Эпикурейцы кто такие: Эпикурейцы | это… Что такое Эпикурейцы?

Содержание

Что такое современный эпикуреизм? — Нож

Называть себя эпикурейцем я начал с 2012 г., когда осознал, что философия эпикуреизма подходит мне как никакая другая. Меня воспитывали как католика, потом я отверг для себя эту религию и стал изучать другие. В какой‑то момент меня заинтересовал буддизм и даже помог принять идею, что все преходяще — и работа, и люди — все, что я любил и терял. Международное общество сознания Кришны научило меня развивать привычки к удовольствиям высшего порядка — вегетарианской пище, мелодичной музыке, здоровым отношениям, но в конечном итоге делало абсурдные заявления в духе сверхъестественного и требовало абсолютного преклонения перед гуру. Я понял, что западные ценности укоренены во мне слишком глубоко и не позволят проникнуться восточными традициями. И вот наконец, читая представителей нового атеизма, я набрел на эпикурейские идеи.

Я тоже эпикуреец, как вы говорите о себе. Я рассматриваю подлинные доктрины Эпикура (а не приписываемые ему) как содержащие все рациональное в философии нравственности, что Греция и Рим оставили нам. Томас Джефферсон, из письма Уильяму Шорту

Большинство людей, читая слова Джефферсона о «жизни, свободе и стремлении к счастью» в Декларации независимости, не задумываются об эпикурейской подоплеке американского государства. Письмо Джефферсона своему другу дипломату Уильяму Шорту и наставническое влияние на гостившую в усадьбе Монтичелло Фрэнсис Райт, автора величайшего эпикурейского шедевра на английском языке под названием «Несколько дней в Афинах» (1821), свидетельствуют о близком знакомстве и серьезной приверженности отца-основателя Соединенных Штатов эпикурейской этике. Даже его редакцию Библии, из которой он удалил все упоминания о чудесах и сверхъестественном, можно рассматривать как активное переосмысление Евангелия в духе эпикурейства. Современные греческие эпикурейцы, ссылаясь на Джефферсона, лоббируют в Европарламенте принятие Паллинийской декларации, призывающей официально признать и увековечить «право на счастье» для всех граждан Евросоюза.

По запросу «философ-эпикуреец» интернет-поисковик выдает, помимо «последователь Эпикура», такое определение: «человек, ценящий чувственные наслаждения, особенно изысканные блюда и напитки». Поиск по запросу «эпикуреец» — «тот, кто склонен к чувственным удовольствиям; обладающий тонким взыскательным вкусом, особенно применительно к еде или винам».

Что касается пристрастия к еде и питью — каюсь, тут я отчасти грешен. Меня можно назвать гурманом, но умеренным. Я не пью спиртного, не употребляю наркотики, порции еды кладу умеренные, спать ложусь обычно не позже десяти.

Однако как случилось, что «эпикуреец» стал синонимом гурмана и винного сноба? И если на то пошло, почему враги эпикурейцев в Древней Греции называли их свиньями? И почему в иудаизме словом «апикорос» (производным от «Epicurus») презрительно именуют еретиков или безбожников?

Наверное, ни одну философскую школу не оклеветали так, как эпикуреизм. Причины можно назвать разные: неприязнь религии ко всему плотскому, природному и чувственному; преобладание учений Аристотеля и Платона в философии; общая настороженность в отношении удовольствия и, наконец, культ разума, который часто приносит иррациональную часть человеческой природы на алтарь рациональной, но… не дает человеку раскрыть и половины своих возможностей.

Я расскажу историю своих взаимоотношений с эпикуреизмом с самого начала, чтобы наглядно показать, как мне удалось найти в философии эпикурейцев не только четкое этическое руководство, ни в чем не противоречащее науке и не вызывающее когнитивного диссонанса, но, что важно, позволяющее примирить душу с плотью. Католическая вера, в которой меня воспитывали, внушала мне, что страдания — это благо (и даже более того, источник добродетели), а удовольствия, особенно плотские, — зло. В этом же нас убеждают постоянно встречающиеся леденящие душу визуальные образы: тело на кресте, рыдающие девы, искаженные страшной мукой лица святых. Нам твердят, что, пока живы, мы должны «нести свой крест», а блаженства достигнем лишь после смерти — когда закончится единственный отпущенный нам на этом свете срок. Мне же хотелось жить счастливо и избежать страданий. Но какая уж тут счастливая и здоровая жизнь, когда душа с телом не в ладу.

Кроме того, религия учила меня верить — верить безоговорочно, не требуя доказательств, тогда как вся система философии эпикуреизма основана на доказательствах, которые природа дает нам в ощущениях.

