Красота спасла мир: Владимир Рецептер: Красота — это не одноразовый шприц — Российская газета

Разное

Содержание

ВСЯКУЮ ЛИ КРАСОТУ Ф.М. ДОСТОЕВСКИЙ СЧИТАЛ СПАСИТЕЛЬНОЙ? — Научные труды КГУ — Наука — Каталог статей

ВСЯКУЮ ЛИ КРАСОТУ Ф.М. ДОСТОЕВСКИЙ СЧИТАЛ СПАСИТЕЛЬНОЙ?

Шалютин Соломон Михайлович д-р филос. наук, профессор, заслуженный деятель культуры РФ

Формулу «Красота спасет мир» с подписью Ф.М. Достоевский мы встречаем в виде плакатов в школьных и вузовских кабинетах литературы, в статьях писателей, литературоведов и философов. В сознании ряда поколений этот афоризм отложился как взгляд Достоевского. Но считал ли он действительно, что красота (без уточняющих определений, а значит, всякая) способна спасти мир или, по меньшей мере, способствовать его спасению. Это отнюдь не очевидно.

 

* * *

 

«Красота спасет мир — эта мысль принадлежит не только князю Мышкину («Идиот»), но и самому Достоевскому» — так начинается раздел о красоте в труде известного мыслителя русского зарубежья, исследовавшего творчество Достоевского, Н О. Лосского [3,с.127]. Я не оспариваю, что высказывания князя Мышкина в определенной мере выражают взгляды самого Достоевского. Однако так ли думал сам Лев Мышкин?

 

Во всяком случае в прямой речи князя мы этот афоризм не находим, а узнаем о его мнении со слов других персонажей романа — Ипполита и Аглаи. Аглая просит Льва Николаевича на встрече широкого круга знакомых не говорить «… о чем-нибудь вроде смертной жизни, или об экономическгом состоянии России, или о том, что “мир спасет красота”.. » [2,с. 594] Очевидно, что здесь Аглая лишь обозначает темы, разговор о которых, с ее точки зрения, не желателен в избранном кругу не более того.

 

Вопрос о спасении мира возникает в «Идиоте» не раз. «…чем вы спасете мир и нормальную дорогу ему в чем отыскали, вы, люди науки, промышленности, ассоциаций, платы заработной и прочего? Чем?» [2, с.423] -риторически восклицает в «ученом споре» любитель толкования Апокалипсиса Лебедев.

 

О мышкинском ответе на этот вопрос мы узнаем, прежде всего и пожалуй, наиболее полно из уст Ипполита, юноши, долго думавшего о жизни и ее смысле во время своей длительной смертельной болезни. Причем -заметим это — Ипполит сам из уст князя этого афоризма не слышал, а узнал о нем со слов своего друга Коли, который мог слова Мышкина передать не точно или упустить их важные оттенки.

 

«Правда, князь, что вы раз говорили, что мир спасет красота ? Господа, — закричал он (Ипполит. — С.Ш.) громко всем, — князь утверждает, что мир спасет красота!» [2, с.432-433). Ипполита эта формула не устраивает и он спрашивает князя: «Какая красота спасет мир?» [2].

Хотя Ипполит и молод, но в своих раздумьях он, видимо, понял, что красота бывает различная. Это понимают и многие другие персонажи Достоевского, как в «Идиоте», так и в других произведениях. Мышкина потрясла красота Настасьи Флипповны, портрет которой он увидел. А еще ранее ее красота «прожгла» с первого взгляда Рогожина.

 

«…я утверждаю, что у него (князя — С.Ш.) от того такие игривые мысли, что он теперь влюблен. Господа, князь влюблен… Не краснейте, князь, мне вас жалко станет» [2].

 

Максиму «красота спасет мир» — считает Ипполит -могут порождать лишь «игривые мысли». Почему? Потому что, как он заметил, свет видит в красоте лишь «красивость и изящество» [2, с.333] и не задает себе вопроса: какая бывает красота, что за красотой стоит.

 

А между тем Достоевский в «Идиоте», «Братьях Карамазовых», «Подростке», «Записках из подполья» — в каждом из этих произведений и во многих других говорит о наличии разных видов красоты. При этом речь идет не только о женской красоте, но и о красоте поведения, которая может выражать внутреннюю духовность, а может прикрывать внутреннюю пустоту или даже подлость. В произведениях Достоевского мы встречаем самые различные эпитеты, определяющие красоту. Красота бывает странная, демоническая, страдающая и другая. Поверхностному взгляду бросаются в глаза только красивость и изящество (некоторым современным эстетикам кажется, что они открыли различие между красотой и красивостью, а между тем до них ее открыл еще юноша Ипполит).

 

Достоевский неслучайно с предельной тщательностью описывает лицо красивых (и некрасивых) индивидов. Мы узнаем о каждом персонаже, какие у него глаза, брови, как сжимаются или раздвигаются губы во время улыбки, есть ли на лбу морщины и т.д. Это все элементы своеобразия той или иной красоты. Правда, они сразу в глаза не бросаются (глядеть надо учиться, как отмечал князь Мышкин), и они содержатся не только в лице в целом, но и в манерах, в отдельных чертах лица и выражениях, так что в красоте одного лица могут сочетаться различные и даже противоположные черты характера. Притом — что очень важно — речь идет не только о том, что красота может сочетаться и с добротой, и со злом, и с наглостью, и с другими чертами характера, а и о том, что сама красота не сводится к красивости, а может быть, так сказать, разнокачественной: умной, глупой, доброй, тупой, веселой и пр. Это значит, что подлинная «красота есть загадка» и потому ее трудно судить — говорит Лев Николаевич [2, с.89].

 

Он и пытается разгадать эту загадку относительно Настасьи Филипповны (а затем и другой красавицы — Аглаи). И именно здесь он приходит к мысли о спасительной красоте. И эта мысль для него отнюдь не игривая.

 

Оставим косвенную речь и послушаем самого Мышкина. Потрясенный красотой ее портрета, он восклицает: «Удивительное лицо!…и я уверен, что судьба ее не из обыкновенных. Лицо веселое, а она ведь ужасно страдала, а? Об этом глаза говорят, вот эти две косточки, две точки под глазами в начале щек. Это гордое лицо, ужасно гордое, и вот не знаю добра ли она? Ах, кабы добра! Все было бы спасено!»

 

Это единственный случай, когда князь говорит о спасительной роли красоты. Он при этом подчеркивает, что добро бы покрыло все другие стороны ее красоты и даже в целом личности, как положительные, так и отрицательные, в том числе и гордость, которую христианство (как гордыню) отнюдь не признает благодетелью.

Таким образом, в этом единственном месте, в котором Мышкин лично открывает свой взгляд на красоту, он признает, что красота великая сила, однако она спасительна лишь «кабы она добра».

 

Красота сама по себе без дальнейших ее определений еще ничего не говорит о человеке. Она загадка [2, с.89]. Она, как говорит Ганя, другой персонаж «Идиота», -загадки людям загадывает [2, с.139] и эти загадки разгадать нелегко. Это понял и князь Мышкин, имеющий малый жизненный опыт, или как он сам говорил — человек, который мало жил.

 

Итак, князь Мышкин нигде не утверждал, что красота как таковая способна спасти мир. Широкое распространение этого афоризма от имени князя Мышкина, а тем более от имени самого Достоевского (со ссылкой на «Идиота») не имеет оснований в тексте романа.

 

Более того, в романе красота не спасла не только мир, но и саму себя, и то, что ее окружает. Настасья Филипповна гибнет, Рогожин становится убийцей. Сам князь не только не спасен, а оказался из-за красоты в своей любви раздвоенным между двумя женщинами: Настасьей Филипповной и Аглаей. В душе большинства персонажей под влиянием красоты не происходит никаких существенных сдвигов: генерал Епанчин остается Епанчиным, генерал Иволгин — Иволгиным, Лебедев — Лебедевым, а Фердыщенко — Фердышенкой. Если в чьем-либо духовном мире и произошли изменения к лучшему, их источник — не КРАСОТА Настасьи Филипповны или Аглаи, а ДОБРОТА Льва Николаевича Мышкина.

 

Может, несколько утрируя, можно сказать, что роман Достоевского «Идиот» есть убедительное художественное опровержение афоризма «красота спасет мир».

 

Лев Мышкин, который «ничего не знал, как здесь живут люди» [2, с. 30], «меньше других жил» [2,с. 72], не решается на определение роли красоты как таковой — не поет ей осанны и не выносит обвинительного приговора. Дмитрий Карамазов — человек, который хорошо знает, как здесь живут, сам изведал жизнь в разнообразных ее проявлениях — мыслит и говорит о красоте более решительно, конкретно и развернуто. «Красота, — говорит он, — это страшная и ужасная вещь!» [2,с. 138]. Правда, и он не выносит красоте как таковой окончательный приговор. Красота, говорит он, вещь «не определимая, а определить нельзя, потому что Бог задал одни загадки» [2].

 

Почему красота — загадка? Вряд ли Дмитрий рассуждает о загадочности красоты, пытаясь найти ее онтологическую природу в отличие от своего брата Ивана, он не философ. Тем не менее, он «много об этом думал» [2]. Красота для него загадка потому, что с первого взгляда (и даже со второго или третьего) далеко не ясно, что она выражает.

 

* * *

 

Далее автор должен принести извинения читателю в связи с тем, что состояние здоровья не позволяет ему дать надлежащее текстуальное подтверждение нижеследующих тезисов, которые поэтому представляются на уровне схемы.

