«Человеком быть тяжело»: протоиерей Алексей Уминский — о жизни в период испытаний

Мы вступили в эпоху непростых испытаний, которые преодолеть удастся не всем. Протоиерей Алексей Уминский по просьбе «Афиши Daily» рассказал, чему можно научиться во время кризиса и как сохранить в себе человечность.

— У нас сейчас непростые времена и не последний месяц, а последние несколько лет. И хочется как‑то сохранить веру в лучшее. Как бы вы посоветовали это делать?

— Я не знаю, что такое вера в лучшее. Я не психолог и не могу все время думать о том, чтобы человек находился в хорошем настроении, чтобы у него было бодрое состояние духа и т. д. Что значит верить в лучшее? Как вы для себя это сформулируете?

— Есть ощущение отчаяния. Ощущение, что ничего хорошего не будет, что мы катимся на дно. На эмоциональное, материальное дно — неважно. И как‑то хочется надеяться на то, что в будущем все будет хорошо, так или иначе. Нам сейчас как будто не за что зацепиться.

— Нет, конечно. С какой стати может появиться такая надежда, что в будущем все будет хорошо? Разве бывало такое прошлое, в котором все было хорошо?

— Не знаю, просто должен же быть какой‑то оптимизм: все идет как надо, обязательно справимся…

— Давайте более рационально. Оптимизм и пессимизм — явления преходящие. Просто если мы говорим о реальности, то что значит «в будущем все будет хорошо», у кого все будет хорошо?

— У каждого…

— У каждого человека отдельно никогда не будет все хорошо. Даже погода не бывает всегда хорошей. Давайте не будем говорить в понятиях нереальности. Будущее когда‑то станет прошлым, без всякого сомнения. Мы сейчас находимся в периоде испытания, а людям этого не хочется. Когда лет 15 назад мы жили в достаточно комфортном обществе, то в какой‑то части мира люди жили в очень тяжелых условиях. И нам до них, в общем, не было никакого дела.

Испытание, которое нам приходится переживать, — это неприятные эпизоды, от которых можно открещиваться? Или эти испытания могут быть приняты нами как возможности чему-то научиться? Две принципиально разные вещи.

— Безусловно, второе. Нам даны некоторые испытания, страдания и обстоятельства, и при этом нам хочется, пережив их, приняв какой‑то опыт, прийти к более правильной и хорошей жизни. Вернуться к тому комфорту, но с жизненным опытом. Просто у людей нет ощущений, что они придут к какому‑то духовному и материальному комфорту.

— Бывает так, что когда человек живет в комфорте, то он в него прячется от всех неприятностей. О комфорте со мной говорить не стоит, потому что в моем понимании с нами происходит вещь естественная и заслуженная.

Человек не хочет разделять чужие боль и скорбь. Люди не хотят соучаствовать, делиться собой с теми, кто по-настоящему в этом нуждается, в большей своей части. Поэтому если мы научимся в этот период какому‑то смирению, состраданию и сочувствию, то это тоже хорошо. А если мы ожесточимся от этого, то никакой уровень комфорта и спокойствия не сделает нас счастливыми, поверьте.

— Вы говорите о смирении. Вы, как священник, можете ответить, как этому научиться, как это принять в себе? Ведь это тяжелый груз, который нам не хочется замечать, с которым нам тяжело. Как с этим жить и смириться?

— Смириться тяжело, и для этого нужно иметь какие‑то основания, внутреннюю опору. Например, человеку было бы очень важно разобраться в самом себе, задуматься о себе. Человек в минуту тяжелых испытаний или просто испытаний склонен замечать какие‑то вещи в других и не склонен обращаться к себе. Его начинают окружать якобы не те люди. Ему кажется, что все другие вообще не правы, что ему все должны. Он в состоянии испытывать агрессию, вызванную внутренним страхом того, что дальше случится что‑то более худшее.

Это особенно было видно во время пандемии. Вот смешной по сегодняшним меркам вопрос про ношение маски. С каким ожесточением и зверством люди встречались в комментариях в фейсбуке*, поливая друг друга ненавистью из‑за масок и прививок. А это просто маски и вакцины. Сейчас это кажется совершенной нелепостью. Сколько близких друзей и товарищей люди потеряли в этих боях.

Сейчас ситуация осложнилась. Почему это происходит? Потому что человек никогда не смотрит внутрь себя. Потому что у человека нет опоры в жизни. Потому что он совершенно одинок и труслив и не умеет понимать самого себя. А поскольку он не умеет понимать самого себя, то ему бесполезно думать о будущем. Можно повторять как мантру, что все будет хорошо. Но никогда не будет хорошо, если ты останешься таким, какой ты есть.

— Вы говорите про то, что люди не заглядывают внутрь себя, не смотрят внутрь — как это сделать? Банальная ситуация: любой словесный конфликт — а были для этого другие причины и до пандемии — как себя остановить и не отдаться этой жестокости? У всех ведь подгорает!

— Это вопрос состояния веры человека. Человека, который сопрягает свою жизнь с некими высокими идеалами — Евангельским словом Христовым, заповедями Божьими, — это связано с тем, какие у человека вообще представления о вечности, о том, что есть правда и неправда, добро и зло, свет и тьма.

Многим кажется, что вопросы добра и зла очень просты и они окончательно решены. Кажется, что такое хорошо, а что такое плохо, все дети прочли в поэме Маяковского.

К сожалению, у современного человека в принципе нет проблем с пониманием добра и зла, он не задумывается о выборе между ними, потому что этот выбор уже состоялся.

Скажем, за человека в вопросе добра и зла делает выбор телевизор. Или человек понимает, что такое добро и зло, в коллективном понимании своего сообщества, корпорации, идеологии, и человеку кажется, что он всегда на стороне добра. В итоге у нас есть о чем поговорить в фейсбуке*, как друг друга обвинить, унизить, испепелить. И с одной стороны добро, полное ненависти, гнева, хулы, оскорблений, желания послать в ад, а с другой стороны точно такое же добро, с теми же аргументами, которое посылает в ад своего оппонента, который тоже за добро. Было бы слишком легко думать, что каждый из нас состоялся как человек, потому что он ходит на двух ногах и говорит на понятном языке, а также способен разбираться в гаджетах. Двуногое говорящее существо, одетое даже в самые красивые одежды, — это еще не человек или человек, но только с очень-очень маленькой буквы.

— А как выйти за пределы мнения своего большинства?

— А это очень тяжелая проблема для человека — понимание добра и зла. Этот выбор всегда проходит глубоко внутри человека. Он должен понять, где в нем это зло, где добро, где их источники, где он перестает думать и подчиняется чьему-то мнению.

Кажется, на стороне добра быть легко. А на самом деле это величайший подвиг, за который человеку всегда приходится платить. И поэтому Христос говорит: «Блаженны изгнанные правды ради, ибо их есть Царство Небесное». В этом мире, где мы живем, добро и зло все время сложно увидеть. Ложь все время пытается выглядеть как правда. Помните, как у Оруэлла: свобода — это рабство, война — это мир и т. д. Когда нам говорят, что добро должно быть с кулаками, предположим, то мы почему‑то с этим соглашаемся, и нам кажется, что это точно, иначе как же нам победить зло, если добро будет без кулаков. И не приходит в голову простая мысль, что зло-то всегда с кулаками.

Зло никогда не побеждается злом, ложь — ложью, тьма — тьмой, нельзя бензином тушить огонь. Человек должен понять, а что в нем самом-то происходит. Вы помните, когда Змий соблазнил Адама и Еву в раю, в чем смысл соблазна? Что предложил им Сатана? Что лишило Адама и Еву рая?

