Государственное бюджетное учреждение города Москвы «Кризисный центр помощи женщинам и детям»

Навигация по сайту

• Департамент

  • Руководство
  • Положение о Департаменте
  • Подразделения Департамента
  • График приема граждан
  • Подведомственные организации
  • Противодействие коррупции
  • Противодействие терроризму и экстремизму
  • Ветеранам социальной защиты населения
  • Общественный совет при Департаменте труда и социальной защиты населения города Москвы
  • Международное сотрудничество
  • Федеральный закон 442-ФЗ «Об основах социального обслуживания граждан в РФ»
  • Антимонопольное законодательство
  • Государственные и городские программы
  • Информационная безопасность
  • Противопожарная безопасность
  • Профсоюзная организация

• Деятельность

  • Информирование о путевках
  • Социальные выплаты и пособия
  • Труд и занятость
  • Социальная интеграция инвалидов
  • Поддержка семей с детьми
  • Опека и попечительство, поддержка детей-сирот
  • Льготы. Адресная помощь
  • Государственные услуги
  • Социальная помощь бездомным гражданам
  • Контрольная (надзорная) деятельность
  • Проект Мэра «Московское долголетие»
  • Бесплатная юридическая помощь и содействие в получении нотариальной помощи
  • Субсидии, предоставляемые Департаментом
  • Независимая оценка качества условий оказания услуг организациями социального обслуживания города Москвы
  • Государственные меры поддержки добровольчества и социально ориентированных некоммерческих организаций
  • Стационарное социальное обслуживание
  • Всероссийский конкурс профессионального мастерства в сфере социального обслуживания
  • Социальное партнерство
  • Помощь семьям мобилизованных

• Пресс-центр

  • Новости
  • Публикации в СМИ
  • Издания
  • Фотографии
  • Пресс-служба
  • Опросы
  • Форум социальных инноваций
  • Тесты
  • Москва социальная: история соцзащиты в столице
  • 30-летие московской соцзащиты: какую поддержку жители города получают от столичного Департамента добрых дел
  • Наши награды

• Документы

• Вакансии

• Контакты

  • Интернет-приемная
  • Горячая линия

• Социальное ТВ

«Насилие стало более кровавым»: кто и как спасает женщин в России

В рамках проекта «Эволюция добра» мы рассказываем, когда в России появились кризисные центры, и говорим с их руководительницами о том, как они работают сейчас и с какими сложностями сталкиваются пострадавшие.

Когда и как появились первые кризисные центры?

Первые группы самопомощи женщин, переживших сексуализированное и партнерское насилие, появились в России в начале 1990-х. В СССР с тотальным огосударствлением любых институций никаких кризисных центров не было. У истоков стояли три женщины: в Москве — Наталья Гайдаренко (первый директор центра «Сестры». — Прим. ред.), в Петербурге — Марина Аристова (создательница первого в России убежища для женщин, пострадавших от домашнего насилия. — Прим. ред.) и Наталия Ходырева. Благодаря последней в городе существует «Институт недискриминационных гендерных отношений» («Кризисный центр для женщин». — Прим. ред.).

Финансовой поддержки от государства не было, поэтому первые из них создавали при благотворительной помощи иностранных доноров, например, Джорджа Сороса (американский финансист, основавший в 1993 году фонд «Открытое общество», который поддерживает, в числе прочего, гражданские инициативы в разных странах. — Прим. ред.).

«Мы строили нашу работу на феминистских ценностях, выступая против традиционного подхода к женщинам, который превалировал в российской криминалистике и социологии. В то время преобладали представления, связанные с примитивным фрейдизмом: «женщина провоцирует насилие», «она сама виновата», «ей нравится, что ее бьют». Это возмущало», — рассказывает кандидат психологических наук Наталия Ходырева.

Сколько всего в России кризисных центров?

