Священнику из Татарстана запретили служение из-за непристойных «проповедей» // Смотрим

Священнику из Татарстана запретили служение из-за непристойных «проповедей» // Смотрим

• Профиль

4 сентября 2018, 14:36

• pravmir.ru

Священник из Татарстана протоиерей Владимир Головин запрещен в служении за деятельность, «вносящую соблазн в жизнь Церкви». Он обещал «усиление молитвы» за дополнительную плату, называл «самоубийством» жертвенные подвиги героев и давал женщинам «непристойные советы» по поводу супружеской жизни.

Священник из Татарстана протоиерей Владимир Головин запрещен в служении за деятельность, «вносящую соблазн в жизнь Церкви». Как сообщается на сайте Чистопольской епархии, с 3 сентября сроком на три месяца ему запрещены любые священнодействия, преподавание благословения, ношение рясы и наперсного креста сроком на 3 месяца.

Ранее епархиальное управление выпустило заявление, в котором по результатам проведенной проверки говорилось, что деятельность священника «не соответствует Священному преданию», передает ТАСС.

В частности, протоиерей Головин ввел практику, названную им «соборная молитва по соглашению». Она совершалась за определенную плату, а за дополнительную плату было обещано «усиление молитвы» в известных храмах и монастырях.

Кроме того, он ввел неканонический чин некоего «духовного лечения» с возложением рук на больных, а в его публичных выступлениях имеются высказывания, «граничащие с кощунством и глумлением над Христом».

Недопустимыми были признаны и высказывания Головина о современных Героях России и героях Великой Отечественной войны (например, Николая Гастелло), жертвенный подвиг которых священник называл «самоубийством».

По сведениям ряда СМИ, Головин также «проповедовал» женщинам, какое нижнее белье носить, советовал супружеским парам совместно смотреть «непристойные фильмы», а также давал другие неподобающие для священнослужителя советы, пишет Lenta.ru.

В Чистопольской епархии также отметили, что «в случае упорной нераскаянности» может быть поставлен вопрос о продлении срока запрещения в служении или о лишении протоиерея Головина священного сана.

• общество

• новости

Весь эфир

Авто-геолокация

Международная федерация гимнастики

29-е Всемирные соревнования ФИЖ по прыжкам на батуте в возрастных группах

23-26 ноября 2022 г.

SOFIA&nbsp(BUL)

tra

FIG Кубок мира 2023 AGF Trophy

18-19 февраля 2023

БАКУ&nbsp(AZE)

tra

Кубок мира по предметам FIG 2023

23-26 февраля 2023 г.

COTTBUS&nbsp(GER)

magwag

Кубок мира по инвентарю FIG 2023

01-04 марта 2023

DOHA&nbsp(QAT)

magwag

FIG Apparatus World Cup 2023

09-12 марта 2023

BAKU&nbsp(AZE)

magwag

Чемпионат мира по футболу 2023 г.

10-12 марта 2023 г.

MAIA&nbsp(ПОР)

акро

Кубок мира FIG 2023

17-19 марта 2023

PALAIO FALIRO&nbsp(GRE)

rg

8-й Кубок мира по футболу в Кантанхеде 2023

24-26 марта 2023

CANTANHEDE&nbsp(POR)

aer

2-й Чемпионат мира по спортивной гимнастике среди юниоров

29-02 апреля 2023

АНТАЛИЯ&nbsp(TUR)

magwag

Кубок мира FIG 2023

31-02 апреля 2023

SOFIA&nbsp(BUL)

rg

Кубок мира FIG 2023

07-09 апреля 2023

PUURS-SINT-AMANDS&nbsp(BEL)

acro

Кубок мира FIG 2023

14-16 апреля 2023

ТАШКЕНТ(УЗБ)

рг

FIG Кубок мира AGF Trophy 2023

21-23 апреля 2023

БАКУ&nbsp(AZE)

rg

SUZUKI World Cup 2023

22-23 апреля 2023 г.

TOKYO&nbsp(JPN)

aer

Кубок мира по инвентарю FIG 2023

27–30 апреля 2023 г.

КАИР&nbsp(EGY)

magwag

FIG World Challenge Cup 2023

05-07 мая 2023

PORTIMÃO&nbsp(POR)

rg

Кубок мира по паркуру FIG

19-21 мая 2023 г.

MONTPELLIER&nbsp(FRA)

уп.