Вопрос в том, как называлось древо, с которого был это плод. Оно называлось Дерево познания добра и зла. И в этом плоде заключалось искушение: Сатана, предлагая Еве попробовать это плод, говорит ей: «Если ты скушаешь этот плод, то вы сами будете как Боги, знающие, что есть добро, а что есть зло».

Какой страшный соблазн дается человеку быть маленьким лживым Богом, который будто бы знает, что такое добро и зло, но он не знает. А ему дается право их назначать. С этим человек остается, его изгоняют из рая, потому что он принял эту форму жизни, потому что он не захотел отвергнуться и покаяться перед Богом. И даже апостол Павел говорит, что сам Сатана превращается в светлого ангела и принимает вид доброго ангела, чтобы соблазнять дальше.

Главный вопрос для человека: чему он может научиться в этот период? Он должен очень хорошо понять, кто он такой с точки зрения добра и зла. Ему просто нужно уйти в тишину, перестать слушать шум новостей, ругани, посмотреть на свои сердце и мысли, прийти в себя и найти, что в нем источник доброго, а что злого, и что в нем чаще проявляется — и со злом внутри себя надо бороться и не дать ему возможность выходить наружу.

Нельзя никому дать возможность смотреть на другого человека глазами зла. Надо уметь видеть и чувствовать боль другого человека, надо научиться чувствовать, где человеку помочь, вытереть слезы, прийти на помощь. Надо учиться просить прощения, потому что так ты уменьшаешь зло. Надо уметь прощать других людей — этому тоже надо учиться в этот период, потому что ты поступаешь очень великодушно и даруешь свое добро тому, у кого этого добра, может быть, меньше, чем у тебя. Господь показывает, где добро, а где зло, через Евангелие, заповеди, а не через телевизор и коллективное мышление. Это тяжелый и страшный путь, и дни испытаний дают человеку возможность его пройти. Стать лучше, выйти победителем зла.

— Вы верите в то, что люди, хотя бы какая‑то их часть способна на это? Я за собой замечаю это зло, прикрытое добром, как и мы все.

— Конечно, но если человек начнет видеть в себе зло, не в другом, а в себе, то он научится покаянию. Человеку, который научится видеть в себе зло, станет от себя дурно, ему станет невыносимо жить. Но у него открывается путь покаяния, исцеления, путь к Богу. И когда человек способен раскаяться в своем зле, он начинает быть способным прощать других. И тогда мир становится лучше, потому что становится лучше сам человек. Маленькое пространство вокруг человека становится лучше, по крайней мере, он перестает ненавидеть.

Это очень большое дело — научиться не ненавидеть. Потом, может, научимся и любить.

— Насколько вам сложно это зло находить в себе?

— Я всю жизнь этим занимаюсь, всю жизнь верующего человека я пытаюсь себя проверять, все время пытаюсь со злом бороться, искоренять его. Это тяжелейшая работа. Если вдруг мы на нее решимся, поверьте мне, это будет наше спасение.

— Вы говорите правильные и хорошие вещи, я с вами полностью согласен. Но ощущение, что, если мы придем к окружающим с этим, они не согласятся. Можно ли их как‑то убедить в этом? Стоит ли их убеждать в этом, чтобы они начали над собой эту тяжелую работу? Потому что человек по натуре ленив и не хочет этим заниматься.

— Вы начали с вопроса о том, как нам пережить этот тяжелый период. Человек сейчас находится в состоянии тонущего в болоте, его каждый день затягивает — он понимает, что ничего не может и он просто захлебнется. И поэтому ему необходимо выходить из этого болота, нет другого пути. Вот захлебнется он в болоте злости, ненависти, отчаяния и уныния или он из него выйдет.

— Вы были свидетелем многих потрясений. Насколько это повлияло на веру людей? Как вы видите это на собственном опыте? Насколько люди прошлые большие потрясения и кризисы учились отделять зло от добра? Менялось ли что‑то или нет?

— Это очень длинный путь — это не как сделать зарядку или пробежку какую‑то, это не на фитнес сходить, так сказать, что есть какой‑то очевидный результат, — трудно. Но тем не менее есть что‑то в людях, Богом заложенное, которое дает нам силы жить. И силы жить даются тогда, когда человек глубоко входит в свое сердце, понимает самого себя.

Мне, конечно, многое приходилось переживать. Точнее, многому сопереживать. Мои друзья потеряли детей во время «Норд-Оста», и я помню эти жуткие дни, когда страшно было просыпаться, когда ты все время ждешь новостей. Страшно было думать о тех детях, что были в бесланской школе. Было ощущение, что зло торжествует, было бесконечно страшно. В такие моменты хочется лечь в спячку, чтобы проснуться, когда это все пройдет. Но так не бывает, нельзя заснуть на время несчастья, на время беды. Приходится жить во время несчастья и беды.

Лучший способ жить в такое время — жить с теми, кто плачет и страдает, разделять их боль. И тем самым давать жить им. Я был в детских хосписах, участвовал в жизни этих детей и родителей, у которых умирают дети. Нет другого способа, кроме как быть в эпицентре беды. От нее нельзя спрятаться, ее можно разделить. И тут не нужно бояться снимать бронежилет со своего сердца.

— Я просто для себя хочу зафиксировать: быть с теми, кому хуже, тяжелее, больнее, — лучший способ выдавить зло из себя?

— Да, как только ты начинаешь понимать чужую беду или страдание, в этот момент ты перестаешь бороться со злом как таковым. Тебе важно понять, как человеку помочь и что ты можешь ему сделать. Ты счастлив, когда ты можешь кому‑то что‑то сделать.

— А если не можешь, то как быть? Если ты бессилен?

— Ты всегда можешь.

Ты бессилен в прямой открытой борьбе со злом.

Это может быть выражением своей честности и позиции, но это поражение в силе. Ты встаешь против зла, а что делать — не знаешь. Единственное, что тут можно сделать, — оказать любовь, страдающему человеку. Сострадать. И очень важно в этот момент не поссориться — это уже великий подвиг. Не ответить проклятием на проклятие — это уже великий подвиг.

— А как не ответить проклятием на проклятие? Я думал об этом вопросе и ответа не нашел.

— Для этого нужно прежде всего перестать становиться на сторону коллективного добра и бороться с коллективным злом. Потому что не существует этих вещей. Эти вещи навязаны, выбраны не нами. И они меняются местами всегда. Мы же мыслим по-разному, и коллективный выбор добра зависит от тех сообществ, в которые мы входим: либералы думают так, консерваторы думают иначе.

— А что сделать в ответ на проклятие?

— Надо замолчать. Это самое простое и действенное. Лучший способ — помолиться за этого человека и глубоко и искренне его пожалеть. Попросить Бога уберечь от пути проклятий, потому что если ты не ответишь проклятием на проклятие, то на этом проклятие остановится. А если ответишь, то вместо одного проклятия будет два. Потом их будет больше, и они будут расти в арифметической прогрессии, пока кто‑то не остановится. Почему Христос говорит, что если тебя ударили по одной щеке, то подставь другую? Потому что если тебя один раз ударили, ты его остановил на себе, ты пострадал, тебе больно, плохо и обидно, но ты не дал этому злу пройти дальше. Ты остановил зло собой. А если ты ответил ударом на удар, то зла стала в два раза больше. И удары уже не прекратятся.

