Читать онлайн «Запечатленный ангел», Николай Лесков – ЛитРес

Глава первая

Дело было о святках, накануне Васильева вечера. Погода разгулялась самая немилостивая. Жесточайшая поземная пурга, из тех, какими бывают славны зимы на степном Заволжье, загнала множество людей в одинокий постоялый двор, стоящий бобылем среди гладкой и необозримой степи. Тут очутились в одной куче дворяне, купцы и крестьяне, русские, и мордва, и чуваши. Соблюдать чины и ранги на таком ночлеге было невозможно: куда ни повернись, везде теснота, одни сушатся, другие греются, третьи ищут хотя маленького местечка, где бы приютиться; по темной, низкой, переполненной народом избе стоит духота и густой пар от мокрого платья. Свободного места нигде не видно: на полатях, на печке, на лавках и даже на грязном земляном полу, везде лежат люди. Хозяин, суровый мужик, не рад был ни гостям, ни наживе. Сердито захлопнув ворота за последними добившимися на двор санями, на которых приехали два купца, он запер двор на замок и, повесив ключ под божницею, твердо молвил:

– Ну, теперь кто хочешь, хоть головой в ворота бейся, не отворю.

Но едва он успел это выговорить и, сняв с себя обширный овчинный тулуп, перекрестился древним большим крестом и приготовился лезть на жаркую печку, как кто-то робкою рукой застучал в стекло.

– Кто там? – окликнул громким и недовольным голосом хозяин.

– Мы, – ответили глухо из-за окна.

– Ну-у, а чего еще надо?

– Пусти, Христа ради, сбились… обмерзли.

– А много ли вас?

– Не много, не много, восемнадцатеро всего, восемнадцатеро, – говорил за окном, заикаясь и щелкая зубами, очевидно совсем перезябший человек.

– Некуда мне вас пустить, вся изба и так народом укладена.

– Пусти хоть малость обогреться!

– А кто же вы такие?

– Извозчики.

– Порожнем или с возами?

– С возами, родной, шкурье везем.

– Шкурье! шкурье везете, да в избу ночевать проситесь. Ну, люди на Руси настают! Пошли прочь!

– А что же им делать? – спросил проезжий, лежавший под медвежьею шубой на верхней лавке.

– Валить шкурье да спать под ним, вот что им делать, – отвечал хозяин и, ругнув еще хорошенько извозчиков, лег недвижимо на печь.

Проезжий из-под медвежьей шубы в тоне весьма энергического протеста выговаривал хозяину на жестокость, но тот не удостоил его замечания ни малейшим ответом. Зато вместо его откликнулся из дальнего угла небольшой рыженький человечек с острою, клином, бородкой.

– Не осуждайте, милостивый государь, хозяина, – заговорил он, – он это с практики берет и внушает правильно – со шкурьем безопасно.

– Да? – отозвался вопросительно проезжий из-под медвежьей шубы.

– Совершенно безопасно-с, и для них это лучше, что он их не пускает.

– Это почему?

– А потому, что они теперь из этого полезную практику для себя получили, а между тем если еще кто беспомощный добьется сюда, ему местечко будет.

– А кого теперь еще понесет черт? – молвила шуба.

– А ты слушай, – отозвался хозяин, – ты не болтай пустых слов. Разве супостат может сюда кого-нибудь прислать, где этакая святыня? Разве ты не видишь, что тут и Спасова икона и Богородичный лик.

– Это верно, – поддержал рыженький человечек.  – Всякого спасенного человека не ефиоп ведет, а ангел руководствует.

– А вот я этого не видал, и как мне здесь очень скверно, то и не хочу верить, что меня сюда завел мой ангел, – отвечала словоохотливая шуба.

Хозяин только сердито сплюнул, а рыжачок добродушно молвил, что ангельский путь не всякому зрим и об этом только настоящий практик может получить понятие.

