Москва третий рим православный портал: Москва — Третий Рим
Содержание
Журнал Театр. • «Перестань молиться И напиши музыку получше…». Обзор православных СМИ
По просьбе Театра. критик Антон Хитров, студент III курса ГИТИСа, семь лет проучившийся в православной школе, сделал обзор отделов культуры православных СМИ. Выяснилось, что в свободное от воззваний к казакам и черной сотне время на их страницах в основном дебатируются отношения с современным искусством.
Обзоры культуры в православных СМИ не отличаются разнообразием. Львиная доля — это статьи о таком искусстве, с которым меня самого охотно знакомили учителя и наставники в православной школе-пансионе: необязательно с духовным сюжетом, но обязательно с «безопасным», а лучше патриотическим и воспитательным. Приветствуется кино о войне и «почтенная» живопись на историческую тему. Если искусство защищает традиционные ценности или само по себе стало частью традиции, как, например, картины в Третьяковской галерее, то оно, уверены православные СМИ, отвечает и христианским ценностям.
Журнал «Фома» откликнулся на предложение Никиты Михалкова выбрать фильмы, обязательные к просмотру школьниками. «Друзьям и собеседникам „Фомы“» предложили рассказать о картине, которую должны увидеть дети и подростки. Список получился таким разношерстным, что «Страсти Христовы» (для кого-то из христиан крамольные) уживаются с «Гарри Поттером» (тем более крамольным), а «Ежик в тумане» и «Берегись автомобиля» оказались рядом с «Зеркалом» Тарковского. В угоду читателям, их предпочтениям, скорее консервативным, нежели собственно христианским, редакторы культурных разделов пренебрегают строгим делением на светское и церковное. Выбор верующих — не только «вечное», но и «разумное, доброе». Об этом написана лучшая и не чуждая юмора статья об искусстве, которую я читал в «Фоме», — эссе католического блогера Марка Барнса «5 причин ликвидировать христианскую музыку»: «Упорно насаждая христианскую музыку как отдельный жанр, мы тем самым загнали музыку-о-Христе в своего рода гетто». Барнс цитирует Клайва Стейплза Льюиса, мечтавшего о христианстве, которое осеняло бы всю современную культуру.
С точки зрения православных журналистов, «Ежик в тумане» не противоречит христианским ценностям и нет ничего греховного и в хорошей музыке, особенно в классической. С современным театром отношения складываются, мягко говоря, сложнее. О нем в православных СМИ практически не говорят.
Свой след в виде небольшого скандала оставили «Проект „J“». О концепции лика Сына Божьего” Ромео Кастеллуччи и «Золотой петушок» Кирилла Серебренникова. А вот отец Артемий из мхатовского «Идеального мужа» Константина Богомолова, в одной из сцен с чавканьем пожирающий труп, еще никого не оскорбил — видимо, из-за аншлага православные журналисты туда еще не добрались. Contemporary art вызывает более сильные чувства. Монархический сайт «Наша держава» разместил у себя программное выступление Ильи Глазунова, который требует, чтобы искусство было понятно массам, превозносит реализм и клеймит авангард (Хрущев бы оценил).
Портал антисемитов и экстремистов «Москва — Третий Рим» упоминает современное искусство лишь затем, чтобы призвать к буквальному насилию над его создателями.
Новостям о Марате Гельмане или Pussy Riot непременно предпослана одна цитата — из святителя Иоанна Златоуста, который завещал богохульникам бить лицо. «Православные трусливы и слабы, а священноначалие и священство не имеет страха Божия и решимости воспротивиться кощунству. Все своим молчанием и равнодушием предали Бога! Где же наши черносотенцы, где русские националисты и патриоты?» — взывает журналист. «Такие новости надо подавать заблаговременно», — оправдываются читатели в комментариях. Успей они чуть раньше — и Ромео Кастеллуччи со своим «Проектом „J“» нарвался бы на первый скандал в Москве, а не в Париже. Сам автор заметки, взывающей к черносотенцам и националистам, спектакля, разумеется, не видел, а в качестве улики перепечатал рецензию уважаемого критика (причем положительную).
«Бить лицо богохульникам» призывают не все. Есть православные порталы, выбирающие путь примирения и понимания. Популярнейший православный сайт Рунета «Православие и мир» выражает взгляды «либерального церковного крыла» и стремится к объективности: «„Пусси райот“ сидят и, судя по всему, будут сидеть, а так называемых казаков даже не пожурили».
Редакция культурного раздела этого сайта не публикует проблемные статьи об искусстве, и чаще всего это призывы той и другой стороне — церковной и светской — умерить агрессию и задуматься о сотрудничестве. Здесь нередки репортажи об экспозициях современных художников в католических соборах, о российских выставках, которые проводятся при участии РПЦ.
Но порой в стремлении соединить любовь к искусству с любовью к церкви авторы упускают самое важное. Критик, пишущий о «Любви» Михаэля Ханеке, как будто не до конца досмотрел фильм: он многое сказал о высоком чувстве и служении ближнему, но не упомянул убийство, которым оборвались эти отношения, а между тем христианину логично бы осудить героя Трентиньяна или посвятить свою статью решению этой этической головоломки.
Всем, кто хочет разобраться в отношениях современной светской культуры и церкви, я рекомендую статьи на сайте «Православие.Ru». Этот ресурс придерживается не либеральных, а вполне традиционных православных взглядов. «Отставание Православной церкви от западных христиан в деле „сближения“ с современным искусством оборачивается безусловным благом», — пишет автор сайта, полагая, что такое отставание дает церкви шанс трезво осмыслить contemporary art.
Между современным светским искусством и историческим христианством есть неискоренимые противоречия — именно о них и пишут на «Православии.Ru». Знать о них полезно и по ту, и по другую сторону баррикад, дабы исчезли иллюзии, будто эти баррикады можно и нужно ломать.
Интересны статьи архитектора Андрея Яхнина и главы из его книги «Антиискусство. Записки очевидца», это своего рода пространное исследование, почему между светской и духовной культурой нет и не было истинного мира и согласия. То, что пишет Яхнин о модерне, постмодерне и практиках contemporary art, не голословно: некогда участник Венецианской биеннале, член арт-группы «Чемпионы мира» (к созданию которой был причастен известный художник Константин Звездочетов), он не понаслышке знаком с современным искусством.
