По аристотелю человек: человек есть общественное животное, наделенное разумом. Введение в философию

Разное

Содержание

человек есть общественное животное, наделенное разумом. Введение в философию

Читайте также

[4. Сущность материалистического понимания истории. Общественное бытие и общественное сознание]

[4. Сущность материалистического понимания истории. Общественное бытие и общественное сознание]
[л. 5] Итак, дело обстоит следующим образом: определенные индивиды, определенным образом занимающиеся производственной деятельностью[19], вступают в определенные общественные

25) «ЧЕЛОВЕК – СУЩЕСТВО ПОЛИТИЧЕСКОЕ» (АРИСТОТЕЛЬ)

25) «ЧЕЛОВЕК – СУЩЕСТВО ПОЛИТИЧЕСКОЕ» (АРИСТОТЕЛЬ)
В этих словах, сказанных Аристотелем, заложен важный смысл: каждый индивид, живущий в обществе, в государстве, является лицом политическим, поскольку представляет для политики какой-либо интерес; следовательно, в

34.

 Трудовая деятельность людей как основной фактор антропосоциогенеза. Общественное бытие и общественное сознание, характер их соотнесенности

34. Трудовая деятельность людей как основной фактор антропосоциогенеза. Общественное бытие и общественное сознание, характер их соотнесенности
Труд — это целесообразная деятельность человека по созданию материальных благ и духовных продуктов. Труд является главной

Собрание 2. Что есть человек?! (Греция)

Собрание 2. Что есть человек?!
(Греция)
Мыс Сунион. Скалистый обрыв и пропасть Эгея. Храм Посейдона. Последний луч солнца блеснул из-за моря. Быстро сгущалась тьма. И материализовывались знакомые лица, и подходили, и рассаживались кругом. В наступившей черной тьме слились и

11. Общественное сознание и общественное бытие

11. Общественное сознание и общественное бытие
Исследование роли материального производства в развитии общества, анализ его социальной формы, т.е. экономической структуры общества, образующей основу политической и правовой надстройки, – все это позволяет развить и

Общественное сознание и общественное бытие. Идеология

Общественное сознание
и общественное бытие.
Идеология
Исследование роли материального производства в развитии общества, анализ его социальной формы, т.е. экономической структуры общества, образующей основу политической и правовой надстройки, – все это позволяет

§ 42. Путь сравнительного рассмотрения трех ведущих тезисов: камень безмирен (weltlos), животное скудомирно (weltarm), человек мирообразующ (weltbildend)

§ 42. Путь сравнительного рассмотрения трех ведущих тезисов: камень безмирен (weltlos), животное скудомирно (weltarm), человек мирообразующ (weltbildend)
Итак, мы начинаем с первого из трех вопросов: что такое мир? Даже теперь мы легко воспринимаем этот четко высказанный вопрос как

§ 46.

Тезис «животное скудомирно» по отношению к тезису «человек мирообразующ». Отношение скудомирия и жирообразования — не иерархическая структура, с оттенком пренебрежительности. Скудомирие как лишение мира

§ 46. Тезис «животное скудомирно» по отношению к тезису «человек мирообразующ». Отношение скудомирия и жирообразования — не иерархическая структура, с оттенком пренебрежительности. Скудомирие как лишение мира
Если от этого принципиального соображения мы возвратимся к

I. 1 ЧТО ЕСТЬ ЖИВОТНОЕ, А ЧТО — ЧЕЛОВЕК

I. 1 ЧТО ЕСТЬ ЖИВОТНОЕ, А ЧТО — ЧЕЛОВЕК
Удовольствие и страдание, страх и отважный порыв, желание и отвращение — где и в чем присутствуют все эти аффекты? В одной ли душе, или же в душе, погруженной в тело, или в чем-то третьем, так или иначе составленном из тела и души?

[4. Сущность материалистического понимания истории.

Общественное бытие и общественное сознание]

[4. Сущность материалистического понимания истории. Общественное бытие и общественное сознание]
Итак, дело обстоит следующим образом: определенные индивиды, определенным образом занимающиеся производственной деятельностью[16], вступают в определенные общественные и

3. Человек — живое животное или бессмертная единичность?

3. Человек — живое животное или бессмертная единичность?
Существо вопроса — допущение некоего универсального человеческого Субъекта, позволяющего свести этику к правам человека и гуманитарной деятельности.Мы уже видели, что этика подчиняет идентификацию этого

2. Произведение искусства есть человек

2. Произведение искусства есть человек
Но что такое эта непосредственная ощутимость организма? Она, конечно, предполагает существование человека, и она требует признания человека как максимально совершенного и в то же время непосредственно ощутимого организма. Тут,

Фома Аквинский — законы и человек как общественное существо

Фома Аквинский — законы и человек как общественное существо
Большинство трудов Аристотеля длительное время были неизвестны христианскому западному миру. Аристотель был впервые переоткрыт ок. 1200 гг. Первоначальная реакция церкви была негативной — Аристотель является

РАСТЕНИЕ, ЖИВОТНОЕ, ЧЕЛОВЕК

РАСТЕНИЕ, ЖИВОТНОЕ, ЧЕЛОВЕК
В астральном теле животное формирующее начало проявляется двояко наружу в виде цельного облик животного, а вовнутрь как формообразование его органов. Обладающая ощущением животная субстанция является результатом деятельности этого

Часть I. Универсум рассуждений Аристотеля: его категории и классификация (Человек – философское животное)

Часть I. Универсум рассуждений Аристотеля: его категории и классификация (Человек – философское животное)

Глава 1. Четырехкратная классификация Аристотеля разумных, материальных субстанций: неорганические объекты, растения, животные, люди (Философские игры)
В этой

Magisteria

MagisteriaАCreated using FigmaVectorCreated using FigmaПеремоткаCreated using FigmaКнигиCreated using FigmaСCreated using FigmaComponent 3Created using FigmaOkCreated using FigmaOkCreated using FigmaOkЗакрытьCreated using FigmaЗакрытьCreated using FigmaGroupCreated using FigmaVectorCreated using FigmaVectorCreated using Figma��� �������Created using FigmaEye 2Created using FigmafacebookCreated using FigmaVectorCreated using FigmaRectangleCreated using FigmafacebookCreated using FigmaGroupCreated using FigmaRectangleCreated using FigmaRectangleCreated using FigmaНа полный экранCreated using FigmagoogleCreated using FigmaИCreated using FigmaИдеяCreated using FigmaVectorCreated using FigmaСтрелкаCreated using FigmaGroupCreated using FigmaLoginCreated using Figmalogo_blackCreated using FigmaLogoutCreated using FigmaMail. ruCreated using FigmaМаркер юнитаCreated using FigmaVectorCreated using FigmaVectorCreated using FigmaVectorCreated using FigmaVectorCreated using FigmaVectorCreated using FigmaVectorCreated using FigmaVectorCreated using FigmaVectorCreated using FigmaVectorCreated using FigmaVectorCreated using FigmaVectorCreated using FigmaVectorCreated using FigmaРазвернуть лекциюCreated using FigmaГромкость (выкл)Created using FigmaСтрелкаCreated using FigmaodnoklassnikiCreated using FigmaÐCreated using FigmaПаузаCreated using FigmaПаузаCreated using FigmaRectangleCreated using FigmaRectangleCreated using FigmaПлейCreated using FigmaДоп эпизодыCreated using FigmaVectorCreated using FigmaVectorCreated using FigmaСвернуть экранCreated using FigmaComponentCreated using FigmaСтрелкаCreated using FigmaШэрингCreated using FigmaГромкостьCreated using FigmaСкорость проигрыванияCreated using FigmatelegramCreated using FigmatwitterCreated using FigmaCreated using FigmaИCreated using FigmavkCreated using FigmavkCreated using FigmaЯCreated using FigmaЯндексCreated using FigmayoutubeCreated using FigmaXCreated using Figma

Аристотель о душе, о процессах познания, о чувствах и характере

Автор: Анна Скляр

Аристотель (384-322 гг. до н.э.).

Аристотель — автор трактата «О душе», первого в мировой литературе систематического исследования по проблеме души. В трактате впервые дан исторический обзор мнений о душе предшественников, произведен их критический анализ.

Учение Аристотеля о душе

Аристотель пересмотрел подход Платона к душе. С его точки зрения, разделение души и тела — невозможный и бессмысленный акт, так как «идея», «понятие» не может быть реальным физическим предметом, каковым является человек. Исходя из неотделимости души от тела, Аристотель и дал свою трактовку души — душа есть форма реализации способного к жизни тела, не может существовать без тела и не является телом. Разъясняя этот подход, Аристотель говорит о том, что если бы мы хотели найти душу глаза, то ею стало бы зрение, т. е. душа представляет собой суть данного предмета, выражая цель его существования. Душа не может существовать без тела, так как форма — это всегда форма чего-то. Душа является той целью, к которой стремится вещь. Поэтому, исходя из души, можно понять, к какому классу относится данный предмет, зачем он нужен.

Душа — форма живого органического тела. Это положение разъясняется следующими метафорами:

«Подобно тому, как если бы естественным телом было какое-нибудь орудие, например, топор, а именно сущностью его было бы бытие топором, и оно было бы его душой. И если ее отделить, то топор уже перестал бы быть топором… Сказанное нужно рассмотреть и в отношении частей тела. Если бы глаз был живым существом, то душой его было бы зрение. Ведь зрение и есть сущность глаза как его форма; с утратой зрения глаз уже не глаз, разве только по имени, так же как глаз из камня или нарисованный. Сказанное же о части тела нужно приложить ко всему живому телу… но живое в возможности — это не то, что лишено души, а то, что ею обладает».

По Аристотелю, каждая вещь есть единство материи и формы. Вся природа —- это совокупность форм, связанных с материей. Например, применительно к дому материей являются кирпичи, бревна, из которых он сделан, а формой — назначение дома — быть укрытием от дождя и жары. Впрочем, Аристотель допускает существование форм без материи — это нематериальный энергийный ум, верховный разум. Он — форма форм.

Душа делает тело живым. Без души оно было бы трупом. В душе причина — основа — всех проявлений живого тела; рост, дыхание, а также чувствование, мышление обусловлены ею. В душе заложена цель активности живого тела, всех его согласно работающих жизненных сил. Душа под воздействием внешней причины властно заставляет тело осуществлять деятельность определенного типа, заложенную в организме как цель его развития: растение стремится быть растением, животное — быть животным. Тело и все его органы и части являются инструментом на службе у души.

Душа как форма тела означает, что она есть суть тела, причина и цель всех его действий. Все эти характеристики души Аристотель объединяет и обобщает в специальном понятии энтелехия, которым обозначает полную действительность тела, то, что делает его живым, постоянную возможность его жизненных функций, т. е. существующую и тогда, когда душа не проявляет себя активно (например, во время сна). Душа неразрывно связана с телом: ведь она есть состояние активности тела.

Все душевные состояния сопровождаются телесными проявлениями. Поэтому изучение души есть дело двух исследователей — естествоиспытателя и диалектика. Например, «диалектик определил бы гнев как стремление отомстить за оскорбление или что-нибудь в этом роде; рассуждающий же о природе — как кипение крови или жара около сердца».

Хотя душа бестелесна, ее носителем является особое органическое вещество — пневма, которая у животных вырабатывается в крови. Орган души — сердце. Мозг выполняет вспомогательную функцию, в нем кровь охлаждается до нужной нормы. Аристотель критиковал Платона за деление души на части, раздельные по их локализации в теле, и, доказывая единство души, говорил не о частях, а об отдельных способностях, силах души, которые только в переносном смысле называл частями. В то же время Аристотель признавал самостоятельность и раздельность по крайней мере двух начал — души как энтелехии тела, уничтожающейся при его разрушении, и души как проявления божественной сущности, приходящей в тело и выходящей из него в момент смерти:

Аристотель писал о том, что существует три вида души — растительная, животная и разумная. Каждая из них обладает определенными функциями.

Так, растительная душа способна к размножению и питанию.
Животная душа обладает кроме них еще четырьмя функциями — стремлением (чувствами), движением, ощущением и памятью.

Растительная и животная душа понимались материалистически, они смертны, т. е. появляются и исчезают одновременно с телом.

А разумная душа, которая есть только у человека, обладает еще и способностью к мышлению. Разумная душа идеальна, отделима от тела, ее сущность божественна. После смерти тела она не уничтожается, а возвращается в бестелесный эфир воздушного пространства. Аристотель, верно чувствуя качественное отличие человека от животных и тем более от растений, идеалистически объясняет его источник.

Каждая более высокая форма души надстраивается над предыдущей, приобретая те функции, которые ей были присущи. Поэтому если у растительной души всего две функции, то у животной — шесть, а у разумной — семь.

Учение Аристотеля о процессах познания

Исследования Аристотеля привели его к созданию первой в психологии развернутой теории познания, в которой не только раскрывается специфика каждого этапа, но и анализируется процесс перехода от единичного знания, знания даже не о предмете, но о каком-то одном его свойстве, к обобщенному суждению и понятию. Для объяснения этого перехода Аристотель ввел понятия общего чувствилища и ассоциаций, которые, по его мнению, представляют собой важный механизм переработки знаний.

Первым этапом познания становится ощущение, которое Аристотель понимал как активный процесс взаимодействия органов чувств с внешним миром. При этом душа уподобляется форме того тела, которое воспринимает, хотя и не является пассивным слепком с этого тела.

На следующем этапе — памяти — психика сохраняет те первичные знания, которые она получила при восприятии внешнего мира. Сохранение и воспроизведение ощущений является результатом работы памяти. При этом Аристотель, выделив несколько видов памяти, подчеркивал, что первичная переработка опыта начинается уже на данной ступени. Эта переработка возможна потому, что следы впечатлений хранятся в общем чувствилище. В общем чувствилище происходит и первое сравнение и соотнесение между собой полученных в чувственном опыте знаний. Он писал, что для того, чтобы отличить горькое от синего, необходимо иметь эталоны того и другого, а кроме того, эталоны цвета и вкуса как таковых. То есть на этапе переработки знаний в общем чувствилище происходит выделение модальностей ощущений (цвета, вкуса, запаха и др.), а затем их хранение и объединение в образы предметов и в их первичные схемы.

Различается три вида памяти:
низшая — заключается в сохранении полученных ощущений в виде представлений как копий предметов, ею обладают все животные;
память в собственном смысле — отличается тем, что к образу присоединяется временная характеристика, т. е. отношение к нему как к чему-то бывшему в прошлом, она есть не у всех, а только у животных, обладающих способностью восприятия времени;
высшая память как процесс воспоминания, в котором участвует суждение. Последняя есть только у человека.

Воспоминание есть некоторый силлогизм: если кто-либо вспоминает что-нибудь или виденное, или слышанное, или испытанное прежде, тот умозаключает — и это есть некоторого рода познание. Эта способность есть только у тех, кому присуща способность произвольного хотения, ибо хотение (свободный выбор) есть некоторого рода умозаключение. Воспоминание есть активный поиск прошлого и происходит путем установления каких-либо отношений (по сходству, по контрасту, и др.) настоящего с искомым прошлым. По существу, речь идет о механизме ассоциаций, хотя Аристотель не дает этого термина.

Из воспоминаний складывается опыт, из опытности же берут начало искусства и наука.

Сличение и переработка осуществляются в чувствилище при помощи ассоциаций. Так впервые в психологии появляется понятие об ассоциациях как механизмах психической жизни, механизмах познания.

Аристотель выделял несколько видов ассоциаций — по сходству, контрасту и смежности в пространстве и времени. Благодаря ассоциациям в общем чувствилище появляются первые обобщенные образы окружающего — представления и схемы. Эти образы человек может подвергнуть дальнейшей обработке, используя, например, воображение и фантазию. Аристотель разделял эти два процесса, указывая, что при воображении используются в качестве исходного материала реальные представления. В результате возникают воображаемые образы, в которых соединяются несоединимые в жизни вещи. Фантазия же не имеет прямого отношения к действительности, в ней не только результаты, но и исходные продукты являются воображаемыми.

Если ассоциации представляют собой механизмы переработки знаний на низших уровнях познания, то логика — на высших. Логические операции — это операции мышления, они и помогают образованию понятий, заканчивая процесс восхождения от частного к общему.

Выделяя два вида мышления (в современной классификации — логическое и интуитивное), Аристотель фактически раскрывал два способа получения знания. Логическое мышление завершает сенсуалистический путь познания, в то время как интуитивное помогает актуализации знаний из врожденной, разумной части души.
Интуитивное мышление Аристотель сводит в основном к репродукции, актуализации тех знаний, которые
уже имеются у человечества. А творческое мышление, получение принципиально нового знания, основывается на собственном опыте, переработанном человеком

Анализ внешних впечатлений, данных в ощущениях, может привести к открытию, к появлению абсолютно нового знания, аналогов которого не имеется ни в душах людей, ни во всеобщем разуме — нусе. Попадая после смерти во всеобщий разум, это новое знание соединяется с ним, пополняя его содержание и становясь достоянием новых поколений.