— Вроде простая мысль, но очень сложно справиться с этим ужасным соблазном ответить ударом на удар.

— Человеком быть тяжело.

* Компания Meta Platforms Inc., которой принадлежат Facebook и Instagram, признана в России экстремистской организацией, ее деятельность запрещена

«У России нет какой-то отдельно взятой истины» – аналитический портал ПОЛИТ.РУ

Для проекта «После» Иван Давыдов и Кирилл Сафронов поговорили с настоятелем храма Святой Троицы в Хохлах Алексеем Уминским о том, можно ли осмысленно разговаривать про будущее, о том, за что человек отвечает лично и за что отвечать не может, и о том, на что человек может надеяться.

Иллюзия будущего

Если быть абсолютно честным, то никакого образа будущего России у меня нет. Всякая образность в этом смысле — это совершенная иллюзия и невообразимость, потому что мы всё время ищем образ будущего в неких реалиях прошлого. Хорошо бы, чтобы было так, как как-то однажды уже было, но только еще лучше. Причем это каждый, наверное, думает, люди разных точек зрения. У кого-то мечта о России будущего как о какой-то обновленной империи, например: вот была прекрасная империя в прошлом, а сейчас мы можем сделать ее, только в улучшенном виде, осовременив, наполнив какими-то другими идеями или, наоборот, оживить эти идеи или какие-то новые применить. Кто-то думает о России будущего как о несостоявшемся горбачёвском времени, как о возможности демократии, свободы и развития России по европейской модели, что было при Горбачёве и Ельцине, но будет еще лучше, чем при них, потому что мы знаем, как это может быть. Я думаю, что всё это нелепость совершенная, потому что думать о будущем — само по себе дело абсолютно бессмысленное.

Что значит — Россия будущего? Россия как любая другая страна в этом мире будет всегда жить историей всего мира. У России никогда не будет, не было и сейчас нет какой-то своей отдельной истории, которая не связана со всеми мировыми процессами, с мировой экономикой, с мировыми болезнями, с мировыми проблемами, с изменением каких-то ценностных факторов, которые человечество определяет для себя как истину. У России нет какой-то отдельно взятой истины, как бы ни пытались нас сегодня в этом убедить и как про это всё время говорят, что у нее особенная стать. Нет никакой особенной стати, ничего подобного, всё просто так, как оно есть. Идет живой исторический процесс с жуткими трагедиями, иногда с периодом мира, со сменой политических формаций, я не знаю, как это еще назвать. Понимаете? Ну, это будет так же и дальше идти. То лучше, то хуже, то страшнее, то веселее, то кровавее, то более-менее ничего.

Рано или поздно всякая война кончается миром, всякая эпидемия, истребив огромное количество людей, затухает, как затухают пожары, а на пожарах в одном погорелом месте отстраиваются новые города. Вот всё, что касается будущего России или будущего любой другой страны. Христианское учение — оно всё развернуто в настоящее, не в будущее и не в прошлое. На самом деле, гораздо увлекательнее религия, которая направлена в прошлое или в будущее. А христианское учение — про сегодняшний день, и это проблемно и сложно, потому что это касается не идей и не внешних религиозных обрядов, факторов, традиций или чего-то другого, это касается лично тебя самого вот в этот конкретный момент, когда ты находишься здесь и сейчас.

Россия может остаться целостным государством в ее границах, и эти границы могут быть расширены, например. А может случиться всё наоборот, как это случалось с разными великими государствами в истории: она может вдруг распасться на разные другие, более мелкие территории, может перестать в будущем существовать. В конце концов, великая Римская империя превратилась в несколько прекрасных западноевропейских государств, которые стали жить своей собственной жизнью и которые нашли себя в небольших многонациональных государствах. Ну, кто может вспомнить о том, что Италия — это Римская империя? Сейчас вообще ни один из итальянцев себя не ощущает гражданином Римской империи, свободным римлянином — это смешно. Византия, которая существовала как одна из частей восточной Римской империи, — это тоже империя, огромная, тысячелетняя — где она сейчас? Маленькая Греция, бедная, деревенская, с тысячами маленьких островов, и великая столица мира, столица Византийской империи, которая сегодня даже не столица Турции. И всё это истории разных государств. Каждый из людей, которые жили в свое время в этих государствах, мог мечтать о будущем своей страны — о будущем Римской империи, о будущем Австро-Венгерской империи, о будущем Российской империи, о будущем Византийской империи. И Господь дает этому миру возможность свободно развиваться так, как безумство людей выбирает для себя. Безумство людей — его не остановишь, к сожалению, ни добрым словом, ни каким-то пожеланием светлого будущего, оно будет выплескиваться в этот мир страшными вещами, и эти вещи будут провоцировать всевозможные взрывы и несчастья, которые будут разрывать все наши мечты и сводить их на нет.

Выдуманная вина

Я вижу, как повсеместно тема вины муссируется и навязывается. А когда соглашаться на роль виноватого нельзя? На самом деле, вина и ответственность может быть только на тех, кто конкретно принимает решения, соглашается, участвует, сочувствует и находится в этом поле действия, скажем так.

Это касается любого действия. Как только я начинаю действовать, я принимаю ответственность за действия, как только я начинаю мыслить, я принимаю за это ответственность, когда я говорю слово, это слово подтверждается моей ответственностью, и так далее. Так вот, это действие, слово, мысль, движения и чувства конкретных людей, каждый несет ответственность за то, что он делает, говорит, мыслит, чувствует. Вот только за это я несу ответственность перед богом и перед людьми, а за чужую мысль, за чужое действие, за чужой поступок или слово я ответственность не могу нести. Почему? Потому что я не могу этому помешать, я не могу заставить человека думать по-другому, у меня нет инструментов, которые бы остановили этого человека, понимаете? Вот и всё.

Обычно человеку никогда не удается никого ни в чем убедить, это я говорю исходя из моего опыта жизни. Это очень странно звучит из уст священника, но убедить кого-то, кто не хочет быть убежденным, невозможно никогда. Поэтому мы можем разговаривать, мы можем свою точку зрения предлагать, но убедить — это значит… Каким образом убедить? Заставить нас поверить, проявить некое насилие над волей или чувствами человека? Как? Никак. Я не знаю, как это делается.

Мы знаем прекрасно, что ни риторика, ни аргументы в каких-то случаях просто не работают, и всё. И что, значит, моя вина, что я никого не убедил? Моя вина, что моя риторика не сработала? Моя вина, что мой голос не оказался настолько сильным и ясным, что моя позиция оказалась бессильной? Нет в этом моей вины никакой.

Мы понимаем, что люди управляемы, в большинстве своем люди достаточно управляемы. И не потому, что это какое-то обидное слово, а потому что так в принципе человек приучен жить. Поверьте мне, те же самые люди, которые с нами не согласны, в других условиях будут вести себя по-другому. Не потому, что мы с вами их в чем-то убедили, а потому что система, которая их воспитывает и ими управляет, коллективная система, может начать говорить другие слова. И те же люди, которые сегодня за традиционные ценности, за крепкую семью и за всё такое прочее, при других условиях жизни выступали бы за гомосексуальные браки, за гендеры и так далее. Большое человеческое общество обычно разделяет главную идею, которая в этом обществе доминирует. Вот в этом обществе доминирует такая-то главная идея, в другом обществе доминирует другая главная идея, и люди просто примыкают к коллективному выбору идеи. В этом нет ничего удивительного, это совершенно обычная вещь. А людей, которые… как бы сказать… рефлексируют и пытаются критически относиться к любой идее, к любой коллективной идее, даже если эта коллективная идея не выражает зла или какой-то агрессии, всегда мало. Любая коллективная идея, в моем представлении, должна быть подвергнута сомнению, в том числе и религиозная. Иначе моя вера превратится в религию, а моя истина станет идеологией, вот и всё, и тогда эта идеология или эта повсеместная религия лишит меня меня самого. Я уже не буду рефлексировать, я буду просто примыкать к обозначенной позиции, которая совершенно ясна, совершенно справедлива, абсолютно добра и светла. И разубедить меня в этом уже никто не сможет, потому что это коллективное сознание, коллективный выбор, вот об этом я говорю, понимаете?

