Как писать православие: Православие или православие? — Благовещенская епархия

Разное

Содержание

Контакты / Патриархия.ru

Редакция портала Патриархия.ru

119034, Москва, Чистый пер., 5

Телефон редакции: +7 (495) 637-43-18

E-mail: [email protected]

Синодальный отдел по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ

119334, Москва, Андреевская набережная, 2

E-mail: [email protected]

Телефон: +7 (495) 781-97-61, +7 (800) 100-33-53 (бесплатный звонок по России)

Пресс-служба Святейшего Патриарха Московского и всея Руси

115191, Москва, Даниловский вал, 22

Телефон/факс: +7 (499) 578-03-49

Пресс-служба проводит аккредитацию СМИ на мероприятия и богослужения с участием Святейшего Патриарха Московского и всея Руси, а также предоставляет по заявкам СМИ фото- и видеоматериалы о служении и деятельности Предстоятеля Русской Православной Церкви.

***

E-mail для аккредитации журналистов на Патриаршие мероприятия: accredit@patriarchia. ru.

  • Заявка на аккредитацию оформляется на официальном бланке СМИ с подписью руководителя и печатью организации. В заявке необходимо указать ФИО и должность сотрудника СМИ, а также контактный телефон.

E-mail для аккредитации журналистов на общецерковные мероприятия: [email protected]

  • Пресс-служба общецерковных мероприятий создана для информационного сопровождения мероприятий в рамках ключевых общецерковных торжеств и церковно-государственных праздников; проводит аккредитацию прессы, оказывает помощь в организации съемок, интервью и пресс-конференций​ ​в указанных объемах деятельности​.

E-mail для заявок на фотографии: [email protected].

  • Заявки на получение фотоматериалов в исходном качестве оформляются на официальном бланке СМИ с подписью руководителя и печатью организации. В заявке перечисляются необходимые фотографии, а также указывается цель использования фотографий.

E-mail для заявок на видео: media@patriarchia. ru.

  • Заявки на получение видеоматериалов оформляются на официальном бланке СМИ с подписью руководителя и печатью организации. В заявке перечисляются необходимые видеоматериалы, а также указывается цель использования видеофрагментов.

Записки в церкви о упокоении – как писать и когда


Записка об упокоении (которую некоторые иногда называют запиской за упокой) – это лист бумаги со списком имен тех людей, за упокоение которых прихожане церкви просят священника помолиться. Наш материал будет посвящен тому, что нужно знать об этих записках, что может и что не может в них содержаться и как эти записки подавать.


Записки за упокой – 3-й, 9-й и 40-й дни


Как правило, в России православные христиане подают в церковь записки об упокоении на 3-й, 9-й и 40-й дни после смерти родного или друга. Чтобы священник помолился Богу об упокоении тех или иных людей во время ближайшей литургии, прихожане ему подают записки с именами этих людей.


Православные христиане считают, что после смерти душа человека еще какое-то время (примерно два дня) все еще пребывает на земле и посещает дорогие для неё места, а затем – на третий день после смерти – душа проходит через так называемые «двадцать воздушных мытарств» (проверок на греховность), прежде чем она станет способна подняться на небеса. Это – одна из тех причин, по которым православные молятся за своих покойных на третий день после смерти сами, а также просят священника и других прихожан своей церкви помолиться об упокоении души вместе с ними.


Согласно поверьям православных, с 3-го по 9-й день душа созерцает райские обители, а с 9-го по 40-й – ужасы ада. Поэтому молитва на 9-й день служит поддержкой для усопшего – в этот день, следовательно, точно также необходимо коллективно молиться Богу за то, чтобы путешествие души покойного прошло успешно. Наконец, на 40-й день, как считается, решается вопрос о том, что же будет с душой вплоть до дня Страшного Суда (т. е. до Апокалипсиса). Следовательно, на 40-й день также молятся за усопших, чтобы их участь была лучше или чтобы им было проще переносить те испытания, которые на них падут. При этом важно помнить, что отсчет дней нужно вести строго со дня смерти, и день смерти уже считать днём первым.

Как писать записку о упокоении


Далее мы объясним, как корректно оформить записку об упокоении. Вверху бумажного листа должен быть расположен 8-ми конечный крест, далее следует надпись «о упокоении», а уже ниже можно вписывать имена, за которые вы просите священника помолиться. Вписывать их лучше всего по одному в строку, как список — так священнику будет проще их читать. Имена следует сразу писать в полной форме и в родительном падеже – причем указывать надо не те имена, которыми человек активнее всего пользовался (если у него их было несколько), а именно то имя, которое было дано ему или ей при крещении! Если вы упоминаете в записке священнослужителя, то в скобках указывайте его сан.

Кого нельзя поминать в записках о упокоении


Очевидно, в записках об упокоении нужно упоминать только православных христиан. Вы, безусловно, сами можете молиться об упокоении кого угодно, если они были вам дороги, однако православная церковь обязана молиться только за своих последователей. Следовательно, в записки об упокоении нельзя вписывать представителей других религий, неверующих, но также, например, самоубийц. Также священники часто сталкиваются с тем, что в записки об упокоении вписывают имена блаженных и святых — их вписывать в записки об упокоении не имеет смысла, потому что, с точки зрения православия, молиться за них нам нет толку: это они, приближенные к Богу, молятся ему за нас, а не наоборот.


Также на всякий случай выясните, есть ли в вашем храме ограничение на количество имен, которые вы можете вписать в список (в среднем старайтесь ограничиться десятью именами).

Образец записки о упокоении


Образец записки о упокоении легко можно найти в интернете. Пример записки о упокоении можно посмотреть здесь >>


Возможно, вам будет интересно:

28 сентября 2020

Что означают купола православных церквей

С ранних времен христианская религия была наполнена особыми знаками — они воплотились в архитектуре храмов. Какой смысл вкладывают верующие в форму, цвет и количество куполов православной церкви — разбираемся вместе с порталом «Культура.РФ».

Цвет: от золотого до черного

Храм Христа Спасителя, Москва. Фотография: Игорь Низов / фотобанк «Лори»

Золотой. Самый распространенный цвет православных куполов олицетворяет вечность и небесную славу. Храмы с золотыми куполами посвящали Христу и великим церковным праздникам — Рождеству, Сретению, Благовещению. Такие главы венчают московский храм Христа Спасителя и кремлевские соборы — Успенский, Благовещенский, Архангельский.

Сегодня купола не облицовывают золотом, но раньше металл растворяли в ртути, а затем полученную амальгаму наносили на горячий медный лист. Процесс золочения был очень дорогим и трудозатратным. Например, на покрытие купола Исаакиевского собора ушло 100 килограммов золота.


Собор Рождества Пресвятой Богородицы, Суздаль. Фотография: Александр Щепин / фотобанк «Лори»

Синий со звездами. Храмы с такими куполами чаще всего посвящены Богородице. Синий цвет символизирует непорочность и чистоту Девы Марии, а звезды отсылают к Вифлеемской звезде, ознаменовавшей Рождество Иисуса Христа. Такими куполами увенчан суздальский собор Рождества Пресвятой Богородицы, построенный еще при Владимире Мономахе. Это был первый каменный храм во Владимиро-Суздальской земле.

Но встречаются и соборы с синими куполами, не связанные с именем Богородицы. Троицкий собор в Петербурге построили в 1838 году для Измайловского полка Императорской гвардии. Его офицеры носили синюю форму, поэтому для куполов выбрали такой цвет.


Церковь Святой Троицы «Кулич и Пасха», Санкт-Петербург. Фотография: Александр Алексеев / фотобанк «Лори»

Зеленый. Этот цвет считается знаком Святого Духа. Чаще всего его можно встретить на церквях, посвященных Святой Троице. Одно из таких строений — церковь Святой Троицы «Кулич и Пасха». Идея придать храму форму традиционных пасхальных блюд принадлежала заказчику строительства — князю Александру Вяземскому. По его просьбе архитектор Николай Львов построил пирамидальную колокольню и церковь-ротонду с низким зеленым куполом.

Подобные купола венчают и церкви, построенные в честь православных святых. Например, церковь Ильи Пророка в Ярославле — один из ключевых памятников местной школы XVII века.


Софийский собор, Вологда. Фотография: Александр Щепин / фотобанк «Лори»

Серебряный. Этот цвет в православии связан с чистотой и святостью. Серебряными куполами увенчаны храмы, посвященные святым, — например, церковь Николы на Липне под Великим Новгородом и Софийский собор в Вологде. Храм в честь святой Софии возвели в 1570 году по указу Ивана Грозного. Царь распорядился построить его по образцу Успенского собора Московского Кремля.


Спасо-Преображенский монастырь, Муром. Фотография: Юлия Бабкина / фотобанк «Лори»

Черный. Купола этого цвета встречаются редко и украшают монастырские храмы. Черные купола венчают соборы Марфо-Мариинской обители в Москве — женского монастыря в стиле модерн, построенного по проекту Алексея Щусева. Средства на его возведение пожертвовала великая княгиня Елизавета Федоровна — вдова московского генерал-губернатора, великого князя Сергея Александровича. Купола, символизирующие монашество, также можно увидеть на соборах Спасо-Преображенского монастыря в Муроме.


Собора Василия Блаженного, Москва. Фотография: Наталья Илюхина / фотобанк «Лори»

Многоцветные купола в православной традиции напоминают верующим о красоте Небесного Иерусалима. Так выглядят главы храма Спас на Крови в Петербурге и собора Василия Блаженного в Москве. Иностранные путешественники восхищались цветными узорами куполов и сравнивали их с чешуей кедровой шишки, ананаса и артишока. Такой вид главы приобрели после пожара 1595 года — тогда храм восстановили и перестроили.


Форма: не только луковицы

Елоховский собор, Москва. Фотография: Михаил Ворожцов / фотобанк «Лори»

Сферический купол в православной традиции символизирует вечность. Возводить храмы с подобными куполами начали римляне: во II веке они научились строить перекрытия большой площади без опор. До наших дней дошел построенный таким образом римский пантеон 128 года н. э. В России сферические купола венчают московский Елоховский собор — место крещения Александра Пушкина.


Успенский собор, Владимир. Фотография: Александр Щепин / фотобанк «Лори»

Шлемовидный купол отсылает к словам апостола Павла: «Облекитесь во всеоружие Божие…и шлем спасения возьмите, и меч духовный, который есть Слово Божие». Такие купола типичны для русской домонгольской архитектуры: ими украшены, например, Успенский собор во Владимире и церковь Петра и Павла в Смоленске.


Церковь Рождества Иоанна Предтечи, Углич. Фотография: Александр Замараев / фотобанк «Лори»

Купол-луковица в православной архитектуре — воплощение молитвы, стремления к небесам. По мнению исследователя Евгения Трубецкого, такой купол на основании барабана напоминает пламя свечи. Луковицеобразные главы характерны для русской архитектуры XVI–XVII веков. Примеры храмов с подобными куполами — это церковь Рождества Иоанна Предтечи в Угличе и церкви Ростовского кремля.


Церковь Вознесения, Коломенское. Фотография: Natalya Sidorova / фотобанк «Лори»

Шатер вместо традиционного купола трактуется в христианстве как образ Богородицы или Свет небесный. Шатровые храмы были распространены в XVI веке, хотя подобные церкви строились и раньше. Возводили их обычно из дерева: повторить конструкцию шатра в камне было очень сложно. Самый знаменитый образец шатровой архитектуры — церковь Вознесения в Коломенском. Ее построили по указу князя Василия III в честь рождения долгожданного наследника престола, будущего царя Ивана IV Грозного.


Количество: от одного до тридцати трех

Церковь Покрова на Нерли, Владимирская область. Фотография: Юлия Бабкина / фотобанк «Лори»

Один купол напоминает верующим о единстве Бога. Одноглавые храмы были особенно популярны в домонгольское время. Самые известные из них — церковь Покрова на Нерли и Дмитриевский собор во Владимире. Оба храма построены в XII веке — они пережили разорительные монголо-татарские нашествия и сохранились до наших дней.


Церковь Космы и Дамиана в Старых Панех, Москва. Фотография: lana1501 / фотобанк «Лори»

Два купола встречаются нечасто и знаменуют собой божественную и человеческую природу Иисуса Христа. В Москве двумя куполами увенчана церковь Космы и Дамиана в Старых Панех. Это одна из старейших столичных церквей: ее деревянную предшественницу построили еще в 1468 году.


Георгиевский собор Юрьева монастыря, Великий Новгород. Фотография: Елена Орлова / фотобанк «Лори»

Три купола ассоциируются со Святой Троицей. Три главы венчают Георгиевский собор Юрьева монастыря — старейшей обители Великого Новгорода. Собор возвели в 1130 году по указу князя Мстислава Владимировича. В летописи сохранилось имя зодчего — Петр. Предполагают, что он также построил Николо-Дворищенский собор и церковь Благовещения на Городище


Успенский собор, Владимир. Фотография: Наталья Волкова / фотобанк «Лори»

Пять куполов — символ Иисуса Христа и четырех евангелистов: Иоанна, Марка, Луки и Матфея. Пятиглавые храмы встречаются в России чаще других. Самые известные из них — Успенский собор во Владимире и построенный по его образу Успенский собор Московского Кремля.


Вознесенский храм, Новочеркасск. Фотография: Андрей Арестов / фотобанк «Лори»

Семь куполов знаменуют для православных семь церковных таинств, семь Вселенских соборов (собраний, на которых были приняты основные христианские догмы) и семь главных православных добродетелей. Семиглавые соборы встречаются не так часто, как трех- или пятиглавые. К ним относятся Вознесенский храм в Новочеркасске — главный собор Донского казачества — и Крестовоздвиженский собор Белогорского Николаевского монастыря под Пермью.


Благовещенский собор Московского Кремля, Москва. Фотография: lana1501 / фотобанк «Лори»

Девять куполов связаны с девятью ангельскими чинами. Согласно христианской традиции небесные ангелы распределены по девяти уровням: ближе всего к Богу херувимы и серафимы, а к человеку — ангелы и архангелы. Девять куполов венчают храм Спаса на Крови в Петербурге и Благовещенский собор Московского Кремля.


Николо-Перервинский монастырь, Москва. Фотография: Яна Королева / фотобанк «Лори»

Тринадцать куполов напоминают об Иисусе Христе и его сподвижниках — двенадцати апостолах. Тринадцатиглавый храм Иверской иконы Божией Матери находится в московском Николо-Перервинском монастыре. Его построили в 1908 году по проекту Петра Виноградова. В советское время собор использовали в качестве склада и фабричного цеха, но в 1990-х годах его восстановили.


Церковь Покрова Пресвятой Богородицы в усадьбе Богословка, Ленинградская область. Фотография: Валентина Качалова / фотобанк «Лори»

Двадцать пять куполов означают похвалу Пресвятой Богородице — прославление Пречистой Девы 25 ветхозаветными пророками. Кроме того, число 25 символизирует видение небесного престола и окружающих его 24 старцев, описанное в Откровении Иоанна Богослова. 25 куполов венчают Покровскую церковь в усадьбе Богословка под Петербургом — копию утраченного карельского Покровского храма.


