие во имя любви. Любой, кто не согласился с этой логикой, сам был агентом сатаны: «Тот, кто противостоит рыцарской борьбе с дьяволом, сам является дьяволом».

Таким образом, богословие становится политикой. Демократии не противостояли большевизму, но способствовали ему, и должны быть уничтожены. Единственный способ предотвратить распространение зла — это сокрушить средние классы, искоренить их гражданское общество и преобразовать их индивидуалистическое и универсалистское понимание закона в сознание национального подчинения.Большевизм был не противоядием от болезней среднего класса, а, скорее, полным нашествием их болезни. Советские и европейские правительства должны быть сметены насильственными государственными переворотами.

Ильин использовал слово Spirit ( Дух ), чтобы описать вдохновение фашистов. Он писал, что захват власти фашистами был «актом спасения». Фашист — истинный искупитель, поскольку он понимает, что враг должен быть принесен в жертву. Ильин позаимствовал у Муссолини концепцию «рыцарской жертвы», которую фашисты приносят на чужой крови.(Говоря о Холокосте 1943 года, Генрих Гиммлер хвалил своих эсэсовцев именно в этих терминах.)

Ильин понимал свою роль как русского интеллектуала как пропаганду фашистских идей на определенном русском языке. В стихотворении в первом номере журнала, который он редактировал между 1927 и 1930 годами, он дал соответствующий лапидарный девиз: «Моя молитва подобна мечу. И мой меч подобен молитве ». Ильин посвятил свою огромную книгу 1925 года « О применении насилия для противодействия злу » белым, людям, которые сопротивлялись большевистской революции.Это было задумано как путеводитель по их будущему.

Больше всего Ильина беспокоило то, что итальянцы, а не русские изобрели фашизм: «Почему итальянцы добились успеха там, где потерпели поражение?» Написав в 1927 году о будущем русского фашизма, он попытался установить первенство России, рассматривая сопротивление белых большевикам как предысторию фашистского движения в целом. Белое движение также было «глубже и шире», чем фашизм, потому что оно сохранило связь с религией и потребность в целостности.Ильин заявил «моим белым братьям, фашистам», что меньшинство должно захватить власть в России. Придет время. «Белый дух» был вечным.

Провозглашение Ильиным фашистского будущего России в 1920-х годах было полным отрицанием его надежд 1910-х годов на то, что Россия может стать правовым государством. «В том-то и дело, — писал Ильин, — что фашизм есть искупительный избыток патриотического произвола». Произвол (произвол), , центральная концепция всех современных российских политических дискуссий, был страшилкой всех российских реформаторов, стремящихся к совершенствованию с помощью закона.Сейчас произведол, патриотично. Слово «искупительный» (спастельный), — еще одно среднерусское понятие. Это прилагательное, которое русские православные христиане могут применить к жертве Христа на Голгофе, смерти Единого для спасения многих. Ильин использует это слово для обозначения убийства посторонних, чтобы нация могла осуществить проект тотальной политики, который впоследствии мог бы искупить потерянного Бога.

В одном предложении отменяются два универсальных понятия, закон и христианство.Дух беззакония заменяет дух закона; дух убийства заменяет дух милосердия.

*

Хотя Ильина вдохновляла фашистская Италия, его домом в качестве политического беженца между 1922 и 1938 годами была Германия. Как сотрудник Российского научного института ( Russisches Wissenschaftliches Institut ) он был академическим государственным служащим. Именно из Берлина он наблюдал за борьбой за престол после смерти Ленина, приведшей к власти Иосифа Сталина.Затем он следил за попыткой Сталина превратить политическую победу большевиков в социальную революцию. В 1933 году Ильин опубликовал большую книгу на немецком языке о голоде, вызванном коллективизацией советского сельского хозяйства.

Написав на русском языке для русских эмигрантов, Ильин поспешил похвалить захват власти Гитлером в 1933 году. Гитлер, по мнению Ильина, сделал правильно, что после пожара Рейхстага в феврале 1933 года было приостановлено верховенство закона. Ильин представил Гитлера, как Муссолини. , как лидер из-за пределов истории, чья миссия была исключительно оборонительной.«Реакция на большевизм должна была прийти, — писал Ильин, — и она пришла». Европейская цивилизация была приговорена к смертной казни, но «пока Муссолини руководит Италией, а Гитлер руководит Германией, европейская культура пребывает в отсрочке исполнения приговора». Нацисты воплотили «Дух» ( дух ), которым русские должны поделиться.