 

Автор планировал разобрать собственное отношение Достоевского (а не его персонажей) к рассматриваемой проблеме. Напрямую Достоевский высказывается по этому поводу единственный раз — в письме Майкову, где он как раз и говорит, что красота спасет мир.

 

Конечно, понять буквальное значение этого высказывания не представляет трудности — надо лишь знать смысл слов и грамматику. Однако оно не много и дает, поскольку настоящее понимание требует анализа контекста. Если же, как в данном случае, речь идет о письме, вообще об эпистолярном жанре, то здесь контекст

обладает существенной спецификой, ибо представляет собой сложное переплетение контекстов адресанта (пишущего) и адресата (того, кому пишут).

 

Для Достоевского и Майкова этот контекст был во многом общим — православным. Достоевский был глубоко верующим человеком, но не слепым, а мыслящим верующим. И хотя бытие Бога, по его собственному признанию, было для него вопросом, над которым он думал больше всего, проблематичен был для него грозный и мстительный Иегова, но никогда не Христос, а Христос -это, прежде всего, добро, милость. Адресант и адресат, оба, полностью принимали Христианство в его православной версии. В таком контексте обсуждаемая формула Достоевского может означать лишь одно: при наличии всего комплекса высших христианских ценностей, но при отсутствии красоты, она, появившись, может стать спасительной (вместе с другими).

 

Что касается позиции автора статьи поданному вопросу, то она такова. Существует некоторое множество гуманистических ценностей в самом общем смысле этого слова. Они могут быть интегрированы и в религиозное (в частности, христианское), и в атеистическое мировоззрение. При наличии такого комплекса красота может играть свою спасающую роль.

 

Автор еще раз приносит извинения за схематический характер завершения изложения. Решение представить статью хотя бы в таком виде обусловлено надеждой, что она внесет свой вклад в развенчание общераспространенной, но совершенно неверной интерпретации Достоевского, якобы полагавшего, что высшей из всех ценностей является красота.

Лариса Матрос — Красота спасет мир, если мир спасет красоту читать онлайн бесплатно

Лариса Матрос

Красота спасет мир, если мир спасет красоту

Рассказы, повести, эссе(избранное)

Он был всем в ее жизни, ее сын. Она ждала его долго. Больше года с момента замужества лечилась, ходила на процедуры. Лечащий врач ничего не гарантировал, но все же внушал оптимизм насчет перспектив. Она не просто хотела ребенка, она хотела сына, чтобы назвать его именем безвременно ушедшего, горячо любимого отца.

Но столкнувшись с шокирующей непорядочностью по отношению к себе со стороны мужа, решила немедля разойтись. Теперь она была даже рада тому, что с рождением ребенка пока ничего не вышло, и начала готовиться к исполнению своего решения.

Кому-то из литераторов принадлежат слова: «Каждый месяц природа напоминает женщине о том, что она может стать матерью». Около двух лет с трепетом ждала «удостоверения» природы о том, что она не из числа тех исключений, которым не дано счастье стать матерью, а ныне… шла к врачу, готовая с полным равнодушием услышать то, что еще недавно доставляло ей неописуемые страдания, – отрицательный ответ на очередной тест о беременности. Но врач, который усердно помогал ей, радостно сообщил об успехе их стараний.

Домой она возвращалась в растерянности, раздираемая противоречиями. Однако, все же осознав свершившееся во всей его значительности, дала себе обет приложить все усилия к тому, чтобы ребенок появился на свет и рос в полноценной, благополучной семье.

По всем внешним признакам ей предсказывали дочь, но она упорно твердила, что у нее родится сын. И он родился! Крепким, здоровым и красивым! С самого первого прикосновенья его влажных, теплых губ к ее груди она восприняла сына как чудо, явившееся, чтобы стать ей опорой всегда и во всем. Данное ему имя – Виктор – стало не только символом памяти об отце, но и знаком ее побед за счастье сына. С первых лет она растила его как «маленького принца» – с изысканными манерами, почтительным отношением к старшим и представителям прекрасного пола.

Ради сына она изощрялась, как могла, чтобы совладать с тираническими и плейбойскими замашками мужа и сохранить семью, дабы не обрекать ребенка на зависть к тем детям, которые живут в полных семьях, что ей приходилось наблюдать среди учащихся в школе, особенно среди мальчиков, живущих без отцов. Компромиссы, уступки помогали внешне создавать в доме атмосферу покоя, что позволяло отнести их семью к категории вполне благополучных.

У мужа научная карьера складывалась успешно, и достигнутый им статус профессора для нее был значим прежде всего тем, что создавал благополучные, престижные условия для сына.

Она знала, что привлекает внимание мужчин, однако, при гнетущей неудовлетворенности к ней мужа, никто не мог вызвать у нее интереса, так как все ее помыслы и лучшие чувства принадлежали сыну. По единодушному мнению коллег-учителей и учащихся, она была признана одной из самых почитаемых учительниц в известной своими успехами специализированной (с биологическим уклоном) школе, где работала все годы после окончания университета.

Сын учился в этой же школе, однако, никто не мог упрекнуть ее в «семейственности», поскольку Виктор рос настолько ярким, талантливым и усердным, что никому в голову не пришло бы заподозрить ее в использовании для успехов сына своего статуса учительницы. Единственная корысть состояла в том, что мальчик всегда был у нее на глазах, и она знала о нем все. Это позволяло ей высвечивать, обозначать особым смыслом его победы и подставлять плечо при трудностях и неудачах.

Виктор почти не знал иных оценок, кроме отличных, совмещая учебу в общеобразовательной школе с посещением музыкальной и спортивной школ. Закончив школу, он поступил на биофак университета, после которого, как лучший из студентов, был оставлен в аспирантуре. Страстно увлекшись наукой, он досрочно защитил диссертацию и был на взлете блестящей научной карьеры в избранной им области биологии.

Дружба и привязанность между сыном и матерью вызывали удивление и даже зависть у многих. Они все обсуждали вместе, часто гуляли вдвоем, делились впечатлениями об увиденном и прочитанном, о головокружительных возможностях, связанных с развитием биологии, о его друзьях и отношениях с ними и даже о его влюбленностях. Мать была его лучшим другом, и потому он всегда чувствовал себя защищенным, уверенным в себе, преисполненным чувства собственного достоинства и дружелюбия к окружающим.

«Может, и правильно, что не пошла в науку, отказалась от аспирантуры после университета, – иногда рассуждала она молча, – я чувствую неисчерпаемые возможности свои именно в качестве педагога. У меня – именно педагогический талант, данный мне от бога, и мои ученики, и прежде всего мой сын – тому подтверждение!»

* * *

День рождения сына для матери всегда был самым большим праздником, который она устраивала так, что все приглашенные долго передавали рассказы о нем из уст к уста. Это были не только фантастической выдумки яства, но и игры, капустники, спектакли, викторины, конкурсы, песни, танцы.

Но этот (!) день рождения был особенным потому, что знаменовал четверть века жизни сына на Земле. Мать готовилась к нему почти целый год. Заказала новую модную мебель для комнаты Виктора, заказала себе модное бальное платье. Купила новые вечерние одежды мужу и сыну, перебрала семейные архивы и фотографии для стенгазет и фотомонтажей, составила список гостей, список самых лучших мест, где можно провести торжество.

Однако вдруг, накануне приближающейся даты, когда она уже собралась внести аванс за аренду зала в ресторане, сын впервые не посчитался с ее желанием и категорически отказался от пышных празднеств.

Он предложил провести день рождения в узком семейном кругу, с приглашением только одной из своих подруг. «Наверное, он просто устал от недавней защиты диссертации, банкета и проч.», – решила мать и пыталась предугадать, кого же из девушек своего окружения он предпочтет в этот день. Она знала всех его подружек, потому что (по заведенному ею с самого детства сына порядку) их дом был открыт для всех его друзей всегда.

«Наверное, красавицу Алису», – рассуждала мать. Достойных претенденток на столь завидного парня было немало, но мать была убеждена, что Алиса лучше всех. Девушка ей нравилась и внешностью, и интеллигентностью, и устремленностью к знаниям, и неугасаемым интересом к культурной и литературной жизни.

Убедив себя и том, что Виктор пригласил именно ее, мать радовалась в душе тому. что выбор сына совпадает с ее критериями жены для него, и уже грезила об Алисе как о своей невестке и матери ее внуков. Конечно, ей было грустно оттого, что мечты о пышном празднике провалились, но это не послужило причиной к тому, чтоб готовить торжество менее вдохновенно.

Читать дальше

СЕРЫЕ РЫБКИ. Конец стиля

СЕРЫЕ РЫБКИ

«Красота спасет мир», — эта фраза Достоевского стала чрезвычайно популярной в России, причем в России советской, позднебольшевицкой, и мода эта перешла в перестроечные горбачевские годы. Одно время казалось, что в русском языке осталось только два выражения: вот это самое и еще «время собирать камни», настолько их затаскала пресса, самая разная — от высоколобой эссеистики до газетных заголовков. Давно известно, что газетная пресса вообще тяготеет к клише; фраза Достоевского стала таким клише. Конечно, подобная ситуация не способствует правильному восприятию заложенной в этой фразе мысли. А мысль стоит того, чтобы над ней поразмышлять, она высказана с заметной претензией. Что прежде всего бросается в глаза, чем прежде всего объясняется популярность, даже расхожесть этого высказывания Достоевского в Советском Союзе эпохи заката? Конечно, тем, что здесь дается санкция — очень высокая, от всемирно признанного классика идущая санкция русскому эстетизму, русскому преклонению перед художественным творчеством. В те годы, когда коммунизм еще существовал, но уже потерял всякий моральный авторитет у интеллигенции, эта фраза была программной и, так сказать, знаменосной. Мы, мол, сами по себе, нам вашего коммунизма не надо, у нас есть наша литература. Преклонение перед литературой, перед писателями — это была форма антикоммунистического протеста. Некоторые писатели были превращены в культовые фигуры, подчас даже те, которые не сильно этого культа и заслуживают.


