война без мира? – Православный журнал «Фома»

Приблизительное время чтения: 12 мин.

—

100%

+

Код для вставки

Код скопирован

Вот уже более ста лет прошло с того момента, когда Русская Православная Церковь официально засвидетельствовала, что более не может считать своим членом графа Льва Николаевича Толстого. И все сто лет вокруг этого трагического события не умолкают споры и обсуждения. Такой интерес понятен и закономерен: авторитет Толстого как признанного классика мировой литературы невероятно высок, имя его известно сотням миллионов образованных людей на всей нашей планете. И если столь значительный общественный институт, как Русская Православная Церковь, пошел по отношению к столь уважаемому человеку на столь крайнюю меру, то вполне разумно задаться вопросом — а в чем же причина этого разрыва?

Но вот тут-то как раз и возникает парадоксальная ситуация, которой очень трудно найти разумное объяснение. Вместо того чтобы спокойно выяснить все обстоятельства этого конфликта и определиться в своем отношении к поведению каждой из его сторон, люди очень часто без всякого рассуждения и исследования вопроса делают для себя однозначный вывод: церковники усмотрели некие крамольные с точки зрения христианства мысли в художественных произведениях Толстого, и за это наказали его, как смогли. Таким образом, свидетельство  Синода об отпадении Льва Николаевича от Церкви уже более века воспринимается определенной частью русской интеллигенции как некий акт возмездия за писательское вольнодумство, выраженное Толстым в «Анне Карениной», «Войне и мире» и в других плодах его литературного гения.

При этом многие из сторонников этого мнения зачастую даже не подозревают, что помимо художественных произведений Лев Николаевич написал еще и целый ряд работ духовно-религиозного характера, где подробно изложил свое понимание христианства и Евангелия. В них он очень резко, категорично и осознанно расходится с учением Церкви по основным вопросам исповедания веры. И поводом к публикации в российских газетах «Определения Святейшего Синода о графе Льве Толстом» послужили не только его последние романы (как, например, «Воскресение»), но, в первую очередь, религиозно-просветительская деятельность писателя.

Можно возразить: какая разница, за что именно человека подвергли репрессии — за художественные произведения или за религиозные? Ведь в любом случае получается, что это произвол церковных чиновников, которые из каких-то своих корпоративных интересов взяли и отлучили от Церкви великого русского писателя.

Текст «Определения Священного Синода», опубликованный в газете «Церковные ведомости» от 1901 года.

Действительно, по сути и последствиям «Определение» имело характер отлучения. Вместе с тем, обратим внимание на то, что собственно в «Определении» не встречается слов «отлучение», «анафематствование» или «проклятие» в отношении Льва Николаевича. Совсем другие слова нашла Русская Церковь для определения той трагической ситуации: «…Лев Толстой непрерывно, словом и писанием, к соблазну и ужасу всего православного мира, и тем неприкровенно, но явно перед всеми, сознательно и намеренно отторг себя сам от всякого общения с Церковью Православною. Бывшие же к его вразумлению попытки не увенчались успехом. Посему Церковь не считает его своим членом и не может считать, доколе он не раскается и не восстановит своего общения с нею (выделение мое — А. Т.)».

«Определение» лишь зафиксировало то отлучение, которое Лев Николаевич сам вполне добровольно осуществлял в течение трех последних десятилетий своей жизни. Думается, понимание этого отбросит все обвинения церковных чиновников в произволе и следованию корпоративным интересам — до последнего момента Церковь была готова вновь принять Толстого в свое лоно. Вот только он так и не вернулся.

Два Толстых

Вопрос о том, как Церковь относилась к Толстому, безусловно, очень важен. Но ведь есть и другой, никак не менее важный вопрос, о котором вспоминают куда реже: а как же сам Толстой относился к Церкви?

Думается, никто не сможет ответить на него более точно и убедительно, чем сам Лев Николаевич. Но прежде чем процитировать здесь его слова, хотим сразу предупредить читателя: мы не ставим себе целью заклеймить Толстого и внушить верующему человеку  отвращение к нему.