Достигнув половой зрелости, я понял, что я гей. Годами я ненавидел себя и свое тело. В отличие от менее везучих — выросших в вечном страхе перед грядущими муками в аду, — я не верил, что попаду в ад, да и неисправимым грешником себя не считал. И тем не менее в детстве мне успели запудрить мозги, и в голове у меня царила некоторая неразбериха. Самоуважение требовало от меня отказа от веры моих предков. Годы спустя, проанализировав множество других мировоззренческих подходов, я узнал, что в философии эпикурейцев совесть можно примирить с плотью, и вполне уместно обращаться к философии, когда речь идет о теле и инстинктах, причем оставаясь в согласии с самим собой, учитывая свои природные склонности, а не борясь с ними, и что не обязательно изменять себе, чтобы быть счастливым.

Канон, физика и этика

Доктрина эпикуреизма состоит из канона, физики и этики — логично и тесно переплетенных между собой. Канон объясняет, как познавать природу, как она проявляет себя и как мы ее воспринимаем, — иными словами, эпистемологию. Физика объясняет природу вещей, в основе своей состоящих из атомов и пустоты. Этика дает толкование искусства жизни.

Канон, в буквальном переводе с древнегреческого означающий «мерило», представляет собой совокупность способностей, которыми природа наделила нас для восприятия действительности: пять чувств, способность испытывать удовольствие и отвращение (ощущения, или гедонистический оттенок) и предвосхищение (способность, позволяющая распознавать абстрактные паттерны). Вместе эти три набора свойств называются треножником — эпикурейцы считают, что канон опирается на эти три столпа. Эти способности обеспечивают нас информацией об окружающем мире независимо от суждений разума. Каждый набор способностей отвечает за свою сторону жизни: только уши сообщают нам о звуках, только нос о запахах, только гедонистический оттенок свидетельствует о правильности выбора и так далее. Если, допустим, предмет погружен в воду и она искажает его очертания, составить окончательное мнение о его форме мы сможем, только когда осмотрим его вне воды, то есть последней инстанцией в зрительном восприятии являются именно глаза и так далее.

Обратите внимание, что понятие разума в каноне отсутствует. Разум считается способностью, дополняющей канон. Лишенный непосредственной связи с природой, он используется для толкования данных, поставляемых каноническими способностями, и именно в процессе трактовки могут возникать ошибки. Ниже я подробнее расскажу о свержении Божественного разума (Афины) Божественными чувствами (Афродитой). А пока хотел бы отметить, что это не фантазии и не своекорыстные домыслы первых эпикурейцев: ясно, что природа сама наделяет нас этими способностями и задает критерии истины, а не люди придумывают их.

Далее, миры безграничны [по числу], как похожие на этот [наш мир], так и не похожие. Ибо атомы, число которых безгранично, как только что было доказано, несутся даже очень далеко. Ибо такие атомы, из которых может образоваться мир и которыми он может быть создан, не израсходованы ни на единый мир, ни на ограниченное число миров, как тех, которые таковы, [как наш], так и тех, которые отличны от них. Поэтому нет ничего, что препятствовало бы [признанию] безграничного числа миров. Эпикур, из письма к Геродоту

Что касается физики, эпикурейская философия утверждает, что тела состоят из атомов. Впервые этот тезис был выдвинут атомистами и обсуждается в письме Эпикура к Геродоту. Древние атомисты (относившиеся к природе с таким же благоговейным трепетом, который в наше время демонстрирует Карл Саган) разработали полноценную космологию, основанную на теории, гласящей, что все на свете состоит из элементарных частиц и пустоты. Они отвергали все отсылки к сверхъестественному, сформулировали зачатки теории относительности, создали «учение о бесчисленных мирах» и еще 2300 лет назад рассуждали о внеземной жизни, опираясь на свои выводы о природе вещей. Мысли, высказанные Эпикуром в письме к Геродоту, где он излагает теорию бесчисленных миров, базирующуюся на идее бесконечности атомов и беспредельности пространства при ограниченных вариантах их сочетания, подтверждаются недавними исследованиями планет, лежащих за пределами Солнечной системы (за последние десятилетия их обнаружены тысячи). Современные эпикурейцы с огромным удовольствием занимаются наукой.

Этика: выбор и избегание

Именно в этике — искусстве жизни — мы находим самые спелые и сладкие плоды эпикурейской доктрины. Античные эпикурейцы пришли к выводу, что, поскольку все мы состоим из атомов и после смерти утрачиваем разум и чувства, основанная на страхе религия смысла не имеет и нужно сосредоточиться на том, чтобы жить счастливо на этом свете. После смерти атомы, составляющие наше тело, вернутся в природу и в переработанном виде войдут в состав других тел. Понимание, что жизнь у нас одна, влечет за собой немало важных этических соображений.

