20. Мораль «рабов» и «господ» ф. Ницше.

Странствуя
по многим областям и утонченных и грубых
моралей, господствовавших до сих пор
или еще нынче господствующих на земле,
я постоянно наталкивался на правильное
совместное повторение и взаимную связь
известных черт — пока наконец мне не
предстали два основных типа и одно
основное различие между ними. Есть
мораль господ и мораль рабов, спешу
прибавить, что во всех высших и смешанных
культурах мы видим также попытки
согласовать обе морали, ещё чаще видим,
что они переплетаются одна с другою,
взаимно не понимая друг друга, иногда
же упорно существуют бок о бок — даже в
одном и том же человеке, в одной душе.
Различения моральных ценностей возникли
либо среди господствующей касты, которая
с удовлетворением сознаёт своё отличие
от подвластных ей людей, — либо среди
подвластных, среди рабов и зависимых
всех степеней. В первом случае, когда
понятие «хороший» устанавливается
господствующей кастой, отличительной
чертой, определяющей ранг, считаются
возвышенные, гордые состояния души.
Знатный человек отделяет от себя существ,
выражающих собою нечто противоположное
таким возвышенным, гордым состояниям:
он презирает их. Следует заметить, что
в этой морали первого рода противоположение
«хороший» и «плохой» значит то же самое,
что «знатный» и «презренный», —
противоположение «добрый» и «злой»
другого происхождения. Презрением
клеймят человека трусливого, малодушного,
мелочного, думающего об узкой пользе,
а также недоверчивого, со взглядом
исподлобья, унижающегося, — собачью
породу людей, выносящую дурное обхождение,
попрошайку-льстеца и прежде всего лжеца:
все аристократы глубоко уверены в
лживости простого народа. «Мы, правдивые»
— так называли себя благородные в Древней
Греции.

Очевидно,
что обозначение моральной ценности
прилагалось сначала к людям, и только
в отвлечённом виде и позже перенесено
на поступки, поэтому историки морали
делают большую ошибку, беря за исходную
точку, например, вопрос: «почему
восхвалялся сострадательный поступок?»
Люди знатной породы чувствуют себя
мерилом ценностей, они не нуждаются в
одобрении, они говорят: «что вредно для
меня, то вредно само по себе», они сознают
себя тем, что вообще только и даёт
достоинство вещам, они созидают ценности.
Они чтут всё, что знают в себе, — такая
мораль есть самопрославление.

Согласно
морали рабов, «злой» возбуждает
страх; согласно же морали господ, именно
«хороший» человек возбуждает и стремится
возбуждать страх, тогда как «плохой»
вызывает к себе презрение. Контраст
становится особенно резким, когда в
конце концов как необходимое следствие
рабской морали к чувству, возбуждаемому
«добрым» человеком в её духе, примешивается
некоторое пренебрежение — пусть даже
лёгкое и благодушное, — ибо добрый, по
понятиям рабов, должен быть во всяком
случае неопасным человеком: он добродушен,
легко поддаётся обману, быть может,
немножко глуп, un bonhomme. Всюду, где мораль
рабов является преобладающей, язык
обнаруживает склонность к сближению
слов «добрый» и «глупый». — Последнее
коренное различие: стремление к свободе,
инстинктивная жажда счастья и наслаждений,
порождаемых чувством свободы, столь же
необходимо связана с рабской моралью
и моральностью, как искусство и энтузиазм
в благоговении и преданности является
регулярным симптомом аристократического
образа мыслей и аристократической
оценки вещей. — Отсюда понятно само
собою, отчего любовь, как страсть — эта
наша европейская специальность, —
непременно должна быть знатного
происхождения: как известно, она
изобретена провансальскими трубадурами,
этими великолепными и изобретательными
представителями «gai saber», которым Европа
обязана столь многим и почти что своим
собственным существованием.

Ф.
Ницше «По ту сторону добра и зла. Прелюдия
к философиии будущего»

В стране победившего ресентимента | Colta.ru

В стране победившего ресентимента | Colta.ru

6 октября 2014Colta Specials

415

текст: Михаил Ямпольский

Ресентимент

Одна из поражающих воображение метаморфоз российского общества связана с вулканическим ростом агрессивности одновременно с отказом от признания реальности, погребенной в одночасье под идеологическими фикциями. Объяснить это явление непросто. Его часто списывают на беспрецедентную обработку масс телевизионной пропагандой. Официальная пропаганда многое объясняет, но далеко не все. Не всякое общество может быть распропагандировано в такие короткие сроки и до таких эксцессов. Чтобы пропаганда была эффективной, она должна отвечать бессознательным устремлениям населения.