Мне бы хотелось светлого будущего для моей страны, мне бы хотелось всего-всего самого хорошего, доброго и прекрасного, что любой нормальный человек хочет в будущем для своей страны. Чтобы была процветающая страна с сильной экономикой, справедливыми законами, честными судьями, с честной выборной системой, с возможностью апелляции, свободой слова и свободой религии — мне бы очень хотелось всего этого как всякому нормальному человеку. Просто можно этого хотеть и всё, но не получить. Поэтому я и говорю: что мне думать о будущем, которое не в моих руках?

Главная задача человека

Когда вы говорите, что, может быть, вы что-то делали неправильно, вы же, когда что-то делали, у вас был выбор, и вы выбрали наиболее правильный выход в тот период. Вы не специально выбирали неправильное. Никто в этот период — сложный, тяжелый, период развала, смены формации, любой смены — никогда не выбирает специально плохое. Более того, есть выбор очевидный. Человек выбирает конформистское решение для сохранения своей зарплаты, для удобного карьерного роста, и так далее. Это его личный выбор, и тогда он понимает, зачем он это делает. Но когда вы говорите о сохранении людей, которых надо, несмотря ни на что, сохранить и выучить, вы не говорите о себе, личной карьере, — вы говорите о том, что вы делаете ради других. Именно поэтому вы всегда совершаете правильный выбор.

Есть два варианта: либо я забочусь о себе, либо я забочусь о деле и о других. И когда я забочусь о себе, всё может получиться очень хорошо у меня, и моя жизнь, и мое творчество, и мой карьерный рост, и в конечном итоге то, что я вокруг себя создаю, может быть очень удачным и успешным. Такой человек может создать свой театр или свою киностудию, выпускать огромное количество фильмов или спектаклей, книги писать, что угодно делать. И будет казаться, что он сделал что-то правильное, но мы прекрасно знаем цену всему этому. И есть люди, которые рефлексируют, которые шли тяжелым путем и у которых как будто не получилось изменить мир. И такой человек думает: «Я не изменил этот мир к лучшему, этот мир вдруг скатился в страшную пропасть — не моя ли в этом вина?» Нет, не моя, потому что выбор мой был правильным, а выбор других был другим. Вот и всё.

Вы сделали то, что смогли. Вы сохранили, во-первых, себя, вы сохранили свою личность, вы сохранили вокруг себя хоть маленькое пространство правды. А почему должно быть иначе? Почему мы всё время думаем, что всё должно кончаться хорошо? Нет.

Человек должен остаться самим собой, это самая главная задача человека — не потерять самого себя, не раствориться, не отчаяться. Потому что путь таких вещей — что я сделал не так — это путь отчаяния, это путь в никуда, потому что если я что-то сделал не так, то где гарантия, что я сегодня сделаю что-то так? А вдруг я опять сделаю ошибку? А от моей ошибки, оказывается, зависит целый мир! Нет, ребята, от нас не зависит целый мир, и наши ошибки не лежат в основе мировых трагедий — нет, они лежат для нас в нашей собственной судьбе. И каждый понимает меру своих ошибок или меру, наоборот, правильного выбора только по самому себе: когда я понимаю, кто я такой сегодня и не стал ли я подлецом, не стал ли я трусом, никого я не предал случайно? Или никого я не проклял, например? Не стал ли я ненавидеть тех, кого я раньше терпел и любил? Вот это и есть то, как я живу, делаю ли я ошибки или нет. Если я не подлец, если я не предатель, если я не трус, если я не извергаю проклятия вокруг себя и всех не ненавижу, значит, наверное, я всё-таки куда-то туда иду, а не в обратном направлении.

Давайте мы скажем так: героев, настоящих таких вот, как Данко какой-нибудь, их нет, а если есть, то их — единицы. Это отдельные какие-то герои, титаны, люди, которыми мы можем восхищаться, которые могут пойти на крест, на костер, которые погибли ради идеи, ради абсолютно бескомпромиссной правды. А вообще, даже очень честные и хорошие люди так или иначе обязаны идти на компромиссы. Это простая вещь, вы понимаете? Вопрос границ.

Компромисс — это вещь допустимая, в этом я совершенно не сомневаюсь. И бывает даже страшновато за тех людей, которые требуют бескомпромиссности от других, потому что это абсолютно неправильно. И здесь вот эту самую степень, до которой доходишь в компромиссе, человек, конечно, определяет для себя сам, и для него есть критерий его совести и веры. Здесь вопрос, конечно, действительно непростой, но вопрос компромиссностей — обычный вопрос для любого человека. Любой человек так или иначе соблюдает определенный баланс между, скажем, тем, как он общается со своими сотрудниками, тем, каким образом он выходит из острых и конфликтных ситуаций, каким образом он, если он, например, руководитель или у него в подчинении большой коллектив, решает вопросы сохранения этого коллектива ради того, чтобы эти люди получали зарплаты, кормили своих детей, давали им образование, потому что очень многое зависит от него и от его степени компромиссности в том числе. Но когда дело касается вещей абсолютных и главных, то здесь приходится делать свой окончательный выбор, конечно.

Живое будущее: дети и конфликт

Взрослые, старшие подростки — без сомнения, они находятся в состоянии непонимания и тревожности. Постольку, поскольку взрослые разделены, соответственно, и дети разделены между собой. Школы становятся площадкой уже не педагогической, а пропагандистской. Дети учились все-таки в довольно свободном пространстве последние десятилетия, в пространстве разномыслия и разных совершенно взглядов на мир, и никому до этого не было серьезного дела, потому что дети, в общем, не сильно этим интересовались — за кого голосуют родители, выходят ли они на митинги с белыми ленточками или, наоборот, носят георгиевские ленточки. Никого из детей это сильно не тревожило, потому что это было все-таки пространство достаточно свободное, разномысленное. Сегодня это пространство вдруг стало по приказу, по закону очень жестким: уроки о главном, о важном, обязательная линейка с поднятием флага, дальше у нас будет, как сегодня уже известно, школьная НВП, и всё идет по заведенному образцу. И в этом смысле дети оказываются в несколько нелепой позиции, потому что никогда они не чувствовали себя ответственными за решения взрослых, никогда эти вещи так глубоко не касались детей. А сегодня это становится конфликтной ситуацией для самих детей. Дети раньше замечательно дружили, а теперь вдруг оказывается, что либо ты вместе со всеми, либо ты предатель. А для ребенка это неимоверно тяжело — выйти из коллектива, быть одиночкой, защищать свою точку зрения. А аргументов нет для защиты, дети не выработали аппарат дискурса, спора и так далее, у них там только ссора, драка, обида, проклятия, обзывания. Вот что им остается? Конечно, дети в замкнутом состоянии находятся, они замыкаются, у них действительно всё это по-другому происходит. Потому что одно дело советская школа, которая в период нашего детства… Уже все понимали, что эти слова ровно ничего не значат, а на пионеров-героев каких-нибудь или комсомольцев с горящими глазами все смотрели как на дуриков. А сейчас всё как-то наоборот поменялось, и это, конечно, ставит наших детей в тяжелое психологическое положение, и не только психологическое.

