Радикальные буддисты: Шри-Ланка: радикальные буддисты напали на мечеть

Содержание

«Существует ли радикальные буддисты? И если да, то почему о них ничего не слышно?» — Яндекс Кью

Как вражда радикальных буддистов и мусульман ударила по христианам Шри-Ланки

Международные исламистские группировки расширяют географию действий. Для них сегодня очень важно показать, что джихад не проигран в Сирии и борьба продолжается в новых местах. Противостояние радикальных буддистов и мусульман помогло перенести его на Шри-Ланку

Коломбо спокоен, хотя в городе и чувствуется напряжение. На улицах видны вооруженные патрули, исчезнувшие десять лет назад после окончания многолетней гражданской войны с тамилами на севере острова. Все спешат по своим делам, только ночью, когда действует комендантский час, все пустеет. И еще у взорванных христианских церквей стоят люди – и скорбящие, и просто любопытные.

21 апреля в стране произошел самый кровавый теракт в ее и без того богатой на теракты истории. Сначала около 8:30 утра прогремели шесть взрывов: в церкви Св. Антония в Коломбо, в церкви Св. Себастьяна в Негомбо, что в 30 километрах севернее Коломбо, третий – в церкви в городе Баттикалоа на востоке острова. Примерно в это же время взорвались самодельные бомбы в отелях Shangri-La, Cinnamon Grand и Kingsbury. Седьмой и восьмой случились позже в Коломбо у городского зоопарка и в одном из районов. В церквях в это время шли пасхальные службы. Общее число погибших составило не менее 359 человек, 520 ранены. Атаки совершила группа из восьми террористов-смертников.

Сегодня главные вопросы во всех СМИ: был ли это ответ на теракт против мечетей в новозеландском Крайстчерче? И если да, почему ответили на далеком Цейлоне?

Власти острова считают, что за взрывами стоят местные боевики из группировок «Джамаат ат-Таухид аль-Ватания» и «Джамиату аль-Миллату Ибрагим», которые, однако, могут иметь связи с коллегами за рубежом. О самих этих группировках пока известно крайне мало. При этом в Коломбо полагают, что теракты готовились заранее, еще до терактов в Новой Зеландии.

Запоздалое предупреждение

«Планирование [взрывов в Шри-Ланке] произошло до Крайстчерча», – сказал в телеинтервью премьер-министр Ранил Викрамасингхе. Для властей тем временем не менее главный вопрос, насколько серьезно пострадает важнейшая для Цейлона туристическая отрасль. Туристы уезжают, а правительства многих стран призвали своих граждан не посещать Шри-Ланку. «Мы вернемся на сцену. Мы не первые. Через это прошел Египет, через это прошел Бали. Это плохо для экономики, но туризм восстановится», – уверен Викрамасингхе.

Он также признал, что ланкийские спецслужбы не уделили внимания предупреждениям из-за рубежа. Оказалось, что спецслужбы Индии по меньшей мере трижды сообщали ланкийским коллегам, что исламисты готовят теракты. Как сообщили прессе источники в спецслужбах, первый раз предупреждение было передано еще 4 апреля, второе – за сутки до атаки, а третье – за несколько часов. Якобы индийцы указали, что будут атакованы церкви и даже где.

Почему эти сигналы не были восприняты всерьез, сказать трудно. Сейчас ланкийские власти ведут подробный разбор, кто виноват и почему. Президент Майтрипала Сирисена, однако, пообещал кадровое жертвоприношение: он заявил, что сменит руководство силовых ведомств, полиции, вооруженных сил и спецслужб.

Поменять руководство спецслужб можно, но на самом деле это «индийское предупреждение» уже было запоздалым: проблема появилась гораздо раньше, и на нее тоже не обращали внимания. И уже не один год.

Тридцать лет главными террористами в этом островном государстве считались боевики группировки «Тигры освобождения Тамил-Илама» (ТОТИ). С середины 1970-х годов они выступали за создание независимого тамильского государства на Цейлоне. В середине 1980-х на острове началась настоящая гражданская война. ТОТИ смогли взять под контроль большой кусок территории на севере и востоке Цейлона и на много лет организовали там непризнанное государство со своей полицией, судами, школами, банком и вооруженными силами.

Интересно, что все это время Шри-Ланка оставалась популярным туристическим направлением – на пляжи юга и юго-запада острова приезжали со всего мира, многие отдыхающие даже не подозревали, что в стране идет гражданская война. Боевики, совершившие немало терактов, в том числе и в крупнейших городах, на иностранцев специально не нападали и старались турбизнесу не навредить (многие отели и туристические компании были созданы при участии тамильского капитала). «Такая странная война», – отмечала азиатская пресса.

Конфликт кончился, когда в 2008 году армия начала решительное наступление на позиции ТОТИ, в мае 2009 года последний оплот сепаратистов Муллаитиву пал, вскоре был убит лидер и главный идеолог боевиков Прабхакаран. В Коломбо объявили об окончании гражданской войны.

Все это время конфликт представлялся как столкновение тамильских сепаратистов, выступающих против сингальского большинства населения острова. Проблема, как это часто бывает на Востоке, имела и религиозную окраску: большинство населения острова, сингалы, – буддисты; тамилы – индусы. Но все это время рядом жила мусульманская община, и совсем не маленькая – около 9% почти 22-миллионного населения.

Сегодня уже мало кто и на Шри-Ланке помнит, что в начале противостояния властей и боевиков ТОТИ на стороне последних выступали и мусульмане. Но это было недолго, а потом все изменилось. Как изменилась и мусульманская община острова.