Мне кажется, что для анализа трансформации массового сознания может быть полезен Ницше и его размышления о ресентименте. Ницше считал ресентимент чувством, характерным для морали рабов, которые в силу своего положения ничего не могут изменить в мире. Это восстание воображения против реальности, не чуждое и некоторого своеобразного творческого начала: «Восстание рабов в морали начинается с того, что ресентимент сам становится творческим и порождает ценности: ресентимент таких существ, которые не способны к действительной реакции, реакции, выразившейся бы в поступке, и которые вознаграждают себя воображаемой местью. В то время как всякая благородная мораль произрастает из торжествующего “Да”, сказанного самому себе, мораль рабов с самого начала говорит “Нет” “внешнему”, “иному”, “не-себе”: это “Нет” и оказывается ее творческим деянием. Этот поворот оценивающего взгляда — это необходимое обращение вовне вместо обращения к самому себе — как раз неотъемлем от ресентимента: мораль рабов всегда нуждается для своего возникновения прежде всего в противостоящем и внешнем мире, нуждается, говоря физиологическим языком, во внешних раздражениях, чтобы вообще действовать, — ее акция исходно является реакцией» («К генеалогии морали», 1:10).

Когда мир не поддается воздействию, рабы уничтожают его в воображении, радикально отрицают его существование. Ницше указывал на связь ресентимента с религией рабов — христианством, в отличие от язычества, мыслившим в категориях иного мира, апокалипсического преображения будущего, райской утопии и т.д. Коммунистическая утопия вполне вписывается в стратегию ресентимента, ориентированную на отрицание реальности.

Мне представляется, что отказ от реальности в нынешней России прямо связан с чувством беспомощности людей, неспособных внести хотя бы мизерное изменение в жизнь своей страны и даже своей семьи. СМИ только подбрасывали «контент» в этот взрыв «рабского» негативизма, помогавшего людям преодолеть чувство отчуждения и униженности. Особенность российской ситуации, однако, заключается в том, что все российское общество, от Путина до последнего стрелочника, в равной мере является носителем ресентимента. Для Путина его истоком является непризнание его и России равными и уважаемыми игроками на мировой арене, для стрелочника — беспомощность перед лицом полиции, чиновников, судов и бандитов. Я полагаю, что ресентиментные фантазии власти в какой-то момент вошли в странный резонанс с ресентиментными фантазиями обывателей. И мир стал трансформироваться. Авантюра на Украине стала благородной войной против воображаемых фашистов, изоляция России — ее утверждением в ранге великой державы, упадок экономики и падение доходов — ростом благосостояния и счастья. И даже люди, далекие от фантазмов ресентимента, но напуганные ураганом происходящих изменений, которые они не в силах предотвратить, систематически пытаются отрицать реальность происходящего или хотя бы закрыть на нее глаза.

Потеря реальности и кризис институций

Странность происходящего во многом заключается в том, что российская власть в лице Путина, виноватая в отчуждении граждан от любой формы влияния на события и решения, оказывается не жертвой происходящих психологических метаморфоз, но их бенефициарием. Отчуждение от воздействия на реальность разворачивается в России на двух уровнях, но в обоих случаях связано с глубоким кризисом институций. Для рядового обывателя институционный кризис выражается в тотальной перверсии функций правоохранительных органов и органов власти, разрушении здравоохранения и образования. Но кризис институций очевиден и на другом уровне, который связан с отмиранием и обессмысливанием национального суверенитета. И этот кризис характерен не только для России, но и для всего мира.

Связан он с процессом глобализации экономики. Английский социолог Зигмунд Бауман любит говорить о «пространстве потоков», которое располагается над национальными территориями и суверенитетами. В этом пространстве движутся капиталы, товары, идеи, услуги и т.д. Значительная часть нового российского благосостояния обязана своим существованием участию в пространстве потоков. Это глобальное пространство, однако, не только приносит богатство, но и порождает множество проблем — экологических, миграционных, финансовых и проч. Но, как замечает тот же Бауман, решать эти глобальные проблемы должны политики, чья власть простирается лишь на ограниченные территории и население. Отсюда системный кризис институций, связанных с национальным суверенитетом. Локальные институции во всех странах демонстрируют свою глубокую беспомощность.

Российские власти с их преувеличенным культом устаревшей сегодня суверенности, с одной стороны, хотят извлекать пользу из глобального пространства потоков, а с другой стороны, все еще пытаются решать глобальные проблемы с помощью локальных институций. Это особенно очевидно в наивных попытках противопоставить мировым экономическим санкциям неэффективные контрмеры, основанные на самоизоляции.

Разочарование в институциях, ощущение их бессмысленности как на уровне обывателя, так и на уровне президента ведут к отказу от следования институционным нормам и процедурам на всех уровнях. В итоге ресентимент становится, если использовать выражение французского политического философа Этьена Балибара, «антиполитикой». Классическим проявлением антиполитики можно считать войну (хотя Клаузевиц когда-то и называл войну «продолжением политики»), отвращение к любым формам гражданской активности и закону. Все это в России в равной мере поражает и массы, и руководство страны. Балибар считал, что антиполитика чревата национализмом и популизмом, которые легко вырождаются в диктатуру и ведут к культу харизматического лидера, чья харизма, в сущности, и питается нарушением закона, конституции, международных норм. Возникает парадоксальная иллюзия, что национализм может решить сверхнациональные проблемы, что харизматический лидер может решать проблемы, в которых увязали неэффективные бюрократические демократии. Итальянский социолог культуры Карло Бордони справедливо замечает, что национализм и популизм сегодня совершенно опереточны (как российские казаки) и не несут никаких эффективных решений. Это все та же вытекающая из ресентимента форма отрицания реальности. Но самым опасным продуктом антиполитики Бордони считает «государственность без государства». Деградировавшая византийская бюрократия правит, но государство как институция уже практически не существует.