Мы, однако, говорим сейчас не об авторах, а о самой литературе, даже больше, — о красоте. Итак, согласно Достоевскому, красота спасет мир. Фраза туманная, и у самого Достоевского, как помнится, никак не эксплицированная; посмотрим, как ее объясняют другие. Беру очень серьезного толкователя — Александра Солженицына. Он говорил в своей Нобелевской лекции 1972 года:

«Достоевский загадочно обронил однажды: „мир спасет красота“. Что это? Мне долго казалось — просто фраза. Как бы это возможно? Когда в кровожадной истории, кого и от чего спасала красота? Облагораживала, возвышала — да, но кого спасла?»

Солженицын далее говорит о разноголосице и разнобое мирской суеты, об относительности всех человеческих критериев (по крайней мере — о том, что таких всеобщих критериев человечество в суетности своей не хочет признавать), о необязательности наших реакций и оценок. Дискредитируется, таким образом, идея общеобязательной истины, скажем проще — нормы, равноприемлемой и признаваемой людьми; еще проще сказать — нет у людей общего языка, общей шкалы, что и выступает главнейшей причиной их рокового несогласия. И все-таки, настаивает Солженицын, — такое универсальное мерило, такой общечеловеческий язык есть, — и это язык искусства.

«Но кто же и как совместит эти шкалы? Кто создаст человечеству единую систему отсчета — для злодеяний и благодеяний, для нетерпимого и терпимого, как они разграничиваются сегодня? Кто прояснит человечеству, что действительно тяжко и невыносимо, а что только поблизости натирает нам кожу — и направит гнев к тому, что страшней, а не к тому, что ближе? Кто сумел бы перенести такое понимание через рубеж собственного человеческого опыта? Кто сумел бы косному и упрямому человеческому существу внушить чужие дальние горе и радость, понимание масштабов и заблуждений, никогда не пережитых им самим? бессильны тут и пропаганда, и принуждение, и научные доказательства. Но, к счастью, средство такое в мире есть! Это — искусство. Это — литература.

Доступно им такое чудо: преодолеть ущербную особенность человека учиться только на собственном опыте, так что втуне ему проходит опыт других. От человека к человеку, восполняя его куцое земное время, искусство переносит целиком груз чужого долгого жизненного опыта со всеми его тяготами, красками, соками, во плоти воссоздает опыт, пережитый другими, — и дает усвоить как собственный».

Следует указать на некоторую, я бы сказал, методологическую неувязку в словах Солженицына: формула Достоевского о красоте, спасающей мир, — явно метафизического характера, а аргументы в ее подтверждение выдвигаются Солженицыным чисто эмпирические. Что имеет в виду Солженицын? Несомненно, свой собственный незаурядный опыт, который, надо признать, блестяще оправдывает вышеприведенные слова. У него речь идет о том, что современная русская литература — в его лице главным образом — сумела вразумить Запад, непозволительно терпимо относившийся к коммунизму. И действительно, опубликование «Архипелага ГУЛаг» окончательно убило коммунистический миф на Западе, среди левой западной интеллигенции (она от этого не перестала быть левой, но левизна отныне и навек утратила советско-коммунистический оттенок). Заслуга Солженицына в этом деле громадна и неоспорима. Вопрос остается, однако, прежним: имеет ли эта история такое уж прямое отношение к искусству, к его метафизике, к его высшему скрытому смыслу? Или по-другому: можно ли передачу адекватной информации считать вот этим высшим смыслом искусства, — как вроде бы получается по Солженицыну? И причем тут пресловутая «красота»? «Архипелаг» — мощная книга, но никакой «красоты», в ней нет. В том-то и сила этой книги, что она отказалась от подачи правды в форме эстетической иллюзии, которая только и создает эту самую красоту: это ведь не роман, а документ. Могучий художественный талант автора здесь играет явно служебную роль, помогая только экспрессивности выражения документальной правды. Сравним это хотя бы с «Реквиемом» Ахматовой; я ничего худого не хочу сказать об этом известном произведении, чувствую только одно: его портят рифмы.

Сам Солженицын, как бы предугадывая подобные соображения, заранее их опроверг указанием на любопытный факт: на Западе еще до «Архипелага» появилось не менее сорока фундаментальных исследований, зафиксировавших и доказавших существование в Советском Союзе широко разветвленной репрессивной системы — того же ГУЛага. Значит, дело вроде бы не в информации как таковой, информация и раньше была, нужно было художественное слово, опыт художественного исследования (определение жанра книги, данное самим Солженицыным), чтобы эти факты дошли до сознания благодушествующего Запада — и потрясли это сознание.

Думается все-таки, что воздействие «Архипелага» было связано не с формой книги, а с объективным положением дел в мире. Солженицын добивал уже потускневший и пошатнувшийся коммунизм, уже умирающий коммунистический миф. Коммунизм к тому времени уже сам себя ослабил — разоблачением Сталина (отнюдь систему не очистившим), потом Венгрией и Чехословакией. Конечно, живя в китовом чреве или, лучше сказать, во рву львином, трудно было это увидеть — изнутри увидеть и почувствовать: ведь потенциальную опасность для собственных угнетенных подданных режим сохранял колоссальную. И тут, как всегда, оправдывается трюизм: со стороны виднее. Именно Запад мог наблюдать упадок коммунизма, его если не эволюцию, то по крайней мере и уж бесспорную инволюцию, свертывание. У людей подсоветских такого ощущения возникнуть не могло: все равно было страшно и противно.

В этом отношении крайне показательна вся публицистика Солженицына: она исходит из предпосылки, что коммунизм — метафизическое зло, что если он и не вечен, то временным изменениям уж никак не подвержен, что его природа со временем и во времени не меняется. Отсюда пошел его известный спор с Сахаровым о природе коммунистической идеологии: Солженицын решительно не соглашался с той мыслью Сахарова, что идеология коммунизма мертва, что она превратилась в формальный ритуал, в правило политической и всякой иной игры. Солженицын же доказывал, что и в таком варианте она продолжает оставаться патогенной и ответственной за все зло советской жизни. Тогда казалось, что прав Солженицын; жизнь показала, однако, что сахаровская позиция была более точной. В советской жизни произошло отделение житейского поведения от политики и идеологии, я бы даже сказал — отделение и отчуждение коммунистов от коммунизма: люди стали жить иными мотивами, например, жаждой власти как таковой или стремлением ко всяческому преуспеянию. Идея коммунизма, идеология коммунизма не могла существовать сама по себе, в отрыве от ее эмпирических носителей. Отказ Солженицына признать это свидетельствует о метафизичности его мышления, о его, лучше сказать, платонизме, которому свойственно представление о самостоятельном, автономном бытии неких смысловых структур или «идей». Именно такой склад ума должны привлекать формулы типа «красота спасет мир» — хотя, как мы уже имели возможность убедиться, в эту вполне метафизическую формулу Солженицын — в своей Нобелевской речи — вложил конкретное эмпирическое содержание.


Повторю уже сказанное: за формулами типа «красота спасет мир» угадываются и обнаруживаются претензии русских писателей на особую роль в общественной жизни, причем претензии вполне понятные и в некотором смысле даже оправданные. Как говорил тот же Солженицын: литература и всегда была в России вторым правительством, то есть высшим духовно-нравственным авторитетом. Литература в несвободной стране заменяла собою все: и парламент, и церковь. Это была своего рода универсальная трибуна; русский толстый журнал, например (явление, не существующее на Западе), был чем-то вроде университета или даже философской системы. И за всем этим невольно забывалось одно немаловажное обстоятельство: сомнительность, двусмысленность, некая метафизическая, что ли, несолидность самого типа писателя, художника, деятеля искусств; его, этого типа, принципиальная, так сказать, маргинальность, необязательность, вторичность — забывалась.

У молодого Чехова есть забавный рассказ о том, как пожилой, преуспевающий, немалых чинов человек вдруг обнаружил у себя живописный дар. Сначала он испытал отчаяние: жизнь собственную испортил, талант в землю закопал; потом же, поужинав рябчиком и запив его бургундским и улегшись в комфортабельную постель, этот человек понял, что немного и потерял, вспомнив к тому же о чердачном и подвальном существовании голодной богемы. Чехов был человек иронический и, занимаясь литературой, не слишком-то сильно это занятие уважал (хотя любил, это другой вопрос: без любви никакого дела хорошо не сделаешь, а Чехов, как известно, писал хорошо). Чехов был в России человек западный, то есть в сущности буржуа: солидный, организованный, надежный человек. Понятно, что будучи таковым, он и не мог уважать тип художника: все художники у Чехова — народ малоприятный. Это с негодованием констатировала Ахматова — поэтесса, делавшая из собственного занятия культ. Но можно привести еще один пример самокритического самосознания художника, и пример даже более выразительный, чем чеховский, потому что здесь мы имеем дело именно с осознанной и артикулированной проблематикой: это Томас Манн и его понимание художественной деятельности, его оценка типа художника.

