Догматизм (Dogmatisme). Философский словарь

Догматизм (Dogmatisme)

В широком значении – склонность следовать догмам и неспособность подвергать сомнению то, во что веришь. Догматизм выражает желание любить уверенность больше истины, что в результате приводит к тому, что догматик считает незыблемым все, что считает истинным.

В философском смысле догматизмом называют учение, утверждающее существование твердо установленных знаний. Это – противоположность скептицизма. В таком, техническом, значении слово «догматизм» не имеет уничижительного оттенка. Большинство великих философов – догматики (скептицизм в философии не правило, а исключение), и их догматизм имеет под собой вполне серьезные основания, в первую очередь – разум. Кто может сомневаться в собственном существовании, в истинности математической теоремы (если имеется ее доказательство), в том, что Земля вращается вокруг Солнца? В то же время неспособность сомневаться еще ничего не доказывает (каких-нибудь десять веков назад никто не сомневался, что Земля неподвижна, а постулаты Евклида универсальны). Значит, и скептики имеют право на существование – при условии, что их скептицизм не принимает формы догмата. Уверенность в том, что ни в чем нельзя быть уверенным, так же сомнительна, как любая другая, вернее, дважды сомнительна – ведь она противоречит сама себе.

Проблема догматизма лежит, главным образом, в области познания, однако иногда она затрагивает и мораль. В этой связи я предложил различать два вида догматизма: теоретический догматизм, или догматизм вообще, касающийся вопросов познания, и практический догматизм, имеющий отношение к вопросу о ценностях. В чем особенности последнего? В утверждении, что ценности являются истинами, которые, следовательно, поддаются точному познанию. По этой логике, о ценности того или иного поступка можно судить с точки зрения некоей объективной истины – что предлагают, в частности, Платон и Ленин. Если добро познаваемо, значит, зло – не более чем ошибка, и никто на свете не совершает зла добровольно, а просто заблуждается. Но зачем тогда демократия? Ведь вопрос об истине не решается голосованием! И зачем тогда личные свободы? Разве истину выбирают? В результате практический догматизм вполне естественно перетекает – у Ленина на практике, а у Платона в теории – к тому, что сегодня мы называет тоталитаризмом. Но это верно только в отношении практического догматизма. С теоретическим догматизмом этого не происходит, что является достаточным основанием для различия между первым и вторым. Если даже предположить, что нам точно известна какая-либо истина, это еще не причина, чтобы ей подчиниться. Разве знание чего-либо достаточно, чтобы принять решение о том, как должно быть? Кто сказал, что последнее слово всегда должно оставаться за истиной? Разве истина способна делать выбор? Биология ничего не говорит нам ни о ценности жизни, ни о ценности самоубийства. Если бы марксизм был наукой, он точно так же ничего не смог бы сообщить нам об относительной ценности капитализма и коммунизма. Именно людям принадлежит знание о том, чего они хотят. Наука не в состоянии хотеть чего бы то ни было, как бы велики ни были накопленные ею знания или то, что она принимает за знания.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

Научный коммунизм

Научный коммунизм

← Дисциплина ← |

↑ К оглавлению ↑ |

→ Досуг →

Догматизм

(греч. dógma — положение, мнение, учение) — способ мышления, при
котором отсутствует исторический, диалектический подход к фактам и
событиям, игнорируются конкретные условия места и времени, конкретная
ситуация.

Догматическое окостенение мысли вредно во всех сферах теоретической
деятельности. Но опасность возрастает, когда догматизм проникает в
марксистско-ленинскую идеологию. Ведь марксизм-ленинизм — это
теория революционного переустройства мира. Он лежит в основе научной
политики, научных стратегии и тактики коммунистических и рабочих
партий. Догматическое искажение теории неизбежно ведет к ошибкам
в политике, к стратегическим промахам, к тактическим поражениям.
Догматизм, как и ревизионизм, является теоретической предпосылкой
различного рода оппортунистических извращений коммунистической идеологии
(см. Идеология коммунистическая) и политики.

Догматизм забывает об историзме, об относительности истины.
Игнорирование конкретных обстоятельств приводит к тому, что правильные
положения превращаются в абстрактные, оторванные от действительности
схемы. Боясь сделать шаг за те пределы, которые очерчены существующей
теорией, догматик всю свою энергию направляет на поиски и комбинирование
цитат, высказываний, изречений, принадлежащих признанным авторитетам.
При этом авторитеты превращаются из наставников и учителей в кумиров,
не способных ошибаться и, следовательно, гарантирующих от ошибок тех,
кто слепо за ними следует. Отсюда догматизм, как правило, связан с
культом личности, с канонизацией высказываний какого-либо одного
теоретика. Слепая вера в авторитет, преклонение перед авторитетом
заменяют изучение действительности, критическую оценку сложившихся
мнений. Подобный подход чужд творческому духу марксизма, «принимание
чего-либо на веру, исключение критического претворения и развития есть
тяжкий грех, а для того, чтобы претворять и развивать, „простого
истолкования“, очевидно, недостаточно» (Ленин В. И. Полн. собр.
соч., т. 3, с. 634). Использование теоретического наследства — это
не бездумное заучивание тех или иных положений, не механическое их
повторение, а творческий процесс. Оно не может сводиться к простому
перенесению истин, рожденных в определенных условиях, в другую ситуацию.
В каждом конкретном случае следует решить, соответствует ли нынешняя
обстановка той, применительно к которой было высказано то или иное
суждение, и если не соответствует, то нужно искать новых решений.
Догматическое мышление не в состоянии охватить сложную картину
развивающейся действительности; оно повернуто в прошлое, живет старыми,
зачастую отжившими представлениями и взглядами. Там, где догматизм берет
верх, теория прекращает свое развитие, превращается из инструмента
познания и действия в собрание омертвевших идей. «Засушивая»
марксистско-ленинскую теорию, догматизм обезоруживает
марксистско-ленинскую партию, рабочий класс, всех трудящихся, затрудняет
борьбу с империализмом, мешает формированию широкого
антимонополистического фронта, пытается столкнуть революционное движение
на путь авантюризма (см. Революционный авантюризм). Вот почему
борьба с догматизмом — обязанность всех коммунистов, всех
марксистов-ленинцев. «Теперь необходимо усвоить себе ту бесспорную
истину, что марксист должен учитывать живую жизнь, точные факты
действительности, а не продолжать цепляться за теорию вчерашнего
дня, которая, как всякая теория, в лучшем случае лишь намечает основное,
общее, лишь приближается к схватыванию сложности жизни»
(Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 31, с. 134).

← Дисциплина ← |

↑ К оглавлению ↑ |

→ Досуг →

Зачем нужны догматы? / Православие.Ru

Догматизм против догматов

Слову «догмат» (и
производным от него) в нашем языке очень не повезло.
Для светских людей это слово имеет отчетливо негативный
характер. В бытовом языке оно уже вошло в речевые
штампы, такие как «наука опровергла религиозные
догматы» или «христианские догматы
сковывают современного человека». Люди, которые
употребляют подобные штампы, обычно затрудняются
назвать догматы, о которых идет речь, и указать, в чем
их суть. Что же такое догматизм для нецерковных
людей? Насколько можно понять, под ним понимается отказ
думать, отказ принимать участие в рассмотрении
чего-либо, что может поколебать устоявшиеся мнения, то
есть интеллектуальная нечестность и закрытость.

В этом понимании догматизм, несомненно, дурное качество:
это одно из проявлений гордыни — отказ признать свое
мнение ошибочным, даже когда эта ошибочность совершенно
очевидна. Людям свойственно ошибаться, а людям
нерассудительным — настаивать на своих ошибках.
Догматизм такого рода никак не связан ни с Православием,
ни с религией вообще — атеизм в этом смысле всем
догматикам догматика; хотя, конечно, и люди верующие от
него не застрахованы. Однако такой «догматизм»
в лучшем случае очень слабо соотносится с
догматикой Церкви. Это хотя и однокоренные слова,
но, пожалуй, общий корень — это все, что у них есть
общего. Мы живем в парадоксальной культуре, которая
восхваляет разум — и отказывается думать;
превозносит знания — и не желает знать; настаивает
на интеллектуальной открытости — и игнорирует все,
что не вписывается в ее систему воззрений. В этой культуре
принято считать, что духовность менее всего нуждается в
четких определениях. Так ли это? Для того чтобы понять,
почему Церковь так настаивает на своих догматах, нужен
отказ от догматизма; нужна определенная степень свободы и
открытости. Нужна готовность усомниться в общих мнениях;
нужно — употребим это слово — свободомыслие,
чтобы не соглашаться с телевизором. Итак, давайте
попробуем разобраться, что же такое догматы и почему они
так важны.

Догматом в Церкви называется соборно принятое
вероучительное положение; важнейшие догматы приведены в
Символе веры, который поется за каждой Литургией и
ежеутренне читается христианами. Догматы обязательны для
всех членов Церкви; если человек не разделяет их, он не
является православным христианином. Многим людям это
кажется непонятным. Почему у веры должны быть четкие и
обязательные рамки?

О различиях между ангелами и эльфами

Есть разные способы, которыми можно изобразить эльфов
— в виде мудрых и прекрасных существ, как эльфы
Толкина; в виде существ глуповатых и некрасивых, как
домашние эльфы у Роулинг; в виде остроухих девочек с
луками, как в японских комиксах, или как-то иначе. Любой
человек, который станет горячо уверять, что подлинные
эльфы такие и только такие, а любые попытки изобразить их
как-то иначе есть гибельное заблуждение, покажется просто
сумасшедшим.

Большинство людей согласны, что эльфов не существует
— какой смысл спорить о форме ушей вымышленных
существ? Даже если человек в определенном смысле верит в
эльфов — то есть его согревает мысль о том, что
где-то в глухих местах или в иных измерениях эльфы
существуют — какая-либо догматика в этой вере
покажется ему неуместной. Вера в эльфов — совсем не
вопрос жизни и смерти: даже если сам человек относится к
ней очень трепетно, он понимает, что другие люди без нее
отлично обходятся. Если у них тоже есть какие-то мечты,
согревающие душу, то это могут быть совсем другие мечты.
Если вы впали в неправильные воззрения относительно эльфов
— вам это ничем не грозит; если с верностью
держитесь правильного — вам это ничего не обещает.
Да и имеет ли вообще смысл говорить о правильных или
неправильных взглядах на эльфов? Каждый волен выбирать,
что ему больше нравится. Вера в эльфов адогматична.

Когда мы говорим не об эльфах, а, скажем, о токе высокого
напряжения, наши взгляды становятся гораздо более
жесткими; как известно, инструктор по технике безопасности
есть зануднейший из людей. Относительно тока вы не можете
верить в то, что вам больше нравится. Есть правильные и
неправильные взгляды на ток, и неправильные взгляды могут
стоить вам жизни.

Почему можно позволить себе адогматичный подход к эльфам,
но не к электричеству? Дело в том, что электричество
существует на самом деле. Оно относится к реальному миру.
В отношении вымышленных существ всякий волен
фантазировать, реальность же такова, какова она есть,
независимо от того, что мы о ней думаем. Как говорит
школьный учебник физики, «реальность — это то,
что существует независимо от нас и наших мыслей об
этом». У реальности есть некая упрямая
«несговорчивость» — она никак не зависит
от наших верований. Это означает, что некоторые
представления о реальности верны, некоторые —
ошибочны. Когда нам приходится действовать в реальном
мире, мы прекрасно понимаем, что руководствоваться
неверными представлениями опасно. Не стоит разубеждать
человека, который неправильно мыслит об эльфах, но нам
определенно стоит попытаться переубедить человека, который
неправильно мыслит о токе высокого напряжения. Если люди
придерживаются разных представлений о таком месте, как
Москва, то некоторые из этих представлений истинны,
некоторые — нет. Если человек уверен, что по
заснеженным улицам Москвы белые медведи ходят в поисках
развесистой клюквы, он ошибается. В реально существующей
Москве белые медведи по улицам не ходят, а клюква —
кустарник стелющийся и развесистой не бывает, да и на
асфальте не растет.

Реален ли Бог? Если правы атеисты и Бог не более реален,
чем эльфы или Дед Мороз, а вера — просто мечтание,
вымысел, сказка, которая может принести немного утешения
и, может быть, нравственного наставления, то в догматах
действительно нет никакого смысла. Но если Бог реален
— и, как полагает Церковь, более реален, чем что бы
то ни было, то некоторые утверждения о Нем истинны, а
некоторые — ложны. Одни люди придерживаются глубоко
ошибочных представлений о Нем, другие — менее
ошибочных, взгляды третьих при возможных непринципиальных
ошибках в целом истинны. Признавая это, мы не впадаем в
узость; мы просто признаем, что Бог существует на самом
деле. Вера как мечтание адогматична; вера как определенные
взаимоотношения со сверхъестественной реальностью
неизбежно предполагает некое знание и некие правила
— догматы.

Есть ли у нас надежда?

Много раз за последние примерно двести лет нам предлагали
очищенное, адогматичное христианство. Известным, хотя
далеко не единственным его проповедником был Лев Толстой.
Да и в наше время популярная писательница Людмила Улицкая
говорит в своем романе «Даниель Штайн,
переводчик»:

«Достойно и правильно вести себя важнее, чем
соблюдать обряды. “Ортопраксия”, правильное
поведение, важнее, чем “ортодоксия”,
правильное мышление. Это и есть острие разговора.
Признание или непризнание Иисуса Мессией, идеи Троичности,
Искупления и Спасения, вся церковная философия не имеют
никакого значения, если мир продолжает жить по законам
ненависти и эгоизма».

Она озвучивает очень популярный в наше время тезис.
Этические заповеди — это более-менее понятно, а вот
«Троица, Искупление… вся церковная
философия» — это что-то непонятное и,
по-видимому, ненужное, что только затуманивает
«простое учение Христа». Популярность этой
точки зрения связана с частичной истиной, которая в ней
есть, — религиозность, которая тщательно хранит
обряды, исповедует на словах правую веру, но попирает
своих ближних, много раз обличена еще пророками. И
правильно, по всей форме совершаемое богослужение, и
правильное вероучение может быть тщетным перед Богом, если
при этом человек «обижает сироту и не вступается за
вдову».

Зачем же тогда нужна вера в Божество Христа и другие
догматы? Вопрос о том, зачем нужны догматы, как и любой
вопрос «зачем», предполагает какую-то цель,
которой мы хотим добиться. Зачем нужна карта? Чтобы
путешествовать. Зачем нужен номер рейса? Чтобы улететь
туда, куда мы хотим, а не на другой конец земли. Зачем
нужен телефон друга? Чтобы разговаривать с ним. Если мы не
собираемся никуда отправляться и не собираемся
поддерживать отношений с друзьями, нам все это не нужно.

Зачем нужны догматы? Может быть, не очень хорошо отвечать
вопросом на вопрос, но иначе не ответишь — а что мы
вообще хотим от жизни? Для профессиональной карьеры,
путешествий в другие страны, заботы о здоровье догматы не
нужны. Есть ли в жизни более глубокий смысл? Обещано ли
нам что-то большее? Иногда мы переживаем опыт красоты и
величия, чуда и тайны, благоговейного трепета; что это:
просто иллюзия, побочный эффект биохимических процессов,
происходящих в мозгу, или через ткань привычного нам мира
просвечивает нечто большее? Завершается ли наша жизнь
старостью и смертью или смерть — это дверь, ведущая
куда-то? Когда мы в трудную минуту взываем к Богу —
есть ли Тот, Кто нас слышит? Иногда смертельная опасность,
горе, болезнь вытряхивают человека из привычного,
налаженного хода жизни, и он оглядывается в поисках
ответов. Иногда внешне ничего необычного не происходит, но
человек останавливается, как громом пораженный, и, как
внезапно проснувшийся, будто впервые замечает солнце на
небе. В самом деле, есть ли Бог? Могу ли я взывать к Нему
и надеяться на Него? Иначе говоря, есть ли у нас надежда?
Можем ли мы встретить Того, Кто любит нас и спасет?

Церковное христианство и то «христианство без
догматов», которому симпатизируют многие наши
современники, отделяет друг от друга именно вопрос о
надежде. Если нам предстоит смириться с тем, что никакой
вечной надежды у нас нет, что никакое небесное спасение
нас не ожидает — мы умрем и будем как вода,
вылитая на землю, которую уже нельзя собрать (2 Цар
14:14), тогда все, о чем стоит позаботиться,
— это по возможности не причинять друг другу боли в
те краткие годы, которые у нас есть между рождением и
смертью — между небытием и небытием.
«Дедогматизация» христианства, сведение Иисуса
к учителю доброты означают отказ от надежды: ты
состаришься, изветшаешь и умрешь, как и все, кого ты
любишь; все, что тебе может дать Иисус, — это
немного человеческого тепла и поддержки в общине тех, кто
последует его моральному учению всерьез. Фраза из романа
Людмилы Улицкой «веруйте, как хотите, только
заповеди соблюдайте, ведите себя достойно» прекрасно
выражает суть дела — никакой реальной надежды у вас
нет, поэтому можете фантазировать как угодно — не
имеет значения как.

Впрочем, с человеческим теплом тоже в итоге оказывается
небогато: мы, люди, существа эгоистичные и склочные, и
нередко беда тех, кто мечтает о бездогматичном
христианстве, — в том, что они не могут вписаться ни
в одну реально существующую общину.

Низведение Христа до уровня Джона Леннона с его песней Аll
you need is love («Все, что тебе нужно, — это
любовь») делает христианскую веру столь же
бессмысленной, как вера в Джона Леннона, который может
лишь напомнить вам, в чем вы нуждаетесь, но не может вам
этого дать.

Но Евангелие — это не весть о том, как нам жить так,
чтобы по возможности друг друга не мучить; вернее, это в
Евангелии не главное. Закон проповедан уже пророками, в
небиблейском мире ему можно найти многие параллели, в этом
отношении Новый Завет не оригинален. Евангелие — это
возвещение о Надежде. Человеческая жизнь глубоко трагична;
тот, кто этого еще не понял, непременно поймет. Евангелие
провозглашает надежду перед лицом ужаса, отчаяния и
неизбежной смерти; оно говорит о том, как Бог стал
человеком и погрузился в ужас, муку и смерть глубже любого
из нас, и восстал из мертвых, победив все это —
победив для каждого, кто обратится и уверует. Это надежда
над гробом близкого и любимого человека, надежда на
собственном смертном одре; и именно эту надежду и охраняют
догматы.

Кто такой Иисус?

Если Иисус — просто учитель нравственности, никакой
надежды у нас нет — давайте отдавать себе в этом
отчет. Смерть не побеждена. Никакой небесный Иерусалим нас
не ожидает. Но помимо толстовства — во всех его
многочисленных изводах — в истории христианства были
и другие ереси. Многие из них признавали Иисуса выдающимся
Божиим посланником, даже (в определенном смысле) Сыном
Божиим. Однако Церковь настаивала — и настаивает
— на том, что Господь наш Иисус Христос есть
совершенный Бог и совершенный человек. Это догмат, и те,
кто не принимает его, чужды православной вере.

