Как историк и публицист карамзин: МБУК РГЦБС — Н.М. Карамзин

Разное

МБУК РГЦБС — Н.М. Карамзин

К 250-летию со дня рождения Н.М, Карамзина в секторе дневного пребывания пенсионеров Октябрьского района сотрудники библиотеки им. Куприна провели исторический час «Николай Михайлович Карамзин — публицист и историк».

Колоссальнейший талант и трудолюбие Н.М. Карамзина оставили замечательнейший след в разных направлениях человеческой деятельности и знания. Н.М. Карамзин-историк, Н.М. Карамзин-публицист навсегда вошел в историю, мировую и отечественную.

Выступая в качестве публициста и историка, Н.М. Карамзин всегда был последователен, тверд, принципиален. Он стремился глубоко аргументировать свое мнение. Н.М. Карамзин проявил себя великим патриотом, которого глубоко волновало будущее России в мировой цивилизации.

Скажем, в прекрасной работе с характерным названием «О любви к Отечеству и народной мудрости» Н.М. Карамзин всесторонне анализирует истоки любви человека к  Родине своей. Эта любовь, по мысли автора, бывает трех видов, физическая, моральная и политическая. Любовь к Родине, по мысли Н.М. Карамзина, связана с любовью к родным местам, обычаям, с национальной идентификацией человека, с чувством сопричастности к  тому месту, которое занимает его Родина в мире.

Двести лет назад, в 1811 году вышла в свет интереснейшая и значительнейшая публицистическая работа Н.М. Карамзина «Записки о древней и новой России». Она предназначалась для российского императора Александра Первого. Н.М. Карамзин в «Записке» смело заявил о том, что десять лет, прошедшие с момента восшествия царя на престол российский, не оправдали надежд подданных. Еще более резкая оценка социально-политико-экономического положения Российской империи содержится в публицистическом меморандуме «Мнение русского гражданина» (1819). В этих трудах Н.М. Карамзин гневно обличает коррупцию, бюрократизм, некомпетентность власть имущих, использование ими служебного положения в личных интересах, пренебрежение при этом интересами государства и народа.

Конечно, вершиной деятельности Н.М. Карамзина-историка следует считать его грандиозный труд «История государства Российского». Изучив огромное количество разнообразных исторических источников, летописей, писем, мемуаров, книг, Н.М. Карамзин стремился выявить, как он сам говорил, «живые черты времени». Он старался раскрыть и объяснить исторические законы, которые, по его мнению, являются непостижимыми для простого человека. Первостепенное значение Н.М. Карамзин придавал роли личности в истории. Впрочем, он же не раз утверждал, что решающее слово в истории зачастую принадлежит народу.

В истории Н.М. Карамзин видел сложнейшую цепь явлений. Он пытался ее обобщить, действуя художественным методом. То есть, увидеть свои сюжеты. Коллизии и характеры.

Первые восемь томов «Истории государства Российского» вышли в свет в марте 1818 года. Они имели огромный, по тем временам, тираж. Он составлял три тысячи экземпляров. Весь тираж был раскуплен мгновенно. Россияне, принадлежащие к самым разным социальным слоям, придерживающиеся различных политических воззрений, усердно изучали историю своего Отечества. «История», автор которой заслужил славу российского Тацита, очень интересна и нужна и нынешнему поколению россиян.

 

 