Я разделяю взгляды Балибара, но считаю, что антиполитика — не просто результат кризиса государственности, но и продукт ницшевского ресентимента, укорененного в неспособности позитивно действовать. Мы всюду имеем, как считал Ницше, лишь чистую негативность, реакцию на сопротивление внешнего мира. Недавнее признание Путина моральным авторитетом является результатом антиполитики. «Нравственность», как это часто бывает, оказывается странным продуктом антиинституциональности. Решения лидера в таком контексте вытекают не из законов и установлений, а из его личного «нравственного» чутья, в котором проявляется его абсолютная суверенность. Он принимает решения не на основании подписанных Россией соглашений (например, о ненарушимости границ Украины), а на основании чувства справедливости — спасти воображаемых русских от украинских притеснений, исправить несправедливость, совершенную Хрущевым в 1954 году. «Моральная» политика в таком контексте игнорирует все институционные нормы.

Принцип лжи

Отказ от «принципа реальности», если вспомнить этот термин Фрейда, ведет к утверждению лжи как принципа политики. Когда политика государства начинает строиться на тотальной лжи или отрицании очевидных фактов, мы сталкиваемся с совершенно особым типом политики, которым успешно занимались Гитлер и Сталин. В 1975 году в Германии был организован круглый стол на тему «Легитимность лжи в политике». Это событие интересно тем, что в нем приняла участие Ханна Арендт. В своем выступлении Арендт заметила, что ложь никогда не входила в разряд смертных грехов и стала занимать определенное место в европейском сознании только начиная с XVI—ХVII веков, то есть с момента возникновения современной науки с ее претензией на абсолютное знание объективной истины. Политика же, по общему мнению участников круглого стола, никогда не обходилась без лжи, которую участники дискуссии называли «окказиональной».

Ситуация, однако, меняется с изобретением рекламы, тотальной пропаганды и современных медиа. Отныне становятся возможными проекты конструирования мира в соответствии с воображением политиков. Происходит полное стирание различий между ложью и реальностью. И именно такое неразличение, сегодня столь очевидное в российском обществе, Арендт считала наиболее опасным. В массовом сознании происходит странный сдвиг, в результате которого возникает то, что Арендт называла «дефактуализацией» (defactualization). Сами факты утрачивают абсолютную реальность. Даже смерть людей начинает казаться чем-то мнимым. То ли они были, то ли не были, то ли умерли, то ли исчезли в воздухе без следа; все начинает представляться только версией реальности, мнимостью. Такая метаморфоза сознания всегда ведет к снижению гражданской активности, к нарастанию инертности и безразличия.

Незадолго до круглого стола Арендт опубликовала эссе «Ложь в политике. Размышления о бумагах Пентагона». Это эссе — наиболее полный вариант ее размышлений о лжи в политике. Речь в нем шла о сборнике обнародованных в 1971 году секретных документов, касающихся войны во Вьетнаме. Из этих документов следовало, что война во Вьетнаме не преследовала никаких материальных выгод для Америки — ни приобретения новых территорий, ни экономических преимуществ — абсолютно ничего. Более того, эта война отчасти подорвала могущество Соединенных Штатов. По мнению Арендт, речь на поле битвы шла исключительно об имиджах, об утверждении «образа величайшей силы на Земле», непобедимого защитника свобод и демократии. Полное несогласование войны с реальностью привело, как известно, к поражению сверхдержавы от армии отсталой аграрной страны. При этом, замечает Арендт, стремление к раздуванию «лживого образа» даже не было попыткой добиться с помощью блефа особого международного значения. В отличие от нынешней России, заинтересованной в таком блефе, никто ведь и не оспаривал американского могущества. За вьетнамским блефом не просматривался никакой реальный национальный интерес.

Эта тотальная ложь порождала веру в собственные фантазмы. Возникающая всеобщая иллюзия делала утратившую связь с реальностью бюрократию еще менее способной решать подлинные проблемы. В украинской эпопее, при всем отличии от вьетнамской, много сходного. Бюрократия последовательно подрывает экономическое и политическое благополучие страны ради создания некоего блефа. Дефактуализация в России вошла в стадию саморазрушения государства и общества. И все эти жертвы приносятся только ради «сохранения лица» и создания образа «несокрушимой силы».

Но именно в этом параноидальном желании любым способом демонстрировать силу и проявляется укорененность российской политики, или антиполитики, в ресентименте, в слабости и бессилии. Невероятный страх, который испытывает власть перед честными выборами или любой политической и гражданской активностью в стране, показывает степень ее беспомощности и неуверенности в завтрашнем дне. Ресентимент — аффект испуганного, беспомощного, не имеющего влияния на действительность — всегда выливается в фантазмы силы и несокрушимости (нам все санкции и весь мир нипочем), а угодливые СМИ делают все, чтобы загипнотизировать этими фантазмами тех, кто их жаждет и производит.