По словам Ильина, нацисты были правы, бойкотируя еврейские предприятия и обвиняя евреев как коллектив в бедах, постигших Германию. Прежде всего, Ильин хотел убедить русских и других европейцев в том, что Гитлер был прав, рассматривая евреев как агентов большевизма.Эта «иудеобольшевистская» идея, как понимал Ильин, была идеологической связью между белыми и нацистами. Утверждение, что евреи были большевиками, а большевики были евреями, было белой пропагандой во время Гражданской войны в России. Конечно, большинство коммунистов не были евреями, и подавляющее большинство евреев не имели никакого отношения к коммунизму. Слияние этих двух групп было не ошибкой или преувеличением, а скорее преобразованием традиционных религиозных предрассудков в инструменты национального единства.Иудеобольшевизм апеллировал к суеверной вере православных крестьян в то, что евреи охраняют границу между царством добра и зла. Он перенес это убеждение в современную политику, изображая революцию как ад, а евреев — как его привратников. Как и в философии Ильина, Бог был слаб, сатана господствовал, а оружие ада было современными идеями в мире.

Во время и после Гражданской войны в России некоторые белые бежали в Германию в качестве беженцев. Некоторые принесли с собой основополагающий текст современного антисемитизма, вымышленные «Протоколы сионских мудрецов», а многие другие — убеждение в том, что в их поражении виноват глобальный еврейский заговор.Белый иудеобольшевизм, прибывший в Германию в 1919 и 1920 годах, завершил образование Адольфа Гитлера как антисемита. До этого момента Гитлер представлял врага Германии как еврейский капитализм. Убедившись в том, что евреи несут ответственность как за капитализм, так и за коммунизм, Гитлер мог сделать последний шаг и сделать вывод, как он сделал в Mein Kampf , что евреи были источником всех идей, которые угрожали немецкому народу. В этом важном отношении Гитлер действительно был учеником русского белого движения.Ильин, главный идеолог белых, хотел, чтобы мир знал, что Гитлер прав.

По прошествии 30-х годов Ильин начал сомневаться в том, что нацистская Германия продвигает дело русского фашизма. Это было естественно, поскольку Гитлер считал русских недочеловеками, а Германия поддерживала европейских фашистов лишь постольку, поскольку они были полезны для конкретного нацистского дела. Ильин начал предупреждать русских белых о нацистах и ​​попал под подозрение со стороны правительства Германии. Он потерял работу и в 1938 году уехал из Германии в Швейцарию.Однако он оставался верным своему убеждению, что белое движение предшествовало итальянскому фашизму и немецкому национал-социализму. Со временем русские продемонстрируют превосходящий фашизм.

*

С безопасной швейцарской точки зрения недалеко от Цюриха Ильин наблюдал начало Второй мировой войны. Это был запутанный момент как для коммунистов, так и для их врагов, поскольку конфликт начался после того, как Советский Союз и нацистская Германия достигли соглашения, известного как пакт Молотова-Риббентропа. Его секретный протокол, который разделил восточноевропейские территории между двумя державами, был во всем, кроме названия.В сентябре 1939 года и нацистская Германия, и Советский Союз вторглись в Польшу, их армии встретились посередине. Ильин считал, что нацистско-советский союз недолговечен, поскольку Сталин предаст Гитлера. В 1941 году произошло обратное, когда вермахт вторгся в Советский Союз. Хотя Ильин питал оговорки по поводу нацистов, он писал о немецком вторжении в СССР как о «приговоре большевизму». После победы СССР под Сталинградом в феврале 1943 года, когда стало ясно, что Германия, скорее всего, проиграет войну, Ильин снова изменил свою позицию.Затем и в последующие годы он представил войну как одну из серии нападок Запада на русскую добродетель.

