Вера как гносеологический феномен

При поверхностном взгляде проблема веры есть проблема религиозная, достойная внимания служителей культа и тех людей, которые этой проблемой интересуютcя. Но при более внимательном взгляде проблема веры предстает в несколько ином ключе. Пользуется ли верой человек, далекий от религии? Конеч­но, поскольку вера составляет ядро устойчивого, принятого субъектом знания, которым он, не раздумывая, пользуется в различных случаях жизни, особенно когда решает типовые, много раз уже решавшиеся задачи. Это с одной стороны, а с другой – как ему быть, если расширение объема современных знаний за­трудняет их самостоятельное полное и глубокое освоение отдельным индиви­дом? Как ему быть, если удвоение информации происходит за 15–20 лет, а за 100 лет совокупные знания возрастают в 32–64 раза? Охватить сознанием и пе­репроверить все знания индивиду в одиночку невозможно. Из этого следует, что качественная переработка накапливающейся информации под силу только солидным творческим научным коллективам. Жизнь принуждает, хотя бы вре­менно, какое-либо знание брать на веру. Как это ни парадоксально, но по мере движения человечества к раскрытию тайн природы, к получению знаний обо всем масса информации делает человека несвободным, поскольку самостоя­тельно проверить истинность или ложность получаемых им из различных ис­точников сведений становится все более и более проблематичным. Но не без­надежным. Возрастает роль научных коллективов и школ, призванных прове­рять информацию, получаемую из различных источников. Индивид вынужден прибегать к экономии мышления. Экономия мышления не является единичным случаем, поэтому резонно говорить о законе экономии мышления. Закон эко­номии мышления – это та мыслительная тропа, которой шли и будут идти лю­ди. В какой-то мере этот закон имеет общее с принципом экономии мышления, открытым Э. Махом. По мнению автора, закон экономии мышления выражает зависимость (несвободу) процесса мышления от алгоритмов решения различного рода задач, выработанных поколениями ранее живших мыслителей (далеких и близких), от заранее подготовленных выводов, ответов, решений по типовым жизненным ситуациям. Этому закону подчинена и типовая мыслительная дея­тельность людей, отраженная в законах мыслительной деятельности (в логике). Овладение сжатой, сконцентрированной информацией – это один из путей при­обретения свободы ориентации в накопленной информации. Но и эту сжатую, концентрированную информацию человек может воспринимать в большинстве случаев только на веру. Вера – это знание, от которого в силу различных об­стоятельств человек несвободен в процессе своей жизни и деятельности. Опи­раясь на эту информацию, он углубляет свои знания о мире. Таким образом, ве­ра приобретает гносеологический характер. Все подрастающее поколение, обу­чаясь в школах и вузах, осваивает большой объем информации, воспринимая огромную его часть на веру. Вся информация, включая и ту, которая восприня­та на веру, служит методологией дальнейшего самостоятельного познания, ме­тодологией жизни и деятельности молодого поколения. Коли это так, то над проблемой веры, выступающей гносеологическим феноменом, следует заду­маться.

* * *

Познание представляет собой одну из необходимейших сфер и условий нормальной деятельности человека. Без познания человек не может в прямом и в переносном смысле шагу шагнуть. Но почему человек шагает уверенно по земле, не ощупывая каждый сантиметр пути? Потому что это процесс постоян­ного решения много раз решавшихся типовых задач, который дал сначала тол­чок формированию уверенности, а затем и веры, что решение всегда будет та­ким, а не иным. Генезис веры связан с формированием уверенности человека в чем-либо. В последующем эта уверенность была перенесена на различные сфе­ры природного и социального бытия человека.

Процесс познания как процесс отражения действительности и получения истинного знания (информации) достаточно глубоко разработан и широко представлен в научной литературе. Его шаги или ступени четко выверены. Однако при внимательном анализе процесса познания выясняется, что в едине­нии или параллельно с отражением (чувственным, логическим) идет индивидуальное и социальное освоение мира, который влияет на процесс познания, ускоряет или тормозит его, привносит элемент субъективного в процесс и результаты познания.

Необходимо отметить, что про­цесс отражения и процесс индивидуального и социального освоения мира хотя и органически переплетены, но не совпадают. Отражение (в идеале) не совпа­дает с процессом освоения мира. Отражение носит объективный характер, ос­воение мира отдает субъективизмом. Отражение, по крайней мере чувственное, является природной способностью человека, овладевает которой он сам. Про­цесс индивидуального и социального освоения мира – результат обучения как самостоятельного, так и с помощью общества. Здесь коренится противоречие между отражаемой и воспринимаемой информацией о мире, позволяющее от­ветить на вопрос: почему у страха глаза велики? Поскольку органы чувств от­ражают одно, а сознание, в котором заложены различные стереотипы мышле­ния, включая ошибочные, может воспринимать другое. Соотношение объек­тивного и субъективного в познании можно рассмотреть на примере отражения мира человеком, бывшим с рождения слепым, но впоследствии получившим возможность видеть. Исходным для выяснения проблемы является тезис: «Мы смотрим глазами, а видим сознанием»[1]. Почему? Да потому, что для осмыслен­ного отражения нужны знания, хотя бы элементарные. Младенец нам об этом не расскажет. Взрослый человек – может. Взрослый человек, получая зрение, оказывается неспособным зрительно выделить объекты, распознать или назвать их, он только говорит о массе света и цветов. На обучение видению нужны годы[2]. Познающий субъект смотрит на объект, получает его отражение, но до тех пор, пока субъект не научится видеть определенные формы (а это дает сознание), отражение кажется бесформенным. Субъект познания, не обученный способности различать особенности увиденного, не способен зрительно определить форму, цвет и иные параметры познаваемого предмета или процесса. Поэтому он верит другим органам чувств, в частности коже рук, которая ему заменяла глаза, но не верит глазам. «Например, один пациент, когда ему показали апельсин спустя неделю после того, как он начал видеть, сказал, что он золотой. На вопрос: “Какой он формы?” – он ответил: “Дайте мне пощупать его, и я скажу”. Ощупав его, он сказал, что это апельсин. Затем он долго вглядывался в него и сказал: “Да, я вижу, что он круглый”. Когда ему показали синий квадрат, он сказал, что это синий круг. Когда ему показали углы, он сказал: “А, да, теперь я понимаю, можно видеть, каковы они на ощупь”»[3]. Данный пример показывает процесс превращения органа, которому не доверяют, в орган, которому можно доверять.

Следовательно, вера вторична по отношению к способности человека отражать мир посредством орга­нов чувств. В последующем вера, в силу превращения в методологию позна­ния, приобрела способность диктата видения отдельных граней мира и его бы­тия. Если вера не преследует своей целью объективное отражение действитель­ности, то она маскирует свою сущность обращением к тем сферам бытия, кото­рые не поддаются контролю с помощью органов чувств. Такая вера прячет объ­екты своего внимания в сферу сверхчувственного. Обратимся к данным офици­альной статистики католической церкви. В разных местах земного шара в на­стоящее время хранятся 1234 гвоздя, которыми, если верить утверж-дениям церкви, был прибит к кресту Иисус Христос[4]. Следовательно, вера требует ве­рить, что вся эта масса гвоздей была использована по соответствующему на­значению. Подобного рода примеров, особенно с «нетленными» мощами, можно привести весьма много[5]. С точки зрения теории познания получается, что вера диктует последователю веры необходимость видеть в предмете познания то, чего желает вера. Научная вера желает видеть качество предмета таким, ка­ково оно есть в объективной реальности. Иные виды вер (антинаучные) пред­полагают видение качества познаваемого предмета таким, каково оно удобно или необходимо конкретной вере. Роль веры в коррекции познавательного про­цесса достаточно велика не только на ступени чувственного познания, но и на ступени логического, когда в соотносимые понятия вносится специфический смысл.

Индивидуально-человеческое освоение мира связано с принятием или непринятием того, что получено в процессе индивидуального или социального отражения различных сторон бытия. Приращение знания – процесс непрерыв­ный. Выступая на IV Российском философском конгрессе, ректор МГУ В. А. Садовничий отметил, что «производство знания – это бесконечный процесс. Никогда не наступит время, когда человек будет знать ответы на все, что его интересует. Всегда будет существовать тяга человека к новым знаниям»[6]. Ов­ладение знанием, особенно процесс его понимания и усвоения, – процесс ступен­чатый, скачкообразный. Скачкообразность процесса освоения мира связана, с одной стороны, с принятием или непринятием нового знания, а с другой сто­роны – со стремлением к устойчивости осмысленного бытия. Новое знание вы­зывает настороженность. Человек – существо инертное, и непрерывных перемен он не приемлет. Его больше устраивает устойчивость, хотя бы относительная. Поэтому любое новое знание проходит субъективный контроль: верю – не верю. Этот субъективный контроль, связанный с процессом индивидуального и со­циального освоения мира, несет в себе элемент агностицизма, отторжения зна­ния, которое не соответствует личным или групповым убеждениям. В процессе школьного или вузовского обучения такого, как правило, не происходит. Мате­риал рекомендованных учебников и учебных пособий школьниками и студентами в основном не подвергается сомнению. Обучаемые учат то, что им дают. Они будут спрашивать, часто не утруждая себя вопросом: «является ли истинным то, что мы учим?»

Знание вообще – это достояние всего человечества. Все знание для чело­вечества ценно. Из всего объема знаний человек переосмысливает и усваивает часть, только то, что считает для себя значимым. В силу того, что длительные научные прогнозы не могут предсказать, предугадать все или какие-то следст­вия из полученного знания, то не всеми субъектами познавательной деятельно­сти эти прогнозы воспринимаются на веру. В. А. Садовничий констатирует: «Именно по этой причине лично я не принимаю на веру рассчитанные на дли­тельные промежутки времени научные, а тем более технические, технологиче­ские прогнозы»[7].

Все знание имеет большую или меньшую значимость (ценность). Значи­мое (ценное) делится на сферы мыслимого и немыслимого (веры и неверия). Мыслимое составляет основу убеждений человека – веры. Вера служит челове­ку опорой, основой для познания мира. При этом вера не остается неизменной, она меняется с изменением человеческого (общественного и индивидуального) знания. Наряду с верой, с мыслимым, существует знание из области немысли­мого. Немыслимое есть, но его ценность с точки зрения познающего субъекта либо лишена значимости («вечный» двигатель – в силу невозможности его созда­ния), либо значимость может носить отрицательный характер (нечто отврати­тельное, разрушительное). Немыслимое своим существованием выделяет, под­черкивает значимость мыслимого, того, во что верит человек.

Вера – это гносеологический феномен, проявляющийся в индивидуаль­ном и общественном сознании, служащий устойчивости духовного бытия ин­дивида и общества в силу ограничения не только содержания знания, но и спо­собов (методов) его получения. Также вера исполняет роль связующего звена между сознанием индивида и сознанием общества. Вот почему для общества и государства не должно быть безразличным, во что человек верит, являются ли предметом его веры объективные процессы природы, общества или объекты мистические. Почему это важно? Потому, что человек, живущий проблемами реальности, живет интересами общества и государства. Человек, живущий про­блемами мистики, только создает видимость, что его интересуют проблемы земные, в действительности, если он не обманщик, его проблемы далеки от ре­альности. Религиозный фанатик, выступающий в качестве террориста-смертника, свою жизнь приносит не на алтарь Отечества, а как жертву сверхъ­естественной силе, дабы занять достойное место не на Земле, а в потусторон­нем мире. Он тем самым освобождается от тягот земного бытия.

Вера – это совокупность жизненно важных установок в области теории и практики, которые определяют относительно устойчивое, определяемое субъ­ектом видение проблем бытия мира и человеческой деятельности. Вера как знание выступает своеобразным духовным коконом, внутри которого живет че­ловек, а потому она привносит элемент субъективности в любые формы дея­тельности и, следовательно, сказывается на результатах различных видов дея­тельности.

Процесс познания можно сравнить с восхождением на гору по скользким склонам, на которых у человека должны быть точки опоры, в которых он уве­рен. На эти опоры он может положиться, повторяя процесс восхождения. Ана­логом материальных опор являются опоры гносеологические – область знания, аксиомы – положения, принимаемые в процессе познания без доказательства. Неверие в силу разума, в возможность познания, в значимость промежуточных результатов познания не дает возможности полноценного осуществления по­знавательного процесса, ведет к агностицизму. Опорой для познания может служить любое предположение, вера в любые знания, способные дать положи­тельный эффект в процессе познавательной деятельности. Даже если эта вера связана с заблуждениями. Здесь есть элемент прагматизма, но он позволяет сдвинуть процесс познания с мертвой точки. Народная мудрость гласит, что «под лежачий камень вода не течет». Заблуждения со временем будут преодоле­ны. Но тот, кто стремится к истине, истины достигнет.

Исторически сложилось так, что вера и знание оказались антиподами, противоположностями, выражающими различные подходы к осмыслению ми­ра. Любое противопоставление веры и знания механически воздвигает пропасть между ними, позволяет рассматривать веру в качестве нечто, что основательно отличается от знания, носит не рациональный, а иррациональный характер, не­доступный рациональному осмыслению. Читая труды Л. Н. Толстого, находим: «Для того, чтобы человеку жить хорошо, ему надо знать, что он должен и чего не должен делать. Для того, чтобы знать это, нужна вера. Вера – это знание то­го, что такое человек и для чего он живет на свете. И такая вера была и есть у всех разумных людей»[8]. Вера, составляя область человеческого знания, может и должна осмысливаться рационально. Рациональное осмысление веры снимает с нее покров таинственности, позволяет рассмотреть ее в качестве обыденного феномена, сопровождающего всю человеческую жизнь от начала до ее завершения. Понятие «вера» достаточно широко используется в обыденном языке, встречается в речи маститых ученых. Вера – это не только религиозное, но и внерелигиозное явление, она постоянно присутствует в жизни любого челове­ка, независимо от его отношения к религии. С. И. Ожегов рассматривает веру под разными углами зрения. Во-первых, вера – это убежденность, уверенность в ком-нибудь, чем-нибудь. Во-вторых, вера – это убежденность в существова­нии бога. В-третьих, вера – это религия[9]. Философский энциклопедический словарь 1983 г. издания трактует веру как центральную мировоззренческую позицию и одновременно психологическую установку в некоторых религиях[10]. Краткая философская энциклопедия, изданная в 1994 г., утверждает: «Вера –принятие чего-либо за истину, не нуждающееся в необходимом полном под­тверждении истинности принятого со стороны чувств и разума и, следователь­но, не могущее претендовать на объективную значимость»[11]. Там же указывается на то, что в английском языке четко различаются теоретическая вера в то, что нечто есть (belief), и религиозная вера (faith). Атеистический словарь рас­сматривает веру в трех ракурсах. Во-первых, как вероучение, то есть как систе­му религиозных взглядов, которых придерживается тот или иной человек. Во-вторых, как специфическое отношение к действительным или воображаемым объектам, когда их достоверность или истинность принимаются без теоретиче­ского и практического доказательства. В-третьих, термином «вера» обозначают также основанную на знании убежденность, уверенность человека в истинности тех или иных научных или общественно-политических идей[12]. Центральным звеном веры является убеждение. С. И. Ожегов трактует убеждение как твердый взгляд на что-нибудь, основанный на какой-нибудь идее, мировоззрении[13]. Убеждение есть уверенность, что знание, каким обладает человек, его не под­ведет. Совершая постоянно, многократно какие-либо действия и достигая при этом положительного результата, че­ловек формирует внутреннюю уверенность в том, что так будет и впредь.

Вера знаменует собой несвободу человека от опорных, ключевых знаний в его деятельности. Освобождение, свобода от центральных мировоззренческих установок (веры), составляющих несвободу человеческого бытия, приводят субъекта деятельности к неверию, к состояниям рассеянности, хаоса, связан­ным с утратой им опор его повседневной деятельности. Теоретическим, ин­формационным стержнем ста­бильности временного или постоянного бытия субъекта является та или иная вера, составляющая сплав определенных знаний и убеждений. Вера не сущест­вует вне индивидуального сознания, вера живет в сознании и через сознание. Вера является необходимым структурным элементом индивидуального созна­ния, охватывающим устойчивое, жизненно необходимое для субъекта бытия знание. На уровне общественного сознания вера представляет необходимый компонент каждой из форм общественного сознания. В силу того, что знание носит не только индивидуальный, но и общественный характер, оно (общественное знание) составляет структурный компонент сознания инди­вида.

Структурно вера как элемент индивидуального сознания включает в се­бя, во-первых, знание как совокупность информации о себе и мире. Во-вторых, самосознание, связанное с осмыслением субъектом познания себя как индиви­дуальности, включенной в систему социальных отношений. Самосознание яв­ляется центральным звеном веры, поскольку отражает отношение индивида или социальной группы к содержанию знания, выраженного в вере. Постоянно со­относя содержание своей веры со знаниями об окружающем мире и результа­тами индивидуальной познавательной деятельности, самосознание вносит сомнения в личные убеждения и ставит вопрос о сохранении или изменении убеждений.

Логично выделять не только веру как некое знание, но и веру как метод получения соответствующего знания. Вера как знание содержит в себе инфор­мацию о мире, его явлениях и процессах, преломленную через главные уста­новки веры. Вера как метод представляет собой совокупность знаний, служа­щих для получения, уточнения, изменения имеющейся информации, составляющей содержание веры как области знания. Одни верят в истинный характер рациональных методов познания, а другие отдают предпочтение иррациональ­ному.

Вера может выступать как знание, которое ограничивает поиск нового знания и претендует на свою абсолютную истинность, на завершенность со­держащегося в конкретной вере знания, а тем самым на статус вершины знания, методологический абсолют, способный объяснить все и вся. Вера как гносеоло­гический абсолют утверждает завершенность определенного, специфического для каждой такой системы видения мира, преобладание общественного виде­ния мира над индивидуальным взглядом на мир. Индивидуальное видение не может претендовать на изменение общего, а способно лишь укреплять общее. Здесь скрыто противоречие между индивидуальным познавательным процес­сом и знанием, закрепленным в коллективной вере. Это противоречие выража­ется в неспособности индивида видеть то, что предполагается видеть, исходя из основ коллективной веры. Это противоречие, опираясь на индивидуальное же­лание видеть то, что видению недоступно, порождает галлюцинации даже у вполне здоровых людей. Галлюцинация – это способность человеческого соз­нания, базирующегося на абстрактном мышлении, видеть то, чего перед глаза­ми нет, но что очень, очень хочется видеть, ощущать, воспринимать. Подтверждение галлюцинаций практикой не требуется, поскольку галлюцинации сами по себе в ряде религий рассматриваются как специфический вид духовной практики. Критерием истинности такого рода веры является рост числа его сто­ронников, которым удалось в процессе медитации воспроизвести в своем соз­нании нечто необычное, но специфическое для данной веры и не выходящее за рамки конкретного группового знания.

На проблему веры в науке обращает внимание академик Г. А. За-варзин – заведующий лабораторией Института микробиологии им. С. Н. Виноградского РАН в статье «Составляет ли эволюция смысл биологии». Он пишет: «Тезис о том, что с помощью представления об эволюции можно объяснить все биологические явления, стал наиболее распространенной предвзятой идеей в биоло­гии более полутора столетий тому назад. Нет надобности приводить ссылки на бесчисленное множество авторов, принимающих этот постулат как исходный для сколько-нибудь крупных обобщений в естествознании, – он так же принят материалистами, как вера в Бога фидеистами. Последовательность происхож­дения видов в науках о жизни представляется истиной в конечной инстан­ции»[14]. В приведенном тезисе Г. А. Заварзин сравнивает научное знание с верой, и это вполне обоснованно, поскольку вера в истинность знания определяет жиз­ненность конкретной теории, описывающей до поры до времени весь или поч­ти весь фактический материал.

Научная вера – знание, стремящееся к истине. Это тяжелая ноша челове­ка и человечества, связанная с постоянным совершенствованием и углублени­ем знаний. Эта ноша не каждому посильна, ее выдерживают не все. Еще в XVI в. М. Монтень отмечал: «Чем острее и проницательнее наш ум, тем отчетли­вее ощущает он свое бессилие и тем меньше доверяет себе»[15]. Сохранить дове­рие к себе, веру в себя, не допустить скатывания в область мистики, опираясь на закон экономии мышления, достаточно трудно. В своем стремлении к абсо­люту научное знание остается относительным. Но вера не может быть относи­тельной, она тяготеет к абсолюту. Вера берет на себя устойчивое в изменяемом. Вера является своеобразным примером стандартизации, пусть даже временной, научной деятельности. Научная вера подобна парадигме. Томас Кун отмечал: «Должны ли мы, наблюдая за тем, как часто… инструментальные предписания приводят к заблуждениям, сделать вывод, что наука должна отказаться от стан­дартных проверок и стандартных инструментов? Это могло бы привести к не­разберихе в методе исследования. Процедуры парадигмы и ее приложения не­обходимы науке так же, как парадигмальные законы и теории, и служат тем же самым целям. Они неизбежно сужают область явлений, доступную в данное время для научного исследования. Осознавая это, мы в то же время можем видеть тот существенный момент, согласно которому открытия, подобные откры­тию рентгеновских лучей, делают необходимым изменение парадигмы – и, сле­довательно, изменение как процедур, так и ожиданий – для определенной части научного сообщества»[16]. Переход от одной научной веры к другой есть рево­люция. Т. Кун писал: «…переход к новой парадигме является научной революцией…»[17]

Относительность научного знания при стремлении человека к абсолют­ному знанию, да еще с учетом действия закона экономии мышления, вызывает желание отдельных людей, не всегда далеких от науки, отдать недостающие звенья целостной картины мира на откуп сверхъестественным силам. Это лиш­ний раз выделяет гносеологические корни религии. Религиозная вера как гносеологи-ческий феномен выступает в качестве одного из проявлений закона экономии мышления, который позволяет просто и предельно доходчиво объяс­нить обывателю все стороны его бытия действием сверхъестественных сил.

Важную роль в жизни человека играет вера, опирающаяся на убежден­ность в силе человеческого разума, в его способности познать и понять неизве­данное. Такая вера признает, что у познания нет границ, необходимо только время и соответствующий инструментарий познавательной деятельности. Это вера оптимистическая. Такая вера несет в себе заряд активности. Она не дает остановиться на достигнутом, побуждает к постоянному движению вперед. Ве­ра, противоположная научному оптимизму, несет в себе заряд пассивности, ут­верждая уверенность, что все в мире давно уже познано, истолковано, записано в соответствующих книгах и человеку остается только это писание понять. Но понимание – это тоже проблема познания. Понимая, человек опять сталкивает­ся с дилеммой: верю – не верю. Все начинается сначала.

Процесс восхождения от простого к сложному, от известного к неизвест­ному предполагает веру. В этом случае вера является опорой для дальнейшего продвижения вперед. Если это так, то вера выступает промежуточным пунктом в сложной цепи познавательной деятельности.

Научная вера совершенствует и знания, и инстру­мент познания. Она стремится к тому, чтобы вера как метод вела к истинным знаниям, а вера как знание приближалась к стопроцентному соответствию отраженных знаний отражаемому объекту.

Что представляет собою истина с точки зрения науки? Истина есть вера в стопроцентное соответствие знаний об объекте самому объекту. Истина есть адекват­ное отражение действительности. Субъект познания желает, чтобы соответст­вие было полным, но является ли оно полным в действительности? Связь меж­ду верой в истинность и истинностью весьма проблематична. Вера – это гно­сеологический феномен, используемый в повседневном или научном познании и деятельности, когда субъект познания и деятельности уверен в том, что мыс­лительные блоки его мыслительной деятельности соответствуют его гносеоло­гическому идеалу или хотя бы удовлетворяют субъекта в процессе познания конкретного вида реальности. Как уже говорилось, вера может быть научной, бытовой, религиозной. Общенаучная вера всегда и неизбежно отстает от дос­тижений в области приращения научного знания, но постоянно стремится пре­одолеть это отставание. Вненаучная вера такими проблемами себя не утружда­ет, она довольствуется тем, что обеспечивает возможность своего бытия.

Не любое научное знание имеет статус научной веры. Вера не может ох­ватить собою все знание. Вера – это ограниченное знание и знание ограничивающее. Научное знание, несмотря на свою возможную полноту описания яв­ления или процесса, носит вероят-ностный характер, содержит элемент сомне­ния. Вера, в том числе и научная, претендует на абсолютное соответствие ото­браженного знания отображаемому объекту. Вера исходно содержит в своем содержании противоречие между знанием, которое она отражает, и тем знани­ем, на отражение которого она претендует. Вера претендует на статус живого знания, а отображает застывшее. Вера подобна кадру кинопленки, фиксирую­щей процесс жизни и запечатлевающей всегда прошлое, близкое или далекое. Вера как застывшее знание отражает то, что, возможно, когда-то соответство­вало действительности или взглядам на действительность. Преднамеренное ис­пользование устаревшего знания в качестве нового, не соответствующего дей­ствительности, роднит последователей такой веры с мошенниками.