Почему это так? Давайте обратимся к самым, наверное,
известным словам Писания — Бог есть любовь.
Множество людей, которые никогда не открывали Библию,
знают эти слова; немногие знают, кому они принадлежат,
— их приписывают то Льву Толстому, то каким-то
индийским учителям, то еще кому-то. На самом деле их
произносит апостол Иоанн: Кто не любит, тот не познал
Бога, потому что Бог есть любовь. Любовь Божия к нам
открылась в том, что Бог послал в мир Единородного Сына
Своего, чтобы мы получили жизнь через Него. В том любовь,
что не мы возлюбили Бога, но Он возлюбил нас и послал Сына
Своего в умилостивление за грехи наши (1 Ин
4:8-10). О том же говорит и апостол Павел: Бог
Свою любовь к нам доказывает тем, что Христос умер за нас,
когда мы были еще грешниками (Рим 5:8).

Если мы немного задумаемся над словами апостолов, они
покажутся нам очень странными. Каким же это образом
страшная смерть Праведника может быть свидетельством
Божией любви? Нам в голову не придет усматривать Божью
любовь в том, что хорошего, праведного человека
оклеветали, неправедно осудили, подвергли издевательствам
и истязаниям и наконец убили изощренно-мучительной
смертью. Человеческую верность тут усмотреть можно —
но вера в Божию любовь может скорее поколебаться. Но
апостолы видят здесь неколебимое основание и неиссякаемый
источник веры именно в Божию любовь. Почему? Потому что
для Апостолов жертва Христа есть жертва со стороны Бога; а
это имеет смысл только в том случае, если мы разделяем
веру апостолов в то, что Христос — Бог. В Иисусе
Христе Бог и человек являются одной личностью, и жертва,
которую ради нашего спасения приносит Христос, есть
жертва, принесенная Богом. Слова Бог есть любовь
апостол Иоанн произносит, имея в виду Бога, Который стал
человеком и принял муку и смерть ради спасения своих
мятежных творений. Это основание нашей веры в любовь Божию
и ограждают догматы, и ограждают они ее от попыток ересей
эту веру разрушить.

Еретики прошлого оспаривали либо Божество Христа, либо Его
человеческую природу; для докетистов (и позже катаров)
человеческая природа Христа была иллюзорной; ариане, хотя
и признавали Христа сверхъестественным Сыном Божиим,
отказывались видеть в нем Бога, совечного Отцу.

То и другое обращало нашу надежду в прах: если Иисус
— не человек, то никакого Искупления не произошло.
Он остается глубоко чужд тому человеческому роду, который
вроде бы пришел спасти; Голгофа — не высшее
проявление спасающей любви Божией, а иллюзия, голограмма,
киношный спецэффект. Если Он не Бог, то никакой Божией
любви в Голгофе нет — более того, есть ее отрицание.
В этом случае вовсе не Бог в плоть облекся и был распят и
погребен за нас, неблагодарных и злонравных[1],
а Бог отдает на смерть глубоко преданного Ему
праведника. Является ли этот праведник просто человеком
(как полагают либеральные богословы) или высшим из
ангельских творений (как полагал Арий еще в IV веке и
полагают современные свидетели Иеговы), в любом случае
он — не Бог, и его жертва — это никак не
жертва со стороны Бога.

И вот, чтобы защитить нашу надежду, и принимается на
четвертом Вселенском Соборе Халкидонский догмат —
Церковь четко формулирует свою изначальную веру в то, что
Иисус — совершенный Бог и совершенный человек. Мы
можем отказаться его признавать, но тогда апостольская
вера в то, что Бог есть любовь, — не наша вера. В
этом случае Бог (как бы мы Его себе ни представляли) не
облекся в нашу плоть и не принял нашу смерть, чтобы спасти
нас.

Человек, который отказывается признавать догматы, не может
разделить нашей надежды — отнюдь не потому, что мы
ему этого не позволяем, но потому, что вся наша надежда
держится на том факте, что Бог облекся в человека и
страдал ради страдающего, был умерщвлен ради умерщвленного
и погребен ради погребенного[2].

Если вы действительно отправляетесь в путь

Открывая Евангелие, мы оказываемся в ситуации выбора
— дверь открыта, нас зовут, мы можем отозваться и
отправиться в путь. И тут догматы оказываются предметом не
теоретического рассуждения, а повседневной практики.
Простейшее и самое очевидное проявление веры —
молитва — уже догматична. Вы можете говорить, что
«признание или непризнание Иисуса Мессией, идеи
Троичности, Искупления и Спасения, вся церковная философия
не имеют никакого значения» только до определенного
момента: до тех пор, пока не попробуете помолиться. Как
только вы приступите к молитве, перед вами неизбежно
встанет вопрос — обращаться ли к Иисусу как к
Господу и Спасителю или нет; произносить слава Отцу, и
Сыну, и Святому Духу или нет. При этом отказ
исповедать Иисуса Господом будет выбором никак не менее
догматическим — только выбором других догматов.
Любая молитва и любой акт поклонения Богу требуют
определенного вероисповедного выбора — и избежать
его можно, только отказываясь от молитвы. Пока мы не
собираемся никуда идти и только рассуждаем о путешествиях,
мы можем считать неважным, каким путем идти, или полагать
все пути одинаковыми; но как только мы решаемся идти, мы
выбираем вполне определенный путь и отказываемся от
других.

Невозможно лукавить в молитве; невозможно обращаться к
Иисусу как к Господу и Сыну Божию и в то же время не
верить в это или полагать это неважным. Однако речь идет
не только о том, какими словами мы обратимся — и
какими не обратимся — к Богу. Личное отношение
христианина к Богу, его личное доверие и надежда
неразрывно связаны с верой в определенные истины о Боге.
Доверие и надежда — и как жизненная позиция, и как
эмоциональное переживание — стоит на определенном,
догматически четком представлении о Боге; если мы
разрушаем это представление, мы разрушаем все —
доверие, надежду, духовную жизнь и этику.■

ДОГМАТЫ

Догматические определения, принятые на Вселенских Соборах,
не создавали какую-то новую веру, но облекали изначальную
веру Церкви в четкие формулировки, которые должны были
защитить ее от искажений. Все такие формулировки
принимались в ответ на выступления лжеучителей-еретиков.

Основная часть догматов сосредоточена в Никео-Цареградском
Символе Веры, составленном из решений Первого (Никейского)
и Второго (Константинопольского) Вселенских Соборов.

В Символе Веры мы исповедуем веру в Бога, единого в
Трех Лицах: Бога Отца, Бога Сына и Бога Святого Духа.
Веру в Боговоплощение, совершившееся в Иисусе
Христе, в Его жертвенную смерть ради нас, в телесное
воскресение, в вознесение, в предстоящее второе
пришествие и в вечное спасение верующих.

Мы исповедуем, что Церковь создана Господом Иисусом
и именно в ней Он совершает наше спасение.

На последующих Вселенских Соборах православная догматика
была дополнена тремя важнейшими определениями, которые не
вошли в текст Символа Веры, так как были приняты Церковью
уже после его формирования.

На Четвертом Вселенском Соборе был сформулирован догмат
о двух природах Христа: Божественной и Человеческой,
которые соединились в воплотившемся Спасителе неслитно,
неразлучно, нераздельно и неизменно. Этот догмат также
называют Халкидонским, по названию города, в котором
проходил Вселенский Собор.

На Шестом Вселенском Соборе был принят догмат,
утверждающий, что в Иисусе Христе есть две воли и два
естественных действия — Божественное и
Человеческое. Они соединены неразлучно, неизменно,
нераздельно, неслиянно, подобно двум природам Спасителя.
При этом воля человеческая во Христе полностью подчинена
воле Божественной.

На Седьмом Вселенском соборе Церковь приняла догмат о
почитании святых икон. Смысл его заключается в том,
что «честь, воздаваемая образу, переходит к
первообразному, и покланяющийся иконе покланяется существу
изображеннаго на ней».

[1]
Из Последования ко Святому Причащению. Молитва 1-я,
Василия Великого. — Ред.

[2]
Святитель Мелитон Сардийский. О Пасхе. — Ред.

Догматизм и скептицизм в философии. Догматизм — это что такое? Неприятие альтернативной точки зрения

Догматизм в широком значении это
склонность следовать догмам и неспособность подвергать сомнению то, во что веришь. Догматизм выражает желание любить больше истины, что в результате приводит к тому, что догматик считает незыблемым все, что считает истинным. В философском смысле догматизмом называют учение, утверждающее существование твердо установленных знаний. Это — противоположность скептицизма. В таком, техническом, значении слово «догматизм» не имеет уничижительного оттенка. Большинство великих философов — догматики (скептицизм в философии не правило, а исключение), и их догматизм имеет под собой вполне серьезные основания, в первую очередь — разум. Кто может сомневаться в собственном существовании, в истинности математической теоремы (если имеется ее доказательство), в том, что Земля вращается вокруг Солнца? В то же время неспособность сомневаться еще ничего не доказывает (каких-нибудь десять веков назад никто не сомневался, что Земля неподвижна, а постулаты Евклида универсальны). Значит, и скептики имеют право на существование — при условии, что их скептицизм не принимает формы догмата. Уверенность в том, что ни в чем нельзя быть уверенным, так же сомнительна, как любая другая, вернее, дважды сомнительна — ведь она противоречит сама себе.

23Ноя

Что такое Догма (Догматизм)

Догма (Dogma) – это
термин, который подразумевает непоколебимую веру во что-то, даже если это, не имеет абсолютно никаких доказательств.

Что такое ДОГМА (Догматизм) — значение, определение простыми словами.

Главным образом догматизм связан с различными религиозными верованиями. К примеру, в христианстве существует такое понятие как единственный Бог, догматизм заключается в том, что данное существо является всесильным и непогрешимым, идеальным во всех отношениях. В концепции индуизма догмой является идея существования кармы и реинкарнации человека после его смерти.

Происхождение понятия догма:

Изначально, такое понятие как догма (слово греческого происхождения
) обозначало «мнение
» или учение в широком смысле понимания, но со временем данный термин приобрел более конкретных характер, и стал подразумевать истину, в которую беспрекословно нужно верить.

Стоит отметить, что догматизм как явление имеет очень длинную историю, ведущую к первым верованиям людей в сверхъестественное и божественное. Большинство существующих догм являются основными инстинктами, чем-то очень древним и первобытным. Люди исламской, христианской или другой религии, по большому счету не верят в существование бога, они просто знают, что он существует, и это неоспоримый факт, догма в чистом виде.

Так же догматы существуют в различных философских течениях и идеологиях. К примеру, марксистская философия «содержит» в себе веру в то, что

Для понимания значения термина «догматизм» требуется разобраться в том, что такое догма.

Догма /жен. род/ догмат/ муж. род/ — это незыблемое, единственно верное и поэтому не требующее никаких доказательств положение. Слово переводится как «мнение, учение, мышление», иногда транслитерируемое как «то, что хорошо».

Традиционно теологическое использование термина «догма»/догмат/. Однако, в дохристианскую эпоху догмами считались учения наиболее именитых философов: Сократа, Платона, представителей школы стоиков.

Полководец и историк Ксенофонт считал догмой любой приказ вышестоящего командующего. Спустя почти пятьсот лет после Ксенофонта, выходец из Сирии Геродиан догмой называл все указы римского Сената.

Только в период становления христианства, на первых Вселенских Соборах, стали оформляться положения, возведенные в богооткровенную истину или «догмат веры». Сознательный отход от догматов веры клеймили «ересью», что привело к многочисленным религиозным конфликтам и войнам.

Отношение к догмам в философии мало отличаются от теологии. Философские школы раннеантичной эпохи выводили основные положения и возводили их в ранг абсолютных. Они отрицали любую возможность проверки соответствия действительности.

Краеугольным камнем их учений было утверждение, что постижение истины просто. Однако, около 3 в. до н. э. элидский философ Пиррон, родоначальник учения пирронизма/скептицизма/, подверг критике простоту и выдвинул теорию о невозможности постижения истинного знания.

Сомнению должна была подвергаться любая субстанция. Требовалось говорить, » мне кажется», вместо « я знаю».
Именно Пиррону принадлежит философский термин «догматизм». Пирронисты эпохи Ренессанса и Нового Времени находили догматизм во всех философских учениях, отличных от скептицизма.

В 19 веке великий немецкий философ И.Кант назвал догматизмом любое философское учение, не приемлющее критического анализа, и положил начало критицизму. Он считал, что догматизм в философии приводит к появлению псевдопроблем и уводит от проблем настоящих.

Политический догматизм 20 века, порожденный им авторитаризм, не смог ответить на вызовы времени, отстал от экономических и культурных реалий. При всем «удобстве»непреложных истин, надо понимать, что органичность и естественность догм, консерватизм и некритичность догматиков тормозят развитие науки и философии.

Догматизм скорее не система традиционализма взглядов, а отношение к ним.
Т.о. догматизм — это мышление, основанное на традиционных истинах /догмах/, не приемлющее трансформаций в изменяющихся условиях, игнорирующее новые данные науки и техники.

ДОГМАТИЗМ

греч.-мнение, учение,
решение) – стиль мышления, для которого
характерна склонность к утверждению
без обсуждения, к использованию в анализе
действительности раз и навсегда
установленных понятий, схем и формул,
без учета конкретных обстоятельств и
изменяющихся условий. Догматизму
свойственна боязнь самостоятельности,
постоянное стремление подкрепить свои
рассуждения ссылками на авторитет и
традицию. Возникновение догматизма
исторически связано со становлением и
развитием религиозных доктрин, которые
требовали от верующих безоговорочного
признания основных положений вероучения
(догматов) и категорически запрещали
их отрицание или вольную трактовку, что
рассматривалось церковью как ересь. В
философии под догматизмом обычно
понимается не столько характеристика
той или иной системы взглядов, сколько
отношение к ней, состоящее в неприятии
какой бы то ни было критики, в стремлении
любой ценой сохранить в неизменном виде
основные положения и выводы этой системы.
Философский догматизм возникает из
наивной веры обыденного здравого смысла
в то, что человеческое познание, используя
самые простые, не требующие специальной
подготовки средства (простое чувственное
восприятие и элементарную логику
бытового языка), способно обеспечить
постижение истины и дать окончательное
решение важнейших и глубочайших проблем,
стоящих перед человеком. Многочисленные
ошибки и заблуждения, обусловленные
столь наивной верой, породили глубочайшее
разочарование в способности человека
к познанию истины. Это разочарование
легло в основу формирования противоположного
догматизму стиля мышления – скептицизма,
вообще отрицающего возможность познания
истины. Преодоление крайностей догматизма
и скептицизма, утверждающих либо
чрезвычайную простоту и доступность
постижения «окончательных
истин»,
либо абсолютную
невозможность познания истины, достигается
благодаря исследованию познавательных
способностей человека. На необходимость
такого исследования, призванного
ответить на вопросы о том, может ли
человек вообще познать истину и каковы
пределы человеческого познания, впервые
указал И. Кант, метод которого в отличие
от догматизма и скептицизма получил
название «критицизм».
В процессе
анализа различных проблем реальной
жизни догматизм не способствует
постижению истинных причин их возникновения
путем их всестороннего изучения во всех
многообразных связях с другими проблемами
(прошлыми и настоящими), а сводится к
наложению на живую действительность
готовых категорий, формул и логических
схем. Тем самым он нередко порождает
псевдопроблемы и уводит от проблем
подлинных, требующих решения.

Эклектизм (от др.-греч.
ἐκλέγω
«избираю»)
— способ
построения философской системы путём
сочетания различных положений,
заимствованных из других философских
систем. Этот термин ввёл в употребление
александрийский философ II века Потамон,
которого упоминает Диоген Лаэртский в
конце своего введения к трактату «О
жизни, учениях и изречениях знаменитых
философов».

Эклектическое
направление, в том случае, когда оно
приближается к синкретизму, то есть к
беспринципному и не методичному
соединению противоположных систем,
знаменует упадок философского творчества
и появляется в истории, обыкновенно,
после того как известный принцип теряет
в сознании людей свою силу и господствующее
положение. После Платона и Аристотеля
эклектизм постепенно распространяется,
пока, наконец, в александрийской философии
не получает всеобщего признания. То же
самое замечается и в философии Вольфа
по отношению к философии Лейбница. В
XIX веке эклектиками были Виктор Кузен
и Жуффруа, старавшиеся сочетать принципы
немецкого идеализма с началами английского
эмпиризма.

Критерием при
определении истинности начал, которые
стараются сочетать, обыкновенно служит
«здравый
смысл».
Хотя такое
направление в философии и не выдерживает
критики, это ещё не значит, что всякий
эклектизм должен быть осуждаем. Всякая
система должна считаться с твёрдо
установленными фактами и с истинными
положениями, какой бы философской школе
они ни принадлежали. Это хорошо выразил
Лейбниц, утверждавший, что «все
системы философии правы в том, что они
утверждают, ошибаясь лишь относительно
того, что они отрицают».
Выражая
стремление считаться со всеми возможными
направлениями и путём критики находить
в них зерно истины, эклектизм, следовательно,
может обозначать требование широты
кругозора в деле обоснования собственной
системы.

Метафизика

(от греч. metaphysic — то,
что после физики) — наука о сверхчувственных
принципах и началах бытия. В истории
философии под М. чаще всего понимается
подлинная философия. Термин «М.»
впервые введен Андроником Родосским,
систематизатором работ Аристотеля,
объединившим под этим названием все
его труды, выходящие за рамки
естественно-научных сочинений антич.
мыслителя.

На протяжении истории
философии М. либо отвергалась как ложное
учение, выходящее за рамки опыта, либо
возвеличивалась как высшее достижение
человеческого разума. И. Кант критиковал
предшествующую ему М. за ее умозрительность,
за то, что она имела дело с содержательно
ограниченными сферами и в то же время
не знала правильного пути познания этих
сфер, она только постулировала Бога,
бессмертие души, целостность мира,
наивно полагая, что их можно постичь
так же, как постигаются предметы реальной
действительности. Кант полагал, что М.
возможна как систематическое знание,
но сам он ограничился лишь анализом тех
противоречий, в которые впадает мысль,
пытаясь разрешить основные метафизические
проблемы. Кант ввел различие между М.
природы и М. нравов; в последней
противоречия чистого разума находят
практическое разрешение. Он также
разграничил М. и естествознание, показав
коренное различие предметов этих
дисциплин.