Цейлон и ислам

Ислам появился на Цейлоне еще в VII веке, вместе с арабскими купцами, которые тогда были фактически монополистами в Индийском океане. В ислам переходили и представители других религий, в том числе индусы-тамилы. Появившиеся в XVI веке португальцы начали притеснять «цейлонских мавров», и те массово переселялись на восток и в глубь острова. Правда, при британцах, сменивших португальцев, «мавры» активно занимались знакомым делом – торговлей.

Многие из «мавров», или, как их здесь называют, ларакалла, говорят на тамильском языке, поэтому в 1970-е они стали поддерживать тамильских боевиков. Однако быстро выяснилось, что ТОТИ отнюдь не склонны к религиозной толерантности. Многие мусульмане изгонялись с подконтрольных боевикам территорий, часть изгнанных семей только после окончания гражданской войны вернулись в свои дома. Кроме того, боевики обложили мусульман налогом «на наше общее дело», ТОТИ открыто занимались рэкетом на подконтрольных территориях.

Тогда же, как считается, в исламской среде и стали появляться группировки, члены которых полагали, что нужно защищать интересы мусульман силой.

«Как считается», потому что власти в это время радикальными мусульманскими течениями на острове не занимались. Страна, некогда жившая в условиях строгих мер безопасности, расслабилась – по окончании войны исчезли патрули на дорогах, на улицах городов, строгий контроль в аэропортах.

«В Коломбо думали, что у них только один враг и они его победили. Но оказалось, что это не так, – объяснил мне местный эксперт. – Это было состояние победной расслабленности».

Кулак и меч

Мусульмане тем временем чувствовали себя исключенными из мирного процесса на острове. Они полагали, что центральные власти просто не обращают внимание на них и их проблемы. Тем временем этих самых проблем добавили радикальные буддисты. Такие группировки, как появившаяся в 2012 году «Боду Бала Сена» («Сила буддийской власти», или просто «Буддийская сила»), на волне победы в войне с ТОТИ принялись решительно утверждать эту самую «буддийскую силу».

Ее идеология проста и знакома по националистическим мифам всего мира: Шри-Ланка – это Дхаммадвипа (Остров буддийского учения), Будда завещал нам хранить и поддерживать буддизм. А мусульмане намеренно рожают много детей, обращают всех в мусульманство и навязывают чуждую культуру… и еще, конечно, они ненавидят буддизм!

Еще несколько лет назад один студент на Шри-Ланке говорил мне: «Мусульмане у нас – это как у вас евреи! Они при колонизаторах делали бизнес и теперь богатеют на нашей земле!» И был крайне удивлен, что я не разделяю его возмущения.

Мусульманская молодежь при этом была готова давать отпор. И вовсе не оставалась в долгу – известны случаи осквернения буддийских памятников как «ложных идолов». Словом, не стоит удивляться, что вскоре на острове начались столкновения мусульман и с сингалами, и с тамилами, поначалу, впрочем, носившие бытовой характер. Но в 2014 году на юго-западе острова начались мусульманские погромы, они повторились в 2018 году в центре и на востоке страны.

Власти при этом старались не замечать проблем. А представители мусульманской общины решительно отрицали, что в их среде есть радикальные группировки.

Постепенно все изменилось. Лозунг «На их кулак у нас есть исламский меч!» становился все популярнее среди молодых мусульман. В это время начинается и раскол в исламской среде, и понятно почему. Распространение получают идеи «настоящего ислама» и «Исламского государства» (группировка, запрещенная в РФ). На острове стали появляться отделения пакистанской «Джамаат-е Ислами», индийской «Джамаат Таблиг» (запрещена в РФ). А вскоре и свои группы, такие как ставшая печально известной «Джамаат ат-Таухид аль-Ватания».

Точка на карте

«Раньше Шри-Ланка была точкой на мировой карте. Теперь это точка на карте исламистов», – считает известный индийский эксперт Нандан Унникришнан.

В 2010-е годы с фронтов ИГ стала приходить информация, что там воюют и боевики из курортной Шри-Ланки. А сам Цейлон начал использоваться как транзитная точка для переправки на Ближний Восток «молодых борцов» из других стран, например с Мальдивских островов (в этом курортном месте ислам тоже радикализируется).

А в 2015 году сенсацией в Шри-Ланке стало известие, что в Сирии погиб первый боевик-ланкиец. Как сообщило аффилированное с исламистами издание Dabiq, некий Мохаммед Мухсин Шарфаз Нилам, известный так же как ас-Силани (Цейлонец) «пал смертью героя» при бомбежке союзной авиации в Сирии.

В ланкийских социальных сетях давно появились группы, которые призывают мусульман с Острова Будды присоединяться к «Воинам Сирии». Например, в местных СМИ упоминается группа «Мусульмане Цейлона в Сирии» и цитируются их призывы: «О, люди Шри-Ланки, мы, мусульмане Сирии, происходящие с Цейлона, призываем вас бросить коррумпированные страны, которые порабощают людей, чтобы искать свободу и справедливость ислама».

Международные исламистские группировки расширяют географию действий. Для них сегодня очень важно показать, что джихад не проигран в Сирии и борьба продолжается на новых «точках на карте». Никто не мог и предположить, что на территории Шри-Ланки произойдет подобное.

Власти Цейлона опасаются, что на острове вновь начнутся теракты. И можно отметить, что на этот раз это будут не «странные теракты» времен войны с тамильскими сепаратистами, от которых не страдала туристическая инфраструктура: иностранцы, особенно из стран Запада, привлекательная цель для этих новых борцов. Пока трудно сказать, удастся ли исламистам вернуть Шри-Ланку ко временам гражданского конфликта. Но очевидно, что из состояния «победной расслабленности» эту страну уже вывели.