Мировоззренческие портреты выдающихся
русских историков


История — наука, предполагающая, что
исторические события излагаются достоверно, а
историческим деятелям дороже взвешенные и
объективные характеристики. Между тем, в
многочисленных исторических трудах имеют место
несовпадения, неоднозначность, субъективность
оценок и интерпретаций одних и тех же событий и
характеристик личностей. Это стало проблемой в
исторической науке, так как затрудняет понимание
истории неспециалистами, ее преподавание и
редактирование исторической литературы.
Академик С.Б. Веселовский (1876—1952) в своей
«Истории опричнины» несовпадение оценок и
интерпретаций событий называет «неразберихой» в
истории. Он обращает внимание на то, что даже
такие видные историки, как В.О. Ключевский и
С.Ф. Платонов, в своих известных курсах лекций
по истории недостаток фактов возмещали
«глубокомыслием» и «остроумием».
Нередко бытующее мнение о скудости исторических
фактов архивных материалов и рукописей
несостоятельно. Наши длительные и кропотливые
изыскания в архивах и библиотеках позволили нам
ознакомиться с настолько солидным объемом
письменных материалов о прошлом России, что
дают нам возможность сделать принципиальный
вывод: не недостаток фактов является причиной
неоднозначности оценок и субъективности
в истории, а разные мировоззрения историков.
Мировоззрение — система обобщенных взглядов на
объективный мир и место человека в нем (т.е. на
события и личности), на отношение людей к
окружающей их действительности, а также
обусловленные этими взглядами убеждения, идеалы,
принципы познания. Мировоззрение человека
формируется на основе воспитания в семье,
образования, социально-исторических и
философских знаний, включая определенную
идеологию, под влиянием господствующего
мировоззрения. Человек воспринимает
действительность через призму мировоззрения.
Мировоззрение по своему содержанию и
направленности является субъективным,
вследствие чего исторические интерпретации
также субъективны.
Поэтому исторические труды,
в том числе учебники истории для вузов, должны
предваряться мировоззренческими портретами их
авторов, а преподавание истории должно вестись в
историографическом аспекте.
Отечественная историография XIX—XX вв. отражает
развитие исторической науки в переломные
периоды отечественной истории. После сотен лет
господства феодализма в России ему на смену в
середине XIX в. пришло новое, индустриальное
(капиталистическое) общество. Это сопровождалось
изменением господствующего мировоззрения в
стране: на смену дворянско-монархическому
направлению в отечественной исторической науке,
виднейшим представителем которого был
Н.М. Карамзин, пришли «украинец»-русофил
Н.И. Костомаров, возглавивший государственное
(юридическое) направление С. М. Соловьев,
ставший во главе «социальной школы»
В.О. Ключевский. В начале XX в. произошла
также смена общественного строя: тоталитарный
социализм разрушил капиталистический и
патриархальный уклады жизни. В этот переходный
период в отечественную историческую науку
пришли выдающиеся историки, представители
разных исторических школ: государственной
школы — С.Ф. Платонов, создатель
пролетарско-нтернационалистской школы
М.Н. Покровский, известный историк и
оригинальный философ Р.Ю. Виппер.
В советский период исторические школы
последовательно сменяли друг друга: «школу
Покровского» в середине 30-х гг. сменила
«патриотическая школа» во главе с
Р.Ю. Виппером, на смену которой пришла «новая
советская историческая школа» (с конца 50-х гг.),
видными представителями которой являются
А.А. Зимин, В.Б. Кобрин, Р.Г. Скрынников.