Понравился материал? Помоги сайту!

Тест

Разбираетесь в искусстве XX века?

Давайте проверим вас на птицах и арт-шарадах художника Егора Кошелева

новости

11 марта 2022

14:52COLTA.RU заблокирована в России

3 марта 2022

17:48«Дождь» временно прекращает вещание

17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру

16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России

15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах

Все новости

Новое в разделе «Colta Specials»Самое читаемое

От редакции COLTA

61525

Культура во время «военных операций»

35880

Полифонические свидетели конца и начала. Эссе Ганны Комар

3028

Отделения

343

Приход отца Александра Меня и позднесоветская интеллигенция

103

Письмо папе

123

Оливия Плендер. «История Королевства зверей»

81

Что можно увидеть на выставке «Теле-трамплин»?

91

Как эпоха застоя стала «золотым веком» детского телевидения в СССР

151

Как Чебурашка за море ходил, или Кое-что о шведской детской культуре 70-х

107

Лермонтов. Урановый след

344

Теле-трамплин: от детского телевидения к современному искусству и литературе

105

Сегодня на сайте

Вокруг горизонтали
Как сообществам работать безопасно и сообща 

Маленький путеводитель по самому необходимому для вашего спокойствия и продуктивности — от новых цифровых сервисов до практик XIX века

26 декабря 202212209

Вокруг горизонтали
Илья Будрайтскис: «Важным в опыте диссидентов было серьезное отношение к чужим идеям» 

Разговор о полезных уроках советского диссидентства, о конфликте между этикой убеждения и этикой ответственности и о том, почему нельзя относиться к людям, поддерживающим СВО, как к роботам или зомби

14 декабря 202216579

Вокруг горизонтали
Светлана Барсукова: «Глупость закона часто гасится мудростью практических действий» 

Известный социолог об огромном репертуаре неформальных практик в России (от системы взяток до соседской взаимопомощи), о коллективной реакции на кризисные времена и о том, почему даже в самых этически опасных зонах можно обнаружить здравый смысл и пользу

5 декабря 202215398

Вокруг горизонтали
Григорий Юдин о прошлом и будущем протеста. Большой разговор 

Что становится базой для массового протеста? В чем его стартовые условия? Какие предрассудки и ошибки ему угрожают? Нужна ли протесту децентрализация? И как оценивать его успешность?

1 декабря 202230284

Вокруг горизонтали
Герт Ловинк: «Web 3 — действительно новый зверь» 

Сможет ли Web 3.0 справиться с освобождением мировой сети из-под власти больших платформ? Что при этом приобретается, что теряется и вообще — так ли уж революционна эта реформа? С известным теоретиком медиа поговорил Митя Лебедев

29 ноября 202215282

Вокруг горизонтали
«Как сохранять сложность связей и поддерживать друг друга, когда вы не можете друг друга обнять?» 

Горизонтальные сообщества в военное время — между разрывами, изоляцией, потерей почвы и обретением почвы. Разговор двух представительниц культурных инициатив — покинувшей Россию Елены Ищенко и оставшейся в России активистки, которая говорит на условиях анонимности

4 ноября 202225392

Вокруг горизонтали
Как заработать самоорганизованным сообществам 

Путеводитель по старым (и работающим) и по совершенно новым возможностям

25 октября 202224389

Вокруг горизонтали
«Сообщество — это суперсила» 

Как новые эмигранты объединяются, чтобы помочь себе и другим

29 сентября 202225836

Вокруг горизонтали
Чуть ниже радаров 

Введение в самоорганизацию. Полина Патимова говорит с социологом Эллой Панеях об истории идеи, о сложных отношениях горизонтали с вертикалью и о том, как самоорганизация работала в России — до войны

15 сентября 202223978

Colta Specials
От редакции COLTA 

Обращение к читателям

5 марта 202261525

Colta Specials
Культура во время «военных операций» 

Нужны ли сейчас стихи, выставки и концерты? Блиц-опрос COLTA. RU

3 марта 202235880

Общество
Почему вина обездвиживает, и что должно прийти ей на смену? 

Философ Мария Бикбулатова о том, что делать с чувствами, охватившими многих на фоне военных событий, — и как перейти от эмоций к рациональному действию

1 марта 202243032

Ницше, «Нравственность господина и раба»

Философия 302: Этика
Ницше, «Мораль раба и господина»

Реферат: Господствующая мораль создает свою
собственные ценности и позиции по ту сторону добра и зла; ценности рабской морали
доброта, скромность и сочувствие. Мастер превосходит посредственность
обычный человек.

1. Как Ницше объясняет происхождение
общество? Каковы основные характеристики здорового общества?

2.  Ницше утверждает, что следствие «Воли
к власти» есть эксплуатация человека человеком, и это
эксплуатация — суть жизни. Что он имеет в виду под этим заявлением?
Является ли эксплуатация основной биологической функцией живых существ?

3. Что имеет в виду Ницше, когда говорит, что
благородный тип человека «по ту сторону добра и зла»
и является создателем ценностей?