Усть-Медведицкий Спасо-Преображенский монастырь, Волгоградская область. Фотография: A. Челмодеев / фотобанк «Лори»

Тридцать три купола символизируют годы жизни Христа на земле. Строились подобные храмы очень редко. Один из них находится в Волгоградской области — это Преображенская церковь Усть-Медведицкого Спасо-Преображенского монастыря. Образцом для нее послужила деревянная Преображенская церковь в Кижах.


Церковь усекновения главы Иоанна Предтечи, Ярославль. Фотография: Аркадий Захаров / фотобанк «Лори»

В русской архитектуре встречаются храмы с одиннадцатью (Верхоспасский собор Кремля) и с пятнадцатью (церковь усекновения главы Иоанна Предтечи в Ярославле) куполами, но это скорее исключение из правил.


Архитектурная символика православных храмов: купола

Автор: Лидия Утёмова

Александр Щипков: задача Церкви — сохранить своё предназначение и свою сущность

Вопросы идеологии в обществе, стремящемся к свободомыслию, являются одними из самых щепетильных. Сколько должно быть идеологий — две, три? Или ни одной? Не опасна ли ситуация «идеологического вакуума»? Связано ли это с различением гражданами добра и зла? Где баланс, и как обеспечить общественное спокойствие? Какова роль Церкви и православия в человеческой судьбе и в обществе? Этим проблемам посвящена новая книга политического философа, заместителя Главы Всемирного русского народного собора, советника председателя Государственной Думы Александра Щипкова «Дискурс ортодоксии». О ней — наш сегодняшний разговор. 

Фото предоставлено автором

Щипков. А.В. Дискурс ортодоксии. Описание идейного пространства современного русского православия. — М.: Издательство Московской Патриархии Русской Православной Церкви, 2021. — 464 с.

— Александр Владимирович, какой дополнительный подзаголовок могла бы иметь Ваша книга, если бы Вы хотели расширить смысл названия? «О вере в современной России», «тезисы о сбережении России и русских»? В чём её основной «месседж»?

— Полное название книги — «Дискурс ортодоксии. Описание идейного пространства современного русского православия». Фактически вторая часть названия уже содержит в себе смысловое расширение, равнозначное подзаголовку. Важнейшее для меня самого послание, заключённое в книге, состоит в том, что наша русская общность основана на евангельских ценностях, которые близки даже тем, кто далёк от веры. Этот общий для всех дискурс является основным в идейном пространстве нашего общества и это должно быть признано официально, так  же как русский язык признан государствообразующим.

Идейное пространство ортодоксии не надо создавать специально, оно и так существует — независимо от общеполитического пространства России. Это в первую очередь особый взгляд на отношения между людьми. В то же время существует сфера национальных идеалов, так называемая гражданская религия, которая в норме должна совпадать в нравственном отношении с традиционными религиями. Я решил описать это пространство и занимаюсь этим на протяжении тридцати лет, это уже моя 15-я книга. Самыми важными из прошлых книг считаю «Социал-традицию» и «Вопросы идеологии», они также во многом посвящены идейному пространству ортодоксии. Важно продолжать развивать эту тему сегодня, поскольку появилась серьёзная угроза размывания православной традиции. Это произошло после того как Константинопольский патриархат пошёл на обострение отношений с традиционным православием и внёс в общий контекст сильную политическую и секуляристскую струю, приправленную к тому же симпатиями к ультраправому национализму.

— Поэтому приходится вновь говорить об азбучных истинах?

— Именно так. Приходится говорить о каноне, о кафоличности. Умение каждого верующего отделять подлинную религию от её симулякров сегодня так же важно, как умение отделять добро от зла в религиозной системе координат. Главный вопрос ситуации кризиса мирового православия — это вопрос о легитимности Фанара. Я утверждаю, что Фанар утратил свою легитимность, смешав религию с геополитикой и так называемым «эллинизмом». Именно после этого власти Турции смогли забрать Собор Святой Софии. Почувствовали, что имеют дело с постмодернистским фейком, с фантомом и воспользовались этой духовной катастрофой. Теперь симулякр Святой Софии строят в Нью-Йорке, на протестантской земле и на протестантские деньги. Все предельно откровенно.

Собор Святой Софии. Фото: PIXABAY

— Кто такие мы сами в рамках озвученных вами идей, что мы наследуем?

— В отличие от глобалистского эрзац-православия мы, русские, продолжаем восточно-христианскую традицию. В этом Русская Православная Церковь не зависит ни от греческого православия с его «этосом эллинизма», ни от греко-протестантизма и тому подобных арт-объектов. Русское православие самостоятельно и не нуждается ни в каких томосах. Наш церковный суверенитет — это фундамент, опираясь на который, те Церкви, которые уже отпали от Истины, смогут через десятилетия вернуться в лоно кафоличного православия.

— Помышление ко благу в нашей традиции предполагает кафоличность, иерархичность и ясность социальной картины. Вот Церковь, общество, вот бывший «цивилизованный» мир, стремящийся убедить нас не думать о том, кто мы такие и зачем живём… Достаточно ли этой ясности, чтобы выстроить стратегию и управлять общественными процессами или нам не хватает какого-то важного импульса и чёткого понимания цели?

— Цель и импульс — в Боге. Господь ждёт от каждого из нас прежде всего поступков, действий — именно к ним применимы Его заповеди. Сейчас пришло время защищать Церковь от насильственной секуляризации, скрывающейся за рассуждениями о «контекстуализации проповеди», о «богословии после пандемии», «кондициях церковной миссии», «взрослении Церкви» — словом, за риторическим спектром модернистского западного богословия. Вызов секуляризма и греко-протестантизма отличается от вызова госатеизма советской эпохи, он более изощрён в средствах и умеет воздействовать на Церковь изнутри. Но я уверен: Церковь сохранит здоровое ядро, ведь она существует не только на земле, но и на небе. Надо помнить, для чего именно мы защищаем Церковь, а делаем мы это ради исполнения Церковью её исторической миссии, ради спасения многих тысяч душ, и в том числе, кстати, ради возвращения нынешней Европы из её исторического беспамятства на торную дорогу традиции.

Другая важная проблема имеет социальный характер и связана с тем, что информационная повестка в России до сих пор формируется не социальным большинством, а социальным меньшинством. Но людям надоел вечный «договорняк» между элитами и привилегированным «креативным классом». Это не имеет ничего общего с демократией и гражданским сознанием, с приоритетом интересов большинства. Если ситуация не поменяется, то в условиях кризиса и пандемии власть не сможет опереться на общество.

— Консерваторов сегодня часто упрекают в том, что они формально поддерживают любую инициативу властей, но не отстаивают последовательно интересы народа, устраняют граждан из своей картины мира. Мол, «кесарю кесарево, а Богу — Божье». Справедлив ли такой упрёк?

— На всякий случай оговорюсь: сам я не консерватор, а традиционалист. Когда-то в философском сборнике «Перелом» я писал о том, что консерватизм становится ситуативным и увлечён идеей поддержания статус- кво по принципу «кабы чего не вышло». Потом мне стало ясно, что сегодня любой консерватизм обречён на ситуативность, поскольку общество существует в условиях идеологического и ценностного вакуума. В этих условиях консерватизму нечего консервировать кроме либерализма. Это не упрёк, а констатация. Консерватизм обескровлен, это видно по манифестам нынешних евроконсерваторов. О тех идеалах, которые могли бы защищать консерваторы, сегодня не принято говорить как о чём-то общезначимом, зато «инновационность», «мобильность», «оптимизация», «разрушение табу» и другие либеральные понятия используются как универсальные. Консерватизм стремился сохранить нечто по остаточному принципу, не развить, а именно удержать, сохранить «сколько-нибудь». Но политические баталии не выигрываются от обороны.

Совершенно другое дело — традиционализм. Он стремится к развитию в определённом направлении, но без разрывов и потерь, без жертв, без «козлов отпущения» и сбрасывания балласта с корабля современности. Как учит нас Господь своим подвигом, жертвовать мы вправе только собой. Конечно, у консерваторов тоже может и должна быть своя миссия. Но в данный момент консерватизм стремится прислониться то к левой, то к либеральной идеологии. В России в настоящее время доминирует либеральный консерватизм, но в последнее время появилась тенденция к его полевению в связи с ситуацией пандемии и некоторыми решениями властей. В третьей части книги «Дискурс ортодоксии» я говорю об этой проблеме более подробно, там дана типология направлений консервативной мысли.

Фото: АГН Москва

— Вы пишете, что досоветский и советский периоды нашей истории незримо связаны одним и тем же «русским пониманием вещей». Но что это за понимание, есть ли что-то единое и цельное у людей, разделённых столькими революциями и сломами жизненного уклада?

— Конечно, это идеал, но идеал указывает направление движения. В обсуждаемой книге немало критического сказано о десоветизации. Я пишу необходимости преодолении инерции перманентной гражданской войны, которая раскалывает общество, на самом деле уже очень далёкое от реальных конфликтов начала ХХ века. Вот вам живой пример из жизни. В октябре 2020 года городская Дума города Тарусы приняла решение переименовать в городе несколько улиц — точнее, вернуть им исторические, досоветские названия. Это решение спровоцировало эмоциональное столкновение не столько в крошечной Тарусе, сколько на уровне федеральных элит. На канале «Россия 1» в одной из главных политических программ прошёл большой сюжет в поддержку возвращения Боголюбской, Вознесенской улиц и Соборной площади вместо Каляева, Октябрьской и Ленина соответственно. Но верх одержали их оппоненты — переименование было остановлено. Ситуация очень хорошо отражает нынешнюю идеологическую турбулентность — обществу очень важно преодолеть разделение на красных и белых внутри себя, понять, что сегодня это разделение в идейном смысле мешает развитию госуправления. К переименованиям надо подходить не в состоянии идеологической борьбы, а с позиций здравого смысла. Если улица имела название до 1917 года, его необходимо вернуть, его нельзя «прятать» от истории. Но нельзя допускать и тотальной десоветизации. Мы можем убрать из числа названий Каляева, Урицкого, Либкнехта, но как можно вычеркнуть название улицы Советская или Комсомольская? Ведь это тоже наша история. Зоя Космодемьянская, которая погибла за свой народ от рук нацистов, была комсомолкой — это никак не умаляет её подвига.

— Либерализм давно воспринимается населением как политический инструмент, которым, как хирургическим скальпелем, пытаются отделить «гражданскую» часть общества от «негражданской», «креативный» класс от «некреативного». Считаете ли вы представителей креативного класса «новой элитой», учитывая, что на Западе эта группа завела общество в ситуацию системного кризиса?

— Креативный класс, как бы мы его ни оценивали, не является элитой. Это обслуживающий персонал части элит, в основном, либеральных. Иногда происходит нечто вроде ротации — и лидеры мнений креативного класса могут попасть в элиту, но это скорее исключение. Креативный класс является своего рода авангардом «партии» либерального капитализма. То есть, привилегированной прослойкой, которой платят за то, что она «заземляет» либеральную идеологию, вводит её в экономическую повседневность, в жизненный мир обывателя. В основном это выражается в навязывании остальному обществу эталонных моделей потребления, которые задают обывателю маркеры его идентичности и жизненные ориентиры. Эти ориентиры связаны с потребительским фетишизмом и социал-дарвинистскими инстинктами в самых разных областях — от моды и авторынка, до сферы информации. Креативный класс, демонстрируя своё преуспевание, утверждает мнимую нормальность общества с искусственной накачкой спроса и избыточным кредитованием, то есть, креативный учит людей жить не по средствам.

— Мы приняли идеологию вторичной модернизации ещё сто лет назад, наши революционные витии ратовали за любые права и свободы. Отчего же западные элиты до сих пор считают нас врагами? Что так пугает коллективный Запад в русской цивилизации?

— Западная русофобия связана с тем, что в отличие, например, от Китая, мы являемся для Запада не внешней, а внутренней альтернативой, «внутренним Другим», можно сказать, историческим двойником. Россия в своих глубинных основах — это примерно то, чем была бы Европа, если бы она не отказалась от проекта христианского мира, если бы не начала черпать энергию развития из разрыва с собственной традицией и колониального порабощения остального мира, тем самым предавая христианские идеалы. Дело в том, что русские всегда инстинктивно противились движению по этому пути, стремились сохранить общинное сознание и традиционные христианские ценности, хотя российские элиты, начиная с XVIII века, усиленно вестернизировали страну. Но в России, например, никогда не было чего-либо аналогичного западному Ренессансу — это хорошо видно по нашей литературе. У нас сразу перепрыгнули из Средневековья в классицизм и Просвещение, которые при этом были крайне назидательными, казенными и насаждались сверху. Эту ситуацию историк Освальд Шпенглер справедливо описал как «метаморфозу». Запад прекрасно чувствует, что Россия — это не просто Восток, что это какая-то другая Европа, историческая альтернатива модернистской Европе, что русские хотят и в принципе могут реализовать отвергнутые европейцами христианские идеалы. Это наносит западному сознанию глубокую экзистенциальную травму и вызывает иррациональный страх, который находит выход только в конфронтации. Какие бы «прогрессивные институты» мы у себя ни вводили, какие бы либеральные идеи ни исповедовали, мы всегда останемся для евро-американцев «внутренним варваром», которого лучше просто уничтожить или как минимум загнать куда-нибудь в тундру. Китай может быть для Запада геополитическим конкурентом, русские — только идеологическим противником. К тому же евро-американцы очень нуждаются в таком противнике, чтобы задать устойчивые рамки своей модели развития. Им нужно в ком-то персонифицировать и демонизировать отвергнутую ими традицию, чтобы успешнее вытеснить её из коллективного сознания и окончательно перечеркнуть. Этим они и занимались, репрессируя сторонников Трампа. Не случайно американские медиа сделали из Трампа «российского агента». Несмотря на всю абсурдность этой гипотезы, так американцам проще объяснить себе ситуацию.

Фото: PIXABAY

— Цивилизационный кризис Запада, который мы наблюдаем и который создан западной же идеологией и политикой — кажется, нарастает. Тотальная слежка, раскол элит, масштабные выборные фальсификации, уличные банды… Почему всё это происходит и что ждёт западное общество в будущем?

— Одна из трёх сверхдержав — США, Китай и Россия — сегодня теряет свою субъектность. Американцы ломают памятники своим отцам-основателям, отрекаясь от собственной идентичности. Штурмом Капитолия в январе 2021 года, неважно настоящим или инсценированным, главная страна Запада десакрализировала собственную власть. Теперь нет никакой разницы между Вашингтоном и Бишкеком. Эта десакрализация является для нас серьёзной победой, хотя вовсе не мы её организовали. При этом у нас самих никакой десакрализации не наблюдается. Мне сложно давать глобальные исторические прогнозы, я не футуролог, могу лишь сказать, что, на мой взгляд, кризис западного мира исторически предопределён. Наша задача — не утонуть вместе с Западом, выплыть самостоятельно в условиях исторического шторма.