Ребенок доверчив, ребенок управляем. Собственно говоря, это и есть основа педагогики — доверие ребенка взрослому человеку. И когда все в школе говорят — и учителя, и священники, и какие-то хорошие добрые дяди — об одном, а ребенок возвращается домой и вдруг видит родителей в таком состоянии, в котором они не могут выносить голос телевизора, что с ним случается? Он какую правду должен выбрать? Значит, если он выбирает одну правду, то он против другой должен выступить, противостоять ей. Он может выступить против коллективной правды? У него силы есть? Нет. Значит, он будет замыкаться, либо он будет не доверять родителям, либо он будет противостоять этому, не будет понимать, в его душе и в голове будет страшный разлом, вот что будет с ним.

На что я могу надеяться?

Надеяться на будущее бессмысленно, потому что будущее — это то, чего нет. Нельзя надеяться на то, чего нет. Надежда — это то, что является совершенной реальностью. Мы привыкли относиться к надежде как к прекрасной мечте, но это такие, знаете, визионерские вещи, это абсолютная иллюзорность. Нельзя относиться к надежде как к сладкой и прекрасной мечте, потому что эти мечты — это ровно ничего, это просто удовольствие так думать, понимаете? К надежде можно относиться как к реальности. Вот реальность в том, моя собственная реальность, что я очень надеюсь не потерять себя. Я очень надеюсь, несмотря ни на что, остаться самим собой. Я понимаю, что в ситуации, в которой мы находимся, каждому человеку надо очень много трудиться — и над собой, и вокруг себя, причем не трудиться с желанием поменять мир — это бессмысленно, бессмысленно думать, что ты чем-то поменяешь мир, и такую цель ставить достаточно странно. А вот надеяться на то, что я буду жить в цельности с самим собой, со своими убеждениями, со своим внутренним миром, с теми людьми, которые меня окружают и которых я люблю, несмотря ни на что… Надежда сохранить этот мир, который мне дарован Богом, внутри себя, мой собственный микрокосм. И у меня на это надежда есть. Сохранить мир как мир — это не мое, это вообще не моего ума дело, а вот этот мир я могу, на это надежда у меня есть. А потерять этот мир очень легко сейчас, он теряется в минуту, в секунду теряется, и потом вернуть и восстановить его очень тяжело.

Может ли духовник ошибаться? — Интервью с протоиереем Алексием Уминским

Некоторые вопросы в последних церковных документах оставлены «на усмотрение духовника», например, недавно принятый Архиерейской конференцией документ об участии верующих в Евхаристии. «Что такое духовник? Это человек, который регулярно выслушивает исповеди, или тот, кто дает духовное руководство? Насколько нужно слушать духовника? Должны ли мы решать бытовые вопросы с духовником?» Протоиерей Алексей Уминский, настоятель на эти вопросы отвечает собор Святой Троицы в Хохлове (Москва).0003

– Похоже, что разные люди по-разному понимают слово «духовник». Ровно кто духовник?

– Каноническое понимание духовника не сформулировано. Поэтому слово имеет много значений и понимается разными людьми по-разному.

Некоторые понимают под словом «духовник» человека, совершающего таинство исповеди. То есть священник, который регулярно выслушивает вашу исповедь.

Другой человек может понимать «духовник» в еще более серьезном смысле, например, скажем, духовный лидер.

То есть человек, который не только регулярно исповедуется, но и духовно послушен, и всегда обсуждает шаги своего духовного пути со священником. В этом смысле он считает этого священника своим духовным отцом.

Еще недавно существовало понимание духовника в православных школах и гимназиях.

Сегодня мы придумали новое выражение для этого послушания — духовный попечитель. Так называют священников, которые регулируют духовные вопросы в учебных заведениях.

Мы знаем, что у царской семьи были духовники. Они назначались Святейшим Синодом и принимали исповеди членов царской семьи.

Итак, повторюсь, понятие «духовник» имеет много значений. Например, у нас в Московской епархии есть несколько духовников, которые принимают исповеди духовенства во время Великого поста и Рождественского поста, например, протоиерей Георгий Бреев и протоиерей Николай Важнов.

При этом каждый священник может выбрать иметь своего духовника — духовника, осуществляющего духовное руководство, — или не иметь его.

– Насколько очевидна разница между духовником – священником, которому вы исповедуетесь, – и духовником, который является духовником?

– Священник не обязан быть духовником, но он духовник, поскольку имеет послушание и право исповедоваться. Поэтому любой священник является духовником — он исповедуется.

Например, в Греческой Церкви не все священники принимают исповедь, то есть не все они являются духовниками, а только имеющие особое благословение от епископа. В первую очередь, это монахи в монастырях. В Русской Церкви право исповедовать имеют все священники — и опытные, и неопытные.

–  А если на исповеди молодой священник начнет наставлять пожилых, даже пожилых прихожан?

– Важно то, как он наставляет, потому что на самом деле обязанность священника – давать наставления. Ничего не поделаешь.

Другое дело, какую инструкцию он дает, как дает и с какой интонацией. Если священник, хотя и молодой, но начитанный и знающий святоотеческую литературу, он может привести пример наставления святых отцов, пример из жизни святого или пример из церковного Предания, что может быть полезно в духовной жизни прихожанина и его борьбе с грехом.

Если священник начинает давать наставления лично, со своего личного мнения и своей духовной и мирской неопытности, то часто это может быть вредно — и это бывает довольно часто.

– Как в таком случае ответить прихожанке?

– Здесь нет универсального совета. Помню, как в молодости говорил какие-то нелепые вещи людям, которые были намного старше меня, потому что просто не понимал, как они живут и в каких обстоятельствах.

Если бы меня поставил на место более опытный прихожанин, я бы, наверное, серьезно обиделся, так как думал, что мое духовное призвание покрывает всю мою личную глупость.

Я думаю, однако, что в отдельных случаях со священником можно не согласиться.

Здесь, как я уже сказал, нет конкретного ответа. Когда я был молодым священником, я думал, что знаю все. Теперь часто в ответ на вопрос человека на исповеди: «Что правильно делать, батюшка?» – Я говорю: «Не знаю».

Более того, мне кажется, что если священника не спрашивают, то и он не должен быть навязчивым в своих советах.

Хотя бывают случаи, когда священник обязан подсказать что-то важное и конкретное. Собственно, областью духовного руководства и исповеди являются таинства. Это невозможно полностью отрегулировать. Она, конечно, регламентирована своими требованиями и есть специальные разделы, куда священнику предлагается задать определенные вопросы исповедующемуся.

Если мы посмотрим на эти вопросы, однако, в контексте современности, то станет ясно, что они не совсем вписываются.

За последние двадцать лет мы столкнулись с очень большой проблемой, называемой младшими старейшинами. На эту тему много сказано, в том числе и покойным патриархом Алексием, и опытными священниками.

К сожалению, не принято решение, чтобы не доверять право на исповедь недавно рукоположенным священникам, хотя в ситуациях, когда священников не хватает, а в храм приходит много людей, не возможно сделать.