Аристотель подчеркивал также новаторский и авторский характер научного и художественного творчества. Доказывая, что отпечаток личности творца лежит на его произведениях, Аристотель приводил примеры того, как разные художники по-разному трактуют одни и те же сюжеты. Поскольку появление нового знания основано на собственном опыте и активности человека, важно уже с раннего возраста обучать детей творчеству, умению наблюдать и понимать окружающих людей, их переживания. Он писал и о необходимости развития самостоятельности, активности и индивидуальности в людях, так как эти качества обязательно присутствуют в личности выдающегося ученого и художника. Аристотель говорил также о необходимости развивать знания о ремесле, навыки к определенной творческой деятельности с детства (например, учить рисовать, лепить), так как дети наиболее восприимчивы к обучению, и чем раньше начинается их обучение, тем искусней они становятся.

Мышление характеризуется составлением суждений. Протекает в понятиях, постигает общее.

Органом мышления является нус (всеобщий разум)— часть души, свойственная только человеку и не прикрепленная ни к какому телесному органу.

Нус служит хранилищем разумной части души человека после его смерти. При рождении ребенка часть этого разума, образуя новую разумную часть души, вселяется в тело новорожденного, соединяясь с растительной и животными частями. Таким образом и происходит передача опыта, так как разумная часть души хранит все знания, существующие в нусе, т. е. всю культуру, накопленную человечеством к моменту рождения данного ребенка. Эти знания не осознаются человеком, но актуализируются в процессе обучения или рассуждения.

Нус — это не постоянная идея, а вечно изменяющаяся культура, в которую каждое новое поколение людей добавляет что-то свое, т.е. нус вечно изменяется, его содержание непостоянно. Каждый человек, узнавший что-то новое, сделавший какое-то открытие, носит его в своей душе. После его смерти разумная часть души, вместе с теми знаниями, которые были накоплены данным человеком, сливается с мировым разумом, изменяя и обогащая его. Поэтому следующему поколению передается разумная душа уже с другим содержанием. Аристотель подчеркивал изменчивость и развитие всеобщего разума.

Аристотель различает низшее и высшее мышление.

Низшее мышление — это мнение или предположение; не содержит категорического утверждения о чем-то, ничего не исследует; в нем нет внутренней необходимости, не отвечает на вопрос «почему? ». Однако в определенных ситуациях оно необходимо.
В отличие от низшего, высшее мышление всегда содержит в себе необходимость, т. е. открытие последнего основания истины. Его объектом являются основы вещей, высшие принципы науки.
Существуют три вида высшего мышления: рассуждающее, логическое, дискурсивное мышление, т. е. умение делать заключение из имеющихся посылок; интуитивное — умение находить основания (посылки) и мудрость, наивысший тип наивысшего мышления.

В зависимости от того, на что направляется мышление, различаются два вида ума: теоретический и практический. Теоретический разум познает сущее как оно есть. Это наука. Ее предмет — необходимое и всеобщее. Здесь не ставятся практические вопросы — для чего, с какой целью. Его задача — создание истины о вещах.
Практический ум направлен на деятельность. С его помощью познаются нормы и принципы действия, а также средства их осуществления. Практический ум обусловливает принятие решения в конкретных условиях, на основе которого совершаются поступки. Он всегда касается частного. В разграничении двух типов мышления — теоретического и практического — проявляется противопоставление теоретического знания — практической активности.

Познавательные способности не существуют отдельно друг от друга и не обусловлены какими-либо высшими способностями: свое начало они ведут от ощущения: «…существо, не имеющее ощущений, ничему не научается и ничего не поймет». Душа новорожденного представляет как бы чистую дощечку для письма, на которой еще ничего не написано. Все учение Аристотеля о познании пронизано верой в возможности познания человеком природы.

К важным частям психологической системы Аристотеля относится проведенное им разграничение теоретического и практического разума. Принципом такого разграничения послужило различие между функциями мышления. Если результатом теоретического мышления является накопление знаний, то практическое мышление направлено на руководство поведением. Изучая развитие теоретического мышления, Аристотель исследовал генезис образования понятий у детей, утверждая, что у них сначала формируются общие понятия, а только затем единичные. Например, дети сначала говорят «отец» или «мать», подразумевая всех мужчин или женщин, и только затем дифференцируют эти понятия.

При этом он подчеркивал, что знание как таковое само по себе не делает человека нравственным. С его точки зрения, добродетели не зависят ни от теоретического знания, ни от природы, которая только потенциально наделяет индивида задатками, а из них в дальнейшем могут развиваться его качества. Нравственное поведение формируется в реальных поступках, придающих человеку определенную чеканку. Поэтому так важно с раннего детства направлять поведение ребенка, формируя не только его действия, но и отношение к ним. Не менее важны индивидуальный, а не усредненный подход к обучению и воспитанию, учет всего комплекса индивидуальных особенностей человека, а не только его предназначения для той или иной общественной роли, как считал Платон.

Говоря о необходимости учета индивидуальных особенностей, Аристотель писал о том, что ни одно качество, данное нам природой, не может измениться под влиянием привычки, подобно тому как камень, «имеющий от природы движение вниз», вряд ли может «привыкнуть» двигаться вверх, даже если кто-то захочет его приучить этому. Следовательно, добродетели не даются нам от природы и не возникают помимо природы, но мы от природы имеем возможность приобрести их, путем же привычек приобретаем их в совершенстве. Вообще все, что мы имеем от природы, мы первоначально получаем лишь в виде возможностей и впоследствии преобразуем их в дей- ствительность. Аристотель считал привычное поведение таким же волевым, как и сознательно регулируемое, мотивируя свой подход тем, что привычки, так же как и образцы для подражания, человек сознательно выбирает и потому может отвечать за собственные поступки.

Учение Аристотеля о чувствах

Исследуя проблему регуляции поведения, Аристотель пришел к выводу о том, что возможна двойная регуляция — как эмоциями, так и разумом. Он, так же как Платон, был убежден, что истинную свободу и ответственность может дать только разумная регуляция, но его опыт (как теоретический, так и медицинский и педагогический) показывал, что бороться с эмоциями бесполезно. Аристотель впервые выделил несколько видов эмоций, разделив чувства и аффекты по степени их влияния на поведение.

Чувства, с его точки зрения, могут быть осознаны разумом и потому не обязательно сказываются на поведении, придавая нашим разумным поступкам лишь некоторый эмоциональный контекст. В то же время положительные чувства помогают совершать определенные действия, в то время как отрицательные, наоборот, мешают. Тот факт, что ассоциации связаны с чувствами удовольствия и неудовольствия, позволяет использовать их при формировании социально одобряемых форм поведения.

Чувства и произведения искусства, которые их вызывают, по мнению Аристотеля, являются как бы ступеньками в процессе познания, они дают возможность перейти от частного к общему, формируя основу чистого разума. Именно благодаря познавательной составляющей, имеющейся в каждой эмоции, человек и получает удовольствие от произведений искусства, от созерцания картин и скульптур, от спектаклей или стихов. При этом не надо бояться показывать и дурные образцы, считал ученый, так как человек должен знать и о них, и лучше пережить их в воображении, чем стремиться к ним в реальной жизни, как часто бывает при сокрытии дурного от детей. Поэтому, в отличие от Платона, который считал необходимым жестко регламентировать чтение и прослушивание музыки, Аристотель был убежден в необходимости разнообразных жанров, а не только маршей или гимнов, воодушевляющих людей на работу.

Он также говорил о необходимости совершенствования технической стороны искусства, важности обучения с ранних лет живописи и музыке, так как считал, что в произведениях важна не только содержательная сторона, но и качество их выполнения. Именно техническая сторона связана с эмоциями, подчеркивал он, а потому совершенное произведение легче воспринимается и глубже проникает в душу человека.

Поэтому, особенно если мы хотим, чтобы человек лучше понял определенное понятие, надо его подавать в совершенном виде, в виде, например, хорошо написанной и сыгранной пьесы, после которой возникает желание быть такими же нравственными и добрыми, как ее положительные герои, либо рождается негодование и стремление не быть похожими на отрицательных героев. Особенно важно искусство для воспитания нравственности, так как понятия о добре и зле, будучи абстрактными и чисто разумными, могут не вызвать в ребенке желания следовать нравственным нормам, но, получив положительную или отрицательную окраску, вызовут желание вести себя соответствующим образом.

В отличие от чувств аффекты как наиболее сильные и ярко выраженные виды эмоций мало поддаются рациональному осмыслению, и потому с ними очень сложно бороться. Аффект, по мнению Аристотеля, всегда приводит к спонтанному поведению либо к изменению ранее планировавшегося действия, поэтому последствия аффекта могут быть самыми разрушительными для человека. Таким образом, развивая положения Сократа и Платона, Аристотель также говорил о том, что истинной свободы не может быть у человека, поддающегося эмоциям. Свобода возможна только при разумной регуляции поведения.

Аристотель называет аффектами влечения, гнев, страх, отвагу, злобу, радость, любовь, ненависть, тоску, зависть, жалость — вообще все, чему сопутствует удовольствие или страдание. Аффект — это страдательное состояние, вызванное в человеке каким-то воздействием, возникает без намерения и обдумывания, под его влиянием меняются прежние решения. Аффект сопровождается телесными изменениями. Психологическая характеристика выявляет, в каком состоянии возникает данный аффект, на кого он направляется, за что.

Аристотель составил проницательные описания отдельных аффектов. Например, страх описывается так.

«Страх (fobos) — некоторого рода неприятное ощущение или смущение, возникающее из представления о предстоящем зле, которое может погубить нас или причинить нам неприятность: люди ведь не боятся всех зол; например, не боятся быть несправедливыми или ленивыми, но лишь тех, которые могут причинить страдание, сильно огорчить или погубить, и притом в тех случаях, когда эти бедствия не угрожают издали, а находятся так близко, что кажутся неизбежными».

В описании составляющих психологических аспектов аффектов выступает рационализм Аристотеля: его решающим компонентом является представление.

Аффекты, по Аристотелю, сами по себе не есть ни добродетели, ни пороки. О человеке судят по его делам, а в аффекте оценивают манеру поведения:

«…и ведь нас не хвалят и не порицают за наши аффекты; ведь не хвалят же человека, испытывающего страх, и не безусловно порицают гневающегося, а лишь известным образом гневающегося, а за добродетели нас хвалят или порицают».

Аристотель не считал ни возможным, ни нормальным, ни желательным с точки зрения нравственности подавление аффектов. Без них невозможны героические поступки, наслаждение искусством. В низших телесных удовольствиях нужно соблюдать умеренность, середину. Во всех остальных случаях должна быть соразмерность аффекта своей причине.

Исследуя проблему борьбы с аффектом (что необходимо для обретения свободы и разумности поведения), Аристотель пришел к очень важному для психологии выводу о роли катарсиса (очищения). Он писал, что аффект нельзя победить в том случае, если он уже наступил, но можно предупредить его, очиститься от аффекта, т. е. от накопившегося эмоционального напряжения. Это очищение, разрядку можно вызвать специально, и роль искусства как раз и заключается в подобном катарсисе. При чтении книги или особенно при восприятии пьесы зрители идентифицируют себя с ее героями, переживая вместе с ними их проблемы, страдая и радуясь вместе с ними. Это и является катарсисом, так как собственные переживания сливаются с переживаниями героев и переносятся на них.

Так, эмоциональное напряжение человека снижается при слезах радости или печали, вызываемых пьесой. Роль драматического искусства при этом, по мнению Аристотеля, особенно высока, так как актеры, играющие на сцене, вызывают дополнительные (к самой фабуле пьесы и словам) переживания, помогая появлению эмоционального контакта. Фактически в этих исследованиях Аристотеля впервые прозвучали мысли о психотерапевтической роли искусства, а также об особой роли театра как наиболее синтетического искусства, влияющего на эмоциональное состояние зрителей.

Это понятие катарсиса заимствовано Аристотелем из медицины. Его ввел Гиппократ: болезнь понималась как накопление вредных соков, а лечение — как доведение их до умеренного количества, допустимого для здоровья — очищение, катарсис — путем их выпускания.

Применительно к аффектам катарсис означает сущность эмоционально окрашенного эстетического переживания под влиянием искусства.

«Трагедия при помощи сострадания и страха достигает очищение (Katharsis) аффектов».

Вызываемые у зрителей при восприятии трагедии аффекты страха и сострадания, в отличие от таковых в обычной жизни, освобождаются — очищаются — от всего тяжелого, давящего, смутного, человеку раскрывается логика событий и действий в определенных обстоятельствах, какая-то мудрость жизни. Аристотель подходит к проблеме общественной роли искусства, его нравственного воздействия на человека. Современные авторы называют это воздействие театра на зрителя социальной терапией.

В работах Аристотеля эмоции, переживания, связанные с конкретной ситуацией, впервые соотносились с мотивацией поведения человека. Он считал, что поступок всегда сопряжен с аффектом, причем каждой ситуации соответствует оптимальная аффективная реакция на нее. Когда она избыточна либо недостаточна, люди поступают дурно. Соотнося мотивацию с нравственной оценкой поступка, Аристотель писал, что всякий может гневаться или тратить деньги, но не всегда это соответствует ситуации. Например, если аффект (эмоциональное состояние) и действие адекватны ситуации, то расходование денег принято называть щедростью, если не адекватны (дурные, порочные), то либо расточительством, либо скупостью. Правильный способ реагирования необходимо вырабатывать опытом, изучением других и самого себя, упорным трудом. При этом ученый опять возвращается к идее о том, что разумная регуляция, практическое мышление дают возможность, поняв собственные чувства, выработать в себе определенные правила поведения, воспитать себя собственными поступками.

Аристотель описывает чувства удовольствия и неудовольствия как показатели процветания или задержки в функциях душевных или телесных: удовольствие означает беспрепятственное их протекание, неудовольствие — их нарушение.

Чувства рассматриваются в тесной связи с деятельностью: они сопровождают деятельность и являются источником деятельности. Несмотря на сдержанную оценку телесных удовольствий, Аристотель не призывал ограничиваться удовольствиями только высшего порядка и в целом высоко оценивал роль чувства в жизни человека.

«Удовольствие придает совершенство и полноту деятельности, а значит — и самой жизни».

Проблема воли у Аристотеля

Учение о воле развивается Аристотелем в связи с характеристикой действия.

«Все люди делают одно непроизвольно, другое произвольно. А из того, что они делают непроизвольно, одно они делают случайно, другое — по необходимости; из того же, что они делают по необходимости, одно они делают по принуждению, другое — согласно требованиям природы. Таким образом, все, что совершается ими непроизвольно, совершается или случайно, или в силу требований природы, или по принуждению. А то, что делается людьми произвольно и причина чего лежит в них самих, делается ими одно по привычке, другое под влиянием стремления, и при этом одно под влиянием стремления разумного, другое — неразумного».

Все действия человека делятся на непроизвольные и произвольные в зависимости от того, где находится основание действия: вне субъекта или в нем самом. Действия произвольные и действия волевые — понятия не тождественные. Волевыми являются только действия по разумному стремлению. Оно называется намерением и является результатом тщательного взвешивания мотивов — делиберации. Волевые действия направлены на будущее. В них есть разумный расчет. Поэтому Аристотель говорит:

«Движут по крайней мере две способности — стремление и ум».

Ум размышляет о цели — достижима она для человека или нет, и о последствиях в случае осуществления действия. Поэтому, где нет разума, там нет воли (у животных, малых детей, умалишенных). Волевое действие, столь тщательно рассчитанное, является свободным и ответственным. Поэтому в нашей власти как прекрасные действия, так и постыдные: порок и добродетель одинаково свободны, их психологический механизм одинаков.

По существу, воля характеризуется Аристотелем как процесс, имеющий общественную природу: принятие решения связано с пониманием человеком своих общественных обязанностей.

Аристотель о характере

Страстям (аффектам) как сильным движениям души Аристотель противопоставляет устойчивость характера. Характер выражает сущность человека. Аристотель дал описание душевных качеств — нравов — людей в соответствии с их возрастом, социальным положением, профессией. Характер не является природным свойством, его черты складываются как результат опытности. Описываются с присущей Аристотелю конкретностью характерные черты, свойственные людям благородного происхождения, а также юности, старости, зрелому возрасту. Это учение было развито учеником Аристотеля Теофрастом (370 — 288 гг. до н. э.).

В своем трактате «Характеристики» он выделил 30 характеров: лицемер, льстец, болтун, деревенщина, низкопоклонный, нравственный урод, говорун, разносчик новостей, нахал, скупой, наглец, святая простота, навязчивый, нелюдим, суеверный, брюзга, недоверчивый, неряха, надоедала, тщеславный, сутяга, хвастун, гордец, трус, аристократ, молодой старик, злоречивый, алтынник — и дал их описание, основанное на наблюдении за поступками людей.

