Сказка Принцесса на горошине — Ганс Христиан Андерсен, читать онлайн

Ганс Христиан Андерсен

«Принцесса на горошине» — сказка Г. Х. Андерсена, знакомая почти каждой девочке на планете. В сказке говорится о том, как принцесса во время ненастья оказалась в пути, и ей пришлось просить ночлега у королевской семьи. Благородное семейство впустило девушку на ночлег, но она была такой промокшей, а одежда ничуть не походила на одежду принцессы. Королева знала, как проверить настоящая ли царская дочь перед ними, ведь её сын подыскивал невесту. В этом королеве помогла маленькая горошинка. Сказка учит, что первое впечатление может быть обманчивым, а счастье нередко само стучит в двери.

Время чтения: 2 мин.

Жил-был принц, он хотел взять себе в жены принцессу, да только настоящую принцессу. Вот он и объехал весь свет, искал такую, да повсюду было что-то не то: принцесс было полно, а вот настоящие ли они, этого он никак не мог распознать до конца, всегда с ними было что-то не в порядке. Вот и воротился он домой и очень горевал: уж так ему хотелось настоящую принцессу.

Как-то к вечеру разыгралась страшная буря; сверкала молния, гремел гром, дождь лил как из ведра, ужас что такое! И вдруг в городские ворота постучали, и старый король пошел отворять.

У ворот стояла принцесса. Боже мой, на кого она была похожа от дождя и непогоды! Вода стекала с ее волос и платья, стекала прямо в носки башмаков и вытекала из пяток, а она говорила, что она настоящая принцесса.

«Ну, это мы разузнаем!» — подумала старая королева, но ничего не сказала, а пошла в опочивальню, сняла с кровати все тюфяки и подушки и положила на доски горошину, а потом взяла двадцать тюфяков и положила их на горошину, а на тюфяки еще двадцать перин из гагачьего пуха.

На этой постели и уложили на ночь принцессу.

Утром ее спросили, как ей спалось.

— Ах, ужасно плохо! — отвечала принцесса. — Я всю ночь не сомкнула глаз. Бог знает, что там у меня было в постели! Я лежала на чем-то твердом, и теперь у меня все тело в синяках! Это просто ужас что такое!

Тут все поняли, что перед ними настоящая принцесса. Еще бы, она почувствовала горошину через двадцать тюфяков и двадцать перин из гагачьего пуха! Такой нежной может быть только настоящая принцесса.

Принц взял ее в жены, ведь теперь-то он знал, что берет за себя настоящую принцессу, а горошина попала в кунсткамеру, где ее можно видеть и поныне, если только никто ее не стащил.

Знайте, что это правдивая история!

136332632

Добавить в избранноеРаспечатать

Оцените, пожалуйста, это произведение. Помогите другим читателям найти лучшие сказки.

СохранитьОтмена

Категории сказки:

Сказки Ганса Христиана АндерсенаСказки для школьниковСказки для 2 классаКороткие сказки на ночьСказки для детей 6 летПоучительные сказкиСказки про принцессСказки для детей 8 летСказки зарубежных писателей

Рейтинг сказки

4.5

Оценок: 5518

Похожие сказки

Дикие лебедиГанс Христиан Андерсен33 минСвинопасГанс Христиан Андерсен9 минГадкий утёнокГанс Христиан Андерсен20 минПятеро из одного стручкаГанс Христиан Андерсен7 мин

Еще сказки

Сказка Дюймовочка — Ганс Христиан Андерсен, читать онлайн

Жила-была женщина; очень ей хотелось иметь ребёнка, да где его взять? И вот она отправилась к одной старой колдунье и сказала ей:

— Мне так хочется иметь ребёночка; не скажешь ли ты, где мне его достать?

— Отчего же! — сказала колдунья. — Вот тебе ячменное зерно; это не простое зерно, не из тех, что крестьяне сеют в поле или бросают курам; посади-ка его в цветочный горшок — увидишь, что будет!

— Спасибо! — сказала женщина и дала колдунье двенадцать скиллингов; потом пошла домой, посадила ячменное зерно в цветочный горшок, и вдруг из него вырос большой чудесный цветок вроде тюльпана, но лепестки его были ещё плотно сжаты, точно у нераспустившегося бутона.

— Какой славный цветок! — сказала женщина и поцеловала красивые пёстрые лепестки.

Что-то щёлкнуло, и цветок распустился. Это был точь-в-точь тюльпан, но в самой чашечке на зелёном стульчике сидела крошечная девочка. Она была такая нежная, маленькая, всего с дюйм ростом, её и прозвали Дюймовочкой.

Блестящая лакированная скорлупка грецкого ореха была её колыбелькою, голубые фиалки — матрацем, а лепесток розы — одеяльцем; в эту колыбельку её укладывали на ночь, а днём она играла на столе. На стол женщина поставила тарелку с водою, а на края тарелки положила венок из цветов; длинные стебли цветов купались в воде, у самого же края плавал большой лепесток тюльпана. На нём Дюймовочка могла переправляться с одной стороны тарелки на другую; вместо вёсел у неё были два белых конских волоса. Всё это было прелесть как мило! Дюймовочка умела и петь, и такого нежного, красивого голоска никто ещё не слыхивал!

Раз ночью, когда она лежала в своей колыбельке, через разбитое оконное стекло пролезла большущая жаба, мокрая, безобразная! Она вспрыгнула прямо на стол, где спала под розовым лепестком Дюймовочка.

— Вот и жена моему сынку! — сказала жаба, взяла ореховую скорлупу с девочкой и выпрыгнула через окно в сад.

Там протекала большая, широкая река; у самого берега было топко и вязко; здесь-то, в тине, и жила жаба с сыном. У! Какой он был тоже гадкий, противный! Точь-в-точь мамаша.

— Коакс, коакс, брекке-ке-кекс! — только и мог он сказать, когда увидал прелестную крошку в ореховой скорлупке.

— Тише ты! Она ещё проснётся, пожалуй, да убежит от нас, — сказала старуха жаба. — Она ведь легче лебединого пуха! Высадим-ка её посередине реки на широкий лист кувшинки — это ведь целый остров для такой крошки, оттуда она не сбежит, а мы пока приберём там, внизу, наше гнёздышко. Вам ведь в нём жить да поживать.

В реке росло множество кувшинок; их широкие зелёные листья плавали по поверхности воды. Самый большой лист был дальше всего от берега; к этому-то листу подплыла жаба и поставила туда ореховую скорлупу с девочкой.

Бедная крошка проснулась рано утром, увидала, куда она попала, и горько заплакала: со всех сторон была вода, и ей никак нельзя было перебраться на сушу!

А старая жаба сидела внизу, в тине, и убирала своё жилище тростником и жёлтыми кувшинками — надо же было приукрасить всё для молодой невестки! Потом она поплыла со своим безобразным сынком к листу, где сидела Дюймовочка, чтобы взять прежде всего её хорошенькую кроватку и поставить в спальне невесты. Старая жаба очень низко присела в воде перед девочкой и сказала:

— Вот мой сынок, твой будущий муж! Вы славно заживёте с ним у нас в тине.

— Коакс, коакс, брекке-ке-кекс! — только и мог сказать сынок.