Сейчас ситуация изменилась. Более того, в документе «Об участии верующих в Евхаристии» сказано, что духовник может регулировать периодичность исповеди со стороны своих прихожан, которых он хорошо знает и чью духовную жизнь хорошо знает. Это значит, что в этих приходах можно доверить исповедь опытному священнику, а молодой недавно рукоположенный священник имеет возможность учиться у старших священников…

Я думаю, что опыт исповеди и духовного консультирования в семинариях не преподается должным образом. . Опытные духовники могут рассказать о тех моментах, с которыми священник столкнется на практике, и которые просто неизвестны молодому человеку, только что получившему призвание. Он может растеряться, столкнувшись с серьезным признанием. Чье-то признание может сильно его шокировать, и он может не понять, как реагировать.

Например, 55-летняя женщина приходит к молодому священнику в крупный провинциальный промышленный город на первую исповедь. Она признается ему во всей своей жизни — тяжелой жизни русской женщины с пьющим мужем — во всех трудностях и трагедиях, и говорит о количестве сделанных ею абортов, которых может быть больше десяти.

Священник не всегда может правильно на это отреагировать: Он никак не может уложиться в голове на 10 абортов. Каждое из них, как убийства, отлучает человека от церкви на 20 лет. Таким образом, это приводит к отлучению от церкви на всю жизнь.

Технически священник поступает правильно, потому что канон предполагает такое наказание, но, очевидно, сегодня так поступать нельзя, потому что человеческая жизнь совсем другая и надо знать, о чем идет речь.

Молодой священник может не понять, что эта женщина нуждается не в отлучении, а в поддержке. Если она пришла с покаянием, ему нужно помочь ей идти дальше ко Христу.

Таких нюансов очень много. Священник может столкнуться с психически больными. Более того, священник может не сразу распознать психическое заболевание, потому что оно искусно имитирует религиозное поведение. Неопытный священник может не понимать этого до конца и серьезно относиться к человеку, думая, что он живет духовной жизнью, а может проявляться какая-то форма шизофрении…

Или, например, здесь, к сожалению, скорее хрестоматийный случай. К молодому священнику приходят родители маленького ребенка, который умирает или умер. Они задают вопрос: «За что страдают мои дети?!» Священник может ответить недвусмысленно: «За ваши грехи».

Они не могут понять, потому что не думают, что в их жизни есть какие-то тяжкие грехи, за которые несчастный, невинный ребенок должен нести такое страшное наказание, муки и боль в глазах своих родителей. Они готовы отрезать себе руки и ноги, лишь бы ребенок избавился от страданий — и дальше, после того, как родители услышат это, они не хотят верить в такого Бога. Священник не знает, что нельзя так разговаривать с людьми, переживающими горе и находящимися в периоде острых страданий.

В конце концов, через какое-то время священник узнает. Обычно так и бывает. Однако священники не должны быть хирургами и иметь собственное кладбище. Священника не следует учить исповедоваться на уровне жизни людей, которые с самого начала получают огромное количество опасных, неправильных, строгих и жестких учений.

За десять лет священник поумнеет, поймет свои ошибки и станет хорошим духовником. Мы все прошли через это, но я думаю, что мы должны что-то с этим делать и как-то ввести безопасность. Необходимо серьезно обсудить вопрос о том, нужно ли сразу становиться духовником или же служить священником, смотреть на людей, разговаривать с ними, сначала быть катехизатором и постепенно входить в таинство исповеди через беседу и общение с опытные священники.

Более того, мы видим опыт Греческой Церкви, где опытные духовники и монахи действительно знают значение исповеди. Они получают за это благословение. Большое количество людей приезжает в монастыри для того, чтобы искренне и серьезно исповедоваться ради духовной пользы, а не просто использовать как пропуск для причастия.

Послушание и безответственность

  – Должен ли каждый православный христианин иметь духовника?

–  У нас нет канонических правил в отношении духовного руководства, которые каждый православный человек должен иметь в своей жизни духовным наставником и руководителем, которому он будет подчиняться. Такого рода духовное руководство важно для людей, которые уже имеют духовный опыт и действительно серьезно относятся к своему духовному пути и духовной жизни.

Наша Церковь обладает полнотой спасения. В Церкви есть Таинство, Священное Писание, Священное Предание и возможность для человека познать духовный путь в самой Церкви, без применения каких-то особых средств.

Такого рода духовное руководство исходит из монашеской среды. Поступающие в монастырь принимают обет послушания, заключающийся в подчинении своей воли воле духовного наставника, исповедании ему своих помыслов и получении при этом глубокого духовного руководства в специально созданных для этого условиях.

Светская жизнь в больших и малых городах не предполагает особых обстоятельств, при которых человек мог бы находиться в послушании.

Но есть, несомненно, люди с более высоким отношением к духовности. У них будет жажда учиться духовной жизни и искать опытных духовных людей и подвижников, вставших на определенный путь и через духовный опыт познающих и свидетельствующих о своем познании Бога. Они могут поделиться этим опытом, потому что не каждый верующий, вступивший на этот путь, может поделиться своим опытом. Это также особый подарок.

Человек может иметь очень духовную жизнь, быть человеком веры, но не суметь правильно и адекватно передать ее ученику, осознавая свое духовное состояние и опыт. Не каждый может это сделать. Поэтому из личного общения с каждым святым, верующим человеком или старцем чему-то не научишься.

Хочу подчеркнуть, что люди, ищущие духовный путь, обращаются к своим духовникам именно за духовным опытом, правильным пониманием обстоятельств своей жизни, познанием воли Божией.

Специально для правильного изучения воли Бога. Не в том смысле, чтобы знать волю Божию, менять ли квартиру или покупать дом, поступать в то или иное учебное заведение или нет, покупать ли машину, а скорее речь идет о спасении.

Это потому, что мы, к сожалению, спрашиваем человека о том, что в первую очередь касается этих повседневных вещей, не имеющих отношения к спасению.

Фото: msktambov.ru

– Часто люди ищут духовника, чтобы облегчить свои обязанности…

– Да. К сожалению, люди склонны искать или назначать себе духовника, чтобы переложить ответственность за свою жизнь на кого-то другого. Так им проще: «Я ни за что не отвечаю. Все будет так, как говорит батюшка. Если он даст мне слово, то я разведусь… или, наоборот, не разведусь».

Очень часто человек просто боится жить, боится принимать решения и ужасно ошибается. Он не верит в Бога. Так что за послушание он отдает свою безответственность и свою трусость жить, помещая ее в красивую упаковку якобы духовной жизни. Я не думаю, что здесь много духовного.

– Действительно ли человек доверяет свою жизнь духовнику?

— Это довольно сложно. Например, кто-то хочет доверить мне свою жизнь, а я не хочу полностью брать чью-то жизнь в свои руки. Люди, вверяющие кому-то свою духовную жизнь, должны быть уверены, что тот, кому они ее вверяют, готов ее принять.

Готовность принять чужую жизнь требует очень глубокого знания и понимания друг друга, очень глубокого духовного понимания и единства разума. Должно быть внутреннее духовное родство, когда человек решается взять на себя чужую жизнь, и для другого, решившего отдать свою духовную жизнь. Эти моменты очень сложные и, я бы сказал, в чем-то уникальные.

Когда люди, которых я знаю много-много лет как мои прихожане, которые регулярно исповедуются и которые в большей или меньшей степени доверяют мне свою жизнь, и я принимаю их, все же и все, я даю им личную свободу и это включает в себя оставаясь свободным себя. Это потому, что я, грешный человек, не застрахован от ошибок. Я могу дать неверный совет.

То есть я даю каждому человеку возможность слушать меня, или наоборот, не слушать. Все мои советы даны без окончательного разрешения.