следующего автора:

Евгений Пахомов

Фонд Карнеги за Международный Мир и Московский Центр Карнеги как организация не выступают с общей позицией по общественно-политическим вопросам. В публикации отражены личные взгляды авторов, которые не должны рассматриваться как точка зрения Фонда Карнеги за Международный Мир.

Буддистский экстремизм: познакомьтесь с агрессивными последователями религии, широко известной своим пацифизмом Мусульманское меньшинство рохинджа.

Ключевые пункты:

Буддизм часто изображают как мирную религию, но злоупотребляют им в «политических целях»
Воинствующий буддийский национализм на подъеме как в Мьянме, так и на Шри-Ланке
Мусульман часто называют козлами отпущения, а монахи часто дергают за ниточки

Вирату, печально известный буддийский монах-националист, был подвергнут санкциям в марте 2017 года за разжигание религиозной ненависти, демонизировавшее мусульман-рохинджа.

А в прошлые выходные его риторика продемонстрировала, что — по крайней мере, в его сознании — мало что изменилось.

Пока демонстранты с военными флагами несли портреты старшего генерала Мин Аунг Хлаинга, Вирату раскритиковал Организацию Объединенных Наций, заявив, что день, когда власти Мьянмы предстанут перед Международным уголовным судом, «это день, когда Вирату держит в руках пистолет».

В прошлом месяце суд начал предварительное расследование предполагаемого насилия со стороны государства в отношении рохинджа, включая сексуальное насилие, убийства и насильственные исчезновения.

Приблизительно 700 000 рохинджа бежали через границу в Бангладеш в период с сентября по декабрь прошлого года, оставив жизнь, построенную поколениями в погоне за безопасностью.

«Не лгите миру, говоря, что бенгальцы — рохинджа, потому что вы хотите продвигать исламизацию в Мьянме», — сказал Вирату, согласно сообщению местного новостного журнала Frontier Myanmar.

«Не разрушайте нашу страну, создавая фальшивую этническую группу. »

Ислам, буддизм и искаженное восприятие экстремизма

Дома рохинджа были сожжены дотла в результате волны насилия в прошлом году, как показано на этом скриншоте из видео. (AP)

Бедственное положение рохинджа вызвало всеобщее осуждение, но меньше внимания уделяется исламофобии, ставшей причиной их исхода.

Наблюдатели говорят, что существует разрыв в восприятии, когда речь заходит о религиозном экстремизме: мусульман регулярно несправедливо называют террористами, а буддистов обычно изображают и понимают как пацифистов.

«Проблема в том, что слишком многие жители Запада не понимают, что буддизм, как и любую другую религию, можно использовать в политических целях», — заявил ABC Фил Робертсон, заместитель директора Хьюман Райтс Вотч по Азии.

Около 900 000 рохинджа в настоящее время живут в лагерях беженцев в Бангладеш, большинство из которых бежали в прошлом году. (AP: Manish Swarup)

Буддийский национализм становится все более заметным в Мьянме с тех пор, как страна начала открываться в 2011 году, а растущая напряженность спровоцировала бушующее межобщинное насилие в штате Ракхайн.

«Мусульмане стали козлами отпущения из-за опасений буддистов по поводу политического перехода», — сказала Мелисса Крауч, старший преподаватель права и религии в Университете Нового Южного Уэльса.

Военные генералы Мьянмы отомстили после того, как повстанцы рохинджа напали на пограничную полицию, убив 12 человек, приступив к тому, что Организация Объединенных Наций назвала «хрестоматийным примером этнической чистки» с «намерением геноцида».

Военных также обвиняют в использовании социальных сетей для разжигания напряженности между буддистами и мусульманами, а также в организации перед насилием изощренной антимусульманской кампании в Facebook. 900:03 Дети и беженцы рохинджа протестуют против планов правительства репатриировать их в Мьянму, куда многие боятся возвращаться. (AP: Manish Swarup)

Доктор Крауч сказал, что военная хунта, правившая страной почти пять десятилетий, укрепила идею о том, что бирманские буддисты «выше».

«Известно, что сами вооруженные силы представляют собой преимущественно бирманскую буддистскую организацию, — сказала она.

«Это одна из многих причин, по которым различные этнические и религиозные группы не доверяют военным.»

И рост буддийского экстремизма за счет мусульман не ограничивается Мьянмой.

‘Проблема, с которой правительства должны столкнуться лицом к лицу’

Солдаты Шри-Ланки убирают обломки разрушенного вандализмом здания в Канди после того, как толпы буддистов прокатились по городу. (AP: Pradeep Pathiran)

Шри-Ланка также пережила вспышку межобщинного насилия в марте этого года, когда сингальские толпы пронеслись по Канди и другим городам, сжигая мечети и нападая на мусульманские предприятия.

Это произошло после смерти буддийского водителя грузовика через несколько дней после того, как он был вовлечен в ссору с четырьмя мусульманами.

Что такое «терроризм»?

Слово «терроризм» используется и злоупотребляется во всем мире в политических целях. Итак, кто определяет группы, которые входят в список террористов Австралии?

Подробнее

Насилие побудило правительство объявить чрезвычайное положение и временно заблокировать сайты социальных сетей, которые оно обвинило в разжигании столкновений.

И в Мьянме, и в Шри-Ланке проживает большинство буддистов — около 90 процентов и 75 процентов населения соответственно — со значительным мусульманским меньшинством.