Мы лишь хотим показать, что поводом к появлению этого Определения Священного Синода стали отнюдь не личные претензии церковных иерархов к литературному творчеству великого писателя, а сознательное и целенаправленное поругание Толстым практически всех вероучительных истин Церкви. Да, можно сколько угодно искать и находить для Льва Николаевича «смягчающие обстоятельства» — мол, и по-другому он иногда высказывался, мол, если посмотреть слова его в контексте, то не так все ужасающе выглядит. Это было бы  нормально и правильно для полноценного академического исследования. Но наша статья о другом: принимая и признавая весь масштаб личности и художественного таланта Толстого, как православные христиане мы не должны (и не можем!) благодушно отводить взгляд в сторону, когда речь заходит о его высказываниях в адрес Церкви и ее святынь.

Вот, например, что он писал по этому поводу еще в 1884 году в своей работе «Исследование догматического богословия»:

«Православная церковь? Я теперь с этим словом не могу уже соединить никакого другого понятия, как несколько нестриженных людей, очень самоуверенных, заблудших и малообразованных, в шелку и бархате, с панагиями бриллиантовыми, называемых архиереями и митрополитами, и тысячи других нестриженных людей, находящихся в самой дикой, рабской покорности у этих десятков, занятых тем, чтобы под видом совершения каких-то таинств обманывать и обирать народ».

А вот воспоминания  Гусева, секретаря Толстого, о беседе Льва Николаевича со священником о. Димитрием (Троицким) в сентябре 1897 года:

«За завтраком  Л. Н-ча священнику удалось побеседовать с ним», — говорит Гусев.

— Я читал вашу книжку «Христианское учение», — сказал  священник. — Мы с вами во многом сходимся….

— Да, у вас есть истина, — отвечал Л.Н. — Если бы у вас не было истины, вы бы давно погибли. Но вместе с истиной у вас и много лжи. Вас гордыня дьявольская обуяла, что вы знаете истину… И эта ваша уверенность в том, что вы знаете несомненную истину, разъединяет вас со мной, с китайцем… А я соединяюсь с ним.

Продолжения и конца их разговора я не слыхал. Он происходил один на один. Видимо, этот посетитель был очень тяжел Л. Н-чу. Сужу так потому, что сам Л. Н. рассказывал за обедом. По его словам, священник сказал ему, что церковные обряды — это скорлупа на яйце. Если прежде времени сколупнуть скорлупу, то цыпленок не выведется. «Я сказал ему, — продолжал Л. Н., — что скорлупа — это тело, цыпленок — это дух, а ваше учение — это дерьмо на скорлупе. Он очень обиделся. Я еще резче сказал: не на д…, а на г…»

После публикации «Определения» Церковь по-прежнему не оставляла попыток помочь Льву Николаевичу увидеть всю нелепость его притязаний на роль нового пророка и реформатора христианства. В Ясную Поляну к писателю приезжали и священники, и архиереи… Естественно, разговаривали о вере. Но как же оценил Толстой это внимание к себе? Вот дневниковая запись, сделанная Львом Николаевичем в 1909 году после приезда к нему тульского епископа Владыки Парфения: «Вчера был архиерей, я говорил с ним по душе, но слишком осторожно, не высказал всего греха его дела. А надо было… Он, очевидно, желал бы обратить меня — если не обратить, то уничтожить, уменьшить мое, по их мнению, зловредное влияние на веру и церковь. Особенно неприятно, что он просил дать ему знать, когда я буду умирать. Как бы не придумали они чего-нибудь такого, чтобы уверить людей, что я «покаялся» перед смертью. И потому заявляю, кажется, повторяю, что возвратиться к Церкви, причаститься перед смертью я так же не могу, как не могу перед смертью говорить похабные слова или смотреть похабные картинки и потому все, что будут говорить о моем предсмертном покаянии и причащении — ложь».

Еще одно высказывание Льва Николаевича, очень показательное в смысле его отношения к Церкви:

«…Я готов скорее отдать трупы моих детей, всех моих близких на растерзание голодным собакам, чем призвать каких-то особенных людей для совершения над их телами религиозного обряда» (из беседы с Наживиным — за месяц до кончины).