4. Подробно объясните различия между
мораль господ и мораль рабов. Полезны ли эти понятия в
анализ межличностной динамики?

5. Объясните взгляд Ницше на психологию.
тщеславия. Почему тщеславие необходимо для рабской морали? Как это
связаны с потребностью человека в одобрении? Утверждает ли Ницше, что
тщеславие человека есть прямое следствие
собственное чувство неполноценности?

Все высшие цивилизации, по Ницше, возникли из
варвары, которые своей волей и стремлением к власти грабили
более слабые, нравственные и миролюбивые общества. Здоровое общество не существует для
ради самого себя, а существует ради более высокого типа человека.

Для Ницше воля к власти является доминирующим принципом органического
функция. Без воли к власти, эксплуатирующей сентиментальные
слабости равенства между людьми, общество не может развиваться.
Воля к власти есть воля к жизни.

3. Что Что Ницше имеет в виду, когда говорит, что благородный тип человека находится «за пределами добра и зла» и является творцом ценностей?

«Сверхчеловек» не подвластен морали
низший тип кротких и простых людей, которые говорят о добре и зле в терминах
равенства. Поскольку благородный тип человека относится к высшему типу, он
не подчиняется стадной морали. Мораль благосклонна к посредственности;
стоит выше добра, а зло возвышается над стадом.

Два основных типа морали — мораль господ и мораль рабов.
мораль; в высших цивилизациях и в людях они смешаны.

Господская мораль – это установка «да-говорить», когда
«хороший» и «плохой» эквивалентны «благородному»
и «презренный» соответственно. Мастер создает ценность.

Мораль рабов — это отношение к отрицанию или стадная мораль.
которое соответствует стандарту того, что полезно или выгодно для
слабый или бессильный. Добродетели – сочувствие, доброта и
смирение. Сильные и независимые личности — зло.

История нравов есть конфликт этих двух нравственных
перспективы. Высший тип создает свои ценности из силы;
кроткие и бессильные начинают с обиды. Сосуществование
невозможно, потому что стадо стремится повсеместно навязать свои ценности.

5. Объясните Взгляд Ницше на психологию тщеславия. Почему тщеславие существенным для рабской морали? Как это связано с потребность человека в одобрении? Утверждает ли Ницше, что тщеславие человека является прямым следствием собственное чувство неполноценности?

Для Ницше тщеславие является отличительной чертой кротких и бессильных.
Они кричат ​​о хорошем мнении о себе, не имея возможности установить собственное
ценить. Рабская мораль поддается лести — такие люди знают, что они
не заслуживают похвалы, но верят, когда их хвалят
мастер, так как они не имеют возможности создавать стоимость. Тщеславие — это
следствие неполноценности.

Рекомендуемые источники

Фридрих Ницше:
Стэнфорд
Encyclopedia of Philosophy : отличный первый ресурс для
знакомство с жизнью и творчеством Ницше.

Рутледж Философский путеводитель по Ницше о морали | Отзывы | Notre Dame Philosophical Reviews

Серия Routledge Philosophy Guidebooks предназначена для ознакомления учащихся с классическими трудами по философии. Брайан Лейтер Ницше о морали делает это и многое другое. Книга предлагает полный комментарий к « О генеалогии морали» , а также дает всестороннюю и оригинальную интерпретацию ницшеанской критики морали. Произведение представляет собой исключительно ясное и связное изложение философских взглядов, известных ни своей ясностью, ни связностью.

Книга может быть разделена на две основные части. Главы с 1 по 4 развивают критику морали Ницше, тогда как главы с 5 по 8 посвящены вкладу, сделанному в эту критику К генеалогии морали . В заключение глава 9 поднимает несколько критических вопросов. Хотя текущий комментарий к «Генеалогии » содержит ряд интересных интерпретаций, существенный вклад книги Лейтера можно найти в его изложении ницшеанской критики морали, которое поэтому будет в центре внимания моих замечаний.

Отличие и главная заслуга работы Лейтера в том, что она делает акцент на натурализме подхода Ницше к морали. Лейтер, возможно, не был первым, кто изобразил Ницше натуралистом, но его характеристика ницшеанского натурализма в связи с моралью на сегодняшний день является наиболее систематической и убедительной. Глава 1 тщательно описывает натурализм Ницше с помощью некоторых отличий. Согласно Лейтеру, натурализм Ницше прежде всего методологический — он считает, что методы философии должны быть неразрывны с методами и результатами эмпирических наук — и с оговорками предметный — он отвергает любое объяснение с точки зрения неестественных причин (например, Бога), но, в отличие от многих современных естествоиспытателей, он также выступает против «материализма», т. е. сведения всех явлений к явлениям физическим.

В общих чертах натурализм Ницше подразумевает, что все человеческие убеждения, ценности и действия, включая моральные, можно объяснить, обращаясь к каузальным детерминантам в чертах человеческой природы. В основе этого натуралистического описания морали лежит то, что Лейтер называет « учение о типах », согласно которому «каждый человек имеет фиксированную психофизическую конституцию, определяющую его как особый тип человека» (с. 8). Эти типовые факты в сочетании с факторами внешней среды, такими как преобладающая нравственная культура, определяют реальную траекторию жизни человека.