Кубок вызова мира FIG 2023

25-28 мая 2023

ВАРНА&nbsp(БУЛ)

магваг

FIG World Challenge Cup 2023

01-04 июня 2023

ТЕЛЬ-АВИВ (ISR)

magwag

FIG World Challenge Cup 2023

08-11 июня 2023

OSIJEK&nbsp(CRO)

magwag

Кубок мира FIG 2023

01-02 июля 2023

САНТАРЕМ&nbsp(ПОР)

тра

Кубок мира FIG 2023

07-08 июля 2023

COIMBRA&nbsp(POR)

tra

2-й Чемпионат мира по художественной гимнастике среди юниоров

07–09 июля 2023 г.

CLUJ-NAPOCA&nbsp(ROU)

rg

Кубок вызова мира FIG 2023

14–16 июля 2023 г.

КЛУЖ-НАПОКА&nbsp(ROU)

rg

17-я Всемирная гимнастика

30–05 августа 2023 г.

АМСТЕРДАМ&nbsp(NED)

gfa

40-й Чемпионат мира по художественной гимнастике

23-27 августа 2023

ВАЛЕНСИЯ&nbsp(ESP)

rg

Кубок мира FIG 2023

01–03 сентября 2023 г.

МЕРСИН&nbsp(TUR)

magwag

FIG World Challenge Cup 2023

08-10 сентября 2023

SZOMBATHELY&nbsp(HUN)

magwag

Кубок мира по паркуру FIG

08–10 сентября 2023 г.

SOFIA&nbsp(BUL)

уп.

Кубок мира FIG 2023

16–17 сентября 2023 г.

ПАРИЖ&nbsp(FRA)

magwag

52-й Чемпионат мира по спортивной гимнастике

30–08 октября 2023 г.

ANTWERP&nbsp(BEL)

magwag

Кубок мира FIG 2023

07-08 октября 2023

VARNA&nbsp(BUL)

tra

Кубок мира FIG 2023 RomGym Trophy

13–15 октября 2023 г.

БУХАРЕСТ&nbsp(ROU)

aer

37-й Чемпионат мира по прыжкам на батуте

09-12 ноября 2023

БИРМИНГЕМ&nbsp(GBR)

tra

30-е Всемирные соревнования ФИЖ по прыжкам на батуте в возрастных группах

16–19 ноября 2023 г.

БИРМИНГЕМ&nbsp(GBR)

tra

Кубок мира по предметам FIG 2024

15-18 февраля 2024

КАИР (EGY)

magwag

FIG Apparatus World Cup 2024

22-25 февраля 2024

COTTBUS&nbsp(GER)

magwag

Кубок мира по инвентарю FIG 2024

28-02 марта 2024

DOHA&nbsp(QAT)

magwag

Кубок мира по предметам FIG 2024

07-10 марта 2024

БАКУ&nbsp(AZE)

magwag

Кубок мира FIG 2024

15-17 марта 2024

PALAIO FALIRO&nbsp(GRE)

rg

Кубок мира FIG 2024

22-24 марта 2024

PESARO&nbsp(ITA)

rg

ЧМ-2024

12-14 апреля 2024

СОФИЯ&nbsp(BUL)

rg

Кубок мира FIG 2024

19-21 апреля 2024

БАКУ&nbsp(AZE)

rg

Кубок мира FIG 2024

26-28 апреля 2024

ТАШКЕНТ(УЗБ)

rg

13-е Всемирные соревнования FIG по акробатической гимнастике в возрастных группах

22-28 мая 2024

HOLON&nbsp(ISR)

акро

29-й Чемпионат мира по акробатической гимнастике

31-02 июня 2024

HOLON&nbsp(ISR)

acro

Игры XXXIII Олимпиады

26-11 августа 2024 года

ПАРИЖ(FRA)

magwagrgtra

11-е Всемирные соревнования FIG по аэробной гимнастике в возрастных группах

20–22 сентября 2024 г.

PESARO&nbsp(ITA)

после

18-й Чемпионат мира по аэробной гимнастике

27–29 сентября 2024 г.

PESARO&nbsp(ITA)

aer

5-й World Gym for Life Challenge

22–26 июля 2025 г.

LISBON&nbsp(POR)

gfa

Предстоящие

Спортивные мероприятия

Фильтр по дисциплине

Все события

Между вестернизацией Востока и востокизацией Запада

Аннотация: Россия — самая большая страна в мире, простирающаяся от Владивостока на Дальнем Востоке до Калининграда на Западе. Он соединяет Европу и Азию не только географически, но и, как отмечают многие социологи, своей культурой, обществом и образом мышления о мире. Русское мышление не является ни европейским, ни азиатским. Наоборот, это уникальная головоломка, созданная из идей, привычек и практик обоих. Таким образом, в этой статье утверждается, что в попытке расшифровать российское стратегическое поведение особое внимание следует уделить сложному взаимодействию в русском сознании между западным и восточным способами видения вещей и интерпретации событий.