Русская невиновность становилась одной из главных тем Ильина. Как концепция, она завершала фашистскую теорию Ильина: мир развращен; он нуждался в искуплении со стороны нации, способной к тотальной политике; этой нацией была чистая Россия. С возрастом Ильин обращался к русскому прошлому не как к истории, а как к циклическому мифу о отечественной добродетели, защищенной от внешнего проникновения. Россия была безупречной империей, всегда подвергавшейся нападению со всех сторон.Небольшая территория вокруг Москвы стала Российской Империей, самой большой страной всех времен, и никогда ни на кого не нападала. Даже когда она расширялась, Россия была жертвой, потому что европейцы не понимали, какую великую добродетель она защищала, забирая новые земли. По словам Ильина, Россия постоянно подвергалась «континентальной блокаде», и поэтому все ее прошлое было периодом «самообороны». Итак, «русский народ с момента его полного обращения в христианство может насчитать почти тысячу лет исторических страданий.

Хотя Ильин написал сотни утомительных страниц в этом направлении, он также ясно дал понять, что не имеет значения, что на самом деле произошло или что на самом деле сделали русские. Это была бессмысленная история, это были просто факты. Правда о нации, писал Ильин, была «чистой и объективной» независимо от свидетельств, а русская правда была невидимым и невыразимым благочестием. Россия была не страной с людьми и учреждениями, даже если бы так казалось, но бессмертным живым существом.«Россия — это организм природы и души», это был «живой организм», «живое органическое единство» и так далее. Ильин писал об «украинцах» в кавычках, поскольку, по его мнению, они были частью российского организма. Ильин был одержим страхом, что люди на Западе этого не поймут, и рассматривал любое упоминание об Украине как нападение на Россию. Поскольку Россия — это организм, ее «нельзя разделить, а только рассечь».

Идея Ильина о политическом возвращении России к Богу требовала отказа не только от индивидуальности и множественности, но и от человечности.Дискредитированный войной фашистский язык органического единства оставался центральным для Ильина. В целом его мышление не сильно изменила война. Он не отвергал фашизм, как большинство его довоенных защитников, хотя теперь он действительно различал то, что он считал лучшими и худшими формами фашизма. Он не участвовал ни в общем сдвиге европейской политики влево, ни в восстановлении демократии. Возможно, самое главное, он не осознавал, что эпоха европейского колониализма проходит.В качестве образцов он считал Испанию Франко и Португалию Салазара, в то время обширные империи, управляемые правыми авторитарными режимами.

Вторая мировая война не была «приговором большевизму», как представлял Ильин в 1941 году. Вместо этого Красная Армия вышла победителем в 1945 году, советские границы были расширены на запад, и была создана новая внешняя империя повторяющихся режимов. в Восточной Европе. Простое течение времени сделало невозможным представить в 1940-х годах, как это делал Ильин в 1920-х годах, представители белой эмиграции, возможно, когда-нибудь вернутся к власти в России.Теперь он писал их панегирики, а не их идеологии. Вместо этого требовался план постсоветской России, который можно было бы прочитать в будущем. Ильин приступил к написанию ряда конституционных предложений, а также более короткого набора политических очерков. Эти последние, опубликованные как Наши задачи (Наши задачи) , положили начало его интеллектуальному возрождению в постсоветской России.

Эти послевоенные рекомендации безошибочно напоминают довоенные фашистские системы и согласуются с метафизическими и этическими легитимациями фашизма, представленными в основных работах Ильина.«Национальный диктатор», как предсказывал Ильин, вырастет откуда-то за пределами истории, из какого-то вымышленного царства. Этот лидер ( Gosudar ’) должен быть« достаточно мужественным », как Муссолини. Ноту хрупкой мужественности трудно не заметить. «Сила приходит сама по себе, — заявил Ильин, — к сильному человеку». Люди преклонялись перед «живым органом России». Вождь «закаляется в справедливом и мужественном служении».

Согласно схеме Ильина, этот Лидер будет лично и полностью отвечать за все аспекты политической жизни в качестве главы исполнительной власти, главного законодателя, главного судьи и командующего вооруженными силами.Его исполнительная власть безгранична. Любой «политический отбор» должен происходить «на формально недемократической основе». Демократические выборы институционализировали дурное понятие индивидуальности. «Принцип демократии, — писал Ильин, — это безответственный человеческий атом». Подсчет голосов означал ложное принятие «механического и арифметического понимания политики». Из этого следовало, что «мы должны отказаться от слепой веры в количество голосов и его политическое значение». Публичное голосование с подписанными бюллетенями позволит россиянам отказаться от своей индивидуальности.Выборы были ритуалом подчинения россиян перед их Лидером.