По статистике, 75% пострадавших от домашнего насилия в России — женщины. 150 — такое количество кризисных центров указано в «Википедии» со ссылкой на интервью 2018 года Марины Писклаковой-Паркер из московского «Центра по предотвращению насилия «Анна». Неизвестно, какие именно организации входят в эту цифру. На отдельных ресурсах — например, на «Насилию. нет» — можно увидеть карты и перечни кризисных центров.

Есть как светские и религиозные НКО, так и государственные центры, но их меньшинство. Например, в этом списке указано всего 15 учреждений. Это 10% от всех кризисных центров в России, причем по самым смелым подсчетам. Наиболее известный из них — московское ГБУ «Кризисный центр помощи женщинам и детям». В соцсетях он позиционируется как «место, где вам помогут наиболее эффективно и безболезненно выйти из травмирующей ситуации». В комментарии изданию «Такие дела» директор центра «Насилию.нет» Анна Ривина указывала на действующие в центре ограничения: женщины без регистрации в столице и женщины с ВИЧ не могут обратиться за бесплатной помощью.

«Мы ведем свою статистику. Учитываем опорные рабочие центры и организации, куда можно направлять женщин, обращающихся к нам из регионов. Нам очень важно, чтобы такие организации стояли на одних с нами этических и идеологических позициях», — рассказывает председатель Координационного совета «Кризисного центра для женщин» (Петербург) Елена Болюбах. По ее словам, таких центров в России несколько десятков.

Эти этические и идеологические позиции заключаются в феминистских принципах: «Мы выступаем за права женщин и всегда на их стороне. Там, где очевидно происходит насилие, не будем заниматься медиацией, искать пути примирения с обидчиком. И не считаем, что личная жизнь — самое важное достижение для женщины. [Не согласны], что семью нужно сохранять любой ценой, а иногда — ценой здоровья или жизни.Одна из наших важнейших задач — предотвратить подобные ситуации. Мы хотим, чтобы женщины обращались к нам и не боялись рассказывать, что происходит, именно на ранних этапах, не дожидаясь синяков».

«Более того, мы постоянно делаем апдейт информации даже по Петербургу. Раз в полгода обзваниваем все наши контакты: [узнаем], кто продолжает работать, у кого изменились условия приема. К сожалению, зачастую мы не видим в открытом доступе актуальную информацию о том, что за организации функционируют сейчас в сегменте оказания помощи», — добавляет Елена.

В петербургском «Кризисном центре» рассказывают о циклах и видах насилия, в том числе о психологическом, сталкинге, шантаже интимными фотографиями. Причем кризисным консультированием (психологическим и юридическим) занимаются исключительно профессионалы. Психологов-волонтеров здесь нет.

Итог — около 21% запросов посвящены именно о профилактике насилия. Например, женщина описывает свои отношения с партнером и спрашивает, не токсичны ли они. Еще один топовый запрос — от друзей и родных: как помогать, если ты не специалист?

Как работают кризисные центры в регионах?

Далеко не все общественные кризисные центры придерживаются феминистской повестки. В некоторых организациях коммуникация с клиентками построена с позиций пролайф и ценностей традиционной семьи. Например, в Самаре центр помощи женщинам «Ты не одна» появился как продолжение одной из программ локального филиала фонда Андрея Первозванного.

Там психологов медицинских учреждений обучают доабортному консультированию (по сути — уговаривать женщин сохранить ребенка).

Поскольку на аборт зачастую решались девушки в трудной жизненной ситуации, в фонде задумались о дальнейшей помощи — и в августе 2015 года запустили центр, который неоднократно получал президентские гранты.

«В первую очередь это, конечно, помощь с проживанием и питанием, — описывает работу руководитель центра «Ты не одна» Ирина Серебрякова. — Еще женщины проходят необходимую реабилитацию и получают помощь квалифицированных специалистов. К нам ежедневно поступают звонки с просьбами о психологическом и юридическом консультировании. Мы регулярно проводим детские праздники, мастер-классы и занятия с разными специалистами для детей и мам. Проводим психологические группы для женщин и оказываем вещевую помощь».

