«Отец бил меня ремнем и шнуром от чайника. Но своих детей я не трогаю»

«Вот, посмотрите, на лбу шрам от пряжки. Отец выпивал, как многие советские врачи. От двойки в дневнике пришел в ярость, схватил ремень и как саблей рубанул им сверху вниз. Попал пряжкой по лбу. Когда мама увидела кровь, она сказала отцу: “Что ты делаешь?” И всё». Анонимная и честная исповедь мужчины, которого бил в детстве отец. Своих детей он стал воспитывать иначе.

«Неси ремень»

— Я рос в классической интеллигентной семье, где мама — учитель, папа — врач. Жили как все, от зарплаты до зарплаты, принимали гостей, на море не ездили. У отца было несколько братьев, и все праздники мы справляли вместе то у нас дома, то у них. Классическая советская семья, как в кино.

Били меня с ранних лет. Ремнем, электрическим проводом от чайника, помните, были такие чайники серебристого цвета? Отец карал меня классическим иезуитским садистским способом, говорил: «Неси ремень, мы тебя сейчас будем наказывать». И я должен был сам принести орудие наказания. Нес ремень или электрический провод, чувствуя при этом бессилие, беспомощность, унижение, несправедливость. 

Один раз я украл в детском саду пистолетик. Мальчик принес поиграть красивый пистолетик, и я его стащил. У меня никогда игрушек не было, я играл мамиными бигудями. За тот сворованный пистолетик меня отлупили.

Еще такой был случай: во дворе пацаны ремонтировали велосипед. Я принес из дома несколько отцовских инструментов. Но по рассеянности забыл их на улице. 

Отец пришел в бешенство, сначала отправил во двор и заставил до темноты инструменты искать. Потом отлупил.

Другая история: отец много курил, в доме всегда стояла пепельница, полная окурков. Мне было лет шесть-семь, я от нечего делать стал у бычков отрывать табак от фильтра и все окурки распотрошил. У отца кончились сигареты, но он был уверен, что у него есть окурки. А окурков уже не было. И за это меня избили.

Иногда меня наказывали и без повода. Отец просто срывал на мне раздражение, усталость, злость. Мне кажется, я раздражал его одним фактом своего существования.

Помню, у выпившего отца случился приступ педагогики, и он захотел проверить мой дневник. У меня стояла хорошая оценка по литературе, ее поставила мама. Я учился в ее школе и в ее классе. Отец взял дневник, раскрыл его, а рядом с подписью учителя была подтертость, будто шоркнули чем-то грязным. Отец стал меня обвинять в том, что я подделал эту оценку сам: «У учителя грязные руки, что ли? Почему там грязно?» А я переученный левша, и почерк у меня был чудовищный. Он знал, что я своим корявым почерком не распишусь так уверенно. И неужели он не знал почерк своей жены?

Отец до вечера держал меня в страхе: «Ждем маму, послушаем, что она скажет. Если ты подделал оценку, я тебя отлуплю». 

Но ведь отец знал, что эти претензии беспочвенные и необоснованные. Зачем он несколько часов продержал меня в нечеловеческом напряжении, понимая, что я ни в чем не виноват?

Когда в старших классах он в очередной раз ударил рукой по лицу, я ушел из дома в кедах в октябре. Два-три дня ночевал в подвале, а потом пошел к бабушке, где прожил две недели. Отказывался общаться с отцом. Он впервые в жизни написал мне записку: «Возвращайся домой, мы оба были не правы». И после этого уже меня не трогал.

«На тебе денег, иди сам поешь»

Мать ни разу за меня не заступилась. При этом я считался ее сыном. Была странная тенденция: разделение на отцовского ребенка и материнского. Младший брат считался ребенком отца, а я — ребенком матери. Я разбивал случайно тарелку, и отец орал матери: «Иди сюда, твой сын разбил тарелку». Если младший хулиганил, мама призывала отца: «Разбирайся со своим сыном». Мне это непонятно до сих пор: это была игра или они оба все же разделили детей?