Мы рождаемся один раз, а дважды родиться нельзя, но мы должны уже целую вечность не быть. Ты же, не будучи властен над завтрашним днем, откладываешь радость; а жизнь гибнет в откладывании, и каждый из нас умирает, не имея досуга. Эпикур, Ватиканское собрание изречений

Одна из отличительных особенностей эпикурейской философии — признание ведущей роли чувств. Мы, эпикурейцы, рассматриваем человека всесторонне, а не только как существо «разумное». Мы не отвергаем наше иррациональное, инстинктивное, чувственное «Я». Мы полностью принимаем себя как создания природы. Эпикур видел, что платонизм и идеализм заменили природу идеями, привели к отчуждению человека от непосредственного чувственного опыта и в результате лишили мораль и философию естественности и контекста. Он учил нас, что философ должен ощущать под ногами твердую почву, смотреть на мир трезво, используя все свои способности. Прямой, непосредственный опыт говорит нам, что удовольствие само по себе достойно предпочтения, а боль — избегания. Эпикур отказывался обосновывать свои догадки силлогизмами, логикой и игрой слов. Мы видим новорожденных детей: как они избегают боли и ищут удовольствия, — и из этого наблюдения делаем вывод, что человек от природы склонен искать удовольствия и избегать боли. Мы считаем, что любая сострадательная, полезная этическая система должна считаться с нашей способностью к удовольствию и отвращению, выступающей для нас важнейшим элементом нравственного компаса, которым нас наделила природа.

Поэтому‑то мы и называем удовольствие началом и концом счастливой жизни. Его мы познали как первое благо, прирожденное нам; с него начинаем мы всякий выбор и избегание; к нему возвращаемся мы, судя внутренним чувством, как мерилом, о всяком благе. Эпикур, письмо к Менекею

Кроме того, способность к удовольствию или отвращению непосредственна, прагматична и полезна для любого из нас, независимо от происхождения и образования. Она доступна и женщинам, и мужчинам, и детям, и пожилым. Чтобы выбирать и избегать, нам не нужны ни священники, ни пророки, ни логики, ни посредники, поэтому эпикурейский канон наделяет нас полномочиями и дарит независимость от традиционных авторитетов.

Так как удовольствие есть первое и прирожденное нам благо, то поэтому мы выбираем не всякое удовольствие, но иногда мы обходим многие удовольствия, когда за ними следует для нас большая неприятность; также мы считаем многие страдания лучше удовольствия, когда приходит для нас большее удовольствие, после того как мы вытерпим страдания в течение долгого времени. Таким образом, всякое удовольствие, по естественному родству с нами, есть благо, но не всякое удовольствие следует выбирать, равно как и страдание всякое есть зло, но не всякого страдания следует избегать. Но должно обо всем этом судить по соразмерности и по рассмотрении полезного и неполезного: ведь в некоторых случаях мы смотрим на благо, как на зло, и обратно: на зло — как на благо. Эпикур, из письма к Менекею

Эпикурейцы с самого начала отвергали идеалистические концепции и абсолюты, отчуждающие человека от контекста и природы, предпочитая заниматься реальностью. Наша мораль контекстуальна. Вместо того чтобы абсолютизировать предписания и запреты, первые эпикурейцы учили наиболее эффективно использовать наши способности.

Все наши избегания и предпочтения привязаны к конкретным обстоятельствам. Для ответа на любые этические вопросы необходимо сделать гедонистический расчет, то есть взвесить преимущества и недостатки. Поскольку цель — приятная жизнь, мы должны избегать или откладывать немедленное удовлетворение, если с ним связаны некоторые неудобства, перевешивающие удовольствие. Соответственно, иногда мы выбираем неудобства в надежде получить более значимое и долгосрочное удовольствие.

И вот здесь я выбираю эпикурейскую умеренность: я опровергаю стереотип, породивший оскорбительный для эпикурейца образ раба чувственных наслаждений.

Допустим, пиво повышает настроение, но мы должны знать свою норму: мой предел — три кружки, поскольку на третьей я теряю связность мысли, а на следующее утро меня мучит похмельная жажда и толку от меня мало. Так что больше неудобств, чем удовольствия. Обратите внимание: настоящий эпикуреец никогда не скажет, что пиво тождественно удовольствию. В силу способности к удовольствию или отвращению первой кружкой он насладится, а третья покажется ему неприятной. Один и тот же объект чувственного восприятия приятен или неприятен в зависимости от обстоятельств, но наши природные способности всегда служат нам подсказкой.