На эту тему можно говорить очень много (как и делал сам Томас Манн), но мы сразу же войдем в суть дела, если вспомним, что он был склонен отождествлять тип художника, артиста, человека искусства — с типом жулика, авантюриста. Достаточно вспомнить роман «Признания авантюриста Феликса Круля», чтобы понять, о чем идет речь: Феликс Круль — именно артист, с его главным свойством — способностью перевоплощения, умением и жаждой жить в чужих личинах, носить и менять маски… В одной своей статье Томас Манн, оценивая статус художника, писателя, вспомнил забавный случай: один жулик, поселившись в роскошной гостинице, указал род занятий — писатель. «Мы должны быть довольны тем, — иронизирует Томас Манн, — что жулики считают наше занятие респектабельным».

Но самым важным, самым ответственным из того, что сказал на эту тему выдающийся писатель, нужно считать эссе Томаса Манна «Брат Гитлер», написанное в 1938 году. Мысль этого сочинения — указание на художественную природу личности Гитлера, на артистизм его личности, на модификацию в этой личности все того же духовно-психологического типа художника. «Это очень смущающее родство, — пишет Томас Манн, — и я не хотел бы закрывать глаза на это».

Это эссе Томаса Манна было недавно издано в России, а у меня под рукой нет ни русского, ни какого иного его текста. Вышеприведенную фразу я цитировал по книге немецкого историка Иоахима Феста «Гитлер», вышедшей в 1973 году.

К этому замечательному сочинению я сейчас и обращусь, тем более, что Иоахим Фест очень много и детально пишет о том же — о Гитлере как типе художника, артиста. Но сначала о другой книге, тоже в своем роде замечательной — о мемуарах Альберта Шпеера, гитлеровского придворного архитектора, а во время войны министра вооружений. Его мемуары называются «Третий Рейх изнутри». Читая эту книгу, я был поражен одним обстоятельством в описании Шпеера. Гитлер предстает вялым, даже ленивым человеком, мало и лишь в экстремальных обстоятельствах работавшим. Бурная энергия, порой развивавшаяся Гитлером, была явно истерического происхождения: понятно, что совсем вялый и ленивый человек не мог бы прийти к власти в такой стране, как Германия. Но взрывы этой истерической энергии можно ведь назвать и по-другому: скажем, вдохновением, художественной инспирацией.

Это же впечатление создается и укрепляется чтением книги И. Феста. Он приводит, в частности, воспоминания Августа Кубичека — друга юности Гитлера, а также людей, знавших Гитлера в самое тяжелое для него время, когда он, прожив небольшое родительское наследство, поселился в общежитии для молодых людей (что-то вроде ночлежки, но по-немецки пристойной). Все эти люди в один голос говорят о том, что Гитлер был визионер, мечтатель, человек, чуждый миру, живший исключительно своей собственной внутренней жизнью. Тут даже не имеет первостепенного значения тот факт, что Гитлер действительно хотел стать художником, живописцем — дважды поступал в Венскую Академию живописи, но оба раза проваливался на вступительном экзамене. Этот провал и развившийся отсюда комплекс неполноценности не так уж и важен, если помнить, что Гитлеру изначально была присуща природа художника — фантазера и мечтателя. Его художественная энергия канализировалась иными путями, реализовавшись в создании грандиозного, как сказали бы сейчас, хеппенинга германского Третьего Рейха и второй мировой войны. Он видел свой путь в терминах грандиозной трагедии: ее-то он и ставил. Можно сказать, что он меньше всего думал о Германии — его волновала проблема собственной художественной реализации. Вот что пишет Иоахим Фест о формирующих годах молодости Гитлера в общей атмосфере начала века:

«В 1906 году Герман Гессе в романе „Под колесами“ красочно описал неурядицы тогдашней молодежи и предсказал ей мрачное будущее. Это делали и другие писатели того времени — среди них Роберт Музиль и Франк Ведекинд. Их героев, чем бы они ни занимались, объединяло страстное противостояние буржуазному миру и буквально яростная приверженность искусству. Они презирали дело своих отцов, не испытывая к ценностям предшествующих поколений ничего, кроме презрения. Наоборот, артистическое существование воспринималось как благородное именно потому, что оно было социально бесплодным. Все, кто выступал за порядок, долг, выдержку, клеймились как „буржуа“. Буржуазная ментальность, по мнению этой молодежи, обеспечивает жизненный успех, но она нетерпима к любой форме экстраординарности. С другой стороны, рост и обогащение подлинной культуры, высокий духовный взлет могут быть достигнуты только в одиночестве, в экстремальных ситуациях человеческой и социальной отчужденности. Художнику, гению, сложной личности вообще нет места в буржуазном мире. Его настоящее место — на окраинах общества, там, где размещаются вместе и одновременно морг для самоубийц и пантеон бессмертных. И хотя Гитлер жил в убогих меблированных комнатах, хотя его представление о себе как о художнике было до смешного преувеличенным, хотя никто не признавал за ним таланта, хотя его реальная жизнь в молодежном общежитии была отмечена печатью паразитизма и антисоциальности, не брезгающих и мелким жульничеством для целей выживания, — все это исподволь подспудно работало на концепцию гения, каким он тогда понимался».


При всем при том революция, совершенная Гитлером, была в некотором роде консервативной революцией, направленной на восстановление строгого общественного порядка, на фиксацию исторически сложившихся социальных связей. Буржуазный мир отнюдь не был разрушен нацистской революцией. Одним из главных внутренних конфликтов движения как раз и был конфликт партии порядка, представленной самим фюрером, с революционными бандами штурмовиков Рема — СА. Это были немецкие хунвэйбины. Вот эту стихию Гитлер подавил. Его влек к порядку, к строгим формам опять же инстинкт художника — конструктора социальной материи. И еще одно любопытнейшее обстоятельство следует отметить, то, что Томас Манн называл нечистой совестью художника. Художник у Т. Манна — это «бюргер с нечистой совестью». Он выбился из упорядоченного буржуазного мира, но тайное его желание — в этот мир вернуться, доказать, что и он, так сказать, порядочный человек. Или, как говорил Томас Манн, человек, носящий в душе хаос, должен быть корректно одет.

Мы знаем, что в конце концов Гитлер отдался хаосу, разрушительной дионисийской стихии. Художественный жанр, в котором он работал, был не семейным романом в духе девятнадцатого века, а трагедией, причем именно современной, а не античной. А современная трагедия, как сказал Иосиф Бродский, отличается тем, что в ней погибает не только герой, но и хор.

Вот каковы импликации искусства — его не созидательные уже, а разрушительные потенции, когда оно пытается стать моделью общественного бытия, построить мир по законам красоты, воплотить в жизнь идеальное совершенство эстетической иллюзии. Вот какие истины открываются, когда начинаешь вдумываться в звонкие формулы типа «красота спасет мир».

И в заключение — один интересный и малознакомый русской аудитории пример из истории фашистской эстетики, или, лучше сказать, эстетики как носителя фашистского мировоззрения.

В Германии во времена Гитлера прославилась кинематографистка Лени Рифеншталь. Она была в свое время актрисой немого кино и танцовщицей, потом стала кинорежиссером, сняла несколько игровых фильмов — малоудачных, хотя и отмеченных острым визуальным видением. Но настоящими шедеврами Лени Рифеншталь стали два полнометражных документальных фильма — «Триумф воли» (о съезде нацистской партии в Нюрнберге в 1935 году) и «Олимпия» — об Олимпиаде тридцать шестого года в Берлине. Они поразительно талантливы, отличаются удивительной визуальной красотой. Получилось так, что Лени Рифеншталь в глазах всего мира предстала певцом фашистского режима, чуть ли не Гомером его: вроде как Маяковский был лучшим талантливейшим поэтом советской эпохи. Но Маяковский сам ушел из жизни, а Лени Рифеншталь осталась жива, она и сейчас жива: ей девяносто лет. Ее карьера кинематографиста, естественно, кончилась после войны; она даже несколько лет отсидела в тюрьме. Талантливая женщина нашла выход из положения: стала заниматься фотографией и открыла удивительный объект: жизнь нубийских племен в Черной Африке. Две ее книги о нубийцах стали мировыми бестселлерами. Потом Лени Рифеншталь увлеклась подводными съемками (овладела подводным плаванием в семьдесят один год). И тут она продолжает создавать визуальные шедевры: неумирающий талант и удивительный пример жизненной силы (ее теперешнему мужу сорок четыре года).

Сейчас в Америке готовятся к изданию мемуары Лени Рифеншталь. По этому поводу в Германии побывал и взял у нее интервью корреспондент журнала «Вэнити Фэр» Стефан Шиф. Он все добивался, что такое фашистская эстетика и каковы мысли виднейшего представителя таковой по этому поводу. Этот разговор не нравился Лени Рифеншталь.

«Я только слышу об этой эстетике, но сама никогда не думала о ней, — говорит Лени Рифеншталь. — Я читала об этом, но так и не знаю, что это значит. Но вот если я вас сниму, одни фотографии будут лучше других, а та, на которой я увижу ваши неповторимые особенности, будет самой лучшей. И так со всем, что я вижу. Я предпочитаю показывать самое лучшее, прекраснейшее. Это делает меня счастливой, помогает мне жить. Когда я под водой, я вижу красных рыбок, синих, серых. Я предпочитаю красных и синих серым».