Проблема довоенного фашизма, по Ильину, была в однопартийном государстве. Это было на одну вечеринку слишком много. Россия должна быть беспартийным государством, в котором ни одна партия не должна контролировать государство или оказывать какое-либо влияние на ход событий. Партия представляет только часть общества, и следует избегать сегментации. Партии могут существовать, но только как ловушки для амбициозных или как элементы ритуала предвыборного подчинения.(В 2014 году членам партии Путина прислали статью, в которой говорится об этом.) То же самое и с гражданским обществом: оно должно существовать как симулякр. Россиянам должно быть разрешено заниматься хобби и т.п., но только в рамках общей корпоративной структуры, включающей все общественные организации. Средний класс должен находиться в самом низу корпоративной структуры, неся вес всей системы. Они производители и потребители фактов и чувств в системе, целью которой является преодоление фактов и чувственности.

«Свобода для России», как ее понимал Ильин (в тексте, выборочно цитируемом Путиным в 2014 году), будет означать не свободу для россиян как личности, а, скорее, свободу для россиян понимать себя как часть целого. Политическая система должна порождать, как пояснил Ильин, «органически-духовное единство власти с народом, народа с властью». Первым шагом назад к Слову будет «метафизическая идентичность всех людей одной нации». «Злая природа« чувственного »может быть изгнана, а само« эмпирическое разнообразие человеческих существ »может быть преодолено.

*

Сегодняшняя Россия — это авторитарная клептократия, насыщенная средствами массовой информации, а не религиозная тоталитарная структура, которую представлял Ильин. И все же его концепции действительно помогают рассеять неясность некоторых наиболее интересных аспектов российской политики. Владимир Путин, если взять очень важный пример, — постсоветский политик, вышедший из царства фантастики. Поскольку именно он принес идеи Ильина в высокую политику, его приход к власти — тоже часть истории Ильина.

Путин был неизвестен, когда первый президент постсоветской России Борис Ельцин избрал его премьер-министром в 1999 году.Путин был выбран на политическом кастинге. Близкие люди Ельцина, проводившие то, что они назвали «Операцией« Преемник », задавали себе вопрос, кто из персонажей российского телевидения был самым популярным персонажем. Опрос показал, что это был герой программы 1970-х годов, советский шпион, говоривший по-немецки. Это подходило Путину, бывшему офицеру КГБ, служившему в Восточной Германии. Сразу после того, как в сентябре 1999 года Ельцин назначил его премьер-министром, Путин заработал себе репутацию благодаря более кровавой выдумке. Когда в российских городах начали взрываться жилые дома, Путин обвинил мусульман и начал войну в Чечне.Современные данные свидетельствуют о том, что бомбы могли быть заложены собственной службой безопасности России, ФСБ. Путин был избран президентом в 2000 году и работал до 2008 года.

В начале 2000-х Путин утверждал, что Россия может стать своего рода правовым государством. Вместо этого ему удалось осуществить экономические преступления в российском государстве, превратив всеобщую коррупцию в официальную клептократию. Как только государство стало центром преступности, верховенство закона стало непоследовательным, неравенство укоренилось, а реформы стали немыслимыми.Нужна была еще одна политическая история. Поскольку победа Путина над российскими олигархами означала также контроль над их телеканалами, под рукой были новые инструменты СМИ. Западная тенденция к информационно-развлекательной деятельности была доведена до своего логического завершения в России, породив альтернативную реальность, призванную порождать веру в российскую добродетель, но цинизм в отношении фактов. Это преобразование было разработано гением российской пропаганды Владиславом Сурковым. Он наблюдал за поразительным движением к миру, каким его представлял Ильин, — темному и запутанному царству, которое обретает форму только русская невинность.Имея под контролем финансовые и медиа-ресурсы, Путину нужно было только, говоря красивым русским языком, добавить «духовный ресурс». Итак, начиная с 2005 года, Путин начал реабилитировать Ильина как кремлевского придворного философа.