Эпикурейцы: удовольствие — высшее благо. Критика учения о музыкальном этосе: barucaba — LiveJournal

Эпикуреизм — философское учение, исходящее из идей Эпикура и его последователей.

Эпикур основывает свою школу в 310 г. до н. э. сначала в Колофоне, а затем, в 306 г. до н. э., переносит её в Афины. Школа находилась в саду философа, по этой причине она получила название «Сад», а последователи Эпикура стали именоваться «философами из садов». В школу принимались женщины и рабы, причем отказываться от своего имущества не требовалось. На воротах школы была надпись: «Гость, тебе здесь будет хорошо; здесь удовольствие — высшее благо».

Главный интерес для эпикурейцев представляет чувственный мир, поэтому их основной этический принцип — удовольствие. Но Эпикур представлял удовольствие не вульгарно и упрощенно, а как благородное спокойствие, уравновешенное удовольствие. Он считал, что желания человека безграничны, а средства их удовлетворения ограничены. Поэтому необходимо себя ограничить лишь потребностями, неудовлетворение которых ведет к страданию. От остальных желаний следует отказаться, в этом необходимы мудрость и благоразумие.

Ил.: Эпикур Самосский

Επίκουρος

В отличие от стоиков, которые считали рок неизбежным, эпикурейцы наделяют человека свободой воли. Человек может предаваться удовольствиям сообразно своим желаниям. Жизнь — вот главное наслаждение. Умирая, Эпикур принял теплую ванну и попросил принести ему вина.

Философия. Эпикуреизм.

Исчезнув с распространением христианства, эпикуреизм возродился в эпоху Возрождения, став одним из источников французского материализма.

Эпикурейцы выступили с резкой критикой стоицизма. Один из представителей эпикурейской эстетики Филодем (I век до н. э.) выступил с прямой полемикой против трактата стоика Диогена Вавилонского. Трактат Филодема «О музыке» отражает первую в истории всей античной эстетики критику учения о музыкальном этосе.

В противоположность всем существовавшим до него теориям музыки Филодем заявил, что музыка не имеет в себе никакого этического значения. Это положение он аргументировал несколькими способами.

Прежде всего Филодем ссылается на тот факт, что одна и та же мелодия по-разному действует на разных людей. Чувственная музыка больше воздействует на женщин, чем на мужчин. Следовательно, заключает Филодем, различие в воздействии музыки содержится не в ней самой, а основано «на мнениях», то есть на различиях психологических и интеллектуальных способностей. «Энгармоника и хроматика различаются не в непосредственном восприятии, а в суждении. Некоторые … утверждают, что первая из них — торжественная, благородная, простая, чистая, а другая — расслабляющая, непристойная, низменная; иные же называют первую суровой и властной, а вторую — кроткой, податливой. Однако и те и другие приписывают той и другой несуществующие качества… Подобным же образом обстоит дело с ритмами и сочинением мелодий. И совершенно ясно, что музыка, несмотря на своё разнообразие, никогда не выражает нравственных качеств».

Таким образом, Филодем приходит к выводу, что музыка совершенно не обладает этосом. В этом смысле она ничем не отличается, например, от поварского искусства. «Свойства характеров — величие и скромность, мужественность и мягкость, — она обнаруживает не более, чем поварское искусство».

Действительно, рассуждает Филодем, ещё никто не доказал, что занятия музыкой облагораживают нравы, — тот, кто не обладает высокими нравственными качествами, не приобретёт их от музыкальных упражнений. Поэтому сомнительно, что музыка может содействовать воспитанию. Ведь воспитывает философия, а не музыка. Но если музыка не может принести пользы, то в такой же мере она не может и вреда. Ивик и Анакреон развращали юношей не музыкой, а мыслями. Следовательно, музыка с точки зрения нравственности совершенно бесполезна.

Точно так же музыка не может служить побудительным средством к чему-либо. «…Ни один напев, существуя помимо разума, не пробуждает душу из состояния неподвижности и безмолвия и не ведёт её к состоянию этически-естественному, а равным образом и не перемещает из состояния подвижного и смятенного в состояние спокойное и тихое; не может также мелодия обратить душу к иному порыву, усилить или ослабить состояние существующее».