Они взяли хорошенькую кроватку и уплыли с ней, а девочка осталась одна-одинёшенька на зелёном листе и горько-горько плакала, — ей вовсе не хотелось жить у гадкой жабы и выйти замуж за её противного сына. Маленькие рыбки, которые плавали под водой, верно, видели жабу с сынком и слышали, что она говорила, потому что все повысунули из воды головки, чтобы поглядеть на крошку невесту. А как они увидели её, им стало ужасно жалко, что такой миленькой девочке приходится идти жить к старой жабе в тину. Не бывать же этому! Рыбки столпились внизу, у стебля, на котором держался лист, и живо перегрызли его своими зубами; листок с девочкой поплыл по течению, дальше, дальше… Теперь уж жабе ни за что было не догнать крошку!

Дюймовочка плыла мимо разных прелестных местечек, и маленькие птички, которые сидели в кустах, увидав её, пели:

— Какая хорошенькая девочка!

А листок всё плыл да плыл, и вот Дюймовочка попала за границу.

Красивый белый мотылёк всё время порхал вокруг неё и наконец уселся на листок — уж очень ему понравилась Дюймовочка! А она ужасно радовалась: гадкая жаба не могла теперь догнать её, а вокруг всё было так красиво! Солнце так и горело золотом на воде! Дюймовочка сняла с себя пояс, одним концом обвязала мотылька, а другой привязала к своему листку, и листок поплыл ещё быстрее.

Мимо летел майский жук, увидал девочку, обхватил её за тонкую талию лапкой и унёс на дерево, а зелёный листок поплыл дальше, и с ним мотылёк — он ведь был привязан и не мог освободиться.

Ах, как перепугалась бедняжка, когда жук схватил её и полетел с ней на дерево! Особенно ей жаль было хорошенького мотылёчка, которого она привязала к листку: ему придётся теперь умереть с голоду, если не удастся освободиться. Но майскому жуку и горя было мало.

Он уселся с крошкой на самый большой зелёный лист, покормил её сладким цветочным соком и сказал, что она прелесть какая хорошенькая, хоть и совсем непохожа на майского жука.

Потом к ним пришли с визитом другие майские жуки, которые жили на том же дереве. Они оглядывали девочку с головы до ног, и жучки-барышни шевелили усиками и говорили:

— У неё только две ножки! Жалко смотреть!

— Какая у неё тонкая талия! Фи! Она совсем как человек! Как некрасиво! — сказали в один голос все жуки женского пола.

Дюймовочка была премиленькая! Майскому жуку, который принёс её, она тоже очень понравилась сначала, а тут вдруг и он нашёл, что она безобразна, и не захотел больше держать её у себя — пусть идёт куда хочет. Он слетел с нею с дерева и посадил её на ромашку. Тут девочка принялась плакать о том, что она такая безобразная: даже майские жуки не захотели держать её у себя! А на самом-то деле она была прелестнейшим созданием: нежная, ясная, точно лепесток розы.

Целое лето прожила Дюймовочка одна-одинёшенька в лесу. Она сплела себе колыбельку и подвесила её под большой лопушиный лист — там дождик не мог достать её. Ела крошка сладкую цветочную пыльцу, а пила росу, которую каждое утро находила на листочках. Так прошли лето и осень; но вот дело пошло к зиме, длинной и холодной. Все певуньи птички разлетелись, кусты и цветы увяли, большой лопушиный лист, под которым жила Дюймовочка, пожелтел, весь засох и свернулся в трубочку. Сама крошка мёрзла от холода: платьице её всё разорвалось, а она была такая маленькая, нежная — замерзай, да и всё тут! Пошёл снег, и каждая снежинка была для неё то же, что для нас целая лопата снега; мы ведь большие, а она была всего-то с дюйм! Она завернулась было в сухой лист, но он совсем не грел, и бедняжка сама дрожала как лист.

Возле леса, куда она попала, лежало большое поле; хлеб давно был убран, одни голые, сухие стебельки торчали из мёрзлой земли; для Дюймовочки это был целый лес. Ух! Как она дрожала от холода! И вот пришла бедняжка к дверям полевой мыши; дверью была маленькая дырочка, прикрытая сухими стебельками и былинками. Полевая мышь жила в тепле и довольстве: все амбары были битком набиты хлебными зёрнами; кухня и кладовая ломились от припасов! Дюймовочка стала у порога, как нищенка, и попросила подать ей кусочек ячменного зерна — она два дня ничего не ела!

— Ах ты бедняжка! — сказала полевая мышь: она была, в сущности, добрая старуха. — Ступай сюда, погрейся да поешь со мною!

Девочка понравилась мыши, и мышь сказала:

— Ты можешь жить у меня всю зиму, только убирай хорошенько мои комнаты да рассказывай мне сказки — я до них большая охотница.

И Дюймовочка стала делать всё, что приказывала ей мышь, и зажила отлично.

— Скоро, пожалуй, у нас будут гости, — сказала как-то полевая мышь. — Мой сосед обычно навещает меня раз в неделю. Он живёт ещё куда лучше меня: у него огромные залы, а ходит он в чудесной бархатной шубке. Вот если бы тебе удалось выйти за него замуж! Ты бы зажила на славу! Беда только, что он слеп и не может видеть тебя; но ты расскажи ему самые лучшие сказки, какие только знаешь.

Но девочке мало было дела до всего этого: ей вовсе не хотелось выйти замуж за соседа — ведь это был крот. Он в самом деле скоро пришёл в гости к полевой мыши.

Правда, он носил чёрную бархатную шубку, был очень богат и учен; по словам полевой мыши, помещение у него было раз в двадцать просторнее, чем у неё, но он совсем не любил ни солнца, ни прекрасных цветов и отзывался о них очень дурно — он ведь никогда не видел их. Девочке пришлось петь, и она спела две песенки: «Майский жук, лети, лети» и «Бродит по лугам монах», да так мило, что крот прямо-таки в неё влюбился. Но он не сказал ни слова — он был такой степенный и солидный господин.

Крот недавно прорыл под землёй длинную галерею от своего жилья к дверям полевой мыши и позволил мыши и девочке гулять по этой галерее сколько угодно. Крот просил только не пугаться мёртвой птицы, которая лежала там. Это была настоящая птица, с перьями, с клювом; она, должно быть, умерла недавно, в начале зимы, и была зарыта в землю как раз там, где крот прорыл свою галерею.

Крот взял в рот гнилушку — в темноте это ведь всё равно, что свечка, — и пошёл вперёд, освещая длинную тёмную галерею. Когда они дошли до места, где лежала мёртвая птица, крот проткнул своим широким носом в земляном потолке дыру, и в галерею пробился дневной свет. В самой середине галереи лежала мёртвая ласточка; хорошенькие крылья были крепко прижаты к телу, лапки и головка спрятаны в пёрышки; бедная птичка, верно, умерла от холода. Девочке стало ужасно жаль её, она очень любила этих милых птичек, которые целое лето так чудесно пели ей песенки, но крот толкнул птичку своей короткой лапой и сказал:

— Небось не свистит больше! Вот горькая участь родиться пичужкой! Слава Богу, что моим детям нечего бояться этого! Этакая птичка только и умеет чирикать — поневоле замёрзнешь зимой!

— Да, да, правда ваша, умные слова приятно слышать, — сказала полевая мышь. — Какой прок от этого чириканья? Что оно приносит птице? Холод и голод зимой? Много, нечего сказать!