Аристотель придавал важное значение воспитанию. Воспитание не должно быть частным делом, но заботой государства. Оно должно оказывать влияние на нравственный склад человека, развивая в нем то, чего недостает от природы. Аристотель изложил свои представления по конкретным вопросам обучения и воспитания (о предметах обучения, о соотношении физического и умственного воспитания, о роли музыки в воспитании и др.).

Учение Аристотеля о душе, основанное на анализе огромного эмпирического материала, характеристика ощущения, мышления, чувств, аффектов, воли указывали на качественное отличие человека от животных — человека Аристотель определял как «существо общественное». Это учение преодолевало ограниченность демокритовской трактовки души как пространственной величины, которая движет телом, и выдвинуло новое понимание, согласно которому «…душа …движет живое существо не так, а некоторым решением и мыслью».

С некоторыми изменениями учение Аристотеля о душе господствовало до XVII в.

Аристотель соотносил развитие отдельного организма с развитием всего живого мира. При этом в отдельном человеке повторяются при его превращении из младенца в зрелое существо те ступени, которые прошел за свою историю весь органический мир.

Источник:
А.Н. Ждан История психологии
Т.Д. Марцинковская История психологии

О душе и моральном поступке по Аристотелю: VIKENT.RU

«Аристотелевская физика исследует не только структуру физического мира, но и неразумные и разумные существа. Творениям с душой и разумом Аристотель посвящает множество трактатов, самый оригинальный среди которых — трактат «О душе».

Одушевлённые существа отличаются от неодушевлённых тем, что обладают витальным началом — душой.

Что же «такое душа? Отвечая на этот вопрос, Аристотель вписывает её в метафизику  гилеморфизма. Все вещи суть сплав материи и формы: потенциальна материя, а форма — активная энтелехия. Для живых существ это означает, что тело есть потенциальный субстрат, форма как актуализация жизни дана в виде души. «Следует считать душу существенной формой физического тела, имеющего жизнь в потенции, а субстанция как форма есть энтелехия. Душа, следовательно, есть первая энтелехия физического тела, потенциально обладающего Жизнью». Так Аристотель дал душе определение, на многие века ставшее хрестоматийным.

Витальные феномены предполагают наличие некоторого набора постоянных операций. Так, душа как витальное начало имеет способности, функции и ответственные за разные действия части. Основные функции бывают вегетативного свойства (рождение, питание и рост), чувственно-моторного характера (ощущение и движение), интеллектуального свойства (познание, установка, выбор).

В соответствии с делением функций душа, по Аристотелю, имеет три части:

1) вегетативную,

2) чувственную и

3) рациональную.

У растений есть только вегетативная часть души, животные имеют растительную и чувственно-животную душу. У людей есть все три части. Для обладания разумной душой необходимо иметь животную и растительную части. Однако растительной частью можно обладать и без прочих двух. […]

Самое простое начало жизни, регулирующее биологическую активность, — это растительная душа. Аристотель существенно корректирует натуралистов, полагая, что причиной роста не могут быть : ни огонь, ни тепло, ни материя вообще как таковые. Правило, несущее пропорции роста в процессе развития организма, — это душа. Так же обстоит дело с питанием, которое не есть механическая игра подобных или разнородных элементов. Питание — это ассимиляция неподобного при участии души и ею производимого тепла. […]

Душа нуждается в особой опеке и совершенствовании. Эту способность к самоочищению Аристотель называет дианоэтической добродетелью. Сторону души, обращённую к меняющейся реальности, он называет искушённостью — phronesis, а занятую вечным и божественным — sophia, софийной мудростью. Практически ориентированная рассудительность устанавливает, в чём состоит благо и в чем — зло для человека. Мудрость как софия служит источником знания о самой высокой реальности, этим занята метафизика.

Именно на пути самосовершенствования у человека появляется возможность стать подлинно счастливым, на грани с божественным.

Интенсивное самоуглубление даёт эффект самодостаточности, ибо теоретическая деятельность разума не имеет другой цели, кроме самой себя, т.е. внутренней истины. Напрасно, продолжает Аристотель, нам советуют ограничиться тем, что конечно и соразмерно человеку, смертному существу. Надо измерять себя мерой бессмертного и божественного, жить, ориентируясь на самую благородную часть нашей души.

Животные не знают счастья, а боги пребывают в счастливом блаженстве постоянно. Только человек счастлив в той мере, в какой сам этого захочет. Насколько он способен к незаинтересованному постижению бытия, настолько он и счастлив.

Аристотель попытался преодолеть рассудочность сократического типа. Он не просто понимал всю разницу между тем, кто знает благую истину, и тем, кто умеет реализовать благо. Впервые философу удалось проанализировать психические процессы. Прежде всего акцент сделан на выборе — prohairesis — и тесно с ним связанной решимостью действовать.

Когда мы хотим добиться определённой цели, появляется решение относительно близких и дальних средств её достижения. Выбор отражается именно в процедуре прохождения этапов.

Цели, по Аристотелю, не могут быть предметом выбора, ибо желать блага — общая характеристика человека, в противном случае он вовсе не  человек. Чтобы быть праведным, следует желать истинного блага, а  не кажущегося таковым. В рассуждении о благе и праведнике мысль у Стагирита вращается по кругу, поскольку ему не удаётся выделить понятие свободной воли. Праведник, верно замечает он, в любой вещи находит момент блага. Но тот, кто однажды встал на путь порока, не может вернуться к истинной жизни, как бы того ни хотел. Очевидна апоретичность такой постановки вопроса, однако этот круг был естественным для греческой языческой мысли. Гражданин города-государства.

Благо государства и благо отдельно взятого человека не имеют радикальных различий. Благо, перерастающее из частного в общее, становится более божественным. Греки рассматривали человека под защитой государства как целого, а не наоборот. Человека они называли политическим животным. Тот, кто не является частью государства, ни в ком и ни в чем не нуждается, есть либо зверь, либо бог.

Всякого, кто реально участвует в жизни государства, Аристотель называет гражданином. Те, кто не способствует реализации справедливости — свободный житель или обитатель колонии, — не могут считаться гражданами. Получается, что число граждан весьма ограничено…».

Дарио Антисери, Джованни Реале, Западная философия от истоков до наших дней. Античность. Средневековье, СПб, «Пневма», 2003 г.,  с. 209-210 и 214-215.

Вмешаться или промолчать? Версия Аристотеля

Протестуете ли вы, когда видите, как родители бьют детей или кричат на них? Молчите, когда мускулистый наглец проходит без очереди, оттеснив тщедушного пенсионера? Или когда молодой здоровый парень не уступает место в метро беременной женщине? Аристотель приравнивал нравственное бездействие к соучастию и говорил, что на смертном одре мы будем сожалеть отнюдь не о сделанном, а, наоборот, о несделанном.

T&P публикуют отрывок из книги Эдит Холл «Счастье по Аристотелю» — про то, как эпикея, которую философ считал неотъемлемой составляющей абсолютной справедливости, может помочь нам в процессе принятия важных решений.

[…] Для Аристотеля важнее всего самостоятельная, независимая личность, свободная в своем решении поступать «правосудно», даже если все вокруг ведут себя неподобающе. Возможно, эти идеи развились отчасти в противовес бесконечным распрям, которые философ наблюдал при пышном македонском дворе в Пелле в собственном детстве и позже, в 343–336 гг. до н.э., когда воспитывал Александра. Борьба за власть, убийства, вымогательство, принуждение, заговоры, обман, болезненные страхи… Но Аристотелю удалось остаться собой.

Пожалуй, самый сложный нравственный выбор — вмешаться или ничего не предпринимать.

Вы беспокоитесь за соседского ребенка, которого, кажется, бьют. Как поступить — сообщить в службу опеки или промолчать, вдруг вы ошиблись? Ваш сослуживец растрачивает корпоративные средства. Известить руководство или держать рот на замке, чтобы не сочли стукачом? Дилемма играет ключевую роль в фильме Джонатана Каплана «Обвиняемые» (The Accused, 1998), где впервые в истории кинематографа освещается несправедливое обращение с жертвами сексуального насилия, которые пытаются искать правовой защиты. Четверо студентов колледжа насилуют в баре женщину из рабочего класса. Приятель одного из них, хоть и шокирован совершающимся у него на глазах, никак не вмешивается и не пытается остановить преступление. Однако все же звонит в службу спасения и уведомляет полицию. Его показания сыграют затем большую роль в расследовании.

Аристотель первым из философов, занимавшихся этикой, понял, что неправедным поступком может быть не только действие, но и бездействие. Самый яркий пример он приводит в Книге третьей «Никомаховой этики»:

«И в чем мы властны совершать поступки, в том — и не совершать поступков, и в чем от нас зависит «нет», в том — и «да». Следовательно, если от нас зависит совершать поступок, когда он прекрасен, то от нас же — не совершать его, когда он постыден».

Сегодня цена этого выбора гораздо выше, чем во времена Аристотеля. Хотя у древних греков тоже имелось понятие непрошеного вмешательства, на людей, которые считали, что их дело сторона, смотрели косо. Если в наше время тихони вызывают, в отличие от возмутителей спокойствия, скорее одобрение, то древние греки считали отрешенность эгоизмом и безответственностью, уклонением от гражданских обязанностей. У нас сама лексика, описывающая инициативу или вмешательство с целью навести порядок и устранить несправедливость, зачастую имеет отрицательную окраску. Лидерство часто воспринимается как самореклама или карьеризм. В нашем языке почти нет глаголов, означающих вмешательство в положительном смысле, за редкими исключениями вроде «вступаться», зато предостаточно обозначений осуждаемого вмешательства — «вторгаться», «путаться», «лезть не в свое дело». Еще сложнее приходится женщинам, которых испокон веков приучали «не высовываться», поощряя скромность и незаметность в противовес участию в общественных или государственных делах.

В детстве всем нам приходилось выбирать — вмешаться или промолчать, становясь, по сути, пособниками, когда на наших глазах «непопулярным» детям устраивали травлю. В аналогичных ситуациях мы оказываемся и во взрослой жизни. […]

Вмешиваться нелегко, потому что стандартная защитная реакция на стороннее вмешательство: «Вам что, больше всех надо?» или «А вас кто назначил полицией нравов?» Вопрос в том, что вас больше беспокоит — мнение этих людей, плюющих на нормы морали и справедливости, или творящееся бесчинство. […]

В наше время подавляющая масса этических требований и, соответственно, претензий — особенно к общественным деятелям — предъявляется применительно к действию, то есть ошибкам или проступкам. Политиков критикуют за неправильные шаги и очень редко за то, чего они не сделали, чтобы улучшить положение народа. Мы недостаточно спрашиваем с политиков, генеральных директоров, ректоров, председателей фондов за бездействие, за не воплощенные в жизнь программы и, соответственно, за уклонение от должностных обязанностей. Как гласит предание, Александр Македонский, если ему как правителю не удавалось совершить за день ничего полезного и конструктивного, горестно заявлял, что «сегодня он не правил». Наверное, о дилемме бездействия он узнал от своего наставника Аристотеля.

Со времен Аристотеля философы иллюстрируют эту дилемму одиозными гипотетическим примерами — человек, умеющий плавать, не спас утопающего; богатые, хотя и не пытаются подавить мятеж бедноты силовыми методами, позволяют беднякам умереть от голода; один из родителей не жалуется на второго, подвергающего их ребенка жестокому обращению.

К пагубному бездействию, согласно аристотелевским принципам, относится и нежелание брать на себя ответственность.

Чтобы разобраться, что такое «виновное бездействие, выражающееся в непринятии ответственности», проще всего посмотреть, как трактует преступное бездействие закон — причем законодательство в этой области отличается от страны к стране.

Несмотря на то что в Британии намеренное сокрытие доходов и активов, облагаемых налогом, равно как и намеренное сокрытие сведений, касающихся террористической деятельности, считается преступлением, ответственность за бездействие в британском законе издавна закрепляется с большим трудом. Правовая картина отражает свойственную британскому менталитету установку на неприкосновенность частной жизни и гражданскую пассивность. Знаменитое «Мой дом — моя крепость» по-прежнему возведено в идеал и препятствует реформированию закона и полицейских процедур применительно к изнасилованию в браке, наказанию детей и «домашнему насилию» (отвратительное выражение, подразумевающее, что такое насилие чем-то качественно отличается от совершаемого чужими друг другу людьми на улице или в пабе). Но даже в Британии есть несколько типов юридических ситуаций, в которых бездействие будет расценено как преступное.

Родственные отношения накладывают на участников определенные обязательства по отношению к близким. Родителя могут привлечь к ответственности, если ребенок пострадал или погиб из-за отсутствия должной заботы. Известны случаи, когда виновными в «причинении смерти по неосторожности» признавали близких родственников, живших вместе с погибшим и оставивших его без требуемой медицинской помощи. Уголовная ответственность может наступать и в случае невыполнения условий договора: допустим, вас наняли работать спасателем у бассейна и кто-то утонул, пока вы отлучились на перекур. Велика вероятность угодить под суд за создание опасной ситуации и угрозы для жизни других людей: например, если вы покинули дом при пожаре, который случился по вашей вине — пусть и ненамеренной, — и не вызвали пожарных, хотя знали, что в доме еще есть люди.

Даже в таких, казалось бы, однозначных ситуациях граница между неосторожностью (даже преступной) и умышленным бездействием выглядит размытой, и Аристотель это прекрасно знал. Если сотрудники банка или хозяин сдаваемой квартиры не передают в полицию сведения, касающиеся финансовой деятельности или проживания возможных террористов, это намеренное сокрытие или им просто не до того? Как разобраться, намеренно мать морит голодом ребенка — с летальным исходом — или «просто» пренебрегает своими обязанностями, особенно если ее дееспособность как кормильца снижена вследствие пагубных пристрастий, низкого уровня интеллекта или психического заболевания? Аристотель совершенно точно призывал бы оценивать прежде всего степень намеренности. Однако подозреваю, что британское законодательство показалось бы ему удручающе неполным в вопросах, касающихся бездействия. Например, до сих пор совершенно неясно, должны ли нести ответственность за сокрытие сведений о (предполагаемом) жестоком обращении с ребенком другие взрослые (не родители этого ребенка), знавшие о происходящем.

Подобные крайности, к счастью, от большинства из нас далеки, но есть, например, десятки потерявших работу или по крайней мере шансы на повышение из-за своего неравнодушия — те, кто в интересах общественности предал огласке сведения, дискредитирующие людей или порядки у работодателя. Кардиолог Радж Матту в 2014 г. выиграл дело о несправедливом увольнении. В 2010 г. его уволили, перед этим отстранив от практики на восемь лет, за обнародование данных, подтверждающих, что сокращение финансирования в одной из ковентрийских больниц ведет к переполненности, которая создает смертельную угрозу для пациентов. На что только не шли чиновники из Государственной службы здравоохранения, чтобы заставить Матту замолчать. Нанимали частных детективов, которые искали на него компромат, потратили миллионы фунтов на суды — Раджа Матту лишили источника дохода, испортили карьеру, репутацию, здоровье и личную жизнь. Он принял на себя ответственность и отважился действовать, когда, словами Аристотеля, «бездействовать было нельзя». Смелый человек, достойный восхищения. Не каждый из нас нашел бы в себе мужество — а кроме того, у нас на содержании могут быть другие люди, что не позволяет рисковать работой ради принципов. В таких случаях приходится выбирать, какое из обязательств главнее.

А если ситуация не настолько экстремальна и большие потери вам не грозят?

Аристотель твердо уверен, что для определенных добродетельных поступков необходимы связи, финансы или политическая власть.

Соответственно, бездействие со стороны человека, у которого подобная «страховка» имеется, гораздо более предосудительно. Оценивая деятельность миллионеров, знаменитостей, политиков, аристократов и даже своего непосредственного начальства, не ограничивайтесь выяснением, становились ли они участниками каких-нибудь скандалов. Узнайте, какую благотворительную деятельность они ведут, за что и как борются — иными словами, как они используют свои огромные социальные преимущества и рычаги влияния. Многие знаменитые и благополучные ни разу не вступались ни за бедных, ни за притесняемых. Умение задуматься не только об участии, но и о безучастности позволяет составить более полное и объективное представление о человеке.

Необходимость прежде всего учитывать намерения Аристотель рассматривает и применительно к дилемме целей и средств. Довод, что существуют ситуации, в которых желаемого можно добиться лишь предосудительными средствами, уводит нас в одну из самых «серых» этических областей философии. Именно так оправдывают многие военные действия — в частности бомбардировку Хиросимы и Нагасаки: пожертвовать десятками тысяч, чтобы предотвратить гораздо более многочисленные жертвы в случае проведения масштабной наземной операции на японской территории. Проблема в том, что теперь уже не выяснить, как развивались бы события, если бы атомной бомбардировки не случилось. Начальник штаба при Трумэне адмирал флота Уильям Даниел Леги пришел к выводу, что «применение этого варварского оружия в Хиросиме и Нагасаки не принесло существенной пользы в нашей войне против Японии. Японцы уже были разгромлены и готовы капитулировать в результате эффективной морской блокады и успешных бомбардировок с применением обычного оружия».