В том же году Путин начал цитировать Ильина в своих посланиях Федеральному Собранию Российской Федерации и организовал повторное захоронение останков Ильина в России. Потом Сурков стал цитировать Ильина. Пропагандист принял идею Ильина о том, что «русская культура — это созерцание целого», и резюмирует свою собственную работу как создание повествования о невинной России, окруженной постоянной враждебностью.Враждебность Суркова к фактам столь же глубока, как и у Ильина, и, как и Ильин, он стремится находить для нее теологические основания. Дмитрий Медведев, лидер политической партии Путина, рекомендовал книги Ильина российской молодежи. Ильин стал фигурировать в речах лидеров ручных оппозиционных партий России, коммунистов и (неправильно названных, крайне правых) либерал-демократов. Последние несколько лет Ильина цитировали глава конституционного суда, министр иностранных дел и патриархи Русской православной церкви.

После четырехлетнего перерыва между 2008 и 2012 годами, в течение которого Путин занимал пост премьер-министра и позволил Медведеву быть президентом, Путин вернулся на высший пост. Если Путин пришел к власти в 2000 году как герой из области фантастики, он вернулся в 2012 году как разрушитель верховенства закона. В минорной тональности Россия времен Путина повторила драму России времен Ильина. Надежды российских либералов на правовое государство снова не оправдались. Ильин, впервые превративший эту неудачу в фашизм, теперь настал.Его аргументы помогли Путину превратить провал его первого периода у власти, неспособность ввести верховенство закона, в обещание на второй срок пребывания у власти, подтверждение российской добродетели. Если Россия не сможет стать правовым государством, она будет стремиться уничтожить соседей, которые преуспели в этом или которые стремились это сделать. Вторя одному из самых громких заявлений нацистского правоведа Карла Шмитта, Ильин писал, что политика «есть искусство выявления и нейтрализации врага.«Во втором десятилетии двадцать первого века обещания Путина касались не закона в России, а поражения соседнего гипер-юридического образования.

Европейский Союз, крупнейшая экономика в мире и важнейший экономический партнер России, основан на предположении, что международно-правовые соглашения обеспечивают основу для плодотворного сотрудничества между государствами с верховенством права. В конце 2011 — начале 2012 года Путин обнародовал новую идеологию, основанную на Ильине, в которой Россия противопоставляется этой модели Европы.В статье в Известиях от 3 октября 2011 года Путин объявил о создании конкурирующего Евразийского союза, который объединит государства, не сумевшие установить верховенство закона. В Независимой газете от 23 января 2012 года Путин, цитируя Ильина, представил интеграцию между государствами как вопрос добродетели, а не достижения. Верховенство закона было не всеобщим стремлением, а частью чуждой западной цивилизации; Между тем русская культура объединила Россию с постсоветскими государствами, такими как Украина.В третьей статье, в номере Московских новостей, от 27 февраля 2012 года, Путин сделал политические выводы. Ильин воображал, что «Россия как духовный организм служит не только всем православным народам и не только всем народам евразийского континента, но и всем народам мира». Путин предсказал, что Евразия преодолеет Европейский Союз и объединит его членов в более крупное образование, которое простирается «от Лиссабона до Владивостока».

Наступление Путина против верховенства закона началось с его повторного вступления в должность президента Российской Федерации.В основе любого правового государства лежит принцип преемственности, свод правил, которые позволяют одному человеку сменять другого на посту таким образом, который подтверждает, а не разрушает систему. Возвращение Путина к власти в 2012 году уничтожило любую возможность того, что такой принцип может действовать в России в обозримом будущем. Он вступил в должность президента с парламентским большинством благодаря президентским и парламентским выборам, которые были демонстративно сфальсифицированы во время протестов, участников которых он осуждал как иностранных агентов.

Лишая Россию всех приемлемых средств, с помощью которых он мог бы быть заменен кем-то другим и российским парламентом, контролируемым другой партией, кроме его, Путин следовал рекомендации Ильина. Выборы превратились в ритуал, и грозные государственные СМИ изображали тех, кто думал иначе, как предателей. Сидя на радиостанции с фашистским писателем Александром Прохановым, когда россияне протестовали против фальсификации результатов выборов, Путин размышлял о том, что Иван Ильин мог бы сказать о состоянии России.«Можно ли сказать, — риторически спросил Путин, — что наша страна полностью выздоровела и зажила после драматических событий, которые произошли с нами после распада Советского Союза, и что теперь у нас есть сильное, здоровое государство? Нет, конечно, она все еще очень больна; но здесь мы должны вспомнить Ивана Ильина: «Да, наша страна все еще больна, но мы не сбежали с постели больной матери» ».