И, как и в Мьянме, многие буддисты Шри-Ланки считают, что их статусу угрожают приверженцы противоположной религии.

Андреас Йоханссон, директор Шведской сети исследований Южной Азии, сказал, что антимусульманские настроения отражают настроения на Западе после 11 сентября.

«Некоторые дискурсы против мусульман в Шри-Ланке почти идентичны дискурсам в Европе», — сказал он.

Президент Шри-Ланки объявил чрезвычайное положение на фоне опасений распространения антимусульманских нападений в некоторых частях страны. (AP: Pradeep Pathiran)

Тем временем радикальные монахи, поддерживающие насилие в отношении мусульман, стали огромной проблемой в двух странах, для решения которой правительства мало что сделали, по словам г-на Робертсона.

«Эти правительства должны безотлагательно принять решительные меры против буддистов, которые поддерживают и подстрекают к насилию, признавая, что бездействие означает распространение ненависти и ухудшение ситуации», — сказал он.

«Это проблема, с которой правительства должны встретиться лицом к лицу, прежде чем ситуация выйдет из-под контроля.»

Эта история была получена на Семинаре для старших журналистов Восточно-Западного центра 2018 года.

Радикальный буддизм

Буддизм приходит на Запад в виде обширного свода учений, и мы, получающие его, часто поражаемся его изобилию, сложности и тонкости. Где центр, на чем мы должны сосредоточиться? Или есть реальная вещь вообще, чтобы быть задержанным? История показывает, что буддизм может и будет приспосабливаться к новым культурам и будет процветать в соответствии с проницательностью и энергией своих новых приверженцев. Сейчас на Западе наша проницательность и энергия подвергаются испытанию, чтобы понять «истинную вещь», которой живет эта религия, — ее радикализм.

Будды лишь указывают путь, и путь, который они указывают, является трудным путем через совершенство нравственности, концентрации и мудрости к свободе от страдания, называемой Ниббаной. Это способ действия. Путь бесполезен без желания следовать по нему, и одни только благие намерения бесполезны. Чтобы совершить путешествие, необходимо полностью вырвать корни ментального загрязнения; старые иллюзии, которыми мы живем, должны быть разрушены; ум должен искать свет. Это радикальный путь, потому что Будда предписывает нам отказаться от того, что было раньше, отказаться от того, что позади, и отказаться от того, что находится между ними. Тогда и только тогда колесо рождения и смерти собьется со своей оси.

Те из нас на пресыщенном и отчаявшемся Западе, кто слышит резонанс истины в учении Будды, должны услышать также и этот призыв к действию, к началу внутреннего бунта против нашей древней лени и глупости. Тем не менее, чем больше мы размышляем, тем больше осознаем грандиозность задачи, и понятная реакция состоит в том, чтобы приступить к переопределению того, что именно должно быть сделано, и того, насколько благоразумно было бы броситься в действие. Опасность здесь — столь типичная для нашего удобного и соблазнительного общества — состоит в том, чтобы забыть радикальный императив страдания и попытаться превратить буддизм в ручную смесь банальностей, подходящую для приятного созерцания, — восхваляя его, чтобы избежать его практики. Действительно, буддизм рационален, терпелив, глубок в мудрости, но должны ли мы тогда просто греться в его отраженном свете?

Самоуспокоенность — это смерть. Если по привычке и робости западные буддисты превращают свою религию в музейный экспонат или, что еще хуже, в хобби, они теряют суть. Достаточно легко согласиться на нетребовательный статус-кво, толику спокойствия, приятное ощущение гармоничной жизни, и достаточно легко отложить или забыть любые попытки разорвать оковы старых заблуждений, полагая, что не нужно напрягаться, когда дорога, вероятно, будет длинной. Но слишком много приспосабливаясь к личной или общественной целесообразности, мы обесцениваем наши идеалы и все дальше уходим от тревожащих последствий Благородной Истины Страдания. Мы можем даже принять буддийское видение каммы как указание на то, что «все так, как должно быть». Но все , а не , как должно быть. На самом деле все плачевно. Если мы самодовольны, мы ослепляем себя, а в слепоте нет безопасности.

В радикальном воззрении Будды Самсара — это не космическая карусель, а ужасный джаггернаут рождения и смерти, тянущий существ через бесконечные циклы горя. «Освободитесь!» говорит Будда. Все жизни и события — вариации на тему страдания. Все лишено субстанции, стойкости, постоянства — просто паутина пустоты, пустота за пустотой. «Я», на защиту и взращивание которого все тратят столько времени, — чистая выдумка. Отбросьте это, говорит Будда. Мир не будет подчиняться нашим желаниям, и предполагать иначе — глупо; ученик должен перестать цепляться за него и идти по пути к концу страдания. Корень проблемы — страстное желание, а радикальное решение — уничтожение страстного желания с помощью мудрости.

Трезвые истины, которым учил Будда, если смотреть прямо на них, ставят перед нами проблемы и выбор. Должны ли мы предположить, что каждый буддист должен хрюкать в пещере, пробиваясь потом на пути к просветлению? Это радикальный вывод? На самом деле, дилемма не так страшна. Будда учил постепенно, в соответствии со способностью его слушателей понимать и практиковать. Каждый человек должен посвятить себя учению, насколько он в состоянии. Цель в конечном счете одинакова для всех, хотя продвижение по пути зависит от человека. Дхамма Будды приведет нас к безопасности Ниббаны, а также поддержит нас на этом пути. Важно всегда помнить, где мы находимся и куда движемся.