– Вы об этом говорите так, как будто сами вы имели такую практику, – проговорила шуба.

– Да-с, ее и имел.

– Что же это вы видели, что ли, ангела, и он вас водил?

– Да-с, я его и видел, и он меня руководствовал.

– Что вы, шутите или смеетесь?

– Боже меня сохрани таким делом шутить!

– Так что же вы такое именно видели: как вам ангел являлся?

– Это, милостивый государь, целая большая история.

– А знаете ли, что тут уснуть решительно невозможно, и вы бы отлично сделали, если бы теперь рассказали нам эту историю.

– Извольте-с.

– Так рассказывайте, пожалуйста: мы вас слушаем. Но только что же вам там на коленях стоять, вы идите сюда к нам, авось как-нибудь потеснимся и усядемся вместе.

– Нет-с, на этом благодарю-с! Зачем вас стеснять, да и к тому же повесть, которую я пред вами поведу, пристойнее на коленях стоя сказывать, потому что это дело весьма священное и даже страшное.

– Ну как хотите, только скорее сказывайте, как вы могли видеть ангела и что он вам сделал?

– Извольте-с, я начинаю.

Глава вторая

– Я, как несомненно можете по мне видеть, человек совсем незначительный, я более ничего, как мужик, и воспитание свое получил по состоянию, самое деревенское. Я не здешний, а дальний, рукомеслом я каменщик, а рожден в старой русской вере. По сиротству моему я сызмальства пошел со своими земляками в отходные работы и работал в разных местах, но все при одной артели, у нашего же крестьянина Луки Кирилова. Этот Лука Кирилов жив по сии дни: он у нас самый первый рядчик. Хозяйство у него было стародавнее, еще от отцов заведено, и он его не расточил, а приумножил и создал себе житницу велику и обильну, но был и есть человек прекрасный и не обидчик. И уж зато куда-куда мы с ним не ходили? Кажется, всю Россию изошли, и нигде я лучше и степеннее его хозяина не видал. И жили мы при нем в самой тихой патриархии, он у нас был и рядчик и по промыслу и по вере наставник. Путь свой на работах мы проходили с ним точно иудеи в своих странствиях пустынных с Моисеем, даже скинию свою при себе имели и никогда с нею не расставались: то есть имели при себе свое «божие благословение». Лука Кирилов страстно любил иконописную святыню, и были у него, милостивые государи, иконы всё самые пречудные, письма самого искусного, древнего, либо настоящего греческого, либо первых новгородских или строгановских изографов. Икона против иконы лучше сияли не столько окладами, как остротою и плавностью предивного художества. Такой возвышенности я уже после нигде не видел!

И что были за во имя разные и Деисусы, и Нерукотворенный Спас с омоченными власы, и преподобные, и мученики, и апостолы, а всего дивнее многоличные иконы с деяниями, каковые, например: Индикт, праздники, Страшный суд, Святцы, Соборы, Отечество, Шестоднев, Целебник, Седмица с предстоящими; Троица с Авраамлиим поклонением у дуба Мамврийского, и, одним словом, всего этого благолепия не изрещи, и таких икон нынче уже нигде не напишут, ни в Москве, ни в Петербурге, ни в Палихове; а о Греции и говорить нечего, так как там эта наука давно затеряна. Любили мы все эту свою святыню страстною любовью, и сообща пред нею святой елей теплили, и на артельный счет лошадь содержали и особую повозку, на которой везли это божие благословение в двух больших коробьях всюду, куда сами шли. Особенно же были при нас две иконы, одна с греческих переводов старых московских царских мастеров: пресвятая владычица в саду молится, а пред ней все древеса кипарисы и олинфы до земли преклоняются; а другая ангел-хранитель, Строганова дела. Изрещи нельзя, что это было за искусство в сих обеих святынях! Глянешь на владычицу, как пред ее чистотою бездушные древеса преклонились, сердце тает и трепещет; глянешь на ангела… радость! Сей ангел воистину был что-то неописуемое. Лик у него, как сейчас вижу, самый светлобожественный и этакий скоропомощный; взор умилен; ушки с тороцами, в знак повсеместного отвсюду слышания; одеянье горит, рясны златыми преиспещрено; доспех пернат, рамена препоясаны; на персях младенческий лик Эмануилев; в правой руке крест, в левой огнепалящий меч. Дивно! дивно!.. Власы на головке кудреваты и русы, с ушей ловились и проведены волосок к волоску иголочкой.