Согласно Лейтеру, этот натурализм дает термины как для объяснения, так и для оценки морали. Все морали принимаются по благоразумным соображениям, т. е. потому, что они служат интересам определенных типов людей. В частности, мораль принимается потому, что среда, в которой она преобладает, благоприятствует процветанию людей этого типа. Соответственно, данная мораль разумно хороша для людей этого типа, но может быть вредна для других типов. Моральные ценности подобны питательным веществам, которые ценны постольку, поскольку они способствуют здоровью тела, и то, влияют они или нет, зависит от определенных фактов об этом теле.

Глава 2 предлагает поучительный обзор интеллектуального и исторического фона Ницше, целью которого является установление влияния на его развитие широких натуралистических тем. Особого внимания заслуживают рассуждения о всепроникающем влиянии материализма на немецкую культуру на протяжении второй половины XIX века.

Как только этот фон готов, Лейтер обращается к критике морали. Ницше не может атаковать все морали, так как его переоценка предполагает одни ценности, в терминах которых переоцениваются другие, но он не направляет свою атаку и на какую-то исторически или теоретически определенную мораль (такую, как христианская мораль или утилитаризм). Тем не менее, по словам Лейтера, можно найти единство концепции морали, на которую Ницше нападает, и, следовательно, разработать последовательное изложение его критики ее. Мораль, на которую нападает Ницше, «мораль в уничижительном смысле», как ее предлагает называть Лейтер (или «МПС»), характеризуется отличительными описательный и нормативный компоненты. Глава 3 посвящена критике описательных компонентов МПС, а глава 4 описывает критику его нормативных компонентов.

Хотя нормативная критика остается наиболее важной, следует похвалить Лейтера за уделение большего внимания критике Ницше описательного компонента морали. Описательный компонент MPS представляет собой набор описательных утверждений о природе человеческой деятельности, без которых моральные суждения не были бы применимы к человеческим агентам. Лейтер выделяет у Ницше три таких утверждения. Во-первых, у агентов должна быть свобода воли, потому что MPS возлагает на них ответственность за свои действия. Следовательно, если у них нет свободы воли, они просто не будут подходящими объектами морального суждения. Во-вторых, мотивы, по которым действуют агенты, должны быть узнаваемы, потому что MPS судит о действиях по их мотивам. Следовательно, если мотивы агентов непостижимы, то и моральная ценность их действий непостижима. Наконец, все агенты должны быть по существу одинаковыми, поскольку MPS представляет один код, применимый ко всем. Следовательно, если агенты оказываются существенно разными, то единый код не может применяться ко всем.

Критика Ницше этих трех утверждений тесно связана с его натурализмом, особенно с его учением о типах. Это учение поддерживает своего рода метафизический фатализм (который Лейтер характеризует как «каузальный эссенциализм» [стр. 83]), несовместимый со свободой воли. Как утверждает Лейтер, Ницше приводит к метафизическому фатализму его критика учения о свободе воли. Особый интерес представляет наблюдение Лейтера о том, что Ницше развивает аргументы не только против инкомпатибилистских представлений о свободе воли, но и против компатибилистских. Таким образом, Ницше защищает эпифеноменализм сознания, предполагающий, что истинные мотивы действия недоступны сознанию деятеля и поэтому не могут быть, например, объектом одобрения второго порядка (как они должны были бы быть во Франкфурте-на-Майне). совместимость стилей). Такой эпифеноменализм также подразумевает, что истинные мотивы действий непостижимы, так что никакое действие никогда не может быть оценено с моральной точки зрения. Наконец, Лейтер обращается к учению о типах (особенно к имплицитной идее о том, что существует более одного типа), чтобы развенчать представление о том, что все люди по существу похожи. Соответственно, ни один моральный кодекс не может применяться ко всем.

Глава 4 посвящена наиболее важному аспекту критики Ницше, а именно его нападкам на нормативный компонент МПС. Лейтер весьма убедительно доказывает, что МПС неприемлема для Ницше, потому что она вредит процветанию «высших людей». Отличительной чертой «высших людей» является их творчество . Лейтер характеризует СМП с помощью списка установок «за» и «против», общей чертой которых является то, что они подрывают эту креативность (стр. 127 и далее). Таким образом, центральным в подходе Лейтера является утверждение о том, что Ницше отстаивает содержательный этический идеал (процветающий «высший человек»), который якобы лежит в основе его нормативной критики МПС. Ввиду его важности читатель, возможно, пожелает узнать больше об этом субстанциальном идеале, и здесь в книге Лейтера не хватает важных деталей. В целом Лейтер разделяет недоумение многих по поводу некоторых центральных понятий, в терминах которых артикулируется этот идеал, таких как воля к власти, самопреодоление и вечное возвращение, о важности которых он говорит, на мой взгляд, слишком поспешно. , отклонить или свести к минимуму. Но даже с точки зрения его собственной интерпретации более подробное описание высших людей кажется необходимым.