По словам Ирины, за пять лет центр помог более тысячи женщин с детьми. В основном здесь работают с теми, кто обращается сам. Это три категории: беременные или с детьми, оказавшиеся на улице из‑за конфликта с сожителем или мужем; девушки в ситуации семейного насилия; жертвы стихийных бедствий (например погорельцы). На собеседовании специалисты решают, могут ли помочь конкретному человеку — или стоит направить ее в госорганы.

«Суть в том, чтобы женщина, выходя из стен центра, уверенно стояла на ногах. И основная цель — получение жилья за счет материнского капитала и накопленных средств обратившейся. Сейчас в основном женщина выходит от нас не в съемную квартиру, как было в начале, [а в собственное жилье]. Поэтому случаев повторного обращения к нам нет», — говорит Ирина Серебрякова.

Жизнь в центре построена по типу общежития. Женщины спят в общей комнате, а подопечные с грудничками и с детьми постарше — отдельно. По словам Ирины, так сделано специально, «чтобы у женщины не было максимального комфорта, и она была нацелена поскорее выбраться в собственную жизнь».

В центре есть тревожная кнопка, несколько раз — когда являлся разъяренный сожитель или муж и требовал «отдать женщину» — приезжала служба охраны.

Но, по словам Ирины, конфликтующим обычно удается найти общий язык. Более того, желательно, чтобы вторая сторона пришла пообщаться (кроме острых ситуаций, когда здоровье или жизнь женщины под угрозой). В самарском центре в первую очередь нацелены на сохранение семьи. Это коренным образом отличает его от профеминистских организаций.

Интересно, что в нем тоже фиксируют меняющийся характер запросов: женщины стали чаще заявлять не только о физическом, но и о психологическом насилии. Ирина Серебрякова связывает это с растиражированностью «модных терминов типа абьюза».

Сколько в России убежищ для женщин?

«Ты не одна» — скорее исключение. Большинство кризисных центров не могут предоставить услугу проживания. Это во многом связано с законодательством: как говорит председатель Координационного совета «Кризисного центра для женщин» Елена Болюбах, «выполнить все нормы и требования по согласованиям для некоммерческой организации достаточно сложно». По ее оценке, всего в России около 30 приютов для пострадавших от домашнего насилия.

«В Петербурге есть восемь муниципальных социальных квартир и одно городское убежище, в Ленобласти — еще несколько убежищ. У нашего центра есть возможность предоставлять краткосрочное проживание в отелях-партнерах. Муниципальных социальных квартир в стране тоже очень мало, и тактика коллаборации с отельерами оказалась эффективной в обеспечении пострадавших дополнительными местами», — рассказывает Елена Болюбах.

Столь небольшое — в масштабах России — количество убежищ означает, что многим женщинам некуда уйти от домашнего насилия. Отсюда — официально более 21 тыс. случаев абьюза за 2018 год.

Причем почти половина заявлений «теряется» на разных этапах, а многие не обращаются в полицию, так что цифру можно смело умножать минимум на два).

Восьмая квартира-убежище в Петербурге (в Невском районе) открылась в этом году. Муниципальный шелтер (на примере аналогичной квартиры в Калининском районе) работает так: несколько комнат для матерей с детьми (каждая живет в отдельной), игровая и общая кухня. В среднем женщины находятся в приюте полгода. При необходимости им выдают продуктовые наборы, одежду, коляску. Большинство обращающихся — жертвы домашнего насилия и женщины в иной кризисной ситуации (в последние годы, например, появилась новая категория — обманутые дольщицы).

Какому количеству женщин помогли кризисные центры?