Дюймовочка не сказала ничего, но когда крот с мышью повернулись к птице спиной, нагнулась к ней, раздвинула пёрышки и поцеловала её прямо в закрытые глазки. «Может быть, эта та самая, которая так чудесно распевала летом! — подумала девочка. — Сколько радости доставила ты мне, милая, хорошая птичка!»

Крот опять заткнул дыру в потолке и проводил дам обратно. Но девочке не спалось ночью. Она встала с постели, сплела из сухих былинок большой славный ковёр, снесла его в галерею и завернула в него мёртвую птичку; потом отыскала у полевой мыши пуху и обложила им всю ласточку, чтобы ей было потеплее лежать на холодной земле.

— Прощай, миленькая птичка, — сказала Дюймовочка. — Прощай! Спасибо тебе за то, что ты так чудесно пела мне летом, когда все деревья были такие зелёные, а солнышко так славно грело!

И она склонила голову на грудь птички, но вдруг испугалась — внутри что-то застучало. Это забилось сердечко птицы: она не умерла, а только окоченела от холода, теперь же согрелась и ожила.

Осенью ласточки улетают в тёплые края, а если которая запоздает, то от холода окоченеет, упадёт замертво на землю, и её засыплет холодным снегом.

Девочка вся задрожала от испуга — птица ведь была в сравнении с крошкой просто великаном, — но всё-таки собралась с духом, ещё больше закутала ласточку, потом сбегала принесла листок мяты, которым закрывалась вместо одеяла сама, и покрыла им голову птички.

На следующую ночь Дюймовочка опять потихоньку пробралась к ласточке. Птичка совсем уже ожила, только была ещё очень слаба и еле-еле открыла глаза, чтобы посмотреть на девочку, которая стояла перед нею с кусочком гнилушки в руках, — другого фонаря у неё не было.

— Благодарю тебя, милая крошка! — сказала больная ласточка. — Я так славно согрелась. Скоро я совсем поправлюсь и опять вылечу на солнышко.

— Ах, — сказала девочка, — теперь так холодно, идёт снег! Останься лучше в своей тёплой постельке, я буду ухаживать за тобой.

И Дюймовочка принесла птичке воды в цветочном лепестке. Ласточка попила и рассказала девочке, как поранила себе крыло о терновый куст и поэтому не смогла улететь вместе с другими ласточками в тёплые края. Как упала на землю и… да больше она уж ничего не помнила и как попала сюда — не знала.

Всю зиму прожила тут ласточка, и Дюймовочка ухаживала за ней. Ни крот, ни полевая мышь ничего не знали об этом — они ведь совсем не любили птичек.

Когда настала весна и пригрело солнышко, ласточка распрощалась с девочкой, и Дюймовочка ототкнула дыру, которую проделал крот.

Солнце так славно грело, и ласточка спросила, не хочет ли девочка отправиться вместе с ней, — пускай сядет к ней на спину, и они полетят в зелёный лес! Но Дюймовочка не захотела бросить полевую мышь — она ведь знала, что старуха очень огорчится.

— Нет, нельзя! — сказала девочка ласточке.

— Прощай, прощай, милая добрая крошка! — сказала ласточка и вылетела на солнышко.

Дюймовочка посмотрела ей вслед, и у неё даже слёзы навернулись на глазах, — уж очень полюбилась ей бедная птичка.

— Кви-вить, кви-вить! — прощебетала птичка и скрылась в зелёном лесу.

Девочке было очень грустно. Ей совсем не позволяли выходить на солнышко, а хлебное поле так всё заросло высокими толстыми колосьями, что стало для бедной крошки дремучим лесом.

— Летом тебе придётся готовить себе приданое! — сказала ей полевая мышь. Оказалось, что скучный сосед в бархатной шубе посватался за девочку.

— Надо, чтобы у тебя всего было вдоволь, а там выйдешь замуж за крота и подавно ни в чём нуждаться не будешь!

И девочке пришлось прясть по целым дням, а старуха мышь наняла четырёх пауков для тканья, и они работали день и ночь.

Каждый вечер крот приходил к полевой мыши в гости и всё только и болтал о том, что вот скоро лету будет конец, солнце перестанет так палить землю, — а то она совсем уж как камень стала, — и тогда они сыграют свадьбу. Но девочка была совсем не рада: ей не нравился скучный крот. Каждое утро на восходе солнышка и каждый вечер на закате Дюймовочка выходила на порог мышиной норки; иногда ветер раздвигал верхушки колосьев, и ей удавалось увидеть кусочек голубого неба. «Как светло, как хорошо там, на воле!» — думала девочка и вспоминала о ласточке; ей очень хотелось бы повидаться с птичкой, но ласточки нигде не было видно: должно быть, она летала там, далеко-далеко, в зелёном лесу!

К осени Дюймовочка приготовила всё своё приданое.

— Через месяц твоя свадьба! — сказала девочке полевая мышь.

Но крошка заплакала и сказала, что не хочет выходить замуж за скучного крота.

— Пустяки! — сказала старуха мышь. — Только не капризничай, а то я укушу тебя — видишь, какой у меня белый зуб? У тебя будет чудеснейший муж. У самой королевы нет такой бархатной шубки, как у него! Да и в кухне и в погребе у него не пусто! Благодари Бога за такого мужа!

Наступил день свадьбы. Крот пришёл за девочкой. Теперь ей приходилось идти за ним в его нору, жить там, глубоко-глубоко под землёй, и никогда не выходить на солнце, — крот ведь терпеть его не мог! А бедной крошке было так тяжело навсегда распроститься с красным солнышком! У полевой мыши она всё-таки могла хоть изредка любоваться на него.

И Дюймовочка вышла взглянуть на солнце в последний раз. Хлеб был уже убран с поля, и из земли опять торчали одни голые, засохшие стебли. Девочка отошла от дверей подальше и протянула к солнцу руки:

— Прощай, ясное солнышко, прощай!

Потом она обняла ручонками маленький красный цветочек, который рос тут, и сказала ему:

— Кланяйся от меня милой ласточке, если увидишь её!

— Кви-вить, кви-вить! — вдруг раздалось над её головой.

Дюймовочка подняла глаза и увидела ласточку, которая пролетала мимо. Ласточка тоже увидела девочку и очень обрадовалась, а девочка заплакала и рассказала ласточке, как ей не хочется выходить замуж за противного крота и жить с ним глубоко под землёй, куда никогда не заглянет солнышко.

— Скоро придёт холодная зима, — сказала ласточка, — и я улетаю далеко-далеко, в тёплые края. Хочешь лететь со мной? Ты можешь сесть ко мне на спину — только привяжи себя покрепче поясом, — и мы улетим с тобой далеко от гадкого крота, далеко за синие моря, в тёплые края, где солнышко светит ярче, где всегда лето и цветут чудные цветы! Полетим со мной, милая крошка! Ты ведь спасла мне жизнь, когда я замерзала в тёмной, холодной яме.

— Да, да, я полечу с тобой! — сказала Дюймовочка, села птичке на спину, упёрлась ножками в её распростёртые крылья и крепко привязала себя поясом к самому большому перу.