Тем не менее мы во
всех областях знания — в познании
человека, истории, природы — сталкиваемся
с метафизическими проблемами, везде
упираемся в то, что недоступно человеческому
разуму, в некий нерастворимый остаток.
Эти проблемы — не произвольный продукт
человеческого любопытства, не исторический
балласт мысли, а сама вечная загадочность
мира, укорененная в его состояниях и
свойствах. Метафизические вопросы
разбросаны по всем областям, они везде
образуют основу тех или иных направлений
философии. «Под метафизикой, — писал
А. Шопенгауэр, — я понимаю мнимое знание,
которое выходит за пределы возможного
опыта, т.е. за пределы природы или данного
явления предметов, выходит для того,
чтобы дать то или другое объяснение
относительно того, чем обусловливается
этот мир или эта природа в том или другом
смысле; или, говоря просто, объяснение
того, что прячется за природой и дает
ей возможность жизни и существования».
Любая М. говорит о совершенно др.
миропорядке, о порядке вещей-в-себе, где
теряют свое значение все законы этого
мира явлений. Шопенгауэр считает, что
есть некая, всегда актуальная метафизическая
потребность человека, что физика, т.е.
попытка естественного изучения явлений,
всегда упирается в М., как бы презрительно
первая ни относилась ко второй, ибо
физическое знание никогда не может
достигнуть начального звена всей
подлежащей объяснению цепи причин и
следствий. Любые действующие причины
основываются на чем-то совершенно
необъяснимом — на первоначальных
свойствах предметов и обнаруживающихся
в них силах природы. Философия, которая
пытается ограничиться физикой и отвергает
М. как мнимое знание (прежде всего
материализм), — это излюбленная, по
Шопенгауэру, философия цирюльников и
аптекарских учеников. На деле, чем более
успешно развивается физика, тем
настоятельней возникает потребность
в М., чем полнее и точнее исследуется
сущность отдельных вещей, тем больше
всякое исследование нуждается в
объяснении общего и целого.

Существует и др. тип
истолкования М., берущий свое начало у
Ф. Ницше и наиболее ярко и последовательно
выраженный М. Хайдеггером. М., по мнению
Ницше, положила начало ложному удвоению
мира, его делению на мир истинный и мир
ложный, мир сверхчувственный и мир
чувственный. Отсюда возникает и Бог как
онтология и мораль, навязывающая человеку
определенные, свыше установленные
правила, возникает учение о резком
противопоставлении субъекта и объекта.
М. подавляет человеческую свободу,
заставляет его покоряться невидимым
идолам — отсюда рано или поздно наступающий
нигилизм, неверие в вечные ценности,
усталость европейского человечества.
«Истинный мир» в конце концов теряет
свою привлекательность, он не спасает,
ни к чему не обязывает, «истинный мир»
и Бог становятся бесполезными идеями,
которые необходимо упразднить. Для
Хайдеггера М. — не филос. учение и не
какая-то отдельная дисциплина философии,
а отношение к сущему в целом, истина о
совокупном сущем, т.е. то или иное
истолкование поверх познания определенных
моментов, видов, классов, всего
существующего как такового. Метафизическое
суждение не может быть последовательно
выведено из наблюдения и познания
конкретной действительности, оно
опирается на решение человека как
свободного существа. Человеческие
сообщества всегда возникают вокруг
того или иного ответа на метафизический
вопрос: для чего есть сущее. Философия
Ницше несет с собой, согласно Хайдеггеру,
завершение М., потому что разоблачает
все ранее дававшиеся ответы на вопрос
о смысле сущего как необоснованные,
спекулирующие в пустоте и вызванные
наивностью человеческих представлений
о себе самом. М. — это пространство
исторического свершения, пространство,
в котором судьбой становится то, что
сверхчувственный мир, идеи, Бог,
нравственные законы, авторитет разума,
прогресс, счастье большинства, культура,
цивилизация утрачивают присущую им
силу созидания и начинают ничтожествовать.
М. должна быть преодолена, нужно перестать
смотреть на наш мир как на проходной
двор и некую потусторонность, нужно
искать действительные бытийные основы
человеческого существования.

Догматизм
– это концепция мышления человека, которое настраивает его принимать понятия, факты, формулировки с позиции догмы, оперируя очевидностью того, о чем рассуждают, устарелыми данными, не учитывая нового и изменяющегося. Догматическая концепция не имеет стремления воспринимать и познавать новое, научно предопределенное, избегает творческого развития, противоположно критическому восприятию, в основном отстранено от реальности.

Понятие догматизм берет начало в Древней Греции, благодаря философам Зенону и Пиррону, которые рассматривали догматической всякую философию.

Что такое догматизм?

Понятие догма говорит необходимости чего-либо изначально истинным, без критики, научно не изучая и не обосновывая, в основном полагаясь на веру в религии или авторитет. Изначально это понятие выглядело в контексте религиозного понимания: в христианстве истинно было принятие единственности Бога, его непогрешимости и всесильности; в иудаизме – неоспорима идея о реинкарнации и карме.

Догматизм возникал одновременно с развитием религиозных концепций, которые призывали верующих безоговорочно принимать за истину все вероучения, категорически запрещалось вольная трактовка предложенных религиозных догм и считалась в глазах церкви ересью.

Догматизм в науке рассматривается не столько, как некая концепция взглядов, ее характеристики и особенности, а как необходимость сохранить в устойчивом, неизмененном виде эти взгляды и выводы, не поддавая их критике. С гносеологической точки зрения понятие догматизм возникло из неосознанного игнорирования изменений и динамичности развития, преувеличенного восприятия истинности утверждаемого, избегания проверки и логического объяснения.

Психологические корни догматической концепции лежат в том, что мозг инертный, ему легче принять истину, чем объяснять ее. Существует склонность к стереотипному восприятию, предрасположение скорее к консервативному прошлому, чем к творческому и неизвестному настоящему и будущему.

С социальной стороны догматизм проявляется в желании сберечь текущее положение дел, оставить в неприкосновенности индивидуальный или групповой статус. Догматизму противопоставлено мышление, основанное на факте конкретности истины, ее определенности в рамках функционирования, условий формирования, целей, времени и места применимости.

Догматическое мышление из своей принципиальной позиции извращает суть первоначальных моральных позиций, так как автоматически перелаживает функции присущего данной ситуации морального принципа на другие ситуации, в результате чего теряется ее значение, возможно, превращается в ее противоположность. Например, добро воспринимается злом, если оно есть причиной безнаказанности преступлений.

По сути, догматическое мышление присуще для консервативного морального сознания категории человечества, которое привержено к идее абсолютизму: существования постоянно действующих моральных и универсальных принципов, которые против социального прогресса. Примером тому есть религиозный догматизм, суть которого в твердом утверждении благодатности моральных принципов веры, откровения с одновременным игнорированием довода разума, критического мышления, развития науки. Часто догматизм проявляется через фанатизм или формализм. При догматическом, в изучении теоретических, исторических, политических проблем не берутся во внимание факторы времени и места.

Причиной кризисных моментов в экономике, духовной сфере и социальной может являться догматизм. То, что не соответствует нормам, слаженным канонам и догмам нашего понимания и восприятия считается подозрительным и подлежит сомнению. Истоками такого мышления есть непрофессионализм и приспособленчество.

Догматизм в философии

Догматизм в науке, философии оценивается характеристиками философских теорий или их разновидностью. Догматичным считается учение, какое выбирает какое-нибудь объяснение в качестве истины без предварительного анализа, не допуская изменений.

Понятие догматизм после Зенона и Перрона изучало много мыслителей. Философ И.Кант определял его не как всю философию в целом, а как некоторое познание не ориентированное на исследование его условий и возможностей. Гегель, один из творцов диалектической философии, понимал догматизм как абстрактное мышление.

Философский догматизм проистекает из ограниченного восприятия и доверчивости к тому, что без особой подготовки с элементарными знаниями, он может постичь истину и решить сложнейшие задачи, что становятся перед ним. Такой подход, определенный наивной верой, был предречен на множество ошибок и , привел человека к глубокому разочарованию к своей способности познания. В следствие такого разочарования, возник диаметрально противоположный стиль мышления — скептицизм (отрицание всякой вероятности познать истину). Его еще называют в нынешней культуре релятивизмом. Перрон и Зенон называли догматиками всех философов, которые пробовали утверждать свои умозаключения как достоверные, они противопоставляли этому сомнение и нереальность в принципе узнать истину.

Решением этих двоих диаметральных позиций стало изучение границ возможностей познаний человека. Такой взгляд был назван Кантом как критицизм. Он уверял, что с периода Аристотеля догматическим мышлением метафизической науки не было обосновано ни одной идеи из логики и психологии, также уверял, что скептицизм также однобок, как догматизм. Кант критиковал философское учение от Декарта до Вольфа, называя его догматическим. Критикуя догматическое мышление, Кант заявлял, что не может постичь вещи и явления просто так, потому что они существуют. Ни догматизм, ни скептицизм ничему не учат, сверх того, понятие догматизм становится по сути скептицизмом в силу своей однобокости.

Догматизм не может познать настоящих причин возникновения реальных проблем, не изучая их с позиции сегодняшнего и прошлого, в совокупности с разными проблемами, а просто налагая на существующий факт готовые идеи, постулаты, догмы, логические умозаключения. Это нередко провоцирует возникновение ложных проблем, что отдаляет или делает сложным решение настоящих проблемных ситуаций.

Между догматизмом и скептицизмом стал Г.Гегель со своим диалектическим методом. Диалектизм отличается от догматизма тем, что не хранит в себе односторонних умозаключений. Догматики всегда из одних умозаключений выводят другие, игнорируя факты из настоящей жизни. Последовательно «антидогматичной» стала марксистская философия, которая объясняя действительность, служит ее изменению. Такое понимание философской действительности исключает догматизм.

Догматизм в науке препятствует ее дальнейшему прогрессу, так как руководствуется устаревшими или однобокими теориями, откровенно неправильными понятиями. Так, догматическое мышление общества обернулось трагически для Дж.Бруно, Галилео, долго шла борьба против эволюционной теории Дарвина. Догматизм в науке, политике, социуме является тем обстоятельством, что тормозит развитие.

Догматизм — Википедия Wiki Русский 2022

В философии догматизмом называется характеристика философского учения или разновидность философских учений. Философское учение догматично, если оно принимает какие-либо основоположения в качестве абсолютно достоверных и соответствующих действительности без какой-либо предварительной проверки и возможности изменения. Несовместимыми с догматизмом учениями являются скептицизм и критицизм.

Скептицизм

Происхождение самого философского термина «догматизм» связано с античной философией. Древнегреческие скептики (Пиррон и Секст Эмпирик), отрицая возможность достижения истинного знания, называли «догматиками» всех философов, выдвигавших и защищавших какие бы то ни было утверждения (догмы) о вещах как таковых (субстанциях). Быть может, обо всём познаваемом желательно говорить «мне так кажется». Быть может, стоит сомневаться в том, что есть на самом деле.

Пирронисты (скептики) эпохи Возрождения и раннего Нового времени критиковали с помощью скептических аргументов и обвиняли в догматизме разные учения, прежде всего перипатетиков (то есть схоластов, которые считались последователями Аристотеля).

Критическая философия

В Новое время Иммануил Кант назвал «догматической» всю рационалистическую философию от Декарта до Христиана Вольфа за создание философских учений без предварительного исследования возможностей и предпосылок знания, исследования пределов познавательных способностей человека, то есть без решения вопроса о том, насколько человек способен познать истину. Изложенная им в «Критике чистого разума» критическая философия положила начало философскому критицизму.

Начиная с утверждения, что прежде построения философской системы необходимо подвергнуть критике наши познавательные способности, Кант приходит к выводу, что познающий субъект не может познать вещи сами по себе, а познаёт только явления, закономерности организации которых принадлежат самому познающему субъекту. Поэтому метафизика как догматическое положительное знание о вещах самих по себе невозможна.

Гегельянство и марксизм

Г. В. Ф. Гегель также критиковал догматическую метафизику, собственно в его философии термины «догматизм» и «метафизика» являются синонимами. В понимании Гегеля догматизм — это односторонне рассудочное мышление, которое догматически принимает только одну сторону диалектического противоречия и, как таковое, противостоит диалектике.

Догматизм в более узком смысле состоит в том, что удерживаются односторонние рассудочные определения и исключаются противоположные определения <…> диалектическое мышление <…> не имеет в себе таких односторонних определений и не исчерпывается ими, а как целостность, содержит внутри себя совместно те определения, которые догматизм признает в их раздельности незыблемыми и истинными^[1].

Эта критика догматизма была воспринята от Гегеля и диалектическим материализмом.

Определение догма общее значение и понятие. Что это такое догма

Как сообщает Королевская испанская академия (RAE) в своем словаре, догма — это постулат, который ценится за его статус твердого и правдивого и который признается как неопровержимое утверждение, против которого нет места для копий.

Термин является родным для греческого языка, и его значение — доктрина или набор мнений . В философии догматизм — это школа, которая гарантирует, что человек посредством разума может знать абсолютную истину, если он использует определенные методы и заранее установленный порядок исследований. Гарантирует, что контакт между субъектом и объектом знания абсолютно возможен.

Догма, по мнению специалистов, предлагает основы и основы, касающиеся системы, доктрины, религии или науки . В случае христианства догма — это учение о Боге, которое было открыто человечеству Иисусом Христом и пользуется поддержкой Церкви.

Некоторые слова, которые происходят от этого термина, являются догматическими и догматическими . Обычно они используются так же, как и догмы, в христианском религиозном контексте, тем не менее, эти слова не являются абсолютными по отношению к этой религии, на самом деле они встречаются в большинстве вероучений и, кроме того, их можно использовать с научной или философской точки зрения.

Догматизм — это тенденция устанавливать формулы, которые выражают знания как истины, которые невозможно обсуждать, помимо исследований, критики и обмена мнениями . Политика и философия могут приобрести догматический характер, который в итоге отстаивает идеи некритическим и конформистским образом.

В своем происхождении концепция догмы была связана с правилом, правилом или указом, навязанным какой-либо властью . Он также использовался для обозначения мнения философской школы. Однако, когда Церковь обрела авторитет, этот термин был непосредственно связан с идеей богословской догмы. Таким образом, те философы, которые не критиковали определенные концепции, связанные с происхождением, и которые слепо принимали церковные определения, получили название догматических; в отличие от них, пытливые и критические философы считались скептическими.

В настоящее время догматизм, связанный с церковными идеями, можно понять с трех разных точек зрения:
* С точки зрения наивного реализма, который допускает возможность существования определенных вещей, не пытаясь доказать их. Этот реализм тесно связан с вульгарным знанием.
* С точки зрения доверия доктринам, существование истины принимается без поиска доказательств этого, потому что абсолютной истине доктрины доверяют.
* И из-за отсутствия критической рефлексии, когда авторитет определенной доктрины принимается и вместе с тем все, что в ней, предлагается как абсолютное. Абсолютное подчинение определенной вере.

Догматизм, как выразился Конт, далеко не идеологическая позиция, а отношение к знаниям. Человек, который живет в догматическом отношении, обходится без критики и анализа, чтобы понять теории, просто принимает их как реальные или определенные. Точнее, его можно каталогизировать как интеллектуальный фундаментализм, где разум выполняет почти пассивное действие, задачу, не связанную с критикой.

Наконец, следует отметить, что Dogma — это фильм режиссера Кевина Смита, выпущенный в 1999 году . Среди его главных героев — Бен Аффлек, Мэтт Дэймон, Крис Рок, Сальма Хайек и Аланис Мориссетт .

С другой стороны, Dogma 95 — это кинематографический поток, родившийся в 1995 году по инициативе продюсеров датского происхождения Ларса фон Триера, Томаса Винтерберга, Кристиана Левринга и Сорена Краг-Якобсена, который стремится создавать фильмы без изменений в пост-продакшн и с особым интересом к драматическому развитию.

Между основными фильмами « Догмы 95» выделяются праздники (о Винтерберге ), идиоты (о фон Триере ) и Мифуне (о Краг-Якобсене ).

«Самое страшное в литературном образовании — это догматизм» – Новости – Департамент медиа – Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»

© Из личного архива М.Г. Павловца

Мы поговорили с Михаилом Георгиевичем Павловцом, доцентом Школы филологии Факультета гуманитарных наук, о том, что сформировало его метод преподавания и отношение к литературе, в чем разница восприятия литературных текстов у студентов-филологов и журналистов, и как научиться видеть за пасквилем настоящего человека. 

Что определило ваш подход к преподаванию? 

У меня был замечательный учитель в школе — Анатолий Викторович, но всего три года был. После того, как его заменили в восьмом классе, помню, что скатился на тройки, потому что на место учителя, который любил мысли, любил выслушивать, читать сочинения, пришла учительница-догматик. За первое же сочинение она поставила мне трояк, и я перестал читать. Я не читал больше года вообще ничего и даже этим гордился. До тех пор, пока меня не накрыло. Начался кризис, и я бросился читать, несколько месяцев просто не мог отлепиться от книжек. Так на меня повлиял опыт общения с учительницей-догматиком. Я помню, как это было отвратительно, больно, и я понял, что таким не буду никогда. 

Я работал в частной школе, где были собраны в начале 90-х годов наверное лучшие кадры Москвы: очень свободный и замечательный коллектив, а отношения с учениками были партнерскими. Ну и плюс я еще начал работать в университете, был молодым аспирантом, потом защитился. А со студентами другая история: это люди более взрослые, и более того, я не сильно отличался от них по возрасту — это тоже очень хорошая школа. Потому что, когда я первый раз начал преподавать, мне сразу дали вести семинары у пятого курса, разница в возрасте у нас была год-два, некоторые из них были старше меня. Когда человек старше тебя, зачастую начитаннее, а ты ведь всего лишь аспирант, ты не можешь затыкать ему рот и говорить «нет, неправильно». Как раз было ужасно интересно слушать, что говорят твои ровесники, люди, которые не уступают тебе ни умом, ни сообразительностью, ни начитанностью. Ты отличаешься от них только тем, что ты аспирант и немножко глубже разбираешься в той теме, в рамках которой пишешь диссертацию, но в остальном — ты такой же, как они. 

А потом уже я работал в педагогическом университете, преподавал в школе, но меня всегда волновало, почему литература — предмет самый интересный (а я как литературовед, естественно, верю, что это самый интересный предмет), но почему он при этом самый ненавистный. Я хотел это понять, и ответ нашел скрытым в вопросе «Что нам хотел сказать автор?». Помните мем про синие занавески? Тогда-то я понял, что этот вопрос ошибочен. А хотел ли нам что-нибудь сказать автор вообще? И собственно мои занятия литературоведением показали, что на самом деле, надо еще разобрать, что такое «что нам хотел сказать автор?». Потому что мы знаем, что автор может и хотел нам что-то сказать, а вдруг у него не получилось, он недоволен этим? Вспомним, что Гоголь сжёг свой второй том «Мертвых душ», потому что он не смог сказать то, что хотел. Дальше — ну мало ли, что он сказал, а как его услышали? Совершенно нормальная ситуация, когда он сказал, а поняли его прямо наоборот. Например, Гоголь хотел воспеть в Ревизоре царскую власть, показать, что все в руках императора, порядок восторжествует, а Николай I вышел раздосадованный из зала и сказал: «Всем досталось, а мне более всех». То есть он понял автора прямо наоборот, хотя был человеком одного поколения, уровня интеллекта и образования, ничуть не уступающего Гоголю. 