Правда, время от времени и в его статьях проскальзывают странности вроде сравнений экстатической кровавой «молитвы» венских акционистов с игривой рекламой Оливьеро Тоскани (знаменитая многолетняя кампания The United Colors of Benetton) на том основании, что обе акции противоречат букве и духу ортодоксального христианства.
И это уж, простите, все равно что утверждать, что рыба и поплавок — одно и то же, потому что они не тонут.
Не обошлось и без своеобразной «теории заговора», которая сегодня в том или ином виде необходима религиозному сознанию на любом уровне. Яхнин представляет экспериментальное искусство как лабораторию масскульта, в которой надо опробовать «шок-контент», прежде чем выпускать его в массы. В сфере элитарного и экспериментального родилась богоборческая, вероотступническая современная культура. Нетрадиционная мистика модернизма и «бездуховный» постмодерн свидетельствуют, в понимании Яхнина, о слабости или греховном умысле,а не о внутреннем кризисе самой ортодоксальной веры. Отрицая любые намеки на этот кризис, православные предпочитают верить в могущество неких «антиклерикалов», которые проводят в жизнь план централизованной атаки на церковь. Порой кажется, что именно к этому вообще сводится их вера.
Портал «Православие.Ru»
Главный редактор — ответственный секретарь Патриаршего совета по культуре, наместник Сретенского монастыря архимандрит Тихон Шевкунов.
«Отставание Православной церкви от западных христиан в деле „сближения“ с современным искусством оборачивается безусловным благом, позволяющим ей спокойно и трезво осмыслить феномен contemporary art и свое отношение к нему».
Журнал «Фома»
Главный редактор — Владимир Лейгода, председатель Синодального информационного отдела Московского патриархата.
Редактор раздела «Культура» — Виталий Каплан.
«Если ты пишешь плохую музыку, но молишься Богу, чтобы Он потом сотворил с ней что-нибудь великое, — перестань молиться и напиши музыку получше».
Сайт «Православие и мир»
Главный редактор — Анна Данилова.
«Машина должна ехать — это государство. Куда она должна ехать — это религия. А как вести себя на дороге — это культура». «Религия жива, но жива каким-то особенным образом, в качестве чего-то неопытного, наивного <…> она является по-прежнему одним из тех стволов, на которых удобно выстраивать симбиоз любому другому явлению современного мира…»
Сайт «Наша держава»
Главный редактор — председатель Союза ревнителей памяти императора Николая II Алексей Васильев.
«Всячески подобает избегать чересчур подчеркивать превосходство нашего народа над другими». «Практически после каждой партии заглавных героев (оперы „Жизнь за царя“ в Челябинском театре оперы и балета. — Прим. ред.) зрители начинали аплодировать и кричать „браво!“. <…> С таким же восхищением они принимали выходы на сцену белоснежного коня».
Портал «Москва — Третий Рим»
Главный редактор — Алексей Добычин.
«Освяти руку свою ударом».
От Константина до Петра — Православный портал «Азбука веры»
Оглавление
- Вопрос первый. Зачем нужны патриархи, если есть епископы?
- Вопрос второй. Что такое пентархия?
- Вопрос третий. Почему Пётр Великий ликвидировал патриаршество?
Попытаемся ответить на три самых важных вопроса о вселенском и русском патриаршестве.
Вопрос первый. Зачем нужны патриархи, если есть епископы?
В Священном Писании патриархи не упоминаются, патриархов не знали мужи апостольские, и вообще какие-либо христианские тексты вплоть до V века о них не говорят.
Во многих Православных Церквах иерархов с таким титулом нет, да и в России он появился только в конце XVI века, потом 200 лет Россия опять жила без патриарха и получила его вновь только в 1917 году. Впрочем, если бы не получила, всё равно Русская Православная Церковь была бы Церковью.
Патриаршество — по крайней мере, в том виде, как оно первоначально возникло в IV веке, — это плод тесного взаимодействия Церкви и государства. После признания христианства сначала допустимой, а потом официальной религией в Римской империи близость епископской кафедры к государственному управленческому центру либо отдаленность от него стали играть решающую роль. Конечно, и до 313 года в руках святителя Рима или Александрии было несколько больше административных возможностей, чем у епископов какого-нибудь провинциального городка. Но одно дело — «бодаться» со столичными чиновниками, для которых ты, в общем-то, потенциально опасный маргинал.
Совсем другое — прямо влиять на государственные решения.
Уже в IV веке между митрополитами (епископами римских провинций) преимуществом места и чести пользуются те, чьи кафедры располагаются в крупных политических центрах: Риме, Александрии, Эфесе, Антиохии, Кесарии, Иерусалиме и Константинополе. Власть таких епископов, или экзархов, простиралась не только на конкретную римскую провинцию, но и за её пределы. Второй Вселенский Собор в Константинополе 381 года разделил территорию Римской империи на так называемые диоцезы и тем самым определил канонические границы власти экзархов.
Они всё чаще играли роль арбитров и «кризисных менеджеров» в спорах между епископами. Епископы диоцезов выступали гарантами того, что решение какого-либо местного Собора является общеобязательным. Одновременно они отчасти блокировали апелляцию к государственной власти: недовольному епископу нет нужды обращаться к кесарю, если решение скреплено высшим авторитетом экзарха.
Впрочем, обращение к светской власти оставалось равнодопустимой в спорной ситуации мерой.
Практика эта была окончательно закреплена девятым и семнадцатым правилами IV Вселенского Собора в Халкидоне в 451 году. Процитируем первое из этих правил:
Если который клирик с клириком же имеет судное дело: да не оставляет своего епископа, и да не прибегает к светским судилищам. Но сперва да производит свое дело у своего епископа или, по изволению того же епископа, избранные обеими сторонами да составят суд. А кто вопреки сему поступит: да подлежит наказаниям по правилам. Если же клирик со своим, или со иным епископом имеет судное дело: да судится в областном cоборе. Если же на митрополита области епископ или клирик имеет неудовольствие: да обращается или к экзарху великой области, или к престолу царствующего Константинополя, и пред ним да судится.