Тот факт, что Путин цитировал Ильина в этой обстановке, очень наводит на размышления, и что он знал, что эта фраза предполагает обширное чтение.Как бы то ни было, то, как он это процитировал, кажется странным. Ильин был изгнан из Советского Союза ЧК — институтом, который был предшественником работодателя Путина — КГБ. Для Ильина русской болезнью было основание СССР, а не его распад. Как сказал тогда Ильин своему следователю из ЧК: «Я считаю советскую власть неизбежным историческим результатом великой социальной и духовной болезни, которая нарастала в России на протяжении нескольких столетий». Ильин считал, что офицерам КГБ (одним из которых был Путин) следует запретить заниматься политикой после распада Советского Союза.Ильин всю свою жизнь мечтал о распаде Советского Союза.

Захоронение останков Ильина Путиным было мистическим освобождением от этого противоречия. Ильин был выслан из России советской службой безопасности; его труп был перезахоронен вместе с останками его жертв. Путин похоронил труп Ильина в монастыре, где НКВД, наследник ЧК и предшественник КГБ, захоронил прах тысяч советских граждан, казненных в ходе Большого террора. Позже, когда Путин посетил место возложения цветов к могиле Ильина, он был в компании православного монаха, который считал палачей НКВД русскими патриотами и, следовательно, хорошими людьми.На момент перезахоронения главой Русской православной церкви был человек, ранее служивший агентом КГБ. В конце концов, Ильин оправдывает массовые убийства так же, как и большевики: защита абсолютного блага. Как выразились критики его второй книги в 20-е годы, Ильин был «чекистом для бога». Он был перезахоронен как таковой, со всеми возможными почестями, оказанными чекистами и людьми Божьими — и людьми Божьими, которые были чекистами, и чекистами, которые были людьми Божьими.

Ильин был возвращен телом и душой в Россию, которую он был вынужден покинуть. И само это возвращение, в его невнимании к противоречию, в игнорировании фактов, было чистейшим выражением уважения к его наследию. Безусловно, Ильин выступал против советской системы. Однако после того, как СССР прекратил свое существование в 1991 году, это стало историей, а прошлое для Ильина было не чем иным, как когнитивным сырьем для литературы вечной добродетели. Немного изменив взгляды Ильина на невиновность России, российские лидеры могли рассматривать Советский Союз не как иностранное навязывание России, как это делал Ильин, а скорее как саму Россию, и столь же добродетельную, несмотря на внешность.Любые недостатки советской системы становились необходимой реакцией России на предшествующую враждебность Запада.

*

На вопросы о влиянии идей в политике очень трудно ответить, и было бы излишней смелостью сделать из произведений Ильина столп российской системы. Во-первых, огромное количество работ Ильина допускает множественные интерпретации. Как и в случае с Мартином Хайдеггером, другим учеником Гуссерля, который поддерживал Гитлера, резонно спросить, насколько тесно политическая поддержка фашизма человеком связана с работой философа.В самой России Ильин — не единственный местный источник фашистских идей, на который с одобрением ссылается Владимир Путин; Лев Гумилев — другой. Современные российские фашисты, которые сейчас бродят по публичному пространству, такие как Александр Проханов и Александр Дугин, представляют особые традиции. Например, именно Дугин сделал идею «Евразии» популярной в России, и его ссылки — это немецкие нацисты и послевоенные западноевропейские фашисты. И все же, чаще всего в России второго десятилетия двадцать первого века, это идеи Ильина, которые, казалось бы, удовлетворяют политические потребности и заполняют риторические пробелы, обеспечивают «духовный ресурс» для клептократической государственной машины.В 2017 году, когда российскому государству было так трудно отмечать столетие большевистской революции, Ильина выдвинули как его героический противник. В телевизионной драме о революции он осудил зло обещать россиянам социальное продвижение.