Общую цифру технически сложно подсчитать, но речь, по-видимому, идет о сотнях тысяч россиянок, которые обращались в кризисные центры в течение почти 30 лет их существования в России. Рассмотрим это на примере «Кризисного центра для женщин «ИНГО» в Петербурге. Елена Болюбах говорит, что в середине 2000-х, когда она сама пришла работать в Центр, было порядка 2000 обращений в год. В 2019 году — 6400. А в этом, на момент публикации статьи в ноябре, — уже около 8000. Значительный рост произошел за счет интернет-обращений и заметен в центрах с онлайн-приемными.

«Во время пандемии мы столкнулись с тем, что на горячую телефонную линию поступает стандартное количество обращений — 200–250 в месяц. А в онлайн-приемную — 700–900. Это связано не только с пандемией, но и с общими тенденциями развития культуры общения онлайн. Написать многим женщинам гораздо проще, чем позвонить», — отмечает Елена Болюбах.

Типичные особенности запросов периода пандемии, по ее словам, такие:

• «Не дозвонилась в кризисный центр моего района/города, можете ли вы помочь мне?» Бывают письма из других населенных пунктов и даже стран (Украина, Казахстан, Латвия, Эстония, Израиль). При самоизоляции многие социальные проекты сокращали свои сервисы, закрывали не только очный прием или телефоны доверия, но и онлайн-приемные. В то же время центр «ИНГО» в этом году перешел на ежедневный режим работы, в том числе в праздники.
• «Обострились отношения с домашними при карантине, боюсь сорваться и стать абьюзером». Такие звонки и письма поступали и от женщин, и от мужчин. «Это, конечно, не «насильники-рецидивисты», а люди, которые считают насилие неприемлемым, но беспокоятся, что раздражение и злость копятся взаперти. Хорошо, что они обращаются к психологам. Здесь работа обычно ведется в том направлении, как можно разговаривать с родственниками, как «выпускать пар» и «снимать стресс», не задевая окружающих, как распределять территорию дома», — говорит Елена Болюбах.
• Письмо в онлайн-приемную с множеством ошибок и просьбой о помощи. Это два типа обращений, не типичных для переписки, от тех, кто до пандемии звонил по телефону. Обычно так пишут люди с неродным русским языком, а также пострадавшие, которые пребывают в столь сильном стрессе, что не попадают по клавишам.

Они не могут позволить себе звонок, поскольку обидчик находится неподалеку дома, а выйти под безопасным предлогом невозможно.

«Это очень сложные ситуации, когда сотрудницы кризисного центра сами предлагают пострадавшим вызвать полицию или скорую на их адрес», — говорит Елена.

Сейчас кандидат психологических наук Наталия Ходырева занимается проектом, связанным с помощью женщинам в период пандемии. Один из выводов: даже в 2020 году остается немало тех, кто терпит насилие и никуда не обращается. «Мы технически выросли с появлением мобильной связи и интернета, расширили диапазон (клиенток стало больше), а вот в плане качества и доступа к уязвимым группам есть проблемы. Это трудовые мигрантки, не знающие русского языка, женщины, которые не доверяют психологам, и те, кто до сих пор не имеет информации о помощи».

Сложно даже примерно предположить, сколько в России таких женщин. Недавно Наталия Ходырева провела интервью с представительницами малодоступных групп: информантки рассказали, что не обращаются за помощью, поскольку они и их дети экономически зависят от обидчиков, проживают вместе с ними в семье: «Они терпят, потому что потеряли работу, и никуда не обращаются, так как не видят возможности выхода».

Как поменялась ситуация с домашним насилием за 30 лет?

Сравнивая «тогда» и «сейчас», Наталия Ходырева отмечает, что за последние 30 лет государство так ничего и не сделало для систематизированной защиты женщин от насилия. «Криминальную статистику впервые открыли в 1989 году, но до сих пор нет официальных данных, в каких отношениях с жертвами находятся люди, применяющие насилие. Нет заинтересованности в выявлении [насилия] в близких отношениях».