Крылья же пространны и белы как снег, а испод лазурь светлая, перо к перу, и в каждой бородке пера усик к усику. Глянешь на эти крылья, и где твой весь страх денется: молишься «осени», и сейчас весь стишаешь, и в душе станет мир. Вот это была какая икона! И были-с эти два образа для нас все равно что для жидов их святая святых, чудным Веселиила художеством изукрашенная. Все те иконы, о которых я вперед сказал, мы в особой коробье на коне возили, а эти две даже и на воз не поставляли, а носили: владычицу завсегда при себе Луки Кирилова хозяйка Михайлица, а ангелово изображение сам Лука на своей груди сохранял. Был у него такой для сей иконы сделан парчевой кошель на темной пестряди и с пуговицей, а на передней стороне алый крест из настоящего штофу, а вверху пришит толстый зеленый шелковый шнур, чтобы вокруг шеи обвесть. И так икона в сем содержании у Луки на груди всюду, куда мы шли, впереди нас предходила, точно сам ангел нам предшествовал. Идем, бывало, с места на место, на новую работу степями, Лука Кирилов впереди всех нарезным сажнем вместо палочки помахивает, за ним на возу Михайлица с богородичною иконой, а за ними мы все артелью выступаем, а тут в поле травы, цветы по лугам, инде стада пасутся, и свирец на свирели играет… то есть просто сердцу и уму восхищение! Все шло нам прекрасно, и дивная была нам в каждом деле удача: работы всегда находились хорошие; промежду собою у нас было согласие; от домашних приходили всё вести спокойные; и за все это благословляли мы предходящего нам ангела, и с пречудною его иконою, кажется, труднее бы чем с жизнию своею не могли расстаться.

Да и можно ли было думать, что мы как-нибудь, по какому ни есть случаю, сей нашей драгоценнейшей самой святыни лишимся? А между тем такое горе нас ожидало, и устроялось нам, как мы после только уразумели, не людским коварством, а самого оного путеводителя нашего смотрением. Сам он возжелал себе оскорбления, дабы дать нам свято постичь скорбь и тою указать нам истинный путь, пред которым все, до сего часа исхоженные нами, пути были что дебрь темная и бесследная. Но позвольте узнать, занятна ли моя повесть и не напрасно ли я ею ваше внимание утруждаю?

– Нет, как же, как же: сделайте милость, продолжайте! – воскликнули мы, заинтересованные этим рассказом.

– Извольте-с, послушествую вам и, как сумею, начну излагать бывшие с нами дивные дивеса от ангела.

Глава третья

Пришли мы для больших работ под большой город, на большой текучей воде, на Днепре-реке, чтобы тут большой и ныне весьма славный каменный мост строить. Город стоит на правом, крутом берегу, а мы стали на левом, на луговом, на отложистом, и объявился пред нами весь чудный пеозаж: древние храмы, монастыри святые со многими святых мощами; сады густые и дерева таковые, как по старым книгам в заставках пишутся, то есть островерхие тополи. Глядишь на все это, а самого за сердце словно кто щипать станет, так прекрасно! Знаете, конечно, мы люди простые, но преизящество богозданной природы все же ощущаем.