Мать уверена: я всегда был с ней. Но это была формальная близость, не настоящая. Я учился в той школе, где мама преподавала, но у нее никогда не было для меня времени. Когда я после уроков приходил к ней, просил пообедать со мной в школьной столовой, слышал в ответ обычно: «На тебе денег, иди сам поешь». Меня это ужасно обижало и задевало. 

Я ведь хотел с ней поесть, посидеть, пообщаться. Да, она была занята. Но как же дети-то? И зачем тогда дети?

С ранних лет я был уверен, что отец не любит меня. В отличие от младшего брата. Очень уж большая была разница в отношении к нам. Младшего брата никогда и ни за что не наказывали и тем более не били. Хотя он был хулиганистым и драчливым. Но отец его любил, брат чувствовал себя под защитой доминантного самца и творил, что хотел.

Показательный случай: брат в семь лет начал курить и однажды, выходя из-за угла с сигаретой в зубах, наткнулся на отца, возвращающегося с работы. Ему было семь лет, его застали на месте преступления, но ему за это ничего не было. В начальных классах он украл из магазина рядом со школой сумку и куртку. Все, что ему сказали: «Ты что, хочешь вырасти вором?»

И за его здоровье и безопасность беспокоились больше. Как-то я порезал палец, хорошо проведя ножом по суставу. Отец наложил мне пластырь, но не проявил никакого сочувствия. Через какое-то время мы поехали в гости к отцовскому брату. Играли с двоюродными за домом, и младший брат наступил на лист стекла. Край поднялся, рубанул его по предплечью и рассек кожу. Это был глубокий порез, но не было никакой опасности для жизни, ни артерии, ни вены не были задеты. Поднялась чудовищная паника, все поехали в больницу. Зашивали рану. Меня поразило, что отец стоял и, уткнувшись лбом в дверь, рыдал. Тогда я осознал, насколько для него важен младший ребенок и насколько он равнодушен к старшему. Тогда я понял свою «ценность» в семье.

«Родители детей завели, а что с ними делать, не знали»

Родители нами совсем не занимались. Мы с братом не были социально заброшенными — все вместе обедали, ходили в гости. Но у нас в семье дети были предоставлены сами себе. Со мной никто ни во что не играл, мне не читали сказки. Читать я научился сам в пять лет, записался в библиотеку и всю школу много читал.

Дома было холодно, не физически, а эмоционально. Нельзя было подойти и обнять маму. Не то что это запрещалось или меня бы отшвырнули в ответ — такой модели поведения не было вообще. 

Работа была самым главным в их жизни. Мама задерживалась в школе допоздна, потом приходила и проверяла домашнюю работу. Привычная картина детства: ты засыпаешь, а мама сидит и проверяет тетради. Отец постоянно был на дежурствах. Они много говорили о работе. И в этой их жизни не оставалось места для детей, мы росли на улице.

Во внешнем мире нам от родителей тоже не было защиты. Как-то мы играли во дворе в футбол, мой друг поранил руку, побежал домой, прибежала его бабушка скандалить, что мы изувечили ее внука. Для меня это было непонятно и дико. Если бы я поранил руку, меня бы в лучшем случае отругали.

Я никогда не чувствовал любви, заботы и защиты от родителей. Они были сами по себе, жили своей отдельной жизнью. Кормили, наказывали, укладывали спать, но никогда не вдавались в особенности моей жизни. Когда я что-то рассказывал, старались отделаться, было видно, что им это все неинтересно.

Мои родители детей завели, а что делать с ними, не знали. Так мне это видится.

Отец умер, когда я окончил школу. Я так и не нашел с ним взаимопонимания. Пытался говорить с ним о музыке, спрашивал про работу, но он всегда от меня отмахивался с раздражением. И это для меня до сих пор болезненная, незаконченная история.

У меня нет на него обиды, есть непонимание и вопросы. Почему он так ко мне относился. Почему я ему был так неинтересен? Почему он меня не любил?

«Если родители поднимают на тебя руку, чего можно ждать от других?»