В марте 2020 года центр «Анна» выпустил доклад «Остаться в живых: насилие в отношении женщин в России». За 2017 год, по данным Росстата, в стране убили 8,5 тыс. девушек — а во всем мире, по данным ООН, более 87 тыс. Получается, что почти каждая десятая убитая в мире была россиянкой. С 2000 по 2018 год общее количество преступлений в отношении мужчин снизилось вдвое, а в отношении женщин — лишь на 6,6%.

В России до сих пор не приняли закон «О профилактике семейно-бытового насилия» (более известный как «закон о домашнем насилии»), который вносили в Госдуму несколько лет подряд. В нынешней редакции законопроект не нравится, кажется, никому — ни сторонникам «семейных ценностей», ни тем, кто системно борется с домашним насилием. Первые считают, что он «нанесет значительный ущерб конституционным правам граждан Российской Федерации и институту семьи в целом». Вторые — что закон нежизнеспособен, его «невозможно использовать». «Ни одну потерпевшую, чьи дела я вела, я не смогу защитить этим законом», — заявила руководитель Центра защиты пострадавших от домашнего насилия адвокат Мари Давтян.

«Мне кажется, сейчас насилие стало более жестоким и кровавым. Конечно, мы и раньше слышали про подобные случаи. Но все эти отрубания рук, расчленения были прерогативой людей особого типа. А сейчас, когда такие вещи совершают мужчины с высшим образованием, это бросается в глаза», — говорит Наталия Ходырева, имея в виду историю Маргариты Грачевой и суд над историком Соколовым.

В то же время благодаря развитию соцсетей о проблеме насилия стали говорить больше. Появляются новые инициативы, в том числе кризисные центры. Один из последних — московский проект «Крепость», который в карантин запустило движение «Гражданское общество». Он позиционируется как «убежище людям, страдающим от домашнего насилия или насилия, связанного с их идентичностью». Его критикуют фемактивистки — в частности, из‑за аспектов безопасности проекта и из‑за личности одного из стартап-менеджеров Михаила Светова.

Судя по статистике домашнего насилия в России (35% опрошенных женщин хотя бы раз в жизни сталкивались с ним), работа кризисных центров еще долго будет востребована.

Но, как считает Елена Болюбах, ситуация в целом меняется к лучшему: «Мне кажется, молодая аудитория — 18–25 лет — уже гораздо менее терпима к насилию, нежели более взрослые люди. И это здорово. Это вдохновляет нас продолжать просветительскую деятельность. Есть надежда, что насилия будет меньше, оно перестанет быть нормой».

С какими историями обращаются в кризисный центр в пандемию?

Алена Ельцова

Директор женского кризисного центра «Китеж»

«Самый распространенный сценарий, с которым к нам обращаются, — партнерское насилие. Как правило, оно происходит уже несколько лет: к нам приходят после попыток примирения, когда женщины осознают, что это не работает. Сейчас многие жалуются, что самоизоляция усугубила проблемы. Люди заперты друг с другом.

Начались скандалы, драки. До этого женщины терпели, до последнего пытались сохранить семью даже там, где, казалось бы, уже нечего сохранять. Теперь они оказались в ситуации реальной опасности.

Стало очень много запросов от молодых девушек, у которых происходит насилие в семье. К сожалению, мы не работаем с несовершеннолетними (и в России вообще мало НКО, которые занимаются этой проблематикой). [В таких ситуациях] мы пытаемся подключить государственные органы. Много обращений за психологической помощью. Женщина начинает подозревать, что находится в абьюзивных отношениях, и просит помочь разобраться. В этой ситуации чаще всего нужен психолог.

Еще один типичный случай, с которым к нам обращаются, — когда брак фактически распался, и женщине нужно спрятаться, потому что ее преследуют. Где‑то укрыться, поменять место жительства, работы, школу ребенка. Все это — наши обычные обращения и до пандемии, только теперь их количество увеличилось в разы. Как и число женщин, которых мы заселили. Раньше через наш приют в год проходило 100 человек (и женщин, и детей). Думаю, в этом будет в 2,5–3 раза больше. Мы стараемся привлекать ресурсы, пишем проектные заявки, чтобы арендовать жилье, гостиничные номера — иначе не хватит мощностей ни наших, ни партнерских приютов.