Экзарху, таким образом, принадлежал верховный суд в пределах конкретной области.
Также он был вправе утверждать избранных на местном cоборе митрополитов и при необходимости определять им наказания. Экзарх мог посылать патриарший крест для основания какого-либо храма или монастыря — такая практика называлась ставропигией. Этим изначально власть его и ограничивалась. Экзарха, кроме того, должны были поминать во всех храмах области.
Самого слова «патриарх» в канонах Халкидонского собора нет. Оно впервые используется в 122‑й новелле императора Юстиниана (531 год), придавшей этим церковным постановлениям силу государственного закона.
Вопрос второй. Что такое пентархия?
Юстиниан — великий император, богослов и теоретик церковного управления. Его 131‑я новелла (545 год) определяет точное число и строгую иерархию епископских кафедр, которые обладают властью более высокой, чем у прочих митрополитов:
Постановляем, согласно с определениями Святых Соборов, чтобы святейший папа древнего Рима был первым из всех иереев, а блаженнейший епископ Константинополя, нового Рима, занимал второй чин после Апостольского престоладревнего Рима, и имел преимущество чести пред всеми прочими… И тридцать шестое правило Трулльского собора… прибавляет: «после же оного да числится престол Александрии, потом Антиохийский, а за сим престол Иерусалимский».
Взглянув на тогдашнюю карту Византии, легко убедиться, что пять патриарших кафедр охватывали пять крупных областей и тем самым являлись трансляторами единой воли христианского императора как главы имперской суперобщины. Увы, уже спустя сто лет арабские завоевания оторвали от империи Александрию, Антиохию и Иерусалим. И пентархия из управленческого механизма превратилась в идеологический конструкт. Он заключался в том, что согласное исповедание всех пяти патриархатов является залогом истинности этого исповедания. Присутствие на Соборе пяти патриархов автоматически делает этот Собор вселенским, а его решения — общеобязательными. Весьма спорный тезис, поскольку пять неправильных мнений не могут составить одно правильное, о чем недвусмысленно говорит Максим Исповедник в письме к монаху Анастасию:
Вчера, в восемнадцатый день месяца, который был Преполовением Святой Пятидесятницы, патриарх [Пётр Константинопольский] объявил мне, говоря: «Какой Церкви ты? Византийской, Римской, Антиохийской, Александрийской, Иерусалимской? Вот, все они с подвластными им епархиями объединились между собой.
Итак, если ты, как говоришь, принадлежишь к Кафолической Церкви, то соединись, чтобы, вводя в жизнь новый и странный путь, не подвергся тому, чего не ожидаешь».
Я сказал им: «Бог всяческих объявил Кафолической Церковью правое и спасительное исповедание веры в Него, назвав блаженным Петра за то, что он исповедал Его (Мф.16:18). Впрочем, я хочу узнать условие, на котором состоялось единение всех Церквей, и если это сделано хорошо, я не стану отчуждаться».
Роковой удар юстиниановой модели пентархии нанесла схизма 1054 года. Конечно, новообразованные патриархии Сербии, Болгарии и, особенно, России в разное время стремились к тому, чтобы занять пустующее место Рима, но реальность позднего Средневековья ничего общего не имела с бытием Вселенской Церкви в рамках единого политического пространства. Тем более что в XVII веке этому препятствовали московские государи, противостоящие экспансии Османской империи, которая за прошедшие века проглотила Константинополь, Иерусалим, Антиохию и Александрию.
Вопрос третий. Почему Пётр Великий ликвидировал патриаршество?
Зачем России патриаршество понадобилось — понятно. Оно было символом русской самостоятельности, национальной полноценности. И закрепляло тезис о преемстве России от Второго Рима, о том, что именно наша страна является хранительницей православной веры до Второго Пришествия. Патриарх — символ традиционной имперской эсхатологии в варианте «Москва — Третий Рим». Об этом, обращаясь к царю Феодору Иоанновичу, говорит патриарх Константинопольский Иеремия II в «Уложенной грамоте об учреждении в России Патриаршества» в 1589 году:
Хощеши почтити и украсити святую превеликую соборную церковь пресвятые Богородицы честнаго и славнаго ея Успениа превысоким престолом патриаршества и тем превеликим делом царствующий град Москву и все свое Великое Росийское царство наипаче прославить и возвеличить во всю вселенную, совершенным благочестием сиающу!
Воистинну в тебе, благочестивом царе, Дух Святый пребывает и от Бога сицевая мысль тобою в дело произведена будет! Праве и истинно вашего благородна начинание, а нашего смирения и всего освященного собора того превеликаго дела совершение.
Понежъ убо ветхий Рим падеся Аполинариевою ересью, Вторый же Рим, иже есть Костянтинополь, агарянскими внуцы — от безбожных турок — обладаем; твое же, о благочестивый царю, Великое Росийское царствие, Третей Рим, благочестием всех превзыде, и вся благочестивая царствие в твое во едино собрася, и ты един под небесем христьянский царь именуешись во всей вселенней, во всех христианех.
Историк В.М. Лурье отмечает, что уже к концу XVII века эта эсхатология находилась в кризисе, подвергаясь критике, с одной стороны, прозападных богословов, которые считали подлинным хранителем веры Папу Римского, а с другой — московских традиционалистов, «забывших» о преемственности Русской Церкви от Византии и считавших, что Россия приняла эстафету непосредственно от Первого Рима. Если связь с Византией является лишней или эфемерной, к чему это «византийское» патриаршество?
Но, может быть, еще более важной причиной ликвидации патриаршества стало то, что в системе власти XVII века фигуры царя и патриарха занимали чрезмерный объем, перекрывая друг друга, долгосрочный баланс между ними был невозможен.