Такое детство формирует зыбкое ощущение себя в мире — ты словно на сквозняке живешь. Нет базовой безопасности, нет тепла.

Я не лез на рожон, старался избегать скандалов. Я дрался, конечно, в школе. Но когда нужно было отстоять свое мнение в конфликтной ситуации, предпочитал пасовать. У меня не было уверенности в себе, пока я, уже взрослый, не научился ее генерировать в себе сам.

И я долго был уверен, что меня не за что любить.

Что, конечно, влияло на мои отношения с девушками. Я к ним относился агрессивно, считая, что они надо мной только посмеются, таким дурацким образом профилактировал возможные отказы.

Мне вообще с людьми было сложно. Был такой случай: я оказался в одной компании с человеком, которого очень уважал, он мне был очень интересен, хотелось с ним общаться, но не получалось. Много лет спустя мы подружились и он рассказал о своем впечатлении от меня. По его словам, я напоминал агрессивного ежа. А я этого даже не замечал. Я просто был уверен, что мир настроен ко мне враждебно. Если твоя семья, твои родители настроены к тебе враждебно и поднимают на тебя руку, чего можно ждать от других? 

«Я понимал ужас ребенка, которого бьет огромный мужик»

В первый раз я сам стал отцом рано. Но ребенок был непланированный и нежеланный. Когда он родился, то был мне совершенно неинтересен.

Но в годик сын сильно заболел, с опасностью для жизни. И я остался с ним в больнице на ночь. Он не спал в кроватке, плакал. И я всю ночь носил ребенка на руках, только так он успокаивался. Тогда я принял свою ответственность за него и за родительство в целом.

Я сравнивал себя со своим отцом, анализировал свое детство и его последствия и сознательно отошел от родительской модели воспитания. В отличие от своего отца, я понимал ужас ребенка, которого бьет огромный мужик. И не просто мужик, а самый близкий человек. Мне было бы стыдно ударить своего ребенка, потому что я помнил себя маленьким и битым.

Второй ребенок родился во втором браке. Он был желанным, осознанным. И, конечно, с ним все было по-другому. И даже иногда стыдно было перед первенцем, потому что понимаешь разницу между желанным и нежеланным ребенком.

Для младшего дикой была сама мысль, что его могут ударить. Как-то мы отдыхали за границей, он потерялся в огромном молле. Мы с женой перепугались, чужая страна, бегаем, ищем его. А он спрятался за вешалку среди одежды. И вышел оттуда с шаловливой физиономией. Я от испуга за него и переживаний боднул его головой в грудь. Не сильно, а угрожающе. Он даже не испугался, а удивился: «Что мне папа хотел показать? Это игра новая, что ли?»  

С обоими детьми мне легко обняться, но до сих пор трудно обнять маму. У меня не только нет этой потребности, мне не приходит это в голову.

Каждый из детей детство провел у меня на шее, они не боялись вскарабкаться ко мне на колени или попросить помощи.

Я никогда себе не говорил и не клялся: «Я не буду бить своих детей». Но мне до сих пор непонятен сам образ мыслей человека, который бьет своего ребенка и делает побои сознательным приемом воспитания. У меня в этом отношении формальная логика — если ты ребенка бьешь, значит, ты его просто не любишь. Каким нужно быть лицемером, чтобы оправдывать себя словами «я делаю это ради его же блага»? А что это за благо? У него же формируется вечный комплекс вины, неуверенность в себе, он живет в страхе. Неужели есть люди, которые могут это не осознавать? А главное — это лишает ребенка ощущения базовой безопасности. И храбрости тоже. Я знал в детстве, что за мной никто не стоит. Ты подерешься на улице, придешь домой, и тебе дома добавят. Какая тут может быть храбрость?

Любой человек в жизни идет двумя путями: либо принимает семейный родительский сценарий, либо отрицает его и ищет свой путь. Я выбрал отрицание. Потому что побои — это навсегда. Мне больше сорока, но я до сих пор помню занесенный над головой кулак или ремень. И ни за что не пожелаю испытать такое ни своим, ни чужим детям.