По мнению Филодема, музыка не может способствовать нравственному очищению. Поэтому её бесполезно использовать в религиозных культах. Но в такой же степени бесполезно обращаться к музыке на празднествах, в частности, на свадьбах, «ведь ни музыка, ни поэзия не помогают любви, которая зависит от многого и многим воспламеняется. Получается так, что и френы есть произведения поэтические, и в целом они вовсе не излечивают печаль, лишь иногда её подавляют, а по большей части обостряют…» В пользу музыки часто говорят, что она необходима при религиозных культах, но по этому поводу Филодем считал, что божество не нуждается ни в каком почитании. Ещё меньше пользы музыка может принести на агонах, в спортивных соревнованиях. Ведь, несомненно, что на древних Олимпийских играх главные награды присуждались не за песни и не за марши. Во всех этих случаях музыка бесполезна. Поэтому, когда Диоген Вавилонский утверждает, что музыка обладает бодрящим и побуждающим началом, то, по словам Филодема, «он ей-богу много врёт». На самом деле, музыка не побуждает к деяниям и не помогает делать выбор.

Таким образом, Филодем совершенно отвергает всякое метафизическое и этическое значение музыки. В связи с этим он отрицает и пифагорейское учение о музыке как отражении «гармонии сфер», и учение Платона и Аристотеля о музыкальном этосе, и учение Теофраста о музыке как движении души, и учение стоиков об этическом назначении музыки. Тем самым он подвергал сомнению почти все античные концепции музыки, доказывая, что музыка не имеет никаких моральных задач. Она просто служит удовольствию, такому же удовольствию, какое человек испытывает от еды и питья. Она доставляет чувственное наслаждение человеку.

Эстетика Филодема, как и вся эстетика эпикуреизма, имела материалистическую и гедонистическую тенденцию.

Отрывок из книги: Лосев А. История античной эстетики. Ранний эллинизм

III. ЭПИКУРЕИЗМ
§7. Филодем
1. Фактические данные

Филодем, философ-эпикуреец и поэт, родился в Гадаре (Палестина).

Развалины античной Гадары

В молодости обучался в Афинах у эпикурейца Зенона Сидонского, лекции которого в 79-78 гг. до н.э. посещал и Цицерон. Зенон был, что необычно для эпикурейцев, хорошим писателем и, возможно, привил Филодему любовь к поэзии. От Зенона Филодем, по его словам, усвоил взгляд на эпидейктическую риторику как на искусство, за что и был подвергнут нападкам, как ученик Зенона, особенно в родосской риторической школе. Филодем обосновался в Риме в семье Л.Кальпурния Пизона, консула 58 г. до н.э. Цицерон знал Филодема как человека ученого и начитанного, «превосходнейшего мужа» (Cic. De fin. II 35, 119 – о нем и о Сироне – «familiares nostros… cum optimos viros, turn homines doctissimos»), хотя полагал, что эпикурейская философия оказала плохое влияние на его патрона.

Это именно Пизон подарил Филодему виллу в Геркулануме, где среди раскопок XIX в. были найдены фрагменты сочинения философа. Известно, что Вергилий одно время посещал школу Филодема в Неаполе, возможно, привлеченный необычным сочетанием серьезной философии и легкой поэзии, мастером которой был Филодем.

До нас дошли отрывки из сочинения Филодема, важные и для характеристики эпикурейской эстетики и для стоического отношения к поэзии. Об этом Филодеме – по крайней мере об его эстетических взглядах – нельзя ничего сказать особенно интересного, так как производимая им критика отличается отсутствием аргументации и сводится главным образом к выставлению контртезисов. Кроме того, эстетические сочинения Филодема дошли до нас на плохо сохранившихся папирусах, восстанавливать которые является весьма тяжелым и часто мало благодарным трудом. Тем не менее на основании работ по восстановлению текста «О поэтических произведениях» (Pen poiematon) в изд. X.Йенсена221, «Риторики»222 и трактата «О музыке»223 можно извлечь из этих трудно читаемых материалов некоторые довольно интересные сведения, рисующие фон тогдашней эстетики и заметно обогащающие нас и в фактическом отношении. Поскольку работа Йенсена о Филодеме является капитальной и уже стала библиографической редкостью, она используется нами весьма обильно.

5. «О музыке» Филодема

Свой взгляд на музыку Филодем изложил в специальном трактате «О музыке», который можно было бы назвать «Против музыки». Только четвертая книга этого трактата восстановлена более или менее полно. Остальные сохранились только во фрагментах.

а) Филодем и здесь не дает никакой развернутой философской критики. Его возражения совершенно элементарны, и его тон, можно сказать, склонен к вульгарности. То и дело попадаются у него выражения: «как некоторые мечтают» (65,25, Kemke), «ей-богу, много врет» (71,34), «его болтовня» (42,36), «неумеренно смешной» (78,15), «глупейшее из этого» (81,31) и т. д. Филодем отрицает всякое эстетическое (да и этическое) значение музыки, и его критика направлена вообще против всех философов во главе с Платоном и Аристотелем. Однако специально он имеет в виду, как известно, стоика Диогена Вавилонского, которого и хочет разнести в пух и в прах.