Российская политика наверняка помнит рекомендации Ильина. Российский закон 2012 года об «иностранных агентах», принятый сразу после возвращения Путина на пост президента, хорошо отражает отношение Ильина к гражданскому обществу. Ильин считал, что «Белый дух» России должен воодушевить фашистов Европы; с 2013 года Кремль оказывает финансовую и пропагандистскую поддержку европейским популистским и крайне правым партиям.Российская кампания против «декаданса» Евросоюза, начатая в 2013 году, соответствует мировоззрению Ильина. Научные усилия Ильина основывались на его личном проецировании сексуального беспокойства на других. Сначала Ильин назвал Россию гомосексуалистом, потом прошел курс терапии с девушкой, потом обвинил в этом Бога. Сначала Путин годами устраивал фотосессии с мехом и пером без рубашки, затем развелся со своей женой, а затем обвинил Европейский Союз в российском гомосексуализме. Ильин сексуализировал то, что он воспринимал как внешние угрозы.Джаз, например, был заговором с целью вызвать преждевременную эякуляцию. Когда в конце 2013 года украинцы начали собираться за европейское будущее своей страны, российские СМИ подняли призрак «гомодиктатуры».

Аргументы в пользу влияния Ильина, пожалуй, легче всего представить в связи с новой ориентацией России на Украину. Украина, как и Российская Федерация, является новой страной, образованной на территории советской республики в 1991 году. После России это была вторая по численности населения республика Советского Союза, имеющая протяженную границу с Россией на востоке. и на севере, а также с членами Европейского Союза на западе.Первые два десятилетия после распада Советского Союза российско-украинские отношения определялись обеими сторонами в соответствии с международным правом, при этом российские юристы всегда настаивали на очень традиционных концепциях, таких как суверенитет и территориальная целостность. Когда Путин вернулся к власти в 2012 году, легализм уступил место колониализму. С 2012 года политика России в отношении Украины строится на основе первых принципов, и эти принципы принадлежат Ильину. Евразийский союз Путина, план, который он объявил с помощью идей Ильина, предполагал, что Украина присоединится.Путин оправдал попытку России втянуть Украину в Евразию «органической моделью» Ильина, в которой Россия и Украина были «единым народом».

Идея Ильина о российском организме, включающем Украину, вступила в противоречие с более прозаической украинской идеей реформирования украинского государства. В Украине в 2013 году Европейский Союз был предметом внутриполитических дебатов и пользовался широкой популярностью. Соглашение об ассоциации между Украиной и Европейским Союзом рассматривалось как способ решения главной местной проблемы — слабости верховенства закона.Посредством угроз и обещаний Путин смог в ноябре 2013 года склонить президента Украины Виктора Януковича не подписывать соглашение об ассоциации, переговоры по которому уже были согласованы. Это привело к тому, что молодые украинцы вышли на улицы, чтобы продемонстрировать согласие с соглашением. Когда украинское правительство (при поддержке и поддержке России) применило насилие, сотни тысяч украинских граждан собрались на площади Независимости в Киеве. Их главным постулатом, как показали опросы того времени, было верховенство закона.После снайперской бойни, в результате которой погибло более ста украинцев, Янукович бежал в Россию. Его главный советник Пол Манафорт в следующий раз был замечен как руководитель кампании Дональда Трампа.

К тому времени, когда Янукович бежал в Россию, российские войска уже были мобилизованы для вторжения в Украину. Когда в феврале 2014 года российские войска вошли в Украину, российская цивилизационная риторика (основным источником которой был Ильин) захватила воображение многих западных наблюдателей. В первой половине 2014 года обсуждались вопросы о том, была ли Украина частью российской культуры или нет, или были ли российские мифы о прошлом каким-то образом причиной вторжения в соседнее суверенное государство.Принимая формулировку вопроса Ильином как вопрос цивилизации, а не закона, западные наблюдатели упустили из виду ставки конфликта для Европы и Соединенных Штатов. Рассмотрение вторжения России в Украину как столкновения культур означало сделать его далеким, красочным и неясным; рассматривать это как элемент более масштабной атаки на верховенство закона, означало бы осознать, что западные институты оказались в опасности. Принять цивилизационные рамки означало также упустить из виду основную проблему неравенства.Проевропейские украинцы хотели избежать клептократии в русском стиле. Путину нужно было продемонстрировать бесплодность таких усилий.