Фото: freepik.com, shutterstock.com

Поскольку вы здесь…

У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.

Сейчас ваша помощь нужна как никогда.

Я папу боюсь…сына отобрали у отца за наказание ремнем…: amarok_man — LiveJournal

Очень непростая житейская история произошла в Тогучинском районе Новосибирской области. А для её участников она настоящая семейная драма. Случилась она перед самым Новым Годом. Третьеклассник Илья (имя изменено) пожаловался в шуоле учительнице на то, что его папа бьет его за плохо сделаные уроки и он не хочет возвращаться домой. Что он боится отца. И показал учительнице в доказательство синяки на ягодицах и на ногах. Учителя сообщили об этом в полицию и в опеку.

Побои сняли, а мальчика забрали в центр реабилитации для несовершеннолетних. В итоге Новый год он встретил в этом приюте, а не дома.

Из «КП-Новосибирск»

Родители Ильи поженились 10 лет назад, невесте было 16 лет, а жениху — 19. Брак просуществовал недолго. Молодые пожили вместе полгода и разошлись.

Из рассказа бабушки Ильи со стороны мамы:

«…Официально дочка развелась с Александром только в 2013 году. Хоть последние годы они и жили не вместе, зять вел себя некрасиво, даже агрессивно: караулил после работы, не давал встречаться с другими. Сам он, Сашка, из неблагополучной семьи: мать его пьющая всю жизнь была, никогда жизнью внука, нашего Илюши, не интересовалась. Еще знаю, что зять в своей семье пару раз поднимал руку на младшего брата, тот аж сбегал из дома. 8 лет папа никак не интересовался сыном и не воспитывал его, а тут начал строить из себя!»

Год назад у восьмилетнего Ильи умерла мама.

«…Дочке сначала ставили диагноз «хондроз», а потом обнаружили рак придатков и прооперировали, пошли метастазы. Она умерла в феврале прошлого года. Я хотела взять Илюшу под опеку, мы ведь и так жили вместе, но в свидетельстве о рождении в графе «Отец» записан бывший муж дочери. Он его и забрал к себе.»

У Александра новая семья: жена, еще двое детей. По словам бабушки Ильи, отец мальчика — настоящий тиран. Почти не выпускал ребенка из дома, за проступки жестоко наказывал.

«…Он даже мне запрещал с внуком видеться. Илюша ко мне после школы заскакивал на пару минут или я его из школы встречала — вот и все наше с ним общение. Внук никогда не жаловался на отца, а когда мы съездили с ним в Анапу отдохнуть, Илья рассказал мне, что папа его бьет иногда. «

Галина Васильевна обила все пороги органов опеки, но там только разводили руками. Нет доказательств — значит, нет и поводов для беспокойства.

Тревогу забили учителя в школе. За несколько недель до Нового года Илья подошел к классному руководителю и сказал: «Не хочу домой, папу боюсь».

«…Его начали расспрашивать, что произошло, и Илья рассказал, что папа его бьет за то, что он плохо делает уроки. Мол, не тот параграф рассказал и получил ремня. Он показал синяки на ягодицах и ногах. Его сразу же отвезли снимать побои, а педагог позвонила мне.»

«…Да, обращение в полицию поступало. Мальчик жаловался на побои со стороны отца»-источник в правоохранительных органах.

Галина Васильевна надеется, что ей все-таки удастся забрать внука.

«…Я ему звоню каждый день, а отец — нет. Внук домой хочет вернуться поскорее, то есть ко мне, а я — опеку над ним оформить. Только это будет возможно, если папу Ильи ограничат в родительских правах«

Корреспондент КП-Новосибирск дозвонилась до отца Ильи. Александр рассказал свою версию произошедшего:

«…Бабушка постоянно настраивает Илью против меня. Почему? Не знаю. Он как с ней съездил на море, так сам не свой вернулся. То посреди ночи проснется и сидит просто, то слезы на пустом месте…»

На прямой вопрос: «Бьете ли ребенка?» — отец признался:

Да, это было: один раз шлепнул. В тот день Илья вернулся домой вместе со сводными братьями. Когда они во дворе играли, поцарапали стоявшую во дворе машину. Мне ее на ремонт пригнали. Я это вечером увидел и спросил у сына, они это сделали или нет. Он соврал, сказал, что не они. У нас камеры стоят во дворе, я по ним и увидел, что они. За вранье и получил.