Монархист-художник
Николай Михайлович

Карамзин

Николай Михайлович Карамзин
(1766—1826) — виднейший деятель конца ХVIII — начала
XIX в. , реформатор языка, один из основателей
русского сентиментализма, историк, публицист,
автор стихов и прозы, на которых воспитывались
поколения образованных русских людей.
Главной особенностью творчества Карамзина как
историка было стремление совместить в своих
исторических исследованиях научный —
объективный и художественный — субъективный
подходы к историческим событиям и личностям. На
его методологию серьезно повлияло длительное
занятие литературой и журналистикой.
Карамзин — выходец из поволжских
среднепоместных дворян с татарскими корнями
(кара — черный). Образование получил домашнее и в
частных дворянских пансионах, слушал лекции в
Московском университете. В 1782 г. поступил на
военную службу в гвардейский полк, но скоро вышел
в отставку «за недостатком средств». К этому
времени относятся первые литературные опыты
Карамзина.
В 1784 г. Карамзин переехал из Петербурга в
Москву, где сблизился с либеральным кружком
Новикова. В этот период под влиянием творчества
немецких и английских сентименталистов Карамзин
формируется как писатель-сентименталист.
В 1789—1790 гг. Карамзин предпринял поездку за
границу (в Германию, Швейцарию, Францию и Англию).
Во Франции он становится свидетелем Великой
Французской революции. По возвращении Карамзин
публикует «Письма русского путешественника»,
сразу поставившие его во главе нового
направления в русской литературе. Карамзин
приступает к изданию «Московского журнала»
(1791—1792) — первого русского литературного
журнала. Он пишет повесть «Бедная Лиза». Карамзин
издает ряд сборников и альманахов, активно
сотрудничает в периодических изданиях.
В последние годы правления Екатерины II и в
годы правления Павла I в стране происходит
ужесточение полицейского режима. Кружок
Новикова был разгромлен. Карамзин фактически
прекратил писать новые литературные
произведения, ограничиваясь изданием старых. Над
ним «сгущаются черные тучи».
В 1801 г. Карамзин возвращается к журналистике. Он
начинает издавать литературно-политический
журнал «Вестник Европы», пользовавшийся
огромной популярностью.
В 1804 г. Карамзин принимает предложение
Александра I стать придворным историографом.
Он полностью сосредотачивается на создании
главного труда своей жизни — «Истории
Государства Российского». В 1816 г. Карамзин
выпускает первые восемь томов. Тираж очень
быстро расходится. В последующие годы выходит
еще три тома «Истории…». Она переводится на ряд
европейских языков. Последний, двенадцатый том
остался недописанным…
До 1917 г. оценки творчества Карамзина-историка
были самыми разнообразными. От возведения на
пьедестал до полного отрицания ценности его
исторического труда.
Историк Полевой считал, что у Карамзина часто
художник подавлял историка. По его мнению,
«истинная идея истории была недоступна
Карамзину». Карамзину ставили в вину то, что он
превратил историю в «галерею портретов», что это
«летопись, а не история».
Полемизируя с Полевым, Пушкин дал свое
определение Карамзину: «Карамзин есть первый наш
историк и последний летописец».
Обе точки зрения и далее оставались ведущими в
русской историографии, обыгрываясь под
различными углами зрения. Однако никто уже не
ставил под сомнение значение «Истории
Государства Российского». Критикуя
историософскую концепцию автора, высоко
оценивали труд Карамзина Белинский и Чаадаев.
С.М. Соловьев называл себя и своих коллег
наследниками Карамзина. Однако он, как и
Белинский и Чаадаев, видел в нем лишь «ревнителя
прошлого».
В начале XX в. Милюков считал, что у Карамзина не
«История Государства Российского», а история
государей.
Не утихали споры вокруг Карамзина и в более
широких кругах. На него стали смотреть как на
официального историка. Это предопределило
разграничение в отношении к Карамзину-историку.
Сторонники самодержавия чем дальше, тем больше
восхваляли и возвеличивали Карамзина. В то же
время оппозиционные элементы — от декабристов
до революционных демократов и либералов —
стремились доказать незначительность и
ненаучность «Истории Государства Российского».

Московский главный архив Коллегии

иностранных дел в Хохловском переулке,
откуда Карамзин черпал многие документы
для своего исторического труда