С одной стороны, уже и в более ранние века Великий князь Московский, а затем и царь оказывали на церковную политику — в частности, на поставление предстоятеля Русской Церкви — влияние неисоизмеримо большее, чем византийский император на константинопольского патриарха. Эта роль царя была закреплена литургически, о чем говорит, например, русский канонист Н. С. Суворов:
В Таинстве Миропомазания [чин составлен в царствование Иоанна IV Грозного] русский православный царь получает благодатные дары для управления не только русским государством, но и той Церковью, которую составляет из себя православный русский народ. <…> Царь не посвящается в духовную иерархию, как это бывало с императорами византийскими, и не претендует на власть священнодействия и учительства, но получает силу и премудрость для осуществления высшей правительственной власти как в государстве, так и в Церкви.
С другой стороны, и сам московский первоиерарх обладал таким статусом и такой властью в Церкви, что современники говорили о московском аналоге «папизма». Это находило отражение в богослужебной практике: на патриаршую кафедру чаще всего поставлялся один из епископов через повторную хиротонию, которая воспринималась как особый — отличный от епископского — литургический чин. Проще говоря, в Русской Церкви патриарх занимал четвертуюи высшую ступень церковной иерархии, наряду с диаконом, священником и епископом. Эту идею внятно артикулировал патриарх Никон во время суда над ним на Большом Московском Соборе 1666 года:
Патриарх Христов образ носит на себе, градстии же епископи — по образу суть 12 апостол, сельстии же — 70 апостол… первый архиерей во образе Христов, а митрополиты, архиепископы и епископы во образе учеников и апостолов.
Апогеем власти русского патриарха стало совместное правление царя Михаила Феодоровича и его отца боярина Феодора Никитича Романова (впоследствии патриарха Филарета).
Отец и сын носили одинаковый титул «Великого Государя», совместно подписывали все указы, сообща управляли всеми делами в государстве.
Образ патриарха как второго монарха воспроизводили последующие московские первосвятители. И особенно ярко — патриарх Никон, который, по словам историка Н. Ф. Каптерева, «в своей деятельности стремился быть настоящим великим государем и некоторое время действительно был им, самостоятельно управляя государством в течение двух лет, когда царь был на войне с поляками».
К концу XVII века русское патриаршество утратило связь с византийской традицией и играло скорее на изоляцию Русской Церкви от Вселенского Православия. Изначально возникшее для административного скрепления и упорядочения всего христианского пространства, теперь оно замыкалось в одной его части. Кроме того, в России патриарх парадоксальным образом слишком сильно зависел от царя и при этом заступал на его территорию.
Ничего удивительного, что однажды явился монарх, который эту ситуацию разрешил очень просто — ликвидировав патриаршество.
Живая вода. № 12 (декабрь) 2017
Что произойдет, когда третий Рим падет?
Мир
Война в Украине — это сумеречная борьба не диктатуры, просуществовавшей полвека, а империи, просуществовавшей почти пять лет.
Собор Святой Софии , гравюра 1852 года, сделанная Луи Хаге по мотивам Гаспара Фоссати. (Британский музей/общественное достояние через Wikimedia Commons)
В 1475 году нашей эры княжество Феодоро пало в османской осаде. Падение Феодоро, окончательное осколок осколок того, что когда-то было Восточной Римской империей, было неизбежным с момента захвата Константинополя османами в 1453 году, дату, которую историки обычно называют падением Восточного Рима. Но не имеет значения, привязывают ли окончательный конец Восточной Римской империи к 1453 или 1475 году; Падение империи, которую иногда называют Вторым Римом, было сейсмическим событием, положившим конец более чем двум тысячелетиям той или иной формы римской государственности.
Но потребовались столетия, чтобы полные отголоски этого падения стали ясны, и, конечно же, они никогда не были таковыми для тех, кто жил в то время.
Хотя на первый взгляд это может показаться не так, сегодня мир находится в аналогичной ситуации в отношении того, что когда-то называлось «Третьим Римом»: Москвы, сердца Российской империи, Советского Союза и сегодняшнего дня. Российская Федерация. Москва получила это прозвище из-за своей близости ко Второму Риму, Константинополю, своей тесной связи с этой империей и их общего православного христианства. И падение этого Второго Рима представляет собой дорожную карту, предупреждающую западных политиков сегодня об окончательном падении Третьего.
Конечно, большинство аналитиков внешней политики, особенно либерально-интернационалистского толка, не усмотрели бы здесь связи, выходящей за рамки исторической случайности. Для них Третий Рим, каким он был, закончился, когда Российская империя пала в 1917 году. Большинство западных аналитиков и политиков рассматривают нынешнее положение дел в Восточной Европе не более чем как последнюю попытку постсоветской России вернуть свои бывшие территории, чтобы вернуться к своим коммунистическим высотам 1950-х годов, когда она была явным правителем Евразии. Это объясняет недавний призыв администрации президента Джо Байдена к «ослаблению России» и импровизированный призыв Байдена к смене режима. В его глазах нынешняя Российская Федерация — это просто слабый и умирающий Советский Союз, возглавляемый слабыми и умирающими бывшими коммунистическими чиновниками. Эти хитрые карикатурные коммунисты, Борис и Наташа, снова в деле, и те, кто находится на правильной стороне истории, должны вмешаться.0003
Но есть и другая возможность, к которой следует серьезно отнестись тем, кто стремится определить будущее мира: мы находимся не в последствиях Советского Союза, а в последних днях Третьего Рима. Идея все еще существующей в духе Российской империи не оригинальна; например, ее недавно поддержал русский писатель, философ и историк Борис Акунин . Но она не попала в поле зрения крупных западных политиков со всех сторон политического спектра и заслуживает внимания, потому что, если смотреть через эту призму, недавние исторические события приобретают другой оттенок.
В этом рассказе Советский Союз был последней попыткой группы радикалов, сознательно или неосознанно, возродить величие Российской империи. Таким образом, война на Украине есть сумеречная борьба не диктатуры, просуществовавшей полвека, а империи, просуществовавшей почти пять лет. Это приводит к выводу, противоположному предыдущему: Западу следует проявлять осторожность в стремлении дестабилизировать или разрушить Российскую Федерацию. Далекий от желания покончить с последствиями неудавшегося коммунистического эксперимента, Запад, возможно, непреднамеренно стремится завершить полутысячелетнюю старую Российскую империю.