У этого события было еще одно трагическое следствие: применение ядерного оружия резко ускорило гонку вооружений в рамках холодной войны. Однако

Аристотель оценивал бы решение о бомбардировке в первую очередь по намерениям, а не по результатам.

Военная это мера или политическая? Многие из тех, кто критикует бомбардировку мирного населения двух японских городов, не имевших стратегического значения, рассуждают так: если президента Трумэна действительно могли убедить, будто данные действия позволят избежать гораздо более многочисленных жертв и разрушений, то его вашингтонскими советниками двигало, прежде всего, желание протестировать новые технологии (хотя и этих людей ужаснуло непредвиденное количество жертв лучевой болезни) и пригрозить Сталину и СССР. Возможно, Трумэну следовало бы с большим недоверием отнестись к намерениям своих советников. […]

Дилемма между средством и целью почти каждый день встает перед каждым из нас, когда мы решаем, говорить ли правду. Ложь вызывает стресс, который отражается даже на физическом состоянии — именно на этом основан принцип действия детектора лжи. Поэтому в разных культурах считается, что, хоть обман и допустим в ряде ситуаций, в общем и целом лгать — себе дороже. Он редко способствует счастью как обманщика, так и того, с кем обманщик контактирует. Это интуитивное представление находит теоретическую поддержку в аристотелевской этике. Рассуждения Аристотеля об истине и лжи довольно сложны. Он не считает, как Платон, что существует некая трансцендентная истина, не наделяет ее метафизическим статусом и не рассматривает как самоценное благо. Зато полагает одним из условий счастливой жизни выработку и последовательное применение принципов, касающихся честности и лицемерия.

У Аристотеля имеется понятие человека «прямого», «честного с самим собой» (authekastos — «такого, какой он есть»). Это человек цельный и последовательный, самодостаточный, он обращается со всеми одинаково и не впадает в зависимость от мнения окружающих. В этом он приближается к идеалу «величия души», к «открыто выражающим свои симпатии и антипатии», к тем, для кого «истина дороже чужого мнения». Когда человек знает, что ни за какое свое письмо, комментарий или пост в социальных сетях краснеть не придется, ему гораздо спокойнее спится по ночам. Рассказывать повсюду одну-единственную истинную версию событий гораздо проще, чем помнить, кому какой вымысел вы скормили. Благоразумнее будет никогда не говорить и не писать ничего такого, что вы не готовы предать огласке. Одна моя коллега, разоткровенничавшись в пабе с сослуживцем, принялась ругать руководство. Собеседник пригрозил пойти к начальнику и передать все услышанное ему, на что коллега сказала: «Вперед!» — поскольку уже высказала все начальнику в лицо в гораздо более крепких выражениях.

Человек, стремящийся соблюдать аристотелевские принципы счастливой жизни, не будет лгать в ситуации действительно критической (например, в суде — то есть в обстановке более официальной, чем общение с родными и близкими). В такой ситуации ложь будет подлостью, которая, в понимании Аристотеля, неотделима от несправедливости. Так, например, строитель лжет, чтобы выбить из нанимателя побольше денег: требует повременной оплаты, а не сдельной, обещая, что на работу уйдет месяц, тогда как на самом деле потребуется не меньше двух. Наниматель, в свою очередь, может солгать налоговому управлению, чтобы не платить налог с тех денег, которые причитаются строителю. В обоих случаях это даже не просто ложь, а нечто более пагубное — элемент несправедливости. Это составляющая процесса, который вредит не только его участникам, но и обществу в целом.

Правдивость как жизненный принцип, даже в ситуациях не настолько критических, интересует Аристотеля не меньше. Он пристально изучал тех, кто приукрашивает истину ради хвастовства (самореклама была заметной составляющей маскулинности у древних греков, а до какой степени допустимо преувеличивать собственные достижения и подвиги, много говорится в «Илиаде»). Хвастовство, даже основанное на лжи, может быть вполне безобидным, если это просто спектакль для случайных собеседников и шапочных знакомых за кружкой пива в пабе. Однако и хвастовство может иметь нешуточные последствия — вряд ли, например, кому-то захочется попасть на операционный стол к хирургу, который завышает свою квалификацию. Но Аристотеля занимают банальные на первый взгляд выдумки, с помощью которых набивает себе цену хвастун: «Кто приписывает себе больше, чем у него есть, безо всякой цели, похож на дурного человека (иначе он не радовался бы обману), но он кажется более пустым, нежели порочным». […]

Но считает ли Аристотель истину заведомым самоценным благом? Он не утверждает, что приверженцу принципов прекрасной жизни никогда и нигде не понадобится обманывать. Он мыслит практичнее:

говорить правду выгоднее с точки зрения разумного эгоизма.

Так, например, человек по природе своей правдивый и честный в повседневной обстановке, скорее всего, не подведет и не обманет в критической ситуации. «Кто правдолюб и правдив, даже когда это не важно, будет тем более правдив, когда это важно, ведь обмана он будет заведомо остерегаться как позора, если уж он остерегается его как такового». Приучив себя к честности, вы с гораздо большей вероятностью скажете правду и там, где она будет принципиально важна для вас лично и для других. Репутация человека честного и правдивого со временем принесет плоды: в решающей ситуации все будут знать, что вашему слову можно верить. […]

Во времена Аристотеля религия внушала, что кара неминуема. Правосудие у древних обозначалось термином dike и подразумевало закон, утверждаемый верховным богом Зевсом: в трагедии именно dike обязывает Ореста расправиться со своей матерью за убийство отца, не принимая в расчет никакие сопутствующие обстоятельства. Один из героев трагедий Софокла восклицает: «К какому богу попадешь ты в руки! / Не знает ни любви он, ни пристрастья, / Простой лишь Правде следуя одной». Самый наглядный пример современного насаждения жестких и потому спорных законов — тюремные сроки, не позволяющие судье рассмотреть смягчающие обстоятельства и назначить наказание в соответствии с принципом эпикеи. Что, в свою очередь, приводит иногда к «бунту» присяжных, которые отказываются выносить вердикт о виновности, зная, что с формальной точки зрения подсудимый совершил преступление.

Несколько лет назад в Англии суд присяжных оправдал обвиняемого в убийстве, хотя подсудимый признал, что действительно расправился с жителем соседней улицы, лишившим жизни его дочь. Из-за нарушений в проведении следствия и утраты улик приговорить убийцу ребенка к пожизненному заключению оказалось невозможным, поэтому измученный горем отец решил «взять правосудие в свои руки». Жюри присяжных в данном случае выступает коллективным голосом разума, осознавая, какой простор для несправедливости создает применение единых мер без учета индивидуальных обстоятельств. Присяжные действуют согласно принципу эпикеи, проявляя благоразумную гибкость в вынесении вердикта, чтобы избежать несправедливости, создателями закона не предвиденной и не предполагавшейся (в данном случае — приговора несчастному отцу, пострадавшему от некомпетентности следствия). Эпикея — непременная и неотъемлемая составляющая абсолютной справедливости.

Аристотелевский термин epieikeia происходит от корня eikos, означающего «допустимое», «приемлемое». Наказание должно быть соразмерно вине, а не вина подгоняться под меру наказания, как подгонял Прокруст под свое ложе всех, кто на нем не помещался, либо вытягивая жертвам ноги, либо отрубая лишнее. Но во времена Аристотеля epieikeia уже начинала обретать у греков другое значение, связанное с глаголом «подчиняться, уступать». То есть в общем и целом эпикея подразумевала гибкость, уступку смягчающим обстоятельствам. Однако в истории права известно одно значимое дело, где к эпикее пришлось обратиться, потому что буква закона, наоборот, не позволяла наказать преступника по всей строгости.

В 1880 г. Фрэнсис Палмер завещал почти все свое состояние внуку Элмеру, до совершеннолетия которого деньги должны были находиться на попечении матери Элмера. В 16 лет, опасаясь, что дед изменит завещание, Элмер отравил Фрэнсиса. Но если за убийство его посадить могли, то помешать отравителю в должный срок получить причитающееся по завещанию законы штата Нью-Йорк были не в силах. По этому в 1889 г. мать Элмера опротестовала завещание в суде по гражданским делам, и, руководствуясь аристотелевским принципом эпикеи, присяжные большинством голосов приняли решение в ее пользу.

Самый веский довод против эпикеи — мы не можем быть полностью уверены в благоразумии и адекватности тех, кто ее применяет. Если одна из задач закона — способствовать всеобщему равенству, нужно очень внимательно смотреть, как и в чем мы «гнем» его согласно обстоятельствам. Точнее всего на этот счет высказался в XVII в. историк и заседатель в парламенте Джон Селден, назвавший эпикею «шальной» и «соразмерной совести судьи». Мы ведь не учреждаем, поясняет он свою мысль, в качестве меры длины размер ноги судьи, потому что ноги у всех судей разные: «у одного стопа длиннее, у другого короче, у третьего ни то ни се, вот так же и с совестью». Но Аристотель возразил бы, что

человечеству нет никакого резона отказываться от блага истинной справедливости лишь потому, что кто-то недотягивает до высоких нравственных стандартов,

заданных эпикеей. В завершение Аристотель подчеркивает, что эпикея, правосудие, как и способность к взвешенному суждению, — качества сугубо человеческие. Своенравным богам из древнегреческой мифологии она непонятна, чужда и даже, пожалуй, показалась бы нелепой.

Такой высокоточный инструмент несомненно пригодится любому участнику жюри присяжных, мировому судье, преподавателю, инспектору — тем, чей род деятельности предполагает принятие решений, связанных с вознаграждением за заслуги, наказанием за правонарушения или оценкой компетенции. Эпикея может оказаться полезной родителям, особенно если им приходится обеспечивать потребности нескольких детей. Например, нам кажется, что справедливость требует поровну разделить нажитое между двумя детьми, однако на самом деле, если один из них недееспособен и нуждается в пожизненном уходе, по-настоящему равная забота будет выражаться в том, чтобы учесть индивидуальные обстоятельства каждого. Относительно недавно философы феминистского толка развили на основе аристотелевского принципа эпикеи идею «материнского мышления» как на социополитическом, так и на бытовом уровне. О разных гражданах нужно заботиться по-разному, поэтому в обществе, где ресурсы распределяются строго поровну, полной справедливости не добиться. Каждому по потребностям.

Легких решений в жизни почти не бывает, но если, стремясь к справедливости и равенству, руководствоваться в том числе принципом эпикеи, мы сделаем огромный шаг по тому пути, который взялись торить сквозь нравственные дебри повседневной жизни.

В рубрике «Открытое чтение» мы публикуем отрывки из книг в том виде, в котором их предоставляют издатели. Незначительные сокращения обозначены многоточием в квадратных скобках. Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.

Где можно учиться по теме #философия

Читайте нас в Facebook, VK, Twitter, Instagram, Telegram (@tandp_ru) и Яндекс.Дзен.

А.Д. Майданский — Определить человека

А.Д. Майданский

Человек, 1 (2010), с. 93-98

В журнале статья подверглась грубой редактуре
и вышла под маловразумительным названием
«Штрихи к аксиоматике человека».
Здесь статья дана в авторской версии

В основе всех гуманитарных наук лежит
одна общая идея — идея человека. Любая теория или понятие тут представляет собой не
что иное, как развитие и конкретизацию идеи человека. Далеко не всегда эта первоидея
формулируется открыто, но именно она задает интегральное направление исследований
в науках о человеке. Чем глубже исходная, всеобщая идея человека, то есть наше понимание
человеческой природы, тем более мощным средством построения теорий располагает ученый-гуманитарий.

Тривиальное и самое популярное определение гласит: «человек — существо
мыслящее, разумное». Лучше всего оно подходит интеллектуалам, мыслителям по профессии.
Довольны им христиане, верующие в высший Разум, что сотворил человека по своему «образу
и подобию». И, конечно, определение это пришлось по вкусу философам, для которых мышление
– самый родной предмет. Науку философию человек интересует прежде всего как мыслящий
субъект, занятый познанием мира и самого себя.

Однако нашлись и те, кто оспорил очевидную истину.
Первым был, вероятно, Платон с экстравагантной альтернативой:
«человек есть животное двуногое без перьев». Над ним, говорят, цинично посмеялся Диоген
– предъявил ощипанного петуха со словами: «Вот твой человек, Платон» [Diog. Laert. VI, 2].

Странность этой истории в том, что от идеалиста Платона-то мы
меньше всего могли ожидать физиологического определения человека — подобавшего
скорее уж Диогену-кинику. Отчего Платон решил взять за основу телесный облик человека
вместо склада души и ума?

Быть может, он хотел этим сказать, что среди
людей не так уж и много «мыслящих существ», и вряд ли благородное слово «разум» стоит
распространять на всех людей без разбору. Такого рода суждения столетием раньше высказывал
Гераклит. Большинство людей живет с Разумом (Логосом) в разладе — так всю жизнь и
спят наяву, сетовал эфесский мизантроп. Предикат «мыслящий» чересчур льстит роду человеческому.
Не лучше ли указать в определении человека какие-нибудь внешние признаки, одинаково
свойственные всем до единого людям — от несмышленого ребенка до мудреца? К примеру
прямохождение или мягкую мочку уха. ..

Нет, возразит Аристотель, хорошее
определение должно выражать сущность вещи, а не какие-то внешние ее признаки,
пусть даже и уникальные. Эта сущность есть способ действия данной
вещи 1.
Чтобы быть человеком — в истинном смысле слова, — недостаточно иметь подходящую внешность.
Морфология дает лишь возможность стать человеком. Людьми же нас делает не устройство
тела, а совершаемые поступки — наш образ жизни. Человек живет в обществе –
в государстве и семье, посему он от природы животное общественное, «политическое»:
anthrôpos phusei politikon zôon.

«Аристотелевское определение
утверждает, строго говоря, что человек по самой своей природе есть гражданин городской
республики», — комментирует Маркс в «Капитале» 2.
Перед нами — типичное заблуждение из разряда «идолов площади». Дело в том, что слово
politikos в устах Аристотеля не означало ничего специфически человеческого. «Политическими»
он называл не только отношения «граждан республики», но вообще любые властные отношения,
в том числе и у насекомых.

К классу zôon politikon Стагирит относил
людей, пчел и ос, муравьев и журавлей [De hist. anim. I, 1, 488а]. Все эти виды общественных
животных занимаются каким-либо одним, общим для всех и каждого индивида делом, — отмечает
он в «Истории животных». Прибавляя, что у части общественных животных имеется правитель
– например, у журавлей и некоторых видов пчел, — а вот у муравьев «всяк сам себе господин».

В животном мире общение совершается при помощи голоса, а не речи, как
у людей. Этой дистинкцией «голоса» и «речи» Аристотель и выразил существенное отличие
человека от прочих животных. Голос передает лишь эмоции, тогда как речь способна выражать
понятия добра и зла, блага, справедливости и пр.

«Один только человек
из всех живых существ одарен речью. Голос выражает печаль и радость, поэтому он свойствен
и остальным живым существам… Но речь способна выражать и то, что полезно и что вредно,
равно как и то, что справедливо и что несправедливо. Это свойство людей отличает их
от остальных живых существ» [Polit.  I, 9‑11, 1253a].

Так
складывается у Аристотеля понятие человека как «словесного животного». Обычно zôon
logikon переводят как «разумное животное», — что формально вполне возможно, поскольку
logos означает именно слово разумное, — при этом теряя из виду ход мысли Аристотеля
и «речевой» генезис его дефиниции человека.

Субстанцию человеческой
общности образует речь, а выражает она прежде всего нравственные ценности: речь есть
условие возможности понятий добра, справедливости и т.п. Нравственность, в свою очередь,
«создает основу семьи и государства» [Polit. I, 11, 1253a], т.е. хозяйственный
и политический строй общества.

Но политическую деятельность человека,
в качестве гражданина республики, никак нельзя считать его «видовым отличием». Рабы,
утверждает Аристотель, являются людьми, хотя и не принимают участия в политической
жизни. Раб определяется как «тот, кто по природе принадлежит не самому себе, а другому
и при этом все-таки человек» [Polit. II, 7, 1254a]. Аристотель
причисляет рабов к классу «орудий» наряду с домашними животными и даже отказывает
рабу в обладании рассудком, тем не менее раб остается в глазах философа человеком,
и господин должен относиться к рабу по-человечески — как «одушевленной, хотя и отделенной,
части своего тела. Поэтому полезно господину и рабу взаимное дружеское отношение»
[Polit. II, 20-21, 1255b]. Эти свои слова Аристотель подкрепил делом,
женившись на бывшей рабыне.