Более того, я понял, что через десятилетие текст будет пониматься по-новому, а значит бессмысленно требовать понять, что нам хотел сказать автор. Когда мы это говорим, мы подменяем мнение автора своим собственным мнением.

Вот самое страшное в литературном образовании — это литературный догматизм. Когда я вбиваю себе в голову, что автор хотел сказать ровно то, что я бы хотел. И так ведут себя многие учителя, потому что им это удобно: иметь одну правильную точку зрения.

Поэтому, работая в школе и со студентами, я всегда стараюсь идти от рецепции. У меня первый вопрос на занятиях: «Ну что, как вам, понравилось или не понравилось?». Сначала нужно сравнить восприятие, а дальше мы уже начинаем говорить. Здесь моя задача обратить внимание на какие-то детали, которые с первого чтения незаметны, выстроить так разговор, чтобы мы не топтались полтора часа на одной теме, а все-таки двигались. Но в начале важно идти именно от восприятия, от первой реакции на текст, от того, как он читался, какие эмоции в тебе породил, какие мысли заставил виться в твоей голове. 

Подходит ли классическая система оценивания для литературы? 

Беда литературы еще и в том, что очень трудно ставить двойки и тройки.  Потому что если у человека есть оригинальное видение, если он пережил текст, то это уже «пять». Встреча с книгой произошла, произошло восприятие, произошло чувство, он над вымыслом слезами облился, он задумался над прочитанным, а ему говорят: «Нет, автор хотел сказать другое, поэтому тебе три». Плохому учителю это удобно, а меня от этого воротит. 

Почему важно студентам давать самим интерпретировать текст? 

Я все-таки вижу разницу между студентами-филологами и, например, студентами-журналистами. Студенты-филологи — они исследователи, им текст нужен для препарирования, для вивисекции, они действительно должны через текст докопаться, что там автор пытался и хотел сказать, понять, как звучал этот текст двести лет назад. Это у них профессия такая, как археологи выкапывают черепки, так филологи выкапывают мысли и понимание мира людей того времени в текстах.

Если мы работаем с журналистами, то нам гораздо важнее, как текст читается сегодня, как он резонирует с нашим сегодняшним миром, проблемами, чувством языка.

Я стараюсь строить свою работу именно от восприятия, чем этот текст может быть важен и дорог современному культурному человеку, а журналисты и медийщики – они условно такие. Мне очень важно превратить для них текст не в объект исследования (это для филологов), а в инструмент — чтобы они при помощи этого текста могли иллюстрировать какую-то свою мысль, могли давать умному читателю сигнал о том, что он его понимает, чтобы при помощи текста они учились видеть, где автор говорит правду, а где он лукавит. Потому что то, что называют критическим мышлением – это тоже очень важно. Например, автор пытается в чем-то нас убедить и для этого он использует запрещенные приемы: врет, подтасовывает факты, использует яркие метафоры, пытается эмоциями нас задавить, чтобы мы действительно поверили.  

Как, например, Достоевский в «Преступлении и наказании» нас убеждает, что только религия – приход к Богу – может избавить человека от насилия. Понятно, что у Достоевского есть очень весомые аргументы, но мы же знаем, что жизнь не всегда подтверждает эту правоту. Мы знаем, как люди во имя собственной веры творят насилие – как и атеисты, – а может и куда более страшное. Но Достоевскому так важно нас убедить, что только вера спасительна для души человека, что он начинает лукавить. Современному читателю важно, сохраняя удовольствие и наслаждение от чтения прекрасного произведения, все-таки видеть, где его обманывают, где ему дают не все данные. 

Мой любимый пример, Печорин рассказывает о Грушницком очень нелицеприятные для второго вещи: Грушницкий – пародия, он мелочный и ничтожный, он трус, позер. Хорошо. Так ли это или нет? Мы не можем сказать, потому что у нас из всех источников есть только Печорин. Есть у него повод ненавидеть и завидовать Грушницкому? Есть! Грушницкому 18 лет, а у него уже боевая награда на груди и боевая рана, он всего лишь юнкер, но уже прославился, и девушки смотрят на него с восторгом. Печорина это не может не раздражать (он его намного старше), и он, как старый петух, бросается защищать свою территорию, и конечно он будет злословить и наговаривать на Грушницкого. Отчасти он будет прав: когда Грушницкий имитирует дуэль и подсовывает Печорину пистолет без патрона — это подлость. Но когда он потом говорит: «Стреляйте, я себя презираю, а вас ненавижу, нам двоим на земле нет места», — это слова очень сильного, яркого и интересного человека. То, чего в нем Печорин не увидел, но поскольку мы видим Грушницкого только глазами Печорина, то нам очень сложно разглядеть за этой пародией настоящего человека. 

Внимательное и вдумчивое чтение литературы учит нас за пародией, карикатурой и пасквилем видеть настоящие черты настоящего человека. Поэтому мне кажется, что этот курс так важен для журналиста. 

На что вы ориентируетесь при выборе литературы для своего курса?  

Мои главный критерии при составлении списка литературы:

а) чтобы текст нравился мне и было интересно про него говорить;

б) чтобы я видел, каким бы он сложным или далеким не был — он может зацепить сегодняшнего читателя,;

в) он должен быть посильным в прочтении по срокам. Нечестно давать задание, которое большинство студентов выполнить не смогут, если до этого не читали. 

Я выбираю тексты, которые пусть меньше, но которые точно будут прочитаны. Поэтому еще даю много поэзии: пока мы читаем поэзию, у студентов есть возможность прочитать произведений немножко побольше. Но главные критерии: чтобы текст нравился мне, и чтобы он вызывал эмоции у тех, с кем мы его обсуждали. 

Как вы учите понимать поэзию? 

Может быть я не прав, но я считаю, что можно иметь или не иметь слух на поэзию – также как музыкальный слух, то есть ты можешь быть просто его лишенным. И это не хорошо и не плохо, а естественно. Маяковский, например, был блистательным поэтом, но полностью лишенным слуха. У него был замечательный голос, но когда Шаляпин взялся его учить, то после первого занятия сказал: «Володя, я вас очень прошу — главное никогда не пойте». Так бывает и с поэзией: человек, например, очень чувствителен к живописи или к музыке, кино или к компьютерным играм, к красоте природы, но не чувствует он поэзию и всё. И что? Значит, пусть наслаждается красотой другого вида искусства. 

Прежде всего нужно понять, что поэзия — это те же самые слова, но расставленные не так, как в прозе. Что в поэзии самое важное – не сами слова, а именно порядок их размещения. 

У меня есть метод восприятия поэзии. В первый раз воспринимать как музыку: сначала ты просто вслушиваешься — не вдумываешься в слова, тебе нравится мелодия, аранжировка. Стихи сначала надо слушать: вслух читать или про себя. Ты слышишь и чувствуешь, есть в них музыка или нет, и если ты это чувствуешь, то сразу срабатывает «ага, меня это зацепило». 

Вот теперь я читаю второй раз, и теперь уже вдумываюсь в смысл. Я пытаюсь звук, интонацию, мелодию стиха соединить с тем, о чем оно. Иногда я разочарован, иногда нет, иногда вижу эту связь. 

Стихи, конечно, хорошо читать несколько раз, причем не подряд, а пару раз почитал, отложил и потом опять вернулся. Они так устроены, как раз из-за особенного порядка слов, что к ним надо возвращаться. Но когда ты это делаешь, то начинаешь понимать удовольствие, как любимую песню можно поставить на повтор и слушать бесконечно.  

Еще важно найти в поэзии свое, мало кто в музыке слушает все подряд, это как найти свой жанр или любимого исполнителя. Можно найти три-четыре поэта и время от времени смотреть, какие новые стихи у них появились, таким образом ты привыкаешь с ними общаться. Когда ты начитан в поэте, ты узнаешь его язык, образы, и знаешь, на что он намекает. Можешь забыть его, а потом вспомнить, как бывает, когда переслушиваешь музыку, которую в детстве слушал. Я думаю, что поэзия ближе всего к музыке.

Интервью подготовила Анастасия Сумакова

Об отсутствии догматизма

Во время нашего выпуска «Религия и светское государство» Роберт Оди заявил, что некоторые религии недогматичны. Может быть, он и прав, но я не уверен, какие из них он имел в виду. С другой стороны, Джон настаивал на том, что многие из наших «светских» верований в значительной степени имеют статус и функцию догматических религиозных верований. По крайней мере, для некоторых людей он может быть прав в этом. Я помню, что по крайней мере один звонивший согласился с замечанием Джона.Я по-прежнему настаиваю на том, что если мы хотим вести общую общественную жизнь, отражающую то, что Джон Ролз называет «разумным плюрализмом», граждане должны вести публичные дебаты без догматизма.

В рамках разумного плюрализма мы можем следовать за Ролзом и включить «все разумные противоположные религиозные, философские и моральные доктрины, которые, вероятно, сохранятся на протяжении поколений и приобретут значительное число сторонников при более или менее справедливом конституционном режиме». Ролз полагал, что сторонники всех таких разумных, но противоположных «всеобъемлющих» моральных доктрин могут прийти к единому мнению. Он полагал, что сторонники таких противоположных взглядов, тем не менее, могут договориться об определенных основных принципах справедливости.принципов, утверждал он, которые закреплены в фундаментальных идеях демократического общества и которые могут разделять все разумные граждане, несмотря на их различия в фундаментальных моральных взглядах. Это то, что он назвал перекрывающимся консенсусом.

Я разделяю оптимизм Ролза в отношении того, что возможно множественных и противоречивых всеобъемлющих моральных взглядов сойтись в чем-то вроде перекрывающегося консенсуса. Но условием возможности такого сближения я считаю отсутствие догматизма.И я думаю, что добиться отсутствия догматизма очень сложно. Насчет этого я на самом деле глубоко пессимистичен. В самом деле, я думаю, что, учитывая настойчивый и решительный догматизм, расхождение и фрагментация могут быть более вероятными, чем сближение.

Что я имею в виду под отсутствием догматизма? И почему я думаю, что это условие самой возможности достижения чего-то вроде перекрывающегося консенсуса. Это восходит к тому, что я назвал в предыдущем посте обобщением природы различных моральных воззрений.Под этим я подразумеваю не только то, что они дают всесторонние моральные оценки широкого круга вещей, но и то, что они порождают ощутимые права на принуждают других к строгости соответствующих моральных воззрений, независимо от того, поддерживают ли эти другие соответствующие моральные взгляды или нет. мировоззрение. Эта последняя часть является ключом.

Предположим, у меня есть моральное воззрение, осуждающее рабство как неправильное. И предположим, что ваши моральные взгляды позволяют вам владеть рабами. Что мне делать, когда я сталкиваюсь с вашими обычаями рабства, обычаями, которые я ненавижу.Есть как минимум три варианта. Я мог бы попытаться отговорить тебя от них. Я мог бы попытаться вытащить тебя из них. Или я мог бы просто терпеть наши различия. Какие варианты я имею право выбрать? Можно себе представить, что я одобряю моральную доктрину, которая влечет за собой абсолютный запрет на рабство — не только для меня или сторонников этой доктрины, но и для всех. И можно себе представить, что эта доктрина порождает во мне чувство права придерживаться этой доктрины со всем миром, даже с теми, кто не принимает эту доктрину.Если бы я принял такое учение, я мог бы счесть себя вправе не только пытаться убедить или терпеть ваше рабовладение, но и заставить вас покинуть ваше рабовладение. Теперь предположим, что ваша рабовладельческая мораль породила в вас ощутимое право принуждать мир к норме, разрешающей рабовладение. Таким образом, вы можете почувствовать себя вправе сопротивляться моим попыткам изменить вашу практику с помощью силы или принуждения.

Одно небольшое предостережение. Вы можете подумать, что любой, кто поддерживает доктрину рабовладения, в некотором смысле неблагоразумен, а значит, не является частью разумного плюрализма Ролза.Есть что сказать о таком подходе. Но я думаю, что очень сложно заставить это работать в конце. Кем бы еще ни были рабовладельцы на протяжении всей истории, я сомневаюсь, что можно привести доводы в пользу того, что они были более или менее лишены рациональности, чем остальные из нас.

Я думаю, что убежденный рабовладелец и убежденный аболиционист никогда не смогут достичь морального согласия. Я также не думаю, что их неспособность сделать это потребует отказа от рациональности с какой-либо из их сторон.Рациональный консенсус и рациональная враждебность, я думаю, в равной степени открыты для разумных существ как реальные возможности. Из-за этого факта моральная борьба даже между высокорациональными существами кажется мне столь же вероятной, что закончится разногласиями, фрагментацией и/или доминированием одной стороны над другой, чем перекрывающимся консенсусом ролзовской разновидности. Именно это, на мой взгляд, делает достижение перекрывающегося консенсуса глубоко зависимым от исторических и культурных обстоятельств.

Выход есть, я думаю, но он требует того, что я называю отсутствием догматизма.Под этим я подразумеваю, что в определенных пределах мы не должны рассматривать себя как имеющих право требовать от другого морального принципа, который он сам не поддержал бы (при определенных идеальных условиях, о которых я здесь не буду беспокоиться). Должно быть ясно, что отсутствие догматизма есть а не рационально обязательное и не указание самого разума. Вот почему я отмечаю это как отдельный и дополнительный принцип. Я также думаю, что есть много исключений. Кроме того, принцип, как я только что изложил, слишком груб и нуждается во многих уточнениях. Но не думайте о тех, что только что.

Значение этого принципа состоит в том, что, принимая его, я заявляю себе, что не имею права требовать от другого даже своих самых глубоких моральных обязательств, если этот другой фактически сам не дает мне на это права. Принимая некоторые подобные ограничения на мои отношения с другими, я рассматриваю даже свои самые глубокие моральные обязательства как обязательства, в первую очередь, для меня одного. Это не значит, что они должны оставаться обязательствами только для меня и что я не могу предлагать их в качестве обязательств для всех нас.Но если я хочу достичь морального сообщества с теми, с кем у меня изначально глубокие разногласия,  я должен быть готов пересмотреть свои моральные обязательства таким образом, чтобы мы вместе смогли прийти к ряду взаимообязывающих соглашений о поведение в нашей совместной жизни. Я должен позволять другим высказываться в конституции этого ордена столько же, сколько я требую для себя. И, конечно же, другой должен сделать то же самое для меня.

Все это было ответом Джону и немного Роберту.Иоанн говорит, что многие светские верования имеют характер догматических религиозных верований. Но если это так, то я согласен с тем, что секуляризм не лучше догматической религии в качестве основы для совместной жизни среди множественных и противоречивых моральных взглядов. Если Роберт прав в том, что некоторые религии недогматичны, и если он имел в виду под этим, что они считаются временно обязательными, подлежащими моральным дебатам, отвечающими канонам коллективной рациональности, тогда такие религии могут иметь место в нашей попытке составляют совместную жизнь.

Догматизм | Encyclopedia.com

Догматизм — это теория познания и личности, связанная в первую очередь с работой Милтона Рокича, изложенная в The Open and Closed Mind (1960). Его внимание сосредоточено на организации и структуре систем убеждений и неверия, а не на их содержании. Широко используемая шкала догматизма позволяет оценивать основную теоретическую конструкцию Рокича, догматизм, в непрерывном диапазоне. Высокий догматизм (зашоренность) характеризуется относительно закрытой когнитивной системой убеждений, организованной вокруг основного набора предположений об авторитете, считающемся абсолютным.Низкий догматизм (непредубежденность) характеризуется более открытой когнитивной системой убеждений, организованной вокруг предположения, что авторитеты относительны, а не абсолютны.

С теорией догматизма связано предположение, что определенные виды примитивных верований делают человека особенно склонным к развитию догматизма. Особенно важны примитивные представления о том, что люди одиноки и беспомощны во враждебном и угрожающем мире. Предполагается, что это порождает замкнутую систему, связывающую более когнитивное измерение теории с личностными измерениями, связанными с психодинамическими теориями.Предполагается, что высокий догматизм представляет собой совокупность защитных реакций человека перед лицом угрожающего мира.

Способность измерять догматизм сделала его полезным инструментом в самых разных эмпирических исследованиях. Теория догматизма тесно связана с психологией религии, поскольку она предполагает, что религиозные верования можно охарактеризовать в зависимости от того, насколько они открыты или закрыты. Это предлагается как шаг вперед по сравнению с более ранними исследованиями, на которые сильно повлияла авторитарная традиция личности, в которой было обнаружено, что определенные религиозные убеждения, особенно фундаментализм, связаны с авторитаризмом, конструкция, изначально очень похожая на догматизм.Однако в то время как авторитаризм смешивался с содержанием убеждений, особенно с ортодоксальными и консервативными убеждениями, догматизм предлагался как сосредоточенный на процессе убеждения, а не на его содержании. Авторитаризм концептуально был связан с консервативными убеждениями, а догматизм, по крайней мере теоретически, — нет. Следовательно, вопрос о том, придерживались ли религиозные верования догматически, по существу рассматривался как эмпирический вопрос. Однако устойчивая модель эмпирических исследований имеет тенденцию связывать догматизм с более консервативными и ортодоксальными религиозными верованиями, особенно с фундаментализмом, точно так же, как более ранние исследования связывали авторитаризм с такими верованиями. Догматизм редко связывают с либеральными или неортодоксальными религиозными убеждениями.

Догматизм связан с условным принятием и неприятием других на основе убеждений. Неудивительно, что догматизм был связан с предубеждением по отношению к различным группам, особенно к чернокожим и гомосексуалистам. Догматизм также связан с антифеминистскими настроениями. Догматические верования, основанные на абсолютном авторитете, могут показаться предвзятыми только в том смысле, что другие, которые верят или ведут себя иначе, чем абсолютный авторитет, должны быть отвергнуты.Таким образом, эмпирические исследования, связывающие догматизм и предубеждение, должны отличать предубеждение, основанное на содержании убеждения, от предубеждения, основанного на процессе убеждения. Не то, во что вы верите , характеризует догматизм в такой мере, как то, как вы верите . Это касается и отказа от других. Отказ может произойти по догматическим или недогматическим причинам.

Ли Киркпатрик, Ральф Худ и Гэри Хартц (1991) попытались прояснить аспекты содержания и процесса догматизма применительно к религиозным убеждениям и предрассудкам. Они предположили, что, хотя теоретически догматизм может быть понят независимо от конкретного содержания убеждений, когда содержание убеждений диктует структуру убеждений, аналогичную догматизму, между религиозными убеждениями, такими как фундаментализм и догматизм, будут существовать взаимосвязи по структурным (процессуальным) причинам. В частности, это касается постоянных эмпирических данных о том, что некоторые консервативные религиозные убеждения связаны с предрассудками. Однако, когда абсолютная власть воспринимается как осуждающая других за содержание их верований или практик, процессы , действующие в рамках догматического мышления, обеспечивают повиновение, объясняя корреляции между мерами предубеждения и фундаментализма только тогда, когда содержание имеет отношение к фундаменталистским взглядам. убеждения.