И вот-с это место нам так жестоко полюбилось, что мы в тот же самый в первый день начали тут постройку себе временного жилища, сначала забили высокенькие сваечки, потому что место тут было низменное, возле самой воды, потом на тех сваях стали собирать горницу, и при ней чулан. В горнице поставили всю свою святыню, как надо по отеческому закону: в протяженность одной стены складной иконостас раскинули в три пояса, первый поклонный для больших икон, а выше два тябла для меньшеньких, и так возвели, как должно, лествицу до самого распятия, а ангела на аналогии положили, на котором Лука Кирилов Писание читал. Сам же Лука Кирилов с Михайлицей стали в чуланчике жить, а мы себе рядом казаромку огородили. На нас глядючи, то же самое начали себе строить и другие, которые пришли надолго работать, и вот стал у нас против великого основательного города свой легкий городок на сваях. Занялись мы работой, и пошло все как надо! деньги за расчет у англичан в конторе верные; здоровье бог посылал такое, что во все лето ни одного больного не было, а Лукина Михайлица даже стала жаловаться, что сама, говорит, я не рада, какая у меня по всем частям полнота пошла. Особенно же нам, староверам, тут нравилось, что мы в тогдашнее время повсюду за свой обряд гонению подвергались, а тут нам была льгота: нет здесь ни городского начальства, ни уездного, ни попа; никого не зрим, и никто нашей религии не касается и не препятствует… Вволю молились: отработаем свои часы и соберемся в горницу, а тут уже вся святыня от многих лампад так сияет, что даже сердце разгорается. Лука Кирилов положит благословящий начал; а мы все подхватим, да так и славим, что даже иной раз при тихой погоде далеко за слободою слышно. И никому наша вера не мешала, а даже как будто еще многим по обычаю приходила и нравилась не только одним простым людям, которые к богочтительству по русскому образцу склонны, но и иноверам. Много из церковных, которые благочестивого нрава, а в церковь за реку ездить некогда, бывало станут у нас под окнами и слушают и молиться начнут. Мы им этого снаружи не возбраняли: всех отогнать нельзя, потому даже и иностранцы, которые старым русским обрядом интересовались, не раз приходили наше пение слушать и одобряли. Главный строитель из англичан, Яков Яковлевич, тот, бывало, даже с бумажкой под окном стоять приходил и все норовил, чтобы на ноту наше гласование замечать, и потом, бывало, ходит по работам, а сам все про себя в нашем роде гудет: «Бо-господь и явися нам», но только все это у него, разумеется, выходило на другой штыль, потому что этого пения, расположенного по крюкам, новою западною нотою в совершенстве уловить невозможно. Англичане, чести им приписать, сами люди обстоятельные, и набожные, и они нас очень любили и за хороших людей почитали и хвалили. Одним словом, привел нас господень ангел в доброе место и открыл нам все сердца людей и весь пеозаж природы.

И сему-то подобным мирственным духом, как я вам представил, жили мы без малого яко три года. Спорилося нам все, изливались на нас все успехи точно из Амалфеева рога, как вдруг узрели мы, что есть посреди нас два сосуда избрания божия к нашему наказанию. Один из таковых был ковач Марой, а другой счетчик Пимен Иванов. Марой был совсем простец, даже неграмотный, что по старообрядчеству даже редкость, но он был человек особенный: видом неуклюж, наподобие вельблуда, и недрист как кабан – одна пазуха в полтора обхвата, а лоб весь заросший крутою космой и точно мраволев старый, а середь головы на маковке гуменцо простригал. Речь он имел тупую и невразумительную, все шавкал губами, и ум у него был тугой и для всего столь нескладный, что он даже заучить на память молитв не умел, а только все, бывало, одно какое-нибудь слово твердисловит, но был на предбудущее прозорлив, и имел дар вещевать, и мог сбывчивые намеки подавать. Пимен же, напротив того, был человек щаповатый: любил держать себя очень форсисто и говорил с таким хитрым извитием слов, что удивляться надо было его речи; но зато характер имел легкий и увлекательный. Марой был пожилой человек, за семьдесят лет, а Пимен средовек и изящен: имел волосы курчавые, посредине пробор; брови кохловатые, лицо с подрумяночкой, словом, велиар. Вот в сих двух сосудах и забродила вдруг оцетность терпкого пития, которое надлежало нам испить.