Лев Толстой с личным секретарем Владимиром Чертковым

Вообще, поражает это удивительное пренебрежение Льва Николаевича к религиозным чувствам людей, с которыми он полемизирует о вере. Говоря о Православии, Толстой именует Господа Иисуса Христа «повешенным иудеем», таинство причащения Тела и Крови Его — «похлебкой», Евангелие — «мешком грязи», а Пречистую Матерь Божию называет словами, которые не поворачивается язык повторить даже в виде цитаты.

Странное дело: ведь Толстой искренне проповедовал любовь всех ко всем, терпимость, непротивление злу. После цареубийства 1 марта он в своем письме к Императору Александру  умолял его помиловать убийц  Императора-отца, дать им денег, услать в Америку и написать манифест со словами вверху: «Я говорю: любите врагов своих». (За этот акт Толстой обещался быть «собакой, рабом нового Государя и плакать от умиления»). По многочисленным отзывам родных, Лев Николаевич от природы был очень добрым и отзывчивым человеком. Но когда речь заходила о Церкви и ее учении, Толстой как будто забывал, что православные христиане — тоже люди, и грубые слова его, сказанные в адрес православных святынь, глубоко  ранят их сердца. В такие моменты он становился просто другим человеком. К Церкви, ее священству и мирянам Толстой был в своих высказываниях жесток и безжалостен.

«Не то, не то!»

Эту бескомпромиссную вражду Льва Николаевича в его отношении к Церкви оспаривали и осуждали не только церковные деятели, но и его же собратья по перу. Вот воспоминания архиепископа Никона (Рождественского) о беседе с великим русским философом В. С. Соловьевым.

«На мой вопрос, давно ли он видел графа Толстого, покойный философ-христианин ответил мне: «С тех пор, как я увидел, что граф питает личную ненависть к Господу Иисусу Христу, я всё порвал с ним и больше не имею с ним никаких сношений». «Но питать личную ненависть можно только к тому, с кем имеешь личные отношения, — сказал я, — а граф…» «Вы слишком наивны, — сказал Владимир Сергеевич, — может ли сей гордец простить какому-то «Назаретскому Плотнику», что Тот раньше его, Толстого, дал миру такое учение, которое преобразило мир, а он, Толстой, при всех своих усилиях успел обратить в свою секту несколько десятков неумных людей и знает хорошо, что его секта рассыплется после его смерти и учение будет сдано в архив, как нелепость…»

Читайте также

Болевая точка русской интеллигенции

Таков суд над позицией Толстого его бывшего друга и собеседника, который великолепно разобрал его учение о непротивлении злу в своих «Трех разговорах».

А вот что пишет в своих воспоминаниях Александра Андреевна Толстая, близкая родственница, с которой Лев Николаевич был дружен настолько, что в своей книге о Толстом Иоанн Шаховской называет ее «светлым ангелом писателя».

«Я встретила Достоевского в первый раз на вечере у граф. Комаровской. С Л. Н. он никогда не виделся, но, как писатель и человек, Л. Н. его страшно интересовал. Первый его вопрос был о нем: «Можете ли вы мне истолковать его новое направление? Я вижу в этом что-то особенное и мне еще не понятное»…

Я призналась ему, что и для меня это еще загадочно, и обещала Достоевскому передать последние письма Льва Николаевича, с тем однако ж, чтобы он пришел за ними сам… Этот очаровательный и единственный вечер навсегда запечатлелся в моей памяти; я слушала Достоевского с благоговением: он говорил, как истинный христианин, о судьбах России и всего мира; глаза его горели, и я чувствовала в   нем пророка… Когда вопрос коснулся Льва   Николаевича, он просил меня прочитать обещанные письма громко. Страшно сказать, но мне было почти обидно передавать ему, великому мыслителю, такую путаницу и разбросанность в мыслях.

Вижу еще теперь перед собою Достоевского, как он хватался за голову и отчаянным голосом повторял: «Не то, не то!..» Он не сочувствовал ни единой мысли Л. Н.! Несмотря на это, забрал все, что лежало писанное на столе: оригиналы и копии писем Льва. Из некоторых его слов я заключила, что в нем родилось желание оспаривать ложные мнения Л. Н.