Научная вера – постоянно возобновляемое знание, в меру консерватив­ное, но тяготеющее к изменению, характеризующее ступень познания, когда новое, абсолютно или относительно истинное знание превратилось в убежде­ние носителей научной веры.

Крепостью личной, обыденной веры является здравомыслие. Именно оно обладает большей устойчивостью к внешнему воздействию и именно на него ополчились те, кто желает внедриться в сознание человека, поколебать его лич­ностное видение мира и привнести в него свои специфические мотивы. Именно на него направлены призывы к смирению, к утрате личной гордыни в пользу внешнего «доброжелателя». В миропонимание личности вольно или невольно внедряется социальное видение различного рода проблем, которое может нести искаженный, предвзятый, специфически социально ориентированный характер. Принимая эту информацию (знание), человек корректирует свое видение мира, свои взгляды, а в конечном итоге – и свою обыденную веру.

Вера научная есть уверенность, возможно, временная, что полученное знание может служить опорой для дальнейших шагов в науке. Вера – это не­свобода системы знаний, работающая на укреп-ление данной системы знания в его противостоянии другим направлениям свободного поиска. Свобода поиска может привести не только к хаосу идей, но и к абсурду. В хаосе идей для того, чтобы вдумчиво разобраться в истинности или ложности суждений, заблужде­ний и т. п., нужны точки опоры, и их дает вера, пусть даже времен­ная, но вера в правильность той или иной точки зрения. Именно об этом ведет речь К. Ясперс в работе «Философская вера», рассуждая о диалектике: «Диалек­тикой называется то, что реально происходит под воздействием противополож­ностей, которые сталкиваются, объединяются и создают нечто новое. Но диа­лектикой называется и доведение противоположностей до антиномий, не ве­дающих разрешения, падение в неразрешимость, в противоречивое; называется и приведение к границам, где бытие являет себя абсолютно разорванным, где мое собственное бытие становится верой, а вера – постижением в кажущемся абсурдом»[18].

Человек является одновременно рабом и хозяином своей веры. Рабом яв­ляется человек, который не способен изменить содержание своей веры. Вера является безусловным фактором его несвободы, а к свободной деятельности такой субъект не способен. Хозяин своей веры корректирует ее по мере развития знания, составляющего содержание веры.

* * *

Создать целостный «портрет» веры и неверия весьма проблематично. Ве­ра не является всеобъемлющим и всеохватывающим фактором осмысления бытия, она представляет собой мозаичные вкрапления в нашу повседневную жизнь, она знаменует гносеологические опоры (области знания), которые чело­век создает, корректирует, меняет их по мере необходимости как утратившие свое предназначение. У веры есть мощный фундамент в виде духовных ценно­стей, опыта, выработанных человечеством. Но не все индивид берет себе в ка­честве опоры. В качестве опоры человек берет то, во что он верит.

Вера как гносеологический феномен носит всеобщий характер, выступая необходимым элементом процесса индивидуального и социального познания. Она пронизывает индивидуальное и общественное сознание, знаменуя собой специфическое видение индивидом проблем общества и требование общества к видению индивидом различных проблем объективной и субъективной реально­сти. Научная вера, как и другие веры, является формой проявления веры как таковой. Каждая из форм веры отражает свой специфический предмет, отли­чающий одну веру от другой. Это отличает политическую веру от веры право­вой и т. д.

Вера представляет собой единый процесс бытия и познания, она несет в себе востребованное знание независимо от того, какое это знание – новое или устаревшее. Вопрос в том, что делает устаревшее знание востребованным. На этот вопрос ответить трудно. Одна вера живая, развивающаяся, другая не мо­жет существовать без постоянной реанимации. Продолжается жизнь, и жизнь, сменяя поколением поколение, совершенствует живую веру, изменяет ее, на­полняя новым содержанием. Вместе с тем жизнь несет на своих плечах веры, которые свой век отжили, и создает для них видимость жизни. Только в одном случае вера как знание зовет к новым свершениям в познании, к новому зна­нию. В другом случае вера тормозит познание, поскольку знание, составляю­щее содержание такой веры, выступает фактором, который претендует на спе­цифическое объяснение всего и вся, утверждая первенство знания, содержаще­гося в вере, по отношению к знанию, которым описывается мир и сам феномен веры, как это имеет место в вере религиозной.

Вера в живом ее варианте независимо от ее соответствия действительно­сти играет важную роль в познании:

– во-первых, вера идет за отражением действительности и представляет собой форму осмысления мира, объективной и субъективной реальности;

– во-вторых, вера выступает ступенью познания на непрерывном пути вос­хождения от простого к сложному, от сложного – к более сложному. Вера знаме­нует устойчивое в изменчивом и служит временной опорой для следующего шага на пути познания;

– в-третьих, вера выступает необходимым элементом мыслительной дея­тельности, выражая собою типовое, проверенное знание, знаменуя тем самым проявление закона экономии мышления;

– в-четвертых, вера при обособлении своего знания от других видов знания претендует на исключительность и абсолютность, мыслимость именно того знания, которое составляет содержание конкретной веры, оттесняя в область немыслимого все иное знание, которое не отвечает мировоззренческим уста­новкам субъекта веры;

– в-пятых, вера препятствует получению знания, которое противоречит положениям конкретной веры, способствует поиску аргументов, обосновы­вающих стремление к занятию и удержанию лидирующих позиций адептов данного направления конкретной веры и принижению соперников;

– в-шестых, вера способна создавать иллюзию завершенности знания о предмете познания, компенсировать собой недостающие знания.

Вера – это гносеологический феномен, позволяющий человеку упростить процесс его бытия за счет отказа от постоянной проверки и перепроверки зна­ния о тех или иных сторонах объективной и субъективной реальности.

В силу высоких темпов роста научного знания, в силу действия закона экономии мышления роль веры будет неуклонно возрастать. Задача государ­ства, всего научного сообщества состоит в том, чтобы эта вера была научной, чтобы в ней не было лженауки. Чтобы все издания, которые своим названием утверждают связь с наукой, были научными, а не антинаучными. В XXI в. на страницах журнала «Наука и религия» раздается средневековый призыв по­ставить науку на службу религии: «…Наука должна подчиняться религии и служить ей»[19]. Можно ли с этим мириться? Конечно же, нет.

[1] Голдстейн, М., Голдстейн, И. Ф. Как мы познаем. Исследование процесса научного позна­ния / сокр. пер. с англ. – М., 1984. – С. 38.

[2] См. : там же. – С. 39.

[3] Голдстейн, М., Голдстейн, И. Ф. Указ. соч. – С. 38.

[4] См.: Емелях, Л. И. «Загадки» христианского культа. – Л.: Лениздат, 1985. – С. 167.

[5] Там же. – С. 170–171.

[6] Садовничий, В. А. Знание и мудрость в глобализирующемся мире // Вопросы философии. – 2006. – № 2. – С. 8.

[7] Там же. – С. 10.

[8] Толстой, Л. Н. Путь жизни. – М., 1993. – С. 9.

[9] См.: Ожегов, С. И. Словарь русского языка / под ред. чл.-кор. АН СССР Н. Ю. Шведовой. – 18-е изд., стереотип. – М.: Русский язык, 1986. – С. 64.

[10] Философский энциклопедический словарь / под ред. Л. Ф. Ильичева и др. – М.: Сов. энциклопедия, 1983. – С. 77.

[11] Краткая философская энциклопедия / сост. Е. Ф. Губский и др. – М.: Изд. гр. «Прогресс» – «Энциклопедия», 1994. – С. 64.

[12] См.: Атеистический словарь / под ред. М. П. Новикова. – М., 1983. – С. 92.

[13] См.: Ожегов, С. И. Указ. соч. – С. 712.

[14] Заварзин, Г. А. Составляет ли эволюция смысл биологии? // Вестник РАН. – 2006. – № 6. – С. 524.

[15] Монтень, М. Афоризмы и сентенции. – М.: ACT; Харьков: Торсинг, 2003. – С. 211.

[16] Кун, Т. Структура научных революций: сб. / пер. с англ. – М., 2003. – С. 100–101.

[17] Там же. – С. 143.

[18] Ясперс, К. Философская вера / К. Ясперс // смысл и назначение истории / пер. с нем. – М., 1991. – С. 429.

[19] Бобков, А. Доктрина высшего смысла бытия // Наука и религия. – 2005. – № 8. – С. 9.

Разумная вера и верующий разум. Православие и философия Ивана Ильина

Информация о материале

Категория: Цех историков

Опубликовано: 19 июня 2018

Просмотров: 24968

Иван Александрович Ильин – русский философ, правовед, один из ярких деятелей русского религиозного возрождения первой половины ХХ в. Православие играло ключевую роль не только в формировании этической позиции мыслителя, но было важным аспектом его социально-политической концепции.

Вопреки мнению современников, отвергавших возможность государства и права выступать в качестве катализаторов нравственной жизни нации, Ильин отстаивал идею возрождения духовной культуры народа посредством христианского воспитания на государственном уровне. Иван Александрович Ильин был не только религиозным теоретиком, но и глубоко верующим христианином, во время жизненных перипетий сумевшим сохранить упование на Промысел Божий.

Будущий философ родился 28 марта 1883 г. в Москве в многодетной дворянской семье присяжного поверенного Александра Ивановича Ильина. После окончания 1-й Московской гимназии с золотой медалью Иван по настоянию отца поступил на юридический факультет Императорского Московского университета. К 18 годам Ильин хорошо знал немецкий, французский, латинский, греческий и церковнославянский языки. В годы учебы раскрытию таланта будущего мыслителя помог выдающийся правовед, один из основателей кадетской партии, П.  И. Новгородцев. Он писал о своем студенте: «Ильин проявляет совершенно выходящую из ряда трудоспособность, соединенную с величайшей преданностью избранной им специальности. Его приходилось не побуждать, а останавливать в занятиях, опасаясь за его переутомление от чрезмерной работы». Несмотря на погруженность в науку, Иван Ильин никогда не был чужд политической жизни, которая его окружала. В период революции 1905 г. он активно выступал на демонстрациях и заседаниях как противник самодержавия, публиковал статьи на политические темы, которые выходили в свет под псевдонимом.

В июне 1906 г. Ильин окончил университет с дипломом первой степени и по рекомендации профессора Новгородцева был оставлен на кафедре истории философии права для подготовки к профессорской степени. В 1909 г., сдав магистерские экзамены, молодой ученый был утвержден в звании приват-доцента при юридическом факультете Московского университета.

Первая мировая война оказала влияние не только на течение жизни, но и на творчество мыслителя. Осенью 1914 г., явившись по личной инициативе на пункт приписки (г. Бронницы Московской губернии), философ узнал, что освобожден от воинской повинности. В период с сентября по ноябрь 1914 г. Иван Александрович активно выступал с докладами на тему войны, в которых критиковал идеи пацифизма. Тексты, подготовленные философом, впоследствии были изданы отдельными брошюрами «Духовный смысл войны» и «Основное противоречие войны». Позже он развил эти мысли в своей основной работе «О сопротивлении злу силою» (1925), которая стала одной из самых дискуссионных книг русской философии ХХ века.

Ильин предлагал оценивать явление войны с точки зрения ее нравственного значения для личности. Он писал: «…война есть не только потрясение, но духовное испытание и духовный суд». Война заставляет человека отвечать на вопрос: а есть ли у меня в жизни что-либо ценное, ради чего я готов умереть? По Ильину, «смысл войны в том, что она зовет каждого восстать и защищать до смерти то, чем он жил доселе, что он любил и чему служил».

Философ отмечал: «…каждый из нас в момент объявления войны полагает, что он “неповинен” в стрясшемся несчастии и что причины беды лежат в чьих-то ошибках, в чьем-то чужом упорстве и хищничестве». Однако с точки зрения Ильина, война есть «наша общая вина», результат той греховной жизни, которую вел человек в мирное время. В «приятии последствий своей вины и своей жизни» участием в военных действиях он видел скрытую возможность очищения и обновления.

Как и большинство русских интеллигентов, Ильин приветствовал Февральскую революцию 1917 г. Однако уже весной его мечты о возможности демократического будущего России, построении государства как «царства разумной свободы» рассеялись. Приход к власти большевиков в октябре 1917 г. философ воспринял как победу вырвавшихся наружу низменных человеческих страстей. Внутреннее сопротивление этому процессу побудило его к участию в борьбе с установившейся диктатурой за возрождение русской духовной культуры и самой России. Попытку реализовать коммунистический проект Ильин оценивал негативно. «Социализм по самой природе своей завистлив, тоталитарен и террористичен; а коммунизм отличается от него только тем, что он проявляет эти особенности открыто, беззастенчиво и свирепо», – писал философ.

Члены Русского общевоинского союза и его основатель, генерал П. Н. Врангель (в центре во втором ряду). 1927 г.

В 1918–1922 гг. советские власти шесть раз арестовывали И. А. Ильина. Первый арест состоялся накануне защиты диссертации «Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека» в мае 1918 г. После последнего философ был приговорен к расстрелу. Однако его научная репутация, а также опасения негативной реакции из-за рубежа вынудили большевиков заменить смертную казнь высылкой из страны. Член Политбюро ЦК РКП(б) Лев Троцкий (Бронштейн) позднее вспоминал: «Мы этих людей выслали потому, что расстрелять их не было повода, а терпеть было невозможно». 29 сентября 1922 г. Иван Александрович и его супруга Наталья Николаевна навсегда покинули Россию, отправившись на знаменитом «философском пароходе» к берегам Европы. Высылаемым разрешалось взять с собой лишь две пары белья, пиджак, брюки, пальто, шляпу и две пары обуви на человека; все деньги и другое имущество, в том числе обширные библиотеки, подверглись конфискации.

Несмотря на предложение своего учителя П. И. Новгородцева обосноваться в Праге, Ильин предпочел Берлин. В столице Германии начинала действовать философско-религиозная академия, формировался Русский научный институт, и он надеялся создать здесь очаг русской культуры.

В 1923–1934 гг. Иван Ильин вел преподавательскую деятельность в Русском научном институте, регулярно выступал с лекциями и докладами в разных странах Европы. В 1925 г. он завершил работу над книгой «О сопротивлении злу силою». Центральный вопрос, ответ на который пытался дать философ, звучал так: «Может ли человек, стремящийся к нравственному совершенству, сопротивляться злу силою и мечом? Может ли человек, верующий в Бога, приемлющий Его мироздание и свое место в мире, не сопротивляться злу мечом и силою?»

К началу XX в. в среде русской интеллигенции достаточно широко были распространены идеи Л. Н. Толстого о непротивлении злу насилием. Толстовцы усматривали в любом акте принуждения, государственно-правовом или физическом, акт насилия над личностью, который, безусловно, расценивался ими как проявление зла. В противовес этой позиции Ильин выдвигал свою концепцию.

Иван Александрович отмечал: «…из всей сферы волевого заставления Л. Н. Толстой и его единомышленники видят только самопринуждение (“насилие над своим телом”) и физическое насилие над другими; первое они одобряют, второе – безусловно отвергают. Однако при этом они явно относят физическое понуждение других и пресечение к сфере отвергаемого “насилия” и, совсем не замечая, по-видимому, возможности психического понуждения других и психического насилия над другими, отвергают все сразу как ненужное, злое и безбожное вмешательство в чужую жизнь».

Выстраивая модель «воспитывающей государственности», Ильин писал об объективном существовании психического понуждения: «Все люди непрерывно воспитывают друг друга, хотят они этого или не хотят, сознают они это или не сознают, умеют или не умеют, радеют или небрегут». Поэтому государство, как некая общность людей, безусловно, участвует в процессе воспитания своих граждан. По Ильину, «задача общественно­организованного психического понуждения сводится к укреплению и исправлению духовного самозаставления человека. И это относится не к человеку, уже сильному во зле (ему это не поможет), а к человеку, слабому в добре, но еще не окрепшему во зле». Поэтому правовые и государственные законы не должны рассматриваться как «законы насилия», так как на самом деле они являются законами психического принуждения. «Правовой закон отнюдь не насилует человека, не попирает его достоинства и не отменяет его духовного самоуправления: напротив, он (человек. – А. В.) только и живет, только и действует, только и совершенствуется от свободного личного приятия и самовменения».

В своей книге Ильин большое внимание уделил проблеме свободы человеческой воли. По его мнению, свободным является только то действие, которое совершается с чувством присутствия Бога, действие, которое не подвластно сиюминутным желаниям и укоренившимся в человеке страстям. В концепции Ильина именно государство и право призваны способствовать выработке верного направления волевого начала.

Физическое понуждение, к которому также может прибегать государство (в случае закоренелости человека во зле, во время войны, революции и т. п.), Ильин описывал как крайнюю меру, которая должна применяться в тех случаях, «когда самозаставление не действует, а внешнее психическое понуждение оказывается недостаточным или несостоятельным». С духовной точки зрения физическое понуждение само по себе не может иметь положительной или негативной окраски: «Физическое заставление было бы проявлением зла, если бы оно по самому существу своему было противодуховно и противолюбовно. Однако на самом деле оно нисколько не враждебно ни духу, ни любви. Оно есть проявление того, что заставляющий обращается в заставляемом не непосредственно к очевидности и любви, которые принципиально и по существу совсем невынудимы, а к его воле, подвергая ее через посредство тела понуждению или прямому внешнему ограничению».

С первых лет эмиграции Ильин был тесно связан с Русским общевоинским союзом (РОВС), за ним основательно закрепилась репутация внепартийного идеолога Белого движения. Философ не терял надежды когда-либо вернуться на родину, но желал ее внутренней трансформации. А так как в государстве и праве он усматривал не просто социальные институты, но и начальную школу воспитания человека, то, даже находясь в эмиграции, стремился способствовать освобождению и возрождению духовной культуры России, воссозданию ее национальных основ.

В «Проекте основного закона Российской империи», составленном Ильиным в 1928 г., одной из первых идет статья о религиозной свободе народов. По его мнению, уже сама «потребность в религии порождает потребность в духовной свободе». Но в то же время мыслитель отмечает, что первенствующая в Российском государстве «вера есть христианская православная кафолическая восточного исповедания», поэтому правитель России не может быть приверженцем никакой другой религии. По мнению Ильина, новое государство должно утверждаться на христианских и национальных началах. Концепция христианского национализма, которую развивал Иван Александрович в своих многочисленных политических брошюрах, достаточно целостно изложена в манифесте «Основы борьбы за национальную Россию» (1938). В ней философ подчеркивал: «Восстановить Россию можно только верным, предметным служением ей, которое должно быть почувствовано и осмыслено как служение Делу Божиему на земле. Нас должен вести религиозно-осмысленный патриотизм и религиозно-вдохновенный национализм».

В понимании философа «истинный национализм открывает человеку глаза и на национальное своеобразие других народов: он учит не презирать другие народы, а чтить их духовные достижения и их национальное чувство, ибо и они причастны дарам Божиим, и они претворили их по-своему, как могли. Он учит еще, что интернационализм есть духовная болезнь и источник соблазнов; и что сверхнационализм доступен только настоящему националисту: ибо создать нечто прекрасное для всех народов может только тот, кто утвердился в творческом лоне своего народа».

После прихода к власти нацистов положение Ильиных в Германии осложнилось. Вскоре Иван Александрович был уволен из Русского научного института. В мае 1938 г. Ильины переехали в Швейцарию, однако местные власти поначалу не предоставляли им права постоянного проживания и попытались выслать обратно в Германию. Только личное вмешательство композитора Сергея Рахманинова, согласившегося внести 4 000 франков на «пансион» философу, помогло избежать депортации. При этом швейцарская администрация запретила Ильину печататься и выступать публично.

В Швейцарии Иван Александрович сосредоточился на доработке своих трудов. Незадолго до смерти мыслитель успел опубликовать результаты затянувшегося на 33 года философско-религиозного исследования, которое получило название «Аксиомы религиозного опыта».

Эту работу Ильин предварял следующим печальным размышлением: «Современное человечество изобилует “православными”, “католиками” и “протестантами”, которым христианство чуждо и непонятно; мы уже привыкли видеть в своей среде “христиан”, которые суть христиане только по имени, которые лишены религиозного опыта и даже не постигают его сущности. И эта своеобразная безрелигиозность религиозно-сопричисленных людей все меньше тревожит нас. А это свидетельствует о глубине переживаемого нами духовного и религиозного кризиса». В своем исследовании философ стремился отыскать некие «аксиоматические “формы”», то есть специфические черты, составлявшие сущность веры святых подвижников восточного христианства. По мнению Ильина, именно они «дают некий непоколебимый критерий для всех времен и народов», который должен стать основополагающим для религиозного опыта человека, поскольку «земная жизнь есть лишь подготовка к новому пути и к истинной свободе; и то, что предстоит человеку посмертно, есть главная и существеннейшая часть его бытия».

Важной частью наследия Ивана Ильина стали также последние статьи (1948–1954) о настоящем и будущем России, которые он готовил для единомышленников из РОВС. После смерти мыслителя они были опубликованы в отдельном издании, которое получило название «Наши задачи». В работе «О главном» Ильин писал: «Мы должны воспитать в себе новое правосознание, – религиозно и духовно укорененное, лояльное, справедливое, братское, верное чести и родине; новое чувство собственности – заряженное волею к качеству, облагороженное христианским чувством, осмысленное художественным инстинктом, социальное по духу и патриотическое по любви; новый хозяйственный акт – в коем воля к труду и обилию будет сочетаться с добротою и щедростью, в коем зависть преобразится в соревнование, а личное обогащение станет источником всенародного богатства».

Александра Вакулинская,

аспирант философского факультета МГУ им. М. В. Ломоносова

4. Истина веры и философская вера. Избранное: Теология культуры

4. Истина веры и философская вера

Ни естественно-научная, ни историческая истины не способны утверждать или отрицать истину веры. Истина веры не способна ни утверждать, ни отрицать естественно-научную или историческую истину. Возникает вопрос: находится ли философская истина в том же отношении с истиной веры или отношение между ними более сложное? На самом деле верно последнее. И даже более того — сложность отношения между философской истиной и истиной веры делает отношение с естественно-научной и исторической истиной сложнее, чем это было показано в предшествующем анализе. В этом состоит причина бесконечных споров по поводу взаимоотношения веры и философии и расхожего представления о том, что философия — враг и разрушитель веры. Теологов, которые использовали философские понятия для того, чтобы выразить веру религиозного сообщества, даже обвиняли в предательстве веры.

Трудность любого рассуждения о философии как таковой состоит в том, что всякое определение философии есть выражение точки зрения того философа, который дает это определение. Однако существует своего рода дофилософское представление о смысле философии, и в рассуждениях, подобных настоящему, возможно пользоваться лишь таким дофилософским понятием о том, что есть философия. Философия в этом смысле — это попытка ответить на наиболее общие вопросы о природе реальности и человеческого существования. Наиболее общими являются те вопросы, которые касаются не природы отдельных областей реальности, например, физической или исторической, а природы той реальности, которая действует во всех областях. Философия пытается найти универсальные категории, в которых происходит опыт бытия.

Основываясь на таком представлении о философии, можно определить соотношение философской истины и истины веры. Философская истина — это истина о структуре бытия; истина верь! — это истина о предельном интересе человека. До сих пор это соотношение представлялось во многом подобным отношению между истиной веры и естественно-научной истиной. Однако различие состоит в том, что предельность философского вопроса и предельность религиозного интереса в каком-то смысле тождественны. В обоих случаях предельная реальность — это то, что ищут, и то, что выражают: в философии — на языке понятий, в религии — на языке символов. Философская истина содержится в истинных понятиях, касающихся предельного; истина веры содержится в истинных символах, касающихся предельного Их соотношение — проблема, которой мы должны заняться.

Разумеется, возникает вопрос: Почему философия пользуется понятиями и почему вера пользуется символами, если обе пытаются выразить то же самое предельное? Ответ, конечно, состоит в том, что их отношение к предельному неодинаково. Философское отношение — это принципиально беспристрастное описание основополагающей структуры, в которой проявляется предельное, а отношение веры — это принципиально вовлеченное выражение интереса к значению предельного для верующего. Различие очевидно и существенно. Однако это различие не сохраняется в действительной жизни философии и веры, о чем свидетельствует термин «принципиально». Оно и не может сохраниться, ведь философ — это человек, обладающий предельным интересом, скрытым или явным. А верующий — это человек, обладающий способностью думать и потребностью в аналитическом осмыслении. И это не только факт их биографии. Это влияет на жизнь философии у философа и на жизнь веры у верующего.