Стало быть, вопреки старому клише, освященному
авторитетом Гегеля и Маркса, политическая деятельность отнюдь не является для Аристотеля
ни атрибутом человеческой сущности, ни критерием «человечности». Участие в делах государства
– занятие свободного человека. Вот к дефиниции свободы политика имеет самое
прямое касательство.

В основе рассуждения о человеке, как «одаренном
речью животном», у Аристотеля лежит глубокая рационализация человеческой речи. Язык
трактуется как родная стихия разума. В западной философии этому взгляду предстояло
господствовать почти тысячу лет, от Абеляра с его формулой: «речь рождается из разума
и порождает разум», — до Гегеля, утверждавшего, что человеческий разум пробуждается
к жизни в слове — как «именующая сила», Namengebende Kraft. Определения человека как
«словесного» и «разумного» животного тем самым вплотную сближаются, а то и сливаются
воедино.

В последние век-полтора, когда вера в могущество разума у философов
резко пошла на убыль, высокое реноме Слова осталось незыблемым. Неопозитивисты всецело
погружаются в логический анализ языка и «языковые игры», экзистенциалисты изо всех
сил «вслушиваются» в язык, структуралисты и постмодернисты пристально и пристрастно
следят за самодвижением языковых форм в человеческой культуре.

Человек
по-прежнему остается «словесным животным», но теперь уже все менее «разумным», вплоть
до превращения в какого-нибудь «шизосубъекта». Определение «разумного животного» делается
любимой мишенью критики.

Для Эрнста Кассирера animal rationale не более
чем «моральный императив», идущий вразрез с эмпирией. «Разум — очень неадекватный
термин для всеохватывающего обозначения форм человеческой культурной жизни во всем
ее богатстве и разнообразии. Но все эти формы суть символические формы. Вместо того
чтобы определять человека как animal rationale, мы должны, следовательно, определить
его как animal symbolicum. Именно так мы сможем обозначить его специфическое отличие» 3.
Язык — первейшая из всех «символических форм» у Кассирера, первый том его книги о
символах так просто и озаглавлен: «Язык».

Мартин Хайдеггер, атакуя определение
«разумного животного», целил в сердце классического гуманизма — в его «метафизику».
Этим определением человек ставится на одну доску с животным, предстает как особая
разновидность животного. Хайдеггер предлагает искать определение человека в ином измерении,
нежели «живое», «природа» и тому подобное «сущее». Все это — низшее в отношении к
человеку, а надобно определить существо человека через его отношение к высшему
– «истине бытия», обитающей… в языке. В «Письме о гуманизме» язык воспевается как
«дом бытия» 4 и «жилище человеческого
существа». Против старой «гуманистической» дефиниции animal rationale Хайдеггер выставляет
формулу: «Человек — пастух бытия». И далее, разъясняя свою философскую пастораль,
повествует, как человек заботливо экзистирует в просвете бытия.

История философии знает еще немало прихотливых изгибов
тянущейся от Аристотеля речевой традиции понимания человеческой сущности.
В популярности данной традиции среди философов нет
ничего удивительного: людям этой профессии приходится большую часть своей жизни стоить
«дома» из слов или в раздумьях бродить по «пастбищу» языка. Это их собственная
корпоративная «алетейа», несокрытая истина бытия, выплескивается на страницы философских
трактатов под видом дефиниции человека.

Конкурирует с речевой традицией
прежде всего традиция трудовая. Предтечей ее стал Бенедикт Спиноза, едва ли
не единственный в компании великих философов, кто зарабатывал хлеб свой не языком
– руками, шлифуя оптические стекла. От профессорской кафедры он отказался, книги же
принесли ему меньше денег, чем неприятностей.

Язык создается не разумом,
а силой воображения, и является низшей, наименее адекватной формой познания, заявляет
Спиноза. Определение «словесного животного» подходит лишь человеку толпы, живущему
в рабстве у своих чувств и страстей.

«Слова, так же как и воображение,
могут быть причиной многих больших заблуждений, если мы не будем их тщательно остерегаться.
К тому же они установлены по произволу и пониманию толпы; так что они — только знаки
вещей, как последние существуют в воображении, а не в разуме» 5.

В отличие от чувственных образов, идеи разума лучше, «адекватнее» выражаются
не словами, но практическими действиями, поступками. И только те слова разумны,
которые служат на пользу делу и выражают действия, «акции» вместо «пассий» (passiones
– «страсти», пассивные состояния души и тела). Спиноза любил повторять старую житейскую
истину, что «мы можем узнать всякого только по делам его», и предлагал руководствоваться
ею в вопросах веры и нравственности, правосудия и науки 6.

С целью укротить аффективную энергию слов и добавить им точности автор
«Этики» решил воспользоваться геометрическим порядком доказательства, — с его помощью
Спиноза уточняет и шлифует язык, как линзу, добиваясь разумной прозрачности слов.
Нельзя видеть в этом порядке лишь подражание геометрам, и уж просто глупо считать
ordo geometricus «маскарадом больного отшельника» (Ф. Ницше). Спиноза привнес
и кое-что новое в «правила определения», — что современный математик назвал бы постулатом
конструктивности
дефиниций 7. Истинное
определение обязано теоретически сконструировать свой предмет, показать причину,
в силу которой данная вещь возникает и действует так или иначе.

Обычно
Спиноза иллюстрировал эту мысль примером круга. Круг можно определить как часть плоскости,
ограниченную окружностью, или как плоскую фигуру, у которой расстояния от центра до
любой точки периметра равны, или как многоугольник с бесконечным числом сторон. Все
эти дефиниции отвечают стандарту классической логики — описывают ближайший род и видовое
отличие (genus proximum et differentia specifica) круга. Но вот построить данную
фигуру не позволяют. Сделать это можно лишь посредством понятия движения. Например,
«круг есть пространство, очерчиваемое линией, одна точка которой покоится, а другая
движется». Круг можно построить и иными способами, однако в любом случае без понятия
движения не обойтись. Движение, согласно Спинозе, и является «действующей причиной»
круга, равно как и всех прочих «протяженных вещей».

Отсюда ясно, почему
Спиноза отверг дефиницию «разумного животного». Говорит ли она хоть что-нибудь о том,
как животное делается человеком, или о конкретной причине наших поступков?
Ровно ничего. Она почерпнута в «беспорядочном опыте» и не годится для науки о человеке,
заключает Спиноза. По сути нет большой разницы между нею и платоновским «zôon
dipoun, apteron» — обе дефиниции далеки от истинного понимания человеческой природы.

«Платон, сказав, что человек — это двуногое животное без перьев, сделал
не бóльшую ошибку, чем тот, кто говорит, что человек есть разумное животное.
Ибо Платон знал не менее других, что человек — разумное животное; он лишь подвел человека
под известный класс, чтобы, размышляя о человеке при помощи этого класса, легко приходящего
на память, тотчас составить представление о человеке» 8.

Спиноза невысоко ставит аристотелевский «родо-видовой» принцип определения.
Такие определения пригодны для классификаций и облегчают нам запоминание вещей и событий,
но не показывают главного — их причин. Ведь и сам Аристотель признавал, что «мы не
знаем истины, не зная причины» [Meth. 993b 23]. Значит, истинными могут
быть лишь каузальные, «генетические» определения.

Как и почему животный образ жизни превращается
в человеческий? — такова конкретная постановка проблемы
определения человека. Можно, конечно, заменить «человеческий» на «разумный», но что
это нам даст? Происхождение разума само нуждается в объяснении, он не причина, а следствие
реального процесса очеловечения «двуногих животных». Быть может, причиной является
речь, язык? Такой взгляд довольно часто встречается в психологической науке, — Кассирер
приводит в его подтверждение массу доводов и опытных данных, у нас сложную «речевую»
теорию происхождения человека выстроил Б.Ф. Поршнев 9.

Со своей стороны, Спиноза предлагает исследовать практические действия
человеческого тела в отношении других тел. Душа со всем ее содержимым, включая и язык,
определяется им как «идея тела». Разговоры же о способности души управлять действиями
тела Спиноза расценивает как «бред наяву». Человек отличается от животного, равно
как и взрослый от ребенка, тем, что «имеет тело, способное к весьма многим действиям»
[Eth. V, pr. 39]. А причина действий у всех живых существ одна и та же –
влечение, потребность (лат. appetitus). Потребности управляют и людьми, и животными
через посредство «страстей», пассивных состояний тела и души — чувств радости и печали
(эти же две эмоции, по Аристотелю, выражает природный «голос»).

Из всех наших потребностей высшая и самая сильная –
влечение к другим людям. Для человека
нет ничего полезнее другого существа той же самой природы, не устает повторять Спиноза.
Он сознается в симпатиях к «известному определению человека как общественного животного
(animal sociale)» и с необычной для него горячностью выступает в защиту совместной
жизни людей, общности «дел человеческих», против насмешек сатириков, проклятий теологов
и презрения меланхоликов [Eth.  V, pr. 35, sch.].

Людям надлежит жить сообща, согласовав свои действия
так, «чтобы души и тела всех составляли как бы одну душу и одно тело», –
призывает Спиноза [Eth. IV, pr. 18, sch.].
«Всего полезнее для людей — соединиться друг с другом в своем образе жизни
и вступить в такие связи, которые удобнее всего могли бы сделать из всех одного» [Eth. IV,
cap. XII].

Общество и есть это «одно» (unum), создаваемое
совместными действиями людей и образующее общую всем, коллективную душу и тело.

Определение
«общественного животного» у Спинозы, в отличие от zôon politikon Аристотеля,
выражает конкретную сущность человека, как творца социальности. Соль и смысл
спинозовской этики в том, чтобы помочь человеку осознать свою общественную сущность
– потребность в других людях, и «направить силы всех как бы на одно тело, именно:
на общество» 10.

Отсюда
всего полшага к Марксову определению сущности человека как «ансамбля общественных
отношений» (das ensemble der gesellschaftlichen Verhältnisse). Задолго до Маркса
Спиноза сумел понять, что ключ к определению человека надо искать в его общественном
бытии
. Не в языке, который представляет собой лишь неадекватную, «имагинативную»
форму выражения этого бытия, а в реальном «образе жизни» людей.

Общественный
образ жизни людей есть не что иное, как труд, подхватывает и развивает мысль
Спинозы молодой Маркс. Труд — вот та самая «связь», что делает «из всех одного». Тем
самым труд создает человека.

Трудиться человека вынуждают поначалу
его естественные потребности, «аппетиты». Труд, однако, не удовлетворяет и не гасит
потребность, он лишь выносит ее наружу, отделяя от человеческого тела и «опредмечивая»
ее в форме внешней вещи — «потребительной стоимости». Из этих полезных вещей складывается
наше второе, рукотворное тело — культура. Все специфически человеческие отношения
общения «опосредствуются» искусственно созданными вещами, в каждой из которых
труд запечатлел какую-нибудь человеческую потребность.

Общество есть
особый вид связи живых существ: не напрямую, как у животных, а через посредство создаваемых
трудом полезных вещей. «Сама эта вещь есть предметное человеческое отношение
к самой себе и к человеку, и наоборот… Этот предмет становится для него общественным
предметом, сам он становится для себя общественным существом, а общество становится
для него сущностью в данном предмете» 11.

Хочешь понять свою человеческую сущность? Не спеши поворачивать взор
внутрь самого себя, вглядись лучше в окружающие тебя вещи, которые связывают
тебя с другими людьми. Эти культурные «зеркала» откроют тебе правду о том, что ты
за человек. Это с их помощью ты некогда сделался человеком, через них ты вступаешь
в человеческие отношения с другими людьми и с природой. В них запечатлен труд, мысли
и чувства — твои и всех тех, кто помогал тебе формировать свою личность. Создавая
такие вещи, и ты сам реализуешь и сохраняешь себя как личность для человечества. Культурные
вещи суть хромосомы человечности.

Важнейшие схемы поведения животных,
инстинкты, передаются им по наследству вместе с органическим телом. Животное не в
силах изменить их ни на йоту, так же, как компьютер не может изменить зашитую в его
микросхемах программу. Требуются миллионы лет эволюции и бесчисленные мутации, чтобы
инстинктивная программа жизнедеятельности претерпела сколько-нибудь существенное изменение.

А вот программы человеческого поведения — «гены» личности — хранятся
не внутри, а снаружи тела, в структуре внешнего мира. Способ «записи» этих искусственных
программ и есть труд. В процессе труда человек всю природу делает своим вторым, «неорганическим»
телом, говорил Маркс. Практически любую вещь или явление природы трудящийся человек
может обратить в «хромосому», хранящую в себе информацию о его личности, о характере
его мышления и поведения.

Изменяя внешнюю среду своего обитания, человек
тем самым изменяет самого себя, свой образ жизни. В технологии «программирования»
собственной жизнедеятельности с помощью внешних вещей и заключается главное преимущество
человеческого рода перед остальными живыми видами — наша свобода. Всякий раз
как человек изменяет окружающий мир, меняется и сам человек, развивая и усовершенствуя
общий для всех людей «генотип» homo sapiens.

Человек является одновременно
субъектом и продуктом собственного труда: «всемирная история есть не что иное,
как порождение человека человеческим трудом» 12.
Это свое открытие Маркс назовет материалистическим пониманием истории.

Первые
проблески понимания человека как «трудящегося животного» мы находим уже у древних
римлян: в I в. до н.э. Лукреций Кар и Теренций Варрон предложили свои периодизации
человеческой истории — по материалу орудий труда (каменный — бронзовый — железный
века) и в соответствии с преобладающим видом труда (охотничья, пастушеская и аграрная эпохи).

Усилиями философов-просветителей XVIII века эти схемы, вместе
с лежащим в их основании «трудовым» взглядом на человеческую природу, сделаются общепринятыми.
Маркс не раз с одобрением цитировал определение, высказанное в беседе с друзьями Б. Франклином,
одним из отцов трудовой теории стоимости: человек есть животное, создающее орудия
(a toolmaking animal). Да и тот же Спиноза объяснял генезис разума по аналогии с изготовлением
«материальных орудий»… 13

Для сегодняшних археологов всё это уже давно аксиомы. О наличии разума у человека следует
судить не по величине его мозга, а по орудиям, при помощи которых он трудился, — утверждает
Мэри Лики. Первым человеком стал тот, кто использовал одно орудие для изготовления
другого — заострил край камня при помощи другого камня 14.
Ударяя по камню, он преобразовал не только камень, но и самого себя: собственноручно
высекал в дарованном ему от природы теле первую искру человечности.

Под давлением археологических открытий даже кассиреровское «животное
символическое» обнаруживает склонность мутировать в «трудящееся животное»:
«Самая главная характеристика человека, его отличительный признак — это не
метафизическая или физическая природа, а его деятельность. Именно труд,
система видов деятельности определяет область “человечности”» 15.

Теоретически определить человека можно, вообще говоря, как угодно
– приняв за его отличительный признак мышление или речь, игру или смех, физический
облик или устройство мозга и т. д. Сам же человек отделяет себя от животных практически
– «опредмечивая» собственные потребности во внешнем мире, созидая трудом своих рук
«неорганическое тело» культуры. Человек впервые рождается в процессе труда.

Создавая что-либо по-человечески, ты всякий раз создаешь не что иное,
как человека: ты практически определяешь себя, «самоопределяешься». Homo faber
(«человек искусный») — сам творец любых своих дефиниций.


1 «Всякий предмет определяется совершаемым
им действием…» (Polit. I, 11, 1253a. Перевод М.Л. Гаспарова).
2 Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения, т. 23, с. 338.
3 Кассирер Э. Избранное. Опыт о человеке. М., 1998, с. 472.
4 Выражение «das Haus des Seins» заимствовано
Хайдеггером у Ницше («Так говорил Заратустра»). Как раз в том месте Заратустра беседует со
зверями о назначении языка, восторгаясь «прекрасным безумием» речи.
5 Спиноза Б. Избранные произведения, в 2 т. М., 1957, т. 1, с. 350.
6 См., к примеру: Избранные произведения, т. 2, с. 10, 14, 87.
7 Сто лет тому назад проблема конструктивности понятий и
доказательств стала поистине яблоком раздора среди математиков. В советской математике лидером
конструктивного направления был А.А. Марков.
8 Спиноза Б. Избранные произведения, т. 1, с. 270.
9 См. его книгу: О начале человеческой истории
(проблемы палеопсихологии). М., 1974.
10 Избранные произведения, т. 2, с. 51.
11 Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения, т. 42, с. 121.
12 Там же, с. 126.
13 См.: Избранные произведения, т. 1, с. 329.
14 См.: Иди М. Недостающее звено. М., 1977,
с. 122. Мэри Лики — британский палеоантрополог. Мировую славу ей принесли раскопки
«обитаемых горизонтов» первобытного человека, названного homo habilis — «человек умелый», –
в ущелье Олдувай (Танзания).
15 Кассирер Э. Избранное, с. 520.