Я нисколько не жалею потерянных писем, но не могу утешиться, что намерение Достоевского осталось невыполненным: через пять дней после этого разговора Достоевского не стало».

Наверное, критика учения Толстого, сделанная Достоевским, стала бы самым сильным и убедительным обличением толстовства в глазах русской интеллигенции. Но этому его намерению, увы, не суждено было осуществиться…

Определение Синода счел правильным еще один весьма известный светский публицист, заподозрить которого в симпатии к Церкви может только сумасшедший. В. И. Ленин в статье, посвященной смерти Л. Н. Толстого, писал:

«Посмотрите на оценку Толстого в правительственных газетах. Они льют крокодиловы слезы, уверяя в своем уважении к «великому писателю» и в то же время защищая «святейший» синод. А святейшие отцы только что проделали особенно гнусную мерзость, подсылая попов к умирающему, чтобы надуть народ и сказать, что Толстой «раскаялся». Святейший синод отлучил Толстого от церкви. Тем лучше. Этот подвиг зачтется ему в час народной расправы с чиновниками в рясах, жандармами во Христе, с темными инквизиторами…»

Логика, типичная для Владимира Ильича: отомстить за то, что, даже по его мнению, было  сделано наилучшим образом.

Невостребованная возможность

Толстой умер, так и не восстановив своего общения с Церковью. Однако и среди церковных авторов были люди, писавшие после кончины Толстого добрые и проникновенные слова в его адрес. Это прежде всего Евгений Николаевич Поселянин — известный духовный писатель, автор многих книг на церковную тематику. В полемике с архиепископом Вологодским Никоном (которую публиковал журнал «Колокол») Поселянин писал:

«Будем верить, что между душой старца, осыпанной столь великими милостями Божиими, и его Богом в последние часы догорающей жизни, неведомо ни для кого, произошла великая тайна, что Бог, сторожащий душу человека и до последнего мгновения борющийся за ее спасение, призвал к себе эту скорбную мятущуюся душу, что радостно она прильнула к ногам Христовым и в том обрела себе покой и спасение…»

Пройдет совсем немного времени, и  соратники Ленина в зачет отлучения Льва Николаевича от Церкви зальют страну кровью тех, кого их вождь называл «чиновниками  в рясах». Е. Н. Поселянин разделил участь десятков тысяч священнослужителей и просто верующих церковных людей. Он был расстрелян в 1931 году по сфальсифицированному обвинению.

Заступаясь за Толстого, Поселянин писал, что милосердие Божие всегда идет впереди Его правосудия. Это действительно так. Но когда человек сознательно не принимает милосердия, даже Господь не может навязать ему это милосердие силой. Как это ни парадоксально, но «Определение Святейшего Синода» было для Льва Николаевича прекрасным поводом помириться, наконец, с Церковью. После оглашения «Определения» Толстой этого не сделал. С какими мыслями уходил Лев Николаевич из жизни — нам неизвестно. Все происходило за закрытыми дверями. Доступ к Льву Николаевичу имели всего два человека — его дочь Александра Львовна и личный секретарь Владимир Чертков — оба рьяные «толстовцы». Известно, что к умирающему приехал оптинский старец Варсонофий. Однако к Толстому его не пустили. Мы не знаем, почему Лев Николаевич его не принял. Была ли это воля самого Толстого или решение Черткова и Александры Львовны? Мы знаем только, что воссоединения Толстого с Церковью, к сожалению, не случилось…

Теги: Л. Н. Толстой Тема номера: «Лев Толстой и Церковь» Тема номера: «Лев Толстой и Церковь»

Лев Толстой о православной церкви: shaherezada — LiveJournal

Только что получила от юзера oleglozinski развернутый коммент с большой цитатой из Льва Толстого: http://shaherezada. livejournal.com/308661.html. Чтобы эта цитата не затерялась в комментах, выношу её в отдельный пост. Конфликт между православной церковью и великим писателем — один из важных эпизодов российской истории, аргументы Толстого имеет смысл знать в оригинале, а не в пересказах.