Поэтому нам следует опасаться бессмысленных попыток «ослабить» Россию. Это предупреждение совсем недавно было продемонстрировано бывшим госсекретарем Генри Киссинджером в Давосе, который призвал украинцев «сопоставить героизм, проявленный ими в войне, с мудростью для баланса в Европе и в мире в целом».
Вдохновение в отношении того, как действовать с балансом и отношениями между Западом и Россией, и предупреждение о том, чего не следует делать, мы можем обратиться к судьбе православного прародителя России, Второго Рима: Восточная Римская империя, ее крах , его последний бой и все, что последовало за ним.
К 1000 году нашей эры Восточной Римской империи исполнилось почти 700 лет, поскольку она возникла в результате окончательного разделения первоначальной Римской империи на две половины в конце 300-х годов. Он намного пережил своего западного брата, исчезнувшего в 476 г. н.э., дату, которую обычно называют «падением Рима». С тех пор Восточный Рим с центром в Константинополе нес римский факел. Иногда пламя полыхало жарко, как, например, при императоре Юстиниане Великом, когда империя расширялась на запад до Испании. Но иногда пламя охлаждалось, и к концу XI века оно опасно остыло. Серия внутренних восстаний и внешних конфликтов поставила империю на колени, и крах казался неизбежным.
Коллапс удалось предотвратить, когда к власти пришла новая власть: династия Комнинов. Путем взлетов и падений, при императоре Алексиосе I Комнине и его преемниках империя резко расширила свои границы и снова стала крупной державой. Но хотя комнатанский вариант римского факела горел ярче, чем многие его предшественники, он быстро перегорел.
К 1204 году империя снова сократилась и даже была ненадолго завоевана Западом, ее правительство было заменено католическим правительством, состоящим в основном из французских императоров, и поддержано Венецией, которая желала большего контроля над торговыми путями. Это небольшое государство, ныне называемое Латинской империей, само просуществовало только до 1261 года, после чего оно было вытеснено восстановленной Византийской империей, когда Константинополь был повторно захвачен византийской династией Палеологов.
Восстановленная империя была далека от прежних высот и еще дальше от высот первоначальной Римской империи. После короткого периода менее 200 лет Константинополь окончательно пал под властью Османской империи в 1453 году. Чуть более 20 лет спустя ее последний остаток, вышеупомянутое княжество Феодоро, ушел вместе с ним. Последнего Второго Рима больше не было.
Глядя на путь Второго Рима, можно обнаружить поразительное сходство с путем Третьего. Как и у ее православного предшественника, у России длинная и насыщенная история, полная различных государств и типов правления: одни по своей природе религиозны, другие менее.
Подобно византийцам, Россией иногда правили туземцы, а иногда — те, кто родился в другом месте. Но если рассматривать их как одну длинную имперскую историю, сходство становится еще острее.
Таким образом, Советский Союз не был новым государством, а вместо этого был русским эквивалентом комнатынской реставрации: новая правящая сила, взявшая на себя управление после гражданской войны и наблюдающая за быстрым расширением. Для византийцев этой силой была волевая и зоркая династия Комнинов; для россиян именно большевики захватили власть над государственным аппаратом. У обеих этих новых правящих сил был медленный старт, и обе они, возможно, начали свое истинное восхождение при своих вторых «династических» лидерах, Алексиосе I Комнине от Византии и Иосифа Сталина от СССР. В течение десятилетий обе страны значительно расширились: византийцы, несомненно, вновь обрели статус великой державы (или, по крайней мере, его эквивалент в начале 1000-х гг.) в своей части мира, а к XIX в.В 50-е годы сфера влияния Советского Союза простиралась по всей Евразии от Берлина до Пекина.
Но, как и комнатанская реставрация, стремительная большевистская экспансия вскоре обратилась вспять. Спустя чуть более 100 лет после того, как Алексей I Комнен занял трон Второго Рима и предпринял свои экспансии, византийцы, как уже говорилось, были ненадолго завоеваны латинским Западом в 1204 году. западным идеологическим силам в конце 1980-х — начале 1990-е. В то время как Третий Рим не был буквально завоеван Западом, как Константинополь, Москвой в период 1990-х управляла администрация Бориса Ельцина, правительство, которое само фактически управлялось западной неолиберальной мыслью и было, в случае с 1996 г. Президентские выборы в России, буквально поддерживаемые американским вмешательством в выборы.
Наконец, и Второй, и Третий Рим следовали за своими периодами западного контроля или влияния с отбрасыванием этого западного правления, первый — путем восстановления Византийской империи при династии Палеологов, а второй — в лице президента Владимира Путина. . Как Палеологи сделали со своими предшественниками, правительство Путина вернуло все символы былого величия Третьей Римской империи: любовь к родине, православие, гордость за историю, недоверие к Западу и уважение к лидеру, не обязательно создавая культ.
личности — и все это при том, что не удалось по-настоящему предотвратить упадок. Путинская Россия пытается получить территории, которые она когда-то контролировала, и отчаянно борется за восстановление своей прежней сферы влияния, как это сделала Византия Палеологов. Но, как и Второй Рим, Третий сталкивается с непреодолимыми встречными ветрами: поднимающийся Восток, национализм в бывших колониальных и территориальных владениях, внутренняя коррупция и намерение Запада использовать торговлю и другие средства, чтобы ослабить и перемолоть его.
В конце концов, этих неприятностей было достаточно, чтобы унести византийцев по ветру времени. Сдуют ли они сегодня Россию? И что произойдет, если они это сделают? Вот вопросы, с которыми сейчас должен столкнуться Запад.
Это не предназначено для оправдания действий России путем аналогии или сравнения. Вместо этого он призван привлечь внимание к критической важности понимания того, что события, которые разворачиваются в настоящее время, являются результатом напряженности, которая началась намного раньше, чем распался Советский Союз в 1919 году.
91. Эту напряженность нельзя сбрасывать со счетов; «они вечно ссорятся» — не причина игнорировать детали. Это повод обратить еще более пристальное внимание и отложить в сторону такие фразы, как «правильная сторона истории» и открытая политика, вроде желания «ослабить Россию».