Анализ любых философских систем, размышлений, высказываний показывает, что то направление, которого философ придерживается, задавая вопросы, и то предпочтение, которое он отдает различным типам ответов, определены когнитивными соображениями и состоянием предельного интереса. Философские течения, имеющие наибольшее значение в истории, обнаруживают не только величайшую силу мысли, но и самую страстную заинтересованность в смысле предельного, проявления которого они описывают. В качестве примера следует назвать почти всех без исключения индийских и греческих философов, а также философов Нового времени от Лейбница и Спинозы до Канта и Гегеля. Может показаться, что позитивистское направление в философии от Локка и Юма до современных логических позитивистов является исключением из этого правила, однако следует принять во внимание, что эти философы ограничивали свою задачу специальными вопросами учения о знании и, что особенно характерно для сегодняшнего момента, анализом языковых средств научного знания. Несомненно, это оправданная и очень важная тенденция, однако это не философия в традиционном смысле слова.

Философией в ее исконном значении занимаются люди, у которых страсть предельного интереса объединена с ясным и беспристрастным наблюдением над тем, как проявляется предельная реальность в процессах Вселенной. Именно элемент предельного интереса, стоящий за философскими идеями, создает свойственную им истину веры Их представление о Вселенной и о ситуации человека во Вселенной сочетает веру и аналитическую работу. Философия — это не только материнское лоно науки и истории, но и постоянно присутствующий элемент во всякой научной и исторической работе. Система координат, в которой великие физики всегда рассматривали универсум своих исследований — философская, даже если их действительные исследования подвергают эту систему проверке. Она никоим образом не является результатом их открытий. Именно представление о целостности бытия осознанно или неосознанно всегда определяет строение их мысли. Вот почему можно со всей справедливостью говорить о том, что элемент веры действует даже в научном мировоззрении. Ученые правы, когда пытаются препятствовать проникновению элементов веры и философской истины в свой научный поиск. В значительной степени им это удается; однако даже самый защищенный эксперимент не может быть абсолютно «чистым» — то есть исключающим проникновение таких факторов, как включенность исследователя и как та заинтересованность, которая обусловливает специфику вопроса, задаваемого природе в ходе эксперимента. Сказанное о философе относится и к ученому. Даже в своей научной работе он остается человеком, захваченным каким-то предельным интересом, и задает вопрос о Вселенной как таковой, то есть философский вопрос.

Также и историк, осознанно или неосознанно, является философом. Очевидно, что любая задача, стоящая перед историком, помимо обнаружения фактов, находится в зависимости от оценки исторических факторов, особенно таких, как природа человека, его свобода, его предназначение, его связь с природой и т. д. Менее очевидно, но также истинно, что философские предсуждения вовлечены даже в сам акт обнаружения исторических фактов. Особенно это проявляется, когда решается вопрос о том, какие факты, взятые из бесконечного числа событий, происходящих в бесконечно малый момент времени, следует рассматривать как исторически релевантные. Далее историк вынужден дать свою оценку источникам и их достоверности, и эта задача не свободна от его понимания человеческой природы. В конце концов, когда исторический анализ приходит к скрытым или явным утверждениям о значении исторических событий для человеческого существования, философские предсуждения историка становятся очевидными. Там, где есть место философии, есть место выражению предельного интереса, есть место элементу веры, как бы он ни пытался спрятаться за любовью историка к чистым фактам.

Все эти рассуждения приводят нас к выводу о том, что, вопреки сущностному различию, во всякой философии присутствует действительное единство философской истины и истины веры и что это единство одинаково значимо для работы ученого и историка. Это единство принято называть «философской верой»[1]. Этот термин может ввести в заблуждение, потому что он, как представляется, смешивает два элемента — философскую истину и истину веры. Более того, этот термин, как представляется, указывает на существование единственной философской веры, «philosophia perennis», как ее принято называть. Однако вечен лишь философский вопрос, а не ответы на него. Существует постоянный процесс интерпретации философских элементов и элементов веры, а не единственная философская вера.

В философской истине присутствует истина веры. А в истине веры присутствует философская истина. Для того чтобы понять это, мы должны сопоставить понятийное выражение философской истины с символическим выражением истины веры. И тогда можно сказать, что самым что ни на есть философским понятиям предшествуют мифы, а самые что ни на есть мифологические символы содержат понятийные элементы, которые могут и должны получить развитие, как только возникает философское сознание. В идее Бога заложены понятия бытия, жизни, духа, единства и различия. В символе творения заложены понятия конечности, тревоги, свободы и времени. Символ «грехопадения Адама» подразумевает понятие сущностной природы человека, его конфликта с самим собой, его отчуждения от самого себя. Лишь потому, что любому религиозному символу свойственна способность к понятийности, становится возможной «теология». Философия заложена в каждом символе веры. Однако вера не определяет движения философской мысли, так же как философия не определяет характера предельного интереса. Символы веры способны открыть философу глаза на те качества Вселенной, которые иначе он бы не заметил. Однако вера не господствует над какой-то определенной философией, хотя церкви и теологические движения опирались на философии Платона, Аристотеля, Канта или Юма. Философские импликации символов веры могут развиваться различными способами, однако истина веры и истина философии не властвуют друг над другом.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

Почему вера по своей природе абсурдна? – Православный журнал «Фома»

Приблизительное время чтения: 22 мин.

Стоит ли бояться своих сомнений в вере? Есть ли конфликт между верой и знанием, сердцем и разумом? И чем отличается вера от суеверия? Как на эти вопросы отвечали религиозные экзистенциалисты?

Рассказывает Петр Рябов, кандидат философских наук, доцент кафедры философии Московского педагогического государственного университета (МПГУ).

Часть 1. Петр Рябов: Почему Освенцим оказался возможным?

Расшифровка:

Вторая наша лекция. Напомню, что я — Рябов Петр Владимирович, доцент кафедры философии. И мы продолжаем разговор о религиозном экзистенциализме. В первой лекции я пытался в двух словах рассказать о том, что породило философию религиозного экзистенциализма, кто это и как они понимали человека.

Сейчас я хочу поговорить подробнее о вере. Об особенностях отношения этих мыслителей к вере, к знанию, к науке, пониманию Бога и отношений между человеком и Богом. Вот те вопросы, на которых хочется немного задержаться. Первое, что надо сказать, что религиозный экзистенциализм, как и вообще экзистенциализм, не отрицает науку, не отрицает ни в коем случае разум, но он является антисайентистской философией, философией, которая отрицает обожествление науки и разума, всевластие науки, безграничность науки. Давайте начнем с некоторых примеров и надо, конечно, обратиться к Паскалю. Паскаль — сам физик, математик, который создал теорию вероятности, изучал атмосферное давление и создал счетную машину, еще много чего, но он осознал, как много может дать наука человеку, как может улучшить его жизнь, удовлетворить его любопытство, но также он, пройдя науку насквозь, наверное, первым в истории Нового времени осознал и то, чего наука не может нам дать. Она не может ответить на главные, экзистенциальные человеческие вопросы. Что такое жизнь, смерть, свобода, добро, зло — все эти вопросы в не ведении науки, считал Паскаль, и, сам будучи великим математиком, он восклицает в одной из мыслей своей работы: «Боюсь я математиков, чего доброго, они меня примут за какую-нибудь теорему». То есть человек не подлежит, как впрочем и Бог, не подлежит исключительно рациональным формулам. Не подлежит тотальному, детерминистскому пониманию, которым может угрожать сайентизм, говорит Паскаль.

И Паскаль пишет, что есть две крайности: отрицать разум и признавать только разум. Как писал его современник Шекспир: «Есть многое такое, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам». Разум — это очень много, но высший триумф разума, говорит Паскаль, а до него говорил Пифагор, Сократ, Монтень, Николай Кузанский, а после него, например, Кант, высший триумф разума — осознать свои пределы. Дойти до осознания своих границ. Помните у Канта: я ограничил разум, чтобы оставить место вере. И вот Паскаль говорит: разум — это очень много, в нем человеческое достоинство, человек — мыслящий тростник, но все же есть кое-что поважнее разума. И вот тут Паскаль, как и другие религиозные экзистенциалисты, обращается к ранней патристике, к Августину и другим отцам Церкви. Он возвращает в пространство европейской культуры такое понятие, как сердце.

Об этом много писал Августин, говоря, что разум —это важно, но глубина человека — это его воля. Или, говоря языком Августина и Паскаля, — сердце. И Паскаль говорит: у сердца свои законы, о которых разум не знает. Сердце связано с бесконечностью, наука занимается конечным, а сердце выходит на бесконечность. Наука занимается тем, что объективно, дано, постижимо, предметно, а сердце связано с любовью и с верой.

Такой ранний религиозный экзистенциалист, как Паскаль, ограничивает, указывает на границы сайентистской экспансии в постижении мира, человека, божественного.

Вслед за ним очень важный вклад в осмысление этой темы вносит такой замечательный мыслитель, как Габриэль Марсель. Вся философия Габриэля Марселя строится вокруг таких понятий, противопоставленных друг другу, как проблемы и тайны. Даже по-французски мистерия — это, наверное, не тайна, а таинство. И Марсель говорит: вот есть проблема, наука связана с проблемой. При рассмотрении не важно, Иванов, Петров или Сидоров решает эту теорему, считает эту задачу, ставит этот эксперимент, лишь бы он это делал добросовестно. Но есть мистерии, говорит Марсель, таинства, тайны, и, рассматривая их, мы не можем выбрасывать себя за скобки. Тайна — это то, где мы не можем подходить к делу чисто, объектно, как будто нас нет, нас, наблюдателей. Тайна — это то, что нас объемлет, охватывает. Например, тайна — это смерть. Как говорится в «Гамлете», дальнейшее — молчание. Оттуда никто не возвращался, нет опыта смерти, это тайна, это не проблема. Тайна — это бытие, а поскольку Марсель — христианин и католик, для него бытие — это и Бог, поэтому и Бог — тайна, а не проблема. И добро и зло — тайна, зло — это не что-то вне меня, оно во мне, и любовь — тайна. И вот так Марсель проводит демаркацию между наукой и не наукой. Можно превратить смерть в проблему, есть наука, которая занимается смертью. Это патологоанатомия, и она занимается не смертью, а всего лишь трупами. И так далее. Или, скажем, любовь. Наверное, многие из вас читали великолепный трактат великого Стендаля «О любви», где любовь исследуется как проблема, Стендаль подходит к любви как ученый. И это прекрасный трактат. Но, если вы влюблены, это совсем другое.

Очень важный момент. Религиозные экзистенциалисты указывают на пределы научного постижения мира, на пределы сайентистской культуры, что очень важно.

И если мы обратимся к такому великому философу XX века, связанного с экзистенциализмом, как Мартин Хайдеггер, то у него есть известный тезис о том, что наука не мыслит. Мы как-то привыкли: а что же мыслит, если не наука. Разве наука — это не образец мысли, знания, истины, точности. Хайдеггер говорит: нет, наука — орудие, она имеет дело с миром сущего, а не с миром бытия. Она не знает своих первых оснований и последних целей, это инструмент. Именно в этом смысле Хайдеггер говорит, что наука не мыслит. И еще. Возвращаясь к религиозным экзистенциалистам, конечно, нельзя не вспомнить Ясперса, о нем я дальше буду много говорить. В одной из своих работ «Духовная ситуация нашего времени» Ясперс вводит такое замечательное понятие, мне оно очень нравится, я часто о нем размышляю и рассказываю, — суеверие науки. Это очень интересно. Как это — наука суеверна? Или наука становится суеверием. Когда она садится на трон религии и метафизики, она становится некой карикатурой на них. И о чем здесь идет речь у Ясперса? Что такое суеверие науки? Ясперс говорит, что мы живем в тотально онаученном, технизированном мире, мы привыкли зависеть от науки, клясться наукой, ссылаться на науку, мы зависим от ученых. Но беда в том, говорит Ясперс, мало кто из нас понимает, как работает наука, каковы ее методы, а самое главное — каковы ее границы. И возникает очень опасная ситуация. С одной стороны, обожествления, зависимости от науки, а с другой стороны, непонимания того, что она может, а чего не может. И тогда мы переоцениваем науку, ждем от нее молочных рек с кисельными берегами, рая на земле, того, что она ответит на все наши вопросы, исцелит мертвых, ответит на вопрос о смерти, жизни, построит светлый коммунизм или что-нибудь еще. А когда вместо этого происходит что-то совсем обратное: взрывается какой-нибудь Чернобыль или Фукусима и наука не справляется, мы тут же тащим ученых на костер. Мы кидаемся из одной крайности в другую. От крайности сайентизма до крайности обскурантизма. От обожествления науки к ее полному развенчиванию. И это очень опасно, говорит Ясперс. Важно, чтобы человечество справилось с наукой и техникой. Это важнейшие предметы человеческой гордости, важнейшие части человеческой культуры, но все-таки это еще не вся культура. Наука и техника не могут заменить человеку все: искусство, религию, философию. И беда, если это происходит. Беда, если мы пытаемся заниматься социальной инженерией человека и сайентистскими средствами ответить на все метафизические вопросы. Это неправильно. И это всегда ведет к очень печальным последствиям. Это то, что касается полемики экзистенциалистов с сайентизмом.

А теперь обратимся к вере. Я хочу сказать, что вера понимается здесь очень широко, не просто как вера в Бога, хотя, конечно, и она прежде всего. Вера как вообще фундаментальное проявление человека. Вера как то, без чего человека не существует. Все во что-то верят, это может быть вера высокая, низкая, осмысленная и бессмысленная, просветленная разумом и слепая. Но так или иначе — вера как беспредпосылочное принятие чего-то. Вера как высший акт человеческой воли, прыжок в неведомое, устремленность на что-то. Скажи мне, во что ты веришь, и я скажу, кто ты. И для религиозного экзистенциализма именно вера — это акт человеческой трансценденции, прорыв из плоскости в некоторую вертикаль бытия. Вера всегда рискованна, вера всегда негарантированна. Но вера очень важна. И здесь религиозный экзистенциализм опирается на Аврелия Августина, уже не раз упоминавшегося. Августин говорил, что вера неразрывна с сознанием. Они взаимно предполагают друг друга и в то же время взаимно борются, и в то же время все-таки в этой паре вера — впереди. И это, конечно, правильно.

Возьмем пример с детьми и родителями. Сначала мы все — маленькие дети, и родители говорят нам: «Поверь, это стул, это стол, не надо совать пальцы в розетку, не трогай пламя, обожжёшься». И мы вынуждены верить. Потом мы можем стать взрослыми, можем усомниться, можем что-то опровергнуть, можем что-то отбросить. Но сначала — вера. Как локомотив. А потом за ней — знание. Чтобы просветлить веру, утвердить ее или похоронить, убить. Вера — впереди, знание за ним. Августин много размышлял о том, как соотносятся в верующем христианине знание, понимание Священного Писания и вера. И он говорил, что это парадокс: нельзя поверить, если не знаешь, и нельзя познать, если не веришь. Из этого парадокса Августин находил такой выход, что вера чуть-чуть впереди, а знание за ним. Знание просветляющее или разлагающее, убивающее веру.

И в том же духе размышляли религиозные экзистенциалисты. Они очень много философски, психологически, культурологически осмысливали веру и тут очень важен Кьеркегор. — мыслитель, который всю свою жизнь посвятил размышлениям о христианстве. И, конечно, его важнейшая книга «Страх и трепет» вспоминается, где он вводит такое понятие — «рыцарь веры». Он рассматривает парадоксальность веры на примере двух библейских героев — Иова и особенно Авраама. Иова, который противопоставляется им как рыцарь веры рыцарю покорности — Гегелю. Людям, которые подобно Гегелю считали, что все действительное разумно, все детерминированно. Мир тотально проницаем для разума. Но Иов так не считал, говорит Кьеркегор. Иов не мог согласиться, что посланные ему напасти справедливы, разумны, и он воззвал к Богу, и Бог ему ответил. То есть Иов пошел против очевидности, против разумности.

Но еще более интересен пример Авраама с его жертвоприношением Исаака. Кьеркегор очень тонко исследует этот феномен. И он вслед за Тертуллианом говорит о том, что вера всегда абсурдна. Абсурд — по-латыни значит беспочвенность. Вера не может оправдаться перед разумом. Если бы можно было, как считал Гегель, веру к разуму, вера была бы не нужна, не нужна была бы человеческая свобода. Если бы можно было все доказать, доказать, что есть бессмертие, что есть Бог, не нужен был бы человеческий выбор, свобода, ответственность. Поэтому Кьеркегор не устает повторять, а вслед за ним Лев Шестов и другие экзистенциалисты религиозные, что вера всегда — это риск, это прыжок в пропасть, нельзя никаких подпорок найти. Поэтому она абсурдна. Поэтому она трагична. Поэтому она мученическая. Как все личное, как высшее проявление человеческой свободы, вера не только не может опереться на рационализацию или какую-то внешнюю институцию, догматы, формы, вера не может быть передана словами. Слово — это всегда обобщение. А мы говорили: личность не обобщаема. Поэтому Авраам молчит, он никому не может объяснить свой поступок, потому что это его поступок. Это поступок не людей вообще, это поступок конкретно этого человека. Поэтому он обречен на молчание. Слова — это обобщение, рационализация — это уже некое обобщение, выход за рамки своей индивидуальности. И Кьеркегор с невероятной силой показывает все эти парадоксы веры. Ее трагичность, ее укорененность в личности, ее такой мученический характер, рискованность, невыразимость, невозможность ее как-то обосновать. Все это он называет рыцарем веры и показывает на примере Авраама.

И еще один философ, который глубоко исследовал непростые взаимоотношения между верой и знанием, который, как и другие мои сегодняшние герои, показывал, что вера и знание одинаково нужны человеку, они борются, они стремятся заполучить друг друга на свою сторону, они находятся в конфликте, любовь-вражда, любовная вражда, враждебная любовь. И вот эти сложные взаимоотношения веры и знания, мой образ, как два крыла у птицы. На одном крыле птица не летает. Нельзя при помощи веры строить дома, решать уравнения, но также и знание не все может. И, в частности, научное знание. Обо всем этом очень тонко и глубоко рассуждает Ясперс в своей книге «Философская вера». Я очень кратко резюмирую его мысли по этому поводу, где он как раз говорит о противоположности и взаимодополняемости, и взаимонесводимости, борьбе и взаимопритяжении веры и знания. Если вера лишена знания, она слепая вера, она не просветленная, она суеверная. А если знанием пытаемся заменить веру, то это все равно что отменить человеческую свободу, личность, дегуманизировать человека. Поэтому, кстати… Я много об этом думал. Чем отличается вера от суеверия. Суеверие безлико. Оно не рискует. Оно не знает сомнений. Оно стадно. А вера всегда связана с сомнением, вера связана со знанием, вера всегда на грани того, чтобы ее потерять, вера всегда личностный акт. Всегда личностный риск.

Кстати, об этом писал очень много Унамуно (сейчас я продолжу о Ясперсе). Который говорил, что вера всегда на грани того, чтобы ее утратить. И он цитирует слова из Библии: Господи, верую, помоги моему неверию. Парадоксальная формула. И у него есть удивительное по своей напряженности и трагичности стихотворение, я не буду его целиком цитировать, «Молитва атеиста», где атеист вроде бы отрицает Бога, но понимает, что с отрицанием Бога происходит и отрицание его как человека с его достоинством. И там последнее четверостишие тоже пронизано этим противоречием:

Бог выдуман.

Будь ты реальность, Боже,

тогда б и сам я был реален тоже.

Бытие Бога коренится в вере человека, но все здесь не гарантировано, все здесь рискованно для Унамуно. Вот этот парадокс — вера-сомнение.

Но возвращусь к Ясперсу. Вера и знание, говорит Ясперс, повторю, при всей своей конфликтности необходимы человеку. И взаимнонесводимы и взаимнонезаменимы. Смотрите сами, вера — личностна, субъективна, высшее проявление человеческой воли, человеческого желания. Знание объективно, в этом его сила, в этом его слабость, оно анонимно, безлико, для всех и для никого. Да, дважды два — четыре, но что мне с этого? Вера всегда непередаваема. И она не знает доказательств, я сейчас говорю не только о вере в Бога, может быть, вера в человека, может быть, вера в бессмертие: я видел умерших, но я верю, что не все кончается со смертью. Я видел много негодяев, но я все-таки решаюсь верить, что люди до конца неплохи, вера — в человеке. В этом смысле вера не доказуема, она не знает доказательств, она знает только свидетельства. Как ранние христиане свидетельствовали о вере своим мученичеством, как Сократ свидетельствовал о своей вере своей смертью.

Но знание, наоборот, знает доказательства. Именно потому, что оно отделимо от человека, оно не личностно, не субъективно. Именно поэтому знание доказуемо, передаваемо, анонимно. В этом его сила и в этом его слабость. Наконец, и это очень важно, вера связана с модусом бытия, вера всегда связана с бытием человека. А знание всегда связано с обладанием, с «иметь», а не «быть». Нельзя иметь веру и нельзя быть в знании, говорит Ясперс. Потому что знание — это не что-то, что есть я, что я могу определить, передать, доказать, поэтому нельзя быть в знании. Знание — у меня. Я прочитал пять книжек, я вам их пересказал. Я что-то доказал, какую-нибудь теорему, я с вами этим поделился. Знание отделимо от человека. Поэтому знание всегда имеют. А вот вера, поскольку она неотделима от экзистенциальной природы человека, в ней бывают, вера бытийна. Нельзя иметь веру, вера — это и есть то, что ты есть. И Ясперс, приведя эти рассуждения, на страницах своей работы «Философская вера» приводит хрестоматийный пример, я его очень люблю и тоже его, пожалуй, вам приведу, где он как-то ярко завершает сравнение веры и знания двумя примерами всем известными, из одной эпохи, из одной ситуации, это Галилей и Бруно. Два человека, Бруно чуть раньше, Галилей чуть позже, оба оказались там, где они бы не хотели, — в застенках инквизиции. От них обоих требовали отречения в их взглядах. Но насколько эти два человека, при кажущемся сходстве их судеб, различны. Галилео Галилей, как мы все знаем, —один из величайших ученых, архетип ученого, Галилей — ученый, это человек знания, а раз он человек знания, его знание не требует мученичества, не требует самопожертвования. Его прижимают к стенке, он говорит: «Пожалуйста, ради Бога, я готов отречься, готов признать, как вам нравится, что вокруг чего вращается, на это не повлияет ничего. Знание объективно, оно не требует жертвоприношения, моей смерти». И он отрекается, не сразу, конечно, но тем не менее. Джордано Бруно — это совсем другой случай. Вопреки тому образу, который с детства сидит у нас, наверное, в головах, Бруно не ученый. Бруно — это основатель новой религии, мистик, поэт, человек веры, человек пламенный. И он ничего не может доказать. Он верит, что во всех мирах есть жизнь, ну как это докажешь? Ничего не доказуемо. Но для него его вера — это часть его самого. Он совсем не рожден мучеником. Он хочет жить, он готов во многом уступить инквизиции. Но все-таки отречься от своей веры — это отречься от себя. Единственный способ для него утвердить себя — это умереть. И он идет на костер. Я не говорю, что Галилео Галилей трус, а Бруно отважный человек. Дело не в этом, может быть, наоборот. Просто на этом примере мы ярко видим границы веры и знания. И в связи с этим сравнением веры и знания мне хочется привести одно неплохое стихотворение на эту тему, принадлежащее всем известному Андрею Макаревичу, у него есть такой стишок, он не то чтобы гениальный, но по существу данной темы.

Нас мотает от края до края,
По краям расположены двери,
На последней написано: «Знаю»,
А на первой написано: «Верю».

И, одной головой обладая,
Никогда не войдешь в обе двери:
Если веришь — то веришь, не зная,
Если знаешь — то знаешь, не веря.

И свое формируя сознанье,
С каждым днем, от момента рожденья,
Мы бредем по дороге познанья,
А с познаньем приходит сомненье.

И загадка останется вечной,
Не помогут ученые лбы :
Если знаем — безумно слабы,
Если верим — сильны бесконечно!

Здесь ярко сформулирована антиномия веры и знания, о которых шла речь. Подменить веру знанием — это убить человеческую свободу, ответственность, выбор, личность. С другой стороны, вера недоказуема, может быть слепой, непросветленной, фанатичной, поэтому она тоже нуждается в знании и сомнениях. И через них она или умирает, или укрепляется. Поэтому бессмысленно говорить: вера или знание.

И в эпоху знания, в эпоху сайентизма, а XX–XXI век еще стали веком технократизма, уже не сайентизм, а техника — как приложение науки, не поиск истины, которым были одушевлены великие ученые начала Нового времени, а поиск каких-то полезных устройств. И человек все больше превращается в часть этой мегамашины. В эту эпоху очень полезно то, о чем напоминают экзистенциалисты, — границы научного, сайентистского, технического освоения мира.