Филодем начисто отрицает за музыкой всякое благородство и этическое содержание и сводит ее на чисто внешние, чувственные восприятия (62). Все, что есть в музыке интересного и содержательного, создается другими способами: в самом же слухе нет ровно никаких художественных различий (63). Различия тут существуют не по «иррациональному [чистому] ощущению, но по мыслительному содержанию» (64,19). Одни считают музыку «важной, благородной, простой и чистой» или же, наоборот, «немужественной, неприятной, несвободной». Другие считают ее то «суровой и деспотической», то «кроткой и убедительной». Но все эти мнения есть только стороннее привнесение, и в самой «природе» нет ровно ничего похожего (64).

«И поэтому музыкант [т. е. теоретик музыки], стремящийся к такому пониманию, которым можно было бы распознать, какие тут ощущения и как они расположены, разыскивает науку о несуществующем, потому что никакой мелос, будучи иррациональным (alogon) как мелос, не пробуждает душу из неподвижного и безмолвствующего состояния и не ведет к естественному состоянию в «этической» сфере, также и из движущегося и несущегося состояния в то, которое действительно успокаивает и ведет к тишине; но не в состоянии он и обратить от одного стремления к другому и привести наличное состояние к увеличению или уменьшению. Не есть музыка и [нечто] подражательное, как это некоторые воображают и как этот. Свойства нравов она имеет не как подражательное, но совершенно все свойства нравов она обнаруживает в том, где есть и величие, и приниженность, и мужественность, и немужественность, и приличие, и смелость, не больше чем поварское искусство. Вследствие этого душевные состояния и сами по себе не существуют в различном виде и не по взаимному смешению и не по взаимной противоположности, поскольку дело касается слуховых восприятий» (64,2 – 66,41).

Итак, основное утверждение Филодема гласит, что в музыке нет никакого «этоса». «Этос» музыки не больше чем «этос» поварского искусства. О поварском искусстве в сравнении с музыкой Филодем вообще говорит не раз. Так, Филодем опять говорит, что музыка дает «не больше», чем «пища и благовоние» (53,18). Музыка действует «не больше запахов и вкусовых веществ (103,8). Музыка бессильна как-нибудь действовать на душу. Об этом Филодем твердит очень часто, в догматической форме (6,1; 72,37). Он не верит в сказки об Орфее, двигавшем камни своей музыкой (15,10). Мелос ничего не имеет в себе «двигательного и побудительного к действиям»; и если он как-нибудь действует, то вовсе не в том смысле, как жжется огонь, то есть вовсе не по своей природе, а по причинам сторонним (71,1 слл.). Интересно и упомянутое отрицание за музыкой мимесиса. Об этом тоже не раз. Кроме упомянутого места еще можно ожидать замечаний о мимесисе в 45,1 (очень деструированный текст). Не имеет, стало быть, музыка никакого отношения и к добродетели и порочности, раз она вообще никак не действует на психику. Говорится, что мелос сам по себе алогичен и ничего не может создать в душе (38,1). Воспитывает не музыка, но философия (43,1 слл.). Музыка не способна воздействовать на стремления человеческой души (44,1 слл.). Специально говорится о «мужестве, целомудрии и справедливости» (55,77), о «справедливости» (93,24 слл.), о «благочестии» (88,28 слл.) и др. Вреда тоже никакого музыка нанести не может. Ивик и Анакреонт развращали юношество не музыкой, но мыслями (79,10). Одна и та же мелодия действует на разных лиц совершенно различно. Энгармонический и хроматический род различаются потому, что привходит логическое суждение (63,16). С одной стороны, музыка сама по себе действует совершенно алогично. С другой стороны, она различима в силу участия только логических способностей, и здесь бывает множество всяких толкований. То и другое является причиной того, что музыка сама по себе – вне воздействия на человеческую психологию, этику и эстетику. Чувственное восприятие музыки совершенно у всех одинаково. Но у всех совершенно разный мыслительный фон, на котором эта музыка воспринимается (63,9 слл.).

Музыка совершенно бесполезна и в религиозной жизни. Боги вообще не нуждаются в культе, и если кто нуждается, то только сами люди (66,7). Однако и здесь значение музыки страшно преувеличено (67,36). Гораздо более подходят к этому «греческие трагедии» (66,11), «зрелища» (67,6 слл.) и др. Даже экстаз Диониса основан исключительно на «мнениях» (doxa), которые возбуждаются в людях оглушительными звуками инструментов (49,1 слл.). Недаром тут действуют всегда главным образом женщины (49, 10 слл.).