— К реформации Церкви и экуменизму нас призывают давно. Какой вы видите Церковь ближайших десятилетий, конца XXI века? Ведь большинство её священников будут уже нашими правнуками, выросшими в «цифровую» эпоху, в атмосфере разделённого общества.

— Задача Церкви — сохранить своё предназначение и свою сущность. А воспитанникам «цифрового общества», в том числе из числа священников, следует понимать, что Церковь — это идеальная модель социума, и она основана не на «цифре», а на Слове-Логосе, которое исходит от Бога. На этом стоит вся авраамическая культура, культура Книги. Быть успешным священником можно только живя в этом мире, а не в пространстве алгоритмических сообществ. Это вопрос выбора и он решается в рамках Первой заповеди: «Я Господь, Бог твой… Да не будет у тебя других богов пред лицем Моим». Впрочем, отличие между цифровой сферой и сферой смысла, отсутствие между ними взаимозаменяемости — всё это понятно не только священнику и не только верующему, но всякому образованному человеку. Тем не менее, конечно, суггестивные возможности дигиталистской идеологии велики и какая-то часть церковной общественности может разделиться, но в целом Церковь, как и Бог, поругаема не бывает. Мы выстоим, если будем опираться на каноны и кафоличность. Тем более что Вселенский патриархат уже не устоял, а с ним и некоторые поместные церкви, принявшие за ориентир постмодернистский симулякр Фанара вместо аутентичного христианства. Это значит, что теперь устоять придётся нам, нет у нас другого пути кроме пути катехона, «удерживающего». Этой теме посвящены две главы «Дискурса ортодоксии» — о греко-протестантизме и о либерал-православии.

— Какую роль вы отводите сегодня словесности, к которой сами принадлежите, может ли она удержать на краю сползающее в хаос общество, может ли слово противостоять тотальной лжи, коммерциализации и виртуальным реальностям так называемого информационного общества?

— Сама по себе литература не может противостоять институциональному прессингу и массированной пропаганде, к тому же сегодня она маргинализирована и отстранена от формирования идеологии. Литературе, искусству Слова, нужны мощные защитники и покровители. Их практически нет. Но отдельные представители литературного мира и сегодня не складывают оружия. Например, Юрий Поляков прикладывает неимоверные усилия для поддержания и развития современной русской драматургии, русской пьесы. Он проводит конкурсы, ищет средства для поддержки авторов, лоббирует талантливые театральные постановки — словом, выполняет ту функцию, которую вообще-то должно выполнять государство. Наверняка вскоре появятся аналогичные примеры и в большой прозе, и в поэзии, я очень на это надеюсь.

— Насколько отвечает потребностям времени современная русская философия, самодостаточна ли она? Когда-то мыслить о России и её путях было первой обязанностью русского интеллигента, но со временем это куда-то ушло. Кто сегодня способен говорить об этом всерьёз? Лично для меня таким человеком является Святейший Патриарх Кирилл, но понятна ли большинству его борьба?

— Честно говоря, я не склонен связывать подлинную философию с интеллигентским сознанием — менторским, склонным к народофобии и двойным стандартам, падким на идейный секонд-хенд, особенно западный. Философию делают всё-таки не интеллигенты, а интеллектуалы. В России национальная философия очень медленно отделялась от богословской традиции. Связь богословия и философии, как показывает наше время и как констатируют некоторые представители, в том числе и западной консервативной теологии вроде Джона Милбанка — это благая и продуктивная связь. Но это становится очевидным сегодня, а в конце XIX века многим это было не понятно. Тем не менее русская философия как автономное явление складывалась медленно и к 1917-му году этот процесс не успел завершиться. Некая философская модель сформировалась позднее, уже в рамках советской философской школы, но это был продукт с ограниченной применимостью за пределами советской культуры. После демонтажа СССР мы оказались в странном положении: от русской советской философии пришлось отказаться, а в становлении русской досоветской философии произошёл длительный разрыв. Даже фигура Алексея Фёдоровича Лосева не могла полностью этот разрыв заполнить, к тому же при всей масштабности этого мыслителя после него, к сожалению, не осталось единой школы. Заметной фигурой в русском интеллектуальном поле последних десятилетий был Александр Сергеевич Панарин, и мне бы хотелось надеяться, что его ученики и его школа сохранятся как долгосрочное и устойчивое явление. Что касается Патриарха Кирилла, то он, безусловно, мыслитель, это видно по его книгам. Патриархом Кириллом введены такие понятия, как «традиционные религии», «традиционные ценности», «русский мир». Они не просто введены в академический дискурс, а реально вошли в мировоззрение всего общества. Мало кому подобное удаётся. Патриархом предложена фундаментальная поправка в Конституцию, которая касается идеи бытия Бога как национальной ценности. Под его прямым руководством написаны «Основы социальной концепции» Русской Православной Церкви, которые имеют ясное аутентичное православное звучание, в то время как совсем недавняя аналогичная попытка Константинополя явно сделана под сильным протестантским влиянием. К сожалению, в последнее время сложилась странная ситуация, когда богословов, философов и писателей отодвинули от выработки мировоззренческих моделей и поручили эту задачу политтехнологам. Это положение постепенно начнёт меняться.

— И финальный вопрос: каковы, по вашим ощущениям, перспективы Русской правды? Обязаны ли мы думать о грядущей победе, или нам необязательно побеждать, а весть о победе принесут нам уже в посмертном бытии? В чём наши земные задачи?

— Как известно, главные задачи христианина — это любовь к Богу, к ближнему и спасение души. Они неразрывны: подлинная любовь — это и есть помощь ближнему в его спасении, а не забота только о собственной вечной жизни. Именно поэтому у церковной миссии и у личного делания христианина есть социальное измерение. Но эта миссия и это делание не могут быть изменены в угоду какой-либо «контекстуализации». Есть те, кто воспринимает Церковь как придаток светских институтов — это секуляризм. Кто-то воспринимает её как придаток нации или государства — это филетизм, ярким примером здесь является патриарх Варфоломей, находящийся под сильным американским политическим влиянием. Нам следует избегать подобных ошибок. Что касается побед и поражений, то не стоит загадывать наперёд, надо лишь следовать правилу «делай что должен и будь что будет». Следует идти за Христом, поступать по совести, но эта позиция должна быть деятельной, а не пассивной. Верность долгу — это уже победа.

Автор: Сергей Арутюнов

антисоветское православие – Weekend – Коммерсантъ

В ХХ веке русское православие столкнулось с конфликтом, у которого не было прецедентов за всю историю христианства. Возникли большие расколы, вызванные не догматическими, административными или обрядовыми причинами, как бывало прежде, а тем или иным отношением к конкретному государственному строю — советской власти


справка


Русская православная церковь за границей (РПЦЗ) — объединение православных приходов в Европе и Америке, на протяжении 80 лет (1927–2007) находившееся в расколе с Русской православной церковью Московского патриархата. Основной причиной разрыва было непримиримое отношение эмигрантского духовенства к большевистской власти и к тому компромиссу с ней, на который согласилась официальная церковь в Советской России. Внутри СССР ответом на этот же компромисс стало появление нонконформистских православных общин, известных под общим названием Катакомбной церкви.

«Мы, церковные деятели, не с врагами нашего Советского государства и не с безумными орудиями их интриг, а с нашим народом и Правительством». Так в 1927 году написал митрополит Сергий (Страгородский) — в будущем патриарх, а пока что «заместитель патриаршего местоблюстителя»: титул дикий, но дикие были и времена, чему лишнее свидетельство — сами эти злосчастные слова так называемой «Декларации митрополита Сергия».

Здесь требуется помнить две вещи. Во-первых, церковный человек до событий 1910–1920-х и не представлял себе, что это такое — «безбожная власть». Был, конечно, бесконечный житийный эпос о мучениках первых веков, но все это было так далеко, так укутано парчой рутинного благочестия, что психологическое отождествление своего опыта и того, житийного, не всем давалось легко. Был тревожный подъем секуляризма в XIX веке, который консервативное сознание готово было воспринимать как «гонение от безбожников» — но это, как выяснилось, и близко не походило на настоящие гонения.

Во-вторых, было многовековое существование церкви именно в той социальной реальности, которую создавали сменяющие друг друга на карте Европы государства. И здесь речь даже не о страстной любви к очередному кесарю; так вышло, что, когда христианская церковь в те самые первые века добралась до легального существования, она многое из привычных административных условий светского общежития восприняла как единственно возможную данность. Если большой и важный город — значит, должна быть и епископская кафедра. Административная карта Римской империи нарезана так-то — значит, мы свои церковные области к ней приноровим (греческое слово «епархия» и его латинский аналог «диоцез» означали когда-то именно что бездуховную административную единицу).

И вот все рушится, власть в новой России грозится истребить религиозное сознание как таковое, а церковные иерархи в лице митрополита Сергия в конце концов идут с ней на компромисс после нескольких волн зверских репрессий. Потому что таким образом возникала призрачная, некрасивая, практически обреченная, но надежда, что недобитая церковь станет легальной и терпимой.


цитата


«Какими доводами можно убедить себя, что планомерное разрушение духа и тела Церкви под руководством атеистов — есть наилучшее сохранение ее? Сохранение — для кого? Ведь уже не для Христа. Сохранение — чем? Ложью? Но после лжи — какими руками совершать евхаристию?»


(Александр Солженицын, «Великопостное письмо патриарху Пимену», 1972 г.)

Но в результате поднялись сразу две волны протеста — и в самой России, и за ее пределами. Отдельные священники, приходы и целые архиереи отказались признать «Декларацию» и поминать митрополита Сергия как законного первоиерарха — так возникло движение «непоминающих», зародыш тех нелегальных церковных объединений, которые получили звучное название Катакомбной церкви. Естественно, как и катакомбные христиане времен Деция или Диоклетиана, они прекрасно знали, что тем самым они окончательно переходят в разряд врагов государства, которое при случае их истребит не поморщившись.

И совсем иначе все обстояло за границей, в русских общинах Европы и Америки, которые ведь с первой волной эмиграции получили не только низовую многочисленность: уехало множество духовенства во главе с епископами «царского» поставления, что изначально помещало нарождающуюся церковь русской диаспоры в автономное положение. И если до 1927 года — при вполне понятном антикоммунистическом настрое эмигрантского духовенства — все-таки подразумевалось, что «русское рассеяние» канонически связано с материнскими церковными структурами в России, то потом все фатально изменилось. В сентябре 1927-го Архиерейский собор русского зарубежья решился по всей форме «прекратить сношения с Московской церковной властью ввиду невозможности нормальных сношений с нею и ввиду порабощения ее безбожной советской властью» — и так возникла невиданная вещь: самостоятельная национальная церковная структура вне национально-государственных рубежей, Русская православная церковь за границей.

Собственно, и дальше внешняя история этих движений была окрашена в совершенно разные тона. В зарубежье не все было гладко и не все было поступательно: были сложности с объединявшим многочисленные эмигрантские приходы Западно-Европейским экзархатом, который вплоть до сего дня несколько раз менял юрисдикцию; были события времен Второй мировой, когда часть РПЦЗ в надежде славы и добра благословляла немецкое нашествие; были послевоенные перемены — в «странах народной демократии» становилось неуютно, и из Старого Света административный центр церкви переместился в США.

Но все же это была благополучная, горделивая и даже пышная ролевая игра в дореволюционное русское православие. Поначалу ее украшал вдобавок авторитет многих деятелей русского религиозно-философского ренессанса, очень пригодившийся потом: со временем круг прихожан РПЦЗ в Америке стал пополняться и местными уроженцами, привлеченными русской dukhovnost (и нередко это были выходцы из фундаменталистских протестантских кругов). Даже удивительно, что только к началу 1980-х зарубежная церковь сделала эмблематичный, но так давно ожидаемый шаг — канонизировала в лике мучеников Николая II и его семью.

И совсем другая история — трагическое существование катакомбных общин на территории СССР, которым приходилось расплачиваться и за собственную подпольность, и за антисоветчину, и за предполагаемые связи с «черносотенными реакционерами» из-за рубежа. История эта очень дробна: никакого единого и неоспоримого центра сопротивления у тех, кто считал себя «Истинно православной церковью», так и не было; после тотальных зачисток тридцатых-сороковых катакомбники были в большей степени низовым движением одиночек и отдельных общин. Да и отношения с официальной, «советской» церковью тоже на практике были разными — и в сталинское, и в хрущевское время находились архиереи, втайне мирволившие «врагам Советского государства».

Понятно, впрочем, что к 1970-м и советские прихожане со стажем, и вновь приходившая в церковь интеллигенция в лучшем случае просто пропускали мимо ушей те унизительные заверения в лояльности социалистическому строю, которые расточало официальное священноначалие. И в этой ситуации моральным авторитетом в совершенно равной степени мог казаться и «тамиздат» с грифом Архиерейского синода РПЦЗ, и какой-нибудь тайный старец, иеромонах без регистрации. Иконописный (иногда, увы, и лубочный) образ «России, которую мы потеряли» был для частной религиозной совести всяко приманчивее, чем неизбежные патриаршие послания к Пасхе и к Рождеству с акафистами в адрес советской внешней политики.

Но именно когда богоборческая власть сначала ослабила свою хватку, а потом и вовсе издохла, эта приманчивость постепенно стала терять свое могущество. После многолетних переговоров РПЦЗ в конце концов восстановила общение с Московским патриархатом и формально вошла в него на правах самоуправляемой церкви (2007), завершив таким образом свой «крестовый поход». Катакомбная традиция не исчезла, но сейчас на родство с ней претендует крайне пестрый набор группировок, возглавляемых когда достопочтенными диссидентами, а когда и откровенными фриками.


цитата


«Вся политика компромиссов во имя пропаганды Советского Союза вместе с экуменизмом, доходившим до приобщения еретиков высшими иерархами, налагают на Московскую Патриархию печать измены Православию. Ввиду сего, Собор Епископов Русской Православной Церкви Заграницей вновь заявляет, что у него не может быть никакого общения с нынешней Московской иерархией»


(Из постановлений Архиерейского собора РПЦЗ, 1983 г.)

Несмотря на то, что и отечественные «истинно православные», и РПЦЗ много контактировали с ультраконсервативным крылом мирового православия (греческими старостильниками прежде всего), их судьба кажется прежде всего русским сюжетом, крепко увязанным именно с конкретными историческими событиями ХХ века. И все же в этой судьбе тут и там обозначаются большие парадоксы, свойственные всей церковной истории вообще — или, по крайней мере, истории христианских конфессий последнего тысячелетия.

Самоотверженность и нонконформизм — самая прекрасная и самая благородная форма сознательного человеческого поведения: как известно, узок путь и тесны врата, надлежит взять крест свой и так далее. Нельзя бояться конфликта с тем, что ты ощущаешь как неправду, нельзя стыдиться малочисленности и маргинальности. И по меньшей мере нелепо, когда большая, грузная, обмирщенная организация притворяется Церковью-Невестой, «грозной, как полки со знаменами, и прекрасной, как заря».