Что такое Бог философов и ученых? Это Бог деизма, Бог Декарта, Бог — теорема, Бог доказательств, Бог, которым затыкают щели в философских системах, которого доказывают, как какое-то понятие, Бог в третьем лице. И Паскаль говорит: нет, это не мой Бог.

А что значит Бог Авраама, Исаака и Иакова? Это живой Бог, личностный Бог, Бог-собеседник, Бог — взгляд, устремленный на тебя. Может быть, неведомый, может быть, жуткий, но всегда личный, всегда не абстрактный, всегда конкретный.

И это общая установка всех религиозных экзистенциалистов.

Об этом особенно много размышляли Габриель Марсель и Мартин Бубер.

Марсель именно поэтому был против неотомизма и томизма. С чрезмерным рационализмом, доказательствами бытия Бога, это по мнению Марселя, превращало Бога из тайны в проблему, превращало его в предмет, объект. А экзистенциализм, как вы уже поняли, против объективации, против превращения человека в вещь и тем более — Бога в вещь. И человек — личность, он не есть вещь, и, конечно же, Бог тоже. Поэтому Марсель протестовал против господствующей в католической мысли неотомистской, схоластической традиции, чересчур рациональной.

Но особенно ярко это выражает такой мыслитель, как Мартин Бубер. Особенно в своей прекрасной, очень поэтичной, загадочной, медитативной работе «Я и Ты». Где он говорит, в каком-то смысле он возвращается к традиции, из которой возникла иудейская религия, а потом и христианская, к традициям пророков, которые боролись за разобъективацию отношений человека и Бога. Не сотвори себе кумира, как говорили первые пророки. Бог не есть вещь, не есть посредник, Бог не есть что-то такое в третьем лице. И Бубер не перестает это повторять. Он говорит, что Бог — это абсолютное присутствие, абсолютный взгляд, это всегда «Ты», но никогда не «Оно», говоря на языке Бубера. У Бубера есть прекрасные строчки, он говорит, что если верить в Бога — это говорить о Боге, то я не верю в Бога, если верить в Бога — это говорить с Богом, то я верю в Бога. Почувствуйте разницу. Бог — это всегда не что-то, о чем говорят. Это всегда Тот, с Кем говорят. Это возвращение к истокам, если угодно, авраамических религий, ко временам пророков. Тут всегда еще вспоминается мне, хорошо, в рифму, что называется, помните, у Марины Цветаевой есть аналогичная мысль, очень близкая Марселю, Буберу, она говорила:

Что мы можем сказать о Боге? Ничего.
Что мы можем сказать Богу? Все.

Личностный человек общается с личностным Богом. Помимо посредников, авторитетов, инстанций, попыток объективировать эти отношения. Хотя мы несовершенны, конечно, в каком-то смысле это всегда происходит. Об этом же говорил Бердяев, Бог Творец требует от человека сотворчества, а не рабства, не повиновения, а свободы, любви, не закона, а благодати, не формализма, а творчества. Вот об этом говорят все религиозные экзистенциалисты. И Паскаль, и Кьеркегор, и Марсель, и Бубер, и Ясперс. И весь пафос религиозного экзистенциализма в этом преодолении объективации, превращения человека в объект, Бога – в объект, их отношений в монолог или в нечто корыстное, утилитарное, опосредованное. Попытка в мире апофеоза беспочвенности, в мире шатком, трагическом, неопределенном, в мире, где случилось событие смерти Бога по Ницше, или рационализации мира по Веберу, или абсурда по Камю, или забвения бытия по Хайдеггеру. В мире, в котором человек заброшен, бездомен, одинок, в котором ему трудно на что-то опереться… В этом мире религиозные экзистенциалисты говорят, что мир бесконечен, трагичен, загадочен, человек — не повелитель этого мира, побеждающий мир при помощи науки и техники, а вопрошатель, мыслящий тростник, трагическое существо, несовершенное, бездонное, со своей волей и верой, со своими провалами, прорывами, со своей свободой, которая, однако, не должна отказываться от своей свободы ради счастья муравья, как в великом инквизиторе Достоевского, Бог — это не просто абстракция, придуманная какими-то богословами или схоластами, Бог — это тот самый Бог Авраама, Исаака и Иакова. Бог личностный, Бог, взывающий к человеческому творчеству и свободе, к которому трудно прорваться, до которого трудно достучаться, но который в каком-то смысле присутствует всегда, как этот самый взгляд, устремленный на человека.

Вот примерно так, насколько можно кратко рассказать о религиозном экзистенциализме.

Еще раз повторю, завершая свой рассказ, что, наверное, не все ответы этих мыслителей всем подойдут. Но вопросы эти несомненно важны, как бы мы ни относились к ним. И они во многом сформировали современный мир и оказали огромное влияние на психологию, на искусство, на литературу. Многие из тех, о ком я сегодня рассказывал, сами были выдающиеся писатели, как Кьеркегор, или драматурги, как Марсель. И, мне кажется, независимо от того, занимаетесь ли вы философией как какой-то особой областью интересов, или просто пытаетесь лучше разобраться в окружающем мире, знать все это было бы полезно, задуматься об этом было бы полезно. Западноевропейская культура до сих пор еще преобладает, хотя мир не сводится к ней, это тоже важно, и я немного говорил, что философия всегда, конечно, говорит о вечном, но существует определенное время и отвечает на вопросы эпохи, поэтому существует она не в безвоздушном пространстве. Поэтому речь шла о религиозном экзистенциализме, конечно, он не исчерпывает собой всю философию, но является важной составной ее частью.

Насчет Кьеркегора. Действительно, по мнению Кьеркегора, человек не может жить, не выбирая. Но эстетик, человек, который живет внешним миром, внешними удовольствиями, его выбор — это выбор объекта, выбор внешнего предмета. Посвящу я себя сегодня славе, завтра — покорению женских сердец, послезавтра — творчеству, послепослезавтра — накопительству денег. В этом смысле эстетики бывают тонкие, умные, глупые, такие как Хлестаков, такие как Печорин и Байрон. Но это всегда некоторое беспокойство, некоторая неустойчивость, в каком-то смысле фигура эстетика у Кьеркегора — это еще полемика с романтиками с их вечным беспокойством, тревогой, неустойчивостью. Рано или поздно эстетик может прийти к отчаянию, осознав эфемерность всех внешних благ и отчаяние является шансом для перехода на более высокую ступень. По Кьеркегору, здесь речь идет об этике, который сделал выбор, но уже исходя не из внешнего, а из внутреннего, который обрел внутри себя какой-то стержень. Этик — гражданин, семьянин, Сократ, Кант, человек, у которого есть твердый внутренний стержень. Но, казалось бы, вот и хорошо, но, по Кьеркегору, этого совершенно недостаточно. Именно в силу несовершенства человека, в силу его ограниченности человек рано или поздно осознает свою неполноту, свою смертность, свое несовершенство. И поэтому Кьеркегор говорит, что и этический выбор, и этическая стадия, при всем уважении к Канту и Сократу, не есть высшее, а религиозная стадия, он говорит в «Страхе и трепете», в виде рыцаря веры — Авраама, Иова. Тут начинается полемика с Гегелем и с другими философами, которые пытались не только растворить религию и веру в разуме, но и в этике. Мы часто такое слышали и сейчас слышим, что это вещи тождественные, что моральное равно религиозное и разумное. Все это совпадает, но, по мнению Кьеркегора, это не так, по крайней мере не так для христианства, потому что это как раз значит свести индивидуальное к всеобщему и личное только к разуму. Поэтому он берет такие примеры, особенно пример с Авраамом, что выбор религиозный абсурден, часто иррационален, неразумен, беспочвенен и выходит за рамки традиционной морали. И очень часто поступки рыцарей веры кажутся людям и неразумными, и неморальными и не могут быть объяснены, и не могут быть переданы. Здесь очень сильная полемика с гегельянством и с другими мыслителями, которые редуцируют веру к разуму и к морали. Но, если очень коротко, я не буду сейчас читать большую лекцию о Кьеркегоре, важно только заметить, что, по Кьеркегору, это не три ступеньки, одна из которых вылезает из другой. А это скорее три дороги перед витязем на распутье, это всегда возможность перескочить с одной дороги на другую, это именно «или-или». То есть это необязательно последовательность такая, которую я сейчас здесь описал. Поскольку Кьеркегор считал, что человек всегда может сделать выбор или не сделать его.

Экзистенциальная философия не призвана дать все ответы на всё, как всё устроено, не призвана дать нам еще одну, 126-ю, картину мироздания, она призвана к пробуждению человеческого в человеке. В мире детерминизма пробудить в человеке свободу, в мире безликости пробудить в человеке личность, в мире понятного указать на таинственность.

Это я вам говорю не за всех философов, а за определенных, потому что какой-нибудь аналитический философ скажет, что все это ерунда и бред, или неокантианец, все совсем не так и философия вообще про другое. Но с философией большая проблема, последние 150 лет философы разбежались по очень разным течениям, и мы говорим об определенном направлении, которое мне лично как-то ближе.

Мой рассказ неполон и несовершенен. Благодарю вас за внимание. Спасибо.

Проект осуществляется с использованием гранта Президента Российской Федерации на развитие гражданского общества, предоставленного Фондом президентских грантов.

20. Проблема соотношения веры и разума в средневековой…

20. Проблема соотношения веры и разума в средневековой философии.

Проблема взаимоотношений знания и веры имеет давнюю историю. Она активно обсуждалась в средневековой схоластической философии. Так, уже Тертуллиан открыто выступал против разума, провозглашал парадоксальный

тезис: «Верую, потому что абсурдно». Августин Блаженный утверждал, что задача богословия — познать в свете разума то. что уже принято верой. Ансельм Кентерберийский заменил изречение Тертуллиана своей компромиссной формулой: «Верю и понимаю». Фома Аквинский говорил о гармонии между верой и знанием при приоритете веры.

Ф. Бэкон, выдвинув лозунг «Знание — сила», указывал, что истину надо искать в данных опыта и наблюдений, а не в потемках схоластики и в цитатах из священных книг. Уже в начале XX в. католическая церковь выдвигала положение о том, что вера не должна быть слепым движением души и что не может быть никакого действительного расхождения веры и знания, разума, так как все знания произошли от бога. Например, папа Пий XII неоднократно выступал с заявлениями о том, что «церковь — друг науки», отмечая, однако, что церкви приходится вмешиваться в науку, чтобы предостеречь ее от ошибок против веры.

Проблема соединения веры и знания, богословия и науки занимает важное место в одном из влиятельных направлений современной философии — неотомизме, представители которого стремились в едином синтезе объединить веру и разум. Основная задача философии усматривается в рациональном раскрытии и оправдывании истин теологии. При этом она должна ориентироваться на собственные критерии рациональности и направляться в конечном счете «светом веры».

Целостность человеческого знания предстает в гносеологии неотомизма как обладающая иерархическим строением и отнюдь не противоречащая откровению веры. Так, Ж. Маритен, доказывая необходимость гармонии разума и веры, считал плодотворным главенство теологии и метафизики над конкретными областями теоретического разума, ратовал за возрождение религиозно ориентированной философии природы.

Французский ученый, философ и теолог Тейяр де Шарден пытался создать «научную феноменологию», которая синтезировала бы данные науки и религиозного опыта для раскрытия содержания эволюции Вселенной, приведшей к появлению человека. Этот процесс подчинен, с его точки зрения, своему регулятору и своей конечной цели —

точке Омега», воплощением которой является Христос. Идею единения науки и мистики он считал панацеей от всех бед современного человечества. Важнейшее условие реализации этой идеи — технический прогресс и развитие экономики. Но решающую роль, по мнению Тейяра, должен сыграть духовный фактор — ясная и сознательная вера в наивысшую ценность эволюции.

Оригинальные идеи о соотношении знания (истины) и веры высказывал Б. Рассел. Он понимал веру как совокупность связанных между собой состояний организма, полностью или частично имеющих отношение к чему-то внешнему. Среди различных видов веры британский философ выделял воспоминание, ожидание, веру нерефлекторную и проистекающую из сознательного вывода и др. Истина же есть свойство веры и как производное — свойство предложений, выражающих веру. Всякая вера, по мнению Рассела, «имеет изобразительную природу», соединенную с чувством одобрения или неодобрения. В случае одобрения она «истинна», если есть факт, имеющий с изображением, в которое верят, такое же сходство, какое имеет прототип с образом. В случае неодобрения она «истинна», если такого факта нет. Вера, не являющаяся истинной, называется ложной.

Вопрос о вере, о ее соотношении с разумом (знанием) занимал большое место в русской религиозной философии, одно из важнейших понятий которой — «цельное знание». Идеал цельного познания как органического всеобъемлющего всеединства привлек многих русских мыслителей, начиная с А. С. Хомякова и Вл. Соловьева. Они считали, что цельная истина раскрывается только цельному человеку. Только собрав в единое целое все свои духовные силы — чувственный опыт, рациональное мышление, эстетический и нравственный опыт, а также — что очень важно — религиозное созерцание, человек начинает понимать истинное бытие мира и постигает сверхрациональные истины о боге.

Русские философы исходили из того что вера — важнейший феномен внутреннего, духовного мира человека, непосредственное принятие сознанием смысложизненных положений как высших истин, норм и ценностей. Онаосновывается на авторитете, на внутреннем чувстве (интуиции), на уважении к чужому опыту и традиции. Вера в объективное значение абсолютных ценностей есть религия (С. Л. Франк). Но и в атеистическом гуманистическом сознании вера как убежденность в справедливости, правоте целей и реальности их достижения является необходимым условием и могучим стимулом творчества, прогресса. Такая вера (в отличие от слепой веры, или фанатизма) не только не противостоит и не противоречит разуму, но и открывает простор для активной деятельности сознания.

Соотнося веру с разумом, со знанием, русские мыслители понимали последнее как целостное всеединство, которое образуется как синтез эмпирического познания (опытные науки), отвлеченного мышления (философия) и веры (теология). Оно не может носить только теоретический характер, а должно отвечать всем потребностям духа, удовлетворять высшим стремлениям человека в воле, разуме и чувстве.

Развивая идею о всестороннем синтезе теологии, философии и науки, Вл. Соловьев обращает внимание на то, что этот «великий синтез» не есть чья-то субъективная личная потребность, а имеет определенные объективные основания. Они обусловлены, по его мнению, как недостаточностью эмпирической науки и бесплодностью чисто отвлеченной философии, так и невозможностью возврата к теологической системе в ее прежней исключительности. Необходимость данного синтеза диктует сам реальный жизненный процесс, осмысленный человеческим разумом.

И. А. Ильин подчеркивал, что знание и вера совсем не исключают друг друга. С одной стороны, потому что положительная наука, если она стоит на высоте, не преувеличивает ни своего объема, ни своей достоверности и совсем не пытается судить о предметах веры (к примеру — «Бог есть» или наоборот «Бога нет»). Ее граница — чувственный опыт, ее метод — объяснить все явления естественными законами и стараться доказать каждое свое суждение. Она, согласно И. А. Ильину, держится за этот опыт и за этот метод, отнюдь не утверждая, что они всеобъемлющи и неисчерпываемы, и отнюдь не отрицая того, что можно достигнуть истины в другой области при помощи другого опыта и другого метода.

С иной стороны, как отмечает русский мыслитель, настоящая вера вырастает именно из этого другого опыта и идет своим особым путем (методом), не вторгаясь в научную область, не вытесняя и не заменяя ее. Тот, кто полагает, что вера есть нечто произвольное, несерьезное и безответственное и что веровать можно только без всяких оснований в недостоверное и выдуманное — тот, убежден И. А. Ильин, жестоко ошибается.

Рассматривая взаимоотношения веры и знания, Н. А. Бердяев отмечал, что они не мешают друг другу, и ни одна из них не. может заменить или уничтожить другую. Русский философ утверждал беспредельность знания и веры, полное отсутствие их взаимного ограничения. Научное знание, как и вера, есть проникновение в реальную действительность, но частичную, ограниченную. Наука верно учит о законах природы, но она, по мнению Бердяева, некомпетентна в решении вопроса о вере, откровении, идее и т.п.

Отличая веру, на которой покоится знание, от религиозной веры, философ указывает, что знание предполагает веру (в обоих аспектах), оказывается формой веры. «В глубине» знание и вера одно: знание есть вера, вера есть знание — и то и другое образуют единство, но все же эти два феномена различаются.

Поскольку, по Бердяеву, полнота «живого опыта» дана лишь в мистическом восприятии, то без «религиозного питания», без непосредственной интуиции философия чахнет и превращается в паразита. Она должна питаться и опытом научным и опытом мистическим. Более того, он считает, что и наука и философия должны подчиниться «свету религиозной веры» не для упразднения своих истин, а для просветления этих истин в полноте знания и жизни.

Усиление роли религии в современном обществе активизировало внимание исследователей к вопросу о соотношении науки и религии, знания и веры. Последняя имеет два значения: уверенность (доверие, убежденность) — то, что еще не проверено, не доказано в данный момент, и религиозная вера. Контроверза знания и религиозной веры может вылиться в одну из трех основных позиций:

а) абсолютизация знания и полная элиминация веры;

б) гипертрофирование последней в ущерб знанию; в) попытки совмещения обоих полюсов — в особенности, современная философия религии.

Ее представители стремятся дать философский анализ религиозных верований, обосновать их эпистемологический статус, определить условия их рациональности и истинности, эксплицировать смысл религиозного языка, охарактеризовать природу и функции религиозного (особенно мистического) опыта, установить возможные «модели веры» и т. д.

Вместе с тем следует иметь в виду, что «вера — это не только основное понятие религии, но и важнейший компонент внутреннего духовного мира человека, психический акт и элемент познавательной деятельности. Она обнаруживает себя в непосредственном, не требующем доказательств принятии тех или иных положений, норм, истин. Как психологический акт вера проявляется в состоянии убежденности и связана с чувством одобрения или неодобрения… Если вера отрывалась от религиозной принадлежности, то в составе познавательного процесса она обозначала убежденность в правоте научных выводов, уверенность в высказанных гипотезах, являлась могучим стимулом научного творчества» [1].

В размышлениях философов разных направлений и ученых конца XX в. можно встретить рассуждения о том, что научной мысли нужна вера, как правой руке левая, и неумение работать обеими не следует считать особым преимуществом. Обосновывается это тем, что в научном и в религиозном познании задействованы в принципе разные структуры человеческого существа. В науке человек действует как «чистый ум»; совесть, вера, любовь, порядочность — все это «подмога» в работе ума ученого. Но в религиозно-духовной жизни, напротив, «ум — это только рабочая сила у сердца».

В современной, постнеклассической науке все чаще высказываются идеи о необходимости учета многообраз-ного духовного опыта человечества — в том числе и религиозного. Предпринимаются попытки со стороны некоторых зарубежных и отечественных ученых широкого целостного мировоззренческого осмысления действительности, связав «строгие науки» (математику, теоретическую физику и др.) с философией, психологией, религиоведением и мистикой.

ВЗАИМОСВЯЗЬ ВЕРЫ И ЗНАНИЯ КАК ОСНОВА СТАНОВЛЕНИЯ НРАВСТВЕННОСТИ У ОСУЖДЁННЫХ | Опубликовать статью ВАК, elibrary (НЭБ)

Агафонов Е.А.¹,  Виноградов О.В.²

^1,2Кандидат философских наук

Вологодский институт права и экономики Федеральной службы исполнения наказаний

ВЗАИМОСВЯЗЬ ВЕРЫ И ЗНАНИЯ КАК ОСНОВА СТАНОВЛЕНИЯ НРАВСТВЕННОСТИ У ОСУЖДЁННЫХ

Аннотация

В статье на основе идей классической и современной философии анализируется специфика веры и знания как особых познавательных практик. Естественные науки опираются на эмпирический материал, а религиозная вера есть познание сверхъестественного на основе ценностного выбора. Поэтому вера и знание не отрицают, а взаимодополняют друг друга. Показана роль религиозной веры в нравственном исправлении осужденных, а сотрудничество пенитенциарных учреждений с религиозными организациями рассматривается как одно из важнейших направлений гуманизации системы исполнения наказаний.

Ключевые слова: вера, знание, нравственность, религия, церковь, ресоциализация, гуманизация, прогрессивная система наказания, гносеология, онтологические предпосылки познания.

Agafonov. E.A.¹,  Vinogradov. O.V.²

^1,2PhD in Philosophy

Vologda Institute of Law and Economics FSEP of Russia

RELATIONSHIP OF FAITH AND KNOWLEDGE AS A BASIS FOR THE FORMATION OF MORALS OF CONVICTED PEOPLE

Abstract

On the basis of the ideas of classical and modern philosophy analyzes the specificity of faith and knowledge of how specific cognitive practices. Science is based on empirical data, and religious faith is the knowledge of the supernatural based on choice of values. Therefore, faith and knowledge do not deny, but complement each other. The role of religious belief in the moral correction of convicts and penitentiary cooperation with religious organizations, is considered as one of the most important areas of the humanization of the penal system.

Keywords: faith, knowledge, morality, religion, church, resocialization, humanization, a progressive system of punishment, gnoseology, ontology background knowledge.

Любая сложная, открытая и динамически развивающаяся система сталкивается с различными дисфункциями и трудностями в своем существовании. Подобные противоречия  и становятся источником ее дальнейшего развития или реформирования. Так, анализируя различные аспекты современной пенитенциарной практики, В. Южанин отмечает, что зачастую «…деятельность исправительных учреждений не пересекается с интересами осужденных, с выбором ими путей ресоциализации» [6, с. 18]. Следствием этого становятся не только социальная дезадаптация и распространение тюремной субкультуры, но и противостояние ресоциализации, принудительное исправление и использование преимущественно коллективных форм воздействия. Поэтому именно обращение к субъективно-психологическому фактору позволяет устранить противоречие, возникающее между осужденными и персоналом, гуманизировать отношения между ними. Сегодня необходимо развивать прогрессивную систему отбывания наказания в виде лишения свободы, которая «…предусматривает подготовку осужденного к освобождению с первых дней пребывания в исправительных учреждениях…» [6, с. 17]. При этом,  начальным и важнейшим мероприятием «Школы подготовки осужденного к освобождению» является оказание правовой, психологической и нравственной помощи.

Несомненно, что нравственное воспитание является базовым элементом системы исправления осужденных. В процессе ресоциализации нравственность становится ядром личности, формирует адекватное отношение к добру и злу, уваже­ние к человеку и обществу, собственности, государству и закону. Нравственное воспитание необходимо рассматри­вать как развитие воли, чувств, эмоций, ценностных ориентаций, как состав­ную часть других направлений исправительной работы. Так, привитие навыков правопослушного поведения, сознательного соблюдения за­конов возможно только через формирование нравственной позиции  индивида.

В рамках пенитенциарной практики становление нравственности  имеет большое практическое значение как основа системы социальной реабилитации осужденного, возвращения обществу законопослушного гражданина, умеющего уважать интересы других людей. За последние десятилетия в уголовно-исполнительной системе создана и успешно функционирует психологическая служба, активно ведется воспитательная работа с осужденными. Одним из путей гуманизации и развития индивидуального подхода в исправительной деятельности является сотрудничество учреждений и органов исполнения наказаний с религиозными организациями.

В начале девяностых годов прошлого века «уголовно-исполнительная система постсоветского времени была абсолютно консервативной и закрытой» [4, с. 35], поэтому актуальной задачей было обеспечение доступа священнослужителей на территорию исправительных учреждений. В последствии активно создавались сообщества верующих осужденных, например,  православные общины, возводились храмы и мечети. Сегодня религиозными организациями реализуются новые задачи по социальному служению и духовно-нравственному образованию в местах лишения свободы.

Религиозные отношения, удовлетворяющие важнейшие духовные потребности человека, для осужденных играют особую роль. Вера становится опорой, ориентиром в новой непростой, жизненной ситуации, когда индивид в той или иной степени начинает осознавать характер совершенного им деяния, свою вину, специфику примененной к нему судом меры наказания и перспективу провести часть жизни в заключении.

Конечно, становление нравственности возможно и на светской основе, но   человеческому разуму трудно следовать абстрактной догме.  Сила религии в том, что она, обращаясь к чувствам человека, дает заповеди должного поведения в более доступной  для подражания, образной форме. В этом религия близка к искусству, которое также в образной форме  ставит различные мировоззренческие проблемы и пытается по-своему решить их. Поэтому оптимальным вариантом развития моральных качеств у осужденных должна стать взаимосвязь веры и знания как различных онто-гносеологических парадигм,  познавательных практик.