Рассмотрим следующий пример. Лейтер предполагает, что осуждение страданий особенно важно для MPS. Это осуждение страданий со стороны МПС вызывает возражения, потому что, по словам Лейтера, «великие достижения (конечно, великие художественные достижения), по-видимому, вырастают из сильных страданий» (стр. 132). Но это мало говорит о том, что нам нужно больше знать об отношении творчества к страданию. Стоит ли восхищаться Бетховеном за то, что он сумел создать , несмотря на своих страданий, или из-за это? Таким образом, было ли его страдание досадным препятствием для его творчества, которое он сумел преодолеть, или его источником? И если страдание действительно было источником его творчества, было ли оно необходимо для него, или мог ли Бетховен быть таким же творческим, хотя, может быть, иным образом, если бы он был избавлен от таких страданий? Без ответов на эти вопросы далеко не ясно, как ценность, приписываемая творчеству, может оправдать отказ от МПС, ведь страдание может вообще не быть необходимым для творчества.

Лейтер предполагает, что страдание является необходимым условием творчества. Но нам не предлагают объяснения, почему это должно быть так. Более того, даже если это и так, неясно, достаточно ли этого факта, чтобы оправдать отказ от МПС. Мы могли бы, например, представить Бетховена, вынужденного страдать ради своего творчества, потому что он жил в консервативном обществе, в котором творческие личности были изолированы или даже противостояли и преследовались. Этот Бетховен мог связно сожалеть о своем страдании, хотя и признавал его необходимость ради творчества, и стремился к миру, в котором не нужно страдать, чтобы творить. Другими словами, он мог бы продолжать разделять осуждение страданий со стороны МПС, не отказываясь при этом от своей приверженности ценности творчества. В конечном счете, интерпретация Лейтера, по-видимому, предполагает, что страдание есть по сути необходимый для творчества. Но это еще предстоит показать.

Давайте теперь рассмотрим роль понятия процветания в ницшеанской критике МПС. По мнению Лейтера, Ницше оперирует двумя концепциями стоимости. Утверждая, например, что творчество есть благо, Ницше делает, с одной стороны, благоразумное (или «относительное») утверждение: творчество хорошо для индивидуума определенного типа (так называемого «высшего человека»). »). Ницше — реалист в отношении пруденциальной ценности: существуют объективные факты, относящиеся к природе индивидуумов этого типа, которые определяют, что считается для этого индивидуума процветанием. С другой стороны, суждение о том, что творчество — это хорошо, также выражает неблагоразумное утверждение: хорошо (или лучше) быть процветающим «высшим человеком». Ницше антиреалистичен в отношении неблагоразумной ценности: утверждая, что хорошо (или лучше) быть процветающим высшим человеком, Ницше не описывает объективные факты, а скорее выражает определенный оценочный вкус или чувствительность.

По мнению Лейтера, пруденциальное понятие стоимости сочетается с «доктриной типов», чтобы обеспечить своего рода плюрализм в отношении пруденциальной стоимости. Творчество способствует процветанию одних людей («высших людей»), но не способствует расцвету других («низших людей»). И оценочный контраст между «высшими» и «низшими» людьми, с этой точки зрения, есть не что иное, как дело вкуса, и поэтому «низшим людям» не о чем действительно беспокоиться.

Эта интерпретация, боюсь, слишком «демократизирует» идеи Ницше. Рассмотрим, во-первых, так называемое «учение о типах». Предложенная нами характеристика «высшего» и «низшего» типов людей (стр. 115 и далее) недостаточна для того, чтобы прояснить, что Ницше намеревался этим противопоставлением подкрепить благоразумный плюрализм, который приписывает ему Лейтер. На самом деле сам Ницше никогда не относил понятие процветания, лежащее в основе благоразумной концепции добра, к тому или иному типу человека. Наоборот, он всегда говорит о « человеческий расцвет» – « высочайшая сила и великолепие реально возможная к типу человека » (ГМ П 5-6; мои выделены ). И контраст между «высшими» и «низшими» людьми вполне правдоподобно истолковывается как контраст между способностями к процветанию, а не между различными типами процветания. Следовательно, Ницше был бы не плюралистом, а элитарным элитарным в отношении благоразумной ценности: есть одно человеческое процветание, и некоторые люди более способны достичь его, чем другие. Более того, этот благоразумный элитаризм позволяет относительно легко понять отличительное ницшеанское утверждение, которое Лейтер находит озадачивающим, а именно то, что МПС «враждебна самой жизни»: нанося ущерб «высшим людям», СМП просто враждебна процветающему обществу. человеческая жизнь .

Ничего из этого, конечно, может быть недостаточно для решения вопроса о неблагоразумной ценности: мы все еще можем захотеть узнать, почему вообще должны существовать процветающие человеческие существа. Но это резко меняет затруднительное положение низших людей, которые больше не могут отмахиваться от превосходства высших людей как от факультативного вкуса: это означает, что то, что находится за пределами их возможностей, есть не что иное, как человеческое процветание.