На этом и поймал Лени Рифеншталь въедливый американский журналист, — и вот к какому выводу о фашистской эстетике пришел Стефан Шиф:

«Общество, которое ценит красных и синих рыбок и уничтожает серых, — это фашистское общество. И когда человек, считающий себя художником, — как Гитлер считал, — пытается создать общество столь же совершенное, как произведение искусства — результат этой попытки неизмеримо ужасен. Я смотрю слайды, что показывает Лени Рифеншталь, и мне приходит в голову, что, может быть, как и многие первоклассные художники, она не понимает по-настоящему то, что делает; она только знает, как делать это. Искусство, уничтожающее серых рыбок, — вроде болеутоляющего, но вредоносного наркотика, оно стремится избежать подлинного опыта бытия».

Но ведь любое искусство уничтожает серых рыбок: принцип отбора материала, его придуманной, а не естественной организации, — азбука и априори искусства. Поэтому, вспоминая опыты человечества в двадцатом веке, столь склонном ко всякого рода эстетическим утопиям, к проектам социального совершенства, давайте спокойнее и трезвее отнесемся к заветам классиков и к их рецептам всеобщего спасения — красотой ли, обобществлением ли производства или любыми другими сильнодействующими средствами. Будем помнить, что подавляющее большинство из нас — серенькие рыбки; вспомним песню времен русской гражданской войны: цыпленок тоже хочет жить.

Красота, которая не спасла Мир

Всеевропейский конкурс красоты — 1930
Впервые конкурс красоты был проведен в 1920 году. К 1930 году конкурс стал неимоверно популярен и очень престижен. Он собрал самых красивых представительниц народов Европы.

«Мисс Европа — 1930» проходил в Париже, победительницей стала представительница Греции Алики Диплараку.

В Греции конкурсы красоты начали проводиться с 1929 года. Причем проведение подобного конкурса считалось делом государственного масштаба: в числе зрителей находилось не только всё светское столичное и провинциальное общество, но и члены правительства, премьер-министр и члены королевской фамилии с придворными.

Мисс Греция. Алики Диплараку (28 августа 1912 – 30 октября 2002). Мисс Европа 1930

Алики Диплараку родилась в семье известного адвоката и получила блестящее образование: будущая мисс Европа разговаривала совершенно свободно на четырех языках. Алики Диплараку стала всемирно известной благодаря своей красоте и почетным титулам, которыми наградила её европейская печать — Спартанка, Афинянка и Гречанка с большой буквы, — объездила весь мир, читая лекции о Древней Греции и греческой культуре, пропагандируя свою родину и приглашая своих собеседников посетить землю, где родилась европейская цивилизация.

Мисс Ирландия. Вера Курран

Мисс Бельгия. Дженни Ван Парис

Мисс Бельгия. Дженни Ван Парис

Мисс Германия. Дорит Нитиковски

Мисс Венгрия. Мария Папст

Мисс Италия. Мафальда Мариоттино

Она же…

Мисс Италия. Мафальда Мариоттино

Мисс Югославия. Стефани Дробняк

Мисс Испания. Елена Пла Момпо

Мисс Испания. Елена Пла Момпо

Мисс Голландия. Рие ван дер Рест

Мисс Голландия. Рие ван дер Рест

Мисс Англия. Марджори Росс

Мисс Австрия. Ингеборг фон Гринбергер

Мисс Болгария. Коника Чобанова

Мисс Чехословакия. Милада Досталова

Мисс Дания. Эстер Петерсен

Мисс Польша. Софья Батыцкая (22 августа 1907 Львов — 9 июля, 1989, Лос-Анджелес)

Мисс Румыния. Зойка Дона

Мисс Румыния. Зойка Дона

Мисс Турция. Мабеджель Намик

Мисс Франция. Ивонна Лабрус (15 февраля 1906 — 1 июля 2000)

Мисс Россия. Ирина Вентцель

Родилась в 1911 г. (Ессентуки, Ставропольской губернии). Отец И. Венцель был Кутаисским вице-губернатором. Николай Эдуардович (лютеранин) умер во Франции 11 ноября 1926 года. Дед мисс России был генерал-майором. В 1920 году Ирина была вывезена в Константинополь, сперва переехала в Болгарию, затем во Францию. Жила в предместье Парижа. Училась в рисовальной школе. В 1929 г. на конкурсе самой красивой читательницы журнала «Иллюстрированная Россия» получила первый приз. В 1930 г. на конкурсе того же журнала избрана как «Мисс Россия».

Мисс Россия, мисс Австрия и мисс Голландия

PS Мой выбор: Англия, Италия, Россия… Среди претенденток есть такие, чьё участие в конкурсе вызывает недоумение, например, мисс Испания. Но, это ИМХО

Красота спасет мир — фанфик по фэндому «Роулинг Джоан «Гарри Поттер»», «Гарри Поттер»

Набросок из нескольких строк, еще не ставший полноценным произведением

Например, «тут будет первая часть» или «я пока не написала, я с телефона».

Мнения о событиях или описания своей жизни, похожие на записи в личном дневнике

Не путать с «Мэри Сью» — они мало кому нравятся, но не нарушают правил.

Конкурс, мероприятие, флешмоб, объявление, обращение к читателям

Все это автору следовало бы оставить для других мест.

Подборка цитат, изречений, анекдотов, постов, логов, переводы песен

Текст состоит из скопированных кусков и не является фанфиком или статьей.

Если текст содержит исследование, основанное на цитатах, то он не нарушает правил.

Текст не на русском языке

Вставки на иностранном языке допустимы.

Список признаков или причин, плюсы и минусы, анкета персонажей

Перечисление чего-либо не является полноценным фанфиком, ориджиналом или статьей.

Часть работы со ссылкой на продолжение на другом сайте

Пример: Вот первая глава, остальное читайте по ссылке…

Нарушение в сносках работы

Если в работе задействованы персонажи, не достигшие возраста согласия, или она написана по мотивам недавних мировых трагедий, обратитесь в службу поддержки со ссылкой на текст и цитатой проблемного фрагмента.

Красота спасет мир!. История исторических изречений. Современная жизнь в цитатах знаменитых людей. Афоризмы. Жизнь замечательных слов.

История исторических изречений

Академик Пятитомов и профессор Синицын,
друзья-соавторы, полдня мучительно думали.
Так и не придя к единому мнению, они решили
сделать перерыв на обед и за трапезой неназойливо привлечь к решению сложной задачи
академического внука Сережу.

— Как, молодой человек, — спросил, хлебая щи,
профессор, — вы с одноклассниками думаете
поздравить соучениц с Восьмым марта?

— Мы, — не стал скрывать Сережа, — повесим
в школе плакат, уже написали: «”Красота спасет
мир!” Ф. М. Достоевский».

— Очень мило, — одобрил идею дедушка и вытер губы салфеткой, — но при чем тут Женский
день?

— Девочки красивые, — ответил внук.

— Спора нет, — согласился Синицын. — Но
помнишь, ты однажды рассказывал, как Лена
Здравомыслова перессорила весь класс. Ведь
она красивая?

— Еще какая!

— Вот видишь, — снова вступил в беседу академик. — А мир не спасла. Наоборот: устроила
ссору.

— Выходит, Федор Михайлович неправильно
сказал? — огорчился Сережа.

— Он сказал правильно, — приступил к котлете
дедушка, — но не то. Он имел в виду, что мир
спасет нравственная, душевная красота.

— У наших девочек нравственной тоже полно, — заверил ученых Сережа, — так что плакат верный.
А я уж испугался, что придется переписывать.

Третье блюдо (компот) было поглощено в молчании. Наконец академик подытожил:

— Отлично, коллеги: проблема благополучно
разрешилась.

В последний перед праздником учебный день
класс Сережи Пятитомова украсился транспарантом с историческим изречением Ф. М. Достоевского.
Такая же надпись появилась в институте, которым руководит академик Пятитомов.

Рубрику ведет Николай Голь

Красота спасет мир, если мир спасет красоту читать онлайн бесплатно

Лариса Матрос

Красота спасет мир, если мир спасет красоту

Рассказы, повести, эссе(избранное)

Он был всем в ее жизни, ее сын. Она ждала его долго. Больше года с момента замужества лечилась, ходила на процедуры. Лечащий врач ничего не гарантировал, но все же внушал оптимизм насчет перспектив. Она не просто хотела ребенка, она хотела сына, чтобы назвать его именем безвременно ушедшего, горячо любимого отца.

Но столкнувшись с шокирующей непорядочностью по отношению к себе со стороны мужа, решила немедля разойтись. Теперь она была даже рада тому, что с рождением ребенка пока ничего не вышло, и начала готовиться к исполнению своего решения.

Кому-то из литераторов принадлежат слова: «Каждый месяц природа напоминает женщине о том, что она может стать матерью». Около двух лет с трепетом ждала «удостоверения» природы о том, что она не из числа тех исключений, которым не дано счастье стать матерью, а ныне… шла к врачу, готовая с полным равнодушием услышать то, что еще недавно доставляло ей неописуемые страдания, – отрицательный ответ на очередной тест о беременности. Но врач, который усердно помогал ей, радостно сообщил об успехе их стараний.

Домой она возвращалась в растерянности, раздираемая противоречиями. Однако, все же осознав свершившееся во всей его значительности, дала себе обет приложить все усилия к тому, чтобы ребенок появился на свет и рос в полноценной, благополучной семье.

По всем внешним признакам ей предсказывали дочь, но она упорно твердила, что у нее родится сын. И он родился! Крепким, здоровым и красивым! С самого первого прикосновенья его влажных, теплых губ к ее груди она восприняла сына как чудо, явившееся, чтобы стать ей опорой всегда и во всем. Данное ему имя – Виктор – стало не только символом памяти об отце, но и знаком ее побед за счастье сына. С первых лет она растила его как «маленького принца» – с изысканными манерами, почтительным отношением к старшим и представителям прекрасного пола.