Но вот несчастье: и самый величественный порыв страшно рискует со временем обернуться карикатурой на себя самого. Отчаянный, упрямый и ограниченный пассеизм (с ятями, в пику Совдепии) — точно ли это путь к познанию истины, которая сделает нас свободными? Дробление «самых истинных» деноминаций с нарастающей нетерпимостью и прочими прелестями сектантской «психологии осажденной крепости» — точно ли это дерево, которое приносит плоды добрые?

И в конечном счете опасна оказалась сама привычка к образу супостата (посюстороннего, не метафизического), вражда с которым определяет моральный модус существования той или иной общины. Тираны смертны, проклятые режимы, слава Богу, не вечны. Но и в РПЦЗ, и в катакомбной среде конец советской власти был компенсирован обострившимися поисками новых врагов — у кого это масоны, у кого либералы, у кого экуменисты, у кого мировое правительство.

Как правильно поститься, каяться и изменяться к лучшему — Российская газета

Великий пост, который продлится у православных в этом году до первого мая, проходит во время пандемии. Как установился Великий пост? Зачем он нужен? Как поститься? Есть ли посты у католиков и протестантов? Какие возможны степени поста? Стоит ли поститься детям? Почему морепродукты в Великий пост есть можно, а мясо и рыбу нельзя? Запрещено ли в пост употреблять алкоголь? Как пандемия отражается на жизни православных?

На эти и другие вопросы журналистам ответили викарий Патриарха Московского и всея Руси, управляющий Восточным викариатством города Москвы, глава Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению Русской Православной Церкви епископ Орехово-Зуевский Пантелеимон и глава Синодального отдела Русской Православной Церкви по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Владимир Легойда.

Какие есть периоды у Великого поста?

Епископ Пантелеимон: Человек, который хочет следовать церковной традиции, должен понять из чего состоит Великий пост. Он включает в себя Святую Четыредесятницу, Лазареву субботу, Вербное воскресение и Страстную Седмицу. Особо строгие — первая неделя Четыредесятницы и Страстная седмица.

Чем православный пост отличается от поста католиков и протестантов?

Владимир Легойда: Наиболее строгий пост соблюдают в Русской православной церкви. Это историческая традиция, есть даже рассказ о том, как один из восточных патриархов, оказавшись в 16 или 17 веке на Руси, был удивлен строгостью поста. Устав, по которому мы постимся, очень давний и он для монахов. У нас нет особого устава для мирян. Но, конечно, возможны послабления — по благословению духовника.

У католиков пост существует, но это не воздержание, а активная деятельность в делах милосердия и помощи другим. Первые протестанты тоже постились, но потом многое менялось, и сейчас поста с воздержанием в пище нет ни у католиков, ни у протестантов нет.

Какие есть степени поста? И почему важно чувство меры?

Епископ Пантелеимон: Первая степень поста — отказ от мяса. Вторая — отказ от молочных продуктов и яиц. Третья — отказ от рыбы. Четвертая — отказ от елея (растительного масла). Пятая — в пищу употребляется неприготовленная еда. Шестая — пост на хлебе и воде. Седьмая — полное воздержание.

Не надо навязывать человеку тот или иной образ поста. Решение поститься должно быть принято самим человеком. А выбрать, как поститься, лучше всего, посоветовавшись с духовником. К ремаркам в правилах поста, вроде «Сухоядение» или «Полное воздержание от пищи» я бы все-таки посоветовал относиться осторожно. Мясо, например, особая пища, оно отяжеляет человека, долго перерабатывается. Но когда недавно ко мне пришли и спросили, можно ли в пост есть мясо женщине весом в 40 кг. Я сказал: конечно, даже нужно.

Владимир Легойда: В христианской аскетике очень важно чувство меры. Пост должен рассматриваться нами как возможность привести все в себе в некую меру. И важное для меня культурологическое замечание: в «Божественной комедии» у моего любимого Данте в аду вместе оказались и расточители, и скупцы — потому что не соблюдали чувство меры.

Не планирует ли церковь создать более лояльный устав для мирян?

Епископ Пантелеимон: В Типиконе, который задает нам образец поста, отображен Устав одного древнего монастыря, который потом распространили на всех. Но вообще в монастырях уставы постов различались. Устав — лишь образец. А дальше каждый, посоветовавшись с духовником, может взять на себя пост по мере своих сил.

К правилам надо подходить осторожно, потому что очень изменилось. В те времена, когда принимался Устав-образец, была совершенно другая жизнь, другие продукты, воздух и вода, другие люди. Современные люди могут выбирать для себя какой-то устав, но ограничивать себя в пище все равно важно.

Владимир Легойда: Вопрос об Уставе для мирян он такой отвлеченный. Не нужно всем все бросив, срочно писать его для мирян. Я, как человек, пытающийся жить церковной жизнью, сказал бы, что практического значения он не имеет. Даже людям, переболевшим коронавирусом и находящимся на реабилитации, не нужно писать специальные правила, разумнее все решить в разговоре с духовником.

И если говорить честно, то человек, конечно, понимает, воздержание от чего для него будет постом. Конечно, нужны поправки и на здравый смысл и на обстоятельства. Странно поститься лобстерами, например, хотя формально это разрешенная в Великий пост пища.

Епископ Пантелеимон: И икра, например, во времена, когда устанавливались правила поста, была не лакомством, чем-то, что хуже и дешевле рыбы.

Почему морепродукты в Великий пост есть можно, а мясо и рыбу нельзя?

Епископ Пантелеимон: Потому что морепродукты — это все-таки виды животных, которые находятся на более низкой ступени развития. Но у нас в России морепродукты — «новая тема». Лет 30 назад их никто не пробовал.

Почему в пост не запрещено употреблять алкоголь?

Епископ Пантелеимон: Там, где создавался Типикон, вино не было общедоступным напитком. Кофе и какао не было, все пили разбавленное вино. Но все помнили изречение древнего философа «Первую чашу пьем мы для утоления жажды, вторую — для увеселения, третью — для наслаждения, а четвертую — для безумия». Если у человека есть пристрастие к вину, ему лучше воздержаться от него в Великом посту. Я знаю страстных курильщиков, которые не курят Первую неделю поста и на Страстной, знаю и таких, которые не курят весь пост.

Владимир Легойда: Тема, конечно, животрепещущая. Но мы должны все-таки понимать, что отсутствие запрета на алкоголь не означает, что в субботу и воскресенье можно выпить бутылку водки. И помнить, что греки вообще пили разбавленное вино — в пропорции 1 к 3. И конечно, многим, знающим за собой страсть к вину, лучше воздержаться от него. Я лично в Великий пост стараюсь полностью отказаться от вина.

Как поститься детям?

Епископ Пантелеимон: Дети обычно постятся легко. Но подростки и взрослые дети должны участвовать в выборе поста. Для детей может быть свой пост: например, они едят молочное, но не едят конфеты, к которым у них пристрастие. Вообще все, к чему у человека есть пристрастие, в пост надо стараться уменьшить или исключить. Некоторые воспринимают пост как диету. Нельзя ли заменить пост ЗОЖ?

Епископ Пантелеимон: Конечно, мы сейчас обычно переедаем, и от этого страдаем. Когда ты ограничиваешь себя в пище, и на душе становится свободнее и молишься лучше. Но мы должны понимать, что наша цель не похудеть, не сбросить вес. Это, может быть, и не плохо, но не имеет отношения к посту. Нужно понять, что пост это средство приблизиться к Богу.

Что делать, если я себя плохо чувствую, а священник настаивает на строгом посте?

Епископ Пантелеимон: Вы можете подойти с вопросом к любому батюшке подойти, но исповедоваться лучше у того, кого хорошо знаешь. И советоваться тоже. Очень важно найти священника, которому мы доверяем. Хорошие духовники обычно не ограничивают свободу человека. Но у нас, к сожалению, не восстановился полностью институт духовничества. Даже перед революцией, когда все регламентировалось государством, были приходы, человек шел на исповедь в свой приход. В этом была своя бюрократия, но в принципе человек должен приходил к своему священнику, которого он знал.

Надо ли каяться в нарушении поста? Может ли священник на основании того, что ты употребил молоко, не допустить тебя к Причастию?

Епископ Пантелеимон: Если ты объелся, да хоть и не в великий Пост, а даже на Пасху, да, нужно каяться. Но выискивать на обертках «Вот тут три процента молочной продукции» и бежать в этом каяться, не нужно, это «отцеживание комара».

Когда мы каемся, мы должны понимать, что главное для нас. Гурманствовал, да, надо каяться. Наелся в Великий пост в гостях с радостью «о, сейчас разговеюсь!» тоже надо каяться. Но и ни к чему не притрагиваться за светским столом, когда люди от сердца стараются тебя угостить, тоже не надо. Кусочек съешь, чтобы не обидеть хозяев, и не забыть, что у тебя пост.

Исповедь же трудно регулировать. Священник и исповедующийся остаются в ней один на один. И священники, я думаю, знают народ, как никто. Но рассказать не обо всем могут, священник же должен быть очень осторожен во всем, что касается исповеди. И он должен быть деликатным. Он не имеет права запретить причаститься. Но человек тоже должен подходить к Причастию подготовленным. Если человек который причащается, но живет плохо — это большой грех. И священник может прямо сказать об этом исповедующемуся: я вижу неготовность к Причастию.

В каких грехах надо каяться?

Епископ Пантелеимон: Во всех тех, о которых говорится в молитве святого Ефрема Сирина. В праздности, унынии, любоначалии, празднословии. И стараться вместо приобрести целомудрие, смиренномудрие, терпение, любовь.

Пост — это время целомудрия, особенно важное сейчас, когда блудный грех охватил весь мир. Или вот еще грех любоначалия — все хотят быть начальниками, все знают, как управлять страной, лечить ковид, правильно носить маски. Тут вспомнишь, как один оптинский старец говорил: слишком много умных, слишком мало дураков.

И унывать (уныние — ужасный грех) в пост нельзя. Надо радоваться. Пост — это духовная весна, нас не должны видеть унылыми. Ну, может быть, к косметике прибегать не обязательно, но причесаться, улыбнуться… Пост — время радости, Трудной радости. Радости освобождения тебя от власти зла.

Почему в пост советуют ограничивать себя от пустых новостей?

Епископ Пантелеимон: Я бы посоветовал постящимся, усиливая молитвы и воздерживаясь от скоромной пищи, воздерживаться и от ненужных новостей. Мы в 21 веке перегружены информацией. А новостной поток формируется в том числе и не совсем доброкачественными агентствами, у которых есть свои политические цели и экономические интересы.

Я не призываю к отказу от новостей (особенно, если с новостями связана ваша работа), но призываю к воздержанию и ограничению своего любопытства к тем новостям, что нужны не для дела, а для развлечения.

И новости нас обычно не утешают. Разве что сделать специальную ленту хороших новостей. Хорошо бы воздерживаться и от ненужных фильмов, от музыки. Хотя, конечно, все нужно делать сообразно с обстоятельствами.

Владимир Легойда: Что касается воздержания от новостей, то мне кажется, это правильный совет. Мы сегодня иногда превращаемся в приложение к смартфону. И кто из нас не ловил себя на бездумном пролистывании ленты в Telegram или в Facebook?

В новостях часто много пустого шума. Я всегда вспоминаю рассказ Святейшего патриарха о том, как он, будучи молодым, оказался на международной конференции, и услышал от известного ученого, нобелевского лауреата: надо сигналы отделять от шумов. Вот шумы хорошо бы ограничить.

Пост это только воздержание в пище или время для добрых дел?

Владимир Легойда: Кто-то из святых сказал: если бы в посте дело было только в еде, то самыми святыми были бы коровы. Хотя и воздержание в еде все-таки важно, потому что человек существо психосоматическое. Но при этом иногда нам легче выбрать в ресторане постное меню, чем заметить, что мы не меняемся в своем дурном отношении к людям.

И важно к тому не просто воздерживаться в пище, но и передавать ее излишки тем, кто нуждается. Сейчас мы, конечно, переживаем колоссальную потребность в милосердии.

Какие благотворительные акции проходят в Церкви в Великий пост?

Епископ Пантелеимон: У нас сейчас проходит акция «Дари радость на Пасху», мы стараемся помогать больным, особенно ковидным, которым особенно тяжко.

На портале Милосердие.ру есть прекрасные возможности для добрых дел: продуктами можно поделиться, вещами, чтобы поддержать тех, кому трудно. А сейчас увеличилось количество таких людей. И тех, кому не хватает на еду, и тех, у кого нет одежды.

Наша церковная больница святителя Алексия открыла новую горячую линию, на которую мы получили 6200 звонков. Мы помогали нашим соотечественникам на постсоветском пространстве, собирали им деньги, потому что они там иногда просто голодали.

Пост — это время, когда надо постараться помочь другим. Не забывайте об одиноких людях. Хотя бы раз за Великий пост сходите в больницу, там сейчас очень нужны добровольцы. Мы каждое воскресенье в 11:45 принимаем добровольцев в храме святого царевича Димитрия при Первой Градской больнице. Причем не только православных христиан, а всех.

Какие молитвы стоит читать дополнительно в Великий пост?

Епископ Пантелеимон: Хорошо бы нам вслед за великим Александром Сергеевичем Пушкиным, полюбить молитву, которую полюбил он: «Но ни одна из них меня не умиляет, /Как та, которую священник повторяет/ Во дни печальные Великого поста». И хорошо бы читать ее и утром, и вечером.

Как строится в Великий пост богослужебная жизнь? Меняется ли график богослужений патриарха?

Владимир Легойда: Конечно, богослужебная жизнь в Великий пост отличается, предполагается, что все мы больше времени проводим в храме.

Святейший Патриарх в первые дни Великого поста читает канон Андрея Критского. Поскольку текст канона сложный, очень важно, как его читать. Патриарх читает канон замечательно, многие звонили накануне и спрашивали: а где патриарх будет читать Великий Канон?

Епископ Пантелеимон: Не все священники, кстати, служат утреннюю и вечернюю службу, а Патриарх служит. Я видел, как он внимательно молится. Он любит службу и вникает в нее. По книгам смотрит, как раньше (до всех книгоиздательских подсказок) люди служили.

И нам всем стоит в Великий пост чаще быть на богослужениях. Очень важно ходить на вечерню. Хорошо взять при этом в руки русский текст и внимательно последить за службой. И конечно, радоваться возможности воспользоваться замечательным инструментом, которому уже 1, 5 тысячи лет, и который называется Великий пост.

Что выявила пандемия?

Епископ Пантелеимон: Пандемия вызвала всплеск любви. Думаю, что не только в церкви. Мы же знаем, как работали врачи, как помогали волонтеры. У нас открылось второе и третье дыхание любви. Москва стала помогать людям, которые живут в регионах. Очень важно сейчас не забывать о Дальнем Востоке, о Сибири. И помнить, что Господь попустил нам это испытание как раз для того, чтобы мы его преодолели.

Владимир Легойда: Это время дано нам для того, что бы мы пересмотрели свою жизнь, и научились лучше ценить то, что у нас есть. Сейчас остро стоит вопрос: а в чем наше христианство? Потому что кто-то считает, что не предавать Христа — это не носить маску. И продолжать лобызаться при встрече.