Верно, как неоднократно отмечает Лейтер, что Ницше настаивает на том, что МПС «должна господствовать в стаде [т. е. среди «низших людей»] – но не выйти за его пределы» (с. 147). И это предполагает, что на самом деле (благоразумно) нехорошо для низших людей жить по кодексу, благоприятному для процветания высших людей. Однако единственное недвусмысленное утверждение этой позиции встречается в неопубликованных рукописях (WP 287), что, согласно собственной методологии Лейтера, ограничивает ее достоверность. Что еще более важно, даже эта позиция совместима с благоразумным элитаризмом. Это кажется несовместимым с элитарностью из-за предположения, что, утверждая, что для низших людей нехорошо (с точки зрения благоразумия) жить по кодексу, благоприятствующему процветанию высших людей, Ницше должен опираться на другую концепцию процветания, подходящую для низшие мужчины. Правдивость, например, не годилась бы для низших людей, потому что процветание людей этого типа не включает и не требует правдивости. Но это предположение неверно. Вполне может быть, что безоговорочное стремление к правдивости может для определенных типов людей при определенных обстоятельствах подорвать возможность достижения ими хоть какой-то степени правдивости. Например, узнавание правды может нанести людям определенного типа при определенных обстоятельствах такой психологический ущерб, что серьезно повредит саму их способность быть правдивыми. Другими словами, это самый идеал правдивости , вместе с рассмотрением фактов о типе и обстоятельствах, который обосновывает ограничения на его собственном стремлении: «что вы знаете, — спрашивает однажды Ницше, — сколько лжи я должен потребовать если я и дальше буду позволять себе роскошь моей правдивости?» (HH P 4) Следовательно, определенный идеал процветания может, учитывая определенные факты о типе и обстоятельствах, потребовать ограничений в его собственном стремлении. Нет необходимости ссылаться на другой идеал процветания, чтобы понять это.

Глава 5 пытается определить вклад генеалогии МПС в эту критику. Эта критика, напомню, состоит в том, что МПС, а точнее культура, в которой преобладает МПС, вредна для процветания высших людей. Центральное место в генеалогическом методе, согласно Лейтеру, занимает различие между практикой (например, набором обычаев) и , означающим (цель или значение, приписываемое этим обычаям). Ницше отвергает предположение, что нынешнее значение практики что-либо говорит о ее происхождении. Хотя Лейтер не совсем ясен в этом вопросе, смысл практики, по-видимому, относится к тому, как люди, вовлеченные в нее, думают о ней. Например, кантианцы будут думать о благотворительности с точки зрения сохранения автономии, тогда как христиане могут думать о ней с точки зрения любви к творению Бога. Однако то, что практика доброжелательности способствует процветанию определенного типа людей, не является ни смыслом, ни целью этой практики.

Объяснение Лейтером критического значения генеалогии основано на натурализме Ницше, согласно которому обычно принимается определенный моральный кодекс, поскольку он служит интересам определенного типа людей. Разоблачение происхождения MPS раскрывает интересы, которые руководили его созданием. Это, в свою очередь, позволяет нам определить, чей расцвет МПС причинно благоприятствует или препятствует (стр. 178). Важно отметить, что для Лейтера генеалогическое исследование также изолирует постоянный элемент МПС, отделяя его от различных значений, которые он получал на протяжении всей своей истории. Это важно, по-видимому, потому, что только этот постоянный элемент оказывает причинное влияние на расцвет различных типов людей: «Причинные силы принадлежат как бы «постоянному» элементу МПС» (там же). Напротив, очевидно, что смысл, приписываемый данной моральной практике, не будет играть определяющей причинной роли. Это озадачивает. В третьем очерке Генеалогия , например, Ницше различает постоянную практику аскетизма и его переменное значение. Но он утверждает, что аскетизм вызывает возражения только тогда, когда ему придается определенное значение или ценность. Более того, представляется вполне правдоподобным, что то, как люди думают о данной практике, будет иметь значение для ее причинного влияния на их процветание и, следовательно, на разумную ценность, которую мы должны ей приписывать.

Следующие три главы посвящены трем очеркам 9-го0100 Генеалогия . Главной целью Лейтера является установление предметного единства книги. Он делает это, развивая интересное предположение о том, что первые два эссе, как известно, оставляют открытыми важные вопросы, ответ на которые зависит от обсуждения аскетического идеала, предложенного в третьем эссе. Чтобы доказать свою позицию, Лейтер утверждает, что каждое эссе исследует отдельный психологический механизм: « ressentiment (GM I), интернализированная жестокость (GM II), воля к власти (GM III)» (стр. 182). Однако такой подход к решению проблем недостаточно хорошо поддерживается текстом и может не соответствовать сложности психологических взглядов Ницше. Во-первых, далеко не ограничиваясь первым эссе, понятие ressentiment также играет решающую роль в двух других (GM, II 11 и GM III 11). А для другого Ницше характеризует в терминах воли к власти как ressentiment («воля к власти слабейшего» [ГМ III 14; ср. 11 и 15; I 6 и 13]), так и жестокость (ГМ II 5 и 10). Соответственно, воля к власти и ressentiment будут играть более центральную роль в ницшеанской психологии, чем предполагает относительно краткий анализ этих понятий Лейтером.

В заключение я должен отметить, что книга Лейтера содержит ряд других интересных идей, которые я не смог здесь обсудить.