человек есть общественное животное, наделенное разумом.

Количество просмотров публикации Аристотель: человек есть общественное животное, наделенное разумом. — 1173

Аристотель считал государство не просто средством обеспечения безопасности индивидов и регуляции общественной жизни с помощью законов. Высшая цель государства, согласно Аристотелю, состоит в достижении добродетельной жизни, а поскольку добродетель — условие и гарантия счастья, то, соответственно, жизни счастливой. Не случайно греческий философ определяет человека как общественное животное, наделенное разумом. Человек самой своей природой предназначен к жизни сообща; только в общежитии люди могут формироваться, воспитываться как нравственные существа. Такое воспитание, однако, может осуществляться лишь в справедливом государстве˸ с одной позиции, подлинная справедливость, наличие хороших законов и их соблюдение совершенствуют человека и способствуют развитию в нем благородных задатков, а с другой — “целью государства является благая жизнь … само же государство представляет собой общение родов и селений ради достижения совершенного самодовлеющего существования”, наилучшей жизни, которая. по Аристотелю, предполагает не просто материальный достаток (Аристотель был сторонником среднего материального достатка, когда в обществе нет ни бедных, ни чересчур богатых людей), но в первую очередь соблюдение справедливости. Справедливость венчает все добродетели, к которым Аристотель относил также благоразумие, великодушие, самоограничение, храбрость, щедрость, правдивость, благожелательность.

Предпосылка политических концепций античных философов — признание законности необходимости рабовладения. И у Платона, и у Аристотеля речь идет о государстве свободных˸ рабы не считаются гражданами государства. Люди от природы неравны, считает Аристотель; те, кто не в состоянии сам отвечать за свои поступки, не способен стать господином самого себя, не может воспитать в себе умеренность, самоограничение, справедливость и другие добродетели, тот раб по природе и может осуществлять лишь волю другого.

Вопрос 29

Теория идеального государства Платона.

Платону рисовалось идеальное государство во главе с философами,

созерцателями чистых и вечных идей, которых защищают воины и которым все

жизненные ресурсы доставляют свободные земледельцы и ремесленники.

Основным принципом Платон считает справедливость. Это понятие наполнено у Платона экономическим, политическим и социальным содержанием.

Каждому гражданину справедливость отводит особое занятие и положение.

Государство должно обладать силой собственной организации и средствами ее

зашиты, достаточными для сдерживания и отражения враждебного окружения, осуществлять систематическое и достаточное снабжение всех членов общества необходимыми для них материальными благами, оно должно руководить духовной деятельностью и творчеством. В утопическом государстве Платона необходимые для общества виды работ разделены между специальными разрядами граждан, но в целом образуют гармоничное сочетание. В разделении труда Платон видит фундамент всего современного ему общественного и государственного строя. Значение разделения труда он рассматривает не с точки зрения работника, производящего продукт, а исключительно с точки зрения потребителей, принадлежащих к классу рабовладельцев. ʼʼРаботник должен приспособляться к делу, а не дело к работникуʼʼ.В разделении труда Платон видит не только основу распадения общества на сословия, но и основной принцип строения государства. Главная задача трактата Платона о государстве — проблема благой и совершенной жизни общества в целом и ᴇᴦο членов.

Человек как общественное животное

Социология – это наука об обществе с различными областями специализации. Исследования в этой дисциплине в основном основаны на опыте или экспериментах, а не на теориях.

Социология – это наука об обществе с различными областями специализации. Исследования в этой дисциплине в основном основаны на опыте или экспериментах, а не на теориях.

Существует распространенное заблуждение, что исследования ограничиваются наукой и технологиями.Даже студенты, изучающие гуманитарные науки, часто не знают о богатых возможностях для исследований в выбранной ими дисциплине. У нас есть несколько институтов, которые предлагают возможности для исследований в области социальных наук.

Легендарный греческий философ Аристотель сказал: «Человек по своей природе является общественным животным; индивидуум, асоциальный по своей природе, а не случайно, либо недостоин нашего внимания, либо более чем человек. Общество есть то, что предшествует личности».

Человек не может жить один.Он должен удовлетворять определенные естественные основные потребности, чтобы выжить. Он должен вступать в отношения со своими ближними, чтобы жить жизнью. Ни один человек не может разорвать оковы взаимной зависимости. Это начинается, возможно, между эмбрионом и матерью и продолжается до его последнего вздоха. Потребность эмбриона может быть больше физической, чем умственной, но потребность матери — наоборот.

«Общество дружбы и любви/Божественно дарованные человеку», – пел Уильям Каупер, изображая муки одиночества Александра Селкирка, который долгие годы был брошен на необитаемом острове.

Что такое социология?

Социология — наука об обществе. Джон Стюарт Милль предложил слово «этология». Герберт Спенсер разработал свое систематическое исследование общества и принял слово «социология». Огюст Комет (1798-1857), французский мыслитель-позитивист, считающийся отцом-основателем социологии, определяет ее как науку о социальных явлениях, «подчиненных естественным и неизменным законам, открытие которых является предметом исследования». Социологию по-разному определяют как науку о социальных институтах, науку о социальных отношениях, науку о социальных явлениях, изучение систем социального действия и их взаимосвязей и так далее.

Независимо от того, какое определение мы примем, социология использует разнообразные инструменты исследования и систематического анализа, сосредотачиваясь на социальной деятельности на микро- и макроуровнях. Используемые методы могут быть количественными, качественными или и теми, и другими. Конечной целью таких исследований часто является применение принципов обеспечения благосостояния людей. Расслоение общества, раса, класс, каста, религия, пол, культура, язык, условности, нормы, девиантность (поведение, нарушающее социальные нормы), преступление и наказание, здоровье, бедность, структура семьи и социальная мобильность — вот некоторые из проблем. социологии.

Существуют различные области специализации и исследования в социологии, такие как социальные изменения, социальная стратификация, социальные движения, межэтнические отношения, социология образования, отсталые классы, кастовая система, расовые отношения, борьба с бедностью, клиническая социология, социология коммуникации , социология девиантности, преступности несовершеннолетних, промышленная социология, социальная психология, социология права, социология здоровья, экологическая социология, военная социология, социология миграции, жестокое обращение с супругом, жестокое обращение с детьми, инвалидность и общество, наркомания, алкоголизм и семейная жизнь, гендерное неравенство, право и управление, кризис идентичности, политика и общество, международная социальная политика и демография.

Подходы

Исследования в этой области в основном основаны на опыте или экспериментах, а не на теориях. Другими словами, исследования основаны на эмпирических данных. Они могут проверить и подтвердить соответствующие теории. У нас может быть обоснованное предположение о возможных отношениях. Должен быть обширный сбор данных, подкрепленный тщательным наблюдением.

Могут проводиться подробные опросы с использованием письменных анкет или серии устных интервью. В некоторых случаях также можно использовать изучение соответствующих записей или статистических данных, подготовленных государственными ведомствами или надежными частными агентствами.Эксперименты с последующим статистическим анализом данных необходимы для оценки степени социальных изменений и установления корреляций. Меры социальной коррекции могут быть разработаны на основе результатов таких исследований и оценок. Достоверность и надежность результатов, естественно, будут зависеть от добросовестного сбора данных. В отличие от исследований в области естественных наук, могут быть неэтичные попытки со стороны корыстных интересов повлиять на манипулирование данными и сделать искаженные выводы. Настоящие исследователи должны опасаться этой ловушки, которая может дискредитировать их самоотверженные усилия по поиску истины.

Социальная работа

Социология и социальная работа отличаются друг от друга, хотя есть области пересечения. Они являются отдельными полями сами по себе. Мы видели разные определения социологии. Социальная работа связана с облегчением проблем людей в обществе. Социолога будет интересовать не только судьба бедняка, но и то, как бедность влияет на общество в целом. Социальная работа направлена ​​на помощь отдельным лицам, группам или сообществам. Он также может попытаться внести изменения в политику, направленную на благосостояние общества.

Социальная работа будет включать приложения различных дисциплин, таких как социология, экономика, психология, образование, общественное здравоохранение, развитие, криминология и так далее. Один ученый однажды лаконично сформулировал разницу так: «Социолог спрашивает: «Почему эти люди бедны?», а социальный работник спрашивает: «Что я могу сделать с этой бедностью прямо сейчас?».

В нашем обществе есть государственные ведомства, а также благотворительные организации, занимающиеся социальной работой. Они предлагают карьерные возможности для тех, кто с состраданием и приверженности.Находить возможности для помощи престарелым, больным, обездоленным и беспомощным в рамках своей работы — это вопрос прекрасного удовлетворения от работы.

Хороший человек и добро для человека в этике Аристотеля1 | Разум

Получить помощь с доступом

Институциональный доступ

Доступ к контенту с ограниченным доступом в Oxford Academic часто предоставляется посредством институциональных подписок и покупок.
Если вы являетесь членом учреждения с активной учетной записью, вы можете получить доступ к контенту следующими способами:

Доступ на основе IP

Как правило, доступ предоставляется через институциональную сеть к диапазону IP-адресов.Эта аутентификация происходит автоматически,
и невозможно выйти из учетной записи с проверкой подлинности IP.

Войдите через свое учреждение

Выберите этот вариант, чтобы получить удаленный доступ за пределами вашего учреждения.

Технология Shibboleth/Open Athens используется для обеспечения единого входа между веб-сайтом вашего учебного заведения и Oxford Academic.

  1. Щелкните Войти через свое учреждение.
  2. Выберите свое учреждение из предоставленного списка, после чего вы перейдете на веб-сайт вашего учреждения для входа.
  3. Находясь на сайте учреждения, используйте учетные данные, предоставленные вашим учреждением. Не используйте личную учетную запись Oxford Academic.
  4. После успешного входа вы вернетесь в Oxford Academic.

Если вашего учреждения нет в списке или вы не можете войти на веб-сайт своего учреждения, обратитесь к своему библиотекарю или администратору.

Войти с помощью читательского билета

Введите номер своего читательского билета, чтобы войти в систему. Если вы не можете войти в систему, обратитесь к своему библиотекарю.

Члены общества

Многие общества предлагают своим членам доступ к своим журналам с помощью единого входа между веб-сайтом общества и Oxford Academic. Из журнала Oxford Academic:

  1. Щелкните Войти через сайт сообщества.
  2. При посещении сайта общества используйте учетные данные, предоставленные этим обществом. Не используйте личную учетную запись Oxford Academic.
  3. После успешного входа вы вернетесь в Oxford Academic.

Если у вас нет учетной записи сообщества или вы забыли свое имя пользователя или пароль, обратитесь в свое общество.

Некоторые общества используют личные аккаунты Oxford Academic для своих членов.

Личный кабинет

Личную учетную запись можно использовать для получения оповещений по электронной почте, сохранения результатов поиска, покупки контента и активации подписок.

Некоторые общества используют личные учетные записи Oxford Academic для предоставления доступа своим членам.

Институциональная администрация

Для библиотекарей и администраторов ваша личная учетная запись также предоставляет доступ к управлению институциональной учетной записью.Здесь вы найдете параметры для просмотра и активации подписок, управления институциональными настройками и параметрами доступа, доступа к статистике использования и т. д.

Просмотр ваших зарегистрированных учетных записей

Вы можете одновременно войти в свою личную учетную запись и учетную запись своего учреждения.
Щелкните значок учетной записи в левом верхнем углу, чтобы просмотреть учетные записи, в которые вы вошли, и получить доступ к функциям управления учетной записью.

Выполнен вход, но нет доступа к содержимому

Oxford Academic предлагает широкий ассортимент продукции. Подписка учреждения может не распространяться на контент, к которому вы пытаетесь получить доступ.
Если вы считаете, что у вас должен быть доступ к этому контенту, обратитесь к своему библиотекарю.

Аристотель, «Что такое жизнь совершенства?»

Философия 302: Этика
Аристотель, «Что такое жизнь совершенства?»

Аннотация:
Аристотель объясняет, как люди могут вести жизнь, полную совершенства.
деятельность в соответствии с практическим и теоретическим разумом.

1. Что такое счастье, по Аристотелю ( eudaimonia )?
Чем определение счастья, данное Аристотелем, отличается от описания, данного
большинством людей?

2. Что имеет в виду Аристотель, когда пишет, что благо для человека
является самодостаточным?

3. Как Аристотель доказывает, что конечное благо для людей
есть «деятельность души в соответствии с [
лучшая и наиболее полная] добродетель»?

4. Объясните и проследите некоторые примеры учения Аристотеля о
значение.

5. В чем разница между теоретическим и практическим
знание? Какой вид важнее для Аристотеля?

6. Как, по Аристотелю, складываются привычки и характер
совершенство в людях достигнуто?

7.  Какая связь между страстями и добродетелями?
по Аристотелю?


1.
По Аристотелю, что такое счастье ( eudaimonia )?
Чем аристотелевское определение счастья отличается от
счет, данный большинством людей?

«Бог» или лучшее благо — это то, чего желают для себя
ради и ради чего мы желаем всех других целей или благ. Для человека
существа, eudaemonia есть деятельность души в соответствии с arete
(совершенство, добродетель или то, для чего что-то полезно»). Евдемония это
характеризуется живым
хорошо и преуспевать в делах мира.

Моральная добродетель не является концом жизни, ибо она может сопровождаться бездеятельностью, страданием и несчастьем.
Счастье, цель жизни, то, к чему стремятся все вещи, есть деятельность по разуму (т.

arete
или особое совершенство человека). Счастье – это деятельность, включающая в себя как нравственное, так и
интеллектуальный арете .Некоторые внешние блага необходимы для осуществления этой деятельности.
Но счастье нельзя отождествлять с удовольствием, богатством или почестями — в отличие от
что думает большинство людей.

На благо людей нельзя ответить с точностью
математическая проблема, поскольку математика начинается с общих принципов и
аргументирует выводы.

2. Что
Что имеет в виду Аристотель, когда пишет, что благо для человека
самодостаточный?

Это добро желательно само по себе.Добро включает в себя телеологический
система, включающая действия. Конечным благом для человека является
счастье; это благо само по себе, цель действия и, следовательно,
самодостаточный.

3.  Как
Доказывает ли Аристотель, что конечным благом для человека является «деятельность
души в соответствии с [самым лучшим и полным]
добродетель»?

 Счастье — это конец человеческой природы; это не склонность к
тогда можно было быть счастливым, даже если ничего не шло хорошо.Таким образом
конечное благо должно быть деятельностью, желательной само по себе — , т. е. ., добродетель,
и, действительно, высшая добродетель — созерцательная жизнь ( theoria ).

4. Объясните
и проследите некоторые примеры учения Аристотеля о среднем.

Добродетель, arete , или совершенство определяется как среднее между двумя крайностями избытка и недостатка в отношении чувства или действия, как это определил бы практически мудрый человек.Среднее значение не может быть рассчитано
априори . Среднее зависит от человека и обстоятельств.

Например, уровень мужества, необходимый человеку, различен для учителя философии,
коммандос и системный программист. Количество и вид пищи, которую ест человек, различны для
балерина и тяжелоатлет.

5. Что такое
разница между теоретическими и практическими знаниями? Который
вид важнее для Аристотеля?

Phronesis или практическое знание включает добродетели
и это способность видеть
правильный поступок в сложившихся обстоятельствах.Обратите внимание, особенно,
Теория Аристотеля не подразумевает этического релятивизма, поскольку
соответствующие стандарты моральных добродетелей и правильности действий.
Примером такого рода знаний может быть политология.

София или теоретическая мудрость в интеллектуальной или философской
Мероприятия. Это высшая способность человека. астрономия
будет примером такого рода знаний.

6.Согласно Аристотелю,
каковы привычки и характер совершенства в людях
достигнуто?

Люди имеют естественную способность к хорошему характеру, и эта способность
вырабатываются практикой. Емкость не стоит на первом месте ( т.е. .,
оно не предшествует действию) — оно вырабатывается практикой. Arete — диспозиция, разработанная из
способность посредством надлежащего использования этой способности.Привычки вырабатываются
через актерство; характер человека есть структура привычек и есть
формируется тем, что делает этот человек.

7. Что такое
отношение между страстями и добродетелями согласно
Аристотель?

В обоих случаях состояния характера возникают из действий соответствующего
своего рода.
Следовательно, привычки юности человека имеют большое значение для совершенства
жизнь этого человека.

Страсти обычно сопровождаются удовольствием или болью и не восхваляются и не порицаются, как добродетели. Добродетели, в отличие от страстей,
представляют состояния характера.

 

8. В
Никомахова этика
, прослеживает ли Аристотель метод, с помощью которого
человек может изменить свой характер? Если да, то какие
основные контуры его программы перемен?