Ключевые слова: русская стратегия, стратегическое мышление, военная наука, история России

Говоря о русском мышлении, первое, что приходит на ум, это знаменитый стих, написанный Федором Тютчевым в 1866 году:

Россия не может быть ¹

В России и на Западе написано много книг, трактатов, очерков, статей обсуждая загадочную «русскую душу» и ее несовместимость с западной логикой. Действительно, как выразился современный российский политический философ Борис Кагарлицкий: «универсальные «европейские» модели обычно терпели неудачу в России». Однако он также добавил, что «безнадежно провалились и попытки проанализировать русскую историю с позиций национальной исключительности и «самобытности». ² Вместо этого он предложил понимать историю России в сложной системе экономического, политического и идеологического взаимодействия Запада и Востока.
 

По предложению Кагарлицкого данная статья проливает свет на то, как западное и восточное мировосприятие вообще и войну в частности выразились в русском подходе к войне, стратегии и военной науке.

Русское мышление между Западом и Востоком

Известный русский политический философ первой половины ХХ века Иван Солоневич утверждал:

Россия не Европа, хотя и не Азия и не Евразия. Это просто Россия. Совершенно своеобразный национально-культурный комплекс, одинаково отличимый как от Европы, так и от Азии. ³

Такой изоляционистский взгляд на российскую историю и идентичность очень популярен в России и «разделяется значительной частью российской интеллигенции независимо от их идеологических убеждений». ⁴ Как выразился Кагарлицкий: «Книга Сэмюэля Ф. Хантингтона «Столкновение цивилизаций» каким-то образом мгновенно вошла в моду, еще до того, как кто-то успел ее прочитать». ⁵ На протяжении последних 200 лет два основных идеологических лагеря ведут ожесточенную борьбу за интерпретацию русской истории, идентичности и судьбы в мире: западники и славянофилы. Первые видят в России часть европейской цивилизации, которая в силу неудачных обстоятельств оказалась забытой. Последние видят в России самостоятельную уникальную цивилизацию, «основные черты которой, по выражению Солоневича, «были достаточно четко определены раньше, чем европейское влияние или азиатские нашествия могли оставить свой след в России». ⁶ Иными словами, если западники видят в русской исключительности аномалию (которая должна быть устранена путем превращения России в «правильное» европейское государство), то славянофилы видят в ней «особый путь» России (который следует лелеять и оберегать). любой ценой). Более того, оба лагеря «абсолютно единодушны в своем понимании российской истории как обособленной и «особой», не подчиненной общепринятой в других странах логике». ⁷ Есть, однако, и третий, хотя и не очень популярный лагерь историков и политологов, утверждающих, что уникальность России можно объяснить не «загадочной русской православной душой» или неудачными попытками догнать Запад, а особым географическим, экономическим, политическим и культурным положением России между Западом и Востоком. ⁸ Их непопулярность связана с двумя основными причинами. Во-первых, они предполагают, что русский менталитет сформирован «варварским» Востоком — монголами, от которых, согласно общепринятому в России аргументу, Россия самоотверженно защищала западные цивилизации, позволив им процветать в эпоху Возрождения. ⁹ Во-вторых, сложная мысль о том, что «в национальном теле России есть и острова и оазисы Европы и Азии», противоречит простоте аргументов, приводимых как западниками, так и славянофилами10. Россия, оставленная на задворках Европы по велению истории, должна сделать все, чтобы догнать и стать «нормальным» членом европейской семьи, и не выступает за уникальную русскую православную цивилизацию, развивавшуюся в изоляции. Вместо этого он утверждает, что российская история представляет собой процесс смешения и смешения восточных и западных традиций, взглядов, практик и философий. ¹¹ В нем утверждается, что географическое, историческое и культурное положение России между европейской цивилизацией на Западе и исламской, конфуцианской и индской цивилизациями на Востоке сыграло важную роль в формировании русского характера на протяжении всей российской истории. ¹² Петр Чаадаев, один из крупнейших русских философов XIX века, чьи противоречивые для своего времени взгляды вызвали поляризацию между западниками и славянофилами, предвидел грядущую судьбу России:

Растянувшись между двумя великими частями мира, между Востоком и Западом, опираясь одним локтем на Китай, другим на Германию, мы должны были бы соединить в себе два великих начала духовной природы — воображение и разум, и соединиться в нашем цивилизация история всего мира. ¹³

Если русское мышление представляет собой пазл, сложенный из кусочков восточного воображения и западного разума, то первым шагом к его сборке должно стать более глубокое понимание этих двух разных мировоззрений.
 