Радикализм Будды, вероятно, для западных людей понять не труднее, чем для кого-либо еще, однако сейчас мы особенно озабочены им, потому что учение только сейчас внедряется в нашу культуру, и его будущее направление неясно. Это критическое время для религии. Нельзя пренебрегать фундаментальными учениями, иначе мы будем носить нашу религию, как теплые тапочки, и погрузиться в посредственность. Правильно понятые, Благородные Истины вызывают глубокое беспокойство. Они заставляют нас действовать, следовать идеалу освобождения, каким бы трудным ни казался путь. Буддизм действительно идет против течения мира и требует от ученика необыкновенной силы. Насколько хорошо мы реагируем, зависит от индивидуального выбора и способностей, но важнее всего признание того, что требуется ответ, что путь действительно существует и что цель может быть достигнуто .

Понимая основные учения, западные буддисты должны с осторожностью относиться к тенденциям превращать буддизм в инструмент светской реформы, философскую площадку или эзотерическое хобби. Прежде всего есть страдание и путь к прекращению страдания. Нет безопасности в чудачестве, самодовольстве или навязчивом интеллектуализме, жаждущем истины, но съедающем меню вместо обеда.

Чтобы достичь истины, чтобы достичь освобождения, нам говорят отказаться от того, что было раньше, отказаться от того, что позади, и отказаться от того, что находится между ними. Суть буддизма в том, чтобы отпустить все, перестать отчаянно цепляться за преходящие, горестные, пустые явления. Ученик, который следует этому умопомрачительному совету, может обнаружить, что дно этого выдуманного мира падает. Быть по сему! Так начинается путешествие.

Хотя это редко выражается так многословно, сокровенное убеждение всех людей заключается в том, что счастье заключается в удовлетворении наших желаний. Все наши действия обычно основываются на этом, казалось бы, самоочевидном факте. Мы посвящены получению объектов нашего желания; мы считаем своим правом, своим долгом и даже нашим наивысшим стремлением получить то, что мы хотим, получить то, что, по нашему мнению, принесет нам наслаждение, удовлетворение или «наполнение». Мы привыкли спрашивать друг друга: «Чего ты хочешь от жизни?» веря, что если мы сможем остановиться на каком-то ясном видении счастья и следовать ему, то все будет хорошо.

К сожалению, опыт имеет свойство опровергать наши теории. Те разнообразные объекты, к которым мы стремимся, трудно уловить; будучи пойманными, они доставляют меньше удовольствия, чем ожидалось; когда их держат, они разлагаются и причиняют нам горе. Затем мы вынуждены обратиться за облегчением к другим соблазнам и тем самым возобновить цикл. Каким-то образом мы верим, что если только этот поиск удовлетворения ведется правильно, если только выбраны правильные объекты, если только мы можем добавить немного удачи к нашим усилиям, то мы, безусловно, сможем достичь того постоянного счастья, которое сейчас ускользает от нас. Сильно побитые судьбой, мы упрямо говорим себе: «Да, это стоит всех страданий» и обращаем опухшие глаза на новые удовольствия.

Но стоит ли это всех мучений? Представьте себе сочного червя, качающегося прямо у поверхности пруда и привлекающего внимание голодной рыбы. В мгновение ока рыба проглатывает червя только для того, чтобы обнаружить спрятанный крючок, шип, который вонзается в ее внутренности и вызывает у нее ужас, страдания и, в конечном счете, смерть. Червь привлекателен, но рыбе он доставляет мало удовольствия. Такова природа чувственных удовольствий. Те объекты глаз, ушей, носа, языка, тела и ума, которые мы находим столь привлекательными, скорее принесут нам несчастье, чем счастье, и удивительная истина состоит в том, что виноват не столько наш выбор объектов, сколько наш выбор объектов. но в первую очередь сам акт выбора, поскольку все явления этого мира в действительности порочны, связаны со страданием и ненадежны.

Согласно Будде, истинное счастье нельзя найти в обманчивых чувственных удовольствиях мира — ни в вине, ни в богатстве, ни в розах. Как бы мы ни старались, мы никогда не сможем достичь безопасности, пока упорствуем в ложных представлениях о желанности того или иного чувственного объекта. Без ясного понимания природы явлений наш поиск обречен с самого начала. Наша первая задача должна заключаться в том, чтобы признать тот факт, что вселенная существует не для нашего развлечения и что те удовольствия, которые мы обычно получаем от нее, ложны, непостоянны и недостойны нашего интереса. Хотя Будда не отрицает существования наслаждения в мире, он указывает, что все мирские наслаждения связаны со страданием, неотделимы от страдания и непременно уступят место страданию. Поэтому, принимая приятное, мы не можем не принять неприятное. Наша жажда мешает нам осознать эти факты, постоянно проецируя на мир ложную видимость, убеждая нас в том, что соблазнительные объекты вокруг нас действительно могут быть захвачены и выжаты из некой удовлетворяющей сущности. Без вмешательства мудрости жажда будет заставлять нас бежать от одного разочарования к другому. Хотя мы много раз попадались на приманку чувственных удовольствий и страдали от неизбежного натяжения крючка, каждый новый червяк, извивающийся в воде, возбуждает беспечного человека.

Будда учит, что выход из ужасного союза удовольствия и боли состоит не в том, чтобы безнадежно пытаться разделить их на части, а в том, чтобы беспристрастно смотреть на всю загрязненную массу. Все явления обладают одними и теми же характеристиками непостоянства, неудовлетворительности и нематериальности, поэтому бесполезно выделять одни объекты для симпатии, а другие для отвращения. Весь склад ума, который видит вещи с точки зрения симпатии и отвращения, должен быть оставлен в пользу отстраненного наблюдения, называемого «внимательностью». Понятно, что если приманка скрывает крючок, мы делаем все возможное, чтобы обуздать свой аппетит.