Когда человек так вверяет свою жизнь другому из любви и послушания Богу, даже когда духовник ошибается (а святой человек может ошибаться), и даже смириться, когда его духовник ошибается без так как ропот, из любви и послушания — может быть, по милосердию и любви человеку не причиняется духовного вреда.

Но в данном случае, когда мы говорим о духовном руководстве в мире, когда белый священник становится чьим-то духовником, это вопрос личной свободы и личной ответственности. Священник не может быть столь категоричен, чтобы сказать: только так и никак иначе. Он может дать совет, но человек может решить, следовать ему или нет. Здесь все зависит от степени взаимопроникновения духовного родства.

Непослушание духовнику …

– Иногда, когда монахи-духовники дают (или не дают) благословение на какие-то важные вещи, такие как стать монахом или жениться, это оказывается духовно полезным для человека. С другой стороны, однако, это может быть усечение судьбы. Как мы это понимаем?

– Есть усеченные судьбы. Есть ошибки, потому что «жениться или не жениться» — это вопрос, во многом, человеческой трезвости человеческого разума. Ведь если человек по каким-то причинам не хочет жениться и до сих пор женится, это не значит, что это будет правильное решение. Независимо от того, кто может дать благословение, это вопрос, на который нет четких ответов. Это происходит по-разному.

Двое молодых людей подошли к незнакомому монаху, и он благословил их — это один случай. Другой пример – некоторые люди приходят к своему духовнику, архимандриту и старцу монастыря, который их очень хорошо знает.

– Если кто-то не согласен с советом духовника, опасно ли ослушаться? Действительно ли непослушание духовнику равносильно непослушанию Бога?

–  В некоторых случаях, если речь идет о послушании старцу в монастыре как обете при постриге, то это одно. Совсем другое дело, если речь идет о человеке, пришедшем к молодому священнику на исповеди, который сказал ему: «Ты должен сделать это», но человек не послушался.

– Как поступить, если священник очень пытается вмешиваться в жизнь человека, спрашивая, почему вы не хотите вести дискуссию?

— Если это священник, которого вы не знаете и случайно попали к нему на исповедь, то можете спокойно сказать: «Батюшка, я не хочу обсуждать с вами этот вопрос. Извините, это не вопрос моего признания. Я хочу рассказать тебе о своих грехах, какие у меня есть грехи — и все. Простите, но кто я, где работаю и сколько зарабатываю, к исповеди отношения не имеет».

Если речь идет о духовнике, то важно, чтобы духовник знал некоторые факты из жизни человека, настолько, насколько этот человек считает их необходимыми. Например, у человека проблемы в семье. Он приходит за советом: «Отец, пожалуйста, дай мне совет. Я не знаю, что делать». Это может быть чужой или малознакомый человек, которого направили в мою общину, потому что ему больше не с кем было посоветоваться.

Соответственно, я начинаю разговор: «Расскажите о своих жизненных обстоятельствах. Кто ты и сколько тебе лет?» Мне нужно увидеть хоть какую-то атмосферу, чтобы выяснить ситуацию. Если человек не хочет об этом говорить, то и не надо.

Это похоже на то, как человек приходит к врачу и должен рассказать, где у него болит, как он ест, что ест, как спит и т.д. Вплоть до цвета мочи, если нужно.

Вот так священник спрашивает, действительно ли он должен оказать серьезную помощь для решения проблемы, а человек сам этого хочет и просит, и обратился к нему. Так что те, кто приходит с вопросом, в каком-то смысле должны взять на себя инициативу рассказать о себе.

– Многие мечтают найти настоящего духовника – прозорливого старца…

– Мечтать в духовной жизни очень вредно. Катастрофически вреден. Это потому, что, к сожалению, очень многие люди, начитавшись разных книг о «духовном», начинают мечтать и организовывать всю свою жизнь по какой-то увиденной ими иллюзии. Это очень плохо. Духовная жизнь – это реальность.

– А если сам духовник говорит о решении каких-то бытовых вопросов, например, прививать детей или нет…

— Это не дело священника заниматься прививками. Если человек приходит задавать этот вопрос, я думаю, что правильный ответ: «Вы решаете».

Тот же ответ можно дать и на такие вопросы, как: Что лучше, гомеопатическое или аллопатическое лечение? Если кто-то хочет лечиться у гомеопата — пусть лечится. Если кто-то хочет лечиться у аллопата — пожалуйста. Кто-то принимает шарики, а кто-то антибиотики. Это не имеет ничего общего с духовной жизнью.

Ко мне могут обратиться: «Батюшка, делать мне операцию или нет?» Как я должен знать? Что я? Врач? У меня рентгеновское зрение? Меня пугает, когда священник считает, что может знать что-то подобное. Я боюсь за священника и человека, который говорил с этим священником.

И все же я могу понять, когда вы спрашиваете духовного старца уровня отца Иоанна Крестьянкина, который может на самом деле знать от Бога что-то, что не известно никому другому. Я обычный священник и обычный человек. Я не знаю. У меня нет особых духовных даров.

В конце концов, на человека возложена пугающая ответственность принимать решения самостоятельно.

– Как определить, хороший духовник или просто властный и вредный?

— Видно по состоянию человека. Если человек живет счастливо, и имеет малые плоды духовной жизни, нет уныния, если он чувствует полноту сердца — значит, это правильное духовное руководство.

Человек не должен отчаиваться от духовного руководства. Если после духовника человек всегда уныл и излишне критичен к себе и покорен, значит, что-то не так. Все можно узнать по плодам.

– Вам нужно искать духовника, у которого вы всегда будете исповедоваться?

– Если человек ходит в один и тот же приход и состоит в общине, то он причащается в этой общине, а не просто бегает по разным храмам. Потому что Евхаристия есть дело церковной общины и она находится вместе со священником, который совершает Евхаристию, проповедует и устанавливает правильный духовный путь.

В конце концов, священник может дать духовное руководство помимо постоянных советов, данных во время исповеди. Священник осуществляет духовное окормление прихода через проповеди, через молитву, через богослужение и через организацию приходской жизни вместе как объединенное служение.

В этом духовном направлении люди видят, как молится священник, как он служит, как он относится к своим прихожанам, как ведет беседы, как готовит людей к причащению, как готовит людей к таинствам, таким как венчание, крещение, и так далее. Это совокупный орган духовного руководства. Не индивидуального руководства мы ищем, а приходского сообщества —

и этого духовного руководства вряд ли достаточно. Живые слова проповедей, правильная интонация и открытое служение — это разумное понимание того, чего ждут люди от самой Церкви, потому что сама Церковь есть полнота даров Божиих.

– Можно ли иметь духовника заочно, без постоянного общения?

– Возможно. Например, огромную роль в смысле духовного руководства для меня играет митрополит Антоний Сурожский. Я не был с ним лично знаком. Я знаю о нем по его проповедям и книгам.

Ответы на многие волнующие меня вопросы я нашел в проповедях владыки Антония, в его словах, в его беседах.

– Подводя итог, какой процент свободы и послушания приходится на духовное руководство? Где кончается личная воля и где подчиняется воле духовника?

– В этом случае духовник может правильно говорить о конкретных вещах. Он может настаивать на чем-то, если это очевидно правильно, и он точно знает это по своему опыту, а может просто давать советы по другим вещам, а люди решают сами.