Много чернил было вылито на обсуждение различий между западной и восточной философиями, культурами, традициями, характерами и образами мышления: от общего анализа культурных различий, уходящих корнями в различную историю, географию, религию и социальный состав, до очень практических исследований как эти различия сформировали соответствующие организационные культуры и модели лидерства. ¹⁴ Однако наиболее интригующий анализ исходит от культурных психологов, которые утверждают, что западное и восточное общества не только по-разному видят мир, но и думают о нем по-разному. ¹⁵ По мнению психолога-культуролога Ричарда Э. Нисбетта, различие между западным и восточным образами мышления можно объяснить различием между западным атомистическим мировоззрением, сформированным независимой и индивидуалистической природой западного общества, и восточным холистическим мировоззрением. подход, коренящийся в восточных традиционно взаимозависимых и коллективных социальных структурах. ¹⁶ Таким образом, в попытке понять загадку русского подхода к войне и стратегии, следующее исследование фокусируется на том, как части западного (американского) атомистического мировоззрения были объединены с восточным (китайским) холистическим подходом для создания уникальный (и часто неоднородный) микс. ¹⁷

Понимание частей: подходы Америки к войне против Китая

Об американском способе ведения войны написано много — от классического «Американского пути ведения войны» Рассела Ф. Вейгли до более современных работ Бенджамин Булей, Колин С. Грей, Адриан Р. Льюис и другие. ¹⁸ Хотя каждый из ученых проливает свет на множество различных аспектов, большинство согласны с тем, что в сознании американцев война рассматривается как досадное препятствие — аномалия, которая является «не продолжением политического общения, а признак его несостоятельности». ¹⁹ Как выразился Грей: «Американцы относятся к войне как к прискорбному случайному злу, с которым нужно покончить как можно решительнее и быстрее». ²⁰ Эта изоляция войны от общего контекста нормальных международных отношений, кажется, согласуется с «ориентацией Запада на отдельные объекты в отрыве от их контекста», которая коренится в «индивидуалистической или независимой природе западного общества». ²¹ Эта атомистическая позиция американцев распространяется не только на их понимание войны, но и на их общую интерпретацию международных отношений. Поскольку они видят мир как «относительно простое место, состоящее из незаметных объектов, которые можно понять без чрезмерного внимания к контексту», их склонность демонизировать лидеров своих противников как главных движущих сил конфронтации за счет политического контекста. эти лидеры работают в, не должно быть удивительно. ²² В то время как американцы приписывают поведение актеру, китайцы склонны приписывать то же поведение контексту. ²³ Культуры Восточной Азии видят мир как гораздо более сложное место, понятное с точки зрения системного целого, а не с точки зрения отдельных частей. «Коллективный и взаимозависимый характер азиатского общества, — утверждает Нисбетт, — согласуется с широким, контекстуальным взглядом азиатов на мир и их верой в то, что события очень сложны и определяются многими факторами». ²⁴ Эта китайская ориентация на целостное мировоззрение, уходящее своими корнями в философию конфуцианства, предрасполагает их мышление к решению своих проблем путем поиска системного баланса и гармонии, а не западной тенденции изолировать проблемные элементы и устранять их. . Со времен Возрождения этот поиск гармонии в конфуцианстве часто приводил западных ученых к защите пацифистского характера китайской культуры. ²⁵ Например, Макс Вебер, говоря о «пацифистском характере конфуцианства», утверждал, что «конфуцианцы, которые в конечном счете являются пацифистскими литераторами, ориентированными на внутреннее политическое благополучие, естественно, встречали военные силы с отвращением или непониманием». ²⁶ Помимо конфуцианства, практически все направления китайской философии осуждали применение силы, включая Лао-цзы (даос), Мо-цзы (моист) и даже Сунь-цзы (Сунь-цзы). ²⁷ Действительно, Сунь-Цзы использует слово ли (сила) всего девять раз во всем своем «Искусстве войны», в то время как Карл фон Клаузевиц использует гевальт (сила или насилие) восемь раз в двух абзацах, определяющих только войну. ²⁸ Популярность этого культурного аргумента невозможно переоценить, однако более внимательное изучение китайского подхода к войне показывает, что если путь к равновесию и гармонии должен быть проложен с помощью войны, то китайцы, не колеблясь, сделают это. Это. ²⁹ 
 