После Октябрьской революции оценки
Карамзина в отечественной историографии стали
более одномерными и однозначными.
В 1931 г. Карамзин получил оценку как литератор в
Литературной энциклопедии. Освещение Карамзиным
«русского исторического процесса» было
определено как «тенденциозно-монархическое». По
мнению Литературной энциклопедии, «в
политическом отношении Карамзин занимал в
последний период своей жизни место между
“аристократами и демократами, либералистами и
сервелистами” — вел особую “среднюю линию”
дворянского просвещенного консерватизма, в
одинаковой мере враждебного как
“свободолюбивым настроениям” дворянской
молодежи, так и обскурантистским тенденциям
второй половины александровского царствования».
В том же 1931 г. Карамзин получает более
однозначную и резкую оценку в Малой Советской
энциклопедии. По мнению энциклопедии, «в
исторических и публицистических работах
Карамзина ясно видны черты
помещика-крепостника». Энциклопедия
концентрирует внимание читателя на «пансионе»,
выплачивавшемся Карамзину за написание «Истории
Государства Российского» из «личных средств
царя». Упрекая Карамзина за восхваление
самодержавной власти, энциклопедия утверждает,
что «Карамзин ничтожен как исследователь, а
многое в его истории просто списано с
произведений прежних историков (Щербатова,
Шлецера)». В этой характеристике чувствуется
влияние оценок М.Н. Покровского, книга
которого «Борьба классов и русская историческая
литература» (1927) явилась единственным
«марксистским» источником при написании статьи
о Карамзине.
В 1941 г. историческое творчество Карамзина
получило освещение в «Русской историографии»
Н.Л. Рубинштейна. По мнению Рубинштейна, у
Карамзина «психологическое повествование
определяет основную связь между событиями;
политическая схема определяет общее содержание
исторического процесса … его содержание дано не
развитием самих исторических процессов, а
внешним раскрытием политической идеи».
Рубинштейн считает политическую концепцию
Карамзина политическим итогом «двадцати бурных
лет бурных событий европейской истории» конца
ХVIII — начала XIX в.
Рубинштейн утверждает, что «отражая идеалы
старой, дворянской России, Карамзин защищает
традицию XVIII в., идущую от Татищева и
Щербатова». «Первым элементом» исторической
концепции Карамзина Рубинштейн называет русское
самодержавие.
Далее Рубинштейн указывает на то, что у Карамзина
«историческое обоснование монархии дополняется
историческим обоснованием дворянских прав и
привилегий, притом именно родовой знати,
аристократии». По мнению Рубинштейна, из
вышеназванного положения вытекает «отрицание
всякой реформы, всего нового, т. е. самого принципа
исторического развития, теории прогресса,
утверждаемой передовой исторической мыслью с
конца XVIII в.». Рубинштейн считает, что критика
Карамзиным деятельности Ивана Грозного,
Петра I и Екатерины II явилась следствием
«дворянско-монархического принципа» в освещении
событий, которым, по его мнению, руководствовался
Карамзин.
Рубинштейн, однако, признает, что идеалами
Карамзина в первые годы XIX в. были
«просвещенный абсолютизм» и «умеренная
политическая программа Вольтера».
В 50-е гг. в литературе о Карамзине, как и в
начале 30-х гг., намечается тенденция
прямолинейного подхода к его исторической роли.
Карамзина характеризуют как консервативного и
даже реакционного деятеля. Эта точка зрения ярко
выражена в литературоведческой книге
В.Н. Орлова «Русские просветители
1790—1800 гг.». Рассматривая Карамзина в качестве
антипода Радищева, Орлов выступил против
стремления «загримировать Карамзина под
прогрессивного деятеля», которое, по его мнению,
утвердилось в литературе. «И поныне
предпринимаются попытки спасти политическую
репутацию Карамзина, найти в его деятельности
некие смягчающие обстоятельства. Однако …
классовая и политическая физиономия Карамзина
совершенно ясны».