Очень важно осознавать, что нас сейчас волнует, о чем мы говорим. Ну и конечно, есть еще один общечеловеческий результат этого времени: мы поняли, что общество потребления может завести нас только в тупик.

Соборность





XPOHOC
ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ
ФОРУМ ХРОНОСА
НОВОСТИ ХРОНОСА
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА
ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ
ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ
ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ
СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА
ЭТНОНИМЫ
РЕЛИГИИ МИРА
СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ
МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ
КАРТА САЙТА
АВТОРЫ ХРОНОСА

Родственные проекты:
РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ
ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА
ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ
ПРАВИТЕЛИ МИРА
ВОЙНА 1812 ГОДА
ПЕРВАЯ МИРОВАЯ
СЛАВЯНСТВО
ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ
АПСУАРА
РУССКОЕ ПОЛЕ


Соборность

Соборность, одно из главных понятий Святой Руси, имеющее основу в
христианском учении о Церкви, которое присутствует в Никейском Символе веры:
“Верую во святую, соборную и апостольскую церковь”. Соборность в
христианской традиции понимается как церковное единение христиан в любви,
вере и жизни.

Святая Русь в своем развитии придала идее соборности особое значение и
универсальность. Наиболее полно это понятие раскрыто в трудах А.С. и Д.А.
Хомяковых. “В вопросах веры, — писал
А. С. Хомяков
, — нет различия между
ученым и невеждой, церковником и мирянином, мужчиной и женщиной, государем и
подданным, рабовладельцем и рабом, где, когда это нужно, по усмотрению Божию,
отрок получает дар видения, младенцу дается слово премудрости, ересь ученого
епископа опровергается безграмотным пастухом, дабы все было едино в
свободном единстве живой веры, которое есть проявление Духа Божия. Таков
догмат, лежащий в глубине идеи собора”. Соборность — это цельность,
внутренняя полнота, множество, собранное силой любви в свободное и
органическое единство. Развивая идеи И.В. Киреевского о духовной цельности,
Хомяков пишет об особом соборном состоянии человека, истинной вере, когда
все многообразие духовных и душевных сил человека объединено в живую и
стройную цельность его соборной волей, нравственным самосознанием,
устремленностью к творчеству.

Д.А. Хомяков дает определение соборности, которое продолжает идейную линию
русской мысли еще с дохристианских времен. Соборность, по его учению, —
целостное сочетание свободы и единства многих людей на основе их общей любви
к одним и тем же абсолютным ценностям. Такое понимание соборности
соответствовало древнерусскому понятию “лад” и было неразрывно связано с
общинной жизнью русского народа.

Основной принцип Православной Церкви, писал Д.А. Хомяков, состоит не в
повиновении внешней власти, а в соборности. “Соборность — это свободное
единство основ Церкви в деле совместного понимания ими правды и совместного
отыскания ими пути к спасению, единство, основанное на единодушной любви к
Христу и божественной праведности”. Главное усилие постижения истин веры
состоит в соединении с Церковью на основе любви, так как полная истина
принадлежит всей Церкви в целом. В Православии человек находит “самого себя,
но себя не в бессилии своего духовного одиночества, а в силе своего
духовного, искреннего единения со своими братьями, со своим Спасителем. Он
находит себя в своем совершенстве, или, точнее, находит то, что есть
совершенного в нем самом, — Божественное вдохновение, постоянно испаряющееся
в грубой нечистоте каждого отдельного личного существования. Это очищение
совершается непобедимой силой взаимной любви христиан в Иисусе Христе, ибо
эта любовь есть Дух Божий”. Хомяков совершенно справедливо отождествляет
принципы соборности и общинности как “сочетание единства и свободы,
опирающееся на любовь к Богу и Его истине и на взаимную любовь ко всем, кто
любит Бога”.

Соборность есть, на самом деле, единство и, на самом деле, во множестве,
поэтому и в Церковь входят все, и в то же время она едина; каждый, кто
воистину в Церкви, имеет в себе всех, сам есть вся церковь, но и обладаем
всеми (С. Н. Булгаков). Соборность противоположна и католической
авторитарности, и протестантскому индивидуализму, она означает
коммунитарность (общинность), не знающую внешнего над собой авторитета, но
не знающую и индивидуалистического уединения и замкнутости (Н.А. Бердяев).

Соборность — одно из главных духовных условий национального единства и
создания мощной державы, какой была Россия.

Запад не сумел создать такого мощного государства, как Россия, объединенного
на духовных началах, потому что он не достиг соборности, а для объединения
народов вынужден был использовать прежде всего насилие. Католические страны,
справедливо считал Хомяков, обладали единством без свободы, а протестантские
— свободой без единства.

Россия сумела создать органичное сочетание единства и свободы, в условиях
которого почти каждый русский был строителем великой державы не за страх, а
за совесть. Абсолютные ценности, на любви к которым объединялись русские
люди — Бог, Царь, Родина, или, как это звучало в массе, за Бога, Царя и
Отечество.

Таким образом, известная формула “Православие, Самодержавие, Народность”
возникла не на пустом месте, а отражала соборные ценности русского народа,
возникшие еще в глубокой древности.

О. Платонов



Далее читайте:

Хомяков Алексей
Степанович
(1804-1860) — поэт, публицист,
русский философ



 

 



Православие — Маяк Католические СМИ

«Это захватывающий роман Православия. У людей появилась глупая привычка говорить о православии как о чем-то тяжелом, скучном и надежном. Никогда не было ничего более опасного и волнующего, чем ортодоксия».
–Г.К. Честертон, Православие

Во времена, когда в нашей культуре преобладает релятивизм, выбор быть «ортодоксальным» христианином может показаться «тяжелым, банальным и безопасным». Г.К. Честертон признал это более ста лет назад, и это остается верным и сегодня: люди стали глухими и слепыми к высокому приключению христианской веры.

Из многочисленных произведений, написанных Честертоном, наиболее блестящий синтез его философии и глубоко религиозной веры проявляется в его шедевре « Православие ». Написанная, когда ему было всего тридцать четыре года, она повествует в его неподражаемой, возвышенной прозе о его потрясающем открытии, что ортодоксия является единственным удовлетворительным ответом на загадку вселенной. Православие , пожалуй, самый выдающийся пример оригинальности его стиля и блеска его мысли.К. С. Льюис и многие другие начинающие христианские мыслители сочли эту книгу поворотным шагом на пути к принятию надежной христианской веры.

В Православии, Честертон отправляется на поиски защиты христианства, размышляя о его странных, но истинных парадоксах, исследуя сегодняшние безумные современные философии и, в конечном итоге, заканчивая безумно радостной истиной Благой Вести. Никогда еще защита христианства не была столь убедительно неортодоксальной, как в православии. Своего рода интеллектуальная и духовная автобиография, Православие описывает путешествие Честертона, бурное приключение по открытию ТОГО, кто есть Добро, Истина и Красота.


Об авторе

Г.К. Честертон (1874-1936) был одним из самых любимых и плодовитых писателей двадцатого века. Он прославился как драматург, романист, поэт, литературный комментатор, памфлетист, эссеист, лектор, апологет и редактор. Глубина и размах его работ поражают.

Приняв католичество в 1922 году, он защищал Церковь задолго до того, как сам стал католиком. Известный в свое время своей характерной внешностью и поразительной внешностью, сегодня он известен как «принц парадокса» и «апостол здравого смысла».

Информация о продукте

– Copyright 1908, это издание переиздано в 2018 г.
– Мягкая обложка
– 205 страниц

Православие Честертона



Глава 1

Структура общей аргументации, предложенная в Главе 1 Православия и доведенная до конца в Главе 8:

(1) У людей есть двойная духовная потребность в приключениях и безопасности.
(или: баланс между воображением и разумом — или захватывающим и здравым смыслом).

(2) Эта потребность не является патологической, но тождественна потребности в
психологическое здоровье, т. е. здравомыслие.

(3) Эту потребность лучше удовлетворить, приняв христианское мировоззрение
чем принятие любого альтернативного мировоззрения.

Поэтому как минимум разумно принять христианское мировоззрение.

(4) Более того, альтернативные мировоззрения терпят неудачу в большей или меньшей степени.
степени, чтобы удовлетворить вышеупомянутую двойную духовную потребность.

Таким образом, неразумно отдавать предпочтение какой-либо такой альтернативе
христианское мировоззрение.

Это
важно отметить, что до последней главы, главы 9,
аргумент книги направлен на то, чтобы показать, что христианская вера
и практика здорова, а не то, что это правда.
Как говорит Честертон в гл. 2: «Это должно быть понято
что я сейчас не обсуждаю отношения этих вероучений к истине, но,
пока только их отношение к здоровью.Позже в
аргумент Я надеюсь атаковать вопрос об объективной истине; здесь я
говорят только о феномене психологии».


Главы 2 и 3

Таксономия некоторых взглядов на степень разума
опрос Честертона в главах 2 и 3:

I. Религиозный орган:

    (i) Истина – это независимый от человеческого разума эталон, который «измеряет»
    разум и служит его целью.

    (ii) Разум в целом является надежным проводником к истине. (Умеренный оптимизм
    относительно разума.)

    (iii) Что касается действительно больших вопросов, разум сам по себе строго
    ограничено и требует света веры и авторитета, чтобы достичь
    правда. (Умеренный пессимизм в отношении разума.)

    (iv) Такого мнения придерживаются св. Фома, св. Августин и особенно католическая традиция.

II. Маньяк ( Рационализм Просвещения или Модернизм или так называемая «Свободная мысль») :

    (i) Истина – это независимый от человеческого разума эталон, который «измеряет»
    разум и служит его целью.

    (ii) Разум в целом является надежным проводником к истине.

    (iii) Разум сам по себе в принципе способен достичь мудрости. Более
    в частности, разум может достичь мудрости без авторитета и действительно нуждается в
    освободиться от власти — особенно от религиозной власти, но также и от политической,
    экономическая и социальная власть — для того, чтобы сделать это. В общем, идеальный запрос
    является безаффективным по отношению к своему объекту. Привязанности искажают, но
    разум без привязанности может найти фундаментальные истины, которые все разумные
    люди согласятся. (Восторженный оптимизм по отношению к разуму.)

    (iv) Это точка зрения, по крайней мере, предложенная Декартом и Локком, среди
    философами раннего Нового времени, а позже Миллем. Это характерно для
    так называемые «свободомыслящие», либо отвергавшие христианское откровение (напр.г.,
    материалистов, натуралистов-эволюционистов) или же пытались переосмыслить христианские
    откровение таким образом, чтобы устранить его сверхъестественный характер
    (либеральное богословие).

III. Самоубийство мысли (Постмодернизм, зародившийся в XIX и начале
20-го века из-за предполагаемого провала рационализма Просвещения):

Все приведенные здесь взгляды демонстрируют выраженный пессимизм по отношению к разуму.Вообще они видят, что разум не может себя оправдать, и это приводит к
их отвергать апелляции к разуму как неправомерные:

    A. Академический скептицизм : Разум, обращенный против самого себя, вызывает сомнения
    о собственной надежности и может рассматриваться как совершенно ненадежный, по крайней мере
    в отношении больших вопросов метафизики и теории морали. А
    скептик этой полосы может отчаяться найти мудрость и вместо этого романтизировать
    неудовлетворенный «поиск мудрости».«С другой стороны, такой скептик
    может принять христианское откровение, несмотря на то, что оно противоречит
    падший разум (фидеизм, предложенный Филоном в конце « диалогов о естественной религии» Юма ) . Кроме того, такого рода скептицизм может легко привести к последующим формам интеллектуального пессимизма.

    B. Прагматизм : Разум совершенно ненадежен по отношению к
    большие вопросы метафизики и моральной философии.Однако осознание
    то, что это так, не должно приводить в отчаяние, а должно заставить нас увидеть
    что это пустая трата времени (не говоря уже об опасности) пытаться ответить
    большие вопросы метафизики и теории морали. Поэтому мы должны решить сосредоточиться только на
    эти вопросы (например, удовлетворение потребностей, стремление к научным знаниям, попытки
    чтобы уменьшить человеческие страдания), которым соразмерен разум. (Юм, Дьюи,
    Рорти, Симонид (цитируется Аристотелем в Метафизике ).) А
    Вариант этой точки зрения допускает, что люди имеют свободу (рационально)
    принять всеобъемлющие мировоззрения, но они должны быть строго частными
    обязательств и не должны вступать в публичный дискурс, где они, как правило, вызывают разногласия.)

    C. Ницшеанство : Разум совершенно ненадежен по отношению к
    большие вопросы метафизики и теории морали. Действительно, причина применима
    к большим вопросам является в целом рационализация, так что обращается к
    разум по этим вопросам являются просто оправданием воли к власти, т.е.е.,
    за желание доминировать над другими. При этом сильные (или
    «свободные духи») должны самоутвердиться без извинений, поэтому
    что они могут стать лучшими образцами человеческого духа — и такие люди
    должны доминировать и не сдерживаться слабыми и боязливыми, составляющими подавляющее большинство людей.

    D. Квитизм : Разум совершенно ненадежен по отношению к
    большие вопросы метафизики и моральной философии. Действительно, причина применима
    к большим вопросам является в целом рационализация, так что обращается к
    разум по этим вопросам являются просто оправданием воли к власти, т.е.е.,
    за желание доминировать над другими. Учитывая это, мы должны сопротивляться
    воля к власти и попытаться сделать себя как можно более непроницаемым
    к искушению доминировать над другими или вообще использовать свою власть.
    (Толстой, Шопенгауэр, некоторые направления стоицизма и буддизма.)


Главы 4 и 5

Пять основных дохристианских установок Честертона

С1. Мир не объясняет сам себя.Это на первый взгляд удивительно,
даже в своих закономерностях.

    «Вот своеобразное совершенство тона и правды в детской
    сказки. Человек науки говорит: «Отрежь черенок, и яблоко упадет»;
    но он говорит это спокойно, как будто одна мысль действительно привела к другой. То
    Ведьма в сказке говорит: «Протрубите в рог, и замок людоеда рухнет».
    падать’; но она говорит это не так, как если бы это было чем-то, в чем эффект
    явно возник из-за причины.Несомненно, она дала совет
    много чемпионов и видела падение многих замков, но и она не проигрывает
    ее удивление или ее причина. Она не путает голову, пока не вообразит
    необходимая ментальная связь между рогом и падающей башней…
    научные люди, с другой стороны,] чувствуют, что из-за одного непостижимого
    вещь постоянно следует за другой непонятной вещью два вместе
    как-нибудь составить понятную вещь» (стр. 56-57).

    «Это элементарное чудо, однако, не просто фантазия, полученная из
    сказки; наоборот, весь огонь сказок производный
    из этого.Так же, как мы все любим сказки о любви, потому что есть инстинкт
    секса, мы все любим удивительные сказки, потому что они трогают за живое
    древний инстинкт удивления» (стр. 58-59).