Однако, отправляясь на войну, китайцы, в отличие от своих американских коллег, не определяют ее как насильственную аномалию в международных отношениях. Вместо этого они видят в нем естественное взаимодействие внутри сложной системы взаимодействий, в которой насилие играет важную, хотя и не определяющую роль. От максимы Сунь-Цзы «сломить сопротивление врага, не вступая в бой, является главным совершенством» до современной Неограниченной войны, китайское мышление рассматривает войну как сложную смесь взаимодействий (насильственных или нет), когда «тот, кто способен смешать вкусное и уникальный коктейль для будущего военного банкета в конечном итоге сможет носить лавры успеха». ³⁰

Конструирование головоломки: российское мышление и война, стратегия и военная наука

Анализируя различия между западным и восточным мышлением, Нисбетт начинает с философов, признавая, что они сами являются продуктом, а не «прародителями соответствующие им культуры». ³¹ Поэтому, пытаясь понять русский подход к войне, представляется правильным начать с истории русской философии и ее места на водоразделе между Западом и Востоком.
 

С одной стороны, краткое рассмотрение традиционных корней русской философии позволяет предположить, что русское мировоззрение должно быть гораздо ближе к китайскому холизму, а не к западному атомизму. «В мире, — писал видный русский имперский философ Владимир Одоевский, — как в хорошей хлопчатобумажной фабрике, каждый винтик цепляется за другой». ³² Анализируя проявления холизма в русской философии, Александр Ишутин утверждал, что «если в западном философском дискурсе идея системного целого является лишь одной из философских парадигм, то в русской философии — важной, фундаментальной и объединяющий компонент». ³³
 

С другой стороны, если говорить о философском взгляде на феномен войны, кажется, что долгая история военных взаимодействий с Западом подорвала восточную ориентацию русского мышления. Российские философы, историки, военные мыслители традиционно делились на тех, кто видит в войне естественную часть взаимодействия народов (как системного целого), и на тех, кто призывает изолировать ее как нечто зло, противоречащее человеческой природе. ³⁴ Лучше всего это противоречие продемонстрировал рассказ Федора Достоевского «Парадоксалист», в котором он исследует противоречие между войной как «бичом человечества» и войной, «приносящей только пользу, а потому совершенно необходимой» как диалогом между двумя главными героями. ³⁵
 

В течение последних 200 лет в трактовке характера, роли и места войны в России сформировалось несколько идеологических разделений, подобных уже упомянутому разделению западников и славянофилов, хотя и без конкретной корреляции. . Первый раздел касается места войны в жизни человека. По одну сторону спора находятся те, кто рассматривает войну как неотъемлемую и вечную часть целостной системы международных отношений: от генерала от инфантерии Генриха Леера, отца-основателя русской стратегической школы XIX века, который видел в войне «совершенно естественное явление в жизни общества. . . одного из самых быстрых и могучих цивилизаторов человечества», современному генерал-майору Александру Владимирову, который утверждал, что «война стала неотъемлемой частью человеческого существования и его специфической характеристикой, и будет таковой, пока существует человечество». ³⁶ С противоположной стороны находятся те, кто утверждает, что объявление войны чем-то присущим человеческой природе является ошибкой: от генерал-лейтенанта Евгения Мартынова, «выдающегося русского имперского и советского военного теоретика», написавшего свой основополагающий 1899 Обязанности политики в ее отношениях со Стратегией «в преддверии тех долгожданных времен, когда дипломатия найдет способ упразднить вооруженные столкновения между народами», современному генерал-майору Игнату Даниленко, утверждавшему, что предположение о том, что войны никогда не кончаются, «ограничивает изучение войны как социального явления. . . [поскольку] он ограничивает военную науку только проблемами подготовки и ведения вооруженной борьбы». ³⁷
 