Читать «Запечатленный ангел» — Лесков Николай Семенович — Страница 1

Николай Лесков — Библиоклепта

26 сентября 2020 г. BibliokleptОставить комментарий

НРЫБ готовит сборник рассказов Николая Лескова (точнее, новелл) под названием «Леди Макбет Мценского уезда». В сборнике представлены новые переводы Дональда Рэйфилда, Роберта Чендлера и Уильяма Эдгертона. Реклама NYRB:

Николай Лесков — самый странный из великих русских писателей девятнадцатого века. Его творчество ближе к устным традициям повествования, чем творчество его современников, и послужило источником вдохновения для великого эссе Вальтера Беньямина «Рассказчик», в котором Беньямин противопоставляет сюжетные махинации современного романа странным, меланхоличным, но в то же время житейские байки более старой, более медленной эпохи, с которыми Лесков оставался в связи. Заглавная история — это рассказ о незаконной любви и множественных убийствах, который легко мог бы найти отражение в шотландской балладе и впоследствии стал самой популярной из опер Дмитрия Шостаковича. Остальные рассказы, все, кроме одного, недавно переведены, представляют собой наиболее сфокусированное и точно переданное собрание этого незаменимого писателя, доступное в настоящее время на английском языке.

В сборник вошли шесть новелл: Леди Макбет Мценского уезда, Запечатанный ангел, Очарованный странник, Стальная блоха, Бессрочные инженеры, и Невинный Пруденций.

Я читал несколько таких рассказов несколько лет назад в сборнике рассказов Лескова Борзой под названием Очарованный странник и другие рассказы; эти переводы были сделаны Ричардом Пивером и Ларисой Волохонской (и включали несколько гораздо более коротких рассказов).

Я также очень рекомендую Леди Макбет , экранизацию 2016 года режиссера Уильяма Олдройда и писательницы Элис Берч по лесковскому фильму Леди Макбет Мценского уезда , обзор которого я делал в этом блоге несколько лет назад.

Нравится:

Нравится Загрузка. ..

Posted in Книга приобретенаTagged Книга приобретена, Книги, Фильм, Леди Макбет, Литература в переводе, Николай Лесков, Русская литература

28 мая 2018 г. 28 мая 2018 г. Библиотеклепт3 Комментарии

Скромный, темный, жестокий и непоколебимый, Леди Макбет (2016) разворачивается с суровой красотой, которая противоречит его темной сути. Действие фильма происходит в сельской Англии в 1865 году. Фильм рассказывает историю Кэтрин, молодой жены, по сути заключенной в тюрьму своим жестоким тестем и извращенным мужем, которые пытаются заключить ее в своем загородном поместье.

Кэтрин предпочла бы обрести свободу на свежем прохладном воздухе пустоши, но свекор Борис хочет, чтобы она оказалась внутри, предпочтительно работая над созданием наследника мужского пола, задача, которая становится почти невыполнимой из-за очевидного бессилия ее старшего мужа Александра. Борис и Александр используют горничную по имени Анна для наблюдения за Кэтрин, а когда отцу и сыну приходится разойтись по разным делам, Анна остается присматривать за скучающей молодой невестой.

Ситуация для Кэтрин становится намного менее скучной, когда всего через день или два после отъезда Бориса и Александра она обнаруживает Анну обнаженной в мешке, подвешенном к потолку конуры, в окружении глумящихся мужчин. Кэтрин освобождает горничную и заявляет о своем господстве в качестве хозяйки дома, даже несмотря на то, что ей приходится драться с одним из мужчин, Себастьяном. Сцена совершенно садовская, странная смесь сексуальности, насилия и тонкой оболочки социальных нравов, которая скрывает корчащееся под поверхностью Ид. Шпон трескается. Богоматерь завязывает плохо скрытый (а потом и вовсе не скрытый) роман с Себастьяном. Рассказать больше может испортить историю, но, типа, вы знаете кое-что из того, что происходит в Макбет , да? Убийства и прочее?