— А к учебе нет претензий?

— Нет. Мы вместе уроки делаем. Он твердый хорошист.

Ограничат ли после случившегося отца в родительских правах, теперь будет решать суд.»

………………………………..

Да, ситуция…пацан явно хочет остаться с бабушкой. В его жизни произошла трагедия: умерла мама. А бабушка это мама его любимой мамы. Он её тоже знает и любит. А семью отца видимо знает плохо. Она для него чужая. И вот его после смерти мамы забирают в ту семью…Даже если его не наказывают, то это уже потрясение-чужая для него семья.

Бил ли отец ребенка?! Может быть и наказывал. И наверное и ремнем. О чем это говорит?! Да пока ни о чем. Кого не наказывали ремнем, если за дело?! И что всех отцов за это лишали родительских прав?! Или плохие отцы были?! Вот насклолько часто и за что пацана наказывали. Вот это надо узнавать. И то очень осторожно.

Бабушкин интерес тоже есть: она хочет забрать ребенка к себе. Это её любимый внук. И это сын её умершей дочери. Он кровинка её дочери. И она прикладывает усилия для этого. Она так и сказала: «…Внук домой хочет вернуться поскорее, то есть ко мне, а я — опеку над ним оформить. Только это будет возможно, если папу Ильи ограничат в родительских правах«.

И вот это: «…Он даже мне запрещал с внуком видеться. Илюша ко мне после школы заскакивал на пару минут или я его из школы встречала — вот и все наше с ним общение. Внук никогда не жаловался на отца, а когда мы съездили с ним в Анапу отдохнуть, Илья рассказал мне, что папа его бьет иногда.»…запрещал видеться и отпустил в Анапу с бабушкой. И все это в одном предложении.

Не хочу обвинять ни одну сторону. У каждой свой интерес. И ребенка тоже. И вот вернут ребенка к отцу: признают, что там больше наговоров на отца. Только снова это не выход: пацан не хочет там жить с отцом. Во всяком случае в данный момент, пока боль от смерти матери не прошла и пока он малой. И снова начнутся скандалы с ребенком.

И что делать?! Предоставить право самому ребенку решить, с кем он хочет жить?! Так он скажет, что с бабушкой. Может быть взрослые: бабушка с отцом договорятся миром между собой?! Только как и к какому решению они могут прийти?!

Отец осужден за избиение детей ремнем

Среда, 08 мая 2019 г.

30-летний отец был приговорен к 120 часам общественных работ и приговорен к испытательному сроку на девять месяцев после того, как ударил двух своих детей кожаным ремнем, чтобы «учить

Мужчина, имя которого не называется, чтобы защитить личность своих детей, предстал перед магистратским судом по двум обвинениям в тяжких преступлениях и преступном нападении, которые он признал.

О физических наказаниях впервые стало известно в октябре 2018 г., когда один из детей заговорил о том, что отец ударил их по попе кожаным концом ремня9.0006

Юрисконсульт Пол Ли сказал, что ни один из детей, которым на момент инцидента было больше 10 лет, не получил травм в результате нападения.

Отец, не имевший ранее никаких судимостей, признался в правонарушении в феврале 2019 года. Он сказал, что сделал это, чтобы научить детей правильному от неправильного и дисциплине. Он также признался, что в другом случае махал ремнем детям, чтобы напугать их.

На снимке: адвокат Франческа Пинель защищает отца троих детей .

Адвокат Франческа Пинель, защищающая, заявила, что отец не нападал на детей хладнокровно. Она сказала, что он сидел в гостиной своего дома с женой и свекровью, когда услышал, как дети что-то ломают и дерутся на кухне.