Ради сына она изощрялась, как могла, чтобы совладать с тираническими и плейбойскими замашками мужа и сохранить семью, дабы не обрекать ребенка на зависть к тем детям, которые живут в полных семьях, что ей приходилось наблюдать среди учащихся в школе, особенно среди мальчиков, живущих без отцов. Компромиссы, уступки помогали внешне создавать в доме атмосферу покоя, что позволяло отнести их семью к категории вполне благополучных.

У мужа научная карьера складывалась успешно, и достигнутый им статус профессора для нее был значим прежде всего тем, что создавал благополучные, престижные условия для сына.

Она знала, что привлекает внимание мужчин, однако, при гнетущей неудовлетворенности к ней мужа, никто не мог вызвать у нее интереса, так как все ее помыслы и лучшие чувства принадлежали сыну. По единодушному мнению коллег-учителей и учащихся, она была признана одной из самых почитаемых учительниц в известной своими успехами специализированной (с биологическим уклоном) школе, где работала все годы после окончания университета.

Сын учился в этой же школе, однако, никто не мог упрекнуть ее в «семейственности», поскольку Виктор рос настолько ярким, талантливым и усердным, что никому в голову не пришло бы заподозрить ее в использовании для успехов сына своего статуса учительницы. Единственная корысть состояла в том, что мальчик всегда был у нее на глазах, и она знала о нем все. Это позволяло ей высвечивать, обозначать особым смыслом его победы и подставлять плечо при трудностях и неудачах.

Виктор почти не знал иных оценок, кроме отличных, совмещая учебу в общеобразовательной школе с посещением музыкальной и спортивной школ. Закончив школу, он поступил на биофак университета, после которого, как лучший из студентов, был оставлен в аспирантуре. Страстно увлекшись наукой, он досрочно защитил диссертацию и был на взлете блестящей научной карьеры в избранной им области биологии.

Дружба и привязанность между сыном и матерью вызывали удивление и даже зависть у многих. Они все обсуждали вместе, часто гуляли вдвоем, делились впечатлениями об увиденном и прочитанном, о головокружительных возможностях, связанных с развитием биологии, о его друзьях и отношениях с ними и даже о его влюбленностях. Мать была его лучшим другом, и потому он всегда чувствовал себя защищенным, уверенным в себе, преисполненным чувства собственного достоинства и дружелюбия к окружающим.

Читать дальше

«Красота спасет мир»

Князь Мышкин , Илья Глазунов

« Красота спасет мир ». Это одна из наиболее часто цитируемых фраз Достоевского, но редко
точно зная, что это значит. Он появляется в Идиот , одном из великих романов зрелости автора,
опубликовано в 1868 году. Пытаясь истолковать такое предложение, вы должны помнить
что Достоевский обычно воздерживается от высказывания мнения о своем
символы.Они выражают различные точки зрения, провоцируя личную рефлексию.
своего читателя. Это означает, что его романы не являются «тезисными романами», даже если они
передают видение мира и человека. Таким образом, осторожность
необходимо, прежде чем мы рассмотрим такое предложение, как « Красота будет
спасти мир
» как личное мнение
автор.

Этот приговор произносит Ипполит Терентьев, жалкий и
восставший молодой человек, страдающий туберкулезом. Делаем проблему более
сложное, предложение представляет собой вопрос: « Верно ли,
Принц, что вы однажды сказали: «Красота спасет мир»?
» (1) .Ипполита с князем Мышкиным говорит,
центральная фигура романа. Любовь Мышкина к прекрасному и страдающему
Настасья Филипповна, обиженная в детстве воспитателем, чиста и
сострадательный. Эта самоотверженная и уважительная любовь сильно контрастирует с рогожской любовью.
пагубная страсть к той же Настасье.

Это противопоставление Мышкина и Рогожина приводит нас к какому-то
ответ на наши вопросы. Та самая красота, Настасьи Филипповны, пленила
оба из них. А Мышкин — того, кого считают «идиотом», потому что он смотрит на
мир с сочувствием и невинностью – понимает, что красота Настасьи
больно, ожидая искупления и исполнения.Глядя на портрет Настасьи,
Мышкин восклицает: « Ах, если бы в ней была доброта, все
был бы спасен!
». Потом, помрачнев, добавляет: « Рогожин мог жениться на ней и через неделю заколоть ее » (2).

Благодаря этому контрасту между Мышкиным и Рогожиным мы уже
поймите, что красота сама по себе не выражает всех своих значений. Тебе нужно
посмотреть на его контекст или на тайну, которую он предлагает. Другими словами,
красота видна в свете — или в темноте — ее зрителя.Позади
Красивое лицо Настасьи, Мышкин обнаруживает униженную и израненную душу,
что эгоистичная любовь может исцелить. В то время как у Рогожина возникает одно и то же лицо
безумная, эгоистичная и убийственная страсть.

Стоит прочитать строки, следующие за цитатой. Ипполит
продолжает расспрашивать князя Мышкина: «… Что за
красота спасет мир? Это мне Коля сказал… Ты прилежный
Кристиан, не так ли? Коля утверждает, что ты выглядишь христианином
». Коля, мальчик 13 лет, сын семьи, которая
вмещает Мышкин.Юноша, чье сердце чисто и щедро, восхищается
Принц, который сделал его другом. И, собственно, то, что слышал Ипполит
от Коли верно: Мышкин глубоко христианин. Конечно, это всегда
следует быть осторожным при интерпретации Достоевского, но, вероятно, это не так.
преувеличенно думать, что любовь Мышкина ко Христу есть образ того, что
чувствует сам писатель.

Поэтому, наверное, правильно понимать фразу Мышкина как:
« Христос спасет мир ». Христос — это
Спаситель.Христос, « прекраснее сынов человеческих » (Пс. 45, 3), пришел, чтобы вернуть человеку его « первую
красота
». В лице Настасьи Филипповны Мышкин видит страдающего Христа. Он
смотрит на нее глубже видимого, чтобы достичь глубины: присутствие Бога.

Симона Вейль, французский философ, писала: « Во всем, что пробуждается
внутри нас чистое и подлинное чувство красоты, есть, поистине,
присутствие Бога. В мире есть некое воплощение Бога, красота которого
знак
».И папа Бенедикт,
который цитирует эту фразу Симоны Вейль, добавляет: « Красота,
будь то мир природы или то, что выражено в искусстве, точно
потому что открывает и расширяет горизонты человеческого сознания, указывая нам
за нас самих, ставя нас лицом к лицу с бездной Бесконечности, может
стать путем к трансцендентному, к окончательной Тайне, к
Бог
» (3) .

Если мы посмотрим на это в такой перспективе – а мы сейчас
убеждён, что это действительно точка зрения Достоевского — красота не может быть
отдельно от доброты.Красота, спасающая, есть красота Божия: в Боге истина,
красота и доброта — это одно. А кто делает добро, тот делает
в то же время нечто прекрасное, как мы говорим по-французски: «un beau geste».

В свете всего этого, как мы можем понять ценность
и влияние искусства? До недавнего времени большинство художников находились в поиске
красоты, даже если иногда это происходило через темные, болезненные или жестокие реальности.
Романы Достоевского, где смешиваются тьма и свет, являются хорошим примером
эта тенденция.Но наше время резко отдалилось от этого видения. А
«постмодернистское» искусство часто склонно не только критиковать, но и одурачивать или разрушать,
лишая человека всякой надежды на спасение.

русский
Философ Николай Бердяев описывает искусство как действие, посредством которого человек
откликается на акт творения Бога. Исполнитель
продолжает дело Творца, он завершает его и делает своим. Но сегодня мы
увидеть «художественное» направление, которое, наоборот, присоединяется к Врагу в его
деструктивная работа. Где красота в таком случае? В своем обращении к артистам
уже цитированном, Бенедикт XVI размышляет над этим дрейфом: « Вместо того, чтобы вывести [зрителя] из себя и
открывая ему горизонты истинной свободы, поскольку она увлекает его ввысь, она заключает в тюрьму
его в себе и еще больше порабощает его, лишая надежды и радости.Это
это соблазнительная, но лицемерная красота, которая возрождает желание, волю к
власть, обладание и господство над другими, это красота, которая вскоре превращается в
его противоположность, принимая вид непристойности, проступка или беспричинного
провокация
».

Нет, искусство и истинная красота приносят покой, лечат и
восстанавливает гармонию, даже если использует возмущающие или сотрясающие средства. « Подлинная красота, однако, утверждает Папа Бенедикт, раскрывает стремление
человеческое сердце, глубокое желание знать, любить, идти к Другому, к
достичь запредельного. Если мы признаем, что красота глубоко затрагивает нас, то
это ранит нас, открывает нам глаза, тогда мы вновь открываем для себя радость видеть,
способность постичь глубокий смысл нашего существования, тайну которого
мы часть; из этой Тайны мы можем черпать полноту, счастье, страсть к
заниматься этим каждый день
».

Ведь если красота должна «спасти мир», то это будет
обращая взоры к Новому Творению, где никто, кроме Спасителя, не может
Веди нас. Подлинный художник тот, кто пытается раскрыть эту гармонию и
та Красота.(1) У меня нет английского перевода
произведений Достоевского. Поэтому все цитаты будут личными переводами
великолепная французская версия Андре Марковича. Здесь: Ф. Достоевский, Идиот ,
Трад. Андре Маркович, изд. Actes-Sud,
колл. Бабель, 1993, Т. II, с. 102.