Кроме того, нам очень нужны люди — и волонтеры, и специалисты. И если на аренду жилья мы нашли средства, то с зарплатами для помогающих специалистов уже хуже. Плюс вскоре мы будем собирать деньги на машину, так как постоянно нуждаемся в транспортных услугах (например, отвезти постоялицу к зубному или съездить за лекарствами). Мы работаем офлайн: в пандемию не было ни одного дня, когда бы мы сидели на удаленке. Ждали, что вот-вот все кончится, но когда пошла вторая волна, поняли, что все только началось. У каждого специалиста появились дополнительные нагрузки, но мы не сможем долго работать в авральном режиме. Мы на грани выгорания».

Если вы хотите помощь женщинам, пострадавшим от домашнего насилия, то можете стать благотворителем одного из центров: «Сестры», «Институт недискриминационных гендерных отношений «Кризисный центр для женщин», «Насилию.нет», центр помощи женщинам «Ты не одна», «Китеж».

Успешные российские кризисные центры

«У наших милиционеров до сих пор нет четкого представления [о домашнем насилии]. Потому что, если он, кто-то, бьет жену в подъезде [вне квартиры], это уголовное дело. Если он побьет ее у них на кухне, то это уже нарушение личной жизни. Поэтому полиция отказывается браться за такие дела», — объясняет советник российского кризисного центра, который является одним из информаторов Стувого.

В своей недавней докторской диссертации Стувой исследует движение кризисных центров в России, проводя интервью с сотрудниками и волонтерами нескольких кризисных центров.

«Кризисные центры — одни из самых успешных НПО, появившихся в гражданском обществе в новой России», — объясняет Стувой, добавляя, что они работают в совсем других условиях, чем те, к которым привыкли норвежские кризисные центры.

Полиция и службы здравоохранения в России часто не понимают женщин, подвергшихся избиению, но кризисные центры помогают женщинам найти нужных людей, которые готовы принять участие (ил.: www.colourbox.no).

Без ночлега

В то время как норвежские кризисные центры являются синонимом убежища, где женщины могут жить какое-то время, спасаясь от насилия, российские кризисные центры редко предлагают ночлег.

«Мои информаторы часто объясняют это тем, что в этом районе есть много других серьезных социальных проблем, и они не могут требовать слишком много ресурсов», — говорит Стувей. Вместо этого сотрудники и волонтеры тесно сотрудничают с полицией, службами здравоохранения и судами, чтобы получить представление о том, где можно получить помощь женщинам, ставшим жертвами насилия. В России нет специального закона о насилии в семье, поэтому избиение жены подпадает под действие общего законодательства.

«Женщины, с которыми я беседовала, придерживаются разных мнений относительно необходимости принятия конкретного закона, но все они согласны с тем, что судебная система не рассматривает должным образом дела о насилии в семье», — говорит Стувей. Как показывает приведенное выше заявление работника кризисного центра, многие считают насилие в семье личным делом, а не чем-то, чем могут заниматься посторонние. судебной системы, но многие врачи и полиция не очень-то помогают в сборе нужных доказательств.

«По этой причине кризисные центры ищут в системе людей, с которыми можно связаться, когда клиентам понадобится помощь. Они создают сеть людей, которые занимают правильные позиции и готовы помочь», — объясняет Стувей. Работая таким образом, кризисные центры создали большую легитимность и доверие внутри системы. Стувой использует концепцию социального капитала Пьера Бурдье, чтобы объяснить, что происходит: у кризисных центров очень мало денег, то есть низкий экономический капитал, но они компенсируют это высоким судебной системы и органов местного самоуправления) и среди клиентов.

Насилие, а не дисциплина в семье

Еще одна важная часть работы кризисных центров состоит в том, чтобы назвать то, что происходит, когда женщины подвергаются жестокому обращению со стороны своих мужей или других членов семьи мужского пола.