Например, ко мне пришла знакомая давно прихожанка: «Батюшка, наконец-то я нашла свою идеальную пару, и мы хотим пожениться». Я смотрю на это с точки зрения человека, прожившего несколько лет и понимающего что-то («идеальная пара» на самом деле так себе, и стоило бы на него еще раз взглянуть), а не как человека. чья голова витает в облаках. Я говорю: «Знаешь, может, не стоит торопиться?»

Иногда в ответ слышу: «О нет, батюшка, ты не понимаешь. У нас все отлично». «Ну, — говорю, — на этот раз я не понимаю, тогда делай, как хочешь». Но я отказываюсь выходить за них замуж, потому что считаю неправильным брать на себя ответственность там, где у меня есть сомнения. Если у вас другое мнение, и вы уверены в своих чувствах, пожалуйста, делайте то, что вам нужно, но без меня.

Как правило, духовное руководство, данное священником, не включает в себя принятие на себя ответственности за действия другого человека. Он помогает человеку. Он может вести их, быть примером и направлять их.

Это не значит, что он берет на себя ответственность за жизнь человека, который хочет ее усложнить. В противном случае это не духовное руководство. Даже монашеское послушание — это не перекладывание ответственности на жизнь безответственности. Послушание – это не безответственность.

Перевод с рус.

Священник Алексей Уминский: биография, семья, дети, фото

Особая роль священства сегодня не только в служении за Литургией, но и в том, что они являются воспитателями людей, вступивших на узкий путь веры. Алексей Уминский, о котором пойдет речь в статье, представляет собой образ священника, открытого для общения. При этом он прекрасно осознает всю меру ответственности, которая возложена на него самим Господом.

Алексей Уминский: биография и семья

Родился в семье обычного советского инженера и учителя, людей далеких от религии, но в то же время обладающих такой нравственной глубиной, которая позволила ему в будущем найти верные ориентиры в жизни. И как всякий советский человек примерял на себя все статусы, которые были на тот момент: школьник, пионер, комсомолец. Последний влюбился, и какое-то время Алексей Уминский успешно продвигался по этой линии, став председателем комсомольского штаба и даже был награжден орденами.

Мама, преподававшая французский язык, привила сыну любовь к нему, и поэтому выбор профессии казался очевидным: Алексей Уминский поступил в Педагогический институт имени Надежды Крупской и успешно окончил факультет романо-германской филологии.

Учеба в университете стала поворотным моментом в жизни будущего священника – здесь он познакомился с верующими, начал читать Евангелие и встал на путь веры. Крещение принял в 1980 году и к окончанию университета укрепился в христианстве.

Отец Алексий был рукоположен в 1990 году, и первым местом его служения была диаконисса в кладбищенской церкви города Клин Московской области. Позже он стал настоятелем одного из каширских храмов — Успенского собора, в котором прослужил три года.

Потом его перевели в Москву. Здесь, кроме службы в храме св. князя Владимира, отец Алексей стал директором Православной гимназии, где проработал шесть лет. Сегодня он остается верен ей, будучи духовником. С 1994, Алексей Уминский также исполняет обязанности клирика в другом храме — Троицком, который находится в урочище, ныне называемом Хохловским (Хохловка).

Личная жизнь священника

Об этой стороне жизни отца Алексия известно очень мало. Он живет с семьей в обычной девятиэтажке, как и большинство современных горожан. Мать работает врачом и тоже служит людям, как говорит Алексей Уминский (священник). Его дети уже достаточно взрослые: старший сын живет самостоятельно, а младший учится. Он учится на историческом факультете и пока делит приют с отцом и матерью.

Еще один сын Алексея Уминского Демьян трагически погиб в молодом возрасте. Об этом тоже известно очень мало. Демьян был очень талантливым юношей, любил церковь и все, что с ней связано. Мальчик с детства мечтал быть священником. Видимо, поэтому в его послужном списке было и пение на клиросе, и алтарная служба, и даже колокольный звон. Все, за что Деме брался, он всегда делал творчески, с душой.

Путь священства

Алексей Уминский пришел к нему удивительным образом. Однажды, в возрасте 18 лет, когда я был на службе в Псково-Печерском монастыре, я услышал проповедь Иоанна Крестьянкина. Надо отметить, что отец Иоанн всегда очень чутко относился к этому долгу и очень усердно готовился. Слова, прозвучавшие на проповеди, вдруг открыли юноше цель его жизни. Она, по словам самого Алексея Уминского, так ясно звучала в голове и сердце, что не оставалось сомнений – он должен быть священником. Удивительно, но его духовник отреагировал на признание своего отца будущим отцом, сказав, что давно ждал от него такого решения.

Восхождение на этот непростой путь началось непросто, так как Алексей Уминский на тот момент не имел ни соответствующего образования, ни опыта. Однако было большое желание и благословение.

Первые годы служения Богу

Воспоминания об этом времени у отца Алексия вызывают разные эмоции. Служба по тем временам началась далеко от Москвы, в городе Кашире, куда был направлен только что рукоположенный священник с молодой женой и маленьким ребенком. Ситуация в городе была просто ужасающей. Люди били и убивали друг друга, и для некоторых это стало нормой, а молодой жене священника стало просто страшно жить.

Но в то же время отец Алексей с благодарностью вспоминает этот период своей жизни. Ведь именно эти три года службы стали для него тяжелым испытанием. Вспоминая себя в те годы, священник благодарен каширским прихожанам, которые научили его главному качеству — человеколюбию. Первое, с чего начинается взаимодействие пастыря и прихожан, — это понимание и сочувствие, а все остальное приходит позже.

Проповеди

В них священник затрагивает самые животрепещущие вопросы современности. Следует отметить, что он особо не жалеет собеседников. Особенно суровы к тем, кто ждет от церкви только подарков: здоровья, счастья и всего самого лучшего в этой жизни. Таким строгим и в то же время любвеобильным священником оказывается священник Алексей Уминский.

О нем свидетельствует тот факт, что он занимает довольно активную общественную позицию: проповедует и читает лекции для различной публики, отвечает на самые сложные, а порой и провокационные вопросы.

Одной из обсуждаемых тем является ситуация в Украине. И церковь, как ожидается, займет одну сторону. Но это невозможно, потому что с обеих сторон у нее дети. Поэтому православные обеих стран, занявшие непримиримую позицию, молятся и просят Господа о мире.

Писательская деятельность

Свои размышления о поисках пути к Богу, духовной жизни, Божественной Литургии и многие другие вопросы Алексей Уминский поднимает в своих книгах. Здесь он открывает читателю особенности Божественной литургии, делая акцент на таком важном для каждого православного верующего Таинстве Евхаристии. Литургию он рассматривает как подготовку к таинству, раскрывающую не всегда понятные рядовым прихожанам моменты богослужения.

«Основы духовной жизни» — книга, автором которой также является Алексей Уминский. Священник раскрывает читателю важнейшие моменты христианской жизни: понятие свободы и совести, что есть молитва и страх Божий, зачем нужна память о смерти и борьба с ее страстями.

Помимо книг, Алексей Уминский также является автором многих педагогических статей — здесь пригодился его опыт работы в гимназии. Также священник является членом редколлегии православных журналов и сайтов.

Телевизионные проекты

Здесь отец Алексей реализует себя в несколько ином амплуа. Телепередач с участием священника много – он принимает участие в дискуссиях, лекциях и т. д. Однако в качестве фасилитатора он был задействован в трех проектах. Сначала это была программа под названием «Дела жизни». Позже на телеэкраны вышел сериал, повествующий о житии святых – «Близкие врата».

В настоящее время отец Алексий ведет еще один православный телепроект под названием «Православная энциклопедия».