Хотя « Леди Макбет » временами напоминает трагедию Шекспира, на самом деле это экранизация повести Николая Лескова 1865 года « Леди Макбет Мценского уезда». (Несколько лет назад я прочитал английский перевод Ричарда Пивера и Ларисы Волохонской и получил удовольствие). Режиссер Уильям Олдройд и писатель Элис Берч предлагают довольно точную адаптацию рассказа Лескова, хотя тон фильма намного мрачнее и лишен лесковского черного юмора. Развязка фильма также мрачнее и лаконичнее, чем последние главы повести Лескова (и лучше, я бы сказал). Последние мгновения «» «Леди Макбет» представляют собой леденящее кровь обвинение викторианской морали (моральное видение, которое во многом сохраняется и сегодня) без малейшей уступки стремлению основной аудитории, скажем, к справедливости . Фильм начинается мрачно и странно, а заканчивается темнее, незнакомцем. Смотреть « Леди Макбет » — это все равно что сжимать желудок изнутри.

Тревожное напряжение фильма не для всех, но эти люди будут скучать по фантастической игре Флоренс Пью, которая играет Кэтрин с чувственностью, которая одновременно пленительна и угрожающа. Один из больших успехов 9 0009 Леди Макбет наблюдает, как Пью играет персонажа, который переходит от эмоции к импульсу и к действию — или в некоторых случаях к радикальному бездействию — совершенно натуралистическим образом. Направление Олдройда здесь ключевое; Возможно, самое пугающее в «Леди Макбет » — это естественность фильма. Кинематографист Ари Вегнер, кажется, почти полностью снимает фильм с естественным освещением (а иногда и с газовым светом), эффект, который одновременно великолепен и совершенно тревожен. Леди Макбет могла бы стать идеальным двойным фильмом с фильмом Софии Копполы The Beguiled (2017) .  Повторяющиеся в фильме интерьеры — часто с Кэтрин, смотрящей наружу — легко напоминают работы датского художника Вильгельма Хаммерсхёя.

Леди Макбет создает свою собственную визуальную грамматику, чтобы рассказать свою историю, используя диалоги между персонажами с запасом эффективности, которая помогает создать тревожное настроение фильма. В фильме практически отсутствует экстрадиагетический звук. Медленное зловещее урчание нарастает ровно три раза за Леди Макбет , подстраивая, а затем усиливая нервный страх зрителя. Финальные титры разыгрываются под болтливое щебетание птиц. Все это очень смущает.

Как я уже отмечал (и что, я надеюсь, ясно из этой статьи), Леди Макбет смесь странного садианского секса и насилия не для всех. Это тот фильм, который, скорее всего, разочарует или даже расстроит многих зрителей — тем, кто ищет романтику викторианской эпохи, следует поискать что-то другое, а любители откровенных ужасов могут не получить те образы, которых они жаждут. Но люди, заинтересованные в нервирующей, но убедительной истории, рассказанной в своих собственных эстетических терминах, должны проверить это.

Как я это смотрел: На большом телевизоре через стриминговый сервис, немного поздно ночью, по крайней мере для нас с женой. Моей жене он, кстати, понравился, и, что самое главное, ей понравился, несмотря на ее обычную рубрику — она говорит, что не любит фильмы, где «ничего хорошего не происходит». Может быть, что-то хорошее происходит в Леди Макбет , но хорошее настолько завернуто в плохое, что их невозможно разобрать.