Доктор Кирсти Стувой (Фото: Хайди Элизабет Санднес)

«Ситуация российских женщин с насилием в семье не так уж отличается от ситуации норвежских женщин, но в России общество меньше осведомлено о том, что происходит на самом деле. Кризисные центры заставляют клиентов понять, что насилие или физический контроль их мужа над ними — это не то, на что он имеет право как глава семьи», — говорит Стувой. Кризисные центры также работают над тем, чтобы добиться признания такого мышления в системе поддержки и в обществе в целом.

Финансирование из-за рубежа

Движение кризисных центров в России было создано в основном за счет финансирования из-за рубежа. Только в двух центрах есть ночлеги – один из них получил финансирование от Норвегии через Комитет гендерного равенства и Норвежский Баренцсекретариат, среди прочих. Во многих случаях средства выделяются на создание информационных бюро. В начале 1990-х годов в районах был открыт ряд небольших офисов с телефонами и компьютерами. Но после 11 сентября 2001 г. международное финансирование безопасности женщин в России стало менее приоритетным по сравнению с другими целями безопасности.

«Во многих случаях сотрудники продолжают управлять офисами, даже если их финансирование иссякло», — говорит Стувой. Когда на офисы возлагаются другие задачи, телефонный номер часто по-прежнему используется в качестве горячей линии для женщин, подвергшихся побоям.

Насилие в семье и теория безопасности

Исследования безопасности в политологии традиционно сосредоточены на военной мощи и национальных границах. Однако в последние десятилетия феминистская теория безопасности бросила вызов этой гегемонии.

«Важно бросить вызов идее о том, что безопасность связана только с военными ресурсами», — говорит Стувой, подчеркивая, что дебаты о международной безопасности стали несколько более открытыми для гендерной перспективы. Это видно из Резолюции 1325 Совета Безопасности ООН об участии женщин в урегулировании конфликтов и защите прав женщин во время вооруженного конфликта и Резолюции 1820 об использовании сексуального насилия в качестве оружия в вооруженном конфликте. Феминистская точка зрения бросает вызов сосредоточению внимания на военной мощи, изучая безопасность с точки зрения, которая обычно остается маргинальной. Это послужило основанием для интереса Стувого к кризисным центрам с точки зрения безопасности.

«Концепция символической власти Бурдье полезна в дискуссиях с другими исследователями безопасности, потому что я думаю, что ее можно перенести и на другие исследования безопасности. Мое исследование показывает, как кризисные центры используют социальный капитал ad hoc; они адаптируют свой способ работы к каждой отдельной ситуации и человеку, с которым они контактируют. Таким образом, они накапливают знания и могут обеспечить защиту женщин, подвергшихся побоям, там, где это не встроено в систему», — говорит Стувей и продолжает:

«Как производитель безопасности, центры также обладают определенной силой. Концепция символической власти поднимает вопрос о том, имеют ли некоторые действия непреднамеренный и нежелательный эффект. Другими словами, есть ли в работе кризисных центров что-то, что создает неуверенность?»

По словам Стувой, один из таких непреднамеренных последствий возникает, когда кризисные центры возлагают большую часть ответственности за выход из ситуации насилия на самих женщин. Консультанты в центре предоставляют знания и возможные варианты действий, но сами женщины должны обладать способностью и силой маневрировать внутри системы.

«Центры, которые сами работают в сложной сфере, используют свою символическую силу, чтобы переложить ответственность на клиента. Конечно, это не то, чего они хотят или, возможно, осознают, но, используя концепцию Бурдье, мы можем определить, что происходит», — говорит Стувой. Она хочет представить ситуацию женщин, ставших жертвами домашнего насилия в России, в более широкую академическую дискуссию.

«Те же концепции Бурдье используются, например, для анализа частных военных компаний. Эти компании зависят от отсутствия безопасности для своего дальнейшего существования, и мы можем изучать непреднамеренные последствия производства безопасности, используя концепцию символической власти», — заключает Стувой.