Памятник Н.М. Карамзину

в деревне Остафьево

К середине 1970-х гг. отношение к
Карамзину меняется. Его
общественно-политические позиции начинают
рассматривать более объективно, с учетом
общественно-политической обстановки его
времени, которая не могла не оказать влияния на
его творчество. В 1976 г. в издательстве МГУ
вышла книга Л.Г. Кислягиной «Формирование
общественно-политических взглядов
Н.М. Карамзина (1785—1803 гг.)». И хотя она
посвящена периоду деятельности Карамзина,
предшествовавшему написанию «Истории
Государства Российского», многие оценки
Кислягиной относятся ко всему творчеству
Карамзина в целом.
По мнению Кислягиной, «в начальный период своей
деятельности Карамзин находился на
умеренно-либеральных позициях и отражал
настроения тех кругов русского дворянства,
которые искали путей для прогрессивного
развития страны, не ломая основ существующего
строя». Кислягина отмечает большое влияние на
Карамзина передовых идей эпохи до середины
90-х гг. XVIII в. Она связывает перелом в
мировоззрении Карамзина с Французской
буржуазной революцией. По ее мнению, «именно к
этому времени относится формирование его
взглядов на самодержавие как “палладиума
России”».
Кислягина считает, что «страх перед революцией и
грядущим миром, установление которого он
(Карамзин) наблюдал во Франции, заставил его
искать силу, способную противостоять новому
миру». Такой силой Карамзин считал самодержавие.
Кислягина указывает на то, что «доказательства
необходимости и разумности самодержавной власти
для России Карамзин черпал в ее традициях, в ее
прошлом, опираясь при этом на авторитет
политического учения просветителей XVIII в. ,
используя их идеи в интересах укрепления
самодержавного государства».
Однако, по мнению Кислягиной, «отгородиться от
духа времени, от новых прогрессивных идей,
которые неизбежно зарождались в русском
обществе, Карамзин окончательно не смог».
Кислягина отмечает при этом, что «широта
кругозора позволила ему (Карамзину) избегнуть
крайних и реакционных выводов».
Кислягина относит «сложность и противоречивость
его (Карамзина) идеологии» на противоречия его
эпохи, «когда феодальный строй уже терял свои
потенциальные возможности, а дворянство как
класс становилось консервативной и реакционной
силой».
С течением времени отношение к Карамзину в
исторической науке продолжало меняться. Это
особенно видно на примере беллетризированной
научно-популярной книги Н.Я. Эйдельмана о
жизни и творчестве Карамзина «Последний
летописец». Несмотря на выбранный жанр,
Эйдельман делает достаточно серьезные выводы в
отношении как к самому Карамзину, так и к его
главному труду — «Истории Государства
Российского».
В Карамзине Эйдельман видит прежде всего
историка-художника. Автору исследования очень
близка пушкинская формула: «Карамзин есть наш
первый историк и последний летописец».
По мнению Эйдельмана, «Карамзин-историк
предлагал одновременно два способа познавать
прошлое; один — научный, объективный: новые
факты, понятия, закономерности; другой —
художественный, субъективный».
Эйдельман считает, что у Карамзина есть нечто
более важное, чем исторический анализ — «дух
целого, летописная атмосфера прошлого».
Эйдельман отмечает «тот исторический вклад в
русскую культуру, который именуется личностью
Карамзина».
Эйдельман утверждает, что «пушкинское “Подвиг
честного человека” — это ведь моральная
оценка крупного многолетнего научного труда». К
этому пушкинскому тезису Эйдельман добавляет
свой собственный: «Подвиг свободного человека».
Карамзин у него «свободно разговаривал и с
царями, и с декабристами, никого и ничего не
боясь». И, наконец, Эйдельман выделяет главное в
Карамзине-историке: «Писал, что думал, рисовал
исторические характеры на основе огромного,
нового материала; сумел открыть древнюю Россию,
как Америку Колумб, сообщить о своем открытии
максимально возможному числу людей и притом —
сохранить достоинство Истории, достоинство
Историка».
Советская историография творчества Карамзина
обогатилась в конце 1980-х гг. серьезным,
талантливым исследованием философа,
литературоведа и историка Ю.М. Лотмана
«Сотворение Карамзина». Автор предисловия к
книге Б. Егоров определяет ее жанр как
«историю души». Егоров считает, что Лотман стал
профессиональным карамзинистом — т.е.
профессиональным «исследователем Карамзина».
Безусловно, Егоров имеет право на такую точку
зрения. Первая работа Лотмана о Карамзине была
опубликована в 1957 г., т.е. за 30 лет до «Сотворения
Карамзина».
Лотман много внимания уделяет становлению
общественно-политических взглядов Карамзина,
его литературной деятельности. Однако он
останавливается и на деятельности Карамзина как
историка. По мнению Лотмана, «задумав историю как
историю государства, Карамзин исходил из
просветительского представления о разумном
начале как основном содержании истории. А
поскольку Разум сосредотачивается в великих
людях и актах управления, то история есть история
государства».
Главу, посвященную написанию Карамзиным
«Истории Государства Российского», Лотман
назвал «Одинокое путешествие». Почему? У Лотмана
Карамзин окружен многочисленными друзьями,
вокруг его «Истории…» кипит оживленная
полемика. Однако «вера в «превосходные умы» (и,
следовательно, в государственность) подорвана».
Лотман утверждает, что Карамзин «явно не горит
желанием добраться до Петра, собираясь закончить
смутой, т.е. распадом государственности».
По мнению Лотмана, «историческая перспектива
движения его (Карамзина) мысли» была близка
толстовской: «…носителем таинственной воли
Провидения является стихийная, бессознательная
жизнь народа, а не “муха на возу” —
“превосходные умы”».
И, наконец, Лотман делает следующий вывод: «Если
Карамзин начинал свою историю с твердой верой в
государство и, следовательно, в силу
правительственной деятельности, то занятия,
размышления — особенно в связи с временем Ивана
Грозного — все больше подводили его к мысли о
загадочности исторических судеб народов и
фактическом бессилии личного начала».
Итак, перед нами предстала вкратце советская
историография творчества Н.М. Карамзина как
историка. Она развивалась по мере развития
политической обстановки в стране.
Как было упомянуто выше, Карамзин был не только
выдающимся историком, но и крупным литератором
своего времени. Поэтому оценка его творчеству
давалась не только историками, но и
литературоведами. Их точки зрения часто не
совпадали. Для советских литературоведов
Карамзин был отцом нового направления в русской
литературе — сентиментализма. Советские
историографы в 30-х — начале 50-х гг.
представляли Карамзина как
«помещика-крепостника» с
«тенденциозно-монархическим» взглядом на
историю. Рубинштейн считал, что Карамзин через
«Историю Государства Российского»
ретранслировал свою «политическую идею»,
разумеется «дворянско-монархическую». В начале
50-х гг. Карамзина пытались противопоставить
другим, «прогрессивным» деятелям его эпохи
(например, Радищеву).
С середины 70-х гг. в отношении историографов к
Карамзину наступает перелом. Сначала его
монархическую концепцию объясняют «духом
эпохи». Затем историческое творчество Карамзина
называют «подвигом честного и свободного
человека». И, наконец, Ю.М. Лотман
предпринимает попытку показать «всего
Карамзина» в целом: как выдающегося историка,
талантливого литератора, просветителя,
общественного деятеля и незаурядного человека
своей эпохи.