Нападение России на Украину, как и многие последние византийские нападения на бывшие территории, не имеет большого морального оправдания, кроме увеличения могущества умирающей империи. Но отсутствие морального оправдания не требует, чтобы весь вес западного мира был использован в попытке уничтожить актера, по крайней мере, без предварительного тщательного рассмотрения последствий. Бесспорно, например, что рвение президента Вудро Вильсона по наказанию Германии в Версале за ее аморальные нападения на гражданское население в Бельгии во время Первой мировой войны привело непосредственно к немецкому реваншизму в XIX веке.30-х годов и до Второй мировой войны.
Бесспорно также, что стремление Венеции и Запада к торговым путям и открытость к применению силы серьезно ослабили Византийскую империю и создали вакуум власти.
Хотя этот вакуум позволил Венеции увеличить свое богатство и укрепить позиции католической Европы, он все же оставался вакуумом. И в этом вакууме возникла исламская Османская империя, которая продолжала протягивать руку вглубь Европы, почти захватив ее сердце, и была остановлена только у ворот Вены в 1683 году интервенцией Польши в последнюю минуту; он продолжал существовать до 1922. Стоили ли 500 лет жестокой бойни и войны с Османской империей всплеск венецианского ВВП в 1200–1300-х годах?
Следовательно, планируя будущее западно-российских отношений, лидерам, возможно, следует понимать, что Запад имеет дело не с разлагающимися остатками недолговечного коммунистического государства 20-го века, а сражается с последними стадиями долгоживущая империя, которая очень хочет остаться в живых. Это, в свою очередь, должно повлиять на политику Запада в отношении России. На данный момент это не так. Рецепты, которые западные либеральные аналитики часто выписывают для попытки изменить курс России — свободные выборы, ведущие к свержению путинского режима или, если диктатура сохранится, к ослаблению России, — на самом деле могут стать помехой для будущих отношений и, что особенно важно, к миру.
Свободные выборы — далеко не панацея. Это должно быть очевидно для либеральных интернационалистов, которые уже считают все выборы, выигранные националистически правыми, украденными или коррумпированными. На своих первых свободных выборах русский народ выбрал Бориса Ельцина, человека, который уже возглавлял российский сегмент СССР и поэтому был, по сути, второстепенным. В следующей кампании 1996 года они выбрали кандидата от коммунистов, хотя из-за вышеупомянутого американского вмешательства Ельцин «выиграл» переизбрание. Геннадий Зюганов, настоящий победитель, поддерживал крайне агрессивную внешнюю политику России. Его внешняя политика была настолько агрессивной, что Ельцин, отчаянно нуждавшийся в американской помощи, предупредил действовавшего тогда президента Билла Клинтона, что коммунисты вторгнутся в Крым, если они победят.
Путин побеждал на всех президентских выборах с 1996 года (за исключением 2008 года, на котором победил избранный Путиным Дмитрий Медведев), ни один из которых никоим образом нельзя назвать свободным.
Однако нет никаких доказательств того, что Путин или Медведев обязательно проиграли бы любых из этих выборов, если бы они были свободными. Даже если бы они проиграли, кандидаты от оппозиции в основном были довольно консервативной группой. Главный из них Алексей Навальный заявил, что не вернет Крым Украине, и однажды приравнял террористов-мусульман к тараканам.
Сами русские люди крайне консервативны. Опросы показывают желание жить в мире с Западом, но те же самые опросы также показывают непреодолимое желание вернуть себе имперское величие и проводить социально консервативную политику. Мысль о том, что свободные и демократические выборы приведут к тому, что русский народ откажется от своих имперских амбиций и социального консерватизма, фантастична.
Но если надежда на то, что свободные выборы превратят Россию в Нью-Джерси, фантастична, то другая часто призываемая политика — ослабление России без какой-либо конкретной цели или ориентира — может быть совершенно опасной.
Хотя, конечно, сегодня нет прямого эквивалента османам — нет никаких шансов, что Россия будет полностью завоевана, как византийцы, ни Турцией, ни кем-либо еще — все же есть последствия слепых попыток «ослабить» Россию, а именно возможность заставить их еще ближе к Китаю.
В 1939 году ВВП Италии Бенито Муссолини составлял около 39 процентов ВВП Германии Адольфа Гитлера. Сегодня ВВП России составляет около 10 процентов экономики Китая. Чем слабее российское государство, тем больше оно становится государством-клиентом Китая. Хотя в некоторых умах идея о том, что Россия может в ближайшее время быть завербована Западом против Китая, надуманная, нам не нужно активно сталкивать их вместе. Более того, российско-украинский конфликт когда-нибудь закончится. Если это приведет к тому, что Россия станет клиенткой Китая, а Украина будет восстановлена Китаем, китайцы будут эффективно доминировать в Евразии в той же или большей степени, чем Советы, что не в интересах Америки. .
Но есть еще одна возможность, о которой почти не упоминают и которая гораздо более угрожает безопасности Запада: это полный крах российского государства.
Государственный потенциал России уже слаб. Любой, кто прожил в России длительное время, может это увидеть: все больше потерянной молодежи, «фантомные» рабочие места (Россия очень хорошо умеет искусственно создавать рабочие места в госсекторе там, где их не должно быть), утечка мозгов и повсеместная коррупция. Попытка «ослабить» Россию на данном этапе без четкой стратегии может быть похожа на попытку ослабить треснувшее стекло: оно может просто разбиться.
Когда в 1204 году Запад стремился заменить византийцев Латинской империей, они и представить себе не могли, к чему приведут их действия. Если Россия расколется, это повлечет за собой последствия, которые мы не можем себе даже представить — не через сотни лет, а здесь и сейчас, — и нет никаких признаков того, что власть предержащие в Вашингтоне, округ Колумбия, готовятся к каким-либо из этих последствий. Разрушенная Россия вызывает десятки, если не сотни насущных и опасных вопросов: что происходит с их ядерным арсеналом? Что произойдет, если Польша попытается вернуть земли, украденные у них Советским Союзом? Стремится ли потенциально более сильная на тот момент Украина отомстить и начать атаки на то, что было собственно Россией? Если Китай двинется на север, чтобы поглотить оставшиеся княжества или российские ответвления, как отреагируют США? А что произойдет, если коллапс спровоцирует куда более опасную и жестокую форму русского национализма, как это произошло в Германии после Первой мировой войны?