Это бесполезное искусство есть порождение роскоши и позднее порождение. Опора здесь на Демокрита очевидна (108,29 слл.). Впрочем, Филодему известна облегчающая роль музыки в трудовых процессах (72,20 слл.).

б) Какие источники использовал Филодем в своей критике музыкальных построений и кого именно критиковал Филодем, кроме указанного нами Диогена Вавилонского? На эти вопросы отвечает маленькое исследование Аберта, которое мы здесь и приведем235.

Прежде всего, как сказано, имеется в виду стоик Диоген Вавилонский. Он дважды упоминается в начале IV книги, и по-видимому, Филодем критикует именно его учение (col. I-XXIV). Начиная с четвертой книги мы встречаемся уже с многими противниками (col. XXIV). Это, вероятно, тоже стоики (упоминается, например, Клеанф). Далее, имеются в виду, хотя и в гораздо меньшей степени, пифагорейцы. Отрицается их математически-музыкальная спекуляция о гармонии сфер (100,101), и даже упоминается Пифагор (58,16). Но что именно послужило тут источником для Филодема, неизвестно.

Дальше идут академики. Самого Платона Филодем упоминает два раза (93,25; 95,24). В одном месте в самом начале фрагментов (1,1) почти точно воспроизводятся «Законы» Платона (II 669 b) о том, что надо знать критику о предмете изображения и о его способах, о словах, напевах, ритмах. Также, очевидно, Филодем имеет в виду текст Платона (Legg. VII 802 cd) о привыкании к мудрой Музе, в связи с вопросом об оценщиках. Наконец, Филодем несомненно имеет в виду «Государство» Платона (III 410 слл. ) о соединении музыки с гимнастикой в целях воспитания.

Еще раньше Аберта на эти тексты Платона указал Кемке в своем издании Филодема (предисловие и примечание к фрагментам 1 и 2). Если Филодем так близок здесь к тексту Платона, то можно предположить, что он и сам имел в руках Платона, без академического посредства.

Наконец, Филодем имеет в виду и перипатетиков. Хотя он и не упоминает самого Аристотеля, но зато называются Феофраст, Дикеарх, Аристоксен и Хамелеон. Аристотеля, впрочем, Филодем изучал достаточно. Так, он опровергает известные учения о родстве мелоса и ритма с характером людей (Polit. VIII 5, 1340 а 18 слл.; Philod. 44, frg. 62), об отношении музыки и добродетели (Polit. VIII 5, 1340 а 14 слл., Philod. 44,11 слл.), о музыкальном катарсисе (Polit. VIII 7, 1342 а 8 слл., Philod. 49, 65. 66). Тут явно критикуется Аристотель. Далее, Филодем опровергает учение Феофраста о музыке как движении души и ритмике (37, 13 слл.), так что Кемке (предисловие, стр. XV) полагает, что Филодем даже изучал сочинения самого Феофраста. Наконец, можно предполагать известное знакомство Филодема и с Аристоксеном.

Дело в том, что в одном своем рассуждении (об обусловленности музыкального вкуса – 9, 6 слл.) Филодем, несомненно, близок к тексту Плутарха в его трактате «О музыке» (гл. 31), где Плутарх, говоря о различиях стиля Пиндара и Филоксена, прямо ссылается на Аристоксена. Кроме того, в 110,12 слл. Филодем критикует музыку как предмет застольного разговора, в то время как Аристоксен именно известен своей «Застольной смесью». И многие другие места у Филодема указывают на то, что он имел ближайшее отношение к упомянутому трактату Плутарха и к Аристоксену (заметим, что и по Вестфалю значительная часть содержания трактата «О музыке» взята Плутархом из «Застольных смесей» Аристоксена). Так, слова Филодема (10, frg. 19) об особенно тонком чувстве стиля у мантинеян, лакедемонян и гелленцев безусловно имеют общее с аналогичным текстом Плутарха («О музыке», 32), тоже опирающегося на Аристоксена. В 26 гл. Плутарх рассказывает о значении музыки для военных целей, когда лакедемоняне, например, бросаются в бой с флейтой, критяне – с лирой, другие с трубами; аргосцы пользовались флейтой при состязаниях, как еще и теперь подыгрывают на флейте при пентатле (пятиборстве). Все эти сведения шаг за шагом воспроизводит и Филодем (14,30 слл.; 26, 1-5). Далее, в гл. 27 Плутарх говорит о том, что в старину греки не имели никакого понятия о театральной музе, что «музыка у них была всецело приурочена к богопочитанию и воспитанию юношества». И тут же Плутарх дает мнимую этимологию слова «театр» и «теорейн» («присутствовать на торжестве») от слова «теос» («бог»). То же самое и у Филодема (13,8 слл.). «Он говорит, что сначала законная и ревностная музыка была установлена для почитания богов, а затем для воспитания свободных. А что именно для божественных целей, указывает и самое название, «теорейн», «театес» (зритель), «театр»… В гл. 27 Плутарх также опирается на Аристоксена.