Ласточка взвилась стрелой и полетела над тёмными лесами, над синими морями и высокими горами, покрытыми снегом. Тут было страсть как холодно; Дюймовочка вся зарылась в тёплые перья ласточки и только головку высунула, чтобы любоваться всеми прелестями, которые встречались в пути.

Но вот и тёплые края! Тут солнце сияло уже гораздо ярче, а около канав и изгородей рос зелёный и чёрный виноград. В лесах зрели лимоны и апельсины, пахло миртами и душистой мятой, а по дорожкам бегали прелестные ребятишки и ловили больших пёстрых бабочек. Но ласточка летела всё дальше и дальше, и чем дальше, тем было всё лучше. На берегу красивого голубого озера, посреди зелёных кудрявых деревьев, стоял старинный белый мраморный дворец. Виноградные лозы обвивали его высокие колонны, а наверху, под крышей, лепились ласточкины гнёзда. В одном из них и жила ласточка, что принесла Дюймовочку.

— Вот мой дом! — сказала ласточка. — А ты выбери себе внизу какой-нибудь красивый цветок, я тебя посажу в него, и ты чудесно заживёшь!

— Вот было бы хорошо! — сказала крошка и захлопала в ладоши.

Внизу лежали большие куски мрамора — это свалилась верхушка одной колонны и разбилась на три куска, между ними росли крупные белые цветы. Ласточка спустилась и посадила девочку на один из широких лепестков. Но вот диво! В самой чашечке цветка сидел маленький человечек, беленький и прозрачный, точно хрустальный. На голове у него сияла прелестная золотая корона, за плечами развевались блестящие крылышки, а сам он был не больше Дюймовочки.

Это был эльф. В каждом цветке живёт эльф, мальчик или девочка, а тот, который сидел рядом с Дюймовочкой, был сам король эльфов.

— Ах, как он хорош! — шепнула Дюймовочка ласточке.

Маленький король совсем перепугался при виде ласточки. Он был такой крошечный, нежный, и она показалась ему просто чудовищем. Зато он очень обрадовался, увидав нашу крошку, — он никогда ещё не видывал такой хорошенькой девочки! И он снял свою золотую корону, надел её Дюймовочке на голову и спросил, как её зовут и хочет ли она быть его женой, королевой эльфов и царицей цветов? Вот это так муж! Не то что сын жабы или крот в бархатной шубе! И девочка согласилась. Тогда из каждого цветка вылетели эльфы — мальчики и девочки — такие хорошенькие, что просто прелесть! Все они поднесли Дюймовочке подарки. Самым лучшим была пара прозрачных стрекозиных крылышек. Их прикрепили к спинке девочки, и она тоже могла теперь летать с цветка на цветок! Вот-то была радость! А ласточка сидела наверху, в своём гнёздышке, и пела им, как только умела. Но самой ей было очень грустно: она крепко полюбила девочку и хотела бы век не расставаться с ней.

— Тебя больше не будут звать Дюймовочкой! — сказал эльф. — Это некрасивое имя. А ты такая хорошенькая! Мы будем звать тебя Майей!

— Прощай, прощай! — прощебетала ласточка и опять полетела из тёплых краёв далеко, далеко — в Данию. Там у неё было маленькое гнездо, как раз над окном человека, большого мастера рассказывать сказки. Ему-то она и спела своё «кви-вить», а потом и мы узнали эту историю.

Сказка про Огниво. Солдат находит волшебную трутницу.

сказка Ганса Христиана Андерсена

Первоначальный перевод

По большой дороге шел солдат — раз, два! один два! У него был рюкзак за спиной и шпага на боку, когда он возвращался домой с войны. По дороге он встретил ведьму, уродливую старую ведьму, у которой нижняя губа свесилась прямо на грудь.

— Добрый вечер, солдат, — сказала она. «Какая у тебя хорошая шпага и какой большой рюкзак. Разве ты не солдат до мозга костей! А теперь у вас будут деньги, сколько вам угодно.

— Очень мило, старая ведьма, — сказал солдат.

«Посмотрите на это большое дерево». Ведьма указала на одного рядом с ними. «Это пустота до корней. Поднимитесь на вершину ствола, и вы найдете отверстие, через которое можно спуститься глубоко под дерево. Я обвяжу тебя веревкой вокруг талии, чтобы, когда ты позовешь меня, я снова смог тебя вытащить».

«Что мне делать глубоко под этим деревом?» солдат хотел знать.

— Принеси денег, — сказала ведьма. «Слушать. Коснувшись дна, вы окажетесь в большом зале. Там очень светло, потому что горит больше сотни ламп. В их свете ты увидишь три двери. В каждой двери есть ключ, так что вы можете открыть их все.

«Если вы войдете в первую комнату, то увидите большой сундук посреди пола. На нем сидит пес, и глаза у него большие, как блюдца. Но не беспокойтесь об этом. Я дам тебе свой синий клетчатый фартук, чтобы расстелить его на полу. Схватите эту собаку и посадите ее на мой фартук. Затем вы можете открыть сундук и достать из него столько монет, сколько пожелаете. Они все медные.

«Но если вам больше подходит серебро, то идите в соседнюю комнату. Сидит пес, и глаза у него большие, как мельничные колеса. Но тебе на это наплевать. Посади собаку на мой фартук, пока ты набиваешь карманы серебром.

«Может быть, тебе лучше золото. Вы можете, вы знаете. Вы можете получить все золото, которое сможете унести, если войдете в третью комнату. Единственная загвоздка в том, что на сундуке с деньгами сидит пес, и каждый его глаз размером с Круглую башню Копенгагена. Вот такой он пёс. Но не обращай внимания, как свирепо он выглядит. Просто посади его на мой фартук, и он не причинит тебе вреда, пока ты выбираешься из сундука и достаешь столько золота, сколько захочешь.

«Меня это устраивает», — сказал солдат. — Но что ты из всего этого получишь, старая ведьма? Я полагаю, вы хотите получить свою долю.

— Нет, конечно, — сказала ведьма. «Я не хочу ни копейки. Все, о чем я прошу, это принести мне старую коробку с трутом, которую моя бабушка забыла, когда в последний раз была там.

— Хорошо, — сказал солдат. — Обвяжи меня веревкой.

— Вот он, — сказала ведьма, — а вот мой передник в синюю клетку.

Солдат взобрался на дыру в дереве и проскользнул через нее ногами вперед в большой зал, где горели сотни ламп, как и сказала ведьма. Теперь он распахнул первую попавшуюся дверь. Фу! Там сидела собака и смотрела на него глазами размером с блюдца.

— Ты славный малый, — сказал солдат, пересаживая его на ведьмин фартук и забирая все медяки, какие только поместятся в его карманах. Он закрыл сундук, посадил на него собаку и направился во вторую комнату. Увы и увы! Там сидела собака с глазами большими, как мельничные колеса.

«Не смотри на меня так». Солдат посадил его на передник ведьмы. — Ты склонен напрягать зрение. Когда он увидел сундук, полный серебра, он выбросил все свои медяки и набил и карманы, и рюкзак одним серебром. Потом пошел в третью комнату. О, какое ужасное зрелище! У собаки действительно были глаза размером с Круглую Башню, и когда он вращал ими, они крутились, как колеса.