Тот факт, что содержание и структура верований пересекаются в религиозном фундаментализме в соответствии с теорией догматизма Рокича, предполагает, что с постмодернистской точки зрения фундаментализм просто находится в конфликте парадигм с теми, кто ценил бы более открытые когнитивные системы, основанные на относительном и предварительном принятии. различных органов власти. Настойчивое утверждение фундаментализма об абсолютности авторитета просто указывает на догматическую структуру, которая характеризует эту форму консервативного протестантизма и не является ни концептуально, ни эмпирически истинной по отношению к большому разнообразию других форм консервативных религиозных верований, которые ни эмпирически, ни концептуально не связаны с догматизмом (Hood, 1983). ; Вудберри и Смит, 1998).

См. также Фундаменталистское христианство; Богословие процесса; Психология религии.

Библиография

Худ, Ральф В. мл. «Социальная психология и религиозный фундаментализм». В Rural Psychology, под редакцией Аллена В. Чайлдса и Гэри Б. Мелтона. 1983.

Киркпатрик, Ли А., Ральф В. Худ-младший и Гэри Хартц. «Фундаменталистская религия, концептуализированная с точки зрения теории открытого и закрытого разума Рокича: новые взгляды на некоторые старые идеи. Research in the Social Scientific Study of Religion 3 (1991): 157–179.

Рокич, Милтон. Открытый и закрытый разум. 1960.

Вудберри, Роберт Д. и Кристиан С. Смит. «Фундаментализм и др.: Консервативные протестанты в Америке» American Sociological Review 24 (1998): 25–56

Ральф У. Худ-младший

Insight предлагает способы общения с людьми, которые игнорируют доказательства того, что противоречит заветным убеждениям — ScienceDaily

Догматики уверенно придерживаются своих убеждений, даже когда эксперты не согласны с ними, а доказательства им противоречат.Новое исследование Университета Кейс Вестерн Резерв может помочь объяснить крайние взгляды на религию, политику и многое другое, которые, кажется, все больше преобладают в обществе.

В двух исследованиях исследуются личностные характеристики, приводящие к догматизму в религиозной и нерелигиозной среде. Они показывают, что есть как сходства, так и важные различия в том, что движет догматизмом в этих двух группах.

В обеих группах более высокие навыки критического мышления были связаны с более низким уровнем догматизма. Но эти две группы расходятся в том, как забота о морали влияет на их догматическое мышление.

«Это предполагает, что религиозные люди могут цепляться за определенные убеждения, особенно те, которые кажутся противоречащими аналитическим рассуждениям, потому что эти убеждения резонируют с их моральными чувствами», — сказал Джаред Фридман, аспирант организационного поведения и соавтор исследований. .

«Эмоциональный резонанс помогает религиозным людям чувствовать себя более уверенно — чем больше моральной правильности они видят в чем-то, тем больше это подтверждает их мышление», — сказал Энтони Джек, доцент философии и соавтор исследования.«Напротив, моральные соображения заставляют нерелигиозных людей чувствовать себя менее уверенными».

Это понимание может предложить способ эффективного общения с крайностями, говорят исследователи. Апелляция к чувству моральной заботы религиозного догматика и к бесстрастной логике антирелигиозного догматика может увеличить шансы на то, что сообщение будет доведено до конца, или, по крайней мере, на какое-то внимание с их стороны.

Исследование опубликовано в Journal of Religion and Health .

Крайние положения

Хотя большее сочувствие может показаться желательным, необузданное сочувствие может быть опасным, сказал Джек. «Террористы в своем пузыре верят, что совершают высоконравственные поступки. Они верят, что исправляют ошибки и защищают что-то святое».

В сегодняшней политике, сказал Джек, «со всеми этими разговорами о фейковых новостях администрация Трампа, эмоционально резонируя с людьми, апеллирует к членам своей базы, игнорируя факты.База Трампа включает большой процент самопровозглашенных религиозных мужчин и женщин.

С другой стороны, несмотря на то, что воинствующие атеисты строят свою жизнь вокруг критического мышления, «может не хватать проницательности, чтобы увидеть что-то положительное в религии; они могут только видеть, что это противоречит их научному, аналитическому мышлению», — сказал Джек.

Исследования, основанные на опросах более 900 человек, также обнаружили некоторое сходство между религиозными и нерелигиозными людьми. В обеих группах наиболее догматичные менее склонны к аналитическому мышлению, а также менее склонны смотреть на проблемы с точки зрения других.

В первом исследовании 209 участников идентифицировали себя как христиан, 153 — как нерелигиозных, девять иудеев, пять буддистов, четыре индуиста, один мусульманин и 24 представителя другой религии. Каждый прошел тесты, оценивающие догматизм, эмпатическую заботу, аспекты аналитического мышления и просоциальные намерения.

Результаты показали, что религиозные участники в целом имели более высокий уровень догматизма, чуткой заботы и просоциальных намерений, в то время как нерелигиозные участники показали лучшие результаты в плане аналитического мышления.Снижение эмпатии среди нерелигиозных соответствовало росту догматизма.

Второе исследование, в котором приняли участие 210 участников, идентифицировавших себя как христиане, 202 нерелигиозных, 63 индуиста, 12 буддистов, 11 иудеев, 10 мусульман и 19 представителей других религий, во многом повторило первое, но добавило меры видения и религиозного фундаментализма.

Чем жестче человек, независимо от того, религиозен он или нет, тем менее вероятно, что он или она будет учитывать точку зрения других. Религиозный фундаментализм тесно связан с чутким отношением верующих.

Две сети мозга

Исследователи говорят, что результаты опросов подтверждают их более раннюю работу, показывающую, что у людей есть две мозговые сети — одна для эмпатии и одна для аналитического мышления — которые находятся в напряжении друг с другом. У здоровых людей их мыслительный процесс циклически переключается между ними, выбирая подходящую сеть для различных вопросов, которые они рассматривают.

Но в сознании религиозного догматика доминирует эмпатическая сеть, в то время как в уме нерелигиозного догматика доминирует аналитическая сеть.

В то время как исследования изучали, как различия в мировоззрении религиозных и нерелигиозных людей влияют на догматизм, исследование широко применимо, говорят исследователи. Догматизм применим к любым основным убеждениям, от пищевых привычек — быть веганом, вегетарианцем или всеядным — до политических взглядов и убеждений об эволюции и изменении климата. Авторы надеются, что это и дальнейшие исследования помогут устранить раскол во мнениях, который кажется все более распространенным.

Догматизм и открытость опыту в нерелигиозном

Догматизм обычно был связан с низким уровнем открытости опыту, последний показатель интереса к новым и нетрадиционным идеям.Догматизм в основном изучался в связи с религиозными верованиями, но в некоторых недавних исследованиях изучался догматизм среди нерелигиозных людей. Одним из удивительных открытий было то, что среди самоидентифицированных атеистов более высокий уровень открытости опыту был фактически связан с большим догматизмом, вопреки обычному образцу. Это говорит о том, что личностное измерение открытости опыту может быть не маркером непредубежденности как таковой, а скорее предпочтением нетрадиционных и сложных идей.Возможно, необходимо проводить различие между смиренными и высокомерными формами открытости опыту.

Несогласие с некоторыми людьми может иметь неприятные последствия

Догматизм относится к жесткой уверенности в правильности своих взглядов, наряду с отказом рассматривать альтернативы и убеждением, что любой разумный человек, который все тщательно обдумал, согласится с его собственным мнением. Противоположностью этому является готовность считать, что собственные взгляды — не единственный разумный способ смотреть на вещи и что вполне возможно, что кто-то может оказаться неправым.Это не означает, что недогматичный человек должен быть слабым, просто он готов учитывать, что у других людей могут быть веские причины верить в то, что они делают, и что для умных людей нормально не соглашаться.

Догматизм и открытость опыту: полярные противоположности?

Люди могут быть догматиками по любому предмету, например. политические взгляды и взгляды на образ жизни, а догматизм в основном изучался среди верующих. Религиозные верования в целом имеют тенденцию быть более догматическими, чем другие виды верований, и люди с фундаменталистскими убеждениями, как правило, самые догматичные из всех, практически по определению.Неудивительно, что религиозный фундаментализм, как правило, ассоциируется с низкой открытостью опыту (Saroglou, 2010). Открытость опыту — это широкое и несколько неоднородное измерение личности, которое относится к широте и сложности психической жизни человека (McCrae & Sutin, 2009). Люди с низкой открытостью к опыту, как правило, предпочитают черно-белые взгляды на мир, которые не слишком сложны или интеллектуально требовательны. Напротив, люди с высокой степенью открытости предпочитают более тонкий взгляд на вещи и чувствуют себя комфортно со сложными идеями.Открытость к опыту включает в себя множество более узких черт, и одна из этих черт, открытость к ценностям, относится к готовности «пересмотреть социальные, политические и религиозные ценности» и даже считается «противоположным догматизму». Costa & McCrae, 1992, цитируется в) (Smith, Johnson, & Hathaway, 2009).

Некоторые атеисты не выносят разногласий

Хотя в целом кажется верным, что люди с высокой открытостью к опыту, особенно в сфере ценностей, менее склонны к догматизму, могут быть некоторые заметные исключения.Пересмотр традиционных ценностей, например, не обязательно гарантирует, что человек станет особенно терпимым к различиям во мнениях. Некоторые люди могут отвергнуть традиционные ценности, а затем стать догматичными приверженцами нетрадиционных. Одним из примеров, который, как мне кажется, подходит под это описание, является онлайн-движение под названием « Атеизм плюс» . Это движение, возникшее чуть более года назад в атеистическом блог-сообществе, позиционирует себя как «позитивный» подход, целью которого является сочетание атеизма/скептицизма с различными леволиберальными политическими мотивами, связанными с термином «социальная справедливость».«Реакция на это движение в атеистическом/скептическом сообществе была далеко не полностью положительной. Другие атеисты критиковали «Атеизм Плюс» как движение, вызывающее разногласия, и обычно выражается обеспокоенность тем, что члены этой группы продемонстрировали интеллектуальное высокомерие и нетерпимость к инакомыслию даже по незначительным вопросам. ^[1] Кажется, что они очень открыты ценностям, но их взгляды кажутся очень догматичными. Недавнее исследование может пролить свет на то, когда и почему высокая открытость опыту и догматизм иногда идут рука об руку.

Пародия на атеизм плюс

Догматизм и открытость опыту среди нерелигиозных

Исследования нерелигиозных людей иногда обнаруживают, что они, как правило, значительно более открыты новому опыту, чем религиозные (Galen & Kloet, 2011). Нерелигиозные люди сильно различаются в том, как они определяют свою нерелигиозность, поэтому может быть полезно провести широкие различия. В недавнем исследовании это было сделано путем сравнения людей, «не имеющих особых убеждений» (которых я для удобства буду называть «неверующими»), и тех, кто идентифицирует себя как атеистов (Gurney, McKeown, Churchyard, & Howlett, 2013).Те, кто называет себя атеистами, с большей вероятностью идентифицируют себя как членов определенной группы, в то время как ни один из них не имеет конкретной групповой идентичности. Членство в группе, как правило, способствует чувству лояльности к ценностям группы наряду с чувством отделения от посторонних, и это может в некоторой степени способствовать догматизму в отношении убеждений и ценностей своей группы. Отличительной чертой атеистической идентичности является то, что высоко ценятся качества, связанные с открытостью опыту, такие как оспаривание традиционных верований и признание интеллектуальной деятельности.Это контрастирует с религиозной идентичностью, которая, скорее всего, подчеркнет соответствие традициям и подчинение авторитету в вопросах веры. Отдельные атеисты различаются по тому, насколько атеизм занимает центральное место в их идентичности в целом. Некоторые считают свой атеизм просто отсутствием веры в богов, следовательно, просто одним из многих других взглядов, которые они могут иметь. Однако для других быть атеистом является более важной и определяющей частью их самооценки, связанной с их основными ценностями, такими как вера в социальную значимость скептицизма и разума.Герни и др. поэтому утверждал, что, поскольку атеисты имеют социальную идентичность, которая ценит высокую открытость опыту, догматизм среди них может положительно коррелировать с открытостью опыту, в отличие от религиозной социальной идентичности, которая обесценивает такую ​​открытость. Они провели опрос, чтобы подтвердить это, так что давайте посмотрим, что они нашли.

Опрос сравнил группу атеистов, неевреев и христиан по показателям догматизма и открытости опыту. Кроме того, атеистов и христиан попросили оценить, насколько сильно они отождествляют себя со своими группами.(Ни у кого нет четкой групповой принадлежности, поэтому этот вопрос не имел бы для них значения.) Число атеистов в выборке (37) было небольшим, поэтому исследование следует рассматривать как предварительное исследование, а не как нечто окончательное. Используемая мера догматизма (шкала DOG) нейтральна по содержанию, поскольку включает общие утверждения вроде «Вещи, в которые я верю, настолько истинны, что я никогда не мог в них сомневаться» и «Лучше всего быть открытым ко всем возможностям и готовым оценить все свои убеждения» (последнее указывает на низкий догматизм).Измерение открытости опыту дает общий балл и баллы по субшкалам любознательности, эстетической оценки, творчества и нестандартности. Три группы набрали одинаковые баллы по общей открытости, хотя атеисты набрали значительно более высокие баллы, чем христиане, по любознательности и нетрадиционности. Учитывая особые интересы атеистов, этот результат вполне ожидаем. Мера Любознательности относится к интеллектуальной любознательности, такой как интерес к науке, истории и политическим дискуссиям.Элементы, используемые для его измерения, также предполагают особую связь с интеллектом, например. «иметь богатый словарный запас» и «избегать трудных материалов для чтения» (последнее указывает на нижнюю границу черты). Нетрадиционность указывает на несоответствие социальным ожиданиям. Нетрадиционность чем-то похожа на открытость ценностям, поскольку включает в себя такие элементы, как «бунтовать против власти» и «плыть против течения». Тем не менее, он также включает несколько пунктов, относящихся к необычным характеристикам, например.г. быть эксцентричным и странным, что, возможно, не совсем так относится к догматизму. Таким образом, это может быть не идеальное измерение для исследуемого вопроса, но результаты все равно весьма интересны.

По показателю догматизма атеисты набрали немного больше баллов, чем неверующие, хотя и заметно ниже, чем христиане. На приведенном ниже графике показаны оценки догматизма для трех групп.

Уровни догматизма среди атеистов, нон и христиан. Столбики погрешностей представляют собой стандартные отклонения.

Догматизм также положительно коррелировал с групповой идентификацией как у атеистов, так и у христиан. То есть чем сильнее человек идентифицировал себя как атеиста или христианина, тем более догматичным он был в отношении своих убеждений. Таким образом, атеисты, не придающие такого большого значения своему неверию, были менее жесткими в своих взглядах, чем те, кто считает атеизм более важным элементом своей идентичности. Кроме того, корреляция между догматизмом и открытостью опыту различалась среди трех групп.Догматизм отрицательно коррелировал с открытостью опыту среди невежд и, в меньшей степени, среди христиан. В последней группе любознательность, в частности, значительно отрицательно коррелировала с догматизмом, что указывает на то, что среди христиан, чем более они были догматичны, тем меньше они интересовались интеллектуальными занятиями. Среди атеистов эта модель была обратной, поскольку общая открытость опыту, а также аспекты любознательности, нестандартности и творчества положительно ассоциировались с догматизмом.То есть атеисты, считавшие себя более интеллектуальными, более нетрадиционными и даже более творческими, были более догматически уверены в правильности своих взглядов и, по-видимому, менее терпимы к инакомыслию.

Открытость опыту не всегда означает открытость

Ассоциация у атеистов между более высоким догматизмом и более высокой открытостью опыту, особенно аспекту любознательности, несколько удивительна. Как отмечалось ранее, людям с высокой любознательностью комфортно со сложными понятиями, поэтому ожидается, что они будут обладать когнитивной гибкостью, чтобы избегать черно-белого мышления, обычно связанного с догматизмом.Они также склонны проявлять интерес к науке, и один из руководящих принципов науки состоит в том, что человек должен быть готов подвергнуть сомнению предпочитаемые теории, а не жестко цепляться за них. Тем не менее, даже великие ученые иногда чрезмерно привязываются к своим излюбленным теориям и могут догматически защищать их. Кроме того, шкала нетрадиционности относится к необычному человеку с необычными идеями, но ничего не говорит о гибкости или жесткости убеждений. Возможно, было бы справедливо сказать, что высокая открытость опыту указывает на предпочтение сложных и необычных идей, но это не всегда означает, что человек будет восприимчив к вызову этим идеям.

Интеллектуальное высокомерие против интеллектуальной скромности

Другая возможность заключается в том, что существуют различные разновидности открытости опыту, которые могут иметь отношение к тому, догматичен человек или нет. Открытость опыту включает в себя широкий спектр черт, некоторые из которых сочетают в себе черты открытости с чертами других отличительных черт личности (Johnson, 1994). Например, открытость в сочетании с интроверсией определяет черту интроспективности, тогда как открытость в сочетании с экстраверсией определяет предпочтение разнообразия и оригинальности.Догматизм подразумевает отсутствие смирения в отношении правильности своих взглядов, высокомерное предположение о том, что нельзя ошибаться и что всякий, кто с этим не согласен, либо глуп, либо зол. Кажется, не существует никаких исследований, в которых изучалось бы, как может проявляться сочетание высокой открытости опыту с низким смирением, но похоже, что эта комбинация черт описывает интеллектуальное высокомерие. Возможно, открытость к опыту в атеистах, которые также догматичны, включает в себя смесь нетрадиционности и отсутствия смирения, что способствует необычной форме догматизма.

Ну не так высокомерно, как некоторые убеждения…

Ограничение Gurney et al. Исследование заключалось в том, что в нем не рассматривалось, являются ли сила идентичности (насколько сильно человек идентифицирует себя как атеист) и открытость опыту одинаково важными в качестве предикторов догматизма или одно из них важнее другого. То есть открытость опыту по-прежнему предсказывает догматизм у атеистов при учете силы идентичности или она становится несущественной? Или, наоборот, сила идентичности по-прежнему предсказывает догматизм, если принять во внимание открытость опыту? Это можно проверить статистически на большей выборке атеистов.На более сложный вопрос ответить, почему у некоторых людей атеистическая идентичность сильнее, чем у других. У атеистов была положительная корреляция между силой идентичности и открытостью опыту (хотя у христиан они не были связаны). Люди сильнее идентифицируют себя как атеисты, потому что они очень открыты опыту, или сильная идентичность увеличивает открытость опыту? И какова связь, если она есть, между низким смирением и силой идентичности? Приводит ли принятие сильной идентичности к высокомерному пренебрежительному отношению к людям, которые не согласны (я считаю, что это проблема с Atheism Plus)? Или дело в том, что высокомерных людей привлекает поляризующая идентичность? Возможно, это комбинация того и другого, когда принятие такой идентичности усиливает ранее существовавшие тенденции к высокомерию? Для ответа на эти вопросы потребуются лонгитюдные исследования.