По утверждению Н. А. Бердяева, большинство философских школ и течений, несмотря на внешние различия, «одинаково признают коренную противоположность знания и веры» [1, с. 38]. Так, с точки зрения интеллигенции эпохи воинствующего рационализма второй половины XIX века, вера есть лишь пережиток прошлого, а знание – всесильно. При этом, осознанно отрицая религиозную веру, материалисты и позитивисты признавали возможность  социализма, прогресса, справедливости, верховенства научного знания и другие явления, которые зачастую не имели положительных,  фактических доказательств. Однако,  требование доказательства и научного обоснования веры абсурдно,  противоречит ее сущности,  а «у каждой живой души есть не только научное, но и метафизическое и мифологическое отношение к миру» [1, с. 40]. Больше того, по мере своего развития наука сама активно преодолевает свои собственные суеверия, пересматривая общепринятые основы знания. Анализу ученых подвергаются новые явления, которые ранее отрицались как сверхъестественные, поэтому философского обоснования требуют сами первоосновы науки.

В силу этого, «наука просто некомпетентна в решении вопроса о вере, откровении, чуде и т. п.» [1, с. 41], а  попытка подменить веру знанием ограничивает человека, лишает его свободы, оставляя в рамках природной необходимости. Даже философия не может заменить веры, а лишь подводит к ее осмыслению.

Вместе с тем, необходимо отметить,  что знание также нельзя подменить верой. Выводы науки, основанные на фактах и положительном опыте, не могут быть опровергнуты какими-либо религиозными  идеями или цитатами из священных текстов.

Изучение природного мира, выявление его закономерностей, несомненно, способствует  развитию социальной практики и улучшению различных аспектов жизнедеятельности человека, но  научное знание, которое отрицает все, несоответствующее фактам и опыту,  носит ограниченный характер. Так, Ю. Бохеньский отмечает, что  духовную ситуацию в современном мире можно рассматривать как кризис европейского рационального мировоззрения [3]. Наука разрешила множество вопросов, при этом большинство глобальных,  «вечных» тем так и остались без ответа. Может быть поэтому сегодня, как и в древности, многие люди придерживаются точки зрения божественного происхождения мира и человека. Для преодоления духовного кризиса необходимо переосмысление роли науки, религии и морали, взаимодополнение научных и вненаучных форм познания.

Традиционно  вера понимается как «обличение  вещей невидимых» [1, с. 44], то есть не данных непосредственно, в физическом опыте. Знание видимых вещей исключает свободу метафизического выбора, а доказательство делает факт неотвратимым и насильственным. При этом, основания знания могут быть различными. Так, эмпиризм сводит его к рационализированному, ограниченному доводами рассудка  опыту, в котором нет места чуду. Но опыт святых и мистиков носит такой же фактический характер, как и всякий другой.

Основы знания не могут быть найдены только в дискурсивном, выводном мышлении, они восходят к интуиции, вере. Не только суждения разума, но и  интуитивные прозрения, недоказуемые как аксиомы, являются частью  исходного, непосредственно данного знания. Так как  мы не можем не замечать окружающей природной реальности, знание о видимом, данном нам в чувственном опыте  мире принудительно и навязчиво. Невидимый же  мир доступен лишь через веру как акт свободного избрания недоказуемой истины. Подобный выбор сопряжен с риском и опасностью, т. к. тайна веры коренится в отсутствии гарантий и доказательного принуждения. Только на основе любви как онтологического и ценностного выбора открывается новая жизнь и иная действительность, поэтому «нужно рискнуть, согласится на абсурд, отречься от своего разума, все поставить на карту и бросится в пропасть, только тогда откроется высшая разумность веры» [1, с. 53].

Отсутствие доказательств  как коренное, сущностное свойство веры приведено и в Евангелии словами самого Христа. Когда он приходит воскресший к своим ученикам, и они, наконец, убеждаются в реальности всего происходящего,  спаситель, отвечая Фоме, произносит: «ты поверил, потому что  увидел Меня; блаженны невидевшие и уверовавшие» (Ин. 20, 29) [2, с. 1121]. Таким образом, религиозная вера основана на интуитивном чувствовании и мистическом опыте познания  Бога, тогда как  естественные науки опираются на позитивный эмпирический материал.

По сути своей вера и знание не отрицают, а взаимодополняют друг друга. Законы материального мира неопровержимы, но именно это и определяет возможность сверхъестественного как проявления надприродных сил, находящихся вне компетенции науки. Так, например, смерть Христа это факт определенный закономерностью материального мира. Вера же становится  свободным мировоззренческим выбором, через любовь к новой истине открывающим беззаконие смерти и тайну спасения. Парадоксально, но «если бы можно было доказать, что Христос воскрес, то чудо воскресения потеряло бы свой спасительный смысл,  оно вошло бы в круговорот природной жизни» [1, с. 59].

Таким образом, отрицая противоположность, ограниченность знания и веры, утверждая их беспредельный характер, Н. А. Бердяев отмечает, что «…окончательная истина веры не упраздняет истины знания и долга познавать» [1, с. 66]. Но неверующие скептики – рабы собственной воли и произвола, поэтому религия становится преодолением индивидуальной чувственности, рассудочности. Так, в отличии от отвлеченного идеализма Гегеля, конкретный идеализм русской религиозной философии апеллирует к мистическому опыту. Вера не отменяет, а просветляет рациональное знание науки и философии, по-своему отвечая на предельные, вечные вопросы бытия.

По утверждению А. И. Осипова, религиозная вера «необходима на всех этапах духовной жизни человека, и она всегда остается выражением духовных устремлений человека, его высших исканий» [5, с. 144]. Это приобретает особый смысл, когда человек оказывается в кризисных ситуациях, например, отбывает наказание в виде лишения свободы. Приобщение к вере, чаще всего,  происходит через доверие к людям, имеющим соответствующий опыт. Постепенно, по мере очищения  от греховных  страстей чувство доверия перерастает в любовь к новой истине и уверенность в новом знании. На пути богоуподобления «христианин может достичь высочайших вершин познания Бога и тварного мира…, в конечном счете, вера срастворяется со знанием…» [5, с. 144].  Таким образом, вера начинается не с  рассудочного принятия данной кем-то истины, а с осознания  своей греховности и искреннего стремления к спасению, исцелению. Только смирившийся, увидевший свое нравственное и духовное несовершенство человек может стать верующим.

Первый шаг на этом пути – отказ от наслаждения страстями не только в делах, но и в мыслях, в сердце. Свои грехи может постичь лишь тот, кто перестал осуждать других и возвеличивать себя, «если же смирение не обретается – бесплодны и бессмысленны все подвиги и добродетели» [5, с. 207]. В свою очередь, научает человека смирению только искреннее и осознанное стремление к исполнению  нравственных заповедей, которое становится каждодневным, кропотливым трудом над собой.

Примером активного систематического взаимодействия УИС с Русской православной церковью является деятельность церковной общины в учреждении ИК-1 г. Вологды. Это женская колония общего режима, существующая около 50-ти лет.  В 2003 году на территории учреждения построен храм в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость». Администрация учреждения содействует деятельности общины, а Русская Православная Церковь активно оказывает осужденным гуманитарную помощь, ведется богослужебная и просве­тительская деятельность.

Результаты этой деятельности отражаются в творчестве самих осужденных, в созданных ими эссе, публицистических статьях и даже стихах. Многие из них впервые задумываются над мировоззренческими проблемами, отмечают, что, придя к Богу, в заключении обрели духовную свободу, счастье и смысл жизни. В образной форме, но откровенно женщины описывают свой непростой путь к вере через сомнения, лень, потери и разочаро­вания.

Религия открывает человеку определенные онтологические и нравственные истины, ценности и нормы поведения, а поддержать оступившегося человека на пути обновления жизни  призваны молитва, пост и церковный ритуал. Наградой становится не только умиротворение, внутренняя гармония, чувство еди­нения с Богом,  но и обретение новых знаний, стремлений и жизненных перспектив как глубокая мировоззренческая основа ресоциализации осужденного и его  дальней­шей адаптации в обществе. Таким образом,  вера и знание  взаимно дополняют, укрепляют  друг друга, поэтому сегодня уголовно-исполнительная система успешно использует тысячелетний опыт церкви в деле нравственного совершенствования человека.

Список литературы / References

1. Бердяев Н. А. Философия свободы. Смысл творчества.– М.: Издательство «Правда», 1989. 608 с.
2. Библия. Книги священного писания Ветхого и Нового завета. Издание Саввино-Сторожевского ставропигиального монастыря, 2006. 1296 с.
3. Бохеньский Ю. Духовная ситуация времени // Вопросы философии.– 1993.– № 3. – С.94–98.
4. Куршук Е. Тюремное миссионерство // Преступление и наказание.– 2014.–№ 11.– С. 35–36.
5. Осипов А. И. Путь разума в поисках истины. (Основное богословие.).– М.: Даниловский благовестник, 1997.  330 с.
6. Южанин В. О прогрессивной системе отбывания наказания в виде лишения свободы // Преступление и наказание. – 2014.–№ 11.– С. 17–19.

Список литературы на английском языке / References in English

1. Berdyaev N.A. Filosofiya svobody. Smysl tvorchestva.[ Philosophy of Freedom. The meaning of creativity].– M.: Izdatelstvo «Pravda», 1989. – 608 p. [in Russian].
2. Knigi svyashchennogo pisaniya Vethogo I Novogo zaveta. [Bible. Scriptures of the Old and New Testament]. Izdanie Savino-Storozhevskogo monastyrya, 2006. – 1296 p. [in Russian].
3. Bohenkiy U. Duhovnaya situatsyya vremeny [The spiritual situation of time] // Voprosy filosofii [Problems of Philosophy].– 1993.–№3.– P. 94–98 [in Russian].
4. Kurshuk E. Turemnoe missionerstvo [Prison missionary] // Prestuplenie i nakazanie [Crime and Panishment] .– –№ 11.– P. 35–36.
5. Osipov A.I. Put razuma v poiskah istiny (Osnovnoe bogoslovie).[The path of reason in search of truth] (The basic theology).– M.: Danilovskiy blagovestnik, 1997. – 330 p. [in Russian].
6. Uzhanin V.O. O progresivnoy sisteme otbyvaniya nakazaniya v vide lisheniya svobody [About progressive system of serving a sentence of imprisonment] // Prestuplenie i nakazanie [Crime and Panishment]. – 2014.–№ 11.– P. 17–19.

Вера как философская категория контрольная 2010 по философии

Содержание Введение 1. Вера – что это такое? 2. Вера, доверие, уверенность 3. Откуда берется вера 4. Религия и вера 5. Где неприложимо само понятие веры? 6. Вера как особый способ познания истинной реальности 7. Вера – это жизнь человека 8. Вера в себя Заключение Список использованной литературы Введение «У каждого из нас можно отнять все — имущество, семью — и хотя это крайне тяжело, но человек выдержит и останется человеком до той поры, пока у него не отнимут веру. Все можно вынести с помощью Божьей», — настоятель церкви святой великомученицы Екатерины отец Андрей Верещагин. Вера — это одновременно факт сознания и бессознательного (интуитивная вера). В качестве феномена сознания она выступает как идейная, мировоззренческая позиция принятия или непринятия (в этом случае говорят о неверии) определенных утверждений или поступков без предварительной фактической или логической проверки. Основанием для такого акта сознания является внутренняя субъективная уверенность, не нуждающаяся в доказательствах. Как феномен бессознательного веру можно охарактеризовать понятием психологической установки. В ее основе лежит личный опыт, а также потребности, желания, чувства человека. Особое место среди них занимает любовь. Как правило, человек верит в то и в того, что и кого любит. Человек верит потому, что ему хочется верить, и он не нуждается в оправданиях своей веры. Этим объясняется устойчивость этого состояния. Сложившееся верование с трудом корректируется и подвергается коренному изменению при столкновении с противоречащими фактами и контраргументами. Наиболее выпукло социально организованная вера представлена в религии, которая покоится на вере в высшее, сверхъестественное начало, или в бога. Веру, понимаемую не только в религиозном смысле, а широко, можно обнаружить во всех видах деятельности человека, будь это каждодневное общение, игра, спорт, творчество, религия, искусство, наука, врачебное «искусство» и т. п. При этом она выполняет различные функции, связанные с разными аспектами своей идейной и психологической природы. потом уже не меняются. Вера всегда ограничивает. Вера препятствует самостоятельному мышлению. 2. Вера, доверие, уверенность Разберем данные понятия — поскольку слова однокоренные, их часто путают недалекие люди. И не менее часто этим пользуются манипуляторы — «ты мне доверяешь, поэтому верь в то, что я говорю». Термин «вера» происходит от латинского veritas (истина), т.е. объект веры именно что претендует на истинность. Не гипотеза, даже не постулат, а именно что догма: именно так все и есть, и никак иначе. Иначе быть не может, поскольку не может быть никогда. Это — гносеологически. А если посмотреть с точки зрения психологии — к чему это приводит? Вера — это состояние психики, заключающееся в полном и безоговорочном принятии человеком неких заявлений как непреложных фактов. Это признание чего-либо истинным с решительностью, которая превышает силу внешних фактических и формально-логических доказательств. Обратите внимание на честное признание: мол, если факты против, то тем хуже для фактов, а вера — все равно истинна. Именно так психологически и работает механизм веры. Вера не может быть «разумной», «рациональной» и т.п., она по своей сути всегда «слепа» — вера, которая имеет надежное основание, это уже не вера, а гипотеза, уверенность в чем-то. Кто знает, тот не может верить. Доверие— это психическое состояние, в силу которого индивид отказывается от самостоятельного исследования вопроса, который может быть исследованным. Доверие может быть как обоснованным, так и необоснованным. Доверяется тот, кто не хочет или не может решить или сделать чего-либо сам, полагаясь или на общепринятое мнение, или на авторитетное лицо. Обратите внимание: вера всегда относится к факту (тезису и проч.), это безличное отношение, доверие же всегда направлено на кого-то. Верят во что- либо, доверяют кому-либо. Есть еще одно однокоренное слово — уверенность. Уверенность — это осознание своей высокой вероятности (либо чужой правоты) и проистекает именно от понимания ситуации (понятно, в меру своего развития), знании своих сил, понимания уровня знаний и т.д. Этим уверенность кардинально отличается от доверия, которое берет начало именно в неуверенности, проистекает из сознания своей слабости, признания чужого авторитета как априорного. Вера — подход к оценке информации, основывающийся только и исключительно на авторитетности одного источника. Понятно, что зависимые источники сводятся к одному: важно именно подтверждение факта из разных источников, независимых и заинтересованных. Скажем, все труды богословов основаны на Библии, а научный закон может проверить любой желающий (при наличии соответствующих приборов и т.п., понятно). Источник является «монополистом истины», поэтому проверяемость не играет роли вообще, не говоря уж о фальсифицируемости. Доверие — это подход к оценке информации, основывающийся на репутации источника или источников. Доверяющий считает информацию верной на том основании, что другая информация от того же источника, проверенная в своё время, была верна. Как уже говорилось, это можно назвать «бытовой верой»: существует устойчивая последовательность, а остальное мало значимо. Доверие может быть достаточно обоснованным — именно это называется дружбой. Уверенность в знании. Если нет знания, то уверенность не имеет под собой оснований, и, значит, это в лучшем случае — доверие кому-то с верой ему же. Знание — это оценка информации на основании фактических и логических обоснований. Конечно, уровень развития у всех разный, и поэтому обоснования могут быть разной степени достоверности, но важен сам подход: для [научного] знания требуются доказательства. 3. Откуда берется вера? Увы, она естественна. К тому моменту, когда человеку начинают внушать «верь вот в это», он уже полностью подготовлен к тому, что вера — это нормально, «каждый во что-то верит», и вообще «не верить нельзя». Психологически вера (не обязательно в бога и т.п., вера как таковая) — это ощущение несомненной истинности данного факта. Такое ощущение основано на механизмах понимания, необходимых для формирования опыта. Это есть реликт так называемого Периода Доверчивого Обучения, который присущ всякому развивающемуся сознанию. Все животные, включая человека, обучают детенышей на опыте, остенсивно — «смотри, как надо делать». Интеллектуальные игры человека со второй сигнальной системой приходят позже, а ребенок уже учится, когда даже еще не может говорить. Поскольку для осознания процесса учебы требуется именно анализ происходящего, а для этого надо уже иметь некие стратегии/методы мышления, усвоенные факты и т.п., а у младенца это еще не наработано по понятной причине. И все «записывается на подкорку», фиксируется именно подсознанием. Чувство доверия появляется очень рано, человек ничего не помнит о том периоде. Эриксон рассматривал чувство базисного доверия в качестве фундаментальной психологической предпосылки всей жизни — чтобы не испытывать постоянного нервного напряжения, надо доверять миру. Сначала весь мир для ребенка — это мама. Согласитесь, что не Таким образом, твердые первоосновы знания не даются дискурсивным мышлением, их нужно искать в другом месте, вне рациональной дискурсии. В отсутствии гарантий, в отсутствии доказательного принуждения – рискованность и опасность веры, и в этом же пленительность и подвиг веры. Человек поверивший — есть человек свободно дерзнувший, преодолевший соблазн гарантирующих доказательств. Требование от веры гарантий, даваемых знанием, представляется похожим на желание пойти ва-банк в азартной игре, предварительно подсмотрев карту. Вот это подсматривание карты, эта боязнь риска, эта неспособность к свободному дерзновению есть у всех подменяющих веру знанием, у всех согласных верить лишь с гарантией. В акте веры есть подвиг отречения, которого нет в акте знания; акт веры есть акт свободной любви, не ведающей доказательств, гарантий, принуждений. Нужно совершить переизбрание, избрать новый объект любви, т.е. отречься от старой любви к данной действительности, уже мне гарантированной, мне навязанной, сбросить с себя ветхого человека и родиться к новой жизни в новой, иной действительности. Подмена же веры знанием в данных условиях мира есть отказ от свободного выбора, есть трусость перед опасностью, перед проблематическим, предпочтение гарантированного и безопасного, т.е. жизнь под принуждением данной природной действительности. Знание предполагает веру, оказывается формой веры, но веры элементарной и неполной, веры в низшую действительность. Знание есть доверие к ограниченному, земному кругозору; в акте научного знания человек стоит на месте, с которого не все видно, виден лишь небольшой кусок. Вера есть тоже знание; знание через веру дается, но знание высшее и полное, видение всего, безграничности. 5. Где неприложимо само понятие веры? Во всех абстрактных построениях. Скажем, глупо заявлять, что некто верит в то, что дважды два равно четырем в десятичной системе счисления. Просто введены некие аксиомы, из которых это следует, а математика — это абстракция. Есть исходные данные, есть правила их преобразования — все. Скажем, в формальной логике выражение «А и Б» истинного тогда и только тогда, когда истинны А и Б. И здесь истинность приложима лишь к А и Б как условность, не более того, а действительно ли истинно А (Б) — вопрос совсем другой. Также неприложимо понятие веры к непосредственному восприятию. Например, мы мыслим в категориях пространства и времени — и не можем мыслить вне этих категорий. Но это не значит, что надо верить в существование пространства — более того, а вы попробуйте дать корректное определение этого термина (или времени; энергии — тоже неплохо). Кроме того, к категории веры не относятся непосредственные субъективные ощущения — «этот чай сладкий», «мне холодно» или «я люблю Таню». Даже если меня загипнотизировали, и чай на самом деле соленый и вокруг 40 градусов по Цельсию, все равно сладость/холод — непосредственные ощущения, хоть и внушенные. Сомнение тут неприменимо по определению, т.к. ощущения — дорассудочны. Можно смело сказать, что вера — это именно человеческий механизм, необходимый для биологического вида; но если смотреть не на homo, а на sapiens, то вера — это атавизм, мешающий развитию разума и психики. 6. Вера как особый способ познания истинной реальности В Средневековье общепринятой считалась точка зрения, что познать явления окружающего мира можно двумя путями: разумом и верой. Необходимо выяснить, что же подразумевалось под верой как особой познавательной способностью. С точки зрения цели познания вера и разум рассматривались как равноправные: и первая и второй стремятся узнать истину, то есть то, что существует в мире (и в материальном, и в духовном) на самом деле. Вера даёт человеку тот же результат, что и рациональное познание, но только значительно быстрее, сразу, без затрат времени на доказательства и размышления. Это необходимо, потому что верующему нет времени ждать: речь идёт о спасении, а срок Суда никому не известен – может, он настанет сегодня. И в этой скорости, разумеется, её преимущество «здесь и теперь». Ведь мы же не стараемся рационально доказать себе, почему при нажатии второй сверху кнопки на видеомагнитофоне уменьшится контрастность изображения на экране – мы просто нажимаем на эту кнопку, когда хотим видоизменить цветовую гамму, потому что так написано в инструкции. И в этом отношении наши действия ничем не отличаются от действий того, кто понимает строение кинескопа и других хитроумных устройств. В данном случае мы достигаем одного и того же результата, двигаясь разными путями. Конечно, может возникнуть ситуация, когда моих знаний окажется недостаточно (например, при поломке прибора), но, во- первых, такая ситуация может и не возникнуть, во-вторых, меньше времени займёт вызвать специалиста, а не изучить строение всех устройств, обустраивающих мой быт. Наверное, возникает вопрос, а правомерно ли проведение таких параллелей к тому содержанию, которое является содержанием веры. Всё- таки божественная реальность и реальность сложной бытовой техники – вещи разные даже для атеистического сознания. И вот тут мы-то и сказали ключевые слова. Пока мы будем рассматривать взгляды средневекового автора, исходя из наших представлений эпохи Постпросвещения, мы будем понимать только самих себя, но не исследуемого автора. Дело в том, что для человека верующего в окружающем материальном мире нет границ между миром духовным и материальным. Во-первых, нет границ пространственных, так как духовные существа живут вокруг и могут появляться в любом месте, причём в видимой материальной форме: как душе. Так и церковь святой великомученицы Екатерины, или, как ее уже 125 лет зовут петрозаводчане, Екатерининка, — это память: храм возведен в основном благодаря купцу Софушкину в честь покинувшей его дочери. «Знаете, тогда не было такого редкого беспамятства, как сейчас, когда люди считают, что вот сегодня заработаю все деньги, а завтра будь что будет, — касается ли это себя самого, родителей или детей. Какое-то бы сказал, первобытное отношение. А тогда все-таки это было действительно по- Божьему», — говорит настоятель Екатерининки. Екатерининская церковь на своем веку пережила много печалей, людского непонимания и бездушия. Это один из двух храмов Петрозаводска, которому удалось остаться после разрушительных событий начала XX века и Великой Отечественной войны. Ведь тогда, помимо кафедрального собора, который являлся центром духовной и социальной жизни Петрозаводска, были разрушены 300 малых памятников — городских часовен, но Екатерининка уцелела. «Самое тяжелое, что это делали люди. И отговорки, что кто-то направлял или заставлял так поступать, неуместны. Ведь мы либо грешим, либо творим добрые дела, но сами. Поэтому и судит нас Господь по нашим делам, а тех, кто нас научает или подуськивает, Господь тоже будет судить. Наше же право и наша воля пойти на поводу или быть благоразумными». Нынешний настоятель Екатерининской церкви убежден, что храм остался целым и по сей день оказывает нуждающимся духовную помощь, поддерживает людей на сложном пути исключительно милостью Божьей. Ведь пережила церковь не только человеческое бездушие, но и жесточайший контроль советского государства, когда несколько служителей храма были казнены в период репрессий 1937-1939 годов, а позднее у входа в храм дежурили государственные чиновники и внимательно следили, а не решил ли помолиться Господу кто-нибудь, носящий в кармане пиджака партийный билет. Сейчас в Екатерининке служат по большей части молодые священники. Это несколько противоречит представлениям большинства обывателей, привыкших считать, что батюшка должен быть в летах. Но отец Андрей утверждает, что в нынешнее время это совершенно нормальное явление — сейчас повсеместно по всей России 70% священников молодые. И здесь тоже играет роль история нашей страны — постреволюционное время было кошмарным для российского Православия. Только сейчас все начинает меняться. «Нас ведь не удивляет, что люди, когда рождаются, совсем маленькие. Почему же священник обязательно должен быть стареньким? Он тоже должен пройти какой-то период обучения, и чем раньше батюшка это начнет делать, тем лучше. Как раз когда он станет стареньким и с большой бородой, он будет очень мудрым батюшкой. А если в зрелом возрасте только начинать свое служение, то это ни в коей мере не означает, что батюшка такой богоносный сразу — борода не признак благодати». Впрочем, помолодели не только священники. Если прийти на причастие, то можно увидеть сначала череду младенцев, затем — детей чуть постарше, потом еще чуть старше, далее юношей и девушек и только в окончании этой длинной вереницы идут взрослые. «Прихожан стало больше со времен перестройки, потому что церковь все-таки стала посвободнее для людей — не стоял у дверей уполномоченный. Раньше во время Пасхи и Рождества всегда было очень много зевак, которые приходили с магнитофонами на плечах и через 15-20 минут растворялись. К концу службы галерка в храме была пустой. Сейчас же люди приходят на Пасху в храм и стоят до конца службы, то есть идут уже не ради любопытства». Человек общается с Богом через таинства — где нет таинств, там нет церкви. Поэтому, по мнению настоятеля Екатерининской церкви, молитвенный дом, где говорят, что мы веруем в Бога и читаем Евангелие, — это еще не церковь. Это дом, где люди собираются побеседовать, может быть, на основании общих интересов. Точно так же можно вместе изучать, например, Большую советскую энциклопедию. А там, где есть таинства, через которые человек общается с Богом, там и есть церковь. «Православие — это образ жизни; идти за Христом, жить по- евангельски, то есть так, как Богом заповедано. Это непросто, и. на этом пути часто падают. Именно из-за этого нужно идти через храм, потому что в храме мы имеем возможность покаяния, имеем возможность встать и начать новую жизнь, когда совсем уже упали. Миллион раз не прав человек, который говорит, что я в душе верую и мне этого достаточно. Потому мы и говорим: Милости Божьей, радости Богообщения. Милости просим». 8. Вера в себя Что такое «Вера», уверенность в себе? Вера в варианте сознания и подсознания? Вера в варианте религии? Трижды знать… Трижды открыть веру в себя и запечатлеть эту «скорость» развития в своем уме, опережая Время «сна» на несколько столетий. Это принцип Бессмертия. Это принцип развития ума… Вера — это Нематериальное Начало жизни, где присутствует только «плюс» как открытый «звук» настоящего «Времени»… В руках сознания вера — это только мысль, и в ней преобладают звуки импульсов Будущего… Вера в варианте подсознания — это чистое поле Абсолют; это идеальный вариант для жизни Нематериального… Человек может чувствовать от 10 до 100 вариантов веры одновременно, но при этом присутствует чистое Безмолвие подсознания: это указывает на Цель, в которой есть смысл жизни «Времени»… Вера абсолютно связывает человека во всех состояниях времени, и на 100% он неосознанно чувствует чистую Веру в самого себя, так как это Главный Единый «свет» всего настоящего…

Философские новости | Как соотносятся вера и разум?