— Добрый вечер, — сказал солдат и отсалютовал, ибо такой собаки он никогда раньше не видел. Но на второй взгляд он подумал про себя: «Это не годится». Поэтому он поднял собаку на пол и распахнул сундук. Какой вид! Здесь было золото и в избытке. Он мог бы выкупить на них весь Копенгаген. Он мог бы купить всех сахарных поросят продавщицы тортов, всех оловянных солдатиков, хлыстов и лошадок-качалок, какие только есть в мире. Да, деньги действительно были!

Вскоре солдат избавился от всех серебряных монет, которые он запихал в карманы и рюкзак, чтобы положить на их место золотые. Да-с, он набил все свои карманы, котомку, фуражку и сапоги так, что едва мог идти. Теперь он был сделан из денег. Положив собаку обратно на сундук, он хлопнул дверью и крикнул сквозь дупло:

— Подними меня, старая ведьма.

«У тебя есть трутница?» — спросила ведьма.

«К черту огниво», — крикнул солдат. «Я забыл об этом».

Когда он принес его, ведьма подняла его. Он снова стоял на большой дороге, с карманами, сапогами, котомкой и шапкой, набитыми золотом.

«Что тебе нужно от трутницы?» — спросил он старую ведьму.

— Не твое дело, — сказала она ему. «Ты получил свои деньги, так что отдай мою трутницу».

«Ерунда», — сказал солдат. — Я выну свой меч и отрублю тебе голову, если ты сразу не скажешь мне, чего ты хочешь от него.

— Не буду, — закричала ему ведьма.

Так что он отрезал ей голову. Вот она лежала! Но он связал все свои деньги в ее фартуке, перекинул через плечо, сунул огниво в карман и отправился в город.

Это был великолепный город. Он снимал лучшие комнаты в лучшей гостинице и заказывал все, что ему нравилось есть, потому что теперь он был богатым человеком, потому что у него было так много денег. Слуга, чистивший ему сапоги, возможно, счел их весьма изношенными для человека с таким достатком, но это было до того, как он пошел за покупками. Наутро он купил достойные ему сапоги и лучшее платье. Теперь, когда он оказался таким светским джентльменом, люди рассказали ему все о великолепии своего города, все о своем короле и о том, какая хорошенькая принцесса у него дочь.

«Где я могу ее увидеть?» — спросил солдат.

«Ты ее вообще не видишь», — говорили все. «Она живет в большом медном замке внутри всевозможных стен и башен. Только король может войти или выйти из него, потому что было предсказано, что принцесса выйдет замуж за простого солдата. Король предпочел бы, чтобы она этого не делала.

«Все-таки хотелось бы ее увидеть», — подумал солдат. Но не было возможности управлять им,

Теперь он жил веселой жизнью. Ходил в театр, ездил в

Королевский сад и раздавал деньги беднякам. В этом была его заслуга, потому что он помнил по старым временам, каково это — ходить без гроша в кармане. Теперь, когда он был богат и хорошо одет, слишком многие называли его своим другом и настоящим джентльменом. Это его обрадовало

Но он тратил деньги каждый день, ничего не зарабатывая, и в итоге получил только два медяка на свое имя. Ему пришлось бросить свою прекрасную квартиру, чтобы жить на чердаке, чистить собственные сапоги и штопать их штопальной иглой. Никто из его друзей не пришел его навестить, потому что было слишком много ступеней, чтобы подняться.

Однажды вечером, когда он сидел в темноте, не имея денег даже на покупку свечи, он вдруг вспомнил, что в трутнице был огарок, который он подобрал, когда ведьма отправила его вниз по дупле дерева. Он достал огниво, и в тот же момент, когда он высек искры из кремня, дверь его распахнулась, и из-под дерева выскочила собака. Это был тот, у кого глаза были размером с блюдца.

«Что, — сказала собака, — приказ моего господина?»

«Что это?» — сказал солдат. «Есть ли у меня порох, который доставит мне все, что я захочу? Иди принеси мне немного денег, — приказал он собаке. Молния! Собака исчезла. Молния! Он снова вернулся с полным мешком меди во рту.

Теперь солдат знал, какая у него замечательная трутница. Ударь его один раз, и появится собака из сундука с медными монетами. Ударь его дважды, и вот пришла собака, у которой было серебро. Трижды приносил собаку, охранявшую золото.

Солдат вернулся в свою удобную каюту. Вышел солдат в модной одежде. Сразу же его друзья узнали его снова, потому что он им так понравился.

Тут ему в голову пришла мысль: «Разве не странно, что никто никогда не увидит Принцессу? Говорят, она очень хорошенькая, но что толку, пока она остается запертой в этом большом медном замке с таким количеством башен? Почему я не могу ее видеть? Где моя трутница?» Он ударил свет и, молния! пришла собака с глазами размером с блюдца.

— Уже поздно, — сказал солдат. «Практически полночь. Но я хочу хотя бы мельком взглянуть на принцессу.

Из двери вышла собака, и, прежде чем солдат успел в это поверить, появилась собака с Принцессой на спине. Она крепко спала и была так хороша, что все видели, что она принцесса. Солдат не мог удержаться от поцелуя ее, потому что он был солдатом до мозга костей. Потом собака отвела принцессу домой.

На следующее утро, когда король и королева пили чай, принцесса рассказала им о странном сне, который ей приснился, — о собаке и солдате. Она ехала на спине собаки, и солдат поцеловал ее.

— Вот это была прекрасная история, — сказала Королева. На следующую ночь одной из придворных старушек было приказано сесть у постели принцессы и посмотреть, сон ли это или что-то совсем другое. Солдату очень хотелось снова увидеть хорошенькую принцессу, поэтому ночью пришла собака, чтобы взять ее на руки и прочь так быстро, как он мог бежать. Но старушка натянула штормовые сапоги и побежала за ними. Когда она увидела, как они скрылись в большом доме, она подумала: «Теперь я знаю, где это», и нарисовала мелом на двери большой крест. Потом она пошла домой спать, и вскоре собака принесла домой и принцессу. Но когда пес увидел этот крест, начертанный на входной двери солдата, он взял себе кусок мела и поставил крест на всех дверях в городе. Это было умно, потому что теперь старушка не могла отличить правильную дверь от всех неправильных дверей, которые он отметил.

Рано утром пришли король и королева, старая дама и все офицеры, чтобы посмотреть, где была принцесса.

«Вот оно», — сказал Король, увидев первый крестик.

«Нет, дорогая. Вот оно, — сказала Королева, смотревшая в соседнюю дверь.

«Вот один, вот один, а вон там еще один!» сказали они все. Куда бы они ни посмотрели, они видели следы мела, поэтому бросили поиски.

Королева, тем не менее, была необыкновенно умной женщиной, которая умела не только ездить в карете. Она взяла свои большие золотые ножницы, отрезала кусок шелка и сделала аккуратный маленький мешочек. Она наполнила его мелкой гречневой мукой и привязала к спине принцессы. Потом она проколола в нем дырочку, чтобы мука просеивалась по дороге, куда бы ни пошла принцесса.

Снова ночью пришел пес, взял принцессу на спину и побежал с ней к солдату, который так любил ее, что был бы рад стать принцем, лишь бы он сделал себе жену.

Пес не заметил, как мука проделала след от замка аж до солдатского окна, где он вместе с Принцессой взбежал на стену. Итак, утром королю и королеве было совершенно ясно, где была их дочь.