Лев Толстой

http://az.lib.ru/t/tolstoj_lew_nikolaewich/text_0500.shtml

То, что я отрекся от церкви, называющей себя православной, это совершенно справедливо. Но отрекся я от нее не потому, что я восстал на господа, а напротив, только потому, что всеми силами души желал служить ему. Прежде чем отречься от церкви и единения с народом, которое мне было невыразимо дорого, я, по некоторым признакам усомнившись в правоте церкви, посвятил несколько лет на то, чтобы исследовать теоретически и практически учение церкви: теоретически — я перечитал все, что мог, об учении церкви, изучил и критически разобрал догматическое богословие; практически же — строго следовал, в продолжение более года, всем предписаниям церкви, соблюдая все посты и посещая все церковные службы. И я убедился, что учение церкви есть теоретически коварная и вредная ложь, практически же собрание самых грубых суеверий и колдовства, скрывающее совершенно весь смысл христианского учения. Стоит только прочитать требник и проследить за теми обрядами, которые не переставая совершаются православным духовенством и считаются христианским богослужением, чтобы увидать, что все эти обряды не что иное как различные приемы колдовства, приспособленные ко всем возможным случаям жизни. Для того, чтобы ребенок, если умрет, пошел в рай, нужно успеть помазать его маслом и выкупать с произнесением известных слов; для того, чтобы родильница перестала быть нечистою, нужно произнести известные заклинания; чтобы был успех в деле или спокойное житье в новом доме, для того, чтобы хорошо родился хлеб, прекратилась засуха, для того, чтобы путешествие было благополучно, для того, чтобы излечиться от болезни, для того, чтобы облегчилось положение умершего на том свете, для всего этого и тысячи других обстоятельств есть известные заклинания, которые в известном месте и за известные приношения произносит священник.

Потом сказано, что я отвергаю бога, во святой троице славимаго создателя и промыслителя вселенной, отрицаю господа Иисуса Христа, богочеловека, искупителя и спасителя мира, пострадавшего нас ради человеков и нашего ради спасения и воскресшего из мертвых, отрицаю бессеменное зачатие по человечеству Христа господа и девство до рождества и по рождестве пречистой богородицы. То, что я отвергаю непонятную троицу и не имеющую никакого смысла в наше время басню о падении первого человека, кощунственную историю о боге, родившемся от девы, искупляющем род человеческий, совершенно справедливо. Бога же — духа, бога — любовь,

Кощунство не в том, чтобы назвать перегородку — перегородкой, а не иконостасом, и чашку — чашкой, а не потиром * и т. п., а ужаснейшее, не перестающее, возмутительное кощунство — в том, что люди, пользуясь всеми возможным средствами обмана и гипнотизации, — уверяют детей и простодушный народ, что если нарезать известным способом и при произнесении известных слов кусочки хлеба и положить их в вино, то в кусочки эти входит бог; и что тот, во имя кого живого вынется кусочек, тот будет здоров; во имя же кого умершего вынется такой кусочек то тому на том свете будет лучше; и что тот, кто съел этот кусочек, в того войдет сам бог. Ведь это ужасно! Как бы кто ни понимал личность Христа, то учение его, которое уничтожает зло мира и так просто, легко, несомненно дает благо людям, если только они не будут извращать его, это учение все скрыто, все переделано в грубое колдовство купанья, мазания маслом, телодвижений, заклинаний, проглатывания кусочков и т. п., так что от учения ничего не остается. И если когда какой человек попытается напомнить людям то, что не в этих волхвованиях, не в молебнах, обеднях, свечах, иконах — учение Христа, а в том, чтобы люди любили друг друга, не платили злом за зло, не судили, не убивали друг друга, то поднимется стон негодования тех, которым выгодны эти обманы..