Много лет назад, работая в небольшом книжном магазине в Портленде, штат Орегон, я листал торговый журнал, который валялся на складе, и наткнулся на интервью с Билли Грэхемом. Интервью было довольно стандартным, если не считать ответа на один вопрос, который, как я помню, поразил меня, когда я его читал, и до сих пор поражает меня 15 лет спустя. Журнал спросил Грэма, как он развил свои основные христианские убеждения.Его ответ был одновременно простым и во многих отношениях предельно честным. Он ответил:

В лунном свете я пошел в лес. Я открыл Библию и положил ее на пень. Затем я опустился на колени и сказал: «О, Боже, я не понимаю всего, что написано в этой книге. Многие вещи кажутся противоречивыми. Я не могу принять это интеллектуально, но я собираюсь принять это верой как ваше Слово, ваше вдохновенное, божественное Слово ». И я принял это верой, и с тех пор у меня не было никаких сомнений.

Хотя эта цитата, вероятно, неточно отражает многие важные нюансы того, как Билли Грэм пришел к вере, я думаю, что она воплощает карикатурное противоречие, которое существует между верой и разумом.Что еще более важно, он находит отклик у многих религиозных людей и, возможно, точно описывает, как они пришли к вере в Бога. В этих коротких предложениях Грэм описывает разновидность веры, которая обладает реальной эпистемологической силой и открывает окно в экзистенциальную основу, на которой многие религиозные люди устанавливают или поддерживают религиозные убеждения — предмет, который я представил в предыдущем посте этой серии. В будущих эссе я кратко исследую экзистенциалистскую философию с целью лучшего понимания природы этого основания и дальнейшего раскрытия очевидного напряжения, которое существует в современных дискуссиях о вере и науке.

Прежде чем исследовать экзистенциализм, я считаю необходимым сначала попытаться определить, что подразумевается под термином «вера» и как он определенно соотносится с разумом или рациональностью. Как мы увидим при обсуждении экзистенциализма, вера как практическая идея присутствует во всех мировоззрениях, и было бы неправильно описывать ее просто как религиозную концепцию. Однако он приобретает особое значение в религиозном контексте, и религиозные люди, как правило, гораздо более открыты для роли и значения, которое он играет в их мировоззрении.

Что такое вера?

Вера — это не чисто эпистемическое понятие. При попытке определить веру исключительно в рамках эпистемологии определение либо оказывается неадекватным, либо вообще не достигает своей цели. Хотя некоторые пытаются дать чисто эпистемическое описание, обычно вера включает в себя аффективный или вдохновляющий элемент. Ричард Суинберн подчеркивает это, когда пишет: «Некоторые. . . писатели. . . использовать слово «вера» как синонимы слова «вера». . . Христианская вера используется для обозначения веры в истинность некоторых центральных христианских доктрин.Для других христианская вера — это вера в то, что эти доктрины истинны и сопровождаются некоторым аффективным компонентом (например, любовью к Богу или ненавистью к своим грехам) ». ¹ Многие рассматривают религиозную веру как веру наряду с доверием объекту веры (Богу), и в этом отношении религиозная вера может отличаться от того, что мы могли бы назвать верой в целом. Так описывает веру философ Пол Хелм. По сути, человек проявляет веру, имея доверительные отношения с человеком. Но, говорит Хелм, вера также включает в себя некоторое понимание (где понимание — это форма пропозиционального знания) о человеке, которому доверяют.В конце концов, нужно знать что-то о человеке, которому она доверяет. Общей темой у Августина и Фомы Аквинского является идея о том, что вера эпистемически важна (в том, что касается веры в Бога), а понимание является второстепенным, хотя и важным дополнением к этой вере. Вера — это средство, с помощью которого человек проявляет доверие к объекту понимания. ²

Философский богослов и бывший президент Колледжа Нью-Джерси (школа, которую мы теперь знаем как Принстонский университет) Джонатан Эдвардс (1703–1758) в своем знаменитом рассуждении о религиозных привязанностях относится к вере аналогичным образом.Он говорит, что привязанность — одна из двух основных функций души. Другой — причина. Пристрастия души — это ее склонность к объекту. Фактически, в каком-то смысле привязанности нельзя отличать от воли. Они подталкивают человека к объекту восторга. Именно в этом заключается характерное свидетельство истинной веры. Он находит место доказательствам в своем развитии основы веры в истину Евангелия. Он утверждает, что свидетельские показания не могут заменить доказательства, когда дело доходит до истины.Однако он сразу же отмечает, что одних доводов и аргументов достаточно. Чтобы объяснить это, Эдвардс развивает концепцию духовного чувства. Причины и аргументы полезны только тогда, когда Дух работал, чтобы осветить понимание, чтобы у человека были глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать. Он говорит, что Дух «открывает» разум, чтобы он мог постичь истину. Кроме того, он играет роль непосредственного предчувствия и интуиции, когда дело доходит до религиозных убеждений. Однако это опасение не является отдельным от всех аргументов или выводов, а является лишь длинной цепочкой аргументов.Фактически он говорит, что дедуктивная цепочка представляет собой одно звено: посредством божественной славы разум поднимается к истине Бога. Таким образом, вера для Эдвардса — это сочетание духовного пробуждения, которое позволяет понять рациональные основания истины Евангелия. ³

С верой в целом объект принимает множество различных форм. Один из ведущих философов 20-го века Родерик Чизолм, будучи воплощением философа-аналитика, все же понимал, что даже те, кто придерживается в основном рационалистического подхода к знанию, начинают с прыжка веры.Чизолм замечает, что определенные вещи предполагаются, когда философы пытаются ответить на вопросы о том, во что мы вправе верить, а какие были оправданы в предположении, когда мы пытаемся ответить на этот вопрос. «Некоторые вещи предполагаются тем фактом, что можно задать вопросов». Допуская, что предприятие эпистемологии возможно — предположение, без которого сбор знаний не мог бы продолжаться согласно Чизхолму, — эпистемологи предполагают, что они могут добиться успеха.Это означает, что эпистемологи «в некотором роде верят в себя». Я думаю, что точка зрения Чизхолма состоит в том, что эти допущения и предположения должны быть сделаны, но сами они не могут быть подтверждены каким-либо предшествующим или более простым методом. Это вера в то, что человек разумен и что рациональный метод может привести человека к истине. ⁴ Рассмотрим другую крайность, исследуя экзистенциализм. Экзистенциалистская мысль делает гораздо больший акцент на компоненте веры и сводит к минимуму (а в некоторых случаях устраняет) любую роль разума в сборе знаний.

Срединный путь

Между этими крайностями некоторые пытаются найти срединный путь сближения. Ф. Лерон Шульц, работая в религиозном контексте, определяет веру в более широком смысле как «веру в плодовитость сети верований, которая сама по себе опосредована нашим опытом». Это определение может применяться к вере в целом или к религиозной вере в частности, хотя объект доверия для Шульца, по-видимому, остается приземленным. Он отвергает сильную дихотомию между верой и разумом, столь присутствующую в современной дискуссии, и утверждает, что научный отказ от «фидуциарного» компонента знания так же ошибочен, как и отказ религиозных деятелей от строгого рационализма.Постмодернистская (то, что Шульц называет «поздним модерном») мышление обеспечивает основу для междисциплинарного диалога, позволяя каждой позиции сохранять некую особенность. Его модель предполагает, что каждый из нас может начать только со своей конкретной точки зрения, которую мы, возможно, по необходимости, должны принять, чтобы быть объективно верной. Однако мы узнали, что мы также должны придерживаться этой точки зрения, зная, что мы «социально расположены». Под этим он подразумевает, что мы должны признать, что не все придерживаются этой точки зрения, и это заставляет нас вступать в диалог, основанный на «воплощенном желании» узнать о взглядах, которые отличаются от наших собственных.

Начиная с Канта (который, на мой взгляд, является отцом постмодернизма), понятие отношения стало более фундаментальной категорией, чем субстанция и случайность. От Канта мы получаем Гегеля, затем экзистенциалистов и прагматиков. Все эти мыслители подчеркивали отношение (Гегель с его «синтезом», Кьеркегор с его «отношением самого себя к самому себе» и Пирс с его тремя классами отношений) над противоположностями. Точка зрения Шульца состоит в том, что ни одна из сторон не является первичной, но продукт двух вместе — это отношение , , которое они создают, когда стоят в сопоставлении.То же верно и в отношении веры и разума. Шульц пишет: «Вместо того, чтобы спрашивать, следует ли нам начинать с рациональных доказательств и« прибавлять »веру, когда мы сталкиваемся с загадкой, или следует начинать с наших фидеистических обязательств, а затем« добавлять »разумные аргументы только при нажатии, мы могли бы начать с относительность, в которой «вера» и «разум» взаимно конституируются…. Рациональность включает в себя приверженность убеждению, а вера предполагает вынесение суждений о том, что заслуживает доверия » ⁵

Каждое из этих определений имеет свои достоинства, и обычно они совпадают. похожие строки.Для настоящих целей, я думаю, будет достаточно следующего определения: вера — это вера, которая имеет следующие два свойства: (1) оправдание, которое вырастает из пропозиционального содержания объекта веры, обязательно будет недостаточным, так что нельзя будет знать, что она истинна. и (2) доксастическая установка верующего включает аффективный компонент, обычно связанный с доверием к объекту веры. Нет необходимости заранее указывать силу оправдания для предметов веры, равно как и не важно указывать какие-либо конкретные базовые отношения между объектом веры и другими убеждениями.Хотя эти вопросы важны, они должны проявляться в более широком анализе конкретных религиозных обязательств — что я попытаюсь сделать в следующих статьях.

Когда Билли Грэм верой принял Библию как вдохновленное Богом, божественное слово, он, очевидно, пришел к выводу, что Библия вдохновлена ​​доверием Богу как автору. Короче говоря, он совершил прыжок веры.

Авторские права © 2010 Philosophy News Service

Примечания

1. Суинберн, Р. (2009).Авторитет Священного Писания, Предания и Церкви. В Т. П. Флинт и М. К. Ри (ред.), Оксфордский справочник по философскому богословию . Oxford: Oxford University Press., Pp. 25, 26. Суинберн делает довольно поразительное признание того, что «христианская традиция не имеет ясного представления о природе веры». Он также отмечает, что христианская вера также может включать в себя идею «действовать исходя из предположения, что христианские доктрины (или верить в это) истинны, и, возможно, также верить в их истинность или, возможно, без этой веры.Излишне говорить, что определение веры может включать в себя эпистемический компонент или нет. Если определение веры неясно среди богословов и философов, за пределами академических кругов оно становится еще более туманным.

2. Хелм П. (1997). Вера и понимание. Гранд-Рапидс, Мичиган: Wm. Издательство Б. Эрдманс.

3. Эдвардс Дж. (1997). Религиозные привязанности. Эдинбург: знамя истины.

4. Чисхолм Р. М. (1989). Теория познания (3-е изд.). Энглвуд Клиффс: Прентис-Холл, Инк.

5. Шульц Ф. Л. (2006). Вера Троицы в поисках трансформирующего понимания. В П. Клейтоне и З. Симпсоне (ред.), Оксфордский справочник по религии и науке . Оксфорд: Издательство Оксфордского университета, стр. 493

Индекс серии

Философия и вера — The New York Times

The Stone — это форум для современных философов и других мыслителей по актуальным и вневременным вопросам.

Одна из моих задач как учителя способных студентов, в основном католиков, — заставить их задуматься о том, почему они придерживаются своих религиозных убеждений. Достаточно легко начать обсуждение проблемы
зла («Вы действительно можете читать газету каждый день и продолжать верить в совершенного Бога?») или о разнообразии религиозных верований («Если бы вы родились в Саудовской Аравии,
разве ты не думаешь, что станешь мусульманином? »).Однако дискуссия неизбежно сходит на нет, когда кто-то поднимает руку и говорит (иногда пылко, иногда самодовольно): «Но это не так.
забываешь о вере? »

Для большинства студентов этого достаточно. Козырная карта разыграна, и они — или, по крайней мере, многие из тех, кто считает религию больше утешением, чем бременем, — с радостью помнят, что верить — значит никогда не верить.
приходится объяснять почему.

Я сам, результат десятка лет интеллектуально самоуверенного иезуитского образования, не очень-то сочувствую ответу «это просто вера». «Как ты можешь говорить так?» я
Ответить. «Вы не стали бы покупать подержанную машину только потому, что верили в то, что вам сказал продавец. Почему вы взяли на веру гораздо более важные утверждения о своем вечном спасении? »
Фактически, большинство моих студентов действительно рассматривают свою веру не как интеллектуальный слепой скачок, а как основанную на доказательствах и аргументах.

Популярные формулировки, к которым апеллируют теисты и атеисты, не доказывают то, что они утверждают.

«Ну, если Бога нет, — говорят они, — как вы можете объяснить, почему что-то вообще существует или почему миром управляют такие точные законы природы?»

В этот момент класс снова оживляется, когда я излагаю версии знаменитых аргументов в пользу существования Бога, и мои ученики начинают думать, что они вот-вот получат то, за что их родители заплатили за большие деньги.
Католический университет: серьезная интеллектуальная поддержка их веры.

Однако вскоре все снова развалится, поскольку все наши усилия по построению аргументов в традиционном русле сталкиваются с последовательными трудностями. Студенты понимают, что я не смогу
чтобы предоставить им убедительное доказательство, и я открыл им грязный секрет: философы никогда не могли найти аргументы, которые разрешили бы вопрос о существовании Бога или любой другой «большой
вопросы », которые мы обсуждаем 2500 лет.

Кажется, это возвращает нас к тому, с чего мы начали: «Все дело в вере». Я, с моей вдохновленной иезуитами верой в разум и доказательства, всегда сопротивлялся этому. Но я также почувствовал рывок
заключения моих студентов о том, что философия, хотя и является хорошим интеллектуальным упражнением и источником мучительных головоломок и парадоксов, не имеет реального значения для религиозной веры.

Однако недавно я осознал ошибку в том, как я и большинство моих коллег по профессии склонны думать о философии и вере.(Одно из больших преимуществ получения
преподавать философию способным студентам — значит легче мыслить вне ограничений текущих профессиональных предположений.) Стандартное мнение состоит в том, что разногласия философов
из-за аргументов о Боге их взгляды не имеют отношения к вере обычных верующих и неверующих. Утверждение кажется очевидным: если мы, профессионалы, не можем договориться между собой, что мы можем иметь?
предложить непрофессионалам? Обращение к экспертам требует консенсуса между экспертами, которого нет у философов.

Этот ход мысли игнорирует тот факт, что, когда философы расходятся во мнениях, речь идет только о конкретных аспектах самых тонких и сложных версий аргументов за и против существования Бога (например,
модально-логическая формулировка моим коллегой Элвином Плантинга онтологического аргумента Св. Ансельма или комплекса Уильяма Роу
вариант вероятностного аргумента от зла).Среди философов нет разногласий по поводу наиболее популярных аргументов, которые обычно используются теистами и атеистами.
Обращение: в своей формулировке они не доказывают (то есть логически вытекают из бесспорных посылок) того, что они утверждают, чтобы доказать. По мнению квалифицированных специалистов, они явно неадекватны. Дальше,
не существует более сложных формулировок, которые теисты или атеисты могли бы принять — как мы делаем научные утверждения — на основании консенсуса экспертов.

В этих популярных дебатах о существовании Бога победителями становятся не теисты и атеисты, а агностики — заброшенные пасынки религиозных противоречий, которые справедливо указывают на то, что ни одна из сторон
в дебатах сделал свое дело. Это позиция, поддерживаемая консенсусом философских мнений экспертов.

Этот вывод должен особенно смутить популярных сторонников атеизма, таких как Ричард Докинз, чья позиция полностью основана на явно ошибочных аргументах.Верующие, конечно, могут прибегнуть к
логически менее строгая поддержка, которую они называют верой. Но затем им нужно задуматься о том, какую поддержку вера может оказать религиозным убеждениям. Как тепло моим ученикам
чувство уверенности, когда они обнимаются на воскресной мессе в общежитии, действительно отличается от того доверия, которое они могли бы испытать, находясь под чарами действительно правдоподобного продавца?

Какой религиозный опыт может подтвердить утверждение, что Иисус Христос был воплощением Бога, а не просто великим учителем нравственности?

Ответ может быть найден в трудах таких разных философов, как Дэвид Юм, Людвиг Витгенштейн и Элвин Плантинга.Различными способами они показали, что повседневная жизнь основана на «основных» убеждениях
у нас нет веских аргументов. Например, больше нет основных истин, на основе которых мы могли бы доказать, что прошлое часто является хорошим проводником в будущее, что наши воспоминания надежны или что другие люди
сознательная внутренняя жизнь. Такие убеждения просто — и вполне справедливо — возникают из нашего жизненного опыта. Плантинга, в частности, утверждал, что основные религиозные верования могут иметь аналогичный статус.
этим основным, но недоказанным убеждениям.Его аргумент имеет явное правдоподобие для некоторых видов религиозных убеждений. Благодаря опыту, например, естественной красоты, морального долга или любви и того, что нас любят, мы
может развить устойчивое чувство реальности необычайно хорошего и могущественного существа, которое заботится о нас. Кто может утверждать, что такие переживания не дают оснований для веры в Бога, хотя
разные) опыты дают повод для веры в достоверное знание прошлого и будущего и других человеческих умов? По поводу этой мысли все еще есть место для философских споров, но она остается
наиболее правдоподобная отправная точка философского обоснования религиозной веры.

Но эта защита веры сталкивается с серьезным препятствием. Хотя он может поддерживать общие религиозные утверждения о хорошем и могущественном существе, которое заботится о нас, очень трудно увидеть, что он поддерживает конкретные и надежные утверждения.
иудаизма, христианства и ислама о том, как Бог постоянно и конкретно участвует в нашем существовании. Сказано, что Бог не просто добрый и могущественный, но нравственно безупречный и всемогущий, что является надежной защитой.
против любого зла, которое может нам угрожать.Он не только заботится о нас, но и установил точные моральные нормы и литургические практики, которым мы должны следовать, чтобы обеспечить наше вечное спасение. Без такой специфики,
религии не хватает волнующих и устрашающих возможностей, которые сделали ее такой могущественной силой в истории человечества.

Но как религиозный опыт может поддерживать веру в конкретное повествование о спасении, особенно учитывая резкие различия в описаниях великих религиозных традиций? Какой религиозный опыт
могли ли поддержать утверждение, что Иисус Христос был воплощением Бога, а не просто великим учителем нравственности? Или что Библия, а не Коран — это откровение слов самого Бога? Верующие могут иметь
сильное чувство уверенности, но каждая религия отвергает уверенность всех остальных, что заставляет нас задаться вопросом, почему они отдают предпочтение своей собственной вере.

Я не говорю, что верующие в принципе неспособны найти удовлетворительные ответы на такие вопросы. Я говорю, что философия и религия могут и должны говорить друг с другом, и что эти
тем, кто серьезно относится к своим убеждениям, необходимо задуматься над этими вопросами, и что современные философские дискуссии (вслед за Юмом и Витгенштейном) о знании, убеждениях, уверенности и несогласии в высшей степени
имеет отношение к такому размышлению — и, возможно, к убеждениям человека.Это то, что я постараюсь передать своим студентам, когда в следующий раз буду преподавать вводную философию религии.

Гэри Гаттинг преподает философию в Университете Нотр-Дам и является соредактором журнала Notre Dame Philosophical Reviews, онлайнового журнала с обзорами книг. Его последняя книга — «Что знают философы: примеры из современной аналитической философии».

Взаимосвязь веры и надежды

На первый взгляд
связь между верой и надеждой может показаться очевидной.Люди, у которых есть
вера, имейте надежду. Люди, у которых есть надежда, имеют веру. Казалось бы, человек
не может быть одно без другого.

Но ситуация более сложная.
сложнее, чем это. Многие будут утверждать, что (1) они верят, потому что они
нужна надежда. Другие могут утверждать, что (2) они верят именно потому, что
у них есть надежда. Другие могут сказать, что (3) у людей есть надежда, потому что они
нужна вера. Третьи могут утверждать, что (4) у людей есть надежда, потому что
у них есть вера.

(1) похоже на
отговорка. Это похоже на плохую версию пари Паскаля. я верю
потому что мне нужно на что-то надеяться. Это кажется корыстным
оправдание веры, будь то религиозное или светское. (3) почти как
плохо, и на самом деле это просто переформулировка (1) в обратном порядке. Претензии (2)
и (4) сложнее. Есть ли у людей вера, потому что у них есть надежда, или
у них есть надежда, потому что у них есть вера, вырезает несколько тонких
различия относительно природы обоснованного истинного убеждения.Действительно, это
кажется возможным, что неизлечимый оптимист мог иметь надежду, не имея
веры, и что фаталист может обладать верой без надежды.

Решая эту проблему
дилемма, этимологические основы терминов вера и надежда
значительный. Вера (от латинского fidere — доверять) есть
обычно определяется как вера, выражающая уверенность в истине,
ценность или правдивость чего-либо или кого-то, и часто характеризуется
отсутствие поддающегося проверке эмпирического обоснования или логического доказательства.

Было много
описания веры, будь то религиозная или светская, но это святой Ансельм из
Кентербери, который лучше всего отражает суть веры. Я не стремлюсь
понимаю, чтобы я мог верить, но я верю, чтобы понимать,
и более того, я верю, что если я не верю, я не буду
понять ( Исайя 7: 9). ( Прослогион , г.
Опера Омния 1).

Это мнение было
выраженный в прошлом веке Сантаяной, который утверждал, что вера лежит в
самая суть человеческой деятельности.Для Сантаяны, как и Хьюма до него,
неопределенность человеческого существования требовала приверженности к набору
предположения, которые, хотя и недоказуемы, сделали возможными человеческие действия. Как Юм
продемонстрировали, мы не можем доказать, что солнце взойдет завтра, но мы действуем
как будто так и будет. Для Сантаяны это было сутью человеческой веры.

На этом основании вера
является выражением текущего положения дел; он представляет собой веру
это действительно существует.Но надежда — это другое дело. Он направлен на
будущее. Там, где вера выражает факт о настоящем, направляется надежда.
при будущем положении дел.

Надежда (OE hopian
уверенность или доверие) является выражением того, что Гуссерль называл направленным
преднамеренность. Для Гуссерля надежду лучше всего понимать как
уверенное ожидание в достижении желаемого положения дел,
и это был пример того, что он называл ожидаемым выполнением
намерение.

Если Гуссерль и Ансельм
верно, вера — это то, чем вы обладаете в настоящий момент. Это отражает
желаемое намерение. Надежда — это ожидаемое исполнение этого
намерение; он имеет дело с будущим положением дел. На этом основании
вера — это результат существующих систем убеждений, сформированных опытом,
тогда как надежда — это продукт желания будущего положения дел. И
в то время как эти два тесно связаны, (2) является лучшим выражением
отношения между верой и надеждой.Без веры не может быть надежды.
(4) неверно предполагает, что индивидуальный опыт и текущее убеждение
необходимое и достаточное условие реализации намерений.
Это влечет за собой предпосылку о том, что можно иметь веру, не имея
надеяться. Однако в этом аргументе преобладают пессимистические фаталисты.
когда они демонстрируют, что можно иметь веру без надежды.