Взяли солдата и посадили в тюрьму. Там он сидел. Было темно и уныло, и ему сказали: «Завтра тебя повесят». Это его ничуть не приободрило, а огниво он оставил в гостинице. Утром он мог видеть в свое узкое окошко, как все спешили из города, чтобы увидеть его повешенным. Он слышал барабанный бой и видел, как маршируют солдаты. В толпе бегущих людей он увидел мальчика сапожника в кожаном фартуке и тапочках. Мальчик скакал так быстро, что слетела одна туфелька, которая ударилась о стену как раз в том месте, где солдат прижался лицом к железным прутьям.

— Эй, сапожник, не торопись, — крикнул солдат. «Ничего не произойдет, пока я не приеду. Но если ты сбегаешь туда, где я живу, и принесешь мне мой огниво, я дам тебе четыре медяка. Ставь свою лучшую ногу на первое место».

Мальчику сапожника хватило бы на четыре медяка, так он бросил огниво солдату, и — ну, теперь мы послушаем, что случилось!

За городом построили высокую виселицу. Вокруг него стояли солдаты и многие сотни тысяч человек. Король и королева восседали на великолепном троне напротив судьи и всего совета. Солдат уже стоял на лестнице, но как только они собирались накинуть ему на шею веревку, он сказал, что существует обычай оказывать бедному преступнику последнюю маленькую услугу. Он хотел выкурить трубку табака — последнюю, которую он будет курить в этом мире.

Король не мог отказать ему, поэтому солдат высек огонь из своего трута, раз-два-и третий раз. Молния! Там стояли все собаки, одна с глазами величиной с блюдца, другая с глазами величиной с мельничное колесо, третья с глазами величиной с Круглую башню Копенгагена.

«Помогите мне. Спаси меня от повешения!» — сказал солдат. Эти собаки схватили судей и весь совет, одних за ноги, других за нос, и подбросили их так высоко, что они упали вдребезги.

«Не надо!» — закричал Король, но самая большая собака схватила его и Королеву и подбросила их вслед за остальными. Тогда солдаты задрожали, и люди закричали: «Солдат, будь нашим королем и женись на красивой принцессе».

Солдата посадили в королевскую карету. Все три его собаки танцевали перед ним и кричали «Ура!» Мальчишки свистели сквозь пальцы, солдаты отдали честь. Принцесса вышла из медного замка, чтобы стать королевой, и это ее вполне устраивало. Свадьба длилась целую неделю, и три собаки сидели за столом, широко раскрыв глаза.

Об этой сказке

Сказка «Тиндер-лук» была впервые опубликована 8 мая 1835 года; Eventyr, fortalte для Børn. Фёрсте Самлинг. Фёрсте Хефте.

Сказка о Гадком утенке, который вырастает и становится прекрасным лебедем.

сказка Ганса Христиана Андерсена

Видео

За городом было так красиво, было лето — пшеничные поля были золотыми, овес зеленым, а внизу, среди зеленых лугов, сено было сложено в стога. Там аист семенил на своих красных ногах, кудахтая по-египетски, языку, которому его научила мать. Вокруг полей и лугов росли обширные леса, в которых скрывались глубокие озера. Да, там, в деревне, действительно было прекрасно.

Посреди солнечного света стоял старый господский дом, окруженный глубоким рвом. От стен усадьбы до самой кромки воды росли большие листья лопуха, и некоторые из них были такими высокими, что маленькие дети могли стоять прямо под самыми большими из них. В этой лиственной глуши, такой же густой, как и сами леса, сидела на своем гнезде утка, высиживая своих утят. Она стала несколько утомляться, потому что сидеть — такое скучное дело, и почти никто не приходил к ней. Остальные утки предпочли бы плавать во рву, чем вылезать вперевалку и сидеть на корточках под листом лопуха, чтобы сплетничать с ней.

Но, наконец, яичная скорлупа начала трескаться одна за другой. — Пип, пип! говорили мелочи, когда они ожили и высунули головы.

«Кря, кря!» — сказала утка, и так быстро, как только можно, они все вывалились, чтобы посмотреть на зеленый мир под листьями. Мать позволяла им смотреть сколько угодно, потому что зеленый полезен для глаз.

«Как широк мир», — сказали все молодые утки, потому что у них теперь было гораздо больше места, чем было, когда они были в яичной скорлупе.

«Думаешь, это весь мир?» — спросила их мать. «Почему он простирается все дальше и дальше, прямо через другой конец сада и прямо в пасторское поле, хотя это дальше, чем я когда-либо был. Я очень надеюсь, что вы все вылупились, — сказала она, вставая. «Нет, не совсем все. Самое большое яйцо все еще лежит здесь. Сколько еще это займет? Я действительно довольно устала от всего этого, — сказала она, но снова устроилась в своем гнезде.

«Ну, как дела?» — спросила старая утка, пришедшая навестить ее.

«С этим одним яйцом нужно много времени», — сказала утка в гнезде. «Он не треснет, но посмотри на других. Это самые милые маленькие утята, которых я когда-либо видел. Они очень похожи на своего отца, несчастного! Он вообще не приходил ко мне».

«Посмотрим на яйцо, которое не треснет», — сказала старая утка. — Это индюшиное яйцо, и можешь поверить мне на слово. Я сам когда-то так дурачился. Сколько хлопот и забот у меня было с этими индюшачьими детьми, потому что я могу также сказать вам, что они боятся воды. Я просто не мог втянуть их в это. Я крякал и огрызался на них, но толку от этого не было. Позвольте мне увидеть яйцо. Конечно, это индюшачье яйцо. Оставь это, и иди учи других своих детей плавать.

«О, я еще немного посижу. Я уже так давно этим занимаюсь, что с таким же успехом могу просидеть здесь половину лета».

— Как хочешь, — сказала старая утка и пошла вперевалку.

Наконец-то большое яйцо треснуло. — Пип, — сказал юноша и вывалился, но он был такой большой и уродливый.

Утка взглянула на него. — Это ужасно большой утенок, — сказала она. «Он ничуть не похож на других. Он действительно может быть индейкой? Ну ну! скоро узнаю. В воду он пойдет, даже если мне придется заталкивать его в себя».

На следующий день стояла прекрасная погода, и солнце осветило все зеленые листья лопуха. Мать-утка привела всю свою семью к рву. Всплеск! она подошла к воде. «Кря-кря», — сказала она, и утята один за другим нырнули в воду. Вода прошла над их головами, но они всплыли в мгновение ока и поплыли в совершенстве. Их ноги работали автоматически, и все они были в воде. Даже большой уродливый серый плыл.

«Да ведь это не индейка», — сказала она. «Посмотрите, как хорошо он использует свои ноги и как прямо он держится. В конце концов, он мой родной сын и довольно симпатичный, если хорошенько на него посмотреть. Кряк, кря, пошли со мной. Я выведу вас в мир и познакомлю с утиным двором. Но держись рядом со мной, чтобы на тебя не наступили, и берегись кота!»

Таким образом, они вышли на утиный двор, где все были в суматохе из-за того, что две семьи дрались из-за головы угря. Но кошке все-таки досталось.