Аргументы Ильина были повсюду, так как российские войска несколько раз входили в Украину в 2014 году. Когда солдаты получали приказы о мобилизации для вторжения в украинский Крым в январе 2014 года, всем высокопоставленным чиновникам и региональным губернаторам России была отправлена ​​копия Ильина. Наши задачи. После того, как российские войска оккупировали Крым и российский парламент проголосовал за аннексию, Путин снова сослался на Ильина в качестве оправдания.Российский командующий, направленный летом 2014 года для наблюдения за вторым крупным движением российских войск на Украину, в юго-восточные области Донецк и Луганск, описал конечную цель войны в терминах, которые Ильин бы понял: «Если бы мир был спасен от демонических построений. например в США, всем было бы легче жить. И однажды это произойдет ».

Любой, кто следит за российской политикой, мог видеть в начале 2016 года, что российская элита предпочла, чтобы Дональд Трамп стал кандидатом от республиканцев на пост президента, а затем победил Хиллари Клинтон на всеобщих выборах.Весной того же года российская военная разведка хвасталась попыткой помочь Трампу победить. В последовавшей за этим атаке России на американскую демократию главным оружием была ложь. Дональд Трамп — еще один клептократ, оспаривающий мужественность, из области фантастики, в его случае — реалити-шоу. Его кампании помогли тщательно продуманные неправды, которые Россия распространяла о его оппоненте. Находясь у власти, Трамп подражает Путину в его стремлении к политической постправде: сначала заполняет публичную сферу ложью, затем обвиняет институты, цель которых — поиск фактов, и, наконец, радуясь возникшей путанице.Российская помощь Трампу ослабила доверие Америки к институтам, которые Россия не смогла создать. Такое доверие уже пошло на убыль благодаря собственной медиакультуре Америки и растущему неравенству.

Ильин задумал стать пророком нашей эпохи, постсоветской эпохи, и, возможно, так оно и есть. Его неверие в этот мир позволяет политике иметь место в вымышленном мире. Он превратил беззаконие в добродетель настолько чистую, что она невидима, и настолько абсолютную, что требует уничтожения Запада. Он показывает нам, как хрупкая мужественность порождает врагов, как извращенное христианство отвергает Иисуса, как экономическое неравенство имитирует невинность и как фашистские идеи проникают в постмодерн.Это уже не просто русская философия. Это теперь американская жизнь.

Исламская философия в России и Советском Союзе

Эта глава посвящена советскому периоду, потому что до большевистской революции 1917 года исследования исламской философской мысли (в отличие от тех, которые были сосредоточены на религиозных, социальных и политических аспектах исламской цивилизации) ) были немногочисленными и редкими. В дореволюционной России изучение «восточной философии» занимало промежуточное положение между «религиоведением» и политической и социальной историей мусульманского мира.Как и на Западе, такие исследования в основном проводили филологи. Поэтому неудивительно, что русские востоковеды обычно обращались к фальсафе лишь вскользь, не говоря уже о трактовке своих основных тем — мусульманской религии и художественной литературы. В качестве исключения из правила я бы сослался на блестящее, хотя и сжатое, исследование персидской мистической философии В. Жуковского «Человек и познание у персидских мистиков» («Человек и гнозис в [учениях] персидских мистиков») (Санкт-Петербург. 1895 г.). Тщательный и оригинальный анализ мутазилитской мысли на основе редких рукописей был проведен П.К. Жузе (то есть Джаузи), ученый сирийско-ливанского происхождения, ставший христианским миссионером (см. П.К. Жузе, Мутазилити: techenie v islame v IX veke («Мутазилиты: [Религиозное] движение в исламе в девятом веке»). Век ») (Казань, 1899). Несколько позже религиозно-мистические воззрения Абд аль-Ваххаб аш-Шарани были проанализированы в трудах А. Шмидта, Абд-аль-Ваххаб-аш-Шарани и его« Книга ». разсыпанных жемчужин »(Абд аль-Ваххаб аш-Шарани и его« Книга разбросанных жемчужин ») (СПб, 1914).Однако все эти исследования, наряду с работами других выдающихся русских / советских востоковедов первой половины ХХ века, таких как Э. Бертельс, И.