Толстой и духовность | Колледж Святого Креста

21-22 АПРЕЛЯ 2017

Русский писатель Лев Толстой (1828-1910), наиболее известный своими книгами, в том числе «Война и мир» и «Анна Каренина», пережил тяжелый духовный кризис около своего 50-летия, которое он решил, заново открыв для себя христианство. Однако перечитывание веры Толстым было сочтено весьма спорным. У Толстого был весьма оригинальный, почти парадоксальный взгляд на христианство. Он защищал морализирующую миссию христианства, сохраняя при этом невиновность природы. Вместо того чтобы обвинять нашу «падшую» природу в наших грехах, Толстой прямо возложил вину на социальные институты, такие как государство и церковь.

На этой конференции международная группа авторов и исследователей творчества Толстого анализирует его художественные и научно-популярные произведения, чтобы оценить жизнеспособность и плодотворность его подхода к христианству.

Смотрите фото, видео и программу конференции ниже.

В рамках конференции было предложено исполнение «Крейцеровой сонаты» Бетховена и Чайковского «Памяти великого артиста». Говорят, что «Крейцерова соната» Бетховена вдохновила Толстого на написание его самого противоречивого произведения — новеллы «Крейцерова соната». В спектакле участвуют Виктор Сантьяго Асунсьон на фортепиано, Маркус Плаччи на скрипке и Ян Мюллер-Серавс на виолончели. Посмотреть программу концерта.

Эта конференция была организована профессором философии Предрагом Чиковацким и доцентом русского языка Ольгой Партан в Колледже Святого Креста. Он представлен Центром МакФарланда и финансируется Фондом семьи Рем.

Публикация уже доступна.0023

Пятница, 21 апреля 2017 г.

10-10: 15 утра: Церемония открытия
Томас М. Лэнди, , директор McFarland
Преподобный Филипп Л., С.Дж., Президент колледжа
Predrag Cicovack , Профессор философии

10:15-11:15: Но продолжать жизнь – с какой целью?
Михаил Шишкин
Известный российский писатель, автор книг «Монтре-Мисолунги-Астапово, по следам Байрона и Толстого» (2002), «Девичьи волосы» (2005), «Свет и тьма» (2013)
Посмотрите видео ниже»

11:30–12:30: Неортодоксальная катехизация Толстого: романы
Лиза Кнапп, авторы «Анны Кнапп»

9003 : Толстой «Лабиринт сюжетов» (2016) и редактор критических компаньонов к «Анне Карениной» Толстого и «Идиоту» Достоевского Что такое добро по Толстому и насколько хорошим я могу быть?
Донна Туссинг Орвин
Профессор русской литературы и заведующая кафедрой славянских языков и литератур Университета Торонто, автор книг «Искусство и мысль Толстого, 1847–1880» (1993) и «Последствия сознания: Тургенев, Достоевский и Толстой» (2007)

15:45-16:45: Воскрешение Толстого — первый экзистенциалистский роман 2011) и «Тесла. Портрет среди масок» (2008)

17:00 -18:00: Переоценка Толстым Бетховена в «Крейцеровой сонате» (1889) в контексте истории рецепции музыки Бетховена в имперской России
Александра Смит
90 Российские исследования в Эдинбургском университете, автор книг «Монтаж Пушкина: Пушкин и видения современности в русской поэзии XX века» (2006) и «Песня о пересмешнике: Пушкин в творчестве Марины Цветаевой» (1994)

18:00–20:00: обеденный перерыв

20:00: концерт: «Крейцерова соната» Бетховена и Чайковского «Памяти великого художника»
При участии Виктора Сантьяго Асунсьона, фортепиано; Маркус Плаччи, скрипка; и Jan Müller-Szeraws, Cello
Brooks Concert Hall
Посмотреть концертную программу

Суббота, 22 апреля 2017 г.