(3) Папа Бенедикт XVI, Обращение к художникам в
Сикстинская капелла,
, 21 ноября 2009 г.

Федор (другой…)

Если ты
интересно, в этом блоге публиковались и другие посты о Достоевском.

Аудиокнига недоступна | Audible.com

  • Эвви Дрейк начинает больше

  • Роман

  • От:
    Линда Холмс

  • Рассказал:
    Джулия Уилан, Линда Холмс

  • Продолжительность: 9 часов 6 минут

  • Полный

В сонном приморском городке штата Мэн недавно овдовевшая Эвелет «Эвви» Дрейк редко покидает свой большой, мучительно пустой дом спустя почти год после гибели ее мужа в автокатастрофе. Все в городе, даже ее лучший друг Энди, думают, что горе держит ее взаперти, и Эвви не поправляет их. Тем временем в Нью-Йорке Дин Тенни, бывший питчер Высшей лиги и лучший друг детства Энди, борется с тем, что несчастные спортсмены, живущие в своих самых страшных кошмарах, называют «криком»: он больше не может бросать прямо и, что еще хуже, он не может понять почему.

  • 3 из 5 звезд

  • Что-то заставило меня продолжать слушать….

  • От

    Каролина Девушка
    на
    10-12-19

Важность красоты | The Apeiron Blog

Вы когда-нибудь спорили с кем-нибудь на такие деликатные темы, как политика или религия? Дайте угадаю, ничем хорошим это не закончилось?

Большую часть времени у нас твердое мнение об этих вещах, и его нелегко изменить. Вместо того, чтобы делиться своими мыслями, мы в конечном итоге обижаем других и сжигаем с ними мосты.

Нравится нам это или нет, но придет время, когда нам придется поговорить об этих вещах. Их трудно обсуждать, но они необходимы. Они формируют наше мировоззрение и формируют наши ценности. реальный. Я просто хочу, чтобы нас учили, как обращаться с ними, вместо того, чтобы просто отмахиваться от них.

Мы не сможем убедить людей с помощью логики, если они пришли к нелогичному выводу . Разум и эмоции не всегда идут рука об руку, потому что исходят из разных точек зрения.Однако есть способ передать эти вещи, не причинив никому вреда. Если люди мыслят эмоционально, мы также можем использовать эмоции, чтобы убедить их. Один из способов сделать это — использовать красоту.

Когда мы говорим, например, о религии, я нахожу аргумент красоты самым убедительным. В своей книге «Красота: что это такое и почему это важно» Джон-Марк Миравалле пишет, что « глядя на красоту природы, мы думаем, что все это кто-то создал. »

В деталях красоту можно определить как то, что восхищает, к чему нас тянет или что нас возвышает. Имеет две грани: Орден и Сюрприз .

Порядок относится к паттернам — системе и связности вещи.

Удивление относится к великолепию — чувству удивления, когда видишь что-то прекрасное.

В природе есть порядок и неожиданность. Он упорядочен, потому что в нем есть согласованность. Это можно понять с помощью научных средств. Если бы в природе не было закономерностей, наука была бы невозможна. Наука возможна, потому что есть порядок.

Также есть сюрприз. Потому что природа не очевидна. Хотя у него есть шаблон, он не должен быть таким, какой он есть. Солнце не должно светить, а море не должно быть голубым. Это удивительно, потому что природа не должна работать так, как она работает сейчас. Это не должно быть так, как есть, но это так.

Кто-то мог сделать природу такой упорядоченной и удивительной .

Видишь? Я говорил о возможности существования Бога без обесценивания неверующих.Хотя аргумент по-прежнему логичен, он не навязывает себя и не оскорбляет других. У него есть личная история, поэтому он имеет значительный вес.

Красота спасет мир

Кат. № Художник Заголовок (Формат) Этикетка Кат. № Страна Год
ЛОГОС7DF042 Революционная армия Младенца Иисуса* Красота спасет мир
‎(LP, Альбом)


Продать эту версию
нет Революционная армия Младенца Иисуса credits a):not(.artist_in_title a)»>
Красота спасет мир
‎(10xФайл, AIFF, Альбом, 16-)

ЛОГОС7DF042DL+ Революционная армия Младенца Иисуса Красота спасет мир
‎(Коробка, Dlx, Ltd + LP, Альбом, 180 + CD, Альбом + Cass,)


Продать эту версию
ЛОГОС7DF042CD Революционная армия Младенца Иисуса credits a):not(.artist_in_title a)»>
Красота спасет мир
‎(CD, Альбом)


Продать эту версию
ЛОГОС7DF042C, CPPG08 Революционная армия Младенца Иисуса Красота спасет мир
‎(Касс, Альбом, ООО)


Продать эту версию
ЛОГОС7DF042DL Революционная армия Младенца Иисуса credits a):not(.artist_in_title a)»>
Красота спасет мир
‎(LP, Альбом + CD, Альбом + Коробка, Dlx)


Продать эту версию
ЛОГОС7DF042 Революционная армия Младенца Иисуса* Красота спасет мир
‎(LP, Альбом, TP)


Продать эту версию
ЛОГОС7DF042CD Революционная армия Младенца Иисуса credits a):not(.artist_in_title a)»>
Красота спасет мир
‎(CD, Альбом, RP)


Продать эту версию
ЛОГОС7DF042 Революционная армия Младенца Иисуса* Красота спасет мир
‎(LP, Альбом, RP)


Продать эту версию

Дороти Дэй: Красота спасет мир | Книга Кейт Хеннесси | Официальная страница издателя

«[Я]очень интересно. …изображения калейдоскопические.»
The Atlantic

«Сокровенные, разоблачающие, а иногда и мучительные семейные воспоминания».
Нью-Йорк Таймс

«Биография Хеннесси разворачивается медленно, хотя и не неторопливо и даже не комфортно, поскольку она искренне стремится к личному и семейному просветлению, а испытания силы воли, противостояние человеческим слабостям, слепым ошибкам и обидам того, кого вы любите, являются горькими честность.Ее биография также обширна — это документальный фильм, так что есть чем восхищаться в пути этой пилигримки».

«[A] глубоко интимный и весьма заслуживающий доверия отчет … Хеннесси исследует темы честности, призвания и сообщества, честно изображая Дороти Дэй в ее дарах и недостатках. Но самая сильная нить — это грубая красота, которая связывает автора с ней. бабки, чужие друг к другу, а люди к Богу.
Приезжие

«[Э] поразительная история этой замечательной, но сложной женщины».
Соответствующий журнал

«Как и ее бабушка, Хеннесси — талантливый писатель, объединяющий интервью, семейные письма, письма Дороти и других членов Рабочей группы и свои собственные воспоминания в единое целое… Дороти Дэй: Мир будет спасен by Beauty  это произведение любви, а не жадности или гордыни, и именно это придает ему большую часть его красоты.»
Чикагский ридер

«[B]красиво написано… предельно честно.»
Журнал «Америка»

«Эта биография ярко передает видение и приключения этой необыкновенной женщины, которая заслуживает того, чтобы называться святой.»
Духовность и практика

«Увлекательно, хорошо рассказано, откровенно и нежно».
Отзывы Kirkus,  отзыв с пометкой

«Дороти Дэй оживает здесь, но [ее дочь] Тамар тоже живет на странице, вовлеченная с матерью в захватывающую семейную драму, которую Хеннесси изображает с теплотой, остротой и немалой поэзией. »
Список книг, отзыв с пометкой

«Хеннесси создал удивительную картину из жизни Дэй и воспоминаний, которые она оставила своим близким».
Publishers Weekly

«Кейт Хеннесси Мир будет спасен красотой живет в моем сердце, моем разуме и моей душе. Благодаря большой любви правнучек, сострадательному пониманию и часто горькой правде Дороти Дэй, ее семья и история движения католических рабочих вновь вспоминаются новому поколению блестящим писателем и семейным архивариусом.Честно говоря, это обязательно к прочтению».
—Мартин Шин, актер и активист

 «Какой подарок!  Мир будет спасен красотой   – откровение и увлекательное чтение. Письма и дневники Дороти Дэй прекрасны, но они поднимают почти столько же вопросов, сколько и дают ответов, особенно об отношениях Дэй с ее дочерью Тамар. Внучка. к одному, дочь к другому, Кейт Хеннесси выросла в этих отношениях – вдохнула их, как воздух. Это питало и поддерживало ее, и я подозреваю, что и сейчас питается, но это было невероятно сложно, поскольку две женщины были во многих смыслах разделены мирами, и Хеннесси не притворяется, что это не так. Она пишет с абсолютной искренностью, безмерной нежностью и мастерством, очень похожим на творчество ее бабушки, которое творит маленькие чудеса, даже не привлекая к себе внимания».