Можно считать, таким образом, довольно прочно установленным, что Филодем из перипатетиков использовал прежде всего самого Аристотеля, а затем Аристоксена – именно с его «Застольной смесью», что и понятно, поскольку Аристоксен был известен всей античности как первоклассный теоретик музыки и, кроме того, в «Застольной смеси» мог употреблять более популярный язык и менее трудные музыкальные понятия.

Эпикуреизм | Определение, история, примеры и факты

Эпикур

Смотреть все СМИ

Ключевые люди:: Лукреций

Похожие темы:: философия
удовольствие

Просмотреть весь соответствующий контент →

Резюме

Прочтите краткий обзор этой темы

Эпикуреизм , строго говоря, философия, которой учил Эпикур (341–270 до н. э.). В широком смысле это система этики, охватывающая все концепции и формы жизни, восходящие к принципам его философии. В античной полемике, как и часто с тех пор, этот термин употреблялся в еще более общем (и явно ошибочном) значении как эквивалент гедонизма, учения о том, что удовольствие или счастье есть главное благо. Таким образом, на популярном языке эпикуреизм означает преданность удовольствиям, комфорту и роскошной жизни с определенной тонкостью стиля.

Природа эпикуреизма

Несколько основных понятий характеризуют философию Эпикура. В физике это атомизм, механическое понимание причинности, ограниченное, однако, идеей самопроизвольного движения или «отклонения» атомов, которое прерывает необходимое действие причины; бесконечность вселенной и равновесие всех сил, которые окружают ее явления; и существование богов, рассматриваемых как блаженные и бессмертные существа, совершенно чуждые происходящему в мире. В этике основными понятиями являются отождествление добра с удовольствием и высшего блага и конечной цели с отсутствием боли в теле и душе — предел, за которым удовольствие не растет, а изменяется; сведение всякого человеческого отношения к принципу полезности, который находит свое высшее выражение в дружбе, в которой он в то же время преодолевается; и, в соответствии с этой целью, ограничение всякого желания и практики добродетелей, от которых удовольствие неотделимо, и замкнутая и спокойная жизнь.

В принципе, этика удовольствия Эпикура является полной противоположностью стоической этике долга. Последствия, однако, те же: в конце концов эпикурейец вынужден жить с той же умеренностью и справедливостью, что и стоик. Однако чрезвычайно важно одно расхождение: стены стоического города — это стены мира, а его закон — закон разума; Границы эпикурейского города — границы сада, а закон — закон дружбы. Хотя этот сад может достигать границ земли, его центром всегда является человек.

История эпикуреизма

Предшественниками Эпикура были в физике Левкипп и Демокрит, в этике Антифон Софиста, Аристипп из Кирены и Евдокс из Книда, геометр и астроном. Эпикур отличался от них всех своим систематическим духом и тем единством, которое он пытался придать каждой части философии. В этом отношении на него большое влияние оказала философия и учение Аристотеля, взяв за основу его доктрины и решая поставленные им проблемы.

Учение Эпикура

В 306 г. до н. э. Эпикур основал свою школу в Афинах в своем саду, откуда он стал известен как Сад.

Его работы

В соответствии с целью, которую он ставил перед философией, учение Эпикура носило догматический характер, если не по форме, то по существу. Он называл свои трактаты dialogismoi , или «беседы». Поскольку полезность доктрин заключалась в их применении, он резюмировал их в stoicheia 9.0046 , или «элементарные предложения», которые нужно запомнить. В этом отношении Эпикур был изобретателем катехизического метода. Количество работ, созданных Эпикуром и его учениками, свидетельствует о впечатляющей теоретической деятельности. Но не менее важным было практическое действие в жизни по ученным им добродетелям и в соблюдении обязательств взаимной помощи во имя дружбы. В этих начинаниях постоянную помощь оказывал сам Эпикур, который, даже в старости и болезни, писал письма увещевания, наставления и утешения, всюду возвещая свое евангелие мира и под именем наслаждения призывая к любви. .

Оформите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту.
Подпишитесь сейчас