Отказ от привязанности к чувственным удовольствиям является логическим применением Четырех Благородных Истин, однако даже среди тех, кто разделяет учения Будды, можно обнаружить глубоко укоренившееся нежелание переходить от теории к практике. Власть, которой жажда держится над нашим разумом, настолько цепкая, что мы склонны балансировать между истиной и иллюзией, надеясь жить в обоих с какой-то быстрой философской работой. Например, не можем ли мы предположить, что чувственные удовольствия сами по себе не вредны и поэтому ими можно наслаждаться в умеренных количествах? Мы можем предложить это, но мы склонны оправдывать таким образом любое стремление, которое приходит нам в голову. Пока человек считает любой опыт личным или желательным, он остается погрязшим в невежестве. В уме возникают приятные, неприятные и нейтральные чувства; они приходят и уходят; их следует наблюдать, а не искать, потому что именно такие поиски или жажда поддерживают круговорот страдания. Другое распространенное мнение состоит в том, что буддизм можно использовать для украшения жизни, заставляя человека больше ценить «гармонию» вселенной. Это неверно по двум причинам. Будда не стремился придать вещам приятный, утешительный вид, но научить человека абсолютной бесполезности обусловленного существования, подчиненного страданию. Кроме того, единственная «гармония», различимая здесь и сейчас, — это неумолимый и безличный закон причины и следствия, а не излюбленное поэтами блаженное единство.

Третье ошибочное представление состоит в том, что чувственные удовольствия можно преследовать на полной скорости, если они являются частью достойных усилий и достойных целей. Это корыстная рационализация. В то время как мирские устремления могут быть вполне благотворными в замысле, до тех пор, пока они служат скрытым средством для страстного желания, они ошибочны. Для правильного развития прозрения нужно избавиться от идеи эго или «я», которое наслаждается, обладает и присваивает. Благородный человек свободен как от эго, так и от мира. Он действует на благо себя и других, не думая о награде или удовольствии. Он равнодушен к результатам; его не колеблют ни приятное, ни неприятное.

Принимая во внимание приманку и опасность чувственных удовольствий, несложно заметить, что большинство из нас в конечном счете будет защищать свои потворства не логике, а слепому побуждению: «Я хочу». Какой вред, рассуждаем мы, может быть в маленьком невинном удовольствии? Уточню: вред заключается не в ощущении , а в заблуждающемся уме , который привязывается к ощущению и навязчиво цепляется за него. Прилежному буддисту надлежит выйти за пределы самой идеи симпатии и антипатии, отложить ее в сторону, перестать развлекаться с ней, чтобы продвинуться к плодотворным полям прямого прозрения.

Предположим, что мы осознаем опасность наживки и согласны с тем, что беспокойный, жаждущий ум является источником страдания. Что нам с этим делать? Часто мы жалуемся: «Я ничего не могу с собой поделать! Я знаю, что это опасно, но ничего не могу поделать». Всякий, кто пытался противостоять своему ненасытному аппетиту к удовольствиям, развлечениям или удовольствиям, знает это чувство беспомощности. Ум, давно привыкший к цеплянию, не разубедить простыми рациональными доводами; оно идет своим путем, пережевывая один опыт за другим в безнадежном поиске счастья. Так что же делать? Проблема здесь, как это часто бывает, в самообмане. Хотя мы можем сказать, что понимаем опасность чувственной одержимости и преимущества сдержанности, наша слабость показывает, что на самом деле это не так. Мудрость просто несовместима с осквернением. Пока мы готовы идти на компромисс со своими навязчивыми идеями, мы не до конца поняли учение Будды о природе реальности. Мы можем осознать интеллектуально, что страстное желание и цепляние ведут к страданию, но мы не достигли прямого переживания истины. Многое еще предстоит сделать: мы не можем просто опустить руки и сослаться на слабость.

Если мы действительно осознаем опасность поддаться крюку с наживкой, мы должны сопротивляться его соблазнам. Однако Будда не рекомендует упрямого стоического самоотречения. Ученик должен подходить к проблеме разумно. Избавление от страдания зависит не от уничтожения или отрицания чувственных удовольствий, а от видения их такими, какие они есть, посредством систематической практики внимательности. В обычной жизни мы, как правило, слишком поглощены приобретениями и потерями, чтобы уделять достаточное внимание элементам и динамике или процессу. Нас несут эти древние волны только по навязчивой привычке. Чтобы остановить нашу стремительную карьеру, необходимо развивать и применять осознанность, взращивать скрупулезное внимание даже к самым обыденным привычкам и желаниям. Устойчивая осознанность, усиленная в медитации, показывает, что ум представляет собой непрекращающийся поток мыслей, чувств, восприятий и умственных впечатлений, никогда не останавливающийся ни на мгновение, никогда не достаточно стабильный, чтобы считаться существенным или продолжительным. То, что мы условно называем «внешним» миром, также представляет собой размытие мимолетных явлений, изменяющихся с невероятной скоростью, возникающих и исчезающих без видимого начала и конца. Где же тогда объект, который действительно желателен? Ушел! Потерял для просмотра в одно мгновение. Где тот, кто желает? Ушел! Мысль сменяет мысль, следствие сменяет причину в куче пустой пены, а желающего «я» нигде не найти. Внимательность различает эти истины напрямую, исследуя и разрушая опыт, пока «постоянное» не будет понято как непостоянное, пока «приятное» не будет понято как неудовлетворительное, пока «я» не будет понято как пустое и нереальное.