Перевод Конни Стульц

Кирсти Стувей

Кирсти Стувой — научный сотрудник Университета Тромсё, доктор политических наук. Ее докторская диссертация «Безопасность в процессе строительства». Бурдьеистский подход к негосударственным кризисным центрам на Северо-Западе России был завершен ранее в этом году.

РАКСЖ — Российская ассоциация кризисных центров для женщин

RACCW – Российская ассоциация кризисных центров для женщин

Реклама:

Это определение появляется редко

Твит

Ссылка/цитирование страницы

• Аббревиатура базы данных Surfer
• « Предыдущий
• Следующий »

• Заинтересованные жители сельской местности
• Российская авиастроительная корпорация
• Русско-американский культурный клуб
• Русско-американская торговая палата
• Российская ассоциация кризисных центров
• Российская Ассоциация кризисных центров
• Рутгерс Центр соответствия воздуха
• РОЧЕСКИЙ КОЛЛЕДЖЕСКИ Цветной дисплей
• Отдел аренды жилья и переоборудования
• Отдел ресурсов и охраны
• Рокермамочки против детских болезней
• Центр быстрого консультирования и развития потенциала
• Удаленно доступный проигрыватель компакт-дисков
• 3′-Быстрая амплификация концов кДНК
• 3′-Быстрая амплификация концов кДНК
• 5′-Быстрая амплификация концов кДНК

90 дюймов архив периодических изданий:

Чтобы решить эту проблему, Российская ассоциация кризисных центров для женщин инициировала пилотный проект в Нижнем Новгороде, в 300 милях к востоку от Москвы, на

Приватизация боли: проблема; Российская ассоциация кризисных центров для женщин ; серьезное препятствие для выработки политики по проблеме избиения женщин

(AWP) и Российская ассоциация кризисных центров для женщин . Как участник дискуссии с AWP на нашем семинаре по психологическим последствиям травмы…

Марина Писклакова является президентом Российской ассоциации кризисных центров для женщин , а Андрей Синельников является членом Координационного комитета

АННА была членом-основателем Российской ассоциации кризисных центров для женщин — зонтичной организации кризисных центров — и продолжает играть роль…

Российская ассоциация кризисных центров для женщин Остановить насилие E. Ростов-на-Дону Ассоциация журналистов Аксиния Ф. Свердловск

Российская ассоциация кризисных центров для женщин официально зарегистрирована в 1999 году и в сентябре провела общероссийское собрание для координации своей деятельности.

Нам еще предстоит пройти долгий путь; Тридцать пять из этих центров объединились в 1999 году в Российскую ассоциацию кризисных центров для женщин .

насчитывает более 50 разбросанных по стране. Тридцать пять из этих центров объединились в 1999 году в Российскую ассоциацию кризисных центров для женщин .

Межродительское насилие; Российская ассоциация кризисных центров для женщин ;. «взаимосвязь между сообщаемым детьми взаимодействием между родителями…

Российская ассоциация кризисных центров для женщин ; Россия Факс: 007 095 2001207 Всероссийский женский; различные государственные и общественные организации в России.

Многие женщины, подвергшиеся насилию, обращаются в Российскую ассоциацию кризисных центров для женщин ; Избиение жены и насилие в семье…

АННА, г. Москва, зарегистрирована с 1995 года. АННА является одним из соучредителей Российской ассоциации кризисных центров для женщин или РАКСЖ…

Списки состояли из следующих: 1 Члены-учредители Российской ассоциации кризисных центров для женщин (РАКСЖ), 1994 г. 2 Члены РАКСЖ…

или комплекс целей), например Российская ассоциация кризисных центров Центры для женщин . Это может вызвать проблемы с подотчетностью…

АННА, Ярославна, Российская ассоциация кризисных центров для женщин и Московский центр гендерных исследований в Москве.