«Видите ли, так устроен мир». Утка-мать облизала свой клюв, потому что хотела себе голову угря. «Пошевелите ногами. Суетитесь и смотрите, как бы вы не согнули шею вон той старой утке. Она самая благородная из всех нас, и в ней течет испанская кровь. Вот почему она такая толстая. Видишь эту красную тряпку вокруг ее ноги? Это замечательная вещь и высшая награда, которую может получить утка. Это показывает, что они не хотят ее потерять, и что она должна иметь особое внимание со стороны человека и зверя. Встряхнитесь! Не подворачивайте пальцы внутрь. Породистый утенок выворачивает пальцы наружу, как его отец и мать, — вот так. Итак! А теперь наклоните шею и скажите кря!

Они сделали, как она сказала им, но другие утки вокруг смотрели на них и кричали вслух: «Смотрите сюда! Должны ли мы иметь и этот выводок, как будто нас и так мало? И-тьфу! какой уродливый этот утенок! Мы не будем стоять за него». Одна утка набросилась и укусила его за шею.

«Оставь его в покое», сказала мать. — Он не причиняет никакого вреда.

«Возможно, нет, — сказала укусившая его утка, — но он слишком большой и странный, и поэтому его нужно хорошенько шлепнуть».

«Мама, какие у тебя красивые дети», — сказала старая утка с тряпкой на ноге. «Они все красивые, кроме этой. Он не так хорошо вышел. Жаль, что ты не можешь вылупить его снова.

— Это невозможно, ваша светлость, — сказала мать. — Он не такой красивый, но хорош, как может быть, и плавает так же хорошо, как и все остальные, или, я бы сказал, даже немного лучше, чем они. Надеюсь, с возрастом его внешность улучшится, и через некоторое время он не будет казаться таким большим. Он слишком долго находился в яйце, и поэтому его фигура не такая, какой должна быть». Она ущипнула его за шею и почистила перья. «Более того, он дрейк, так что это не будет иметь большого значения. Я думаю, что он будет довольно сильным, и я уверен, что он чего-то достигнет».

«Другие утята тоже хорошенькие», — сказала старая утка. — Теперь чувствуйте себя как дома, и если вы найдете голову угря, вы можете принести ее мне.

Так что они чувствовали себя как дома. Но бедного утенка, который последним вылез из яйца и выглядел таким уродливым, клевали, толкали и смеялись утки, да и куры тоже. «Он слишком большой», — сказали все. Пожиратель индюков, возомнивший себя императором, потому что родился со шпорами, надулся, как корабль под всеми парусами, и навалился на него, глотая и глотая, пока тот не покраснел. Бедный утенок не знал, где осмелится встать и куда осмелится ходить. Ему было так грустно, потому что он был так отчаянно уродлив, и потому что он был посмешищем всего скотного двора.

Так было в первый день, а потом дела пошли еще хуже. Бедного утенка все гоняли и били. Даже его собственные братья и сестры оскорбляли его. «О, — всегда говорили они, — как бы мы хотели, чтобы кошка поймала тебя, урод». И его мать сказала: «Как бы я хотела, чтобы ты был за много миль отсюда». Его кусали утки, а куры клевали, а девушка, которая их кормила, пнула его ногой.

Итак, он убежал; и он перелетел через забор. Маленькие птички в кустах в испуге вскочили. «Это потому, что я такой безобразный», — подумал он и закрыл глаза, но все равно бежал до большого болота, где жили дикие утки. Там он пролежал всю ночь, усталый и обескураженный.

Когда наступило утро, дикие утки прилетели посмотреть на своего нового компаньона. — Что ты за существо? — спросили они, когда утенок повернулся во все стороны, кланяясь им всем, как мог. «Ты ужасно уродлив, — сказали ему, — но для нас это ничего, пока ты не женишься на члене нашей семьи».

Бедный утенок! Брак, конечно, никогда не приходил ему в голову. Он всего лишь хотел, чтобы ему разрешили полежать в камышах и попить немного воды из болота.

Там он пробыл целых два дня. Потом он встретил двух диких гусей, вернее, диких гусаков, потому что это были самцы. Они не так давно вылезли из скорлупы, и это придавало им такую ​​уверенность в себе.

«Скажите, товарищ, — говорили они, — вы так некрасивы, что вы нам приглянулись. Пойдем с нами и станем перелетной птицей. В другом болоте неподалеку водятся красивые дикие гуси, все милые барышни, умеющие крякать. Ты настолько уродлив, что полностью вскружишь им головы».

Бинг! Хлопнуть! В воздухе прогремели выстрелы, и эти два гусака упали замертво в камыши. Вода была красной от их крови. Бинг! Хлопнуть! грянули выстрелы, и, когда из камыша взлетели целые стаи диких гусей, грянул еще один залп. Шла большая охота. Охотники лежали в укрытиях вокруг болота, а некоторые даже сидели на ветвях деревьев, свисавших с камыша. Голубой дым поднимался, как облака, из тени деревьев и плыл далеко над водой.

Птичьи собаки пришли шлеп, шлеп! через болото, пригибая камыши и камыши со всех сторон. Это так напугало бедного утенка, что он повернул голову, чтобы спрятать ее под крыло. Но в этот самый момент рядом с ним появилась устрашающе большая собака. Его язык вывалился изо рта, а злые глаза ужасно сверкнули. Он разинул свою широкую пасть, сверкнул острыми зубами и — плеск, плеск — пошел дальше, не задевая утенка.

— Слава богу, — вздохнул он, — я такой урод, что собака даже не удосужилась меня укусить.

Он лежал совершенно неподвижно, в то время как пули шлепались сквозь камыши, когда раздавались выстрелы за выстрелами. Было уже поздно, когда снова стало тихо, но даже тогда бедный утенок не смел пошевелиться. Он подождал несколько часов, прежде чем осмелился оглядеться, а затем помчался прочь от этого болота так быстро, как только мог. Он бегал по полям и лугам. Ветер был настолько сильным, что ему приходилось изо всех сил держаться на ногах.

Поздно вечером он подошел к убогой лачуге, такой ветхой, что не знал, куда кувыркнуться, и только поэтому еще стоял. Ветер так сильно ударил утёнка, что бедняге пришлось сесть на хвост, чтобы выстоять. Буря дула все сильнее и сильнее, но утенок заметил, что одна петля разболталась, а дверь повисла так криво, что он мог протиснуться через щель в комнату, что он и сделал.

Жила-была старушка с кошкой и курицей. Кот, которого она называла «Сынком», мог выгибать спину, мурлыкать и даже искрить, правда, для этого нужно было погладить его шерсть не в ту сторону. У курицы были короткие ножки, поэтому ее прозвали Цыпочкой Коротконогой. Она несла хорошие яйца, и старуха любила ее, как родного ребенка.

Утром они быстро заметили странного утенка. Кот замурлыкал, а курица кудахтала.

«Что за черт!» Старуха огляделась, но была близорука и приняла утёнка за заблудившуюся толстую утку. — Это был хороший улов, — сказала она. «Теперь я буду есть утиные яйца, если только это не селезень. Мы должны попробовать». Так утёнка судили три недели, но ни одного яичка он не снёс.

В этом доме кот был хозяином, а курица — хозяйкой. Они всегда говорили: «Мы и мир», ибо считали себя половиной мира, и притом гораздо лучшей половиной. Утенок подумал, что может быть больше одного способа мышления, но курица и слышать об этом не хотела.