Как и все истины, которым учил Будда, эти три характеристики существования должны быть реализованы через прямое прозрение, а не только через размышления интеллекта. Практика внимательности может привести нас к такому прозрению, если мы будем выполнять задачу с терпением и беспристрастностью. Тот, кто упивается жаждой, будет продолжать метаться между неправильно понятым страданием и воображаемым удовольствием, но тот, кто распознает опасность, будет избегать наживки и искать голые факты реальности под ослепительным волшебным зрелищем чувств.

Избегая наживки на крючок чувственных удовольствий, мы не лишаем жизнь всех ее радостей, как это иногда утверждают. Наоборот, мы отказываемся от ложного удовлетворения и приближаемся к истинному счастью, рожденному свободой. Мы принимаем мирские удовольствия в меру, не забывая о них. Мудрый ученик не пребывает в унынии и не пытается увидеть плохую сторону каждого опыта. Если это приятно, он отмечает это как приятное; если оно неприятно, он отмечает это как неприятное; если она нейтральна, он отмечает ее как нейтральную. Какой бы ни была ее внешность, он смотрит на нее внимательно и не цепляется за нее. Он наслаждается жизнью просто так, как он ее находит. Поступая таким образом, он избегает опасности крючка и лески и свободно плывет к концу страданий.

Снова и снова Будда увещевает своих последователей быть внимательными, потому что мир горит жадностью, ненавистью и заблуждением. Свободу можно завоевать, но не беспечным, безрассудным человеком. Тот, кто достигнет свободы, будет тем, у кого есть внимательность, энергия и мужество, чтобы увидеть язву в розе.

Налет доверчивости и слабого оптимизма прикрывает темные заботы нашей жизни. В эпоху, повсеместно отмеченную признаками духовного упадка, мы каким-то образом остаемся всегда очарованными новыми игрушками, всегда восприимчивыми к последней галиматье шумных шарлатанов и всегда готовыми отказаться от настоящего момента ради приманки следующего. Пусть ходят слухи, что в чьей-то книге, терапии или религии промелькнуло «самоосуществление», и сразу же облако пыли затмевает солнце, когда мы в паническом бегстве на новую территорию — только для того, чтобы сбивающим с толку обнаружить себя все в том же унылом состоянии. Компания. Действительно ли мы хотим счастья или только щекотки? Трудно сказать, потому что мы редко сидим достаточно долго, чтобы изучить вопрос. Смутно подозревая, что жизнь коварна, мы продолжаем двигаться быстро, чтобы избежать беды.

Если мы доверчивы, то не менее скептичны. Мы быстро верим, но находим веру невыносимой. Мы низвергаем сегодняшних идолов и из их осколков жадно собираем завтрашние. Мы шагаем взад-вперед по берегам сомнений, подбадривая друг друга криками, но, войдя в реку, мы обнаруживаем, что вода холодная, и тут же приходим к выводу, что дальше вниз есть лучший переход.

Вода всегда холодная. Кто-то видит видение за горизонтом, и продрогшие войска больше не теряют времени в это место . В наших уединенных размышлениях мы можем заметить свое непостоянство и с сожалением задаться вопросом: «А всегда ли так было?» Если мы буддисты, мы обязаны ответить: «Да». Этот бесконечно изменчивый пейзаж разочарования, этот крен и остановку убеждения называют сансарой.

Мы привыкли рассматривать «цикл рождения» и смерти как отдаленную, космическую схему творения и распада. На самом деле Сансара вращается с циклонической силой здесь, в прозаическом моменте, здесь, в колеблющемся и крадущемся уме. Если это , это . Из невежества возникает жажда; из страстного желания возникает вся масса тревог и страданий. Мы обманываем себя даже в своем стремлении к счастью. Наше стремление к удовольствию или «самоосуществлению» также является бегством от отчаяния. Беспокоясь об ухудшении настоящего, мы с непристойной жадностью прыгаем в будущее, которое, будучи фиктивным созданием, вскоре подводит нас и оставляет точно там, где мы были. Великое колесо вертится, крутилось и будет крутиться снова.

Освобождение от сансары не происходит от поиска подходящего учителя, подходящего храма или подходящего стиля медитации. Вместо этого мы должны начать с отказа от ложных ухищрений, краткого энтузиазма, моды, банальностей и, прежде всего, отговорок. Самооправдание — это просто смазка для колеса. Ах, мы вздыхаем, если бы мы встретились с Буддой лично! Напрасная глупость, это. Будду никогда нельзя было найти в шести футах плоти. В свое время и в наше он проявляется только в уничтожении омрачений, в отказе от оправданий, уклончивости и умышленной слепоте. Если мы искренне стремимся различать ложное и истинное, поверхностное и глубокое, путь Будды обретает форму перед нами.

Но после стольких лет быстрой доверчивости и еще более быстрых сомнений, теплых и двойственных усилий, как мы можем перебраться через эту холодную, одинокую реку невежества? Если мы избавимся от ложных и тривиальных удобств, не останемся ли мы нагими? Действительно будем. И именно в таком состоянии мы можем встретить Будду. Буддизм — это, в конце концов, религия отречения — отречения от неправильных мыслей, неправильной речи и неправильных поступков. Когда мы отказываемся от своих жалких иллюзий и многочисленных тайников ума, мы обнаруживаем себя обнаженными и готовыми впервые увидеть мир без искажений. В то время как раньше мы, возможно, номинально принимали реальность непостоянства, страдания и отсутствия «я», теперь мы можем начать прямо различать эти истины и осознавать наше затруднительное положение. Старое клише «Будды только указывают путь» обретает новый смысл. Буддизм требует, чтобы мы помогали сами себе, и здесь, на длинном, пустынном берегу, где мы так часто блуждали, мы можем, наконец, оценить стоящую перед нами задачу.