ЛИТЕРАТУРА

Карамзин // Литературная энциклопедия. М.: Изд-во
Комм. акад., 1930. Т. 5. Стб. 107—116.
Карамзин // Малая Советская энциклопедия. М.: ОГИЗ,
1931. Т. 3. Стб. 714—715.
Кислягина Л. Г. Формирование
общественно-политических взглядов
Н.М. Карамзина
(1785—1803 гг.). М.: Изд-во Моск. ун-та, 1976. 198 c.
Краснов O.K. Вопросы внешней политики в
трудах М.Н. Покровского. Дис. … канд. ист. наук.
Лотман Ю.М. Сотворение Карамзина / Пред.
Б. Егорова. М.: Книга, 1987. 336 с.
Орлов В.Н. Русские просветители 1790—1800-х гг.
М.: Госполитиздат, 1950. 478 с.
Рубинштейн Н.Л. Русская историография. М.:
ОГИЗ; Госполитиздат, 1941. 659 с.
Эйдельман Н.Я. Последний летописец (о
Н.М. Карамзине). М.: Книга, 1983. 174 с.

Евгений ЕЛЬЯНОВ

Karamzin N.M.

The Russian writer, publicist and historian, the honorary member of Petersburg Academy of Science (1818) . Николай Михайлович Карамзин был сыном богатой провинциальной семьи . Он получил штраф образование которое началось с домашними репетиторами и закончилось в университете Москва . После краткого периода службы в армии , Карамзин поселился в Москве в 1784 году. .

Здесь на Карамзина было оказано два основных влияния . Первый , он был впечатлен благоприятным отношением к целям Просвещения , движения , переживаемого по всей Европе, в пользу распространения образования и продвижения материального прогресса. Новиков был признанным лидером этого движения в России . второе большое влияние на молодого Карамзина оказало масонство, имевшее в то время большое интеллектуальное и культурное значение в году.0009 Россия . Почти все известные деятели того периода были масонами. Особое значение для Карамзина имели работа и дружба с М. М. Херасковым, масоном, который был одним из преподавателей Карамзина в Московском университете. Раннее масонство (1740-1780) с энтузиазмом поддерживало цели Просвещения, но в 1780-х годах акцент (особенно в ответвлении масонов, известном как розенкрейцеры) начал смещаться с на 9 .0009 социальных до личных проблем, и культ эмоциональной дружбы стал очень популярным.

Карамзин Литературную деятельность начал в середине 1780-х годов. Его первые усилия были в качестве журналиста и переводчика. Он много читал, особенно современных европейских авторов, таких как Руссо, Ричардсон, Стерн, Томсон и Янг. Он получил основные элементы сентиментального стиля от этих писателей. Карамзин Первое оригинальное произведение было опубликовано в конце 1780-х гг. Его первым знаменитым успехом были его «Письма 9».0009 Русский Путешественник , который он издавал серийно во время и после длительного турне по Европе. После своего возвращения в Россию в 1791 году Карамзин поселился в Москве до жизни профессионального литератора. Он основал литературный журнал «Московский журнал» и редактировал его в течение двух лет . Позже, в 1790-х годах, он редактировал ряд литературных альманахов. В 1802 году он основал один из самых значительных0009 век русский журналов Вестник Европы.

Также в этот период, с 1791 по 1804 год, Карамзин зарекомендовал себя как первый крупный новеллист в России . Он написал более десятка рассказов. Все они были в сентиментальном стиле, и большинство из них были чрезвычайно популярны. Лучше всего запомнились «Бедная Лиза» (1792 г.) и « остров Борнхольм» (1793 г.). Эти истории вдохновили большое количество подражателей и обеспечили основание для литературного сентиментализма в Россия .