Великолепная новая биография Кейт Хеннесси о ее бабушке, Дороти Дэй, представляет собой абсолютно захватывающую, глубоко личную и прекрасно написанную историю одной из самых важных женщин — католички или нет — нашего времени.Наполовину биография, наполовину детектив, наполовину духовные мемуары, Hennessy ярко оживляет блестящего, харизматичного и исполненного веры апостола социальной справедливости, который однажды будет известен как День Святой Дороти».
— Джеймс Мартин, SJ, автор книги Иисус: паломничество и Моя жизнь со святыми

«Через много лет, когда, предположительно, День Дороти будет добавлен в канон святых, читатели будут обращаться к потрясающей работе Кейт Хеннесси, чтобы напомнить, что святые люди — это настоящие люди. Благодаря отношениям Дэй со своей дочерью Тамар она раскрывается во всей своей сложной человечности, борясь, как любой родитель, удивительно проницательная в одно мгновение, забывая в следующее. В конечном счете, книга Кейт Хеннесси рассказывает универсальную историю о том, как трудно полностью узнать людей, которых мы любим больше всего, о борьбе за прощение и исцеление, о многих формах обращения и о многих аспектах этой красоты — как Достоевский писал — это спасет мир».
— Роберт Эллсберг, редактор журнала «Долг восторга: дневники Дороти Дэй»

Призыв к красоте, призыв к святости

«Красота спасет мир», — сказал великий русский писатель Федор Достоевский.Но что это за красота? Не просто искусство, независимо от того, насколько хорошо оно выполнено или в какой среде. Действительно, мы можем расплакаться при виде грациозных танцоров или услышав блестящую игру пианиста Шопена, и мы интуитивно понимаем, что происходит что-то в общем духовное. Но ведь Достоевский не мог иметь в виду, что мир спасается, искупается, освящается, наполняется одним лишь изобретением или открытием красоты. Что-то еще должно было быть в его уме и сердце.

Возможно, Достоевский имел в виду, что мы должны стремиться к красоте во всем, что мы делаем, чтобы наши сердца и умы возвышались и приводились в сферу благодати, когда и по мере того, как мы ищем красоты в наших действиях и наших словах.Конечно, читатель во мне знает, когда удачная фраза захватывает мое воображение, а слова хорошего писателя позволяют мне красиво видеть вещи.

Это связано с древним понятием «призвания», согласно которому нас призывают в глубине нашего существа, чтобы проявлять убежденность и приверженность во всем, что мы делаем. В основе этого лежит идея делать все как можно лучше. Приснопамятный епископ Герасим, один из архиереев Американской Православной Церкви, говорил семинаристу, беспокоящемуся о своем призвании: «Делай, что хочешь, делай, что попадется тебе на пути, но делай это хорошо, как христианин. Что бы вы ни выбрали, делайте это из любви к Богу и для служения другим».

Друг Деметриос Катос, православный богослов из Фордхэма, хорошо сказал: наше призвание, «основанное на вере в то, что мы являемся образом Божьим, порождает настойчивость в поиске оптимальной роли в жизни». Ключевое слово оптимальный ; лучшая роль, которую мы играем в жизни, — это одновременно и красивая роль, потому что, как мы интуитивно знаем, красота и добро родственны, а по-гречески одно и то же прилагательное означает и то, и другое.

Опять же, возможно, ключевое слово Деметрия — настойчивость . Мы должны быть стойкими и долготерпеливыми, потому что трудно выразить красоту. Мы призваны не только к работе; наш призыв к созданию красоты в нашем маленьком уголке мира и это трудно.

Мы можем создать красоту в любой работе, даже, а может быть, и особенно в так называемом «черном труде». Однажды я был в Англии и наблюдал дворника, который, очевидно, не только получал удовольствие от своей работы, но и делал ее с той тщательностью, с какой художник уделяет внимание созданию шедевра. Было радостно наблюдать, как он подметает. Четыре десятилетия спустя ментальный образ остается четким и ясным.

Наконец, ключевым словом Деметрия может быть «образ Божий». » Святитель Григорий Нисский, мой любимый богослов красоты, сказал: станет тем, чем он является, подражая тому, кто сияет внутри вас, чья слава отражается в вашей чистоте».

Исполнение мира во Христе, который есть высший образ красоты Бога.Это мы видим как христиане, и я осмелюсь сказать, что православное христианство уловило это на глубоком уровне в богослужении и музыке и в украшении наших церквей. Но призвание к красоте есть у всех христиан, да и у всех людей независимо от их веры или ее отсутствия. Мы все инстинктивно знаем, что когда мы сделали что-то ценное, мы знаем, что это красиво и хорошо, и, даже если это не вечно, это приносит чувство удовлетворения в данный момент.

(июнь 2013 г.)

Красота спасет мир

Красота спасет мир:

Восстановление человека в идеологический век

Грегори Вулф

– Обзор Тери Хиркас

 

Мое внимание привлекло название этой книги, Красота спасет мир (ISI Books, 2011). Какое чудесное — и диковинное — заявление! Что имел в виду автор Грегори Вульф, редактор авторитетного журнала Image Journal ? Будучи христианином, идея спасения мира всегда была исключительной прерогативой Иисуса Христа. Куда, черт возьми, направился Вулф со своей книгой о «спасении мира»? И при чем здесь красота?

Вульф сообщает нам в своем прологе, что он наткнулся на фразу «красота спасет мир» в переводе лекции Александра Солженицына, когда он был удостоен Нобелевской премии по литературе.Солженицын взял фразу из романа Федора Достоевского « Идиот». Сначала Солженицын считал слова «красота спасет мир» только фразой, орудием ремесла романиста; однако со временем он изменил свое мнение. Солженицын пришел к выводу, что выражение Достоевского было не просто литературной показухой, а самим окном. Григорий Вульф соглашается с высказыванием Солженицына: «Так может быть, та древняя троица Истины, Добра и Красоты не есть просто пустая, выцветшая формула, как мы думали во времена нашей самоуверенной, материалистической юности? Если вершины этих трех деревьев сойдутся, как утверждали ученые, но слишком наглые, слишком прямые стволы Истины и Добра будут раздавлены, срублены, не пропущены, — тогда, может быть, прорвутся фантастические, непредсказуемые, неожиданные стволы Красоты. и взлететь В ТО ЖЕ ТО ЖЕ МЕСТО, и тем самым выполнит работу всех троих?»[1]

Цель набора «Красота спасет мир» — представить личное философское и теологическое путешествие Вулфа к форме христианского гуманизма 21 века.Вулф не отказывается от художественных достижений прошлого в своем стремлении к серьезному художественному взаимодействию с современной культурой — это далеко не так. Скорее, в своих мемуарах он рассказывает, «почему я стал защитником красоты как необходимого средства для придания смысла требованиям истины и добра». Вулф пишет: «Мое собственное призвание, как я понял, состоит в том, чтобы исследовать отношения между религией, искусством и культурой, чтобы обнаружить, как воображение может «искупить время»».

Красота спасет мир состоит из пяти основных разделов.Первый раздел представляет собой хронику паломничества Вулфа от консервативной идеологии к христианскому гуманизму. Во втором разделе описывается вызов, с которым сталкиваются христиане, осмеливающиеся быть верными как своему творческому призванию, так и своей вере. Вулф описывает эту ситуацию как разновидность изгнания. «На культурной общественной площади христианин оказался в меньшинстве, стал изгнанником из основных художественных и интеллектуальных институтов. Но в отличие от израильтян в Вавилоне, современные христиане пережили внутреннее изгнание, потому что они живут в обществе, которое все еще сохраняет печать своего происхождения в вере.”                                                

Оставшаяся часть книги позволяет нам рассматривать работы различных художников через окно этого третьего трансцендентного — красоты. Может быть полезно пересмотреть ваше личное определение красоты; нет никакого сахарного покрытия в значении слова Вульфа. Скорее Вулф вместе с Солженицыным не считает красоту подчиненной истине или добру, но столь же могущественной и существенной — способной ранить и питать человеческое сердце.

Вулф представляет нескольких современных художников для последней части набора «Красота спасет мир» .Каждый из представленных тринадцати человек успешен в своей области и преданный христианин. Вы не зря потратили свое время на знакомство с кем-либо из них, но художник, чьи работы наиболее убедительно изображают тайну Евангелия, — это художник, работающий маслом, Фред Фолсом. Мастерская критика Вульфом триптиха художника « Последний звонок » придает творению Фолсома захватывающую глубину измерения.

Личная борьба Фолсома с невыявленной дислексией, его алкоголизм и почти неспособность принять свое призвание художника — вот предыстория «Последний звонок », которая, по словам Вулфа, столь же тонкая, сколь и дерзкая.Место действия картины — переполненный гоу-гоу-клуб под названием Shepherd Park. Уже почти время закрытия. Вулф пишет: «Как и во всех картинах Фолсома, Последний звонок вовлекает зрителя в сложные и парадоксальные отношения с изображаемым миром. Нас одновременно привлекает и отталкивает бурная и бурная жизнь Шеперд-парка. Импульс осудить своих покровителей почти инстинктивен. Выделить на картине представителей каждого из семи смертных грехов не составит труда…Кажется, мы знаем этих людей; на их лицах написаны истории, которые они могли бы рассказать нам, если бы были в настроении и мы были готовы слушать. Конечно, некоторые из них выглядят так, будто готовы перерезать вам глотку, но даже самые крутые из этих головорезов все же могут услышать «зов».

Услышать «вызов?» Приглашение к спасению? В своей критике Вульф обращает наше внимание на элементы картины, намекающие на то, что путь к святости находится в пределах нашего поля зрения. Это шокирующее откровение, и оно полностью благоухает Иисусом.

Вулф хорошо осведомлен о культурной фрагментации христианского мира. На протяжении Красота спасет мир он говорит о наших разорванных отношениях, как внутри, так и вне церкви, и о нашем сильном чувстве отчуждения друг от друга. Этот конфликт вызывает вопрос: кто может спасти нас от этих трудных, тревожных времен? И что может объединить нас в одно тело, поставившее других выше себя? Возможно, Грегори Вульф прав — возможно, именно красота спасет мир.

 

 

[1] «Александр Солженицын — Нобелевская лекция». Nobelprize.org.  Nobel Media AB 2014.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Related Posts