Однако никто не
должен быть неизлечимым оптимистом, чтобы утверждать, что вера является достаточным и
необходимое условие надежды.Когда у людей есть надежда, у них есть вера,
потому что они верят, что я верю, что будущее будет
лучше. И пока у них нет оснований доказывать обнадеживающие
предположение, они верят в него. Вера без надежды возможна,
надежды без веры нет. Таким образом, веры недостаточно для надежды.

Некоторые утверждали, что (4)
у людей есть надежда, потому что у них есть вера. Такие, которые могли бы иметь это
Взгляды просят принять во внимание, что люди верят, потому что у них есть надежда.
То есть подумайте, есть ли у детей надежда или вера. Дети
может иметь надежду (например, дать мне еду — прямое намерение детей),
и вера (например, они дают мне еду, это часто повторяющееся психическое состояние
детей. Вера ребенка в кого-то как в кормилеца может поколебаться,
даже разрушен долгим отсутствием. У ребенка может не быть реальной надежды
получать пищу, но все еще может верить, что так или иначе. Этот
это урок книги Иова.Истинная вера часто существует в
отсутствие исполнения направленного намерения.

(2) — лучший из возможных
выбор, потому что он влечет за собой утверждение, что человек может иметь веру без
надежда, и что никто не может иметь надежды без веры. Итак, когда претензия
заставили людей верить, потому что у них есть надежда, что в этом смысле
правда: вера — НЕОБХОДИМОЕ условие для надежды: никто не может иметь надежды
без веры. Таким образом, если есть надежда, вы знаете, что есть
вера тоже присутствует.

Кислород необходим для
Пожар.

Если у вас пожар, вы
знайте, что у вас есть кислород.

Кислорода недостаточно
для огня — слава богу!

Вера необходима для
надежды, но веры НЕДОСТАТОЧНО для надежды, потому что вы можете верить в
много вещей, но пока нет реальной надежды.

Можно верить в
загробная жизнь и никакой надежды на то, что человек встретит желаемое положение вещей
по прибытии туда и в дальнейшем.Итак, вера без надежды
возможно: надежда без веры невозможна. (По крайней мере, это невозможно
для психически устойчивых людей.)

Надежда всегда
в сопровождении веры.

Вера почти всегда
сопровождается надеждой, но не всегда.

Это вопрос
первенство — не временное, а аксиологическое.

Людям нужно иметь
вера, потому что им нужна надежда.

Итак, мы имеем:

а) это не так
что (3) у людей есть надежда, потому что им нужна вера.

б) это не так
что (4) у людей есть надежда, потому что у них есть вера. Вера не
достаточно для надежды.

c) это случай, когда
(2) у них есть вера, потому что у них есть надежда. То есть мы знаем
что человек, у которого есть вера, имеет это, потому что у него есть надежда, и он может
не иметь надежды, не имея веры, потому что вера необходима для надежды.

Но что за дела (1)
это было отклонено как то, что равносильно отговорке; а именно, что
у людей есть вера, потому что им нужна надежда? Многие утверждают, что (1)
люди верят, потому что им нужна надежда.Но эта позиция не та.
Сортировка прибыла через какое-то пари аля Паскаль. Такая вера, что
будет результатом процесса рассуждений, как предписано Паскалем
это не было бы подлинной верой. К.С. Пирс критиковал сомнения, которые
был использован Декартом и одобрен другими как методическое сомнение, поскольку
не подлинный. Пирс назвал это бумажным сомнением. Подобным образом
вера, достигнутая ради обеспечения надежды, будет слабой верой,
возможно даже бумажная вера.Итак, в предписывающем смысле люди, имеющие
вера, потому что людям нужна надежда (1), должна быть отвергнута как личность
служение своего рода отговоркой с небольшой интеллектуальной легитимностью. Этот
будет в том случае, если человек был нейтральным в отношении веры или
не обладая вообще верой и находится в процессе расследования, чтобы определить
какую веру иметь. Такие случаи редко, если вообще случаются. В
описательный смысл, однако, исследуя то, как люди подходят к
при пересмотре их веры происходит нечто иное.Люди
наследуют веру (убеждения) и придерживаются убеждений как часть аккультурации. Один раз
обладать верой в то, что дает смысл, ценность и комфорт в
Лик смерти большинство людей станут стойкими с их верой
страха потерять надежду. Противостояние экзистенциальной тоске
ужас перед абсолютным концом заставляет многих бежать в утешительные объятия
веры. Там их можно будет кормить с надеждой. Итак, это описание
что именно происходит, можно утверждать, что на самом деле у людей есть или
сохраняйте свою веру, потому что им нужна надежда.Они делают это, когда у них есть
или полагают, что у них нет альтернативного набора убеждений, которые могли бы служить им в качестве
их нынешняя вера дает им основание для надежды.

Вера — слуга и служитель надежды.

Папа
БЕНЕДИКТ XVI подтверждает
позиция, что вера ради надежды !!!!! Увидеть его
2007 г.
ЭНЦИКЛИЧЕСКОЕ ПИСЬМО
SPE SALVI

Ничего из этого не предназначено
поддержать представление о том, что любая вера будет или должна быть
принятый.Содержание веры, то, во что человек верит, необходимо исследовать.
рациональными людьми. Уже много сказано и будет сказано
о том, во что люди имеют право верить и как они должны прийти к
эти убеждения.

Что такое философия религии

Философия — это наиболее критический и всеобъемлющий мыслительный процесс.
разработан людьми. Он сильно отличается от религии тем, что
где философия является одновременно критической и всеобъемлющей, религия
всеобъемлющий, но не обязательно критический.Религия пытается
предложить взгляд на всю жизнь и вселенную и предложить ответы на большинство
если не все, то самые основные и важные вопросы, которые возникают у
люди по всей планете. Ответы, предлагаемые Religion, неверны.
часто подвергаются тщательной проверке со стороны разума и логики. Верно
многие религиозные верования не поддаются логике и кажутся необоснованными.
В основе религии лежит вера. С другой стороны, философия
критик верований и систем убеждений.Философия подчиняет то, что некоторые
были бы довольны, если бы поверили в суровое обследование. Философия
ищет рациональные объяснения и оправдания верований.
Философия основана на разуме.

Теология занимается рациональным мышлением о религиозных верованиях.
но это предполагает веру. Богословы используют разум, чтобы
убеждения проявляются более четко и, по возможности, чтобы убеждения удовлетворяли
веления разума.Богословы начинают с набора убеждений как основополагающих.
или фундаментальный и в некотором смысле не подлежащий возможному недоверию или
действительно критический анализ.
Философы исследуют, действительно ищут, все предположения и
предположения любой системы мысли или убеждений. Для философов
нет идей, которые можно было бы принять на веру.

Философия религии рациональное мышление о религиозных вопросах
и проблемы без презумпции существования божества или опоры
о делах веры.

Философы исследуют
природа религии и религиозных убеждений. Философы Запада
сосредоточились на идеях, связанных с существованием и природой божества
потому что эта идея занимает центральное место в религиях Запада. Западный
Философия религии сосредоточена на аргументах или доказательствах в пользу
существование бога и объяснения очевидных несоответствий в описании
природы бога.

В прошлом веке
философы всего мира переориентировали свои исследования на
характер религиозных верований, религиозный язык и религиозный
образ мышления.Действительно, некоторые философы вступили в критические
размышления и диалог о природе или сути самой религии.
Этот текст будет подходить к религии как в традиционном, так и в традиционном смысле.
более современная мода. Он изучит проблемы
связанных с существованием и природой божества, и он рассмотрит
природа религиозных верований. В этом исследовании также будут учтены
находки современной и современной науки в ее изучении
религиозные явления.в конце концов, есть надежда, что осознание
произведения ученых и философов сделают читателя лучше
позиция, чтобы понять природу религии, ее сущность.

Философия — это критическое отношение к религии во всех ее проявлениях.
аспекты. Критическое отношение к религиозным убеждениям может указывать на
что они имеют несколько недостатков:

непоследовательные, противоречивые, без доказательств в поддержку основных требований

Это не означает, что философия пытается опровергнуть религиозную
верования.Философия пришла к выводу, что религиозные верования — это всего лишь
убеждения, а не эмпирические утверждения. Религиозный язык необычен
язык и, конечно, не научный язык. Философия помогает нам
понимаю это.

% PDF-1.6
%
28 0 объект
>>> / BBox [0 0 402.48 654.48] / Длина 164 >> поток
xA
0D9_ * ԟ ښ] E \ Z
IC &; Ư5 HXqb7 O @ ٞ @ EѷJ
%%! `_M΃TH! . & = ohLMG $ qYz9Ű? -0A
конечный поток
эндобдж
18 0 объект
>>> / BBox [0 0 402,48 654.48] / Длина 164 >> поток
xA
0D9_ * ԟ ښ] E \ Z
IC &; Ư5 HXqb7 O @ ٞ @ EѷJ
%%! `_M΃TH! . & = ohLMG $ qYz9Ű? -0A
конечный поток
эндобдж
11 0 объект
>>> / BBox [0 0 402.48 654.48] / Длина 164 >> поток
xA
0D9_ * ԟ ښ] E \ Z
IC &; Ư5 HXqb7 O @ ٞ @ EѷJ
%%! `_M΃TH! . & = ohLMG $ qYz9Ű? -0A
конечный поток
эндобдж
12 0 объект
>>> / BBox [0 0 402.48 654.48] / Длина 164 >> поток
xA
0D9_ * ԟ ښ] E \ Z
IC &; Ư5 HXqb7 O @ ٞ @ EѷJ
%%! `_M΃TH! . & = ohLMG $ qYz9Ű? -0A
конечный поток
эндобдж
15 0 объект
>>> / BBox [0 0 402,48 654.48] / Длина 164 >> поток
xA
0D9_ * ԟ ښ] E \ Z
IC &; Ư5 HXqb7 O @ ٞ @ EѷJ
%%! `_M΃TH! . & = ohLMG $ qYz9Ű? -0A
конечный поток
эндобдж
5 0 объект
>>> / BBox [0 0 402.48 654.48] / Длина 164 >> поток
xA
0D9_ * ԟ ښ] E \ Z
IC &; Ư5 HXqb7 O @ ٞ @ EѷJ
%%! `_M΃TH! . & = ohLMG $ qYz9Ű? -0A
конечный поток
эндобдж
8 0 объект
>>> / BBox [0 0 402.48 654.48] / Длина 164 >> поток
xA
0D9_ * ԟ ښ] E \ Z
IC &; Ư5 HXqb7 O @ ٞ @ EѷJ
%%! `_M΃TH! . & = ohLMG $ qYz9Ű? -0A
конечный поток
эндобдж
20 0 объект
>>> / BBox [0 0 402,48 654.48] / Длина 164 >> поток
xA
0D9_ * ԟ ښ] E \ Z
IC &; Ư5 HXqb7 O @ ٞ @ EѷJ
%%! `_M΃TH! . & = ohLMG $ qYz9Ű? -0A
конечный поток
эндобдж
4 0 объект
>>> / BBox [0 0 402.48 654.48] / Длина 164 >> поток
xA
0D9_ * ԟ ښ] E \ Z
IC &; Ư5 HXqb7 O @ ٞ @ EѷJ
%%! `_M΃TH! . & = ohLMG $ qYz9Ű? -0A
конечный поток
эндобдж
17 0 объект
>>> / BBox [0 0 402.48 654.48] / Длина 164 >> поток
xA
0D9_ * ԟ ښ] E \ Z
IC &; Ư5 HXqb7 O @ ٞ @ EѷJ
%%! `_M΃TH! . & = ohLMG $ qYz9Ű? -0A
конечный поток
эндобдж
19 0 объект
>>> / BBox [0 0 402,48 654.48] / Длина 164 >> поток
xA
0D9_ * ԟ ښ] E \ Z
IC &; Ư5 HXqb7 O @ ٞ @ EѷJ
%%! `_M΃TH! . & = ohLMG $ qYz9Ű? -0A
конечный поток
эндобдж
14 0 объект
>>> / BBox [0 0 402.48 654.48] / Длина 164 >> поток
xA
0D9_ * ԟ ښ] E \ Z
IC &; Ư5 HXqb7 O @ ٞ @ EѷJ
%%! `_M΃TH! . & = ohLMG $ qYz9Ű? -0A
конечный поток
эндобдж
24 0 объект
>>> / BBox [0 0 402.48 654.48] / Длина 164 >> поток
xA
0D9_ * ԟ ښ] E \ Z
IC &; Ư5 HXqb7 O @ ٞ @ EѷJ
%%! `_M΃TH! . & = ohLMG $ qYz9Ű? -0A
конечный поток
эндобдж
3 0 obj
>>> / BBox [0 0 402,48 654.48] / Длина 164 >> поток
xA
0D9_ * ԟ ښ] E \ Z
IC &; Ư5 HXqb7 O @ ٞ @ EѷJ
%%! `_M΃TH! . & = ohLMG $ qYz9Ű? -0A
конечный поток
эндобдж
13 0 объект
>>> / BBox [0 0 402.48 654.48] / Длина 164 >> поток
xA
0D9_ * ԟ ښ] E \ Z
IC &; Ư5 HXqb7 O @ ٞ @ EѷJ
%%! `_M΃TH! . & = ohLMG $ qYz9Ű? -0A
конечный поток
эндобдж
22 0 объект
>>> / BBox [0 0 402.48 654.48] / Длина 164 >> поток
xA
0D9_ * ԟ ښ] E \ Z
IC &; Ư5 HXqb7 O @ ٞ @ EѷJ
%%! `_M΃TH! . & = ohLMG $ qYz9Ű? -0A
конечный поток
эндобдж
9 0 объект
>>> / BBox [0 0 402,48 654.48] / Длина 164 >> поток
xA
0D9_ * ԟ ښ] E \ Z
IC &; Ư5 HXqb7 O @ ٞ @ EѷJ
%%! `_M΃TH! . & = ohLMG $ qYz9Ű? -0A
конечный поток
эндобдж
6 0 объект
>>> / BBox [0 0 402.48 654.48] / Длина 164 >> поток
xA
0D9_ * ԟ ښ] E \ Z
IC &; Ư5 HXqb7 O @ ٞ @ EѷJ
%%! `_M΃TH! . & = ohLMG $ qYz9Ű? -0A
конечный поток
эндобдж
16 0 объект
>>> / BBox [0 0 402.48 654.48] / Длина 164 >> поток
xA
0D9_ * ԟ ښ] E \ Z
IC &; Ư5 HXqb7 O @ ٞ @ EѷJ
%%! `_M΃TH! . & = ohLMG $ qYz9Ű? -0A
конечный поток
эндобдж
23 0 объект
>>> / BBox [0 0 402,48 654.48] / Длина 164 >> поток
xA
0D9_ * ԟ ښ] E \ Z
IC &; Ư5 HXqb7 O @ ٞ @ EѷJ
%%! `_M΃TH! . & = ohLMG $ qYz9Ű? -0A
конечный поток
эндобдж
21 0 объект
>>> / BBox [0 0 402.48 654.48] / Длина 164 >> поток
xA
0D9_ * ԟ ښ] E \ Z
IC &; Ư5 HXqb7 O @ ٞ @ EѷJ
%%! `_M΃TH! . & = ohLMG $ qYz9Ű? -0A
конечный поток
эндобдж
10 0 объект
>>> / BBox [0 0 402.48 654.48] / Длина 164 >> поток
xA
0D9_ * ԟ ښ] E \ Z
IC &; Ư5 HXqb7 O @ ٞ @ EѷJ
%%! `_M΃TH! . & = ohLMG $ qYz9Ű? -0A
конечный поток
эндобдж
25 0 объект
>>> / BBox [0 0 402,48 654.48] / Длина 164 >> поток
xA
0D9_ * ԟ ښ] E \ Z
IC &; Ư5 HXqb7 O @ ٞ @ EѷJ
%%! `_M΃TH! . & = ohLMG $ qYz9Ű? -0A
конечный поток
эндобдж
26 0 объект
>>> / BBox [0 0 402.48 654.48] / Длина 164 >> поток
xA
0D9_ * ԟ ښ] E \ Z
IC &; Ư5 HXqb7 O @ ٞ @ EѷJ
%%! `_M΃TH! . & = ohLMG $ qYz9Ű? -0A
конечный поток
эндобдж
27 0 объект
>>> / BBox [0 0 402.48 654.48] / Длина 164 >> поток
xA
0D9_ * ԟ ښ] E \ Z
IC &; Ư5 HXqb7 O @ ٞ @ EѷJ
%%! `_M΃TH! . & = ohLMG $ qYz9Ű? -0A
конечный поток
эндобдж
1 0 объект
>>> / BBox [0 0 402,48 654.48] / Длина 164 >> поток
xA
0D9_ * ԟ ښ] E \ Z
IC &; Ư5 HXqb7 O @ ٞ @ EѷJ
%%! `_M΃TH! . & = ohLMG $ qYz9Ű? -0A
конечный поток
эндобдж
7 0 объект
>>> / BBox [0 0 402.48 654.48] / Длина 164 >> поток
xA
0D9_ * ԟ ښ] E \ Z
IC &; Ư5 HXqb7 O @ ٞ @ EѷJ
%%! `_M΃TH! . & = ohLMG $ qYz9Ű? -0A
конечный поток
эндобдж
30 0 объект
> поток
2021-12-23T02: 42: 12-08: 002018-04-11T13: 00: 04 + 05: 302021-12-23T02: 42: 12-08: 00Xerox Versant 80 Pressapplication / pdfuuid: 63ae223e-bd15-41cf-bc68 -38b0b3db64efuuid: 472e3967-6a86-4a2d-8446-3f18c22fba70 Подключаемый модуль Adobe Acrobat Pro DC 18 Paper Capture; изменен с помощью iText 4.2.0 от 1T3XT

конечный поток
эндобдж
31 0 объект
> поток
x +

Влияние веры на характеристики личности

Влияние веры на личность
Характеристики

Джули Тейлор

Аннотация

Влияние веры на личность
исследованы характеристики локуса контроля, оптимизма и самооценки.
с помощью опроса, проведенного среди 54 студентов и преподавателей из
небольшой частный колледж штата Иллинойс и 35 студентов небольшого общественного колледжа
в Иллинойсе.Каждый участник
завершил опрос с указанием демографических данных, сокращенную версию
Локус управления Роттерса, Шкала жизненной ориентации Альпорта, Розенбергс
шкала самооценки и шкала веры.
Гипотеза о том, что люди, которые высоко ценят личные отношения с Богом,
будет счастливее был поддержан с уровнем значимости 0,001.
Эти выводы важны, потому что они дают представление о людях.
вера и как это соотносится с их личностными характеристиками.

Вера держится за обещания Бога и находит свое.
выполнено. В этом одном заявлении
есть много правды для тех, кто имеет религиозную ориентацию.
Для христиан вера в обещания Бога позволяет найти
осуществление в жизни. Вера
определяется как беспрекословное убеждение, не требующее доказательств или доказательств.
Сегодня в нашем обществе люди верят в некоторые вещи,
работодатели супругам идеалам.В
Слово вера для большинства людей имеет совершенно другое значение.
Это может относиться к человеку, месту, вещи или идеалу.
Что такое вера для христианина? И
Как это влияет на такие вещи, как локус контроля, самооценка и
оптимизм?

Все люди испытывают трудности того или иного типа.
Некоторые люди несут финансовое бремя, а другие решают семейные проблемы.
Существует три продолжительности стресса: жизненные события, хроническое напряжение и
ежедневные хлопоты и подъемы.Жизнь
события включают рождение ребенка, развод и смерть; все, что требует
адаптация за короткий промежуток времени. Хронический
напряжения, такие как болезнь или травма, возникают в течение длительного периода времени.
Ежедневные хлопоты и подъемы — обычные повседневные стрессоры в жизни,
включая учебу и семью (Thoits 1995).
Неважно, какого пола, расы или экономического происхождения родился человек.
в, в жизни всегда будут факторы стресса.

Как люди справляются со стрессорами?
значительный.К чему люди обращаются
смуты актуальны. Похожий
прокрастинации, некоторые люди стремятся под давлением, а некоторые не могут справиться с
нагревать. Точно так же и с жизнями
трудности, некоторые люди обращаются к таким методам совладания, как курение или употребление алкоголя.
Другие, кажется, борются посреди неприятностей.
Кажется, что-то разделяет эти два ответа.
В ортодоксальном христианстве вера может помочь им через
стрессоры жизни. Это позволяет им
видеть другую точку зрения и продолжать верить в нечто большее
чем они есть.Третьи,
в том числе и тех, кто заявляет о сильной религиозной ориентации, выбирают другие способы
справляться.

Локус контроля, оптимизм и самооценка — хорошие индикаторы благополучия.
существование. Использование шкалы Лайкерта для
для измерения этих степеней разные психологи разработали анкеты, которые
тест по каждой из этих категорий. От
некоторые предыдущие знания, такие как анкеты и обзоры литературы, мы
увидеть, что человек с высоким внутренним локусом контроля, оптимизмом и
чувство собственного достоинства имеет тенденцию быть более счастливым и может справляться с жизненными трудностями в
более здоровый способ.

Локус
контроля

Роттер описал свою концепцию
локус контроля с двумя крайностями ориентации, внутренней и внешней.
Для людей с внутренней ориентацией они разделяют убеждение, что вещи
случаются, которые были вызваны их собственными действиями, и они контролируют
их жизни. Лица с внешним
локус контроля полагают, что ситуации, с которыми они сталкиваются, в основном находятся в руках
судьбы, или случайности, или действий других (Пчела 123).

В исследовании, проведенном Пранским,
более низкий уровень распознавания мыслей привел к более низкому уровню благополучия, в то время как
более высокий уровень распознавания мысли приводит к более высокому благополучию.
Он предложил три возможных объяснения этой взаимосвязи, а именно то, что
большее распознавание мыслей может привести к (1) усиленному чувству контроля, так как
люди имеют больше контроля над своим мыслительным процессом, чем над своими внешними
окружающая обстановка; (2) обостренное понимание жизненного опыта, который,
раньше могло сбивать с толку или пугать; и (3) повышенная
способность рассматривать вещи сбалансированным образом, что приводит к более философскому
взгляд на жизнь (1997).Мысль
признание — ключевой фактор, который возвращает людей к их естественному потенциалу
для здорового умственного функционирования. В текущем исследовании наши выводы о локусе
контроль должен немного отличаться от предыдущих исследований с использованием локуса контроля.
Ожидается усиление чувства внешнего
контроль, будучи от Бога, для людей, которые твердо верят и верят в
Бог.

Оптимизм

Оптимизм дает чувство
надеюсь, несмотря на обстоятельства.Один
текст описывает оптимиста как человека, который считает, что неудачи временны
и обычно вызвано обстоятельствами. Он
убежден, что всегда есть какое-то решение и что он сможет работать
вещи вне. Столкнувшись с поражением,
он видит в этом проблему и изо всех сил старается решить ее (Bee 124).
Именно этот оптимизм позволяет нам увидеть, как человек переживает повседневные
стрессоры и тяжелые жизненные события.

Оптимизм связан с физическим благополучием и
хорошее здоровье.Есть что-то
за оптимизмом стоит больше, чем просто увидеть наполовину полный стакан.
Согласно исследованию оптимистичных студентов Чемерса, Ху и Гарсиа
сообщают о более низком уровне психологического стресса и одиночества.
Даже столкнувшись с трудностями и стрессом, люди с позитивным
тенденции и оптимизм способны лучше справляться с ситуацией (Aspinwall & Taylor, 1992).
Мы надеемся, что текущие исследования будут моделировать это, поскольку мы покажем положительный
соотношение оптимизма и веры.

Самоуважение

Самоуважение помогает понять
вера человека в себя.
Высокая самооценка — это думать, что вы достойный человек.
Обычно это считается здоровой характеристикой.
Однако у высокой самооценки есть обратная сторона.
Иногда люди с высокой самооценкой пытаются доказать, на что они способны.
или они берутся за задачи, которые невозможно завершить.
Такие вещи приводят к саморазрушающемуся поведению.
Во многих случаях люди с высокой самооценкой становятся агрессивными, пытаясь
защищать себя, а затем фактически становятся восприимчивыми к нарциссизму, который
нездоровая самооценка и самолюбование (Cloninger 172).