Адвокат Пинель сказал, что отец впоследствии ударил их ремнем, чтобы наказать, так как его так воспитывали, но он признал, что это неуместно в Джерси.

Она сказала, что он не удерживал их, когда бил их, а потом заговорил с ними, сказав, что не хочет, чтобы они дрались. «Он не хотел причинять им вред, — сказал адвокат Пинель. «Он хотел показать им, что серьезно относится к тому, чтобы они не ссорились и не ладили… Он сожалеет о своих действиях».

Она сообщила суду, что отец покинул семейный дом после инцидента, но по-прежнему ежедневно общался со своей женой и «надеялся», что они снова будут вместе. Она также сказала, что он начал курс «Адаптация по предотвращению домашнего насилия», который помогает мужчинам, желающим прекратить жестокое поведение.

На фото: Помощник судьи сказал, что детей не следует пугать дома.

Помощник магистрата Питер Харрис сказал, что использование ремня было отягчающим обстоятельством в деле. «Как родитель, вы можете проявлять заботу, и… дом — это безопасное место для детей», — добавил он. «Их не следует пугать».

Он сказал, что тот факт, что ни один из детей не получил травм, говорит о том, что он не применял «значительную силу», но предупредил отца, что за это он может попасть в тюрьму.

Он пояснил, что хотя отдельные нападения имели место по одному и тому же поводу, они должны быть приговорены отдельно.

Он сказал мужчине, что каждое нападение может повлечь за собой три месяца тюремного заключения. Однако, «взглянув [ред] на более широкую картину, долгосрочную перспективу и благополучие семьи», он выбрал общественные работы с 60 часами за каждое нападение, что в сумме составляет 120 часов9.0006

«Если вы совершите какое-либо правонарушение, пока есть незавершенная работа, вы вернетесь в суд», — предупредил он отца. «Нет причин полагать, что вы не справитесь с этим».

Он также назначил мужчине испытательный срок в девять месяцев и призвал использовать это время для работы над собой и своей семьей.

«Никто не любит видеть семью в суде. Насилие над детьми недопустимо», — сказал помощник магистрата. «Это не шлепок, это нечто большее. Если вы останетесь жить на Джерси, а это более чем приветствуется, вы должны убедиться, что знаете, что приемлемо, а что нет».

Папа, показанная на видео, битве, сын имеет судимость

News

Liane Morejon, Reporter

Andrea Torres, Digital Journalist

: Новости, Криминал, Майами-Дейд

Подпишитесь на наши информационные бюллетени

4 часа назад

Мальчик погиб в результате крушения Tamarac, в результате которого 9 человек госпитализированы

8 часов назад

2 человека госпитализированы после того, как пожар поглотил передвижной дом Homestead

7 часов назад

Полицейский эскорт звезды НФЛ Оделла Бекхэма-младшего из самолета в международном аэропорту Майами Видео показывает, как отец избивает коленопреклоненного мальчика публично0066

Теги: Новости, Преступность, Майами-Дейд . Мужчина, который был в их доме-трейлере в Майами, сказал, что мамы мальчика, которую видели на видео, призывающей к избиению, тоже там не было.

На видео с мобильного телефона запечатлены 52-летний Рейнальдо Эррада, имеющий судимость, и 42-летняя Ана Эррада со своим плачущим сыном. 26 февраля, школа самообороны Хайалиа, 19 лет.82 E. Fourth Ave.

Несмотря на извинения мальчика и тревожные выражения свидетелей, родители не проявили пощады. И все потому, что мальчик предпочел играть, а не делать домашнее задание на внеклассной программе в Хайалиа.

Свидетель сообщил об инциденте и передал видео властям.

Видео послужило уликой для обвинения отца в жестоком обращении с детьми и матери в безнадзорности. Родители сдались в среду и провели ночь в тюрьме. Судья округа Майами-Дейд Минди Глейзер заявила в четверг, что она обеспокоена судьбой мальчика.

У Глейзера возник вопрос: «Если его так наказывают публично, то что они делают, когда их нет на публике?»

У отца есть судимость.