Если во имя «правильной стороны истории» Запад достаточно сильно прижмет Россию и Третий Рим в конце концов рухнет целиком и распадется на разные республики, как византийцы на княжества, то будут совершенно новые и непредсказуемые последствия.
Последнее из павших византийских княжеств, княжество Феодоро, целиком располагалось на Крымском полуострове. Его столица находилась всего в нескольких километрах от современного Севастополя. Тот факт, что место последних остатков Второй Римской империи находится там, где Третий Рим сегодня сосредоточил свою последнюю попытку вернуть себе славу, является исторической иронией, которую не следует упускать из виду политикам. История рифмуется, прошлое еще не прошлое: западные государственные деятели могут выбрать любой часто повторяемый трюизм, помогающий донести суть.
Возможно, Третий Рим должен пасть. Возможно нет. Но если это произойдет, политики должны знать, что мы не открываем новые горизонты. Этот путь пройден много раз, и те, кто шел по нему, не любили, куда он ведет.
Рекламное объявление
Борьба «Второго» и «Третьего» Рима: есть ли выход, кроме раскола?
Сторонники умеренного ислама, который поддерживает терпимость, разнообразие и плюрализм, возможно, делают ставку не на ту лошадь, поддерживая мусульманских ученых на зарплате автократов.
Опрос на Ближнем Востоке, кажется, подтверждает, что спонсируемые государством священнослужители не заслуживают доверия.
Недавние исследования, показывающие, что ненасильственные протесты становятся все менее эффективными, усугубляют проблемы, вызванные дефицитом легитимности священнослужителей.
Сочетание отстающего доверия и сниженной эффективности повышает риск насилия по политическим мотивам.
Добавьте к этому, что молодые мусульмане тяготеют к воинственности в мире предполагаемого преследования правоверных.
Там Хусейн, отмеченный наградами журналист-расследователь и писатель, который провел время с джихадистами в различных условиях, отметил в недавнем блоге и интервью, что часть мусульманской молодежи, которая видит, как западные военные действуют в мусульманском мире, часто принять аргумент джихадистов о том, что мусульмане не были бы жертвами, если бы у них было подлинно мусульманское государство с вооруженными силами и религиозными законами, которые бы пользовались благосклонностью Бога.
Достижение государства, говорят джихадисты, должно быть «через кровь, (потому что) розу можно получить, только положив руку на шипы».
Г-н Хусейн предупредил, что «с этим настроением молодых мусульман… нельзя бороться с помощью банальностей, непродуманных программ дерадикализации и дурацких веб-сайтов, созданных для борьбы с социальными сетями».
Проницательность г-на Хусейна касается сути соперничества за мягкую религиозную силу в мусульманском мире, которое по своей сути включает борьбу за определение концепций умеренного ислама.
По сути, г-н Хусейн утверждает, что заслуживающий доверия ответ на религиозно вдохновленную воинственность должен исходить от независимых исламских ученых, а не от священнослужителей, выполняющих приказы мусульманских автократов.
Утверждение журналиста подкрепляется примерно тремя четвертями арабской молодежи, ежегодно опрашиваемой базирующейся в Дубае фирмой по связям с общественностью ASDA’A BCW, которые в последние годы последовательно заявляют о необходимости реформирования религиозных институтов.
Комментируя опрос агентства, проведенный в 2020 году, ученый из стран Персидского залива Эман Альхуссейн сказал, что арабская молодежь обратила внимание на религиозных деятелей, одобряющих введенные правительством реформы, которые они отвергали в прошлом.
«Это не только подпитывает скептицизм арабской молодежи по отношению к религиозным институтам, но и еще больше подчеркивает непоследовательность религиозного дискурса и его неспособность дать своевременные объяснения или оправдания меняющейся реальности сегодняшнего дня», — написала г-жа Альхусейн.
Г-н Хусейн предупредил, что «многие… благонамеренные лидеры и имамы не понимают, и я видел это собственными глазами, что у радикальных проповедников… есть сторонники. Они задевают за живое, и за ними наблюдают», в отличие от «тех, кого они считают «учеными за доллары»… Между молодежью и имамами существует диссонанс. …
Когда, несомненно, эрудированные шейхи Азхари, такие как Али Гомаа, по-видимому, поддерживают убийство Сиси невинных людей, за которым последовала поддержка Хабибом Али Джифри своего учителя, нельзя не понять их затруднительное положение и гнев», — сказал г-н Хусейн, имея в виду ученых.
Аль-Азхар, цитадель исламского образования в Каире.
Г-н Хусейн указывал на Али Гомаа, который, как великий муфтий Египта, защищал убийство около 800 ненасильственных демонстрантов на площади Каира после военного переворота 2013 года под руководством генерала, ставшего президентом Абдулом Фатахом. ас-Сиси. В результате переворота был свергнут Мохамед Мурси, брат-мусульманин и единственный демократически избранный президент Египта.
Родившийся в Йемене священнослужитель, поддерживаемый ОАЭ, г-н Аль-Джифри, ученик г-на Гомы, входит в группу исламских ученых, которые помогают представить Эмираты как маяк авторитарной формы умеренного ислама, охватывающего социальные реформ и религиозного разнообразия, отвергает политический плюрализм и требует абсолютного подчинения правителю.
В группу входят бывший египетский муфтий Абдулла бин Байя, уважаемый мавританский богослов, и его ученик Хамза Юсуф, один из видных мусульманских деятелей Америки.
Г-н Хусейн мог бы включить Мохаммеда аль-Иссу, генерального секретаря Всемирной мусульманской лиги, основного средства, используемого наследным принцем Саудовской Аравии Мухаммедом бин Салманом для мобилизации религиозной мягкой силы и распространения своей авторитарной версии ислама.
Авторитарные реформаторы, такие как президент ОАЭ Мохаммед бен Заид и г-н бин Салман, предлагают обновленную версию общественного договора 21-го века, который удерживал недемократические арабские режимы у власти на протяжении большей части периода после Второй мировой войны.