Высокая самооценка коррелирует с
счастье. Недавнее исследование
Студенты колледжа предоставляют некоторую справочную информацию о самооценке.
Бауэр описывает исследование, проведенное с участием 360 студентов колледжа, которые были объединены в пары.
на команды из пяти человек для работы над групповой задачей принятия решений, а затем ранжирование
вклад всех в их группе.
Большинство специалистов по самоусовершенствованию сообщали о том, что чувствуют себя намного счастливее после задания, а также
набрали намного больше, чем их сверстники, по самомнениям, враждебности и
снисходительность.Результаты показали
что у самосовершенствующихся студентов, как правило, снижается самооценка, когда они
академики не оправдали их ожиданий (Bower 148).

Вера

Теперь наши исследования перейдут к изучению веры или религии.
Со времен Фрейда психологи считали психологическое
аспект религии. Подключения установлены и продолжаются.
между двумя. Фрейд предложил
что люди ищут безопасности в Боге, которую они когда-то получили в детстве от своих
родители (Гросс, 1959).Люди
ищут то, что мир и отдельные люди не могут предложить.
Со времен Фрейда в этом направлении было проведено больше исследований.
В книге Вера твоего ребенка ,
Доктор Ларри Д. Стивенс объясняет, что: Восприятие взрослыми характера
На Бога влияет ранний опыт общения с родителями (1996). Стивенс считал, что отношения связывают и лелеют
с родителями формирует положительный взгляд на характер Бога. Точно так же суровые, властные, осуждающие отношения с
родители создают негативное представление о Боге.Он
далее заявляет, что индивидуальное чувство религии, обнаруживаемое в доме, имеет
длительный эффект самооценки и поведения во взрослом возрасте.

Дарлин Лезервуд исследована
эта связь между ранним родительским взаимодействием и восприятием Бога.
Ее исследование показало, что человек с положительным опытом
быть более склонным рассматривать неудачи как неудачи и попробовать еще раз
отношение и рассматривать Бога как полезного, позволяя ему / ей переживать жизнь в более
положительный путь (1999).Немного
характеристики, которые будут продемонстрированы в их изображении Бога, будут
менее осуждающий и более снисходительный человек.
Лезервуд также обнаружил, что эти люди менее склонны бороться с чувствами.
недостойности и заниженной самооценки. Этот
исследования позволяют нам увидеть, как темы оптимизма и самооценки начинают расти в
отношение к вере.

Маслоу также обсуждал религию
и наука в своей книге Религии, ценности,
и Peak-Experiences (1970).Он
описал, как наука и религия были двумя отдельными сущностями, но что они были
начинает сливаться. Маслоу начал
увидеть роль, которую они играют друг в друге, поскольку он сказал, что нам придется пересмотреть
и наука, и религия (Маслоу, 1970)

Гордон Олпорт (1960) берет нас
к корню исследования, которое мы ищем.
Он описывает три основных этапа в развитии системы убеждений: 1) первичный
сценическая вера в свидетельство своих чувств, воображения и т. д.
другие говорят; 2) сомнения — в которых
человек сомневается в том, что ему сказали, и ищет ответы; и 3) mature
убеждения, которые развиваются через утверждения и продуктивное мышление.

Убеждения могут быть сделаны на любом уровне
и держится на любом уровне. тем не мение
что-то между вторым и третьим этапами заставляет нас задаться вопросом:
верования и вера — это одно и то же. Многие
раз слова используются как синонимы, но означают ли они одно и то же? Олпорт предполагает, что после достижения третьего этапа
легко увидеть, что вера психологически сложнее простого убеждения
(1960, 139–141). Итак, если вера
Что такое вера больше, чем простая вера?

Вера просматривалась в нескольких
различные пути.Люди верят
в идеалах, людях, местах и ​​даже медицине.
Уильям Э. Брок верил в R.J. Reynolds Tobacco Co. и в его
продукты. В 1900-х годах во время
Великой депрессии, Брок столкнулся с проблемой, сможет ли его компания
выжить, и если бы они могли даже заплатить
своих сотрудников. Благодаря вере Брокса компания выжила, хотя многие
окружающие его предприятия рушились. (1994).

Брок проявил самоотверженность и
преданность, но вера, которую мы исследуем, имеет другой источник.
Мы будем исследовать веру, которую, по словам Фрейда, люди искали во взрослом возрасте.
(Брутто, 1959) Евреям 11: 1
говорит нам, что вера — это уверенность в том, на что мы надеемся, и уверенность в том, что мы
не вижу (Tyndale 1983). В
Библия полна бесчисленных историй о людях веры, которые поверили в Бога.
со всеми аспектами их жизни. Этот
вера позволила нескольким людям выстоять в трудные времена и остаться
с оптимизмом смотрю в будущее. это
это определение веры, которое представляет интерес для данного исследования.

Результаты исследования личных
защита веры и религиозного государства демонстрирует положительную корреляцию между ними.
Ямане (1999) провел исследование, выдвинув гипотезу о том, что законодатели с высоким
чувство веры будет больше поддерживать религиозные группы, чем другие.
Он создал опрос с вопросами о молитвах, посещаемости церкви и
щедрость по отношению к религиозным группам. В
связь между законодательными собраниями штатов показала самую сильную связь между
консервативные религиозные группы.Немного
другие интересные результаты заключались в том, что 51,2% законодателей молились в
не реже одного раза в день, и 88,8% сообщили, что придают определенное значение религии в
своей собственной жизнью (Ямане, 1999).

В Техасском университете, 112
студенты участвовали в исследовании, чтобы изучить связь между
духовные и психологические связи с физическим благополучием.
Адамс и Безнер (2000) распространили исследование, в котором измерялась духовность,
чувство согласованности и воспринимаемое благополучие.
Результаты поддержали связь и помогли заложить основу между
эта связь духовности и психологии
(2000).

По результатам
учится в Университете Западного Онтарио (Gail & Hewitt 1994), студенты
люди, принадлежащие к христианским религиозным группам, более здоровы, счастливы и справляются со стрессом
лучше, чем студенты, не принадлежащие к религиозной группе.
Было проведено исследование на 299 студентах колледжей.
Они были разделены на две отдельные группы, в одной из которых участвовали студенты.
часть христианского клуба или религиозной группы, а другая группа состоит из студентов
на уроках социологии.А
была проведена анкета, содержащая вопросы, основанные на демографических данных,
стресс, мастерство, самооценка, психологическое и физическое здоровье, использование здоровья
ресурсы по уходу, модели дружбы, верования и ценности, а также религиозная практика.
Каждый из этих пунктов был оценен на предмет релевантности (1994).

Это
исследования открыли дверь для новых исследований и послужили отправной точкой для
последующие исследования. Тем не мение,
прежде чем перейти к методологии и обсуждению, нам важно осознать
что даже если человек верит в Бога, существуют различные концепции или уровни
которую мы видим верой.За
Христиане, наиболее знакомая часть Библии, которая показывает нам эту веру, — это Иоанн.
3:16 Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал единственному своему сыну, что всякий
верующие в него не погибнут, но будут иметь жизнь вечную (Tyndale 1997).
После исследования локуса контроля, оптимизма, самооценки и веры мы
теперь можно начать понимать и устанавливать положительные корреляции между четырьмя.

Заключение

Каждая из этих переменных имеет
были исследованы.Однако есть
небольшой источник информации, включающий все три темы и их
соотношение к вере и друг другу. В
Чтобы лучше понять психологическую пользу религии, данное исследование
очень важно для людей с религиозной ориентацией.
Исследователь считает, что эти три переменные имеют положительное значение.
соотношение с верой. В
исследователь предполагает, что люди с сильным чувством веры будут иметь
более высокий оптимизм, внешний контроль и самооценка.

В эксплуатации девять
гипотезы для проверки. 1) Люди
у тех, у кого более высокая вера, будет более высокий общий оптимизм (охватывающий все
оптимистичные отзывы по опросу). 2) Самоуважение
итоги (включая все ответы на самооценку в опросе) будут выше для
люди, которые твердо верят в Бога.
3) Локус контроля будет более внешним, если у человека очень высокий
оценка по вопросу 28, я считаю себя частью мира богов, а не
Бог — часть меня.4) Оптимистичный
у людей также будет высокая самооценка. 5) А
человек с высоким чувством веры оценит важные предметы в вопросе 37
с верой в одно из трех первых мест.
6) У человека будет больше приверженности церкви, если он наберет больше очков.
по разделу обзора, основанному на полной вере.
7.) То, как человек в настоящее время рассматривает свои отношения с Богом, будет
положительно коррелирует с тем, насколько счастлив этот человек. 8) У студентов будет более высокое чувство веры, чем у преподавателей.9) Студенты
из методистского колледжа в целом будут иметь более сильную веру, чем те, кто учится в
общественный колледж.

Метод

Участников

Восемьдесят девять участников связаны с одним из двух центрально-западных штатов Иллинойса.
колледжи были частью этого исследования (39 мужчин, 50 женщин).
Пятьдесят четыре были из частной, связанной методистской школой; девять были
преподавателей и 45 были студентами трех разных курсов.
уроки психологии.Другая группа
из тридцати пяти были из местного колледжа в двадцати милях от другой школы.
Их также записали на курсы психологии в пределах двадцати миль от другого.
школа. Религиозный
Принадлежности / деноминации, частью которых были участники, также были разными.
70 человек указали на какую-либо христианскую деноминацию, 17 —
не получили ответа и двое нехристиан. В
Оба нехристиане были из местного колледжа.

Материалы

Анкета на две страницы была создана как инструмент для сбора
первичные данные (см. Приложение А).Через
Были затронуты 38 вопросов, пять основных областей: демография, локус контроля,
оптимизм, чувство собственного достоинства и вера. Демографические
вопросы включали пол, факультет / студент, специальность / профессию и религию
принадлежность. Каждый участник был
задал пять вопросов на основе локуса контроля с использованием шкалы Лайкерта из 1
(Полностью не согласен) до 7 (Полностью согласен).
Участникам было задано шесть вопросов на основе оптимизма и семь вопросов.
вопросы, касающиеся самооценки (оба были оценены по шкале Лайкерта).
Кроме того, участникам было задано одиннадцать вопросов, которые касались
вера в Бога, молитва и личные отношения с Богом.
Затем они ответили на вопросы об индивидуальном образе жизни, на который это влияет.
верой. Их попросили ранжировать
четыре вопроса по шкале Лайкерта от 1 (никогда) до 7 (всегда).
Участников попросили оценить следующие семь пунктов: счастье,
здоровье, успех, дружба, деньги, семья и вера (1-самый важный,
7-наименее важный).Последние два
вопросы касались довольства людей и отношений с Богом в
Текущее время.

Отдельные вопросы о локусе контроля были добавлены вместе для
составной локус контрольной оценки. Оптимизм
и самооценка также были рассчитаны для получения совокупного балла оптимизма и
сводный балл самооценки. Четырнадцать
вопросы веры также были добавлены вместе для получения общей оценки веры.

Процедура

Отредактированная копия опроса индивидуальных интересов прошла пилотное тестирование в
исследователи класса экспериментальной психологии.
После внесения предложений и внесения исправлений три комплекта
были распространены опросы. В
опросы были отмечены цветом (белые методисты, студенты колледжей, желтые
студенты колледжа, факультет яичной скорлупы).

Предполагалось, что в каждой группе будет примерно пятьдесят человек.
обследован. Было 45 человек
в группах методистской психологии и 35 человек в
уроки психологии в общественном колледже.Все
В исследовании приняли участие студенты на уроках психологии.
Для опроса преподавателей копия анкеты индивидуальных интересов была помещена в
каждый из 65 почтовых ящиков профессоров.

Из ста сорока
Было роздано пять опросов, 89 были возвращены, что соответствует 61,38% ответов.
Затем исследователь собрал данные из анкет.
Используя SPSS, были запущены t-тесты и корреляции.

Результаты

Вера
в Боге и Оптимизме

Была проведена корреляция, чтобы определить, были ли коррелированы более высокие итоги веры.
к более высоким показателям оптимизма.Значение
для общего количества веры (диапазон: 15, низкий, 105, высокий) для участников было 58,54.
Среднее значение оптимизма (диапазон: 6 низких
42 high) для участников было 30,625. А
была обнаружена положительная корреляция. (р = 0,016,
г = 0,182)

Самоуважение
и вера

Частота была рассчитана для определения среднего значения самооценки и
итоги веры. Среднее значение для
самооценка составила 38,4719 (7 низких
49 высокий). Общее количество веры было
среднее значение 58.5402 (15 низкий
105 высокий). Корреляция была проведена с
проанализировать взаимосвязь между суммой самооценки и суммой веры.
Была положительная корреляция. (г = 0,182, р = 0,092).

Внешний
Локус контроля и Бог

Среднее значение на вопрос: Я
видеть себя частью мира богов, а не Бога, часть моего мира была
5,056 (1 категорически не согласен 7
полностью согласен). Средний локус
контрольного — 26.4494 (5 низких35 высоких).
Была проведена корреляция, чтобы увидеть взаимосвязь между этими двумя факторами.
(г = 0,087, р = 0,418).

Оптимизм
и самооценка

Была проведена корреляция по общей самооценке с 7 пунктами и по 6 пунктам.
общий оптимизм, чтобы увидеть, каковы были отношения.
Была положительная корреляция с уровнем значимости 0,01.
(р = 0,01, г = 0,638)

Вера
Целостность и важность веры

Был проведен t-тест, чтобы определить, действительно ли вера заняла одно из первых мест.
три вещи в жизни человека были значительным фактором в
участники указали общее количество веры.
Среднее значение совокупной оценки веры для тех, кто верит в одну из
верхние три позиции были 66,2727 (15 наименьших105 высот).
Средний совокупный балл веры для тех, кто не верил в топ
три было 52,3265 (см. рисунок 1).
После запуска t-теста была обнаружена значимость p = 0,001.
(t = 0,450). В рейтингах
веры, 21 поставил его на 1-е место, а 24 — на 7-е (цифры 2 и 3 показывают
разбивка рейтинга на 7).

Рисунок 1

Рисунок 2

Рисунок 3

Процентное соотношение элементов с рейтингом №1

Церковь
Обязательство и вера в целом

Была проведена корреляция общей веры с ответом
Я регулярно хожу в церковь.В
среднее значение для веры — 58,54 с диапазоном от 15 до 105.
Среднее значение общей посещаемости церкви составило 3,6292 человека в диапазоне от 1 до 7.
Была положительная корреляция. (р = 0,01, г = 0,679)

Современные отношения с Богом
и текущее счастье

Корреляция
было проведено, чтобы определить значимость текущих отношений с
Бог и их настоящее счастье (вопросы 37 и 38 о личных интересах
Опрос).Средство для человека
текущие отношения с Богом — 4,2921 (1 низкий7 высокий).
Среднее значение текущего счастья человека составило 5,3258 (1 низкий7 высокий).
Было найдено значение 0,001. (г = 0,410)

Вера студентов и преподавателей

Был проведен t-тест для сравнения студентов и преподавателей методистской
аффилированный колледж на общую сумму веры.
Среднее значение для студентов было 60,71, а для преподавателей — 55 (см.
Рисунок 4) (t =.-718, р = 0,492).

Рисунок 4

Вера в разных вузах

Другой t-тест был проведен для сравнения студентов из аффилированной методистской организации.
колледж и общественный колледж. Результаты
показал, что среднее значение для учеников методистской школы составляет 60,711.
Среднее значение в общественном колледже составило 56,5 (см. Рисунок 5) (t = 1,262,
р = 0,211).

Рисунок 5.

Обсуждение

Рассмотрены первые три гипотезы.
с отдельными факторами и их отношением к вере.
Первая гипотеза гласила, что те, у кого общая вера выше, будут
также имеют более высокий общий оптимизм. В
результаты показали, что у них была положительная корреляция со значимостью 0,016.
Исследователь обнаружил двух человек, которые заявили, что не верят в
Бог. Другие перечислили номинал
христианства, но их оценка посещаемости церкви была действительно низкой.
Общие показатели самооценки и веры имели корреляцию, которой не было.
значительный. Корреляция
между локусом контроля и Богом не имело значения.

Другая корреляция была сделана, чтобы изучить значимость между
итоги самооценки и оптимизма. В
гипотеза была подтверждена значением 0,01.
Также была найдена пятая гипотеза об общем количестве веры и рейтинге веры.
будет поддерживаться на уровне значимости 0,01.
Это позволяет нам увидеть, что люди с высоким чувством веры будут
ценят это в своей жизни больше, чем другие.

T-тест был проведен для первых трех ответов из семи пунктов ранжирования.
вопрос.Это имело значительный
значение 0,001. Чисел
Сообщается, что 21 участник поставил веру на первое место, а 24 — на 7.
Другие числа также показали, что вера была либо очень важна, либо нет.
вообще важно для участников. Высший приоритет участников
жизнь была семьей. Самый низкий рейтинг
Приоритетом в жизни участников были деньги.

Еще одно значимое значение было обнаружено между соотношением
обязательство посещать церковь и общие собрания веры.
Исходная гипотеза гласила, что у человека будет больше
обязательство посещать мероприятия церкви или кампуса, если они набирают больше
по разделу, основанному на полной вере. После
проводя опросы, исследователь понял, что кампуса нет
программа служения в общественном колледже и большинство преподавателей методистской
колледж не посещает мероприятия министерства кампуса.
Однако участие лиц в церкви не должно производиться.
из-за того, где они ходят в школу.Церковь
и общие показатели веры были проверены, чтобы найти корреляцию.
Была обнаружена положительная корреляция, показывающая, что больше людей ценят
церковь, если у них высокое чувство веры.

Другая корреляция была проведена для проверки отношений между людьми.
текущие отношения с Богом и их нынешнее счастье.
Результаты соответствовали гипотезе, но не оправдались.
значительный. Положительная корреляция
из .001 было найдено.Это был
интересная находка, в которой, возможно, в будущем можно будет провести дополнительные исследования.

Две последние гипотезы относятся к опрошенным группам людей.
Была выдвинута гипотеза, что у студентов будет более высокое чувство веры, чем у студентов.
преподаватели в дочернем методистском колледже.
После проведения t-тестов не было обнаружено значимости между верой в
факультет и студенты. В
отношения были положительными, однако в результате общее среднее значение веры для
студентов, чем преподавателей.T-тест был
также пробегают студентов колледжа, чтобы изучить различные уровни веры между
Методистский и общественный колледж. В
Значение p не было значимым, однако студенты методистского колледжа имели
выше среднего, чем у студентов местных колледжей.
В обоих тестах результаты могли быть разными с большей выборкой.
размер.

Если это исследование будет повторено, необходимо будет учесть несколько аспектов.
изменен. Во-первых, размер выборки
следует значительно увеличить.В
Чем больше размер выборки, тем точнее результаты.
Увеличивая размер выборки, увеличиваются и демографические данные. Это позволило бы более равномерной выборке студентов
факультет и религиозный для нерелигиозных людей. В этом исследовании исследователь
опросили 89 человек, 54 студента методистских колледжей, 35 общинных колледжей.
студентов и 9 факультетов. В
числа в каждой группе были далеко не равными. Это
было бы точнее иметь равное количество каждого.
Было действительно трудно иметь всего девять факультетов по сравнению с пятьдесят четырьмя
ученики.

Участникам показалось, что большинство вопросов имеет смысл.
Однако пять ответов на вопрос о ранжировании из семи пунктов должны были
быть выброшенным, потому что они не понимали направления. Некоторые респонденты высоко оценили каждого из них по 1 баллу.
согласен7 категорически не согласен по шкале, вместо того, чтобы
жизнь людей. Будущие вопросы
как это может потребовать более четких указаний.

Поскольку вера является такой важной частью, некоторые люди живут более
могут быть проведены углубленные исследования. Этот
исследования заложили основу для нового подхода к отношениям между верой и
Характеристики личности. В
результаты показали положительную корреляцию и некоторую значимость гипотез.

Этот исследователь
дал широкий обзор многих сотен гипотез, которые можно было проверить.
В будущем может быть интересно получить образцы на основе
религиозная принадлежность регионов.Это
может быть, что этот район влияет на веру людей так же сильно, как и то, куда они идут
школа. Дальнейшие исследования могут быть
проводится в районе высокой посещаемости церкви или приверженности вере по сравнению с
область с низкими мерами каждого. Это
было бы интересно посмотреть, как вера помогла людям справиться с жизненными кризисами
например, смерть любимого человека, смена карьеры, проблемы со здоровьем или финансовые
трудности.

Список литературы

Адамс, Т. &
Безнер, Дж.(2000).
Концептуализация и измерение духовно-психологического
параметры благополучия среди студентов колледжа.
Журнал здоровья Американского колледжа , 165-174.

Аспинуолл, Л.
И Тейлор, С. (1992).
Моделирование когнитивной адаптации: продольное исследование воздействия
лиц. Журнал
Личность и социальная психология , 989-1004.

Олпорт, Г.
(1960). Человек и его религия, 139-161.Нью-Йорк, штат Нью-Йорк:
Macmillan Publishing Co., Inc.

Брок. (1994). Брок
Основан на вере, оптимизме и упорном труде.
Конфетная промышленность, 72-72.

Би, Х. (2000). The
Путешествие взрослой жизни , 119-124. Верхний
Сэдл-Ривер, Нью-Джерси: Prentice Hall.

Клонингер, С.
(2000). Теории личности:
Понимание людей, 3 , 167-175. Верхний
Сэдл-Ривер, Нью-Джерси: Prentice Hall.

Франкель, Б.
И Хьюитт У. (1994).
Религия и благополучие студентов канадского университета:
Роль религиозных групп в университетском городке.
Журнал научных исследований религии , 62-74.

Гросс, Л.
(1959). Бог и Фрейд , 11-23.
Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: Дэвид Маккей Компани, Инк.

Лезервуд, Д.
(1999). Влияние раннего родительского взаимодействия на восприятие
Бог. (Дипломная работа по экспериментальной
Психология, Колледж МакКендри).

Келли Т.
(2000). Распознавание мыслей, локус контроля и подросток
Благополучие. Подростковый возраст ,
531-551.

Жизнь
Библия изучения приложений. (1997).
Уитон, Иллинойс: издательство Tyndale House Publishers, Inc.

Маслоу, А.
(1970). Религии, ценности и
Пик-опыт , 3-18. Новый
Йорк, Нью-Йорк: The Viking Press.

Пранский, Г. (1997). Возрождение психологии.Нью-Йорк: Зульцбургер
и Graham Publishing.

Стивенс, Л. (1996).
Создание основы для веры вашего ребенка , 20-25. Гранд
Рэпидс, Мичиган: Издательство Зондерван.

Тойц, П.А. (1995). Стресс,
процессы выживания и социальной поддержки: Где
мы? Что дальше?
Журнал здоровья и социального поведения , 53-79.

Ямане, Д. (1999).Вера
и доступ: личная религиозность и защита религиозных групп в государстве.
законодательный орган. Журнал для
Научное исследование религии , 543-551.

Религия в философии: определения — Энциклопедия

Религия и философия

Религия часто понимается в философских доктринах девятнадцатого и двадцатого веков как отделение человека от самого себя (Фейербах), фантастическое осознание людей (Маркс) или даже как выражение «невротик» (Фрейд).Религия иллюзорного солнца — это вопрос, поставленный некоторыми современными анализами.

Этимология этого слова от латинского «религия» — «диссоциировать». Это касается религиозной практики, поклонения. Оно происходит от глагола «regere», «собирать снова», что означает «собирать» или «Religare bind», «связывать».

Можно рассмотреть два подхода:

Объективно, это учреждение, целью которого является воздавать Богу честь и дань уважения. Это набор практик и ритуалов, относящихся к священной реальности, отделенной от мирского.

Согласно субъективному сейчас, это внутреннее ощущение Священного, с верой в божественность и верой.

Определения религии философами:

— Гегель

«Религия — это абсолютный дух не только для интуиции и представления, но также для мысли и знания. Его предназначение — собрать капитал индивидуальной мыслью о Боге, спровоцировать союз с ним и заверить его в этой единице. Религия — это правда, как и для всех людей.Суть истинной религии — любовь. ”

– Ганди

«Если человек достигает сути своей религии, это также достигает сердца других религий. ”

— Маркс

«Религия — это вздох угнетенного существа, сердце мира без сердца, поскольку это дух эпохи без духа. Это опиум для людей. ”

«Религия — это общая теория этого мира, его энциклопедия, его логика в популярной форме, его спиритуалистическая точка зрения, его энтузиазм, его моральная санкция, его торжественное дополнение, его универсальное утешение и оправдание.Это фантастическое осознание человеческого существа, потому что у людей нет истинной реальности. ”

— Толстой

«Истинная религия — это, в соответствии с разумом и человеческим знанием, подготовленный им отчет о бесконечной жизни вокруг него, который связывает его жизнь с этой бесконечностью и направляет его в его действиях. ”

— Бодлер

«Даже Бога нет, даже религия свята и божественна»

— Ламартин

«Бог — прекрасное слово для объяснения мира»

.