П2. Мир подобен произведению искусства. В этом есть смысл.

    «Самым сильным чувством было то, что жизнь так же драгоценна, как и
    загадочный. Это был экстаз, потому что это было приключение; это было приключение
    потому что это была возможность» (с.60).

    «Это было мое первое убеждение, сделанное потрясением моего детского
    эмоции, встречающиеся с современным кредо в середине карьеры. Я всегда смутно чувствовал
    факты, чтобы быть чудесами в том смысле, что они чудесны: теперь я начал
    считать их чудесами в более строгом смысле, что они были умышленными »
    (стр. 66).

Р3. Мир прекрасен и достоин восхищения по своему устройству, несмотря на недостатки .

    «На доброту сказки не повлияло то, что
    драконов может быть больше, чем принцесс; было хорошо быть в фее
    сказка.Критерием всякого счастья является благодарность; и я был благодарен, хотя
    Я едва знал, кому» (с. 60).

Р4. Надлежащая форма благодарности за мир — это некоторая форма смирения.
и ограничение
. (Доктрина условной радости.)

    «Настоящий гражданин справедливой земли подчиняется тому, чего он не
    вообще понять. В сказке покоится непостижимое счастье
    при непонятном условии. Ящик открывается, и все зло летит
    вне.Слово забывается, и города гибнут. Лампа горит, и любовь летит
    прочь. Цветок сорван, а человеческие жизни потеряны. Яблоко съедено,
    и надежда Божия ушла» (с. 61).

    «Такова, казалось, была радость человека, будь то в стране эльфов или на земле;
    счастье зависело от того, чтобы не делать того, что можно было бы в любой момент
    делать и что, очень часто, было не очевидно, почему вы не должны делать. В настоящее время,
    дело здесь в том, что мне это не показалось несправедливым.Если у мельника
    Третий сын сказал фее: «Объясни, почему я не должен стоять на голове в
    сказочный дворец», другой мог бы справедливо ответить: «Ну, если уж на то пошло,
    объяснить сказочный дворец»… И мне казалось, что существование есть само
    столь эксцентричное наследие, что я не мог жаловаться на непонимание
    ограничения видения, когда я не понимал видения, которое они
    ограниченное. Рамка была не более странной, чем картина. Вето вполне может
    будь таким же диким, как видение; оно может быть таким же поразительным, как солнце, таким же неуловимым
    как вода, такая же фантастическая и ужасная, как возвышающиеся деревья… За
    по этой причине (мы можем назвать ее философией феи-крестной) я никогда не мог
    присоединиться к молодым людям моего времени в ощущении того, что они называли общим настроением
    восстание » (стр. 62).

Р5. В некотором смысле все хорошее является остатком, который нужно хранить и свято хранить
каких-то первозданных руин
.

    «Каждый человек забыл, кто он такой. Можно понять космос,
    но никогда не эго; самость более далека, чем любая звезда.ты будешь любить
    Господь Бог твой; но ты не узнаешь себя. Мы все под
    то же душевное бедствие; мы все забыли наши имена. Мы все забыли
    какие мы есть на самом деле. Все, что мы называем здравым смыслом, рациональностью и практичностью
    а позитивизм означает только то, что для некоторых мертвых уровней нашей жизни мы забываем
    что мы забыли. Все, что мы называем духом, искусством и экстазом
    означает, что на одно ужасное мгновение мы вспоминаем, что забыли» (стр. 59).


Главы 6 и 7

Парадоксы христианства

Поскольку истина христианства является сложной истиной, ее трудно
аргументируйте это прямо.Случай для него является кумулятивным, и это делает его
трудно понять, с чего начать. C. говорит, что антихристианская литература
своего времени дал ключ к тому, как начать (см. стр. 91).

Примеры :

    а. Христианство слишком пессимистично : сеет мрак, держит людей
    от наслаждения природой, своим телом, собственной автономией и т. д.
    НО Христианство также слишком оптимистично : состоит в желаемом
    мышление с его доктринами Провидения и жизни после смерти.

      «Меня это озадачило, обвинения казались несостоятельными. Христианство
      не может быть одновременно и черной маской в ​​белом мире, и белым
      маска в черном мире. Состояние христианина не могло быть сразу
      так удобно, что он был трусом, чтобы уцепиться за него, и так неудобно
      что он был дурак, чтобы выдержать это» (с. 92).

    б. Христианство делает человека слишком робким : упор на такие добродетели, как доброта,
    ненасилие, монашество
    НО христианство тоже делает слишком воинственным : крестовые походы, мать
    войн.

      «Евангельский парадокс о другой щеке, о том, что священники
      никогда не воевал, сотни вещей делали правдоподобным обвинение в том, что христианство
      была попытка сделать человека слишком похожим на овцу … [Но] я повернулся к следующему
      страницу в моем агностическом руководстве, и мой мозг перевернулся. Теперь я нашел
      что я должен был ненавидеть христианство не за то, что он слишком мало боролся, а за то, что он боролся
      слишком много» (с. 93).

    в. Христианство — всего лишь одна из религий; как вероучение разделяет
    людей, но как нравственный кодекс он универсален
    НО Христианство проповедует отсталую и устаревшую мораль.

      «Меня очень раздражало то, что христианство предлагало (как
      я полагал), что целые века и империи людей совершенно избежали этого
      свет справедливости и разума. Но потом я обнаружил удивительную вещь. я нашел
      что те самые люди, которые говорили, что человечество было одной церковью от Платона до
      Эмерсон были теми самыми людьми, которые говорили, что мораль полностью изменилась,
      и что то, что было правильным в одном веке, было неправильным в другом. Если бы я спросил, скажем,
      для жертвенника, мне сказали, что он нам не нужен, для мужчин наши братья дали
      нам ясные оракулы и одно вероучение в их универсальных обычаях и идеях.Но
      если бы я мягко указал, что один из универсальных человеческих обычаев состоит в том, чтобы иметь
      алтарь, тогда мои учителя-агностики обернулись и сказали мне, что
      люди всегда жили во тьме и суевериях дикарей. я нашел
      это была их ежедневная насмешка над христианством, что оно было светом
      один народ и оставил всех остальных умирать в темноте. Но я также нашел
      что они особенно хвастались тем, что наука и прогресс
      были открытием одного народа, а все остальные народы вымерли в
      темнота» (с.94).

    д. Христианство нападает на семью , затаскивая женщин в монастырь
    НО Христианство навязывает нам брак и семью .

    е. Христианство проявляет презрение к женскому интеллекту
    НО Христианство такое что в Европе «только женщины»
    следуйте за ним
    .

    ф. Христианство порицаемо из-за своей пышности и ритуальности
    НО Христианство порицаемо из-за своей мешковины и
    сушеный горох.

    г. Христианство слишком сильно сдерживает сексуальность
    НО Христианство недостаточно сдерживает сексуальность.

    час Христианство изначально респектабельно
    НО Христианство религиозно экстравагантно.

    я. Христианство слишком разобщено
    НО Христианство слишком монолитно.

Вывод C в тот момент был не в том, что христианство истинно, а просто в том, что оно должно
Было бы очень странно ошибаться сразу во всех этих аспектах.Есть всего две возможности:
либо христианство очень странная форма, либо сами критики странные
многими противоположными способами. (стр. 97).


Глава 8

Романтика Православия

В этой главе главная цель К. — показать, что христианские доктрины, а не
разбавленные в соответствии с либеральными вкусами, имеют социальные последствия, созвучные
с реальным прогрессом и свободой от угнетения, и что предлагаемый либеральный
заменители вызывают угнетение и регрессию:

    «В современной Европе вольнодумцем считается не человек,
    думает сам.Это означает человека, который, подумав сам,
    прийти к одному особому классу выводов, материальному происхождению явлений,
    невозможность чудес, невероятность личного бессмертия
    и так далее. И ни одна из этих идей не является особенно либеральной. Нет, действительно
    почти все эти идеи определенно нелиберальны, так как это является целью
    эту главу показать.

    «На следующих нескольких страницах я предлагаю указать как можно быстрее
    возможно, что по каждому из вопросов, на которых настаивал
    на либерализаторы теологии их влияние на социальную практику
    было бы определенно нелиберально.Почти каждое современное предложение
    свобода в церкви есть просто предложение внести тиранию в церковь.
    Мир. Ибо освободить церковь сейчас не значит даже освободить ее во всех
    направления. Это означает освобождение от того конкретного набора догм,
    научные, догмы монизма, пантеизма, или арианства, или необходимости…
    Есть только одна вещь, которая никогда не может пройти определенную точку в своем союзе.
    с угнетением — и это есть ортодоксия» (стр. 330).

Честертон имеет дело с шестью доктринами:

    1. ПЕРВОГРЕХ (против олигархии): см. главу 7.

    2. ЧУДЕСА (против натурализма или материализма)

      «Единственное, что еще достаточно старомодно, чтобы отвергать чудеса
      является Новое Богословие. Но на самом деле это представление о том, что это «бесплатно»
      отрицание чудес не имеет ничего общего с доказательствами за или против них.
      Это безжизненный словесный предрассудок, изначальная жизнь и начало которого
      не в свободе мысли, а просто в догме материализма.Человек девятнадцатого века не неверил в Воскресение
      потому что его либеральное христианство позволяло ему сомневаться в этом. Он не поверил
      в нем потому, что его очень строгий материализм не позволял ему верить
      Это. Теннисон, очень типичный человек девятнадцатого века, произнес одну из
      инстинктивные трюизмы его современников, когда он говорил, что есть вера
      в их искреннем сомнении. Это действительно было. Эти слова имеют глубокий и
      даже ужасная правда. В их сомнении в чудесах была вера в
      фиксированная и безбожная судьба; глубокая и искренняя вера в неизлечимую рутину
      космоса. Сомнения агностика были лишь догмами мониста…

      «Праздник, как и либерализм, означает только свободу человека. Чудо
      означает только свободу Бога. Вы можете сознательно отрицать любой из них,
      но вы не можете назвать ваше отрицание триумфом либеральной идеи. католик
      Черч считал, что и человек, и Бог обладают своего рода духовной свободой.
      Кальвинизм отнял свободу у человека, но оставил ее Богу. Научный
      материализм связывает Самого Творца; это сковывает Бога как Апокалипсис
      приковал дьявола.Он ничего не оставляет свободным во Вселенной. И те, кто
      помогают этому процессу, называются «либеральными теологами»» (стр. 133-134).

      «Реформа или (в единственно допустимом смысле) прогресс означает просто
      постепенное управление материей разумом. Чудо просто означает быстрый
      управление материей разумом… Если человек не может поверить в чудеса, то
      это конец дела; он не особенно либерален, но вполне
      благородно и логично, что гораздо лучше.Но если он может поверить
      в чудесах он, конечно, более щедр на это; потому что они
      означают, во-первых, свободу души, а во-вторых, ее контроль над
      тирания обстоятельств» (стр. 134-135).

    3. БОЖЕСТВЕННАЯ ПРЕВОСХОДНОСТЬ (против пантеизма и имманентизма, и особенно
    Буддизм)

      «Правда в том, что трудность всех вероучений земли
      не так, как утверждается в этой дешевой максиме: что они согласны по смыслу, но
      различаются механизмами.Все как раз наоборот. Они согласны в технике;
      почти каждая великая религия на земле работает с одними и теми же внешними методами,
      со священниками, писаниями, алтарями, клятвенными братствами, особыми праздниками. Они
      согласовать режим обучения; чем они отличаются, так это то, что должно быть
      учили» (стр. 136).

      «Все человечество согласно с тем, что мы в сети греха. Большая часть человечества
      соглашается, что выход есть. Но что касается выхода, я
      Не думайте, что во Вселенной есть два института, которые противоречат друг другу.
      друг друга так же прямо, как буддизм и христианство» (с.137).

      «Недавно г-жа Безант в интересном эссе объявила
      что в мире была только одна религия, что все веры были только
      версий или извращений, и что она была вполне готова сказать, что
      это было. По словам г-жи Безант, эта вселенская церковь есть просто вселенская
      себя. Это учение о том, что на самом деле все мы являемся одним человеком; что там
      не являются реальными стенами индивидуальности между человеком и человеком. Если я могу выразить это
      так, она не говорит нам любить наших ближних; она говорит нам быть нашими
      соседи.Это вдумчивое и наводящее на размышления описание миссис Безант.
      религии, в которой все люди должны найти себя в согласии. И
      Я никогда не слышал о каком-либо предложении в моей жизни, с которым я бы более яростно
      не согласен… По принципу госпожи Безант, весь космос есть только один
      чрезвычайно эгоистичный человек» (с. 138-139).

      «Мы возвращаемся к той же неутомимой ноте, касающейся природы
      Христианство; все современные философии — это цепи, которые соединяют и сковывают;
      Христианство — это меч, который разделяет и освобождает.Никакой другой философии
      заставляет Бога на самом деле радоваться разделению вселенной на живые
      души. Но согласно ортодоксальному христианству это разделение между Богом
      и человек священен, потому что он вечен. Чтобы человек мог любить Бога, это
      необходимо, чтобы любили не только Бога, но и человека
      любить его. Все эти смутные теософские умы, для которых вселенная
      огромный плавильный котел — это как раз те умы, которые инстинктивно сжимаются
      от того землетрясения изречение наших Евангелий, которое объявляет, что Сын
      Божий пришел не с миром, а с сокрушительным мечом.Поговорка звенит
      совершенно верно, даже рассматриваемое как то, чем оно очевидно является; заявление о том, что
      любой человек, проповедующий настоящую любовь, обязательно породит ненависть. Это так же верно для
      демократическое братство как божественной любви; притворная любовь заканчивается компромиссом и
      общая философия; но настоящая любовь всегда кончалась кровопролитием» (стр.
      139-140).

      «Та внешняя бдительность, которая всегда была признаком христианства
      (заповедь, что мы должны бодрствовать и молиться) выразилась как в
      типичная западная ортодоксия и типичная западная политика: но и то, и другое зависит
      на идее божества трансцендентного, отличного от нас, божества
      что исчезает. Конечно, самые проницательные верования могут предположить, что мы
      должны преследовать Бога все глубже и глубже кольца лабиринта нашего
      собственное эго. Но только мы, христиане, сказали, что мы должны охотиться за Богом, как
      орел на горах: и мы убили всех чудовищ в погоне…
      Если мы хотим реформ, мы должны придерживаться ортодоксии» (стр. 141).

    4. ТРИНИТИ (против Унитаризма)

      «Нет ничего хоть сколько-нибудь либерального или похожего на реформу в
      замена Троицы чистым монотеизмом.Сложный Бог
      Athanansian Creed может быть загадкой для интеллекта; но он гораздо меньше
      больше склонен собирать таинственность и жестокость султана, чем одинокого бога
      Омара или Магомета. Бог, который представляет собой просто ужасное единство, не только король
      но восточный король. Сердце человечества, особенно европейского человечества,
      конечно, гораздо больше удовлетворяются странными намеками и символами, которые
      собраться вокруг тринитарной идеи, образа собора, на котором милосердие
      защищает, а также справедливость, концепция своего рода свободы и разнообразия
      существующее даже в самом сокровенном уголке мира» (с. 142).