Контракт подразумевал отказ населения от политических прав в обмен на социальное государство в богатом нефтью Персидском заливе или адекватное предоставление общественных услуг и товаров в менее богатых арабских государствах.
Эта сделка сорвалась из-за народных арабских восстаний 2011 и 2019/2020 годов, которые не пощадили страны Персидского залива, такие как Бахрейн и Оман.
Распад был вызван не только неспособностью правительств выполнить поставленные задачи, но и тем, что правительства время от времени открывали политическое пространство исламистам, чтобы они могли противостоять левым силам.
Ученый Хешам Аллам резюмировал политику как «больше идентичности, меньше класса».
По сути, ближневосточное правительство запрыгивало на подножку, которая во всем мире усиливала религиозные и националистические силы.
На примере Египта в только что опубликованной книге «Бесклассовая политика: исламистские движения, левые и авторитарное наследие в Египте». Г-н Саллам утверждал, что «в конечном итоге эта политика привела к раздробленности противников экономических реформ, усилению культурных конфликтов внутри левых и перестройке политической жизни вокруг вопросов национальной и религиозной идентичности».
Чтобы возродить основу общественного договора, господа бин Зайед и бин Салман объединили степени социальной либерализации и более широкие права женщин, необходимые для диверсификации их экономики и увеличения рабочих мест, а также возможностей для работы, развлечений и отдыха.
В то же время они подавляли инакомыслие дома и пытались помешать, хотя и не жестоко, повернуть вспять политические изменения в других частях региона.
Несмотря на это, исследователь Нора Дербал описывает в своей недавно опубликованной книге «Благотворительность в Саудовской Аравии: гражданское общество в условиях авторитаризма» несоответствия между интерпретациями исламского руководства со стороны государственных чиновников и поддерживаемых государством священнослужителей, благотворительных организаций и групп гражданского общества, имеющих собственное понимание.
В одном случае г-жа Дербал отметила, что правительство пыталось ограничить получателей благотворительной помощи владельцами национального удостоверения личности Саудовской Аравии. Она процитировала представителя одной группы, сказавшего, что «с точки зрения ислама любой человек, мусульманин или не мусульманин, заслуживает помощи в случае необходимости».
Тем не менее, идея авторитарного умеренного ислама, кажется, работает для ОАЭ и многообещающа для Саудовской Аравии, но в других странах Ближнего Востока и Северной Африки она находится на шатком основании.
Недавний опрос, проведенный ASDA’A BCW, показал, что из 3400 опрошенных молодых арабов в возрасте от 18 до 24 лет в 17 арабских странах пятьдесят семь процентов считают ОАЭ страной, в которой они хотели бы жить. 37% хотели, чтобы их родная страна подражала ОАЭ.
Результаты опроса резко контрастируют с представлениями г-на Хусейна о недовольных, радикально настроенных мусульманах и джихадистах, с которыми он столкнулся в Сирии и других местах.
Расходящиеся изображения могут быть двумя сторонами одной медали, а не взаимоисключающими. Опрос и другие опросы, а также г-н Хусейн, вероятно, затрагивают различные сегменты мусульманской молодежи.
Лауреат Нобелевской премии по литературе Орхан Памук описал мужчин и женщин, о которых говорил г-н Хусейн, как имеющих «ощущение того, что они являются гражданами второго или третьего сорта, чувствуют себя невидимыми, непредставленными, незначительными, как будто никто ничего не значит — что может управлять людьми к экстремизму».
Некоторые из тех, кто отвечает на опросы, могут быть чуткими, но, вероятно, не станут повышать свои ставки, потому что им есть что терять.
Тем не менее, недавние опросы, проведенные Вашингтонским институтом ближневосточной политики, показали, что 59% респондентов в ОАЭ, 58% в Саудовской Аравии и 74% в Египте не согласны с тем, что «мы должны прислушиваться к те из нас, кто пытается интерпретировать ислам более умеренным, терпимым и современным способом».
Учитывая, что в той среде, которую изображает г-н Хусейн, ОАЭ «многие считают, что ОАЭ активно подрывают чаяния миллионов арабов и мусульман в своих собственных политических целях, можно понять, почему эти (разгневанные) молодые люди будут продолжать бороться», — сказал журналист.
«Когда ученые не действуют как громоотвод для своей паствы, или не доносят свои чувства до власти, или недостаточно самостоятельны, дело становится безнадежным и молодые люди, будучи молодыми, ищут другие пути», — сказал г. добавил Хусейн.
Пакистан — одно из мест, где разыгрываются сценарий г-на Хусейна и анализ г-на Памука. В июле в отчете Совета Безопасности ООН говорилось, что «Техрик-и-Талибан Пакистан» (ТТП), также известная как пакистанские талибы, может похвастаться самым большим числом иностранных боевиков, действующих с афганской территории.
В отчете говорится, что многие из 3000–4000 бойцов ТТП были освобождены из афганских тюрем вскоре после прошлогоднего падения Кабула.
Недавнее академическое исследование показало, что ненасильственное инакомыслие демонстрирует самый низкий уровень успеха более чем за столетие, хотя количество протестов не уменьшилось, что увеличивает угрозу воинственности.
Одно исследование пришло к выводу, что количество протестных движений во всем мире утроилось в период с 2006 по 2020 год, включая драматические народные арабские восстания 2011 года. Тем не менее, по сравнению с началом 2000-х годов, когда два из трех протестных движений, требующих системных изменений, добились успеха, сегодня это одно из шести, а это означает, что вероятность провала протестов выше, чем когда-либо с 1930-х годов, по словам гарвардского политолога Эрики Ченоуэт. Г-жа Ченоуэт предположила, что резкий спад был самым резким за последние два года.
Для сравнения, эффективность вооруженного восстания снижается медленнее, чем ненасильственного протеста, что делает две стратегии почти равными по шансам на успех. «Впервые с 1940-х годов, десятилетия, когда доминировали поддерживаемые государством партизанские восстания против нацистской оккупации, ненасильственное сопротивление не имеет статистически значимого преимущества перед вооруженным восстанием», — сказала г-жа Ченоуэт.