Нравится:

Нравится Загрузка…

Рубрика: Искусство, Кино, Рецензиипомеченный Искусство, Фильм, Леди Макбет, Макбет, Николай Лесков, Рецензии, риффы, Летний киножурнал, Вильгельм Хаммершой, Уильям Олдройд

13 марта 2016 г. 28 августа 2016 г. Библиоклепт5 Комментарии

Очарованный странник и другие рассказы Николай Лесков. Английский перевод Ричарда Пивера и Ларисы Волохонской. Первое издание в твердом переплете от издательства Knopf’s Borzoi. Дизайн куртки Питера Мендельсунда. Здесь еще есть несколько сказок, которые я не читал, особенно заглавная новелла.

Сильмариллион Дж.Р.Р. Толкиена (и, возможно, Кристофера Толкина, чьи правки придали книге форму и форму). 1983 первое американское торговое издание в мягкой обложке Хоутона Миффлина. Дизайнер не указан, и это чертовски жаль, потому что мне нравится обложка этой книги. Это, пожалуй, первая книга, которую я купил на свои деньги.

Мируна, «Повесть » Богдана Сучава. Перевод с румынского Алистером Яном Блитом. Торговая книга в мягкой обложке, 2014 г., издательство Twisted Spoon Press. Дизайн обложки Дэн Майер. Странная и замечательная новелла, действие которой происходит в Карпатах, переносит время и историю в фантастическое повествование.

Нравится:

Нравится Загрузка…

Рубрика: Искусство, Книги, Три книгиTagged Искусство, Богдан Сучавэ, Книги, Дизайн, Дж. Р. Р. Толкин, Miruna A Tale, Николай Лесков, Сильмариллион, Три книги

27 мая 2013 г. 27 мая 2013 г. Библиоклепт2 Комментарии

Хорошо:

Предполагаемый список литературы на лето.

Сначала закончу Михаила Булгакова М Астра и Маргарита , здесь не изображено, потому что я читаю его на Kindle. Никаких новых романов, пока я не закончу этот роман! (нарушит это правило).

Я только что закончил очередное путешествие по  Улисс , снова через аудиокнигу и тандемное перечитывание на Kindle. Мне нравятся большие аудиокниги (и я не могу врать), поэтому я попаду в Против дня в мп3.

В эти выходные я прочитал «Леди Макбет Мценского уезда», первый рассказ в только что переведенном сборнике Николая Лескова. Очарованный странник i s new в переводе Ричарда Пивера и Ларисы Волохонской. Буду читать по частям этим летом.

Говоря о чтении по частям: я проглотил первые три новеллы из серии Maqroll Альваро Мутиса, а затем сделал перерыв, чтобы прочитать кое-что другое. Перерыв.

Также: Роман Мэтта Белла  В доме на грязи между озером и лесом .

А я до сих пор не читал Войну с тритонами Карела Чапека , так что этим летом постараюсь исправить.

Я также планирую прочитать Аватар Эвана Лавендер-Смита , но я хотел бы сделать это за один присест, а значит, мне нужно высвободить несколько часов.

Наконец: Кто знает. Списки для чтения выглядят довольно нелепо.

Нравится:

Нравится Загрузка…

Рубрика: Книги, Литература, ПисателиТеги Против Дня, Amazon Kindle, Альваро Мутис, Книги, Очарованный Странник, Эван Лавендер-Смит, Карел Чапек, Лариса, Мэтт Белл, Николай Лесков, Новелла, Чтение, Списки для чтения, Ричард Пивер, Ричард Пивир и Лариса Волохонская

Очарованный странник и другие рассказы Николая Лескова

• Николай Лесков

Купить у…

Книгатопия

Амазонка

Даймоки

КБД

Чтения

Ангус и Робертсон

Аббатства

Бумеранг

Глибуки

Коллинз

Пруд для разведения рыбы

Гарри Хартог

Кинокуния

Робинзоны

Нил

Найдите местных ритейлеров

Отмеченные наградами переводчики Толстого и Достоевского теперь представляют нам русского писателя, созревшего для нового открытия, чьи приземленные и своеобразные рассказы никогда прежде не переводились должным образом на английский язык.