Привычки вырабатываются игрой; характер человека это
структуру привычек и формируется действиями, которые человек выбирает для
выполнять.То
порочный круг, который является выдающимся—( т. е. , действия или
диспозиции онтологически предшествующие?) — разбивается
Различие Аристотеля между поступками, создающими добрые намерения, и
действия, которые вытекают из доброго расположения, однажды оно было создано.


Рекомендуемые источники

Литература
об Аристотеле: Литература об Аристотеле и этике добродетели Обзор интернет-ресурсов по Аристотелю и этике добродетели, включая лекции и интервью RealAudio.
Этика Аристотеля: Краткий обзор этики Аристотеля (эта
Веб-сайт).

     

Цель жизни Аристотеля | Большой разговор

Цель жизни Аристотеля

В первой книге « Этики» Аристотеля он рассматривает, пожалуй, самый животрепещущий вопрос, стоящий перед человечеством: какова цель жизни? Аристотель утверждает, что все имеет цель или цель, и что цель всегда состоит в том, чтобы достичь чего-то хорошего.«Главное благо» для человечества – это та цель, ради которой совершаются все человеческие действия. Аристотель считает, что Главное Благо для человека — это Эвдемония (часто переводимая как «счастье»). Однако «Эвдемония» Аристотеля — это не то чувство или опыт, которые большинство современных людей связывают со словом «счастье». В этом посте будет описано, как Аристотель пришел к выводу, что цель человеческой жизни — достичь счастья, а также определение аристотелевской эвдемонии.

Функция человека есть то, что отличает его от всех других существ, и, таким образом, функция человека есть деятельность разумной души по наилучшей и наиболее полной добродетели.

Начиная с утверждения, что все имеет цель, Аристотель утверждает, что конечной целью для людей будет то, чего мы желаем ради самого себя, а не ради чего-то еще. Например, представьте себе любопытного подростка, который без конца спрашивает «почему» на каждый ваш ответ. Почему ты идешь в школу? Чтобы получить степень. Зачем тебе степень? Мне нужна степень, чтобы получить работу. Почему вам нужна работа? Мне нужна работа, чтобы я мог зарабатывать деньги, чтобы купить то, что мне нужно, например, дом, одежду, еду и т. д.Зачем тебе все это? Эти вещи сделают меня счастливым. Почему вы хотите быть счастливым? В этот момент вы понимаете, что другого ответа нет. Вы хотите быть счастливыми ради того, чтобы быть счастливыми, а не ради чего-то еще.

Как на Олимпийских играх венчают не самых красивых и сильных, а тех, кто соревнуется, так и те, кто поступает правильно, выигрывают в жизни благородные и добрые дела.

Полагая, что он нашел нечто желаемое ради самого себя, Аристотель приступает к определению того, что значит быть счастливым.Во-первых, он рассматривает некоторые из предложенных общих определений счастья. Некоторые считают, что счастье состоит в удовлетворении телесных страстей. Но Аристотель отвергает это определение как жизнь, «подобающую животному». Человечество отличается от животных, которые действуют в соответствии со своими желаниями и инстинктами. Как говорит Яго, «у нас есть причина остудить наши буйные движения, наши плотские жала, наши безудержные похоти».

Два чуть более утонченных определения счастья — это обладание честью или добродетелью. Аристотель опровергает тех, кто отождествляет обладание честью со счастьем, показывая, что честь зависит от мнения других. Аристотель считал, что счастье не может быть чем-то, что легко дается или дается. Что касается тех, кто отождествляет счастье с обладанием добродетелью, Аристотель утверждает, что человек может быть добродетельным, но при этом терпеть огромные неудачи. Это, конечно, не может быть целью, ради которой направлены все наши действия.

Наконец, после долгих интеллектуальных размышлений, Аристотель приступает к своему определению счастья, или Эвдемонии.Все, включая человека, имеет функцию или особую деятельность, для которой оно подходит. Совершенство и, следовательно, счастье состоит в том, чтобы хорошо выполнять свою функцию. Мы говорим, что флейтист является хорошим флейтистом, когда он хорошо выполняет свою функцию, играя на флейте. Функция человека — это то, что отличает его от всех других существ, и этот атрибут — его разумная способность. Таким образом, счастье — это хорошо рассуждать или действовать разумно в соответствии с добродетелью. Человек должен разумно поступать по добродетели всю свою жизнь, потому что один день не делает человека счастливым.Это определение включает в себя все атрибуты, традиционно отождествляемые со счастьем; то есть добродетель, практическая мудрость, философская мудрость, удовольствие, внешнее благополучие.

Человек, когда он совершенен, является лучшим из животных, но когда он отделен от закона и справедливости, он является худшим из всех. Если у него нет добродетели, то он самое нечестивое и самое свирепое из животных, самое полное похоти и чревоугодия.

Для тех, кто хочет немного лучше понять концепцию Эвдемонии, я привожу свои заметки на эту тему в следующих абзацах.Пожалуйста, извините за отсутствие организации; это разрозненные мысли, пересказы и цитаты, составленные во время чтения трактата.

Очень важной частью этого определения является активный компонент. Человек должен не только обладать добродетелью, но и действовать согласно ей. Простое обладание добродетелью не принесет хороших результатов, но человек, который действует добродетельно, по праву добьется хороших и благородных вещей в жизни. Как и на Олимпиаде, побеждает не самый сильный и быстрый, а тот, кто соревнуется.

Добродетельная жизнь тоже полна удовольствия; ибо человек любит приятное, и любящий добродетель, поступающий добродетельно, получит от жизни много удовольствия. Он будет наслаждаться добродетельными поступками и не будет требовать низменных удовольствий, которым порабощена масса человечества.

Человек должен обладать и внешним благополучием; ибо несчастье и страдание могут до некоторой степени уменьшить счастье.

Нам не нужно ждать, пока человек умрет, прежде чем мы сможем назвать его счастливым. Мы не должны следить за изменением колеса фортуны, иначе мы назвали бы человека счастливым, затем несчастным, а затем счастливым много раз.Счастье не зависит от случая или удачи. Ни одна функция человека не имеет такого постоянства, как добродетельная деятельность. Счастливый человек, занимающийся добродетельной деятельностью и созерцанием, останется счастливым и благородно перенесет несчастья. Счастливый человек никогда не может быть несчастным, хотя он может и не достичь блаженства, если встретится со страданиями, подобными страданиям Приама.

Благополучие потомков и друзей мало повлияет на счастье покойника. Судьба потомства не сделает ни счастливого человека несчастным, ни несчастного счастливым.

Цель политики должна быть главным благом, потому что искусство политики использует самые почитаемые искусства (риторику, стратегию, экономику и т. д.) и предписывает, что мы должны делать и от чего воздерживаться. Цель политической науки состоит в том, чтобы сделать граждан хорошими и способными на благородные поступки. Поэтому изучающий политику должен знать факты души.

Душа делится на иррациональный элемент и разумный элемент. Иррациональный элемент содержит вегетативную часть, связанную с питанием и ростом.Вегетативная часть является общей для всех живых существ. Так как эта часть души не имеет отношения к нравственности, мы не будем исследовать ее дальше. Неразумный элемент души также содержит вожделение. Эта часть связана с импульсами. Аппетитная часть подчиняется велениям разумного элемента в душе добродетельного человека, но не подчиняется разумному элементу в душе невоздержанного человека.

Нравится:

Нравится Загрузка…

Связанные

Человек — политическое животное (Смысл цитаты Аристотеля)

Человек — политическое животное — фраза, которую часто можно услышать в публичных дебатах, не цитируя источник этого фундаментального положения политической философии.Именно Аристотель в «Политике» впервые назвал человека «Zoon politikon». Найдите ниже объяснение этой цитаты.

Человек — мыслящее животное

Человек находится в схеме природы как «мыслящее животное». Дух, отличающий человека как разумное существо, «не подлежит уничтожению». Это особая часть психики (души), которая, в свою очередь, является силой, оживляющей тело. Душа — это «тренированное» тело и, в отличие от духа Платона, не имеет отдельного существования от тела. Таким образом, он не переживает смерть тела. Однако у души есть и валюта, и потенциал. Действует и душа, то есть формальная причина и конечное тело. Другими словами, у души есть цель, и она несет в себе средства для достижения этой цели.

Человек — политическое животное: Объяснение

Человек — «политическое животное». При этом Аристотель имеет в виду, что человек живет в более «полисе». Человек становится человеком среди других, живя в обществе, управляемом законами и обычаями.Человек развивает свой потенциал и реализует свою естественную цель в социальном контексте. Это «хорошая жизнь». Это нелегкая жизнь, но добродетельная жизнь находит отражение в высшем благе (эвдемония), часто переводимом как счастье.

Хорошая жизнь

Этика Аристотеля — это исследование выбора в действии: как человек должен жить, чтобы жить лучше? Для Аристотеля все социально индивидуально. Определенные добродетели, такие как мужество и великодушие, которые он описывает как «практические» добродетели, поскольку они связаны с социальной природой человека. Подлинно уравновешенный индивид продолжает и «теорию» качеств, относящихся к человеку как разумному существу. Для Аристотеля высшее счастье заключается в стремлении к мудрости для собственного блага, как утверждается в Никомаховой этике.

Аристотель

Вернуться на Филон 260 Домашняя страница
Аристотель

Конспект лекций: Аристотель

1.

Физика II.1-2: Природа

  • Учитывая название, Физика , очевидно, должна обсуждать природу (phusis).В главе II.1 делается попытка дать определение природе, а в главе II.2 обсуждается, что подпадает под изучение природы (физики в древнем смысле) как науки.
  • Аристотель начинает с здравого смысла различия между вещами, которые существуют в природе, животными, растениями и элементами, и теми, которые не существуют. Отличительной чертой вещей, существующих в природе, является то, что каждая из них имеет в себе начало движения [т. е. изменения] и неподвижности [т. е. прекращения изменения] (192b14).Напротив, артефакты не имеют врожденного импульса к изменению. Конечно, они меняются, например, деревянная кровать в конце концов разлагается. Но делают они это только благодаря материалу, из которого сделаны.
  • Кто-то может спросить: не действуют ли животные и растения так же, как они, благодаря материалам, из которых они сделаны? Нет, по крайней мере, не полностью. Аристотель — антиредукционист. Он считает, что поведение живых существ нельзя полностью объяснить с точки зрения их материальных составляющих; я.э., ее нельзя свести к тому, что сегодня подпадало бы под науки физики и химии. Обратите внимание, что он должен придерживаться этого, если он хочет верить, что общепринятое различие между вещами, существующими по природе, и теми, которые на самом деле не существуют, соответствует реальности, а не является просто полезным соглашением.
  • Поскольку отличительная черта природных существ состоит в том, чтобы изменяться, так сказать, под их собственным побуждением, Аристотель предлагает следующее определение природы: принцип или причина движения и покоя в том, чему она прежде всего принадлежит, в силу самого себя, а не случайно (195b22-23).
  • Формально это определение круговое! Определенное понятие (природа) само является частью определения. Однако это нормально, потому что Аристотель не пытается определить новое понятие с нуля. Он пытается прояснить концепцию, которую, как он предполагает, у нас уже есть некоторое понимание.
  • Во второй половине главы обсуждается конфликт между двумя противоположными взглядами на природу. Одна точка зрения состоит в том, что природа чего-либо — это его материя, например, дерево — это природа кровати, бронза — статуи (193a10–12).Обоснование этой точки зрения состоит в том, что грядка, если бы ее можно было каким-то образом посадить и вырастить, вырастила бы дерево, а не другую грядку! Этот мысленный эксперимент, кажется, показывает, что кровать на самом деле просто деревянная.
  • Другая точка зрения состоит в том, что природа есть форма (морфе) или форма (эйдос), которая указана в определении вещи (193а30). Здесь форма не означает физическую форму, а является просто синонимом формы. Аристотель добавляет, что указано в определении вещи, чтобы показать, что он имеет в виду субстанциальную форму (т.ж., для человека — форма человечества), а не какую-либо из многих случайных форм, которые может иметь вещь (например, быть тяжелым, музыкально образованным, склонным к гневу и т. д.).
  • Аристотель явно склоняется ко второй точке зрения. Он защищает его двумя аргументами.
    • Правильнее сказать, что вещь существует, когда она существует в действительности, чем когда она существует потенциально (193b7). Древесина, из которой изготавливается ложе, является ложем только потенциально, пока не будет правильно сформирована, т. е. не задана форма ложа.Поскольку форма — это то, что делает вещь такой, какая она есть на самом деле, форма — это, скорее, природа вещей.
    • Человек рождается от человека, а не ложе от ложа (193b9). Здесь Аристотель отмечает, что пример с кроватью в любом случае немного вводит в заблуждение. Конечно, кровать не перерастет в другую кровать; это не то, что имеет природу! Но объекты, существующие в природе, обычно воспроизводятся после своего рода, например, человек порождает человека. То, что каждое человеческое существо передает другому, есть форма человеческого бытия, и, следовательно, эта форма в большей степени соответствует человеческой природе.
  • Несмотря на предпочтение второй точки зрения, Аристотель, похоже, считает, что в обеих есть доля правды. В главе II.2 он утверждает, что природой называются два вида вещей, форма и материя (194a12). Поскольку термин неоднозначен, обе точки зрения, по крайней мере, частично верны.
  • Возникает вопрос. Так как есть две природы, то с чем имеет дело естествоиспытатель? Или он должен исследовать комбинацию этих двух? (194а15-17).
  • Этот вопрос дает Аристотелю возможность отличить свой подход от подхода платоников.По его мнению, сторонники теории Форм совершают ошибку, применяя к естествознанию метод, более подходящий для математики. Такие свойства, как нечетность, четность, прямолинейность и кривизна, не связаны с движением. Поэтому ничего важного не упускается при рассмотрении их в отрыве от объектов, в которых они присутствуют (193b31-35). Однако такие свойства, как быть плотью, костью или человеком, включают в себя движение (то есть изменение). Поэтому рассматривать их в отрыве от объектов, в которых они присутствуют, было бы ошибкой.
  • Аристотель резюмирует этот момент, говоря, что естественные формы определяются как вздернутый нос, а не изогнутый (194a5). Практически все может быть изогнуто, поэтому понятие искривления можно понимать в отрыве от материи. Курносость, однако, обязательно является курносостью носа. Говоря, что естественные формы определяются подобно вздернутому носу, Аристотель имеет в виду, что их нельзя определить, не обращаясь к субъекту, в котором они присутствуют.
  • Вывод Аристотеля, таким образом, состоит в том, что природа, независимо от того, рассматривается ли она как материя, форма или и то, и другое, очень похожа на высокомерие.Изучающий природу должен изучать форму не изолированно, а только в том виде, в каком она присутствует в материи (194а14).
  • Вопрос для размышления: хотя аргументы Аристотеля кажутся здравым смыслом по сравнению с дикими идеями платоников, можно утверждать, что они на самом деле препятствовали развитию науки в течение двух тысяч лет. Настаивая на том, что природу следует изучать только так, как она присутствует в материи, Аристотель препятствовал свободному использованию абстракций и математического анализа, которые оказались существенными для современной науки.(Возьмем, например, исследования Галилеем плоскости без трения.) Показательно, что Коперник, Кеплер и Галилей, которые произвели революцию в науке, внедрив этот подход, были последователями Платона и Пифагора, а не Аристотеля.

    6.