«Ты умеешь откладывать яйца?» она спросила

«Нет».

«Тогда попридержи язык».

Кот спросил: «Ты умеешь выгибать спину, мурлыкать или издавать искры?»

«Нет».

«Тогда держи свое мнение при себе, когда говорят здравомыслящие люди».

Утенок сидел в углу, чувствуя себя крайне подавленным. Потом он вспомнил о свежем воздухе и солнечном свете. Им овладело такое желание поплавать по воде, что он не мог не сказать об этом курице.

«Что на тебя нашло?» курица плакала. — Тебе нечего делать, и поэтому у тебя такие глупые представления. Снеси нам яичко или научись мурлыкать, и ты справишься».

«Но так освежающе плавать по воде, — сказал утенок, — так освежающе чувствовать, как она поднимается над твоей головой, когда ты ныряешь на дно».

«Да, это должно быть большое удовольствие!» сказала курица. «Я думаю, вы, должно быть, сошли с ума. Спросите у кота, который самый умный человек, которого я знаю, любит ли он плавать или нырять в воду. О себе ничего не говорю. Но спроси у старухи, нашей хозяйки. Нет никого на земле мудрее ее. Ты думаешь, она хочет пойти поплавать и почувствовать, как вода поднимается над ее головой?

— Ты меня не понимаешь, — сказал утенок.

«Ну, если не мы, то кто? Ведь ты не считаешь себя умнее кота и старухи, не говоря уже обо мне. Не будь таким самонадеянным, дитя. Просто поблагодарите своего Создателя за всю доброту, которую мы вам оказали. Разве ты не попал в эту уютную комнату и не встретился с людьми, которые могут сказать тебе, что к чему? Но ты такой тупица, что нет никакого удовольствия, когда ты рядом. Поверьте мне, я говорю вам это для вашего же блага. Я говорю неприятную правду, но это единственный способ узнать, кто ваши друзья. Убедитесь, что вы отложили несколько яиц. Проследите, чтобы вы научились мурлыкать или испускать искры.

«Думаю, мне лучше выйти на свет», — сказал утенок.

«Как хочешь», — сказала курица.

Вот и ушел утенок. Он плыл по воде и нырял в нее, но все живое пренебрегало им из-за его уродства.

Наступила осень. Листья в лесу стали желтыми и коричневыми. Ветер подхватил их и закружил. Небеса казались холодными, когда низкие облака висели от снега и града. Сидя на заборе, ворон кричал: «Кар-кар!» и дрожал от холода. Одна мысль об этом вызывала дрожь. Пожалейте бедного утёнка!

Однажды вечером, когда солнце уже садилось в лучах заката, из камыша появилась большая стая больших красивых птиц. Утенок никогда не видел таких красивых птиц. Они были ослепительно белые, с длинными изящными шеями. Это были лебеди. Они издали очень странный крик, когда расправили свои великолепные крылья, чтобы улететь из этой холодной земли в более теплые страны и к открытым водам. Они поднялись так высоко, так высоко, что гадкий утенок почувствовал, как его охватывает странное беспокойство, когда он смотрел на них. Он крутился и крутился в воде, как колесо. Он вытянул шею, следя за ними, и вскрикнул так пронзительно и странно, что сам испугался. Ой! Он не мог забыть их — этих прекрасных, счастливых птиц. Когда он больше не мог их видеть, он нырнул на самое дно. и когда он подошел снова, он был совершенно вне себя. Он не знал, что это были за птицы и куда они были привязаны, но любил их больше всего на свете. Не то чтобы он завидовал им, ибо как мог он когда-либо сметь ​​мечтать о том, чтобы желать себе их дивной красоты? Он был бы благодарен, если бы только утки терпели его — бедного уродца.

Зимой стало так холодно, что утёнку пришлось плавать взад-вперед в воде, чтобы не замерзнуть. Но с каждой ночью дыра, в которой он плавал, становилась все меньше и меньше. Затем он замерз так сильно, что утёнку пришлось постоянно грести, чтобы не дать потрескивающему льду сомкнуться вокруг него. В конце концов, слишком уставший, чтобы двигаться, он крепко вмерз в лед.

Рано утром пришел фермер, и когда он увидел, как обстоят дела, он вышел на пруд, отколол лед своим деревянным ботинком и отнес утенка домой к своей жене. Там утенок ожил, но когда дети захотели с ним поиграть, он подумал, что они хотят его обидеть. В ужасе он прыгнул в ведро с молоком, забрызгав всю комнату молоком. Женщина завизжала и вскинула руки, когда он влетел в ванну с маслом, а затем в бочку с мукой и обратно. Представьте, как он выглядел сейчас! Женщина закричала и набросилась на него огненными щипцами. Дети спотыкались друг о друга, пытаясь поймать его, и смеялись, и кричали. К счастью, дверь была открыта, и утенок убежал через нее в кусты, где и прилег, на свежевыпавший снег, как в оцепенении.

Но было бы слишком грустно рассказывать обо всех невзгодах и невзгодах, которые пришлось пережить ему этой лютой зимой. Когда снова выглянуло теплое солнце, утенок был еще жив среди камыша на болоте. Жаворонки снова запели. Было прекрасное весеннее время.

Затем, совершенно неожиданно, он поднял свои крылья. Они пронеслись по воздуху гораздо сильнее, чем прежде, и их мощные удары унесли его далеко. Прежде чем он понял, что происходит, он оказался в большом саду, где цвели яблони. Сирень наполняла воздух сладким ароматом и свисала гроздьями с длинных зеленых ветвей, склонившихся над извилистым ручьем. О, как прекрасно здесь, в весеннюю свежесть!

Из зарослей перед ним вышли три прекрасных белых лебедя. Они взъерошили перья и легко поплыли по ручью. Утенок узнал этих благородных существ, и на него нашло странное чувство грусти.

«Я буду летать рядом с этими царственными птицами, и они заклевут меня в клочья, потому что я, такая уродливая, посмею приблизиться к ним. Но мне все равно. Лучше быть убитым ими, чем быть укушенным утками, заклеванным курицей, лягаемым девчонкой на курятнике или страдать от таких страданий зимой».

Итак, он влетел в воду и поплыл к великолепным лебедям. Они увидели его и бросились на него, подняв шуршащие перья. «Убей меня!» — сказал бедняга и склонил голову над водой в ожидании смерти. Но что он увидел там, отражаясь в чистом потоке? Он узрел свой собственный образ, и он уже не был отражением неуклюжей, грязной, серой птицы, безобразной и оскорбительной. Он сам был лебедем! Рожденный на утином дворе не имеет значения, если только ты вылупился из лебединого яйца.

Он был очень рад, что пережил столько бед и несчастий, ибо теперь он более полно понимал свою удачу и красоту, когда встречался с ней. Огромные лебеди плавали вокруг него и гладили его своими клювами.

Несколько маленьких детей вышли в сад, чтобы бросить зерно и кусочки хлеба в воду. Самый маленький ребенок плакал: «Вот новый», а остальные радовались: «Да, новый пришел». Они захлопали в ладоши, затанцевали и побежали за отцом и матерью.

И бросили в воду хлеб и лепешки, и все согласились: «Новый красивее всех. Он такой молодой и такой красивый». Старые лебеди склонились в его честь.