Рассказы Лескова о русской жизни — это взрыв воображения. Населенный крупными персонажами, в том числе крепостными, князьями, цыганками, торговцами лошадьми, кочевым татарами и словоохотливыми рассказчиками, произведения Лескова изобилуют баснями о национальном характере его эпохи. Перевод Ричарда Пивера и Ларисы Волохонской впервые воплощает в жизнь оригинальное повествование и неотразимый голос Лескова.

Об авторе

Николай Лесков

Николай Лесков родился в 1831 году в деревне Горохово в России. Писательскую деятельность начал как журналист, живя в Киеве, а позже поселился в Санкт-Петербурге. Он опубликовал свое первое художественное произведение в 1862 году в «Северная пчела» и продолжил писать и публиковать множество рассказов и новелл, в том числе «Леди Макбет Мценского уезда» (1865), Запечатанный ангел (1873 г.), Зачарованный странник (1873 г.) и Левша (1882 г. ). Он умер в феврале 1895 года.

Также Николай Лесков

Просмотреть все

Похвала «Очарованному страннику и другим рассказам»

Не знаю, почему Николай Лесков не так известен: он один из лучших… Ты не просто чувствуешь падающие снежинки и чувствуешь запах сена — ты видишь, где может быть Бог

Сара Уиллер, наблюдатель

Николай Лесков — один из величайших и популярнейших представителей группы замечательных русских сказителей, процветавших в девятнадцатом веке

Обзор книги New York Times

Серьезная критика его игнорировала, но его сказки моментально пользовались успехом у публики… Никто так правдиво не уловил многообразие национального характера своего времени. Разнообразие его поражает… Лесков в жизни стоит обеими ногами

В.С. Притчетт

О «Леди Макбет Мтенской»: «Короткий, острый и шокирующий роман… Это поразительно современное произведение, этакая форсированная «Мадам Бовари», в которой антигероиня, скучающая провинциальная домохозяйка Катерина Львовна Измайлова, охвачена чрезмерная страсть к соблазнительному батраку. Она крута, как любая дама Чендлера, поскольку ее страсть к низкорожденному любовнику ведет ее по черной, как смоль, дороге жестокости и убийств.0005
Воскресный телеграф

Николай Лесков вполне заслуживает привилегии стоять в одном ряду с такими творцами русской литературы, как Толстой, Гоголь, Тургенев и Гончаров. По силе и красоте талант Лескова лишь немногим уступает таланту любого из названных мною людей — творцов Священного Писания земли русской, — но по широте изложения, по глубине понимания жизненных загадок и в знании русского языка он очень часто превосходит своих предшественников и собратьев-писателей

Максим Горький

Сказочные эпизоды, которые следуют один за другим, как поплавки на карнавале…

Джеймс Мик, London Review of Books

Высший пример способности Лескова рассказать историю, поток которой неудержим и непредсказуем

Роберт Чендлер, Зритель

Рассказы [Лескова]… достойны быть поставленными в ряд с лучшими произведениями Ги де Мопассана

А. Н. Уилсон, Times Literary Supplement

Мой любимый писатель, знаменитый Николай Лесков

Антон Чехов

Лесков — писатель будущего

Лев Толстой

Лесков вполне заслуживает привилегии стоять в одном ряду с такими творцами русской литературы, как Толстой, Гоголь, Тургенев, Гончаров

Максим Горький

Истории сильные, как басни, и сумасшедшие, как жизнь

Элис Манро

Сюрреалистичные, захватывающие, жестокие, но комичные истории

Маргарет Этвуд

Отсутствие Николая Лескова в списках классиков русской литературы должно прекратиться немедленно! Если вы любите русский язык и любите смешное, вам понравится Лесков

Гэри Штейнгарт

Наши лучшие книги, эксклюзивный контент и конкурсы.