Я хочу пояснить, что у меня нет проблем с людьми, у которых ярко выражена атеистическая идентичность, или даже с теми, кто сочетает атеизм с определенными политическими взглядами или интересом к социальной справедливости. Что меня беспокоит, так это когда люди придерживаются своих взглядов в догматичной и высокомерной манере. Один сторонник «Атеизма плюс» заявил, что атеизм подразумевает не только неверие в богов, но и взгляд на реальность, в котором весьма конкретные политические и экономические убеждения следует рассматривать как несомненные и непреложные истины.Даже в точных науках теории открыты для дискуссий, поэтому я считаю невероятным, чтобы он претендовал на определенные знания в очень сложных и мягких дисциплинах, по которым эксперты часто расходятся во мнениях. Я думаю, что вполне возможно, что люди имеют четко определенные взгляды на вещи и в то же время понимают, что их собственные убеждения в конечном счете условны и могут меняться в соответствии с новыми данными. Наконец, я хочу признать, что знаю много хороших примеров блоггеров-атеистов, которые признают, что люди, не согласные с ними, не обязательно глупы или злы, и которые действительно понимают, что значит быть разумным.Этот последний тип атеистов, кажется, включил в свою идентичность более сильную дозу смирения, что весьма похвально для любого, я бы сказал.

Сноска

^[1] Популярный блогер П. З. Майерс заявил, например, что критики Atheism Plus должны называть себя «засранцами-атеистами». Он также печально известен тем, что, среди прочего, запрещает несогласным комментаторам доступ к своему блогу. Обновление: Подробное описание нежелательного поведения Майерса можно прочитать здесь.

Пожалуйста, рассмотрите следующие мной на Facebook, Google Plus , или Twitter .

© Скотт МакГрил. Пожалуйста, не воспроизводите без разрешения. Краткие выдержки можно цитировать при условии ссылки на оригинал статьи.

Другие посты о психологии (не-)веры

Разум против веры? Взаимодействие интуиции и рациональности в вере в сверхъестественное

Открытие разума: где встречаются скептицизм и суеверие

Вера в Бога поддерживает предубеждение против геев и атеистов

Чего Опра не понимает в благоговении и атеистах

Авторы изображений

Изображение рычащей собаки из The Daily Telegraph.Плакат создан на http://diy.despair.com/

Создатель пародии на A+ в настоящее время неизвестен.

Гистограмма была создана мной в Excel.

Плакат галактики атеизма от Atheist Pictures.

Каталожные номера

Гален, Л. В., и Клоет, Дж. (2011). Факторы личности и социальной интеграции, отличающие нерелигиозные группы от религиозных: важность контроля посещаемости и демографии. Архив психологии религии, 33 (2), 205-228.дои: 10.1163/157361211×570047

Герни, Д. Дж., Маккеун, С., Черчиярд, Дж., и Хоулетт, Н. (2013). Хотите верьте, хотите нет: изучение взаимосвязи между догматизмом и открытостью в нерелигиозных образцах. Личность и индивидуальные различия, 55 (8), 936-940. doi: http://dx.doi.org/10.1016/j.paid.2013.07.471

Джонсон, Дж. А. (1994). Уточнение фактора пять с помощью модели AB5C. Европейский журнал личности, 8 (4), 311-334.doi: 10.1002/пер.2410080408

МакКрэй, Р., и Сутин, А.Р. (2009). Открытость опыту. В RHH Марк Р. Лири (ред.), Справочник по индивидуальным различиям в социальном поведении (стр. 257-273). Нью-Йорк/Лондон: Гилфорд Пресс.

Сароглу, В. (2010). Религиозность как культурная адаптация основных черт: перспектива пятифакторной модели. Обзор личности и социальной психологии, 14 (1), 108-125. дои: 10.1177/1088868309352322

Смит, К.Л., Джонсон, Дж. Л., и Хэтэуэй, В. (2009). Вклад личности в веру в паранормальные явления. Исследования индивидуальных различий, 7 (2), 85-96.

доктрин и догм | религия

доктрина и догма , объяснение и официально признанная версия религиозного учения. Развитие доктрин и догм существенно повлияло на традиции, институты и практику мировых религий.Доктрины и догмы также влияли и находились под влиянием продолжающегося развития светской истории, науки и философии.

Различия между учением и догмой

Доктрина в богословии (лат. doctrina ; греч. didaskalia , didachē ) — общий термин для теоретического компонента религиозного опыта. Это означает процесс концептуализации первичных — часто экспериментальных или интуитивных — взглядов на веру религиозной общины в поддержку рационально понятой веры.Доктрины стремятся обеспечить религию интеллектуальными системами для руководства в процессах обучения, дисциплины, пропаганды и полемики. Догма (латинское decretum , греческое догма ) стала иметь более конкретное отношение к дистилляту доктрин: тем первым (базовым или аксиоматическим) принципам, лежащим в основе доктринального размышления, которые исповедуются всеми верующими как существенные.

Это различие появляется в христианстве в Новом Завете, в котором didaskalia означает «основные учения» (как в 1 и 2 Тимофею), тогда как догма используется только в смысле официального приговора или декрета (как в Деяниях 16:4).Позднее, однако, многие богословы ранней церкви (в том числе, например, Ориген, св. Кирилл Иерусалимский и св. Иероним) используют термин догмат в смысле доктрины. В восточном христианстве богослов св. Иоанн Дамаскин популяризировал термин ортодоксия (буквально «правильные воззрения») для обозначения суммы христианской истины. В западном христианстве великий средневековый богослов св. Фома Аквинский выбрал словосочетание «догматы веры» для обозначения тех доктрин, которые торжественно определены церковью и считаются обязательными для веры.Еще во время Римско-католического реформаторского собора в Тренте (1545–1563 гг.) Доктрина и догма все еще были примерно синонимами.

Однако большинство современных историков подчеркивают их различие. Согласно Дж.К.Л. Гизелер, немецкий церковный историк XIX века, в Dogmengeschichte ,

.

Догмат — это не доктринальное мнение, не высказывание какого-либо учителя, а доктринальный устав ( decretum ). Догматы церкви — это те учения, которые она объявляет наиболее существенным содержанием христианства.

Современный церковный историк Адольф фон Гарнак пытался объяснить появление догматов в христианстве как конкретное следствие чуждой смеси греческой метафизики и христианской мысли, которая устарела из-за обращения протестантизма к Священному Писанию и истории. Противоположное определение немецкого римско-католического догматика Карла Ранера в Sacramentum Mundi указывает на вечный процесс:

Адольф фон Гарнак, сфотографированный в 1920-е годы.

Архив Беттмана

Догмат есть форма неизменной жизненной силы залога веры в церкви, которая сама всегда остается неизменной.

Функции доктрин и догм

Функции доктрин и догм различаются в различных религиозных традициях в зависимости от акцента, который каждая делает на важности рациональной концептуализации религиозной истины, впервые увиденной в образах, символах и притчах. В тех религиях, которые некоторые ученые считают наиболее мистическими религиями Востока, доктрины обычно предназначены для того, чтобы служить каталитическими ключами к религиозному прозрению (т.ж., представления о нирване, или цели религиозной жизни, в индуизме, джайнизме и буддизме). В тех религиях, которые считаются более персоналистическими на Западе, доктрины и догмы, как правило, служат вспомогательными средствами для богословских размышлений (например, концепция единства Бога в иудаизме, христианстве и исламе). Во всех высших религиях доктрины и догмы возникают и развиваются в целях наставления верующих: толкования их священных писаний, понимания их обязательств и обязанностей и сохранения границ между допустимым разнообразием и фактическими ошибками — все это помогает наметить истину. религиозный путь к мудрости, праведности и самореализации.Богословие (использующее доктрины и догмы) — это, по словам средневекового христианского богослова и церковного деятеля св. Ансельма Кентерберийского, «вера, стремящаяся к рациональному самопониманию».

Нормативная функция доктринальной формулировки — это типичная тщетная попытка зафиксировать и сохранить интерпретацию первоначальных догм данной традиции. Темы сансары (процесс реинкарнации) и кармы (закон причины и следствия) разделяют индуизм, джайнизм и буддизм, хотя и с совершенно разными доктринальными разъяснениями и последствиями.Аналогичные события очевидны и в других традициях.

Третья функция доктрины — полемическая: защита веры от неправильного толкования и ошибок внутри или вне религиозной традиции. Учитывая неизменно плюралистический характер богословской рефлексии, существует постоянное противоречие между заботой об идентичности и преемственности традиции, с одной стороны, и стремлением к более глубокому и богатому постижению самой истины, с другой. Вопреки этому в большинстве культур существует одновременное соперничество с другими религиями с их противоположными доктринальными требованиями и, помимо этого, вызовами светской мудрости и неверия.Это вызывает особый вид доктринальной формулировки: апологетика, защита истинной веры от ее недоброжелателей или неверующих.

В основе всех усилий по поддержке религиозной веры лежит проблема первичной власти. От доктринального утверждения требуется, чтобы оно было ясным и убедительным, но доктрины всегда указывают за своей логической поверхностью на какое-то примитивное откровение или вклад веры. Апелляция может быть к любой из ряда первичных авторитетных позиций: к памяти основателя (как в зороастризме), или пророка (Моисей в иудаизме), или к древним Писаниям (напр.ж., Веды и Упанишады в индуизме), или образцовое событие (как в «просветлении» Будды), или к самораскрытию Бога (как в Торе, или Законе, для иудаизма, или в Иисусе Христе в христианстве, или откровения Мухаммеда исламу). И здесь разнообразие доктрин («допустимые толкования») и устойчивость догм («сущностное учение») указывают на острую проблему развития доктрины в истории, которая очевидна во всех традициях.

Моисей и израильтяне

Моисей ведет детей Израиля через Красное море, 15 век; иллюстрация из немецкой Библии.

Ann Ronan Pictures/Heritage Image/age fotostock

Догматизм проявляется в ограниченном поиске информации в условиях неопределенности процесс. Когнитивные факторы этого нежелания плохо изучены. Здесь мы изолируем влияние неопределенности на поиск информации, используя перцептивную задачу принятия решений низкого уровня.Мы показываем, что люди с догматическими взглядами с меньшей вероятностью будут искать информацию, прежде чем принять решение, и будут использовать колебания неопределенности в качестве ориентира в своих поисках. Наши результаты подчеркивают когнитивный механизм, который может способствовать формированию догматических мировоззрений.

Abstract

Когда знаний мало, адаптивным является поиск дополнительной информации для устранения неопределенности и получения более точного мировоззрения. Предубеждения в таком поведении, связанном с поиском информации, могут способствовать сохранению неточных взглядов.Здесь мы исследуем, связаны ли предрасположенности к поиску информации на основе неопределенности с индивидуальными различиями в догматизме, феномене, связанном с укоренившимися убеждениями в политическом, научном и религиозном дискурсе. Мы рассмотрели этот вопрос в задаче принятия решений на восприятие, что позволило нам исключить мотивационные факторы и изолировать роль неопределенности. В двух независимых выборках генеральной совокупности (90 007 n 90 008 = 370 и 90 007 n 90 008 = 364) мы показываем, что более догматичные участники с меньшей вероятностью будут искать новую информацию для уточнения первоначального перцептивного решения, что приводит к снижению общей точности убеждений, несмотря на аналогичное выполнение начального решения.Пошаговое моделирование показало, что догматические участники меньше полагались на внутренние сигналы неопределенности (уверенность) для руководства поиском информации, что снижает их вероятность поиска дополнительной информации для обновления убеждений, основанных на слабых или неопределенных первоначальных доказательствах. Вместе наши результаты подчеркивают когнитивный механизм, который может способствовать формированию догматических взглядов на мир.

Нескончаемый поток выбора информации — отличительная черта современности (1). Мы отвечаем за сбор информации, имеющей решающее значение для нашего здоровья (2), выживания демократии (3) или сохранения планеты (4).Эти решения искать информацию, в свою очередь, являются решающим фактором, определяющим наши убеждения. Когнитивная наука широко изучала поиск информации, предоставив нам богатый эмпирический и теоретический взгляд на этот выбор (5⇓⇓–8). Это исследование показывает, что люди предпочитают искать информацию, которая подтверждает их убеждения и имеет положительную валентность, например, когда мы читаем дополнительную новость о победе любимой политической партии. Этот тип мотивированного поиска проявляется как в лабораторных экспериментах (9⇓–11), так и в реальных данных (12⇓–14).

Напротив, нормативные рамки предполагают, что неопределенность, а не валентность, должна определять, где и когда нам следует искать информацию (5, 7, 15). В отсутствие внешней обратной связи люди полагаются на внутренние сигналы уверенности, чтобы вести такой поиск информации, основанный на неопределенности. Оптимальные по Байесу агенты должны искать больше информации, когда они менее уверены в решении, потому что вероятность ошибки тогда перевешивает стоимость дополнительной информации (16). Эмпирические данные подтверждают такие прогнозы (17, 18), показывая, что люди с большей вероятностью будут искать информацию, когда они выражают низкую уверенность (т.е., более высокая неопределенность) в своих решениях.

В повседневных ситуациях как мотивационные воздействия, так и неудачи в поиске информации, основанном на неопределенности, могут привести к предвзятым или неверным убеждениям, хотя и через разные механизмы. Например, человек, не верящий в изменение климата, скорее всего, отдаст предпочтение средствам массовой информации, опровергающим его возникновение (19), подкрепляя ранее существовавшие убеждения. С другой стороны, люди, сомневающиеся в научности глобального потепления (20), могут не принять во внимание эту неопределенность и, как следствие, не искать дополнительных, потенциально корректирующих доказательств.В обоих этих случаях нежелание искать корректирующую информацию является одним из потенциальных источников догматизма, мировоззрения, предполагающего жесткое поддержание своих убеждений (21⇓–23) вне зависимости от их точности (24). Масштабы этого мировоззрения широки и выходят за рамки конкретных вопросов и позиций, затрагивая политические (25), научные (26) и религиозные дебаты (21, 26). Предыдущие исследования, основанные на вопросниках, указывают на связь между таким догматическим стилем мышления и готовностью искать дополнительную информацию (21, 27).Однако то, как мотивация и неуверенность способствуют этому явлению, остается неизвестным.

Здесь мы решаем этот вопрос, используя точный анализ поиска информации на основе неопределенности в контексте задачи принятия решений на низком уровне восприятия. Используя вычислительную точность, обеспечиваемую этим подходом, мы проверяем (как в исследовательских, так и в повторных выборках), объясняют ли индивидуальные различия в чувствительности к неопределенности склонность придерживаться догматических убеждений. Наш подход основан на предыдущих исследованиях влияния уверенности на поиск информации (17, 28) и позволяет нам исключить возможные мотивационные влияния: по-разному оценивают полезность дополнительной информации.Кроме того, получение оценок уверенности в каждом испытании позволило нам сделать вывод о том, как участники используют неопределенность в своих поисках.

Результаты

Мы изучили выборку из 370 взрослых американцев (исследование 1) и воспроизвели все основные результаты на второй независимой выборке из 364 участников из США (исследование 2). Обе выборки были набраны через Amazon Mechanical Turk и включали представителей разных возрастов и уровней образования (подробности см. в «Материалы и методы» и SI, Приложение ).Участники сначала выполнили задачу по поиску информации, а затем ответили на ряд анкет, которые позволили нам измерить общую жесткость убеждений и догматизм, политические убеждения, авторитаризм и нетерпимость к противоположным политическим взглядам (см. Материалы и методы для получения подробной информации об анкетах). . Эта методология основана на нашем предыдущем исследовании того, как догматичные люди создают чувство уверенности (24).

Измерение догматизма.

Мы получили меру догматизма на основе факторного анализа, примененного к батарее анкет (рис.1). Широта батареи позволила нам количественно отличить догматизм от других, возможно родственных, конструкций и изучить их взаимодействие. Наиболее экономная факторная структура содержала три фактора, охватывающих 40% дисперсии анкеты. Первый фактор представлял положение людей в лево-правом политическом спектре, а второй фактор описывал их общий догматизм и жесткость мировоззрения (21). Третий фактор отразил различия во мнениях относительно превосходства политических предпочтений участников (фактор, связанный с догматизмом, но также теоретически независимый) (22).В то время как этот последний фактор специфичен для политической политики, догматизм сам по себе является более широкой конструкцией, описывающей общий способ, которым придерживаются убеждения и в соответствии с которыми действуют (23, 29, 30). Таким образом, догматизм выходит за пределы конкретных политических предпочтений, что очевидно, например, в связи между догматизмом и религиозным фундаментализмом (21).

Рис. 1.

Либеральные и консервативные крайности политического спектра связаны с более высокими уровнями догматизма и превосходства убеждений. ( A ) Факторный анализ выявил трехфакторную структуру, лежащую в основе ответов на многочисленные анкеты, оценивающие политические убеждения, авторитаризм и жесткость убеждений.Были определены три фактора: 1) «политическая ориентация» (от либеральной к консервативной), 2) «догматизм», представляющий уверенность в общих убеждениях, и 3) «преимущество политических убеждений», характеризующее уверенность участников в конкретных политических убеждениях. Нагрузки по каждому вопросу представлены отдельными анкетами, обозначенными цветами. ( B – D ) Мы изучили взаимосвязь между этими конструкциями, изучив индивидуальные оценки для каждого фактора (объединенные данные исследований 1 и 2 нанесены на график).( B и C ) Мы заметили, что комбинированная линейно-квадратичная модель лучше всего соответствует взаимосвязи между политической ориентацией и догматизмом, а также между политической ориентацией и превосходством политических убеждений. ( D ) Связь между догматизмом и политическим превосходством убеждений лучше всего характеризовалась линейной зависимостью (см. SI Приложение для получения дополнительной информации о факторном анализе).