Еще одно интересное разделение в русском понимании войны связано с ролью насилия. Некоторые русские мыслители, подобно китайской традиции, определяют войну в более широком смысле, в котором насилие является важным, хотя и не обязательно обязательным компонентом. Другие, хорошо изучающие западную мысль в целом и Клаузевица в частности, ограничивают войну только насильственным применением силы. В Имперской России генерал от артиллерии Николай Медем, «первый в России профессор стратегии», критиковал акцент Клаузевица на применении силы, утверждая, что его акцент на сражениях слишком упрощен, поскольку «все и любые соображения должны быть направлены на ослабление или уничтожение любыми способами силы противника и лишение его средств для самозащиты». ³⁸ Напротив, Леер вторил Клаузевицу, утверждая, что «война — это один из инструментов в руках политики, самый крайний инструмент для достижения целей государства». ³⁹ В раннем Советском Союзе это были генерал-майор Александр Свечин и генерал-лейтенант Андрей Снесарев, которые стремились расширить природу войны за пределы вооруженной борьбы, чьи работы были запрещены в послевоенной советской военной мысли, которая приняла более западное мировоззрение, согласно которому «война состоит только из вооруженной борьбы». ⁴⁰ Однако распад Советского Союза вновь вызвал дискуссию о том, являются ли насилие и вооруженная борьба определяющими характеристиками войны или их следует понимать в более широком контексте всех средств и методов. ⁴¹
 

В то время как российское понимание войны прыгает через петли западного подхода, пытающегося ограничить его насильственным столкновением воли, которое должно быть разрешено как можно быстрее, и восточного подхода, который видит войну в В более широком контексте всех средств и методов международных отношений представляется правильным утверждать, что русское понимание стратегии всегда склонялось к восточному целостному мировоззрению. Традиционное американское атомистическое разложение стратегии на цели, средства и пути, принятое в целом на Западе, так и не нашло сторонников в России. ⁴² От имперского российского генерала Генриха Леера через раннесоветского генерал-майора Александра Свечина и позднесоветского маршала Николая Огаркова до современного словаря Министерства обороны России стратегия всегда понималась в России как искусство сочетания различных элементы для достижения желаемых целей в конкретном контексте данной ситуации. ⁴³ «Все великие полководцы, — утверждал Медем в 1836 году, — были поистине великими, потому что основывали свои действия не на заранее составленных правилах, а на умелом сочетании всех средств и обстоятельств». ⁴⁴ Почти сто лет спустя, в начале ХХ века, Александр Свечин подтвердил это понимание, заявив, что «стратегия есть искусство сочетания подготовки к войне с группировкой операций для достижения поставленной перед вооруженными силами цели». ⁴⁵ Почти сто лет спустя, в начале ХХI века, Александр Владимиров утверждал, что «национальная стратегия есть теория, практика и искусство управления государством. . . [что] определяет и реализует совокупность стратегических (основных) целей, направлений существования и действий [государства] . . . а также безопасность, развитие и благополучие своего народа». ⁴⁶ Полностью переняв восточную традицию, подчеркивающую постоянно меняющуюся природу реальности, а не западную тенденцию к поиску универсальных правил, российские стратеги традиционно подчеркивали важность контекстной ситуации для создания наиболее эффективной комбинации. ⁴⁷ Другими словами, российский взгляд на разработку стратегии гораздо ближе к подходу, выраженному Лян Цяо и Сянсуй Ваном в их книге «Неограниченная война», чем к формуле Артура Ф. Люкке «цели-средства» и ее западным последователям. . ⁴⁸
 

В то время как российское понимание природы войны колебалось между западным и восточным подходами, а понимание стратегии тяготело к восточной традиции, история развития отечественной военной науки представляет собой хороший пример сплав между западным разумом и логикой и восточным типом диалектизма, который стремится «не деконтекстуализировать, а видеть вещи в их соответствующем контексте». ⁴⁹ Как уже говорилось, русские склонны рассматривать войну не как изолированное событие, а как явление, встроенное в значимое целое общества. Поэтому неудивительно, что они одними из первых стали утверждать, что война — это социологическое явление, анализ которого следует проводить через призму всех общественных наук. За несколько лет до начала Первой мировой войны генерал от инфантерии Николай Михневич придумал «социологию войны», аргументируя ее создание расширением социальных наук о военном деле. ⁵⁰ В межвоенный период другой русский генерал, генерал-лейтенант Николай Головин, отстаивал идею о том, что «любой исследователь, желающий анализировать войну не через узкую «утилитарно-военную» призму, а через «чисто научную», должен . . . понять, что главной целью анализа войны является рассмотрение ее как явления общественной жизни». ⁵¹ К концу ХХ века генерал армии Махмут Гареев рассуждал в том же духе: «в своей исследовательской деятельности любой военный исследователь должен использовать все области наук, связанных с войной и военными, в равной степени оперируя общественно-политическими, экономические, математические и другие области знаний».