Мир вокруг нас может быть грубым и порочным, но не таким грубым и порочным, как наши собственные заблуждающиеся умы. Мы пируем на костях цинизма и не удовлетворены. Мы даем новые имена беззаконию и преследуем его в тени. Мы ошибочно принимаем приятное за хорошее и постоянно идем самым легким путем. Затем в наши случайные ночи страха мы в замешательстве смотрим на четыре стены и спрашиваем себя: «Разве я не пытался?» Молчание отвечает молчанием, и нам ничего не остается, как споткнуться вслед за новым призраком счастья и тем дать еще один оборот колесу Сансары.

Легковерие — не вера, а скептицизм — мудрость. Благородный последователь Будды действует с уравновешенным умом, рассматривая мир таким, каким он его видит, избегая вредного и приветствуя полезное. Он пересекает поток Сансары на плоту Дхаммы, зная, что никто не сделает за него усилия. Что отличает такого человека от; его товарищи — это не обязательно блеск ума, но простая и простая настойчивость, решимость следовать верным курсом, сколько бы времени это ни заняло. Мы можем сделать то же самое, если твердо встанем на путь.

Промедление — роскошь невежества. Мы обычно считаем Ниббану, высшую чистоту и свободу, чем-то бесконечно далеким и ужасно труднодостижимым. Мы думаем о Будде как о давно ушедшем. Но Ниббана близка для тех, кто хочет, чтобы она была близка, и Будда настолько близок, насколько верно соблюдается истинная Дхамма. От нас требуется отпустить наши крошащиеся, смертные игрушки и сойти в одиночку на дальний берег отречения. В этом волнующем одиночестве мы можем встретить Будду, чье тело — мудрость, чье лицо — сострадание и чья рука указывает путь прямо к глубокой и скрытой чистоте наших сердец.

Ранняя весна — подходящее время для размышлений о смерти, хотя, увы, немногие из нас ценят эту здоровую практику. Когда первые крокусы и скунсовая капуста выплывают на солнечный свет, обычный ум набирается смелости и отваги и приветствует возрождение мира. Мы еще раз победили, у нас есть еще один шанс, мы будем ковылять босиком в садах. Прошло темное время, подчеркнуто мертвая зима земли и сердца. Мы, конечно, собираемся участвовать в общей лиственности вещей. Булькающие голуби в парке — бывшие жалкие вредители — вызывают у нас прекрасные чувства сочувствия. Мы великодушны при семидесяти градусах. У нас большие ожидания.

Миллионы людей толпятся на тротуарах с поднятыми подбородками, празднуя то, в создании чего мы не участвовали. Но тут есть определенный самообман. Если в наши дни солнце светит более благотворно, не от нас ли это? Если он вообще закроется, будут ли с нами консультироваться? Мы можем воображать себя философами, импровизирующими на тему весенней рапсодии, но в основном мы проявляем не больше независимости, чем голуби. Мы соблазнены цветами, которые Эйприл бросает нам навстречу, и считаем себя мудрыми за то, что заметили, что они красивы. Мы находим в красоте времени года не тему для истинного размышления, а лишь повод для тоски. Мы предаемся без угрызений совести, веря, что находимся в согласии со священным законом момента, когда на самом деле продолжаем бежать от настоящего момента и страстно желать будущего приспособления — какого-то сада обещаний, который еще не расцвел.

Лучше бы мы обратились к разложению и смерти — прямо сейчас, в блестящую пору. Любой человек со здоровыми способностями может пройтись по концу ноября и заметить быстротечность жизненных сил. Ах, сухая трава, свинцовые небеса, краткий миг счастья! Он тронут — смирившись, как ему кажется, со смертностью. Тот самый парень, нарциссы, поет о молодости и красоте. Но где храброе сердце, которое глубоко видит весной бутон, умирающий для цветка, цветок для плода? Где тот, кто в конце года взирает на заснеженную розу и не унывает? Где тот, кто безмятежно живет в хорошие и злые времена? Все пройдет не только в черный ноябрь, но и в пастельный апрель — упадок без остановки, непрерывная гибель милого, нелюбимого и безразличного. Природа не терпит моратория на разложение; оно разворачивается в те времена года, которые мы, с нашей склонностью к теплу и свету, обычно неправильно понимаем, находя в одном месяце мрак, а в другом веселье.

Любить апрель — значит презирать ноябрь. Мы захвачены симпатиями и антипатиями, делаем глоток правды, когда не можем избежать ее, и выплевываем ее при первой же возможности, живя неуверенно, как дегустаторы. Мы движемся вперед и назад под сладкую, жестокую музыку надежды, в то время как мир горит из-за нас, из-за того, что мы зажгли его факелом заблуждения. Не должны ли мы теперь потушить огонь голодом до прохлады и оставить расу форм, которую мы называем нашей жизнью? Изменение сметает все формы, и никто не может обрести покой в свое время, если не уделит внимания этому всеобщему движению вперед.

Итак, весна, щебечут синие птицы. Поковыряем струпья и посетим кладбища? Конечно нет. Продолжаем дышать; если воздух сладок, то почему же, он сладок. Если дождь кончается и солнце греет сквозь иву, так тому и быть.

Радикальные буддисты: Шри-Ланка: радикальные буддисты напали на мечеть

«Существует ли радикальные буддисты? И если да, то почему о них ничего не слышно?» — Яндекс Кью