В 1804 г. Карамзин назначен историографом двора Царя Александра I. Остаток своей жизни он посвятил в основном составлению своего мамонта 90909 Государственной

3

3 . К моменту своей смерти он был на полпути через двенадцатый том и нес историю русских государство до начала семнадцатого века.

Проект MUSE — Русские спектакли

  • Борис Вольфсон
    ,

    Джули Кэссидей
    ,

    Джули Баклер

  • Университет Висконсина Press
  • книга
    • Посмотреть цитату
  • Дополнительная информация

Вместо аннотации приведу краткую выдержку из содержания:

131 k Игра на публике Карамзин, Ростопчин и С. Глинка, 1802–1808 Белла Григорян Подводя итоги развития интеллектуальной жизни России конца XVIII в., Юрий Лотман (1987, 253) появление все более крепкой, образованной читающей публики называет «чудо» (чудо), происшедшим между 1780-ми и 1800-ми годами и заслуга в котором принадлежит в значительной степени писателю, журналисту и историку Николаю Карамзин. Переписка между читающей и политической общественностью стала основой культурных исследований во многом благодаря работе Юргена Хабермаса. Идеи, развитые в его фундаментальной «Структурной трансформации общественной сферы», могут быть полезны для изучения имперской России, даже несмотря на то, что отсутствие политически мощной российской буржуазии делает их прямое применение нецелесообразным. Я утверждаю, что русское чтение и до- и квазиполитические паблики — понимаемые как дискурсивные, а не исторические формации — сформировались благодаря риторическим практикам, выдвигавшим на первый план перформативное измерение публичного дискурса1. Карамзин, Федор Ростопчин, Сергей Глинка и Василий Жуковский использовал общий набор стратегий для создания совокупного чувства российской публики посредством деятельности, близкой к перформативному письму — термин, придуманный Деллой Поллок. Использование его в отношении периода между 1802 и 1808 годами может показаться поразительным, но я имею в виду довольно узкий аспект Поллока (19).98, 95) «перформативное письмо», а именно способность риторической игры создавать дискурсивные сообщества или паблики. ) отношения между незнакомцами, образуемые рефлексивным обращением дискурса. «Ни один текст не может создать публику», — пишет Майкл Уорнер, который определяет «внешние информационные бюллетени и другие формы, структурированные во времени, ориентированные на их собственное распространение: не только противоречивые памфлеты, но… . . журналы, 132 «Выступление: исполнители и интервенции», альманахи, ежегодники и очерки» как «ключевое событие в появлении современной публики» (2005, 94–95). Как я здесь показываю, примерно в первое десятилетие царствования Александра I нексус русских памфлетов и публицистических текстов репетировал сценарии гласности и гласности. Далее Уорнер указывает, что «перформативное измерение публичного дискурса… . . рутинно неузнаваемо», потому что публичная речь должна обращаться к своей аудитории «как уже существующие реальные лица» и «не может работать, откровенно декларируя свой сослагательно-творческий проект» (114). Как в русском 1800-х годах, так и в раннем современном американском контексте Уорнера это «перформативное измерение публичного дискурса» частично обеспечивается преобладанием родовых и культурных форм, которые представляют одновременно точного/интимного и рассеянного/анонимного адресата (Warner 19). 90). Письма в редакцию и брошюры представляют собой особенно важную арену для перформативного письма, которое создает публику, чревовещая ее предполагаемых членов. На заключительных страницах последнего номера «Вестника Европы» за 1803 г. — последний из двух лет, в течение которых Карамзин стоял у руля основанного им в 1802 г. периодического издания, — редактор признал, что многие прозаические произведения опубликованные в журнале под псевдонимом, были его собственными. В журнале с богатым и разнообразным содержанием, в том числе с большим количеством переведенных европейских изданий, что придавало периодическому изданию космополитическую направленность, Карамзин подготовил для своих читателей галерею рядовых сотрудников, которые артикулировали последовательная идеологическая позиция, которая была описана как патриотическая и «консервативная» в той мере, в какой публикация поддерживала абсолютистский статус-кво, поощряя рациональный дискурс и вежливое общение (Cross 19).71, 193–217). Тактика Карамзина не была ни необычна, ни необычна.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Related Posts