    5. АД (против Универсализма)

      «Надеяться на все души необходимо, и вполне обоснованно, что
      их спасение неизбежно. Это приемлемо, но не особенно благоприятно
      к деятельности или прогрессу. Наше боевое и созидательное общество должно скорее
      настаивать на опасности для всех, на том, что каждый человек повешен
      нитью или цепляясь за пропасть. Сказать, что все равно все будет хорошо
      — понятное замечание, но его нельзя назвать трубным звуком.Европе следует скорее подчеркивать возможную гибель; а Европа всегда
      подчеркнул это. Здесь его высшая религия едина со всем самым дешевым
      романсы. Для буддиста или восточного фаталиста существование — это наука.
      или план, который должен закончиться определенным образом. В захватывающем романе (который
      чисто христианский продукт) герой не съеден людоедами; но это
      необходимо для существования острых ощущений, что он может быть съеден каннибалами.
      Герой должен (так сказать) быть съедобным героем. Итак, христианская мораль
      всегда говорил этому человеку не то, что он потеряет свою душу, а то, что он должен
      позаботься о том, чтобы он этого не сделал. Короче говоря, в христианской морали нечестиво
      назвать человека «проклятым»: но это строго религиозно и философски
      назвать его проклятым» (с. 143).

    6. БОЖЕСТВЕННОСТЬ ХРИСТА (против арианства)

      «Эта истина еще раз верна в случае обычного современного
      попытки приуменьшить или объяснить божественность Христа.Вещь
      может быть правдой или нет; что я буду иметь дело с прежде, чем я закончу. Но если божество
      правда, это, конечно, ужасно революционно. Что хороший человек может иметь
      его спина к стене не больше, чем мы уже знали; но что Бог мог
      иметь Его спиной к стене — это похвальба для всех повстанцев навеки. христианство
      это единственная религия на земле, которая считает, что всемогущество делает Бога неполным.
      Только христианство чувствовало, что Бог, чтобы быть всецело Богом, должен быть
      бунтарь, а также король. Одно из всех вероучений добавило христианство
      мужество к добродетелям Творца. За единственное мужество, которое стоит звонить
      мужество обязательно должно означать, что душа проходит предел прочности — и
      не ломается» (стр. 144-145).

      «Пусть революционеры выберут вероучение из всех вероисповеданий и
      бог из всех богов мира, тщательно взвешивающий всех богов
      неизбежного повторения и неизменной силы. другого они не найдут
      бог, который сам был в бунте.Нет (дело становится слишком трудным
      для человеческой речи), но пусть атеисты сами выбирают себе бога. Они будут
      найти только одно божество, которое когда-либо говорило об их изоляции; только одна религия
      в котором Бог на мгновение показался атеистом» (стр. 145).

Заключение: см. стр. 146-147


Глава 9

Авторитет и искатель приключений

Цель этой главы — показать, что христианство — это не только
способствует социальному прогрессу и реформам, но также верно. Глава занимает
форме развернутого ответа на вопрос: почему бы просто не принять
моральное и социальное учение без всякой метафизической доктрины?

    «Последняя глава посвящена утверждению, что ортодоксальность
    не только (как часто утверждают) единственный охранитель нравственности или порядка,
    но также является единственным логическим стражем свободы, инноваций и прогресса…
    Разумный агностик, если он согласен со мной до сих пор, может
    справедливо повернитесь и скажите: «Вы нашли практическую философию в
    учение о грехопадении; очень хорошо.Вы нашли сторону демократии сейчас
    опасно пренебрегать мудро утвержденным в первородном грехе; хорошо. У вас есть
    нашел истину в учении об аде; Я поздравляю вас. Вы убеждены
    что поклонники личного Бога смотрят вовне и прогрессивны; я
    поздравить их. Но даже если предположить, что эти доктрины включают в себя те
    истины, почему вы не можете взять истины и оставить доктрины? …’ Этот
    настоящий вопрос; это последний вопрос; и это приятно
    попробуй ответить» (стр. 148-149).

Окончательный ответ заключается в том, что (i) GKC нашел аргументы против
Христианство должно быть основано на «фактах», которые на самом деле вовсе не являются фактами, и
что (ii) он пришел к общему выводу, что Церковь, которая учит
эти доктрины говорят правду. Сам аргумент можно разделить
следующим образом:

    1. Рациональность и аргументы против христианства

    У меня, говорит ГКС, как и у агностика, нет доказательств своей позиции, но
    только «огромное скопление мелких, но единодушных фактов.»
    Но «факты» агностика оказались не фактами. Например, это
    дело не в том, что человек всего лишь еще одно животное, что религия возникла в
    невежество и страх, или что католическая религия полна гибели и мрака:

      «Таким образом, эти три факта опыта, такие факты,
      агностик, с этой точки зрения полностью перевернуты. Мне осталось сказать,
      «Объясните мне, во-первых, возвышающуюся эксцентричность человека среди
      звери; во-вторых, обширной человеческой традиции некоего древнего счастья;
      в-третьих, о частичном увековечивании такой языческой радости в странах
      католическая церковь. Во всяком случае, одно объяснение охватывает все три:
      теории, что естественный порядок дважды прерывался каким-то взрывом или
      откровение, которое люди теперь называют «психическим». Однажды Небеса пришли на
      земля с силой или печатью, называемой образом Божьим, посредством которой человек взял на себя командование
      природы; и еще раз (когда в империи за империей были найдены люди
      желающий) Небеса пришли спасти человечество в ужасной форме человека. Этот
      объяснило бы, почему масса людей всегда оглядывается назад; и почему единственный
      угол, куда они в каком-то смысле смотрят вперед, — это маленький континент, где
      Христос имеет Свою Церковь» (стр.152).

    Опять же, дело не в том, что Иисус был кротким созданием, а в том, что христианство
    процветал только в темные века невежества или сильно религиозного
    такие люди, как ирландцы, слабы, непрактичны и отстают от времени.

      «Скептик слишком доверчив, он верит газетам и энциклопедиям.
      Снова три вопроса оставили меня с тремя очень антагонистическими вопросами.
      Среднестатистический скептик хотел бы знать, как я объяснил эту слащавую записку.
      в Евангелии связь веры со средневековой тьмой и
      политическая непрактичность кельтских христиан.Но я хотел
      спрашивать, и с серьезностью, доходящей до срочности, спрашивать: «Что это
      несравненная энергия, которая появляется сначала в том, кто ходит по земле, как
      живое суждение и эта энергия, которая может умереть вместе с умирающей цивилизацией
      и все же принудить его к воскресению из мертвых; эта энергия, которая длится
      всего может воспламенить обанкротившееся крестьянство столь непоколебимой верой в справедливость
      что они получают то, что просят, а другие уходят ни с чем; так что самый
      беспомощный остров Империи действительно может помочь себе?»

      «Есть ответ; это ответ, чтобы сказать, что энергия
      действительно из-за пределов мира…. Это не несправедливо … сказать, что только
      современная Европа постоянно демонстрировала способность к самообновлению.
      часто с кратчайшими интервалами и вплоть до мельчайших фактов
      здание или костюм. Все остальные общества умирают окончательно и достойно.
      Мы умираем ежедневно. Мы всегда рождаемся заново с почти неприличным акушерством…
      Ибо наша цивилизация должна была бы умереть по всем параллелям, по всем социологическим
      вероятность, в Рагнорак конца Рима. Это странное вдохновение
      нашего поместья: нам с тобой здесь вообще нечего делать.Мы все
      призраки; все живые христиане — ходячие мертвые язычники. Как только
      Европа вот-вот должна была молча собраться в Ассирию и Вавилон, что-то
      вошел в его тело. И у Европы была странная жизнь — она ​​не слишком
      можно сказать, что у него были скачки — с тех пор »(стр. 155-156).

    2. Рациональность и вера в сверхъестественное

    Затем Честертон резюмирует, что его собственное принятие чудес и
    «объективное возникновение сверхъестественного» больше основано на доказательствах
    чем отказ его противников от этих вещей.Это, по сути, его аргумент
    против ad hominem Юма против невежественных масс, являющихся источником
    из самых чудесных историй:

      «Так или иначе возникла необычная идея, что неверующие
      в чудеса считают их холодно и справедливо, а верующие в чудеса
      принимать их только в связи с некоторыми догмами. Дело совсем в другом
      способ. Верующие в чудеса принимают их (правильно или ошибочно), потому что
      у них есть доказательства для них.Неверующие в чудеса отрицают их (справедливо
      или неправильно), потому что у них есть учение против них. Открытый, очевидный,
      Демократичность состоит в том, чтобы верить старой продавщице яблок, когда она свидетельствует
      к чуду, как веришь старой продавщице яблок, когда она свидетельствует
      к убийству. Простой и популярный курс состоит в том, чтобы верить крестьянину на слово о
      призрак ровно настолько, насколько вы верите слову мужика о помещике.
      Будучи крестьянином, он, вероятно, будет иметь большую долю здорового агностицизма.
      об обоих.Тем не менее вы могли бы заполнить Британский музей свидетельством, произнесенным
      крестьянином и отдано в пользу призрака. Если дело касается человека
      свидетельских показаний есть удушающая катаракта человеческих свидетельских показаний в пользу
      сверхъестественное. Если вы отвергаете это, вы можете иметь в виду только одно из двух. Ты
      отвергнуть рассказ крестьянина о привидении либо потому, что этот человек
      крестьянин или потому что это история о привидениях. То есть вы либо отрицаете
      главный принцип демократии, или вы утверждаете главный принцип материализма —
      абстрактная невозможность чуда.Вы имеете на это полное право; но
      в таком случае вы догматик. Это мы, христиане, принимаем все действительные
      доказательства — это вы, рационалисты, отказываетесь от фактических доказательств, будучи вынужденными
      сделать это по вашему убеждению. Но я не скован никакими убеждениями в этом вопросе,
      беспристрастно вглядываясь в некоторые чудеса средневековья и современности,
      Я пришел к выводу, что они имели место» (стр. 157-158).

    3. Рациональность и истина христианства

    Учитывая эту веру в сверхъестественное, он должен выбрать среди конкурирующих
    утверждения о природе сверхъестественного и о различении добрых духов
    из плохих.

      «Недостаточно найти богов, они очевидны, мы должны найти
      Бог, настоящий глава богов. У нас должен быть большой исторический опыт
      в сверхъестественных явлениях — для того, чтобы открыть, какие из них действительно естественны.
      В этом свете я нахожу историю христианства и даже его древнееврейского
      происхождения, вполне практично и понятно. Меня не беспокоит, что мне говорят, что
      еврейский бог был одним из многих. Я знаю, что он был, без каких-либо исследований
      сказать мне так.Иегова и Ваал выглядели одинаково важными, как и солнце.
      и луна выглядела такого же размера. Только медленно мы узнаем, что
      солнце безмерно наш хозяин, а маленькая луна только наш спутник.
      Веря, что есть мир духов, я буду ходить в нем, как я
      в мире мужчин ищу то, что мне нравится и что я считаю хорошим»
      (стр. 160-161).

    Таким образом, основная стратегия состоит в том, чтобы утверждать, что как только вопрос становится одним из
    выбор конкретной учетной записи мира, учетной записи, которая включает в себя
    признание сверхъестественного — как хорошего сверхъестественного, так и плохого
    сверхъестественное — христианство и особенно католицизм выглядят очень хорошо.

      «Теперь я сказал достаточно, чтобы показать (любому, кому такое объяснение
      существенно), что в обычной области апологетики у меня есть основание
      веры. В чистых записях эксперимента (если их понимать демократически
      без презрения или благосклонности) есть доказательства, во-первых, что чудеса случаются,
      и, во-вторых, что более благородные чудеса принадлежат нашей традиции. Но я буду
      не притворяйтесь, что эта краткая дискуссия является моей настоящей причиной принятия христианства
      вместо того, чтобы брать моральное благо христианства так, как я должен
      конфуцианства.

      «У меня есть другое, гораздо более прочное и важное основание для представления
      относиться к ней как к вере, а не просто улавливать из нее намеки как схему.
      А именно: что христианская церковь в своем практическом отношении к
      моя душа — живой учитель, а не мертвый. Это не только наверняка научило
      меня вчера, но почти наверняка научит меня завтра. Однажды я увидел вдруг
      значение формы креста; когда-нибудь я вдруг увижу
      значение формы митры. В одно прекрасное утро я увидел, почему окна
      заостренный; в одно прекрасное утро я увижу, почему священников бреют. Платон имеет
      сказал вам правду; но Платон мертв. Шекспир поразил вас
      картинка; но Шекспир вас больше не поразит. Но представьте
      каково было бы жить, когда такие люди еще живы, знать, что Платон
      может разразиться оригинальной лекцией завтра или в любой момент
      Шекспир мог разрушить все одной песней. Человек, который живет
      в соприкосновении с тем, что он считает живой Церковью, человек всегда
      ожидая встречи с Платоном и Шекспиром завтра за завтраком.Он всегда
      ожидая увидеть какую-то правду, которую он никогда не видел раньше. Существует один
      только параллельно этому положению; и это параллель жизни в
      что мы все начали. Когда отец сказал тебе, гуляя по саду,
      что пчелы ужалили или что розы сладко пахли, вы не говорили о том, чтобы взять
      лучшее из его философии. Когда пчелы ужалили тебя, ты не позвонил
      занимательное совпадение. Когда роза сладко пахла, ты не сказал
      «Мой отец — это грубый, варварский символ, закрепляющий (возможно, бессознательно)
      глубокая нежная истина, что цветы пахнут. Нет: ты поверил отцу,
      потому что вы нашли его живым источником фактов, вещью, которая
      действительно знал больше, чем вы; вещь, которая скажет вам правду завтра
      как и сегодня.
      И если это было правдой вашего отца, то это было даже
      вернее твоей матери ; по крайней мере, это было верно для меня, которому это
      книга посвящена…

      «Я привожу один случай из ста; у меня самого нет никакого инстинктивного
      родство с тем энтузиазмом в отношении физической девственности, который, несомненно,
      был нотой исторического христианства.Но когда я смотрю не на себя, а
      в мире, я вижу, что этот энтузиазм есть не только нота христианства,
      но нота язычества, нота высокой человеческой природы во многих сферах…
      Со всем этим человеческим опытом, связанным с христианским авторитетом, я просто
      сделать вывод, что я не прав, а Церковь права; вернее, что я неполноценен,
      а церковь вселенская. Чтобы построить церковь, нужны всевозможные средства; она
      не просит меня соблюдать целибат. Но тот факт, что я не ценю
      из безбрачных я принимаю тот факт, что у меня нет музыкального слуха.Лучший человеческий опыт против меня, как и в отношении Баха.
      Безбрачие — это один цветок в саду моего отца, из которого я не был
      сказал сладкое или ужасное имя. Но мне могут сказать это в любой день.