10-11 утра.0027 Профессор философии Колледжа Святого Креста, автор книг «Достоевский и утверждение жизни» (2014) и «Следы Ганди» (2015)

11:15-12:15: Толстого «Духовное ненасилие»
Роберт Л. Холмс
Почетный профессор философии Рочестерского университета и автор книги «Этика ненасилия: очерки Роберта Л. Холмса» под редакцией Предрага Чиковоцкого (2013)

12: 15-14 часов: Перерыв на обед

14:00-15:00: Слезы Толстого: Богословие плача в войне и мире
Илья Виницкий
Профессор славянских языков и литератур Принстонского университета, соавтор книги «Культурная история русской литературы» (2009) и автор книг «Призрачные парадоксы: современный спиритуализм и русская культура в эпоху реализма» (2009) и «Романтизм Василия Жуковского и эмоциональная история России» (2015)

15:15-16:15: Художественная литература Толстого : Его духовное наследие
Розамунд Бартлетт
Биограф Толстого, автор книг «Толстой: русская жизнь» (2010 г.) и Чехов: сцены из жизни (2004 г.), соавтор книги «Литературная Россия: путеводитель» (1997 г.) и переводчик толстовской «Анны». Каренина (2014).

16:15-16:30: Заключительная церемония

Христианский анархизм Толстого был войной как с церковью, так и с государством | Джайлз Фрейзер

В «Войне и мире» Толстого больше тысячи страниц. А BBC подверглась критике за то, что сократила его до шести эпизодов. Так что, очевидно, нелепо пытаться обобщить такую ​​колоссальную дверную заглушку в трех коротких предложениях. Но так как Толстой считал, что о глупости можно говорить довольно много, то вот: все христиане — дураки. Политики не могут позволить себе выглядеть или вести себя как дураки. Поэтому политики не могут быть христианами.

Недаром в 1901 году Русская православная церковь отлучила его от церкви. Он был бельмом на глазу организованной религии и, более того, яростным противником государства. Для Толстого государство было одним большим рэкетом, монополией организованного насилия, требующей денег за ложное обещание безопасности. Ибо, поднимая армии, его граждане организуются для войны и вместе с тем делают себя мишенью для нападения. Таким образом, христианское государство является противоречием в терминах. Не то чтобы вы узнали об этом из корсажной адаптации BBC, но «Война и мир» — это расширенный аргумент в пользу самой глупой моральной мудрости: пацифизма.

Христианство Толстого было необычным. Его не волновали ни вероучения, ни учения церкви, ни ее сверхъестественность, ни то, что он считал лицемерием ее самодовольных последователей. Тем не менее, как «теорию жизни», он считал, что Нагорную проповедь нельзя улучшить. Христиане призваны не только любить своих врагов, но, что еще важнее, «не противиться злому».

Он считал ненасилие абсолютным ядром Евангелия, оказывая непосредственное влияние на Ганди (с которым он переписывался) и Мартина Лютера Кинга. И поскольку Толстой считал государство по своей сути насильственным институтом, он пришел к выводу, что Евангелие подразумевает анархизм. Таким образом, нашим долгом становится во все времена подрывать моральное положение государства.

Но можете ли вы представить себе архиепископа Кентерберийского, использующего свою кафедру, чтобы сказать прихожанам, что они должны любить ИГИЛ? Или что талибам нельзя сопротивляться? Или вы можете себе представить кардинала-архиепископа, поднимающего два пальца на флаг? Их забросают гнилыми фруктами в каждой колонке лидеров в стране, включая колонку Guardian. Однако Толстой напоминает нам, что быть христианином — значит быть дураком и изгоем общества, что любой, кто хочет следовать за Христом, должен быть готов умереть как враг государства, распятый на кресте. Это немного больше, чем несколько куплетов из песни «Сияй, Иисус, сияй воскресным утром».

Так что не думайте, что «Война и мир» — это просто какое-то русское аббатство Даунтон, полное отвлекающих глаз удовольствий. Не то чтобы Толстой был против грехов плоти. Подобно графу Пьеру Безухову в «Войне и мире», который представляет собой слегка завуалированный автопортрет самого Толстого, его странствование начинается в публичном доме и продолжается через приверженность религиозным организациям (в «Войне и мире», христианской обрядовости масонов) к простая внутренняя приверженность воле Бога. Эта вера имеет только одну заповедь: возлюби Бога и возлюби друг друга – да, это только одна заповедь, потому что последняя есть следствие первой. И эта заповедь навлечет на вас беду.

Для Толстого, как и для графа Безухова, духовный путь усеян ошибками и неправильными поворотами.