Сначала мы исследовали взаимосвязь между политической ориентацией людей, догматизмом и политическим превосходством убеждений ( Приложение SI , Таблица S2).Мы нашли оба положительных линейных (исследование 1: β _{, линейное} = 0,16, P = 0,001; исследование 2: β _{, линейное} = 0,24, P < 10 ) Исследование 1: β _{квадратичный} = 0,35, р <10 ^-13 ; исследование 2: β _{квадратичный} = 0,37, p <10 ^-13 ) Отношения между политической ориентацией и догматизмом по обоим образцам. Эти результаты показывают, что люди как крайне левого, так и крайне правого политического спектра демонстрируют повышенный догматизм, но, что интересно, этот рост догматизма более заметен для крайне правых (см.1, Материалы и методы и Приложение SI , Таблица S1 для дополнительной информации). Наоборот, отрицательный линейный (исследование 1: β _linear = −0,33, P < 10 ⁻¹⁰ ; исследование 2: β _linear = −0,32, P ) и положительное квадратичное (исследование 1: β _{квадратичное} = 0,43, P < 10 ⁻²⁰ ; исследование 2: β _{квадратичное} = 0.34, P < 10 ⁻¹⁰ ) взаимосвязь между политической ориентацией и превосходством политических убеждений показывает, что люди как крайне левых, так и крайне правых демонстрируют повышенную веру в превосходство своих соответствующих политических позиций, но в большей степени среди крайне левых . Наконец, мы обнаружили положительную линейную связь между превосходством политических убеждений и догматизмом, указывающую на то, что более догматичные субъекты также были более уверены в превосходстве своих конкретных политических убеждений (исследование 1: β = 0.26, P < 10 ⁻⁰⁶ ; исследование 2: β = 0,14, P = 0,006).

Поиск измерительной информации.

Затем мы проверили нашу основную гипотезу о связи между догматизмом и поиском информации, основанным на неопределенности. Чтобы проверить это, мы предложили участникам задание на перцептивный поиск информации (рис. 2; подробности см. в разделе «Материалы и методы »), где они получали денежное вознаграждение за правильное определение того, какой из двух мерцающих прямоугольников содержит большее количество точек.В каждом испытании участникам сначала предъявляли первоначальную пару коробок, они делали немотивированное суждение о том, в какой коробке больше точек, и одновременно сообщали о своей уверенности в этом суждении. После этого первоначального решения участников спросили, хотят ли они увидеть дополнительные доказательства, чтобы повысить точность своего решения. Если участники решали увидеть эту дополнительную информацию, им предъявлялся другой набор мерцающих точек. Эта дополнительная информация всегда была полезной (правильный вариант продолжал иметь большее количество точек) и предъявлялась при более высокой силе стимула (большая разница точек).Мы установили переменную стоимость просмотра этой информации путем вычета баллов, что позволило одновременно оценить чувствительность участников к стоимости информации. Если участники решали не видеть больше информации, они вместо этого видели два пустых черных ящика в течение одинакового времени, и баллы не вычитались. Наконец, независимо от того, решили ли испытуемые увидеть дополнительную информацию или нет, их попросили предоставить окончательное решение и рейтинг достоверности. Чтобы побудить испытуемых стремиться к максимально возможной общей точности, им платили только за то, как они справились с этим окончательным решением.

Рис. 2.

Пример экспериментального испытания. Сначала участникам нужно было определить, в каком квадрате — в левом или правом — больше мерцающих точек. Затем они выбирали, хотят ли они снова увидеть более сильную и полезную версию этого стимула, что стоило им 5 или 20 баллов. Увидев либо этот дополнительный стимул, либо пустые квадратики, они снова делали вывод о том, в каком ящике больше точек. Мы компенсировали участникам только точность этого окончательного решения (100 баллов за правильное суждение; 0 баллов за неправильное суждение).Участники оценивали свою уверенность (по шестибалльной шкале от «уверенно верно» до «уверенно верно») как при первоначальном, так и при окончательном решении. Сложность первоначального решения фиксировалась индивидуально заданной разницей в количестве точек, что приводило к точности ~71%. Сила доказательства после принятия решения была привязана к этой заранее определенной разнице точек, чтобы упростить окончательное решение (информация о калибровке стимула представлена ​​в «Материалы и методы» и Приложение SI ).

Во-первых, мы подтвердили, что участники использовали дополнительную информацию адаптивно (см. Материалы и методы для получения подробной информации и SI Приложение , рис. S2 для обзора). После первоначальных ошибок участники чаще предпочитали видеть дополнительную информацию (исследование 1: β = −0,76, P < 10 ⁻⁶⁹ ; исследование 2: β = −0,77, P = 10 ^−52). ) и с большей вероятностью принимали правильное окончательное решение после просмотра дополнительной информации (исследование 1: β = 1.23, P < 10 ⁻⁸⁰ ; исследование 2: β = 1,12, P < 10 ⁻⁷⁴ ). Аналогичным образом, изучение индивидуальных различий в поиске информации показало, что участники, которые чаще искали дополнительную информацию, также лучше справлялись с окончательными решениями (исследование 1: β = 0,68, P < 10 ⁻⁵⁰ ; исследование 2: β ). = 0,71, P < 10 ⁻⁵⁶ ) и получил более высокий выигрыш (исследование 1: β = 0.43, P < 10 ⁻¹⁷ , исследование 2: β = 0,49, P < 10 ⁻²² ). Важно отметить, что участники также были чувствительны к стоимости, ища информацию реже, когда она была дороже (исследование 1: β = -1,22, P < 10 ^-58 ; исследование 2: β = -1,34, P). < 10 ⁻⁶⁶ ). Наконец, участники реже искали дополнительные доказательства, когда были более уверены в своем первоначальном решении (исследование 1: β = -2.02; P < 10 ⁻¹²⁶ ; исследование 2: β = -1,93, P < 10 ^-130 ), демонстрирующее, что внутренние сигналы неопределенности использовались для управления поиском информации.

Поиск информации и догматизм.

Затем мы спросили, отличаются ли более догматичные участники своей склонностью к поиску информации. С этой целью мы попытались объяснить различия в оценках фактора догматизма, используя поведенческие показатели, полученные в результате задачи поиска информации.В соответствии с нашей гипотезой более высокий уровень догматизма был связан со сниженной готовностью искать информацию (исследование 1: β = -0,15, P = 0,005, R ² = 0,02; рис. 3 А ). Никаких существенных взаимосвязей с начальной точностью решения (исследование 1: β = 0,02, P = 0,72) или общим уровнем достоверности (исследование 1: β = -0,03, P = 0,61) обнаружено не было, и наши анализы учитываются ключевые демографические переменные, включая возраст, пол и образование (см.3 A и Материалы и методы для подробностей). Мы воспроизвели эту пониженную склонность догматических испытуемых к поиску информации во второй независимой выборке в исследовании 2 ( β = -0,10, односторонний P = 0,039, R ² = 0,01; рис. 3 ), опять же при отсутствии различий в начальной точности решения ( β = -0,09, P = 0,13) и достоверности ( β = -0,03, P = 0,53). Чтобы оценить общую силу связи между догматизмом и поиском информации, мы провели внутренний метаанализ этого эффекта, объединив данные из обеих выборок (31).Это выявило постоянно отрицательный эффект для обеих выборок ( β = -0,12, P = 0,002, R ² = 0,012). В целом наши результаты показывают, что в отсутствие мотивационных факторов более догматичные участники ищут меньше информации, прежде чем принять решение, даже если эта информация была бы полезной.

Рис. 3.

Догматизм характеризуется сокращением поиска информации, что приводит к менее верным суждениям. ( A ) Догматизм был предсказан снижением готовности искать дополнительную информацию, прежде чем принять решение, с учетом нескольких демографических и рабочих переменных.Мы представляем стандартизированные коэффициенты β ± SE предикторов для исследования 1 (левые маркеры, n = 370) и исследования 2 (правые маркеры, n = 364). Эффекты в исследовании 2 были протестированы односторонним образом на основе направленной гипотезы, полученной из исследования 1. * P < 0,05, ** P < 0,01 и *** P < 0,001. Значительное влияние возраста было обнаружено только в исследовании 2, которое мы далее обсуждаем в SI, Приложение . ( B ) Сокращение поиска информации опосредовало менее точные общие окончательные суждения у более догматичных участников (результаты опосредования для исследования 1 представлены на рисунке; ​​результаты исследования 2 см. в основном тексте).

Ключевой вопрос, возникающий в связи с этим открытием, заключается в том, пострадали ли конечная точность и выигрыш более догматичных людей из-за их более низкого поиска информации, или они просто искали информацию более эффективно. Здесь посреднический анализ (рис. 3 B ; подробности см. в Материалы и методы ) показал, что более догматичные участники на самом деле были менее точными в своем окончательном решении (общий эффект: исследование 1, β = -0,11, P = 0,001, исследование 2, β = -0.09, односторонний P = 0,01), и что этот эффект был полностью опосредован снижением готовности искать информацию (эффект опосредования: исследование 1: β = -0,08, P = 0,005; исследование 2: β = -0,05, односторонний P = 0,038, скорректированный прямой эффект, исследование 1: β = -0,03, P = 0,097, исследование 2: β = -0,03, P ). Чтобы получить метааналитическую оценку этого анализа посредничества, мы снова объединили данные обоих исследований, чтобы установить, что наш эффект был стабильным в разных условиях (общий эффект: β = -0.098, Р = 0,0001; эффект посредничества: -0,064, P = 0,002; скорректированный прямой эффект: -0,036, P = 0,016). Более догматические участники также зарабатывали меньше денег в целом, что указывает на то, что их более низкий поиск информации не влек за собой каких-либо стратегических преимуществ (исследование 1: β = -0,24, P = 0,008, R ² = 0,02; исследование 2: ). β = -0,21, односторонний P = 0,009, R ² = 0,01, объединенный внутренний метаанализ: β = -0.23, P = 0,0003, R ² = 0,017).

Пошаговое моделирование информационного поиска.

Затем мы попытались разработать более подробный отчет о том, как догматичные люди, получающие информацию в процессе поиска информации, основывались на суждениях о доверии и стоимости информации. Эта модель может быть выражена как логистическая регрессия, предсказывающая выбор в пользу поиска информации: PInformation Searching=11+exp−β0+ β1∗Confidence+β2∗CostТри β охватывают три независимых поведенческих феномена (рис.4 A и B ): различия в пересечении модели, β0, представляют собой общий сдвиг в готовности искать информацию; β1 показывает, насколько сильно выбор участников в поисках информации зависит от уверенности; а β2 указывает на влияние стоимости информации на готовность испытуемых искать больше информации.

Рис. 4.

Индивидуальные различия в поиске информации, основанном на достоверности, зафиксированные в модели «проба за пробой». ( A ) Решение о поиске дополнительной информации было зафиксировано с использованием модели с тремя параметрами: точкой пересечения β0, параметром достоверности β1 и параметром стоимости β2 (здесь не показаны).( B ) Распределение параметров индивидуального уровня, показывающее в целом отрицательное влияние более высокой достоверности (β1) и более высокой стоимости (β2) на поиск информации. ( C ) Мы зафиксировали связанные с догматизмом различия в этих параметрах модели с помощью иерархической процедуры подбора, посредством которой эмпирический априорный показатель каждого параметра изменяется в зависимости от другого набора параметров ρ, которые кодируют влияние оценок догматизма испытуемых в иерархической схеме оценки. . ( D ) Апостериорное распределение параметров вложения ρ, кодирующее вызванные догматизмом сдвиги в средних параметрах.Мы обнаружили связанное с догматизмом снижение параметра, отражающего базовый поиск информации (ρ0), и увеличение параметра, отражающего настройку поиска информации на уверенность участников (ρ1). Влияние догматизма на стоимостной параметр (ρ2) не наблюдалось. Пунктирная вертикальная линия представляет нулевой эффект. ( E и F ) Догматические люди ищут меньше информации, чем умеренные, когда они не уверены. Чтобы визуализировать этот эффект, мы сравнили 10% наиболее догматичных участников с остальной частью выборки.Мы наносим ( E ) предсказания модели и ( F ) фактические данные (медианы с верхним/нижним квантилями), усредненные по обоим уровням стоимости информации.

Нас интересовало, связан ли какой-либо из этих параметров с индивидуальными различиями в догматизме, т. е. связан ли догматизм с общей тенденцией искать меньше информации (β0), разным влиянием уверенности на поиск информации (β1), или измененная чувствительность к стоимости информации (β2).Таким образом, связь между каждым параметром, β , и догматизмом оценивалась непосредственно в иерархической структуре, так что параметр каждого человека (индексированный как i ) был функцией среднего значения группы (µB) и их балла догматизма (Dogmatismi). . Например, отношение между догматизмом и общей тенденцией искать меньше информации можно формализовать следующим образом: β0,i=µB0 +ρ0∗ Dogmatismi + εB0 параметр, который не объясняется догматизмом.Если доверительный интервал ρ0 не включает ноль, это указывает на значительную связь между догматизмом и β0 (32). Далее мы сообщаем о 95% достоверных интервалах.

Мы обнаружили, что у более догматических субъектов были более низкие значения β0 (рис. 4 D ; 95% CIρ0 =-0,40, -0,07), в соответствии с нашими результатами, не зависящими от модели, что догматические участники демонстрируют более низкое поведение поиска информации. Хотя мы не обнаружили связи между догматизмом и чувствительностью к затратам (95% CIρ2=-0,06, 0,07), догматизм был связан с более высокими значениями доверительного параметра β1 95% CIρ1=0.02, 0,27. Поскольку значения β1 в целом были отрицательными (см. рис. 4 B для распределения значений отдельных параметров), это положительное смещение предполагает, что решения по поиску информации у людей с более высоким уровнем догматизма были менее связаны с колебаниями субъективной уверенности, чем у люди с более низким уровнем догматизма. Другими словами, участники с более высоким уровнем догматизма с меньшей вероятностью использовали чувство уверенности или неуверенности в своих поисках дополнительной информации.Вместе этот двойной сдвиг параметров β0 и β1 приводит к заметным различиям в поиске информации в условиях низкой достоверности (высокой неопределенности). В этих испытаниях люди с более низким уровнем догматизма с большей вероятностью (адаптивно) искали новую информацию по сравнению с людьми с высоким уровнем догматизма. Напротив, участники как с более высоким, так и с более низким уровнем догматизма демонстрировали схожие профили поведения при поиске информации, когда они были более уверены в своем решении (рис.4 E и F ).

Поиск информации и оценка других факторов.

Учитывая давние дебаты о расхождении когнитивных профилей либералов и консерваторов (33⇓⇓–36), мы также исследовали взаимосвязь между поиском информации и политической ориентацией. Здесь мы обнаружили, что положение в политическом спектре (правые против левых) не предсказывалось готовностью искать информацию (исследование 1: β = -0,07, P = 0,19; исследование 2: β = — 0.07, Р = 0,23; Приложение SI , рис. S3). Кроме того, не было устойчивой связи между крайностью политических взглядов, индексируемой по абсолютному значению политической ориентации, и поведением, связанным с поиском информации (исследование 1: β = 0,07, P = 0,21; исследование 2: ). β = -0,13, P = 0,02, Приложение SI , рис. S3). Точно так же политическое превосходство, связанное с политикой, не было связано с изменениями в поиске информации (исследование 1: β = 0.03, Р = 0,62; исследование 2: β = -0,07, P = 0,24; Приложение SI , рис. S3).

Обсуждение

Мы показываем, что догматичные люди менее склонны искать дополнительную информацию, прежде чем принять решение. Упуская эту возможность, они, в свою очередь, склонны формировать менее точные общие суждения. Пошаговое моделирование показало, что два фактора приводили к изменению поиска информации догматичными людьми: 1) изменение общей готовности искать информацию и 2) снижение влияния уверенности на поведение при поиске информации.Вместе эти эффекты привели к отчетливой закономерности: в то время как догматизм мало влиял на поиск информации после решений с высокой степенью достоверности, более догматичные субъекты с меньшей вероятностью (по сравнению с умеренными) искали дополнительную информацию, когда они были неуверенны в своем решении.

Ключевым аспектом наших результатов является то, что мы находим эту невыгодную модель поиска информации в низкоуровневой перцептивной задаче принятия решений. Это контрастирует с предыдущими исследованиями по поиску информации в политической сфере, которые опирались на анкеты или экспериментальные задачи с открытым политическим содержанием (27, 37).Используя нейтральную валентность и личную неуместность простых точечных стимулов, мы смогли изолировать поведение поиска информации, обусловленное неопределенностью, от возможных смешанных эффектов мотивированного рассуждения. Наблюдение такого эффекта в этой нейтральной обстановке согласуется с предположением о том, что общие когнитивные факторы предметной области способствуют отношениям к реальному миру (38⇓–40). Тем не менее, в большинстве реальных сценариев принятия решений вполне вероятно, что как мотивационные, так и когнитивные (обусловленные неопределенностью) эффекты вносят свой вклад в предубеждения при поиске информации (6), и интересно учитывать, что последнее может даже усиливаться в процессе поиска информации. наличие аффективных воздействий.

Наша подгонка модели испытаний показала, что в то время как участники обычно используют внутренние сигналы неуверенности (согласно оценке рейтингов достоверности) для руководства поиском информации, догматичные люди делали это в меньшей степени. Это указывает на общее изменение того, как уверенность руководит действиями, процесс, обычно описываемый как метакогнитивный контроль (41). Предполагается, что метакогнитивный контроль не только регулирует поиск информации, но и другие явления, в которых усилия должны быть сопоставлены с точностью, такие как когнитивная разгрузка (42) или компромисс между скоростью и точностью (43).С теоретической точки зрения метакогнитивный контроль дополняет метакогнитивный мониторинг (41), который описывает процесс, который порождает и обновляет представления об уверенности. Однако, хотя метакогнитивному мониторингу уделяется значительное внимание с точки зрения нейронных (44, 45) и индивидуальных различий (24, 46), процессы метакогнитивного контроля остаются недостаточно изученными. Таким образом, такое исследование может оказаться полезным для понимания движущих сил поиска измененной информации.Необходима дальнейшая работа, чтобы понять, как разные модели формирования доверия [такие как архитектуры после принятия решений или архитектуры второго порядка (47, 48)] влияют как на процессы мониторинга, так и на процессы контроля, и, в свою очередь, определить взаимодействие доверия и поиска информации.

Догматики менее склонны искать информацию в ситуациях неопределенности по сравнению со своими сверстниками. На уровне одного судебного разбирательства это согласуется с тем, что окончательное решение основывается на меньшем количестве доказательств, что в целом приводит к менее точным суждениям.Поскольку неопределенные решения также с меньшей вероятностью будут правильными, это означало, что догматичные люди с меньшей вероятностью будут искать противоречивые доказательства, когда они были неправы — форма предвзятости подтверждения. В более длительном временном горизонте и при отсутствии внешней обратной связи (49) такая самоусиливающаяся петля обратной связи может, в свою очередь, привести догматичных людей к мысли, что их первоначальные суждения уже достаточно оптимальны и что нет необходимости вкладывать средства в получение дополнительной информации. Полезным продолжением нашей работы будет исследование того, как догматичные люди справляются с поиском информации в ситуациях, которые охватывают более одного испытания и требуют итеративного обучения.В таких сценариях адекватное управление компромиссом между исследованием и эксплуатацией является ключевым для эффективного обучения (5, 8), так что небольшие различия в тенденции к поиску информации, основанному на неопределенности, или против него могут суммироваться и приводить к искаженному представлению реальности.