      «Таким образом, это, в заключение, причина моего принятия
      религию, а не только рассеянные и светские истины из
      религия. Я делаю это, потому что вещь не просто сказала ту или иную правду
      истина, но показал себя как правдивая вещь.Все остальные философы
      говорить вещи, которые явно кажутся правдой; только эта философия снова
      и снова сказал то, что не похоже на правду, но правда. В одиночестве
      из всех вероучений убедительна там, где не привлекательна; получается
      оказался прав, как мой отец в саду»
      (стр. 161-164).

    И Честертон считает, что эта философия имеет очевидные преимущества перед поверхностно
    более либеральные, но на самом деле порабощающие философии модернизма:

      «Внешнее кольцо христианства — жесткая стража этических отречений
      и профессиональные священники; но внутри этого нечеловеческого стража вы найдете
      старая человеческая жизнь танцует, как дети, и пьет вино, как мужчины; для христианства
      является единственной рамкой для языческой свободы. Но в современной философии дело
      противоположен; это его внешнее кольцо явно артистично и эмансипировано;
      его отчаяние внутри.

      «И его отчаяние в том, что оно не верит в то, что
      во вселенной есть какой-то смысл; поэтому он не может надеяться найти
      любой роман; в его романах не будет сюжета. Мужчина не может ожидать никаких приключений
      в стране анархии. Но человека может ожидать любое количество приключений, если
      он путешествует по земле власти.Нельзя найти смысл в
      джунгли скептицизма; но человек будет находить все больше и больше смыслов, которые
      идет лесом доктрин и замыслов» (стр. 164–165).

    И наконец:

      «Все настоящие споры о религии вращаются вокруг вопроса о
      может ли человек, родившийся вниз головой, сказать, когда он идет правильным путем
      вверх. Главный парадокс христианства состоит в том, что обычное состояние
      человека не является его нормальным или разумным состоянием; что нормальная сама по себе
      аномалия…. Только с тех пор, как я познал православие, я
      известная умственная эмансипация» (стр. 165).

      «И когда рационалисты говорят, что древний мир был более просвещенным
      чем христианин, с их точки зрения они правы. Когда они
      говоря «просвещенный», они имеют в виду помраченных неизлечимым отчаянием. Это глубоко
      верно, что древний мир был более современным, чем христианский. Общее
      связь заключается в том, что и древние, и современные люди были несчастны
      о бытии, обо всем, а средневековые радовались этому
      как минимум.Я свободно допускаю, что язычники, как и современники, были всего лишь несчастными
      обо всем — они были весьма веселы обо всем остальном. я признаю
      что средневековые христиане только обо всем мирились — они
      были в состоянии войны из-за всего остального. Но если вопрос включить первичный
      осью космоса, то в узком пространстве было больше космического довольства.
      и кровавые улицы Флоренции, чем в афинском театре или на открытой
      сад Эпикура. Джотто жил в более мрачном городе, чем Еврипид, но
      он жил в более веселой вселенной….Человек больше сам, человек мужественнее,
      когда радость в нем главное, а горе поверхностное».
      (стр. 166).

Аудиокнига недоступна | Audible.com

  • Эвви Дрейк начинает больше

  • Роман

  • От:
    Линда Холмс

  • Рассказал:
    Джулия Уилан, Линда Холмс

  • Продолжительность: 9 часов 6 минут

  • Полный

В сонном приморском городке штата Мэн недавно овдовевшая Эвелет «Эвви» Дрейк редко покидает свой большой, мучительно пустой дом спустя почти год после гибели ее мужа в автокатастрофе. Все в городе, даже ее лучший друг Энди, думают, что горе держит ее взаперти, и Эвви не поправляет их. Тем временем в Нью-Йорке Дин Тенни, бывший питчер Высшей лиги и лучший друг детства Энди, борется с тем, что несчастные спортсмены, живущие в своих самых страшных кошмарах, называют «криком»: он больше не может бросать прямо и, что еще хуже, он не может понять почему.

  • 3 из 5 звезд

  • Что-то заставило меня продолжать слушать….

  • От

    Каролина Девушка
    на
    10-12-19

Аннотация к книге «

Православие» Г.

К. Chesterton

Хотите узнать идеи Православия лучше, чем когда-либо? Прочтите краткое изложение книги №1 в мире о Православии Г.К. Честертон здесь.

Прочтите краткий обзор на 1 странице или посмотрите видеообзоры, подготовленные нашей командой экспертов. Примечание. Это руководство по книге не связано и не одобрено издателем или автором, и мы всегда рекомендуем вам приобрести и прочитать полную книгу.

Мы перерыли Интернет в поисках самых лучших видеороликов о Православии, от качественных видео-резюме до интервью или комментариев Г.К. Честертон.

Общее резюме

Православие — научно-популярная книга о христианстве Г. К. Честертон, английский писатель и критик начала 20 века. Книга была опубликована в 1908 году и основана на его личном пути к вере, а также на научных аргументах, которые он представляет в защиту своих убеждений. Он был плодовитым писателем, написавшим более 100 книг и содействовавшим по крайней мере еще 200 за свою жизнь, включая романы, пьесы, рассказы, эссе, биографии — он даже издавал собственную газету в течение 13 лет! Критики признают его одним из самых плодовитых писателей в истории.

В книге «Православие» Г.К. Честертон утверждает, что христианство — великая религия, потому что оно наполняет жизнь смыслом и дает нам уверенность в нашей цели в жизни. Христианство также делает мир таинственным, задавая вопросы, на которые мы не можем ответить, что заставляет нас думать о вечности.

Православие, Г.К. Честертон, — это книга, в которой объясняется, почему христианство существует так долго и продолжает оставаться актуальным в современном обществе. Он использует здравый смысл и повседневные наблюдения, чтобы объяснить свои идеи о человеческой природе и преимуществах добродетельной жизни. Например, православие возражает против идеи, что все, что нам нужно, — это уверенность в себе, чтобы преуспеть, — оно говорит, что смирение — это то, что ведет нас по правильному пути, а не гордыня, потому что оно мешает нам быть слишком уверенными в себе или своих способностях.

Честертон считает, что люди, которые верят в себя, безумны. Они верят, что могут творить великие дела, но забывают, что это Бог позволяет им этого добиться. Самоуверенные люди сомневаются в Боге и не доверяют Ему, но никогда не сомневаются в себе.

Г.К. Честертон критикует современных философов за то, что они стирают религию из своей жизни, и призывает людей подвергать сомнению все, включая религию. Он утверждает, что мы не должны слишком глубоко задумываться о вещах, потому что когда мы это делаем, мы перестаем в них верить. Он предполагает, что христианство достаточно просто, чтобы отвечать на жизненные вопросы, и в то же время достаточно загадочно, чтобы заставить нас гадать и размышлять о неизвестном жизни.

Первые главы Честертон посвящает критике популярных философий и идеологий.Его интересуют парадоксы, поэтому он переворачивает старые идеи с ног на голову. Затем он объясняет, что мы должны взять из христианства. Честертон начинает с критики сказок, но объясняет, чем они полезны. Сказки отражают мир вокруг нас, потому что жизнь похожа на сказку — она и достоверна, и загадочна. Есть вещи, которые мы не можем понять или объяснить, и это делает их волшебными и чудесными; за нашим существованием должен стоять какой-то смысл, чтобы мы вообще существовали!

По сути, Бог не хочет, чтобы мы понимали, зачем мы существуем.Мы должны просто признать, что у Него есть причина нашего существования. Это следует логике «сказок», потому что это истории, в которых логика не всегда присутствует, но принятие в любом случае важно. В жизни есть и реальность, и воображение; они не столько противоположны, сколько разные аспекты жизни.

Честертон продолжает, говоря, что сказки бывают черными и белыми. Между ними нет серой зоны. Сказки либо преувеличивают надежду, либо отчаяние. Христианство находит баланс между этими крайностями, потому что дает нам достаточно оптимизма, сохраняя при этом смирение.Что касается крайностей, Честертон использует пример мучеников и людей, склонных к суициду, как противоположные примеры крайнего оптимизма и пессимизма соответственно. Христианство позволяет нам быть одновременно оптимистичными и пессимистичными в отношении нашего мира, чтобы мы могли изменить его к лучшему, где это возможно, но при этом оставаться верными человечеству в целом.

определение слова православный в The Free Dictionary

Он тут же послал за Противником Душ и потребовал его освобождения, объясняя это тем, что он был вполне православным и всегда вел благочестивую и святую жизнь.— Cependant, mon cher, — заметил он, издалека разглядывая свои ногти и наморщивая кожу над левым глазом, — malgre la haute estime que je professe pour православной русской армии, j’avoue que votre victoire n’est pas des плюс victorieuses». Но были и некоторые скептически настроенные греки и римляне, которые, в отличие от ортодоксальных язычников своего времени, одинаково сомневались в истории о Геракле и ките, Арионе и дельфине; и все же их сомнение в этих преданиях не делало эти предания ни на йоту менее достоверными.В глубине моего сердца не было веры в мое страдание, только легкое движение насмешки, но все же я страдал, и по-настоящему, православно; Я ревновал, вне себя…Маршрут к реке Ветер Опасные окрестности Тревоги и меры предосторожности Фальшивая стоянка Явление индейского шпиона Полночный ход Горное дефиле Долина реки Ветер Выслеживание отряда Заброшенные лагеря Симптомы ворон Встреча товарищей Ловец, попавший в ловушку Ворона шутки Вороньи шпионы Бегство Возвращение в долину Грин-Ривер Встреча с отрядом Фитцпатрика Их приключения среди ворон Ортодоксальные вороныПравославный ответ состоял в том, что день нельзя назвать причиной ночи, потому что за ней не последовала бы ночь, если бы вращение Земли прекратилось , или, скорее, расти так медленно, что один полный оборот занимает год. Хотя он со своими резкими пиратскими методами представлял явную угрозу для наиболее ортодоксальных финансовых игроков, тем не менее, он был настолько серьезной угрозой, что они были достаточно рады оставить его в покое. Никто не знал, какой она веры — католической, протестантской, или православный. Но один факт был несомнен — она была в дружеских отношениях с высшими сановниками всех церквей и сект. Добрые и справедливые ненавидят тебя и называют своим врагом и презирателем; верующие в ортодоксальную веру ненавидят тебя и называют тебя опасностью для толпы.При этом он просто подчинялся законам своей природы, и у нас есть все основания полагать, что он был в какой-то степени фаталистом, но вместе с тем принадлежал к ортодоксальной школе фатализма, что заставляло его полагаться на себя и даже на провидении. «Это, я убежден, строго ортодоксальное сердце, хотя несколько больше и теплее, чем у большинства людей». человек прямоходный.

Фон Православия | GradeSaver

Эти заметки были предоставлены членами сообщества GradeSaver. Мы благодарны за их вклад и призываем вас внести свой собственный вклад.

Набожный католик, Честертон, по его собственному признанию, был раздражен критиками, возражавшими против его христианских апологетических сочинений. Честертон много писал в защиту христианства, наиболее известное из этих произведений — « еретика». Когда критик Г. С. Стрит язвительно написал о книге, Честертон написал Православие в прямом ответе на критику Стрита. Православие во многом был журналом, поскольку в нем подробно описывался собственный путь Честертона к христианской вере.Он считает, что это ответ на вечные человеческие вопросы, а не что-то существующее в вакууме в виде книги учений и «слов», это центральная часть человеческого опыта.

Честертон написал книгу, будучи еще англиканцем, хотя он разочаровывался и разочаровывался в церкви, потому что видел то, что он считал ослаблением ортодоксальности церкви и медленным спуском к более расслабленному подходу к христианству. . Ему это не нравилось, и он понял, что его более ортодоксальные взгляды лучше всего представлены католицизмом.Он обратился через четырнадцать лет после публикации книги.

«Православие» было не только личным эссе Честертона, но и влиятельной работой, когда дело касалось церковной политики. Например, это сыграло ключевую роль в выборе Бернарда Иддингса Белла. Это также дало Честертону более важную роль в церкви, чем он играл раньше.

Удивительно, но, несмотря на значительный теологический и философский вклад Честертона, он начал свою литературную карьеру как поэт, а вскоре после этого и как искусствовед, изучив искусство в престижной Школе искусств и дизайна Слэйда в Лондоне.Он наиболее известен тем, что написал книгу «Загадки отца Брауна» , которая представила его работу новому поколению читателей, когда приключения священника, расследующего преступления, были адаптированы для телевидения BBC. Однако больше всего Честертон гордился своими теологическими сочинениями; после его смерти Честертонское общество активно выступало за его беатификацию.

Обновите этот раздел!

Вы можете помочь нам, пересматривая, улучшая и обновляя
эта секция.

Обновите этот раздел

После подачи заявки на раздел у вас будет 24 часа , чтобы отправить черновик.Редактор
рассмотрит отправку и либо опубликует ее, либо предоставит отзыв.

Что это за слово? Используйте Word Type, чтобы узнать!

К сожалению, с текущей базой данных, на которой работает этот сайт, у меня нет данных о том, какие смыслы ~term~ используются чаще всего. У меня есть идеи, как это исправить, но мне нужно будет найти источник «чувственных» частот. Надеюсь, приведенной выше информации достаточно, чтобы помочь вам понять часть речи ~term~ и угадать его наиболее распространенное использование.

Тип слова

Для тех, кто интересуется небольшой информацией об этом сайте: это побочный проект, который я разработал, работая над описанием слов и связанных слов. Оба этих проекта основаны на словах, но имеют гораздо более грандиозные цели. У меня была идея веб-сайта, который просто объясняет типы слов, которые вы ищете — точно так же, как словарь, но с акцентом на части речи слов. И так как у меня уже была большая часть инфраструктуры с двух других сайтов, я решил, что не будет слишком много работы, чтобы настроить и запустить это.

Словарь основан на замечательном проекте Wiktionary от wikimedia. Сначала я начал с WordNet, но потом понял, что в нем отсутствуют многие типы слов/лемм (определители, местоимения, аббревиатуры и многое другое). Это побудило меня изучить издание Словаря Вебстера 1913 года, которое теперь находится в открытом доступе. Однако, после целого дня работы по внесению его в базу данных, я понял, что было слишком много ошибок (особенно с тегами частей речи), чтобы его можно было использовать для Word Type.

Наконец, я вернулся к Викисловарю, о котором я уже знал, но избегал его, потому что он неправильно структурирован для синтаксического анализа. Именно тогда я наткнулся на проект UBY — удивительный проект, который нуждается в большем признании. Исследователи проанализировали весь Викисловарь и другие источники и собрали все в единый единый ресурс. Я просто извлек записи из Викисловаря и вставил их в этот интерфейс! Так что это потребовало немного больше работы, чем ожидалось, но я рад, что продолжал работать после первых двух грубых ошибок.

Особая благодарность авторам открытого исходного кода, использованного в этом проекте: проекту UBY (упомянутому выше), @mongodb и express.js.

В настоящее время это основано на версии Викисловаря, которой несколько лет. Я планирую обновить его до более новой версии в ближайшее время, и это обновление должно принести кучу новых значений слов для многих слов (или, точнее, леммы).

.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Related Posts