    Физика II.7: Аристотелевская телеология

  • Глава II.7 начинается с рассмотрения четырех причин. Так как причин четыре, задача изучающего природу — знать обо всех них. . . материя, форма, двигатель, то, ради чего (198a22-25).Однако в главе II.2 говорилось, что изучающему природу нужно знать только материю и форму. Это противоречие?
  • Нет. Аристотель продолжает объяснять, что последние три причины — форма, двигатель и то, ради чего часто совпадают; ибо то, что и то, ради чего, суть одно, а первоисточник движения у видов один и тот же (198а 25-26).
  • Здесь есть два важных утверждения. Во-первых, первичный источник движения (т.действующая причина) в видах то же самое, что и форма производимого. Это восходит к основному тезису Аристотеля о том, что человек рождается от человека. Вообще действующая причина может сообщать другим вещам только те формы, которые она уже в каком-то смысле содержит. Сапожник, например, может придать коже форму башмака только потому, что он владеет сапожным искусством, т. е. владеет формой башмака в своей душе.
  • Другое утверждение состоит в том, что что и что ради чегоi.т. е. формальная причина и конечная причина — одно и то же. Из контекста ясно, что Аристотель утверждает не то, что они всегда одни и те же, а только то, что они одинаковы среди объектов, существующих в природе. (В статуе, например, они явно не одни и те же, но это потому, что статуя не существует по природе.)
  • Утверждение, что формальная и конечная причина тождественны в природных объектах, является краеугольным камнем аристотелевской телеологии. . Это учение о том, что природа всегда действует ради цели, и что для полного понимания природы необходимо принять во внимание ее целеустремленный аспект.(Телеология происходит от telos, цель или цель.) Конечная природа действует, потому что это просто природа в смысле субстанциальной формы рассматриваемого природного объекта.
  • Пример прояснит это. Рассмотрим желудь, посаженный в землю. Примечателен тот факт, что он вообще растет. Еще более примечательным является тот факт, что он вырастает в нечто иное, в дуб. Почему? Почему он просто не вырастает в более крупный желудь?
  • Ответ Аристотеля состоит в том, что природа дуба присутствует в виде своего рода потенциальности в желуде.При правильных условиях, почве, воде и т. д. эта возможность станет актуальной. Ему присуще стремление к реальности, которому нужны только правильные условия, чтобы вызвать его к жизни. Говоря техническим языком Аристотеля, форма (зрелого) дуба также является конечной причиной процесса роста дуба.
  • Конечно, это несколько загадочно. Но Аристотель сказал бы, что это единственный способ понять закономерность и кажущуюся целесообразность природных процессов. (См.Physics II.8, 199a9-19.) Единственной альтернативой является механистическое объяснение мира, как это пытались сделать некоторые досократики. Аристотель, как антиредукционист, считает, что все подобные попытки терпят неудачу.
  • В свете аристотелевской телеологии форма приобретает новое значение. Теперь оно предстает как важная реальность сама по себе, та, которая лежит в основе всех природных процессов. Аристотель ставит его в один ряд с действующей причиной как один из двух принципов, вызывающих движение естественным образом (198b1).Он также описывает его как все, что вызывает движение, но само не движется, как то, что совершенно неизменно, первичная реальность и сущность вещи, т. е. форма; ибо это конец или то, ради чего (198b1-4).
  • Обратите внимание, что он называет форму первичной реальности. Это предзнаменование того, что Аристотель подробно аргументирует в «Метафизике VII-VIII»: форма есть субстанция. Категории, конечно же, утверждали, что обычные физические объекты являются субстанцией.В «Метафизике» Аристотель отказывается от этой точки зрения или, по крайней мере, значительно уточняет ее. Он утверждает, что слово «вещество» имеет более одного значения. В одном смысле оно относится к обычным физическим объектам, но в основном и самом строгом смысле оно относится к форме.
  • Сказать, что форма есть субстанция, очень похоже на Платона! Зрелая философия Аристотеля является, по сути, разновидностью платонизма. Он отличается от платонизма Платона тем, что Аристотель отрицал существование природных форм независимо от материальных объектов.Он признавал существование некоторых других отдельных форм. Они упоминаются в Физике II.7 (198a28) и подробно обсуждаются в Метафизике XII.6-10.

    7.

    Никомахова этика I.1-8: Человеческая природа как ключ к этике

  • Никомахова этика представляет собой всестороннее обсуждение человеческого совершенства (arete, иногда переводится как добродетель). Как мы увидим, концепция природы, разработанная в «Физике II», играет важную роль. Поскольку у людей есть природа, как и у других вещей, Аристотель пытается понять человеческое совершенство с точки зрения надлежащего выполнения человеческой природы.
  • Глава 1 начинается с двух основных отличий.
    • Первый — между видами деятельности, которые осуществляются ради самих себя, и теми, которые осуществляются ради какого-либо продукта (в широком смысле чего-то достигнутого). Примером занятия ради самого занятия являются шахматы или гольф; Примером человека, преследуемого ради продукта, является медицина (преследуемая ради здоровья), стратегия (преследуемая ради победы) или ведение домашнего хозяйства (преследуемая ради богатства).
    • Второе различие между второстепенными и основными науками.Второстепенная наука — это наука, которой занимаются ради того, что она способствует какому-то более крупному предприятию. Изготовление уздечек, например, подчинено искусству верховой езды, которое, в свою очередь, подчинено стратегии (то есть военному делу).
  • В главе 2 подчеркивается, что должны быть некоторые вещи, которые мы преследуем ради них самих, иначе возник бы бесконечный регресс целей. То, к чему таким образом стремятся ради самого себя, будет благом, т. е. тем, к чему стремятся все вещи. (На самом деле это то, к чему стремятся все люди, так что это благо для людей.) Наука, занимающаяся ею, будет основной наукой, охватывающей все остальные. Наука, которая лучше всего подходит под это описание, — это политика в широком смысле, изучающая, как организовать человеческое общество.
  • Здесь, похоже, ошибка. Зачем предполагать, что есть только одна вещь, которой люди занимаются ради нее самой, и, следовательно, только одна высшая наука? На самом деле Аристотель не делает такого предположения. В последующих главах показано, что он распознает множество внутренних благ.г., честь, удовольствие, интеллект и добродетель. В главе I.7 он будет утверждать, что все это можно охватить одной единой концепцией. Таким образом, он в конечном счете верит, что есть единственное благо для людей, но это то, о чем он спорит, а не предполагает.
  • В главах 3 обсуждается природа этики (политики, в том смысле, в каком это объяснялось выше). Аристотель сначала предостерегает, что мы не должны стремиться к большей точности, чем позволяет предмет: когда предмет и основа обсуждения состоят из вопросов, которые справедливы только как общее правило, но не всегда, выводы должны быть одного и того же порядка. (1094b21-22).Он также предупреждает, что молодые и незрелые не способны быть хорошими судьями в этических вопросах. Причина в том, что им не хватает опыта и они руководствуются эмоциями.
  • Во второй половине главы 4 отмечается еще одно условие этического изучения: изучающий этику должен быть воспитан в надлежащих моральных привычках. Этика — не дедуктивная наука; она начинается не с общих принципов, которые внутренне понятны, а с того, что нам известно. Под тем, что нам известно, Аристотель разумеет интуитивные суждения о добре и зле, о добре и зле.Принятие факта как факта является отправной точкой (1095b7). Тот, кто не был воспитан для признания моральных фактов такого рода, полагает Аристотель, будет неспособен понять этику.
  • Теперь мы готовы приступить к главному аргументу Книги I: попытка открыть добро для людей. Аристотель впервые отмечает в главе 4, что почти все согласятся дать ему определенное имя. Это имя буквально эвдемония, благословение добрым даймоном. Книга переводит это как счастье.Перевод адекватен, если иметь в виду, что Аристотель говорит о состоянии, которое (а) нелегко приобрести или потерять, и (б) не зависит исключительно от умственного или физического удовлетворения, но охватывает все аспекты существования человека. Свинья может быть счастлива, но не может обладать эвдемонией. По этим причинам некоторые предпочитают переводить этот термин как человеческое процветание.
  • Просто позвонить доброй эвдемонии не очень информативно. В главе 5 обсуждаются и отвергаются различные попытки уточнить его.
    • Удовольствие: жизнь, посвященная исключительно удовольствию, пригодна для скота (1095b20).
    • Честь: это зависит от тех, кто ее присуждает, а не от того, кто ее получает; более того, люди ищут почести как подтверждения своей ценности, поэтому даже в поисках почести они, кажется, больше ценят добродетель или превосходство.
    • Совершенство (arete): одного этого недостаточно для счастья, ибо (а) кто-то может обладать им во сне или в бездействии всю свою жизнь, и (б) оно не гарантирует от великих несчастий, которые уничтожили бы эвдемония.
    • Богатство: это не хорошо само по себе, а только как средство для других вещей.
  • В главе 6 обсуждается мнение Платона и его последователей о том, что постижение Формы Добра необходимо для хорошей жизни. Аристотель сначала критикует саму идею существования Формы Добра. Его главный аргумент состоит в том, что термин «хороший» означает нечто разное, когда применяется в каждой из десяти категорий (1096a24-28). Платоник мог бы ответить, что Добро — это исключительно то, что разделяется с внутренними благами, такими как честь, мысль и удовольствие (1096b7-16).Аристотель отвечает, что даже если мы ограничим исследование неотъемлемыми благами, они не все хороши, если их разделить в одной форме, поскольку определение добра применительно к каждому различно (1096b16-25).
  • Здесь проблема. Если определение добра действительно различно в каждом случае, почему мы используем один и тот же термин? Ясно, что мы предполагаем, что существует некое единство в различных применениях этого термина. Аристотель признает эту проблему и поэтому решает отложить ее до дальнейшего изучения.Как мы увидим в Книге X, он в конце концов приходит к выводу, что есть нечто, в чем-то похожее на платоновскую Форму Добра, хотя и не во всех отношениях.
  • Глава 7 предлагает аргументы, упомянутые в связи с главой 2, почему счастье (eudaimonia) является высшим благом.
    • То, что всегда выбирается ради самого себя, является более окончательным, т. е. имеет более всеобъемлющее влияние на человеческую деятельность, чем то, что выбирается как ради самого себя, так и ради других вещей.Только счастье проходит это испытание. Все другие неотъемлемые блага — честь, удовольствие, ум, добродетель — избираются как ради самих себя, так и ради счастья.
    • Только счастье самодостаточно, т. е. взятое само по себе делает жизнь желанной и ни в чем не лишенной (1097b14).
  • Это подводит нас ко второй половине главы, где Аристотель, наконец, пытается объяснить, что же такое счастье (эвдемония) на самом деле. Его аргумент заключается в следующем.
    1. Все, что имеет надлежащую функцию (эргон, букв. работа или выполненное действие), оценивается по тому, насколько хорошо оно выполняет эту функцию. Например, функция сапожника состоит в том, чтобы делать обувь, и его оценивают как сапожника по тому, насколько хорошо он это делает.
    2. Имеет ли человек, просто как человек, функцию? да. Было бы абсурдно предполагать, что человек по своей природе оставлен бездельником без функции (1097b30).
    3. Что это за функция? Поскольку это специфически человеческая функция, это будет то, чего человек не разделяет с растениями или животными.Это исключает питание, рост и жизнь чувственного восприятия.
    4. Остается выбор — активная жизнь рационального элемента (practice tis tou logon echontos) (1098a2). Поскольку собственная функция есть род деятельности, Аристотель подчеркивает, что он имеет в виду деятельность, управляемую разумным элементом, а не просто обладание им.
    5. Этот результат резюмируется в следующем определении: надлежащая функция человека есть деятельность души в соответствии с разумом (psuches energeia kata logon) (1098a7).
    6. Теперь мы можем применить к человеку общее правило, сформулированное в (1). Благо для человека — это просто то, что демонстрирует тот, кто хорошо выполняет специфически человеческую функцию. В общем, если функция выполняется хорошо, она выполняется в соответствии с присущим ей совершенством (arete) (1098a14).
    7. Это приводит, наконец, к определению человеческого добра: деятельность души в соответствии с совершенством или добродетелью, а если добродетелей несколько, то в соответствии с лучшим и наиболее полным (1098a16).
    8. Наконец, Аристотель добавляет полную жизнь. Как уже отмечалось, эвдемония — это продолжительное состояние, поэтому эвдемония в действительности проявляется не в человеке в любой данный момент, а в его жизни в целом.
  • Этот аргумент является одним из самых известных во всей греческой философии. Он известен как аргумент эргона. То, что человек делает с этим, во многом определяет его отношение к остальной этике Аристотеля. Несколько замечаний:
    • Пожалуй, самый важный шаг (2).Хотя этот шаг может показаться произвольным, он глубоко укоренен в аристотелевской телеологии. Аристотель утверждал в «Физике II», что у всех природных существ есть конец (телос). Почему человек должен быть исключением?
    • Однако, как и в физике, эта цель присуща человеческой природе, а не навязана творцом извне. См. трава в романе Хайнлайна «Чужак в чужой стране». . .
    • Что Аристотель понимает под разумом (логосом)? Ясно, что это то, что отличает человека от животных, а именно способность делать общие суждения и узнавать отвлеченные истины (ср.Метафизика I.1-2). Мог ли быть и гераклитов подтекст, т. е. мог ли логос быть в каком-то смысле упорядочивающим принципом космоса?
  • Намек на то, что ответ «да», появляется в главе 8. Там Аристотель утверждает, что приведенное выше объяснение подтверждается популярными мнениями о счастье, поскольку все характеристики, которые человек ищет в счастье, включены в наше определение (1098b22). . Например, люди обычно думают, что счастье связано с некоторой степенью добродетели.Определение Аристотеля согласуется, но идет дальше, говоря, что счастье — это деятельность в соответствии с добродетелью. Он также согласен с тем, что некоторые внешние блага необходимы для счастья не сами по себе, а потому, что без них нельзя совершать некоторые благородные и великодушные поступки.
  • Самое важное, что Аристотель делает в этой главе, касается удовольствия. Аристотель соглашается с общепринятым мнением, что счастье связано с удовольствием. В самом деле, он думает, что деятельность души в соответствии с добродетелью приятнее, чем всякая другая жизнь.Во всех других жизнях приятные действия противоречат друг другу, потому что они неприятны по своей природе (1099a11). Напротив, действия, соответствующие добродетели, естественно приятны. . . [и] жизнь таких людей [т. е. тех, кто добродетелен и любит благородное] больше не нуждается в удовольствии как в дополнительном влечении, но содержит в себе удовольствие (1099a14-17).
  • Говоря, что добродетельные поступки приятны по своей природе, Аристотель имеет в виду, что они приятны по своей сути, даже если, учитывая состояние характера, человек может ими не наслаждаться! (См.его утверждение, что первые принципы внутренне познаваемы, хотя, учитывая наше нынешнее невежество, мы находим их трудными для понимания.) Роль природы здесь решающая. Приобретение добродетели приводит человека в соответствие с человеческой природой, т. е. исполняет его телос. Таким образом, это приводит человека к нахождению удовольствия в действиях, которые уже по своей природе внутренне приятны.
  • Вот почему логос в главе 7 означает больше, чем просто разум. Это также внутренний, рациональный порядок космоса вообще и человеческой природы в частности.

Эта страница © Copyright 1998, Dr. David Bradshaw.
Вернуться на домашнюю страницу Philo 260

Какова цель человека? | Медвежий рынок

Эллен Мартин – Период 1

Какова функция человека? Это счастье или хорошая работа или хорошая жизнь? Согласно Аристотелю Никомахова этика , функция человека состоит в том, чтобы «упражнять свои жизненные способности [или душу] с одной стороны в послушании разуму, а с другой стороны — с разумом.Аристотель говорит, что функция любого человека состоит в том, чтобы быть лучшим, каким он может быть, и использовать свои дары в меру своих способностей. А также использовать их дары во благо. Согласно Аристотелю, функция человека состоит в том, чтобы иметь разум в мире и вести осмысленную жизнь, но не у всех одна и та же функция.

Функция человека различна для разных людей. Например, если кто-то врач, то его функция будет заключаться в том, чтобы помогать спасать жизни и способствовать благополучию людей. У всех разные функции, потому что если бы у всех была одна и та же функция, то общество и жизнь не были бы интересны, потому что все было бы одинаково. Обществу нужны разные типы людей, чтобы продолжать быть веселым и интересным. Аристотель также говорит, что «а где есть цель за пределами действия, там результат лучше, чем действие способности». [1] Он говорит, что в каждом действии есть конечный результат. Этот результат связан с функцией человека, потому что независимо от того, какое действие совершает человек, оно всегда имеет конечный результат, влияющий на других людей и на них самих. Например, Аристотель утверждает в «Никомаховой этике» , что «здоровье — это цель медицины, кораблестроения, победы военного искусства и богатства экономики.Он описывает, как у разных профессий разные цели, и это касается того, что у всех разные цели в жизни. Согласно веб-сайту «Смысл жизни», «люди, очевидно, существуют, потому что они проявляют себя другим людям». [2] Этот веб-сайт говорит о том, что цель человека — существовать с другими людьми, а без других людей жизнь была бы бессмысленной. Людям нужны другие люди, чтобы жить, вести осмысленную жизнь и иметь цель. Человеческая функция не одинакова для всех, потому что это сделало бы жизнь скучной.

Общая функция человека, по Аристотелю, состоит в том, что у каждого есть свои дары, и он должен использовать их во благо и помогать миру. Кроме того, у всех разные функции, потому что если бы у всех была одна и та же функция, то жизнь и общество были бы скучными. Наконец, людям нужны другие люди, чтобы выжить в обществе, потому что люди помогают друг другу стать теми, кем они собираются стать. Функция человека в жизни — не только счастье, но и помощь другим людям, поиск своих сильных и слабых сторон.

Изображение [3]

[1] Аристотель. Никомахова этика . Н.п.: н.п., н.д. Распечатать.

[2] Реквадт, Вальтер. «Человеческое существование и смысл жизни». Смысл жизни: исследование цели человеческого существования. По состоянию на 1 мая 2017 г. http://www.rationality.net/meaning.htm.

[3] «Люди помогают людям клипарт». КлипартФест. По состоянию на 2 мая 2017 г.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Related Posts