В то время как психофизический подход обеспечивает нам точный контроль, необходимый для характеристики поиска информации догматичными людьми, наша задача обязательно надуманная по отношению к проблемам принятия решений в реальном мире.Остается неизвестным, являются ли наблюдаемые здесь типы поискового поведения репрезентативными для реального поискового поведения, например, в Интернете (1). Тем не менее, мы можем с осторожным оптимизмом относиться к обобщаемости текущих результатов, учитывая общий характер нашей задачи и недавние наблюдения, что поведение в реальной жизни соответствует когнитивным моделям исследования, основанного на неопределенности (50). Одно из различий между нашей парадигмой и реальными решениями заключается в гарантированной полезности информации в будущем.Исчисление меняется, когда первый источник заслуживает доверия, но будущая информация может оказаться ненадежной. В этом случае может оказаться целесообразным больше полагаться на свои первоначальные суждения и воздерживаться от поиска новой информации, даже если она сомнительна.

Подводя итог, мы подчеркиваем общее сопротивление поиску дополнительной информации у более догматичных людей, различие, которое наиболее заметно, когда первоначальные решения неопределенны. Это сбивает с толку в нынешнем культурном ландшафте. В то время как Интернет открыл доступ к множеству хорошо проверенной информации, фейковые новости по-прежнему широко распространены (1, 3).В таких случаях одной лишь доступности корректирующей информации может быть недостаточно для предотвращения формирования неподдерживаемых убеждений у догматиков, потому что даже чувство неуверенности не вызовет корректирующего поведения, связанного с поиском информации. На системном уровне такие результаты свидетельствуют о том, что правдивость первого контакта с новостью имеет решающее значение (51, 52). На индивидуальном уровне привить успешный поиск, основанный на неопределенности, можно путем расширения обучения метакогнитивному мониторингу (53) на метакогнитивный контроль.Наконец, наше исследование показывает, что психофизические парадигмы в сочетании с пошаговым моделированием поведения предоставляют важные инструменты для выявления механизмов, лежащих в основе догматизма, поляризации и их последствий (40).

Материалы и методы

Онлайн набор и образец.

Оба исследования были проведены онлайн, и в них приняли участие взрослые американцы через онлайн-рынок труда Amazon Mechanical Turk (54⇓–56). Они были одобрены Комитетом по этике исследований Университетского колледжа Лондона (№ 1260-003), и испытуемые дали информированное согласие.

В исследовании 1 были проанализированы данные 370 субъектов (критерии исключения см. в приложении SI ). Мы основывали этот размер выборки на предыдущих исследованиях, проведенных для выявления межиндивидуальных различий в познании в политическом спектре (24, 38) и в расстройствах (46). Субъектам выплачивался базовый платеж в размере 1 доллара США, и они получали премию до 6 долларов США в зависимости от их адекватного заполнения анкет и их выполнения задания на поиск информации (см. Экспериментальный план , Задание на поиск информации для подробного описания вознаграждения).Участники были 50% женщины (49,7% мужчины, 0,3% «другое/не хотел бы сказать»), а средний возраст составлял 36,62 года (стандартное отклонение 11,61; диапазон от 19 до 81 года; Приложение SI , рис. S1 A ). В исследовании 2 (повторяющемся) мы проанализировали данные 364 участников с той же схемой оплаты, что и в исследовании 1. Априорный анализ мощности, основанный на величине эффекта поиска информации из исследования 1, определил размер нашей выборки в исследовании 2, что дало нам мощность выше 80%, чтобы обнаружить связь между догматизмом и средним поиском информации.Выборка состояла из 52 % женщин (47 % мужчин, 1 % других/«предпочел бы не говорить»; средний возраст 36,55 лет; SD 11,09; диапазон от 18 до 74 лет; Приложение SI , рис. S1 A ). Участники обоих исследований имели разный уровень образования, сопоставимый с общим уровнем образования взрослого населения США ( SI Приложение , рис. S1 B ).

Факторный анализ.

Ведутся серьезные споры о точной структуре политической идеологии и ее отношениях с родственными конструкциями, такими как догматизм (22, 25, 57).Как и ранее (24), здесь мы использовали несколько опросников, оценивающих политическую ориентацию, идентификацию с двумя основными партиями США, шкалу социального и экономического консерватизма (58), а также опросник, оценивающий конкретные политические позиции и веру испытуемых в превосходство из этих позиций (22). Кроме того, оценивался правый и левый (59, 60) авторитаризм. Наконец, участники также заполнили анкету о догматизме (21). Мы провели факторный анализ (подробное обсуждение результатов см. в SI Приложение ) с использованием функции fa() в R-пакете «Psych» по всем 78 пунктам анкеты с использованием оценки максимального правдоподобия с наклонным вращением (облимин).Это отражает методологию, ранее использовавшуюся для изучения политических убеждений (24) и психического здоровья (46). Мы определили количество факторов с помощью теста Кеттелла-Нельсона-Горсача (61), где резкое падение собственных значений указывает на точку, в которой сохранение дополнительных факторов малоэффективно. Чтобы максимизировать точность оценок факторной нагрузки и оценок факторов, мы объединили настоящую выборку с выборкой из Rollwage et al. (24) испытуемые заполнили одну и ту же группу анкет.В результате общая выборка для факторного анализа составила 2135 человек. Мы наблюдали качественно схожую картину факторной нагрузки как для объединенной выборки из 2135 участников, так и для двух отдельных выборок.

Экспериментальный проект.

Стимулы.

Мы использовали библиотеку JavaScript JsPsych (версия 5.0.3) (62) для программирования задачи и провели эксперимент на исследовательской онлайн-платформе Gorilla (63), к которой испытуемые могли получить доступ через свой браузер. Два черных квадрата, каждый по 250 пикселей в высоту и ширину, предъявлялись в качестве дискриминационных стимулов, причем один квадрат располагался слева, а другой — справа от центра (см.3 для обзора задач). Каждый квадрат состоял из 625 ячеек, случайно заполненных белыми точками, так что один базовый квадрат всегда содержал 313 точек, а другой целевой квадрат содержал большее количество, определенное на этапе калибровки ( Приложение SI ). Во время каждого испытания на различение точек испытуемым предъявляли пять таких конфигураций на 150 мс каждая, чтобы создать впечатление мерцающих точек. В каждом испытании расположение отдельных точек каждой конфигурации в пределах одного квадрата было случайным.Однако разница в количестве точек между целевыми и исходными квадратами оставалась неизменной в каждом испытании. Местоположение мишени было псевдорандомизировано между испытаниями.

Задача и процедура.

Оба исследования проводились по одному и тому же протоколу, и участники потратили около 45 минут на эксперимент, который был разделен на три части. Участники сначала получили информацию и сообщили свои демографические данные. После этого они сначала завершили фазу калибровки из 120 попыток для индивидуального определения сложности задачи ( Приложение SI ), аналогично предыдущим процедурам (24).Там участникам просто нужно было указать, какая из двух мерцающих точек содержит больше точек, нажав клавишу «2» или «6» (указывая влево и вправо) и получить обратную связь о своей правильности через цветную рамку вокруг выбранного варианта. Затем последовало задание на поиск информации (рис. 2), в котором испытуемые не получали обратной связи о правильности. Задание на поиск информации состояло из четырех блоков по 25 проб в каждом. Затем участники приступили к заполнению вышеупомянутых анкет.

Задача поиска информации.

В ходе 100 испытаний задания на поиск информации участникам была представлена ​​сила стимула, определенная на этапе калибровки (исследование 1: среднее 73,80%; стандартное отклонение 6,57%; исследование 2: среднее значение 73,67%; стандартное отклонение 6,50). %). Как и на этапе калибровки, участники должны были решить, в каком поле больше точек — в левом или правом (первоначальное решение). Одновременно они выражали свою уверенность в этом решении, нажимая одну из трех кнопок с каждой стороны, чтобы указать низкую, среднюю или высокую степень уверенности (клавиши от «1» до «3» или от «5» до «7» в числовом ряду).Важно отметить, что задание на поиск информации позволяло участникам выбирать, хотят ли они видеть второе, дополнительное отображение стимула для повышения точности их первоначального суждения. Субъекты были специально проинструктированы о полезном характере этой информации. Если они решали снова увидеть стимул, испытуемые видели более сильную версию стимула (т.е. с более высокой разницей точек; Приложение SI ). Если они решали отказаться от второго стимула, вместо этого им предъявляли два пустых черных ящика, чтобы они не могли искусственно ускорить выполнение задания.Таким образом, единственной стоимостью, связанной с дополнительной информацией, было вычитание баллов (5 баллов или 20 баллов, в зависимости от блока). Независимо от того, решили ли испытуемые увидеть дополнительную информацию или нет, они затем выносили еще одно суждение (окончательное решение), указывая как на сторону, которая, по их мнению, содержит больше точек, так и на их уверенность в этом окончательном решении (используя те же ключи ответов, что и для первоначального решения). ). Важно отметить, что мы поощряли только точность этого окончательного решения: испытуемые получали 100 баллов за правильное и 0 баллов за неправильное окончательное решение.

Бонусная выплата участникам была связана с их выполнением задания: они получали бонус в размере 2 долларов за выполнение задания и дополнительные 4 цента за каждые 100 баллов, заработанных за задание (средний бонус, основанный на баллах, исследование 1: среднее значение). 3,11 доллара США; стандартное отклонение 0,34 доллара США; исследование 2: среднее значение 3,11 доллара США; стандартное отклонение 0,35 доллара США).

Статистический анализ.

Анализ задач.

Мы провели несколько анализов, чтобы убедиться, что участники поняли задание и смогли выполнить его должным образом (см.S1 для обзора). Эффекты внутри участников (см. SI Приложение , Таблица S1 для обзора) были исследованы с использованием иерархических моделей смешанных эффектов, рассчитанных и проанализированных в пакете «afex» (64). В частности, мы построили логистические модели с бинарными результатами в качестве соответствующих зависимых переменных и соответствующими предикторами в виде фиксированных эффектов (подробности см. в SI, Приложение , Таблица S1). Мы включили случайные пересечения и наклоны для каждого участника и использовали тесты отношения правдоподобия, чтобы получить P значений (65).Чтобы количественно оценить взаимосвязь между средним поиском информации испытуемыми и точностью их окончательного решения, мы создали общую линейную модель, используя функцию lm() в R. Все анализы проводились отдельно для двух исследований.

Статистический анализ.

Мы провели следующий регрессионный анализ с использованием функции lm() в R. Все анализы проводились отдельно для двух исследований, и эффекты оценивались двусторонними, если не указано иное.

• 1) Чтобы исследовать взаимосвязь между факторными оценками, мы построили модели полиномиальной регрессии.В частности, мы построили эти модели для каждой возможной комбинации факторов и сравнили 1) линейную аппроксимацию, 2) квадратичную аппроксимацию и 3) комбинированную линейную и квадратичную аппроксимацию на основе их байесовского информационного критерия (см. обзор).

• 2) Чтобы исследовать взаимосвязь между поиском информации и факторами, наблюдаемыми с помощью нашей анкеты, мы создали одну обобщенную линейную модель для каждого фактора, объясняя соответствующую дисперсию в оценке этого фактора посредством среднего поиска информации участниками.Следуя предыдущей работе (24), мы контролировали следующие ковариаты: возраст, пол, образование, средние результаты испытуемых и уровень уверенности в первоначальном решении, силу объективного стимула (обозначенную логарифмом разницы точек) и результаты на более сильная версия раздражителя (записанная на этапе калибровки; см. Приложение SI ). Мы стандартизировали переменные непрерывного результата и предикторы, чтобы получить стандартизированные коэффициенты β .Для значимых переменных, представляющих интерес, мы рассчитали R ² значений путем сравнения дисперсии, объясненной полной моделью, включая поиск информации, по сравнению с моделью, исключающей этот предиктор.

• 3) Наконец, чтобы проверить, связан ли догматизм с уменьшением количества баллов, полученных за нашу задачу, мы установили ту же модель, которая использовалась для анализа поиска информации, но заменили предиктор поиска информации баллами, полученными за выполнение задания. задача.

Чтобы выяснить, связан ли догматизм со снижением точности окончательных решений и вызвано ли это снижением склонности к поиску информации, мы провели посреднический анализ.Этот анализ был проведен с использованием пакета «посредник» в R (66), который использует квазибайесовский метод Монте-Карло, основанный на нормальной аппроксимации, для оценки значимости эффекта посредничества (67). Мы снова ввели ковариаты, используемые для первоначального анализа поиска информации, в качестве контрольных переменных во всех путях анализа посредничества. Для проведения внутреннего метаанализа поведенческих результатов, полученных в двух исследованиях, мы объединили две выборки в соответствии с рекомендациями Braver et al. (31) и применил тот же анализ, что подробно описан выше.

Пошаговое моделирование.

Чтобы исследовать основные механизмы, способствующие догматическому поиску информации людьми, мы разработали модель, основанную на каждом испытании, которая исследовала факторы, влияющие на решение человека искать больше информации. В частности, мы смоделировали варианты поиска информации в зависимости от уровня достоверности и текущей стоимости информации (см. основной текст и Приложение SI ).

Поскольку классические методы, основанные на максимальном правдоподобии, часто могут давать зашумленные оценки с таким небольшим количеством точек данных, мы использовали иерархическую процедуру подбора (68).В такой иерархической модели отдельные параметры βi берутся из априорного распределения на уровне группы. Например, для первых параметров, β0,i, мы можем написать следующее: β0,i∼NµB0, σB0

участник i , из распределения населения, N(µB0, σB0). Обычно параметры, полученные с помощью такого подхода, затем можно сопоставить с внешней мерой различий между людьми.Однако эта процедура неоптимальна, поскольку не предполагает изменчивости среднего значения генеральной совокупности в исходной подгонке модели, что, возможно, искажает или сводит к минимуму потенциальные взаимосвязи между параметром и внешними факторами (32). Чтобы сохранить преимущества иерархической подгонки и избежать таких ловушек, связанных с индивидуальными различиями, здесь мы используем процедуру, недавно предписанную Moutoussis et al. (32). Там (рис. 4 C ) взаимосвязь между параметрами и индивидуальными различиями встроена в оценку самих параметров через априорную оценку, так что: в параметре мы позволяем среднему распределению населения варьироваться в зависимости от догматизма через встроенный параметр ρ0.Чтобы обеспечить точную иерархическую оценку, мы объединили выборки из обоих исследований и включили только субъектов, которые искали информацию не менее чем в 5% и не более чем в 95% испытаний. При этом мы получили общую выборку из 568 субъектов. Мы построили модель, используя язык программирования Stan (69), который использует форму выборки Монте-Карло цепи Маркова, выборку Гамильтона Монте-Карло, для оценки апостериорных значений параметров.

Более подробная информация о подборе модели и обсуждение влияния различных параметров на выигрыш участника представлены в SI Приложение .

Благодарности

Мы благодарим E. Schulz за комментарии к более ранней версии рукописи и P. Dayan за полезные обсуждения исследования. Wellcome Center for Human Neuroimaging поддерживается основным финансированием Wellcome Trust (203147/Z/16/Z). Л.С. была поддержана стипендией Немецкого фонда академических стипендий. С.М.Ф. поддерживается стипендией сэра Генри Дейла, совместно финансируемой Wellcome Trust и Королевским обществом (206648/Z/17/Z).

Сноски

• Вклад авторов: Л.С., М.Р., Р.Дж.Д. и С.М.Ф. концептуализировал исследование; Л.С. и М.Р. разработали методологию под руководством С.М.Ф.; Л.С. провел эксперимент и проанализировал данные под наблюдением М.Р. и С.М.Ф.; Л.С. написал газету; и М.Р., Р.Дж.Д. и С.М.Ф. пересмотрел рукопись.

• Авторы заявляют об отсутствии конкурирующих интересов.

• Эта статья является прямой отправкой PNAS.

• Эта статья содержит вспомогательную информацию в Интернете по адресу https://www.pnas.org/lookup/suppl/doi:10.1073/pnas.2009641117/-/DCSupplemental.

• Copyright © 2020 Автор(ы). Опубликовано ПНАС.

Догматизм о восприятии. Библиография

Резюме

Догматизм об обосновании восприятия назван в честь реакции на скептицизм внешнего мира, который он рекомендует. Когда скептик утверждает, что восприятие не может обосновать убеждения о внешнем мире, догматик считает разумным ответить, что просто наличие визуального опыта может дать основание верить своим глазам, даже не имея независимого обоснования мысли о существовании внешнего мира.И аналогичные ответы для слуховых, вкусовых, обонятельных и других перцептивных переживаний (в том числе мультимодальных) предполагаются столь же обоснованными. В руках догматиков Г.Е. Мур был в основном прав, когда намеревался опровергнуть скептика, подняв руку (которую он, вероятно, мог видеть) и сказав скептику, что он уверен, что у него есть рука. Догматические тезисы часто формулируются в терминах двух понятий: поражение и непосредственное оправдание. В первом приближении проигравшие — это основания полагать, что опыт не является хорошим ориентиром в том, как обстоят дела.Один догматический тезис состоит в том, что перцептивный опыт с содержанием P (например, «вот рука») дает оправдание вере в P, при отсутствии противников этого опыта. Другой догматический тезис заключается в том, что перцептивный опыт с содержанием P обеспечивает непосредственное обоснование веры в P, отсутствие побежденных. В первом приближении основанное на опыте обоснование веры в Р является непосредственным, если нет другого утверждения Q, такого, что нужно полагаться на свое обоснование для Q, чтобы иметь основанное на опыте обоснование веры в Р. admin view all posts by admin Добавить комментарий Отменить ответ Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены * Комментарий * Имя * Email * Сайт Рубрики Воспитан Дет Привычк Психолог Разное Что делать Related Posts Разное Вакцинация от кори: все, что нужно знать взрослым о прививках Почему взрослым важно прививаться от кори. Как проверить наличие иммунитета. Какие противопоказания существуют для вакцинации. Куда делают укол и какие могут быть побочные эффекты. Где 17.11.2024 admin 0 Разное Новорожденный много ест и мало спит: особенности питания и режима сна грудничка Сколько должен есть новорожденный ребенок в первые месяцы жизни. Какой режим сна считается нормальным для грудничка. Что делать, если малыш часто просыпается и просит грудь. 16.11.2024 admin 0 Разное Как лечить насморк у ребенка: советы доктора Комаровского Как правильно лечить насморк у ребенка. Что рекомендует доктор Комаровский при насморке у детей. Какие средства эффективны, а какие могут навредить. Как облегчить состояние ребенка 15.11.2024 admin 0 Разное Кормление грудью при температуре у мамы: советы и рекомендации Можно ли кормить грудью при повышенной температуре. Как кормить новорожденного, если у мамы жар. Что делать при лихорадке у кормящей матери. Безопасно ли грудное вскармливание 15.11.2024 admin 0